***
Пока Мануэла объясняла своему шоферу примерный адрес их местонахождения, Джонатан прогулялся вдоль оградки, разглядывая старые машины. Здесь был и хлам, и вполне приличные тачки, но в дальнем ряду Мэтьюз углядел кое-что, что привлекло его внимание. — Сказал, что из-за пробок будет только через полчаса, — расстроенно выдала Мануэла, закончив говорить. — Но точного местоположения он не понял, может заплутать. Джонатан неопределенно покивал, а затем подошел к ограде. Мануэла явно хотела поскорее убраться из этого места, но Мэтьюз не был уверен, что найдет время и решится приехать сюда опять только ради одной старой тачки. Сейчас или никогда. — Я хочу сходить туда, — выдал он. — Смеешься? — фыркнула Мануэла. — Погулять по помойке? — Видишь? Вон там, розовая машина в самом конце. Он взял ее за локоть и притянул к себе, показывая направление. — Ну? — нетерпеливо буркнула она. — У моего отца была такая, это Майбах девяносто восьмого года, — проговорил Джонатан, глупо улыбнувшись, — хочу взглянуть на нее еще раз. Это точно выпитое залпом вино и адреналин от схватки с теми двумя идиотами, не иначе — другого объяснения, почему он все же решился, да еще и выдал свои мысли Мануэле, Мэтьюз найти не мог. — Ладно, все равно нам еще полчаса здесь торчать, — сдалась, выдохнув, Мануэла. Перебравшись через оградку, Джонатан помог и ей, подняв за пояс и отметив, что по весу Мануэла больше напоминает крупного кота, нежели двадцатилетнюю девицу. Она покорно поплелась следом, боясь даже шаг сделать в сторону грязных тачек, а подойдя к заветному Майбаху, остановилась, сложив руки на груди. Джонатан наклонился, тронул машину, стирая пыль с капота. — Мне было шесть, я тогда больше всего на свете мечтал, что когда-нибудь сяду за руль этой тачки. — Он наклонился и посмотрел внутрь. — Да, там все так и было… С ума сойти, что она делает здесь? Даже будь она не на ходу, на деталях можно сделать состояние… — Джонатан, — послышалось со стороны пассажирского места, он поднял голову Мануэла осторожно нажала на ручку, и дверца раскрылась. Казалось, забыв обо всем, Мэтьюз широко заулыбался и несвойственно ловко для своего роста юркнул внутрь машины, перебравшись на водительское место. — Ну и грязь же тут, — рассеянно заметила Мануэла, осторожно приземляясь рядом с ним и захлопывая дверцу. Салон был пыльным, обветшалым, но даже сквозь налет времени отчетливо виделось, что машина когда-то была шикарной. Джонатан провел руками по рулю, оставляя на пыльном слое следы своих пальцев. В голове его словно проносились кадры из старого кино, он и не заметил, как вперился взглядом в одну точку, не шевелясь. Мануэла в это время не знала, что и думать. Мэтьюз в прямом смысле слова притащил ее на помойку — нечего сказать, настоящий мастер идеальных свиданий. Но все то время, что он бегал вокруг этой тачки, в его глазах горел такой огонь, что она не осмеливалась прервать восторг. Сидя теперь в машине, она видела лишь останки старой, некогда роскошной тачки, для Мэтьюза же это, похоже, было целое море воспоминаний. — Знаешь, — подал голос он, не сводя взгляда с чего-то невидимого впереди себя. — Когда-то отец сказал, что отдаст мне эту машину, когда я подрасту. А когда я подрос, все изменилось. — Он стал богаче? — догадалась Мануэла. — Не в этом дело, — качнул головой Джонатан. — У него всегда были деньги, эта машина не из дешевых… он ее потом с молотка продал, и знаешь, что сказал? «Не думал, что тебе пригодится эта развалюха, сынок». Как будто для него она вообще ничего не значила… Это же целая история, а не тачка. — В детстве все воспринимается иначе, — пожала плечами Мануэла. Джонатан помолчал с мгновение. Неясно откуда, но она ощутила в его голосе желание все-таки донести то, о чем он думал. Хоть она ничем особенным его откровений и не заслужила. — Нет, не только в детстве. У нас с ним раньше много общего было, а потом все это исчезло. Мануэла вздохнула. Она уже почти не злилась на Мэтьюза, теперь ей казалось, мешанина в его голове была связана далеко не только с ней. Что-то его мотало внутри из стороны в сторону, искало приюта. — А твой отец? — вдруг повернулся к ней Джонатан. — Ты хорошо его знаешь? — Я не думала об этом, — грустно улыбнулась Мануэла. — Для отца я навечно маленькая девочка, так что… я свыклась с тем, что мы не будем друзьями. Иногда я узнаю о нем что-то, чего никогда не бы не предположила… тогда мне кажется, что у него какая-то своя, очень далекая от меня жизнь. Джонатан откинулся на спинку сидения, не побоясь запачкать новенькие эксклюзивные вещички, и провел кончиками пальцев по потолку. — Я своего не знаю, — отозвался он. — Больше нет. — Зато он тебя любит, — неуверенно проговорила Мануэла. — Всегда поддерживает… Вот отец Сесила, например, совсем не такой. Помнишь, как он его песочил после матча? — Отец Сесила верит в него, — невесело произнес Джонатан. — Он муштрует его без конца, потому что видит, что Сесил на многое способен. Мой лоялен потому, что знает — я ни на что не годен, он не может требовать от меня слишком многого. Мануэла только поморщилась на это, хотела возразить, но поняла, что не может. Само то, что Мэтьюз осознавал эту истину, заставило ее оторопеть от удивления. Все замечали, что Джонатану до Сесила далеко, но вот чтобы она сам, да еще так ясно… — Он прав, — нарушил тишину Джонатан. — Сесил намного талантливее меня. — Но ведь талант это не все, — неожиданно даже для себя утешительно проговорила Мануэла. — Отец Эндрю всегда говорит, талант — это только четверть успеха. Будь в нем все дело — разве гонял бы он его так? Джонатан повернулся на нее, и в этот момент она уловила в его лице что-то совсем неестественное для этой минуты. Вина?.. — Любой талант можно переломить упорством, — закончила она. — А у тебя его точно не меньше, чем у Сесила, если приложишь достаточно стараний. — Ты правда так считаешь? — спросил он. — Эндрю матчи с тобой ненавидит, — усмехнулась она, не отводя взгляда. — Это ведь что-то да значит? Он улыбнулся в ответ и дернул ручку, выходя из машины, Мануэла без слов вылезла следом. Что-то непонятное поселилось внутри нее от этого разговора: вроде как она уже и не ожидала ничего хорошего от Джонатана — и вот, он вдруг доверился ей. И оттого, что Мануэла наконец увидела его настоящие эмоции, внутри что-то будто на время успокоилось. — Рука болит? — спросила она, кивнув на ладонь, которой Мэтьюз оперся на машину. — Нет, — рассеянно ответил он, будто бы забыв, что кого-то сегодня бил. — Кажется, нет. — Спасибо, что спас меня, — напомнила Мануэла. — Было круто, ты появился, как настоящий супергерой. Почему ты не уехал сразу? — А ты почему? — в свою очередь спросил он, и Мануэле не захотелось отвечать правду. Джонатан подошел ближе, она взяла его ладонь, чтобы проверить, действительно ли ушибов нет. На костяшках пальцев остались ссадины, пальцы подозрительно побагровели, но Мэтьюз демонстративно пошевелил ими, уверяя, что ему ни капельки не больно. — Прости за сегодняшний вечер, — проговорил он, прислонившись к машине. — Я вел себя как свинья, ты была права. — Мы на помойке, — напомнила Мануэла. — Не похоже, что ты исправился. Джонатан рассмеялся и галантно предложил свой локоть. — Идем-ка, прогуляемся немного, пока не приехал твой водитель, — распорядился он и заговорщически подмигнул. — Быть может, я смогу заработать очков на второй шанс?***
Мануэла никак не могла признать, что в глубине души хотела давать Джонатану шансы исправиться снова и снова. Казалось, меньше часа назад он вел себя так, что было очевидно: она ему совершенно безразлична, а Мануэла ни за что не посмела бы выдать ему своих истинных чувств еще хотя бы раз. Но вот он снова был рядом, снова весел, и от этого ей почему-то становилось необъяснимо тепло. Мэтьюз шел, держа ее за руку, а Мануэла неохотно признавалась себе, что теперь эта его привычка постоянно касаться даже в некоторой степени умиляет. То и дело она вспоминала, как Джонатан хватал ее ладонь, прижимал к груди, говоря, что его сердце — ее. Взгляд — единственное, что заставило ее поверить в тот пьяный спектакль. Мэтьюз смотрел, сначала будто смеясь, а в тот момент как будто засмотрелся и выдал то, что было на душе. Мануэла старалась поспевать, пока он широкими шагами преодолевал метры свалки, и вскоре они вышли за пределы в том месте, где бросили машину. Одинокий Роллс-Ройс так и стоял на аварийке, грустно моргая объезжавшим его водителям, перегородив сразу две полосы. Снова подхватив за пояс, Джонатан перенес ее через ограду, а оказавшись на твердой земле, Мануэла спешно расправила платье. Желудок благодаря пропущенному от волнения завтраку и обломавшемуся из-за глупой ссоры обеду уже навязчиво ворчал. — Как назло, ни одного приличного места вокруг, — прочел ее мысли нахмуренно роящийся в картах на телефоне Мэтьюз. — Можно заказать доставку, но вряд ли она приедет быстрее твоего шофера… Мануэла только огляделась с тоской отмечая, что местечко для поломки они и впрямь выбрали не лучшее. Впрочем, яркая вывеска, выхваченная взглядом на другой стороне шоссе, тут же вернула веру в добро. — Смотри! — позвала она, Джонатан обернулся. — Там лавка с хот-догами! Настоящая! — Ты уверена? — нерешительно вскинул бровь он. Распрямив плечи, Мануэла горделиво засеменила на каблуках через шоссе. Пускай, решила она, этот Мэтьюз не думает себе, что она какое-то тепличное растение! Хот-доги Мануэла ела всего раз в жизни, и те в Диснейленде, так что нынешние точно были не ровней, но отступать было поздно. Джонатан нагнал почти бегом и, обогнав у окошка, с важным видом положил локоть на прилавок, достав аккуратное портмоне, откуда извлек кредитную карту. — Будьте так любезны… — начал он. — Мы не принимаем карточки, — отоварила крупная темнокожая продавщица. Это явно не было в планах, Джонатан пораженно замер, не зная, что делать. Мануэла невольно рассмеялась. — Ты не можешь оплатить хот-доги, — проговорила она. — Каково, а, Мэтьюз? — Так себе экспириенс, — расплываясь в улыбке, произнес он. — Придется тебя угостить в лучших традициях феминизма… — Мануэла порылась в сумочке, которую предусмотрительно взяла с собой из машины. Покопавшись, она вытащила кошелек в виде кошачьей мордочки и достала оттуда купюру, многозначительно кивнув на Джонатана. — Я хочу хот-дог, — заказала она продавщице. — И моему другу тоже. — У меня не будет сдачи с сотни, дорогуша, — фыркнула та. Пришла очередь Джонатана смеяться, Мануэла прищурилась, глядя на него, а затем повернулась назад к окошку. — Тогда дайте мне четыре хот-дога, с разными начинками… картошку фри и вот этот молочный коктейль. И колу с ледяной крошкой… — Она глянула на Джонатана. — Две. А остальную сдачу не нужно. На это продавщица пререкаться не стала, исполнив просьбу, в считанные секунды выдала Мануэле заказ: политые целой радугой из соусов горячие сосиски в тесте, пар от которых напомнил, что к вечеру на окраинах слегка холодает. Едва донеся все купленное до машины, Мануэла и Мэтьюз расположились прямо на капоте, еще теплом от солнечных лучей. — С ума сойти, какая вкуснотища! — с набитым ртом смеялась она, напрочь забыв об осторожности и поедая картошку руками. — А матушка Аделии говорит, от этих сосисок сальмонелла заводится… — Матушка Аделии, будь ее воля, одним солнечным светом бы питалась, — отмахнулся Джонатан. — Она даже у нас на обедах ни к чему не притрагивается — все одни канцерогены у нее там… — Жаль, я еще парочку не взяла, Адель была бы в восторге! Оба рассмеялись, представив. Мануэла будто только сейчас вспомнила, что Джонатан из того же самого мира, что и она. Что знакомые у них общие, что местный юмор он понимает… Что он скорее «свой», чем «чужой». Странно, но раньше эти мысли она буквально отметала, стоило лишь зародиться толике сомнения. — Надо почаще заглядывать в такие сомнительные места, — согласился Мэтьюз, отряхивая руки. — Подумать только, все это можно купить на двадцать баксов! — Средний класс знает толк во вкусной еде, — заметила Мануэла, поежившись и подобрав ноги. — Кажется, водитель все-таки заплутал в магистралях. Джонатан посмотрел на часы — мягкий закатный свет вокруг сменялся стремительно нарастающими сумерками. Заметив ее дрожь, он скинул пиджак и надел его на плечи Мануэле, не преминув коснуться шеи похолодевшими пальцами. — Настоящее свидание для бедных, — вдруг заметил он, снова машинально запуская пальцы в ее волосы. — Мы весь вечер таскались по улице, сидели в грязной тачке, ели дешевую еду, а теперь ты в моей одежде. — Да уж, — рассмеялась Мануэла, — я слышала, кто-то за такое даже платит… Так это все-таки было свидание? — Она вдруг развернулась к нему, усмехнувшись. Он не нашел что ответить. Джонатан вообще не знал, что ему думать обо всем, что произошло с тех пор, как он вышел из ресторана и увидел тех двоих, что хотели снять с Мануэлы камни. Им владела тогда все та же бессильная злоба на самого себя, и бандиты весьма удачно пришлись, чтобы ее выместить. Но с тех пор как между ним и Мануэлой произошел этот разговор в машине, с тех пор, как она, несмотря на все его дерьмовое поведение, сказала, что верит в него, все как-то неуловимо изменилось. Он смотрел теперь на нее словно под другим углом. Определившись с тем, что больше не считает Мануэлу скучной, а скорее считает скучным себя, Джонатан второй раз за день осознал перемену. Мануэла держала образ надменной, вальяжной язвы — такой она показывалась другим — но теперь, пережив с ней пусть и небольшое, но приключение, Джонатан словно видел больше. Под верхушкой айсберга — закрытой, неприступной, гордой тихоней — крылся характер совсем другого толка, который он рассмотрел лишь потому, что Мануэла ему позволила. И под этой личиной она оказалась совсем не похожа на всех других девушек, которых он знал. Его ровесницы, выросшие в Жардан, были одинаково колючими, заносчивыми, высокомерными выскочками, которых жизнь в роскоши приучила к постулату «Мир мне должен». Ни одну из них Мэтьюз не выделял раньше среди остальных, ко всем, беря пример с Уоттса или Грэга, относился одинаково — как к фоновому шуму. Но он и подозревать не мог, что Мануэла совсем другая. Что она может гулять по помойке, терпеливо слушая его ностальгические бредни, потакать в безумных выходках, которые никто из его друзей наверняка бы не понял, что может понять и подобрать нужные слова — даже притом, что почти его не знала. Жизнь в Жардан не мешала ей общаться с людьми в равной степени вежливо, говорить одинаково и с ним, и с официантом в ресторане, и с продавщицей хот-догов, и даже с бандитами, пытавшимися ее ограбить. Мэтьюз не мог представить, что в ней не будет ни мстительности, ни ярости, что надменный вид сойдет, как дешевая краска, обнажив человека. Которым он мало кого из своего окружения, положа руку на сердце, мог назвать. Мануэла сидела рядом, допивая свою ледяную колу, ее платье было испачкано с подола в пыли, куда Джонатан ее затащил, а она и внимания не обращала. Любая другая девчонка из Жардан уже устала бы фыркать, но Мануэла сидела спокойно и тихо, дожидаясь своего шофера, которого попросила не торопиться, «чтобы ничего не случилось». Джонатан осознал, как внутри него поднимается невнятная волна нежности к этой девушке. В эту минуту он вдруг вспомнил, какая у нее бархатная пудровая кожа, какая Мануэла податливая и мягкая — и стыд за то пари, что он заключил, вдруг захлестнул его с новой силой. Как он мог? Выбрать ее! Единственную из всех этих холодных стерв, кто этого не заслужил. Но вместе с чувством вины, сдавившим ребра, Джонатан ощутил еще одну волну, которой уже не мог противиться. Протянув руку, он тронул Мануэлу за подбородок, отвлекая от колы, и поцеловал. Он снова почувствовал, как она опешила от его напора, но в этот раз пощечины ему не досталось — все движения Мануэлы были нерешительными, робкими, но приязненными. Мэтьюз снова вспомнил о своей вине, и она будто подхлестнула его сильнее — со всей страстью он решительно продолжил целовать Мануэлу, молясь всем на свете богам, чтобы она его не оттолкнула. Спустя бессчетное число секунд, отстранившись, но все еще касаясь ее кончиком носа, Джонатан не сдержал усмешки. — В этот раз без рукоприкладства, уже хорошо. Незамедлительно после этого он получил легкую пощечину и рассмеялся. Запустив ладонь в ее густые волосы, он поцеловал Мануэлу снова — будто ловя момент, когда это еще было позволено. Он услышал, как она поставила на капот стаканчик с колой, а через мгновение ледяная ладошка легла ему на шею. Пиджак от Валентино сполз с плеч Мануэлы и скользнул на землю, но Джонатану было все равно. От ее прикосновений внутри него каждый раз словно что-то взрывалось. Неужели она все-таки ему нравилась? Теперь уже Джонатан не мог точно сказать, нравилась ли раньше или он только сейчас пришел от нее в такой восторг. Однако все: ее холодные касания, сладкий запах, мягкость волос, соблазнительная фигура, которую он спешно придвигал ближе — вызывало такое бешеное сердцебиение, что самому становилось страшно. Мгновения, которые Джонатан хотел бы продлить навечно, окончились в какую-то секунду — по обоим пробежались лучи от фар, а следом хлопнула дверца, послышалось копошение, а затем топот. Еще одно мгновение Джонатан поймал, когда, оторвавшись от губ Мануэлы, успел заглянуть ей в глаза — совершенно ошарашенные — знать бы еще отчего. Посыпались извинительные речи водителя, Мануэла ото всего отмахнулась и подняла пиджак Джонатана с земли, протянув ему. Он перебросил через руку, не отрывая от нее взгляда. Когда машина наконец подъехала к Пале де Фонтэн, окончательно стемнело. Прежде чем уйти, Мэтьюз наклонился к Мануэле, чтобы попрощаться; она поддалась на короткий поцелуй, а затем почти бесшумно проговорила: — Теперь я верю. Джонатан вышел из машины, а стоило шуму шин затихнуть в конце улицы, бессильно закрыл лицо руками и с чувством, сам не зная кому, провыл: — В какой же я заднице…***
Ранним утром среды Хантер через силу рывком поднялась под зазывный вой будильника. Сколько она себя помнила, всегда просыпала — сквозь сон научилась на автомате отключать его, и Дерек расталкивал ее ровно за десять минут до выхода. Так было до того, как его забрали под стражу. Вот уже два дня Хантер жила одна. Будильник пришлось признать, от завтраков отказаться — сама она не успевала их готовить. Сборы в колледж проходили без привычного брюзжания на фоне, но Хантер теперь не прочь была даже его послушать. Они с братом снимали эту маленькую квартирку в Пасадене только ради учебы в КГН. Ради учебы вообще пришлось пойти на многое — дядя и тетя, оставшиеся в Бальене, пригороде Сан-Диего почти в ста сорока милях от Жардан, с трудом отпустили Хантер и Дерека в такой далекий путь, и то только ради хваленого колледжа Мэтьюза — благодаря благотворительной программе единственного достойного учебного заведения, которое Доусоны могли себе позволить. Это был шанс на миллион, и теперь Хантер его отчаянно теряла. Она и брат подрабатывали, чтобы оплачивать квартиру напополам, но теперь, когда в минувший понедельник Дерека забрали под стражу по обвинению в избиении Грэга Вудкастера, ему грозил если не срок, то как минимум домашний арест. А если его посадят куда бы то ни было, одна Хантер квартиру не потянет. И тогда придется бросить все. Таким, как она, с детства вталкивали, что ничего не придет в руки просто так, и жизнь, хотя бы минимально приличную, нужно выгрызать зубами: учиться изо всех сил, а после изо всех сил работать. Только Хантер всегда казалось, что во всем этом безжалостном механизме нет-нет да и должен быть где-то секретный проход. Лазейка, которая позволит не только легче достичь желаемого, но и взять намного больше. Природу этих акульих амбиций Хантер не знала. Родня по-доброму посмеивалась, Дерек посмеивался по-злому, но к двадцати Хантер уже поняла, что брат амбициям завидовал. Дерек был из тех, кому ничего больше положенного не надо, а если и надо — то сразу на блюдечке, а недосягаемым он даже не интересовался, как не интересовался Жардан и его недосягаемыми жителями. Хмурясь собственным мыслям, Хантер поставила сковороду на огонь, разбивая яйца на завтрак. Собрав волосы в пучок на макушке, она облокотилась о плиту, ожидая пока приготовится завтрак. Она бодрилась, нарочно нагоняла сердитости на тупую выходку брата, чтобы не выказывать страха. Терять единственную в своем роде возможность поступить в Стэнфорд — свою секретную лазейку — она не собиралась, даже если Дерек планировал угодить в тюрьму снова. Ни тогда, ни теперь сестра не жалела его — она злилась. На этот раз он как никогда ясно сознавал, к каким последствиям могла привести его вспыльчивость, но ни секунды не подумал о Хантер и ее будущем. «Вот ведь падла заносчивая, — гневно думала она. — Посидеть бы в сторонке тихо — так нет же, надо было из кожи вон вылезти…» Так или иначе, полагаться на брата она больше не собиралась. Что бы ни припасли для него злопамятные венценосные наследники, Хантер была уверена, что что-то да припасли. И ей нужен был план Б.***
Как раз к этому моменту Сесил заканчивал первую по счету тренировку. Из тренировок вообще состоял основной его распорядок — шутка ли, от шести до восьми часов спортивной нагрузки в день. Но именно ради этого он предпочел отказаться от учебы в колледже, тусовок и досуга — именно этому решил посвятить все свое время. Тем более что результат оправдывал вложения. К десяти Сесил обычно расправлялся со спортом и шел завтракать, но нынче он поднялся раньше обычного, и весь режим пошел вкривь. Завтрак Эндрю перехватил еще в восемь, тренировку закончил к половине десятого, до обеда было рано, но желудок настойчиво требовал допинга, а ум — компании. Все те, с кем Сесил поддерживал хотя бы более-менее приятельские отношения в это время были на учебе, а кто не был, те еще видели десятый сон. Тем не менее Эндрю все же решил попытать счастья повидаться с кем-нибудь из соседей по поселку. Не зря день пошел наперекосяк с самого пробуждения: Сесил и на тренировке был излишне сосредоточен и рассеян одновременно. Днем ранее в школе отца Грэг Вудкастер как бы невзначай оставил перед шкафчиком Эндрю свой сотовый, на заставке которого стояло фото с Аделией. Виду Сесил не подал, но выходка его нехило разозлила, особенно учитывая слухи, бродящие вокруг Адели и Грэга. Мануэла на ухо пересказывала все последние новости относительно его зазнобы, и Эндрю знал, что Аделия обращает на Вудкастера, пожалуй, излишне пристальное внимание. К его счастью, выпады эти оставались, по словам Мануэлы, без ответа, но, возможности подгадить ближнему Грэг никогда не упускал, так что радоваться было рано. Вудкастер мог закрутить роман с Аделией, чтобы просто его позлить — вполне в его стиле. Впрочем — думая об этом, Эндрю выдыхал — крутить романы точно не было в стиле Вудкастера. Он, как и большинство парней в Жардан, считал достойным только пользоваться, но уж никак не привязываться. Закончив тренировку, Сесил даже почувствовал легкую усталость — большая редкость для него: тело настолько привыкло к ежедневным нагрузкам, что любого количества упражнений, казалось, было немного недостаточно для натренированных мышц. Покидав мячи в корзину, Сесил поднялся в дом, по привычке неся ракетку в руке. Заметил он это, только подойдя к своим апартаментам, и, с секунду удивленно попялившись на нее, бросил ракетку на широкую низкую кровать, застеленную покрывалом цвета асфальта. Туда же он отправил белое спортивное поло, а затем и шорты. Присев на край кровати, Сесил скинул кроссовки и на несколько минут расслабленно растянулся на покрывале, потягиваясь. Вся мебель в спальне была низкой, словно в келье тибетского монаха — приземистый прикроватный стол, комод с одеждой, минимум вещей, плотно закрытые темно-синие рулонные шторы на окнах и одиноко стоящая около стены коробка из-под новеньких кед. Обстановку Эндрю выбирал сам — всегда делал ставку на спартанские условия, сдержанную обстановку, держащий в тонусе аскетизм. Сесил будто нарочно хотел подольше поваляться, чтобы занять еще хоть несколько минут от этого длиннющего дня. Полежав, он рассмотрел мелкий рисунок на потолке, ответил на сообщения в снэпчат и даже поставил какие-то лайки. После лениво поднялся, отбросив телефон, и направился в просторную ванную, где уложил в корзину спортивную форму и забрался в душевую кабину. Несмотря на то, что особняк Шато де Перель считался один из самых дорогих и изысканных в Жардан, вода здесь была та же, что и в Пасадене — в первые несколько секунд Сесил ежился, чувствуя ледяные капли, стекающие по макушке. Вскоре вода потеплела, он повернул ручку крана, сделав напор сильнее, и горячие струи мигом охватили все тело, заставив прилипнуть ко лбу волосы. Эндрю одним отточенным движением забросил мокрые пряди назад, вспомнив вечное ворчание мамы, наказывающей ему наконец постричься. Машинально провел рукой по шершавому подбородку, отмечая, что неплохо бы воспользоваться бритвой, но почти сразу передумал — было бы ради какого важного дела. Вылезать из душевой решительно не хотелось, тем более что Эндрю ждали еще порядка десяти бесцельно проведенных часов, в самые продуктивные из которых он снова вспотел бы. Сесил поставил лицо под струи воды, закрыв глаза и ловя капли ртом, чтобы затем же отплеваться ими. В какое-то мгновение ему в голову забрела мысль: и чем же он, черт подери, так не угодил Аделии? Парнем он был объективно весьма привлекательным, по крайней мере, так говорили окружающие; вроде не глупым, старательным и целеустремленным. Пускай не блистал особой хитростью и замысловатым умом — так и Адель явно не этого искала. Сесил раскрыл глаза, глянув в зеркало, расположенное напротив душевой кабины. Из-за ее матовых стен он с трудом мог разглядеть себя, ему виделся лишь силуэт — определенно приятного, статного, крепко сложенного парня. Выключив воду, Эндрю раскрыв двери кабины, схватил полотенце, наскоро вытерев плечи, повязал его на бедрах и, прошагав до зеркала, протер его рукой. Перед глазами очутилось лицо — сосредоточенное, почти недовольное с румяными от горячей воды щеками и мокрыми спутанными волосами. Сесил сдернул с вешалки еще одно полотенце и вытер голову. Он повертелся, подмечая недостатки, которые вечно подмечал в своей внешности, если она его где-то вдруг не выручала. Слишком острый кончик носа, вздернутый кверху, брови, придающие лицу растерянный вид — потому Сесил по привычке вечно хмурился — излишне подвижный рот, имеющий привычку оставаться открытым после оборванной фразы, и мелкие почти незаметные веснушки на носу. Эндрю непроизвольно потер их, будто бы они от этого могли куда-то исчезнуть, и вновь нахмурился, стараясь придать лицу серьезное выражение. Но в ту же секунду голос матери позвал откуда-то из коридора апартаментов, и Сесил резко обернулся, возвращая своим глазам столь привычный бараний удивленный блеск. Что уж говорить — Эндрю не был вычурным и приятно безумным, как Кэмерон Уоттс или надменным и щепетильным, как Вудкастер — он был простым парнем, который, увы, ничем не мог привлечь такую, как Аделия. А Аделия славилась своей непростотой на весь Жардан — и именно за это она, пожалуй, приглянулась Эндрю так сильно. Впрочем, он и сам не знал точно, за что она ему приглянулась. Казалось, он всегда обращал на нее внимание, а какое-то время назад вдруг стал обращать его пристальнее, чем раньше. Что бы это ни было — держало оно крепко, и потому Сесил поспешил со сборами, надеясь застать Адель в КГН или хотя бы где-нибудь в пределах поселка. Если что и могло внести красок в его спартанский распорядок, так это встреча с непростой и неприступной.***
Спустя каких-то полчаса МакЛарен Сесила остановился около КГН. Он сам вылез из машины, подставляя лицо полуденному солнцу и щурясь — Эндрю не имел привычки носить с собой темных очков. Глядя на выходящих из колледжа студентов, неизвестно отчего, но Сесил ощутил себя старше них. Будто бы учеба была пройденным этапом, и он уже ставил себя выше всей этой университетской суеты. Толком Эндрю даже не знал, зачем приехал, просто хотел подцепить кого-то из знакомых, чтобы не проводить день в одиночестве — на деле же, конечно, прекрасно осознавая, кого жаждет увидеть больше прочих. Он подоспел как раз к концу второй пары — как правило, больше двух ни один жардановец не выдерживал — и не ошибся: аккурат к его приезду из дверей повалила гурьба в благородно-бордовых форменных пиджаках. Мимо прошел Дэмьен Марлоу, буднично поздоровавшись, словно не было ничего удивительного в том, что Сесил вдруг приехал в КГН, где никак не числился. Впрочем, и не было — Сесил бессчетное количество раз заезжал сюда за Мануэлой, так что студенты уже воспринимали его у дверей колледжа как ее личного водителя. Махнув Марлоу в ответ и не удостоив его ничем более, Эндрю присел на капот своей машины и потеребил браслет на руке, бывший немного мал и оставлявший на запястье следы в виде бороздок. Браслетик с малюсенькими якорями ему вручила Фелис на том самом приеме по случаю возвращении Аделии из Марокко. В отличие от сестры, восьмилетняя крошка в Эндрю души не чаяла: он хорошо помнил, как она, жутко смущаясь, попросила наклониться и надела подарок на руку. Этот жест так растрогал Сесила, что браслетик он больше не снимал, несмотря на то, что на крепкой руке тот явно сидел с натяжкой. Не стоило себя обманывать — он ждал, пока выйдет Аделия. Правда, Сесил даже не удосужился уточнить, в колледже ли она, но в этот момент подоспели ответы на его немой вопрос: двери в очередной раз распахнулись, и из КГН вышла компания, состоящая из Мануэлы, Джонатана, Мэдли и Изабель. Лицо Сесила непроизвольно вытянулось, при виде Мануэлы, отчаянно льнущей по пути к Мэтьюзу. Она, как и все присутствующие, заливисто смеялась над чем-то явно только что им сказанным — по Джонатану сразу было заметно, что он старательно в ударе. Отвлеченнее всех хихикала Мэдли: она оглядывалась по сторонам и, только заметив на парковке светящего лицом брата, тут же перестала изображать участие, равнодушно махнула спутникам и, не дожидаясь ответа, поспешила к Грэгу. Мануэла и Джонатан вместе с Изабель заметили гостя и неторопливо приблизились. — Ничего себе, — присвистнула Иза, озаряясь своей привычной ослепительной улыбкой до ушей, — какой хороший день! Какой мужчина нас посетил! Изабель захлопала в ладошки, Сесил не смог не улыбнуться в ответ. Он удивился — на ней не было привычной длинной юбки, сегодня Изабель облачилась в узкие брюки и жакет на молнии, замотавшись до подбородка меховым шарфом — она была известной мерзлячкой и всегда одевалась, как капуста, даже если пекло вовсю. — Привет, Сесил, — кивнул Джонатан, пожимая руку, Мануэла поцеловала в щеку. Она стояла, как обычно, слегка покачиваясь на длиннющих каблуках, компенсирующих ее невысокий рост, и будто пыталась говорить со всеми сразу. Джонатан продолжил какую-то историю, которую он, кажется, выдумывал на ходу, а Сесил пригляделся к нему, вспоминая сказанное Мануэлой накануне. Джонатан выглядел, как обычно, пожалуй, кроме одного… При взгляде на Мануэлу его глаза невольно застывали на месте, рассказ тянулся паузами, а сам он расплывался в улыбке, глядя, как смеется она. Сесил расслабился — кажется, Джонатану и впрямь нравилась его подруга — но все же решил увериться. — До меня тут слухи дошли… ты что-то типа влюбился, Мэтьюз? — заметил он, пока тот, не отрывая взгляда от ключиц Мануэлы, неприлично облизывался. — Я что-то типа набухался, — пояснил Мэтьюз, — но, как говорится, что у трезвого на уме… верно, малыш? — Он машинально погладил запястье подруги и этим выдал себя с потрохами. Соседствуя с ним на тренировках, Сесил как никто знал, что Мэтьюз маниакально любит трогать людей, а особенно тех, кто ему симпатичен; и все его близкие знакомые к этому почти привыкли. Теперь его руки почти не отрывались от Мануэлы: поправляли ее ворот, касаясь шеи, хватались за пальцы, глядя в экран телефона, накручивали прядь волос. Это безошибочно открывало правду о нем — чем сильнее Джонатану кто-то нравился, тем теснее он с тем хотел соприкоснуться. — Кажется, что-то такое я слышала, — согласилась Мануэла. — Сесил, что ты здесь делаешь, кстати? — Было скучно, вот и решил повидаться, — неопределенно ответил он. — Но у вас планы, я полагаю? — Верно, — склонила голову Мануэла. — Мы уезжаем, но ты можешь забрать Аделию, она опять покупает себе этот химический кофе! Сесил покивал, не в силах ей перечить, Мануэла поцеловала его в щеку опять, Джонатан махнул рукой, промахнувшись мимо его ладони, и оба ушли. Изабель прислонилась к блестящему боку МакЛарена, поглядывая на Эндрю. — Как у тебя дела, Изабель? — поинтересовался он. — Видела последнюю игру? — Еще бы! — улыбнулась она. — Ты, как всегда, был на высоте, дорогой. — А отец сказал, я был очень плох, — усмехнулся он. — Как дела у твоих домашних? Процветает дело? — А то как же. У моего папаши все спорится, у такого-то скупердяя… Ну у нас это в крови, ты знаешь. Не хочешь, кстати, отобедать кошерного? Сесил удивленно повернулся на нее, не ожидая, что Изабель вдруг так резко перейдет в наступление. Что-то насчет того, что она на него облизывается, он мельком слышал, но большого значения не придавал — таким, как Иза, нравятся все подряд, у кого более-менее накаченный пресс и плюс-минус красивые скулы. — Да запросто, — ответил он, улыбнувшись. — Вот это здорово! И Аделию возьмем с собой, если соизволит! Хотя она не соизволит, вот увидишь. Будем тет-а-тет, сплошная романтика. Неопределенно качнув головой, Сесил решил, что это даже хорошая идея: даром, что Аделия так холодна, заманить ее на дружественный ужин с ним и Изабель — ход тонкий. Наконец двери раскрылись в победный раз, и Адель мелкими шажками спустилась по лестнице к парковке. Изабель поманила ее жестом, та спешно подбрела к машине, говоря с кем-то по телефону. — Ты с нами? — спросила Иза, белыми пальчиками бесцеремонно поворачивая Аделию за подбородок. — Мы едем обедать ко мне в ресторан. — Очень бы рада, но нет, — шепотом ответила она. — Мы все должны быть на концерте у Фелис через полчаса, а я кошмарно не успеваю даже переодеться!.. — Садись, подброшу, — нашелся резво Сесил, кивнув на машину. — А пообедаем мы с Изой, что уж там… тет-а-тет. — Ты чудо! — переобулась Аделия, юркнув в машину, продолжив оттуда гавкаться с кем-то по сотовому. МакЛарен разогнался до скорости больше ста по полупустой трассе, ведущей из Пасадены к холмам, затем свернул на зеркально асфальтированную свежеразмеченную дорогу, кольцом ведущую к Жардан Рояль. Спустя несколько минут перед глазами Сесила появилась знакомая позолоченная ограда, за которой начинались королевские владения. Огромные старомодные стальные ворота, ковка которых причудливо сплеталась, образуя посередине рисунок в виде букв Ж и Р, высились сразу за пропускным пунктом и шлагбаумом. Проехать Сесилу не составило труда — его машину на КПП хорошо знали. Ворота медленно разъехались, пропуская блестящую машинку внутрь, МакЛарен взвыл, набирая скорость и пролетая мимо знакомых особняков. Вначале почти сразу за въездом оставил позади Омбражи — поместье семейства Марлоу, затем Сесил проехал мимо родной теннисной школы отца, после миновал и свой особняк и свернул на небольшую улочку, ведущую к аллее с кипарисами, предваряющей Вуа Верт. Аделия бегом сорвалась домой, наскоро поцеловав Изабель и благодарно погладив Сесила по макушке. — В какой из твоих ресторанов поедем? — спросил он, когда Изабель разместилась на сидении посвободнее. — Какой тебе больше нравится, — отмахнулась она. — Была б моя воля, поехали бы сразу ко мне домой! Она залилась таким заразительным смехом, что Сесил невольно улыбнулся ей в ответ. — Нет уж, сначала накормишь, — отметил он. — Поехали на побережье. И, сорвавшись с места, МакЛарен помчался мимо кипарисов, под звонкий смех Изабель и меланхоличные мысли Эндрю.***
Тем временем Бензли Ройе нервно повязывал галстук, глядя в зеркало в своей спальне. Представление дочери было ему сегодня совершенно некстати — он назначил встречу с Уэстбруком, и ему не терпелось узнать, выяснил ли детектив что-то важное о продавце. Бензли спустился в гостиную: вокруг бегали горничные, Делорис накручивала локоны при помощи каких-то девиц с кучей зажимов в карманах. Аделия сидела на краю высокого венецианского комода, приблизив лицо к зеркалу, и вырисовывала что-то на губах. При виде этой картины Бензли не сдержал печального вздоха. — Ты готов? — воскликнула Делорис, высовывая голову в мелких кудрях из-за спин стилисток. — Мы уже опаздываем! — Делорис, у меня очень важные дела, — проворчал он, но жена его оборвала. — Важные дела у тебя каждый негодный день! — отрезала она. — Фелис выступает четвертой, можем немного опоздать… собирайся живее! — Сегодняшние дела и впрямь очень важны, — из последних сил попытался Бензли, но на него сердито сверкнула глазами старшая дочь. — Я отменила ради Фелис все встречи, — недовольно пропела она. — А меня, между прочим, звали пообедать… Против двух женщин, одна из которых слишком многое в характере унаследовала от него, почти не было шансов, и Бензли угрюмо поджал губы. — Кто звал? — спросила Делорис, мигом перейдя на свой тон озабоченной мамочки. — Сесил, — вальяжно ответила Адель. И Делорис, и Бензли одновременно выпрямились — она любопытно и радостно, он раздраженно и возмущенно. — Ты же не просто отказала? Объяснила ему все? — допытывалась мать, — Сесил хороший мальчик. Ты была бы с ним повежливее. — Нечего лебезить перед всякими, — буркнул Бензли. — Верно сделала, что отказала ему, Аделия. Она на это только с характерным щелчком захлопнула крышку помады и злорадно улыбнулась. Нащупала слабое место, куда теперь не преминет всадить пару колкостей. — Я еще ничего не решила… А чем это он тебе так не угодил, папа? — Болван, — вынес вердикт Бензли. — К тому же нищий. — У Сесила-старшего самый дорогой особняк в Жардан! — ахнула Делорис, недоверчиво глядя на мужа. Тот на это только гневно фыркнул. — Всю жизнь сидел его папаша на шее у Марка, а сам ни черта не добился! И сын его такой же. Теннисисты, поглядите на них… Бензли разнервничался по большей части из-за сорвавшейся встречи с Уэстбруком, но уже по привычке выместил злость на Сесила — оба они, и папаша, и сынок прекрасно подходили на роль его личной мысленной груши для битья. — Эндрю — талант, — возразила Делорис. — И отец его сколотил состояние благодаря своему имени и теннисной школе… Нечего наговаривать на парня, он славный малый, один ведет приличный образ жизни в этом городе! Тебе подавай обязательно Мэтьюза! И как же ты еще Аделию не продал ему наложницей! — Делорис, — нахмурился Бензли, но жену уже понесло. — Нет! И не вздумай мне опять начинать про хорошую и плохую партию! Аделия выйдет за кого захочет, будь то Сесил или сам черт! Она поднялась, руками разогнав от себя стилисток, и поглядела в зеркало. Бензли угрюмо молчал, понимая, что в одном Делорис никогда не будет на его стороне — она терпеть не могла Марка Мэтьюза и всех его детей заодно. Благодаря излишне осведомленным подружкам Делорис как-то прознала о том, что Мэтьюз имел грешок на стороне, и теперь взъелась на него за это не на шутку. А потому идею свести Аделию с Джонатаном жена воспринимала в штыки, считая, что яблоко от яблони недалеко падает. Сам Бензли в этом отношении был куда сговорчивее. Все мужчины, женившиеся по расчету, нет-нет — да и забредали на сторону. Не исключением был он и сам, но Делорис, слава богу, ничего об этом не знала, и Бензли тихо страшился того дня, когда узнала бы. Окончательно сдавшись занявшим доминирующее положение в его доме женщинам, Бензли подхватил пиджак и спешно вышел из дома, подгоняя семью. «Лучше поскорее разобраться с делами, чтобы поскорее приступить к делам», — подумал он.***
Ресторан Кикенфилда в Лос-Анджелесе был самым первым из тех, что он открыл, самым большим в сети и считался любимым заведением и хозяина, и его дочери. Жители Жардан тоже облюбовали ресторан «Парве», но из любви не к праведной еврейской кухне, а к всепрощающему хозяину, спускавшему любые пьяные выходки. Макензи Кикенфилд и сам частенько пропускал здесь пару бокалов, но не сегодня — сегодня из королевской семьи хозяйничала среди официантов одна Изабель. — Добрый день, мисс Кикенфилд, — поприветствовал управляющий, та привычно засияла улыбочкой. — Вы будете вдвоем? — Да, у нас будет самая что ни на есть интимная обстановка, — заверила Иза. Управляющий сделал знак официантке, она взяла два увесистых обитых тканью меню и сопроводила Изабель и Эндрю к столику. Плюхнувшись на длинную бархатную скамейку, Иза постучала ручкой около себя, уговаривая Сесила сесть рядом, а не напротив, как было привычно. Он улыбнулся и подчинился. — Закажете сразу или подойти позднее? — мелодичным голосом осведомилась официантка, Изабель раскрыла меню. — Сразу… Принесите все кошерные суши, что у нас есть. И кувшин грушевого лимонада с водкой. — А мне ростбиф, — продолжил Сесил. — И любой безалкогольный коктейль, только без сливок. Официантка кивнула, давая понять, что все запомнила. — Записать на счет ресторана, мисс Кикенфилд? — форменно поинтересовалась она. — Нет, я заплачу, — усмехнувшись, возразил Сесил. — И не думай, — отмахнулась Изабель, — я тебя силой сюда затащила, так что все за счет заведения. Ты ведь не думаешь, что у нас свидание? — осведомилась она, когда официантка ушла. — Я не хожу на свидания! Эндрю только с улыбкой покачал головой. — Вот уж не думал, что ты соблюдаешь кашрут, — заметил он. — А такие щедрые возлияния, каким ты предаешься у Уоттса, туда входят? Изабель расхохоталась. — Если бы Господь не хотел, чтобы я была такой веселушкой, он бы меня такой не создавал, — со знанием дела отметила она. — А кошерные суши тут самые свежие, вот и все! Сесил рассмеялся в ответ. Еду принесли очень быстро, для Изабель официанты еле уместили на столе огромный деревянный поднос в виде корабля, на котором были уложены десятки маленьких рыбных рулетиков. Сесил скромно наколол на вилку свой ростбиф, пока Изабель выбирала еду сразу двумя руками, в каждой из которых было по две бамбуковые палочки. — Что там у тебя с Аделией, дорогой? — невозмутимо вдруг осведомилась она. Сесил поднял голову, с трудом проглотив застрявший в горле кусок мяса. — Ничего, — протянул он, кашлянув. — А что должно быть? — Ты уже сказал, что любишь ее? — допытывалась Изабель. Эндрю незаметно поджал губы, бросив на подругу мрачный взгляд. — Я бы не разбрасывался такими громкими словами. — Что же ты сказал? — Она знает, что нравится мне, — поспешил уверить Сесил. Отчего-то этот разговор не будил внутри любопытство, несмотря даже на то, что Иза могла что-то знать о намерениях Аделии. Хотелось поскорее его окончить. — И что она ответила? — продолжала Изабель. — Что это не взаимно. — Вот же бессердечная сука! — изумилась Иза. — Ты расстроился, лапуля? — Нет… — Сесил вновь дернул плечом. — Ну, может, немного. Да не переживай, Иза, отказала — не беда, не последняя девушка на свете. — Но ты ведь от нее без ума? — напомнила Изабель. Сесил задумчиво отложил вилку. Вот так и признавайся приятелям в симпатии к кому-то — мигом навесят то, чего нет. «Без ума» и «люблю» были словами, которые не приходили Эндрю на ум, если в мыслях была Аделия. Да, он порой называл это любовью вслух, но на деле… рано и страшно было заковывать себя в привязанность такого рода. — Какая, по сути, разница? — выдохнул он. — Здесь, в Жардан это не имеет значения. У ног Аделии такие парни, которым я ничего не могу противопоставить. — Это еще кто такие? — опешила та. — Ты немедленно должен меня познакомить, потому что большей конфетки, чем ты, Сесил, я пока в нашем гадюшнике не видала! — Какая я конфетка, — рассмеялся смущенно он. — Самая настоящая, — горячо закивала Изабель. — Да ты посмотри на себя: высокий, красивый до ужаса, спортсмен! А какие глазки… Она взяла его за подбородок и снова озарила своей неподдельной улыбкой. — Что там за мужики увиваются за Аделией? Близнец, что ли? Вот уж она точно не такая дура, чтобы его выбрать. Сесил деликатно вскинул бровь, потому что спорить означало признать-таки ее дурой. — Насколько я знаю, это она увивается за ним, и не безуспешно. — Тфу, брось, — приказала Иза, набивая рот суши. — У Грэга мозг размером с орех, а манер еще меньше. И скоро Аделия это поймет. — Никогда бы не подумал, что именно ты будешь сводить нас, — улыбнулся Эндрю. Он не боялся выдавать, что о ее отношении осведомлен, ведь все в поселке были осведомлены об отношении кого и к кому угодно. Матерь Божья, в этом вертепе невозможно было сохранить в тайне даже марку своего нижнего белья. — Почему это? — хитро улыбнулась Иза. — Ты же знаешь, как я тебя люблю, лапуля. — Я думал, ты претендуешь, — намекнул, глядя в тарелку он. — Ну так это ж просто секс, — Изабель уже подкрашивала губы, глядя в зеркальце с перламутровой крышкой. — Завалю тебя разок-другой, а потом отдам в добрые руки, такого хорошего мальчика! Сесил рассмеялся непосредственности этой девицы. С Изабель всегда было одновременно и очень легко и очень сложно. Рядом с ней он всегда чувствовал себя препаратом, распятым иголками и вскрытым до самых кишок. — Хотя я бы подыскала тебе руки получше, чем Адель, — заметила Иза, отодвинув от себя блюдо. — И что вы только в ней находите… Одни комплексы ходячие, никакой стати. — Ну я бы не сказал, — беспомощно возразил Эндрю. Хотя что он вообще знал о ней? — У Аделии благородный вид, что ли. — О, смотрите, нашел розу в помойной куче, — бросила Изабель. — Благородный вид это, знаешь ли, в наших пенатах не редкость. Явно обиделась, потому что про Изу уж точно нельзя было сказать, что у нее благородный вид. Он, конечно, не собирался ей об этом сообщать. — Ну да, ты, конечно права, у кого тут у нас не благородный вид? — поспешно исправился он. — Просто Аделия… другая. Не то чтобы она была лучше кого-то или красивее… — Ага, — фыркнула Иза. — Все вы так говорите: «Аделия не лучше кого-то другого», а в итоге идете трахать Аделию. — Никто Аделию трахать не идет, — нахмурившись, возразил Сесил. — А вот и идет! Одноклассник Вудкастера ее уложил, и еще бог весть кто, — поведала Изабель. — А это ты откуда знаешь? — прищурился Сесил, глянув на нее. — Вы про нее говорили? С Вудкастером? — Ой, да ерунда, — поспешно отмахнулась Иза. Сесил быстро отвлекся, не заметив на лбу Изабель залегшей морщины. Он непроизвольно сжал кулаки — мысль о том, что в постели Адели был кто-то другой, а скорее всего, не один, вгоняла его в нечто среднее между яростью и глубокой печалью. — Вот уж у кого благородный вид, так это у Мануэлиты, если уж тебя такое привлекает, — заметила Изабель. — Замутил бы с ней тогда, м? — Ману мне как сестра, — вздохнул Сесил. — Сама понимаешь, столько лет дружбы. — Ой, не заливай мне тут, я слишком стара, чтобы верить в дружбу между полами, — усмехнулась Иза. — Всегда в конечном итоге все заканчивается… сексом. «Или не заканчивается», — пронеслось в голове у Эндрю. — Мы — исключение, — ослепительно улыбнулся он. Всю дорогу домой его не покидали тоскливые мысли, навеянные разговором с Изабель. Аделия была холодна, ее с вероятностью в девяносто процентов трахал кто-то другой, и даже дружба с Мануэлой была испорчена дурацким случайным сексом. «Хранили бы уж лучше свою гребаную девственность до свадьбы», — гневно раздумывал он, выжимая газ до упора на подъезде к золотым воротам. Впрочем, Сесил был повинен в произошедшем с лучшей подругой куда больше, чем она — в конце концов, это он нарушил хрупкое равновесие их пятнадцатилетней дружбы и поцеловал ее первым.***
Пробило одиннадцать вечера, когда Бензли Ройе наконец принял долгожданный звонок, разумеется, с неизвестного номера. Люк просил приехать в Фелль дель Олив, чтобы поговорить без ушей, но в доме Фергюсона как раз и были самые внимательные уши. Именно они в эту минуту ожидали приезда Ройе, чтобы любыми путями вызнать, что же он скажет их отцу. Сидя в укромном уголке, на узком декоративном диванчике у подножья лестницы в зале, Дейдра и Портия Фергюсон старательно делали вид, что занимаются своими делами, но единственным делом, которым обе наполняли свободное время, были попытки влезть куда не следует. Старшая Портия или, как часто звали ее ровесники из Жардан, Порш, раздобыла где-то огромный географический справочник, делая вид, что сверяет задания, а на деле спрятала за ним лицо. Это было вытянутое, как у ее отца, узкое лицо с длинным носом и едкими темными глазами, глядящими поверх справочника, словно глаза ворона, наблюдающие за жертвой. Вокруг лица Порш вилась целая туча мелких черных кудряшек, которые она натягивала на лоб, словно стараясь спрятаться еще дальше. Она неудобно сидела по-турецки, прижав спину к жесткому подлокотнику, уже на автомате негромко напевая что-то сквозь плотно сомкнутые губы. Спортивная фигура привыкла к дискомфорту, что выдавали заметные мышцы голеней, а из-под короткой белой майки виднелся загорелый подтянутый пресс. Портия была единственной взрослой девушкой в Жардан, которая занималась в школе Сесила, кроме нее женский теннис покоряли в основном дошкольницы. Ее сестра тоже освоила спорт, но выбрала гимнастику и ездила на тренировки в Лос-Анджелес, а дома беспрестанно выделывала различные по степени сложности асаны. Дейдра была моложе сестры на семь лет, но к шестнадцати уже оказалась посвящена во все самые грязные тайны молодежи Жардан, во многом благодаря обществу Порш. Ее волосы были мягче, чему всегда завидовала старшая сестра, вились аккуратными локонами вдоль скуластого лица, такого же смуглого, как у Портии. Такими же, как у той, были цепкие, въедливые глаза и манера закатывать их по любому поводу — Дейдра обожала копировать сестру. Она вообще старалась подражать ей во всем, но многие в Жардан считали, что младшенькая уже росла намного симпатичнее сестры — бедра округлее, ноги длиннее, да и в целом своей юностью Дейдра вызывала намного больше желания, чем прожженная Порш (а прожженной она называла себя сама). Сестры Фергюсон были опалой Жардан, как таковых, у них не было ни друзей, ни подруг, они даже ни с кем не спали. Все время они проводили в своем маленьком мирке, покрытом тайнами благодаря отцу, а, иногда выбираясь в свет, вдруг выдавали что-то очень сокровенное о едва знакомых людях и с едкой улыбкой удалялись. Именно поэтому обе теперь сидели тихо, словно мыши, пытаясь выловить хоть словечко из разговора отца и Бензли — ведь знания были их силой, а много силы не бывает. Дейдра возлегала на диване вдоль, сложив свои длиннющие ноги на сестру, спустила голову с подлокотника и подметала волосами пол. — Что-то ничего не слышно, — протянула она, заскучав. — Ты сама наблюдательность, — буркнула Порш. — Ясное дело, шифруются… Поднимись наверх и послушай в коридоре. — Сама поднимись, — лениво ответила Дейдра. Но возражать сестре было плохой идеей — Портия тут же грубо толкнула ее в бок, и Дейдра повалилась на пол. Поднявшись, она со стоном потерла ушибленное бедро, скинула туфли и босиком побрела по лестнице наверх. Бесшумно на носочках Дейдра пробралась на второй этаж к кабинету отца, где притаилась в коридоре на приличном расстоянии от двери — подслушивать под ней в этом доме было равносильно просьбе хорошенько себя выпороть. — Мой? — послышался раздраженный голос Ройе. — Хочешь все скинуть на меня? — Вовсе нет, — холодно, но без злобы отвечал отец. — Просто твой детектив прошляпил сделку, только и всего. — Если Уэстбрук сказал, что сделки не было — значит ее не было! — Я думаю, мне стоит заслать туда кого-то из своих, — заметил отец. Теперь в его голосе просквозило чуть больше металла. — Хватит и одного шпиона на этот притон, — отрезал Бензли. — Люк, это не ошибка. В Виньябле никто не умер, а значит, продавца там не было. На этом Дейдра замерла. Не умер? А в Виньябле кто-то должен был умереть? Ох, как же ей хотелось бы расспросить отца обо всем начистоту. — Быть может, побывал, просто в этот раз привез чистый товар, — протянул отец. — Мы все еще не знаем его мотивов. Никакого недоверия, пускай твой человек остается, я лишь немного подстрахуюсь. Дейдра не знала, по какой причине это было предметом спора — но то, что Ройе не хотел связываться с людьми отца, было очевидно. Его можно понять — кто бы хотел? — Дай ему еще один шанс, — устало сказал Бензли. — Если и на этой неделе он ничего не узнает — пошлешь своего человека. Хорошо, Люк, договорились? — Договорились. Но только если никто не умрет до выходных, — наконец протянул отец. Вздрогнув, Дейдра сделала пару шагов подальше от двери. Отец так легко говорил о смерти, будто бы это было совершенно естественным явлением, которое он видел каждый день. Разумеется, сестры знали, что Фергюсон — нарицательная фамилия в Жардан и Пасадене, знали, что отец был связан с чем-то незаконным и очень опасным. Но беда никогда лично не заглядывала в их дом, и из этого сестры заключили, что тут замешано что-то вроде финансовых махинаций или налоговых схем. Спускаясь босыми ступнями по массивной лестнице, Дейдра холодела от своих мыслей. — Что? — спросила Порш, отложив справочник, когда сестра присела перед ней на пол. Она мигом поняла, наверняка по выражению ее лица, что дело нешуточное. — Дело серьезное, — прошептала Дейдра. — В Жардан кто-то умер от наркотиков. И отец не знает, кто поставщик. — А Бензли? — допытывалась сестра. — Он тоже не знает. Порш, ты ведь не покупала ничего в Виньябле в прошедшие выходные? Сестра замялась, и Дейдра округлила глаза, подскочив и сев рядом с ней на диван. — Покупала кое-что, — неопределенно ответила наконец Портия. — Но все скурила еще там… — Курево — фигня, от него не умирают, — отмахнулась Дейдра. — Больше не бери там, ладно? — Я беру только из рук Уоттса, он всегда приносит хорошее… — Ниоткуда больше не бери, договорились? Дейдра была не на шутку встревожена, кажется, Порш это заметила и сдалась — согласно покачала головой. — Послушай, Дей, — вдруг спросила она, — а что если мы… в этот уикенд купим кое-что в Виньябле? И принесем отцу! — Он убьет за то, что мы подслушивали, — покачала головой Дейдра. — А вдруг это поможет? — настояла Портия. Шум вверху заставил девиц умолкнуть, они расположились на диване, будто бы совершенно ни о чем важном не говорили. Бензли спешно спустился по лестнице, отец проводил его до двери, а после того, как тот ушел, быстрым шагом двинулся назад, но на мгновение затормозил около дивана. — Если греете уши, хотя бы получше прячьтесь, — укоризненно процедил он. Порш подскочила, а Дейдра осталась недвижимой, будто бы ее это совершенно не касалось. — Папа, это правда? — спросила Портия. — Кто-то умер в Жардан? — Люди умирают каждый день, — отрезал отец. — Надеюсь то, что вы услышали, надоумит вас держаться подальше от дилеров в Виньябле. — Но сделки же не было, — вальяжно напомнила Дейдра. — Мы этого не знаем, — качнул головой Люк, поднимаясь по лестнице. — Ведите себя разумно, не заставляйте меня краснеть. Он скрылся, а Портия отвесила сестре подзатыльник. — Ничего тебе доверить нельзя! — фыркнула она и, отбросив справочник, быстрым шагом побрела в столовую.