***
Воздух наполнялся навязчивым запахом сигаретного дыма, Аделия в очередной раз закурила, покосившись на Сесила, в душе жалея его несчастные спортивные легкие. Он сидел рядом совершенно расслабленный, Адель даже не поняла, в какой именно момент появилось это негласное правило, сообщающее, что если они по какой-то причине оказывались где-то без Мануэлы, то непременно держались вместе. Похоже, Эндрю действительно не чувствовал никакой неловкости рядом с ней, без стеснения разглядывал пляшущих у бортиков танцовщиц в голубых перьевых купальниках, а Аделия все глушила и глушила вино, осматривая каждую мельчайшую детальку его тела и одежды, и размышляла о том, что Сесил к ней чувствовал. «Неплохие кеды, — проносилось у нее в голове, — он нормально одевается. Размер ноги… Сорок третий? Второй? От этого, кажется, зависит размер…» Ее мысли прервал взгляд Эндрю, который он вдруг бросил, заметив, как откровенно она пялится. — Ты чего? — вскинул подбородок он. — Да просто, — так же примитивно отозвалась Адель. Говорить обоим как будто было лень. — Какой у тебя размер ноги? — поинтересовалась она, снова погружаясь в свои мысли. — Сорок четыре, — ответил Сесил, даже не обернувшись. Он поправил шнурки на кедах, наклонившись, Аделия оглядела выступающие вены на его руках, взгляд наткнулся на подаренный Фелис браслет. — Хочешь подарить мне ботинки? — спросил Эндрю, вогнав этим Аделию в ступор. Она и сама уже забыла, что спрашивала. — Да… думала, у тебя же день рождения скоро, — проговорила она, стараясь держать голос равнодушным. Сесил недоверчиво поднял голову. — Через восемь месяцев, — напомнил он. — Ой, значит, перепутала с кем-то другим, — всплеснула руками Адель. — Подарю ботинки сорок четвертого размера Изабель. Эндрю только рассмеялся в ответ, а Аделия продолжила нагло его разглядывать. Было так странно разговаривать, зная о его чувствах. Нет, нравиться кому-то было ей привычно, но такой как Сесил по определению был особенным. Вот он сидел, даже не глядя на нее, совсем рядом, его рука лежала на подлокотнике, а Адель ради интереса измерила расстояние между ней и своим коленом. Пальцы Сесила расслабленно постукивали по ручке кресла, перемещаясь то левее, то правее. «Тянется или нет?» — раздумывала она. «Да ерунда, это не в его стиле», — тут же отмахивалась и переводила взгляд дальше. Другой рукой Сесил зачесывал назад волосы, запуская пальцы и проводя ими вдоль висков. Волосы все равно спадали ему на лоб, Аделия задумалась, что ему неплохо было бы носить спортивные полоски и в быту, но тут Сесил снова бросил взгляд на нее. Озадаченная столь скорой поимкой с поличным, Аделия решила, что лучшая защита — это нападение и состроила очень удивленное лицо. Вибрация сотового отвлекла от нового вопроса, Сесил вытащил его из кармана, поднявшись, изящно обошел кресло и пошел вниз по лестнице подальше от колонок, снимая трубку. Аделия выдохнула то ли с облегчением, то ли с тоской и повернулась на Дэмьена. Он сегодня играл в чистоплюя — пил из собственной бутылки джина, менял для себя мундштуки на кальяне и ни с кем не целовался. — Что там с тем парнем, что тебе накостылял в том году? — поинтересовалась Аделия, перекрикивая музыку. — Он сядет, — спокойно поведал Дэмьен. — Вудкастеры уже дело завели, твой отец, кажется, там разруливает, ты разве не знаешь? — Он со мной не делится, — проронила Адель. — Послушай, Дэмс, вы же с Грэгом друзья? — Да, — протянул Марлоу, разглядывая остатки джина в бутылке. — Ты же не хочешь попросить за Доусона? — Нет, — отмахнулась Аделия, — скажи, у него кто-то есть сейчас? Дэмьен отставил бутылку и смерил ее изумленным взглядом. — А ты чего… претендуешь? — пораженно вопросил он. — На… Грэга? — На вопрос ответь, — нахмурилась Аделия, гневно затягиваясь. Еще не хватало, чтобы из-за этого торчка слухи по поселку поползли… Так себе собеседника она, конечно, выбрала, чтобы делиться тайнами. — Вудкастер отродясь отношений не заводил, и будь я проклят, если заведет, — фыркнул Марлоу. — Ты его не хуже меня знаешь, пробника, каждые полгода в клинике отца ошивается, хламидиоз свой подлечивает… — Ну, а… может, ему кто-то нравился? Вот прямо сильно? Дэмьен сделал несколько томительных глотков из бутылки и, отставив ее, улыбнулся. — А я думал, тебе нравится Сесил… — С чего бы это? — возмущенно бросила Адель, сердясь, что он уходит от ответа. — Ну, он говорил, ты ему нравишься, я думал, у вас… — Марлоу сделал неопределенный жест рукой. — Нет? — Нет, — отрезала Аделия. Откинувшись на спинку сидения, Дэмьен курил, приглаживая волосы, которые любил зачесывать гелем. К вечеру они растрепались и все равно спадали на лоб, придавая ему вальяжный и хамоватый вид. Марлоу всегда чем-то походил на гангстера из двадцатых, особенно манерой оставлять щетину над верхней губой и курить так, будто в его руках последняя сигарета на земле. Он следил взглядом за синхронно движущимися танцовщицами, бесшумно повторяющими слова песни, под которую танцевали. — Не нравился Вудкастеру никто, — наконец снисходительно выдал он. — Товарищ нездоров, если ты еще не поняла. — То есть? — непонимающе насупилась Адель. Дэмс выбросил окурок, наклонился, вытащил из пачки, что лежала у нее на коленях, тоненькую женскую сигаретку и затянулся снова. Глянув на Аделию, он постучал пальцем по виску. — Ты сегодня, я смотрю, на шарады перешел, — с трудом борясь с подступающим гневом, выдохнула Адель. Марлоу рассмеялся и с нежностью склонил голову. — Да просто забавно ты мнешься, когда о нем говоришь, — бросил он. — Нездоров, говорю, Грэг, на голову болен. Я думал, это всем известно, что он у нас с особенностями. Такие, как он, отношений не строят, не умеют. Брось эту затею, Адель, ничего хорошего не выйдет. Вздохнув, Аделия сама взяла новую сигарету из пачки и насупленно закурила. Ничего нового Дэмьен ей не сказал, о том, что Вудкастер «с особенностями», она, конечно, знала, даже на личном опыте пару раз пришлось убедиться. Только как объяснить, что именно его безумие, темная сторона и цепляли пуще всего? И, в конце концов, должен же где-то подо всем этим слоем маразма прятаться хотя бы мало-мальски адекватный человек? Впрочем, тот факт, что даже лучший друг считал Грэга отмороженным, служил так себе пометкой в личное дело. — И чего всем этот Вудкастер дался? — меланхолично выдал Дэмс после паузы. — Чем он вообще баб цепляет? Подрался — и сразу визжать, как потерпевший, засажу, засажу! Папа помоги! — Он хрипло рассмеялся и закашлялся. — Ой. — Ты год назад так же визжал, — буркнула Адель, хотя защищать Грэга не планировала. — Так Доусон, этот козел, мне два зуба сломал и сотрясение оформил, — развел руками Марлоу. — Меня в отключке из того клуба вытащили… да и он первым на меня кинулся, психопат больной. А Вудкастер? Сам полез в драку, получил! И разорался, что ему личико попортили. Ох, Адель, не тех мужчин вы выбираете. Аделия промолчала. Разумеется, когда Грэг пришел к ней в дом с подбитым глазом, он мигом растерял большую часть своей мрачной привлекательности — ведь где-то в глубине души она знала, что под слоем маразма сидит недалекий трусливый мальчишка, который ни черта в жизни еще не распробовал. Однако, стоило сегодня вновь увидеть его здоровое и складно сложенное на ее беду лицо, как Адель тут же воспылала прежним желанием добиться-таки этой цели.***
Вечеринка, кажется, подходила к своему логическому завершению, когда утомившаяся после танцев Коллин почти упала на диванчик около лестницы. Она довольно прилично выпила и теперь, когда опьянение сошло, осталась совсем без сил. Натали несколько раз предложила поехать домой, и в итоге, не выдержав, около двух часов ночи уехала одна. Коллин сама не знала, зачем решила остаться — оказалось, в окружении целой толпы веселящихся людей и правда волей-неволей становилось весело. Но теперь, когда время близилось к четырем, она заскучала и поднялась по лестнице в поисках компании. Очутившись перед королевским троном, Коллин почувствовала себя почти в своей тарелке, тем более что спустя столько часов после начала вечеринки за столиком остались лишь самые стойкие. Кэмерон потерял где-то свою актрису и сладко смолил, положив ноги на стол. Его рубашка была расстегнута сверху, а бабочка — надета прямо на голую шею. Рядом сидел Дюаваль, все время нервно потирая нос, а зрачки его раздулись до необъятных размеров, сходу выдавая, что хозяин принял что-то весьма ядреное. Коллин присела около них, сделав вид, что вот-вот собирается заговорить с Уоттсом, а на деле просто открыла бутылку скотча и подлила себе. — Ч-черт, какая мощ-щная дрянь, — заплетающимся языком проговорил Дюаваль, потирая лоб. — Уоттс-с, есть что-нибудь п-попить? Тот лениво потянулся и протянул ему металлическую банку кофе, которую кто-то из гостей приволок из КГН, потому как, помимо нее, в радиусе ста метров вряд ли нашлось бы хоть что-то безалкогольное. Элиот стал пить, Коллин лишь обратила внимание на то, какие у него длинные пальцы, даром, что трясутся, а, поймав себя на мысли, что слишком откровенно пялится, отвела взгляд. Напротив них, не меняя локации весь вечер, восседала, подогнув под себя ноги, Аделия. Опустошив целую бутылку вина, она качалась даже сидя, а рядом на длинной обитой бархатом скамье расположились сестры Фергюсон, которым Кэмерон завернул по косяку. — Уоттс, мне ч-что-то хреново, — вдруг быстро-быстро проговорил Элиот, глядя поверх стола. Тот рассмеялся. — Да брось ты, Дюаваль… тут не перед кем играть в умирающего, тебя уже час как должно отпустить. — Я, б-блин, не шучу, — кашлянул тот. — Мне с-страшно… Коллин внимательно заглянула ему в лицо. Дюаваль выглядел и впрямь очень напуганным и бледным, встреть она его таким где угодно, вне Виньябле, наверное, вызывала бы врача. Однако его друзья оставались насколько расслабленными, что и Коллин заразилась всеобщим спокойствием, решив, что все под контролем, а Элиот, вжившись в какую-то прописанную у себя в голове роль, просто драматизирует. — Расслабься, Элиот, подыши-ка глубже, — посоветовала Аделия, отвлекшись от качелей. — Вдо-ох-вы-ыдох, скажи себе «все у меня нормально»… Что ты как первый раз… Элиот очень сосредоточенно задышал, а Коллин заметила, что он побледнел еще сильнее. Сильнее, чем это пропускал по фейсконтролю ее оптимизм. Поднявшись, она присела перед актером и вгляделась в лицо. Дюаваль как будто с трудом ее замечал, не мог даже сфокусироваться, и тогда Коллин прошило изнутри какое-то смутное чувство тревоги. Интуитивное, тянущее. — Это точно норма? — повысив голос, спросила она, привлекая внимание. — Ну, так себе норма, — рассмеялся Уоттс. — Всыпал в себя целый вагон чего позабористее, транки, небось, или что там у него… не кипишуй, рыжуля, скоро его попустит. Наверное, опять скотчем сверху залил … — Уоттс, — вдруг проронил Дюаваль упавшим голосом. — В-вызови мне скорую. — Да давай сразу и федералов сюда, чего уж, — поморщился Кэмерон, — какую еще, нахрен, скорую? Дюаваль, давай уже возвращайся на орбиту, а то бесишь… Коллин взглянула в глаза Элиота и обомлела — его зрачки ритмично скакали, становясь то шире, то уже. Волосы прилипли ко лбу, актера затрясло мелкой дрожью, а под кожей проступила сетка голубоватых вен. Он дернул себя за воротник, словно тот начал его душить, но пройма была свободной, и Коллин поняла, что ему трудно дышать. Она ошарашено повернулась в сторону его друзей и, повысив голос, выдавила: — С ним, кажется, реально дела плохи! В этот момент вдруг встрепенулась, словно ее ударили током, Портия Фергюсон, вскочила, приблизилась к Элиоту и взяла его за подбородок, пристально поглядев в глаза. Лицо Дюаваля начало приобретать серый оттенок, Коллин уже набрала воздуха в груди, но в следующую же секунду Порш повернулась в сторону Кэмерона и абсолютно серьезно произнесла: — Уоттс, вызывай ему скорую. Ее сестра поднялась со скамьи, посмотрев на Элиота, в одно мгновение они с Порш переглянулись, и глаза Дейдры расширились от страха. — Живо, Кэмерон, вызывай скорую, сейчас! — вскричала она, и тогда Элиот глухо охнул и стал оседать на пол. Уоттс поднялся, не отрывая недоверчивого взгляда от друга, переступил через стол и быстрым, нервным шагом подойдя, подхватил Дюаваля за плечо. Вместе со старшей Фергюсон и Коллин они перетащили его на диванчик. — Дюаваль, у кого ты брал сегодня марки? — напряженно спросила Портия, Уоттс лишь непонимающе повернулся на нее. — У меня не бывает марок… — начал он, но Порш отмахнулась. — У кого ты брал марки, Элиот? — выкрикнула она, будто бы это был вопрос жизни и смерти. Кажется, черт подери, так и было. — У к-какого-то… Каса, — просипел Элиот, едва открыв глаза. Кэмерон и Портия переглянулись. Имя ничего не сказало Коллин, но эти двое словно что-то поняли, связали происходящее с чем-то, о чем она не знала. Уоттс резко наклонился к другу и злобно толкнул его в плечо. — Я же говорил, дурь брать только из моих рук, идиот! Элиот уже не отвечал, он с трудом скользил взглядом по потолку, тяжело дыша, будто кто-то сжимал ему глотку. Кэмерон прострелил взглядом Порш. — Ты что-то об этом знаешь? Она промолчала, наконец Уоттс обернулся к Аделии. — Вызови ему скорую, — разрешил он, словно развязав какой-то тугой узел внутри Коллин. Адель уже держала телефон с набором, так что с готовностью клацнула на кнопку вызова и напряженно вслушалась в гудки. — Что мне сказать? Что он передознулся? — шепотом спросила она. — Что… нет! — воскликнул Кэмерон. — Скажи, что… скажи, что у него припадок… сердечный приступ, да что угодно! — Дай мне. — Порш взяла трубку из рук Аделии. — Молодой человек без сознания, отравление лекарствами. Пожалуйста, скорее… — Она передала трубку Кэмерону. — Объясни им, как проехать. Тот послушался и дерганной походкой отошел подальше от колонок, чтобы расслышать ответ. Дейдра присела перед Элиотом на колени: к тому времени он и правда был почти без сознания, дышал с большим трудом, взявшись побелевшими руками за подлокотник. Коллин снова заглянула ему в глаза, полные слез. — Элиот, ты как? — осторожно спросила она. — П-помоги, — процедил он, судорожно стараясь сделать вдох, но выходило все хуже. — Он задыхается! — крикнула Коллин, привлекая всеобщее внимание. На ее крик обернулись не только друзья Дюаваля, но и почти все гости, что были на этаже. Кэмерон, которому торопливо что-то втолковывала Порш, все еще держал в руках телефон Аделии, а в этот момент тоже повернулся на звук голоса Коллин и, отмахнувшись от Портии, спешно пошел обратно к тронному залу. Люди начали стекаться к месту происшествия, переговариваясь, тыкая пальцами, кто-то смеялся, приняв происходящее за трип, кто-то взволнованно дрожащим голосом перешептывался. Слышались трели телефонов, Коллин отчетливо уловила, как мужской голос раздраженно вызывает такси. Народ засновал мимо, многие, кто уже понял, что происходит что-то из ряда вон, спешили убраться из Виньябле, подальше от проблем. Бегом сбежала вниз Дейдра Фергюсон, перекрикиваясь с кем-то по телефону, Кэмерон приглушил музыку. Коллин словно приросла к месту, не замечая никого вокруг. Она никак не могла оторвать глаз от происходящего кошмара: колотило от ужаса, что на ее руках вот-вот может умереть человек, а Коллин не могла заставить себя отвести взгляд. И тогда, словно только теперь заметив, Дюаваль схватил ее ладонь, вцепившись, словно в спасательный круг, и поднял глаза. Коллин увидела в них столько страха, что невольно сглотнула — нет, он точно боялся больше. Нужно быть сильной. Так она хотя бы чем-то сможет помочь. По щекам Элиота текли слезы, а сам он делал настолько малюсенькие вдохи, что уже не в состоянии был выдавить ни одного слова. А спустя минуту или меньше послышался хрип, и Дюаваль стал стремительно терять сознание. Коллин заверещала от отчаяния, глядя на то, как его лицо белеет до синевы, вокруг воцарился хаос из криков, ругани, топота каблуков. Рука Элиота, державшая ее ладонь, разжалась, но Коллин не успела зарыдать — поверх какофонии пронеслась спасительным вихрем сирена скорой помощи. Медики пробежали по лестнице, распахнув все двери, не только музыка — даже голоса в Виньябле стихли. Двое санитаров подхватили Элиота, уложив на носилки, и, прямо на месте проведя тесты, сделали какой-то укол. Коллин на негнущихся ногах поднялась, делая вдох за вдохом, и медленно спустилась по лестнице, осознавая, что не сможет глядеть на то, как Дюаваля закроют в мешок и повезут вперед ногами. Около нее промчалась Аделия, со слезами названивая кому-то и умоляя приехать, а на последней ступеньке подвернула ногу и едва не упала, по-детски расплакавшись от этого еще громче, Коллин подхватила ее под локоть, ставя на ноги. Аделия выдавила скрипучее «спасибо» и, хромая, потащилась вниз, утирая лицо. У входа ее встретил Сесил, обняв которого, она разревелась в голос. Он хмуро оглядел особняк, краем уха выслушивая сбивчивый рассказ, а затем нахмурился еще сильнее и потянул ее на улицу. Коллин достигла последней ступеньки, и тут перед ее глазами возник мистер Ройе — так неожиданно, что она затормозила и едва не ринулась на автомате наутек с его глаз. Поняв, что совсем уж разнервничалась, Коллин одернула себя и поспешила мимо Бензли. Наконец ее объял свежий ночной воздух, вымыл из головы назойливый шум напуганной толпы. Около машины скорой уже собралась недюжинная толпа, медики все еще работали. Коллин отдышалась, умоляя небеса о сигарете, и они ответили. Рядом остановился Кэмерон, молча протянув ей одну. Спустя несколько томительных секунд медики быстрым шагом вышли из главного входа, неся на носилках Элиота с кислородной маской на лице. — Спасибо, — проронил Уоттс, проводив его взглядом. — Если бы ты не обратила внимания, он бы, наверное, уже умер. Следом вопросительно глянул, Коллин поняла — ждал, что она назовет свое имя. Представившись, она обменялась с ним некрепким рукопожатием, а после оба еще с минуту смолили молча. Только увидев, что медики погрузили носилки в машину, она невольно сделала шаг вперед и обернулась на Кэмерона. — Ты не поедешь с ним? — Я не могу бросить дом, — качнул головой Уоттс, — позвоню его родителям. Сказав это, он ушел в особняк. Коллин медленно двинулась к машине, где без движения лежал Элиот, а к нему уже подключали какие-то провода. Ее вдруг так укололо сказанное Кэмероном — на минуту она забыла, что Элиот был актером, получающим огромные гонорары и гоняющим на Ягуаре, надменным жителем Жардан, тем, кому по определению до нее не могло быть дела. Она поняла лишь, что сейчас, на ее глазах в карету скорой помощи погрузили парня, которому не было еще и двадцати пяти, а он по чьей-то злой воле оказался при смерти. Она вдруг стерла для себя на мгновение все границы между собой и этими людьми. Вспоминая то, как они все теряли маски, поочередно взрываясь от напряжения, как горько плакала, размазывая тушь, Аделия, каким серьезным умел становиться Кэмерон, Коллин понимала: эти люди не безнадежны. Во всех них было нечто человеческое, глубоко-глубоко запрятанное где-то внутри, под сотней личин, и это не было мастерством — они такими родились. Жители Жардан привыкли прятать все сокровенное под масками, жили под масками, некоторые из них срослись со своими масками намертво, но ведь внутри у каждого было что-то настоящее. Что заставляло их хранить всю свою подноготную так глубоко? Почему на весь мир они кричали, что им ни до чего нет дела, если им, черт возьми, было дело до всего на свете? В ту ночь Коллин поймала их с поличным. Она теперь знала, что каждого из них можно было спасти, и от этого в ее душе почему-то становилось светлее. Она преодолела несколько метров до машины скорой помощи, растолкав толпу, и поставила ногу на подножку. — Вы кто? — обратился к ней врач, собиравшийся закрыть дверцы. Коллин старательно изобразила тот надменный взгляд, который был бы натренирован ею, родись она в Жардан, и коротко ответила: — Я — его девушка. Поеду с ним. И не желая слушать ни врача, ни тех, кто стоял слишком близко и слышал, Коллин забралась на подножку и скрылась в машине.***
Солнце уже поднималось на востоке, когда Аделия сделала еще один глоток из бутылочки, что утащила из мини бара на входе. Все произошедшее слишком сильно потрясло, она раз за разом прокручивала в голове тот страшный момент, когда поняла, что приступ Дюаваля — не шутки, он и впрямь умирает. Руки ходили ходуном, Сесил молча сидел рядом на водительском сидении, облокотившись на руль. Аделия плакала уже беззвучно, просто позволяя слезам скатываться по щекам и запивая их водкой. Она только теперь поймала себя на мысли, что в тот момент, когда страх захлестнул, и она почувствовала потребность в защите — руки сами собой набрали номер Сесила. Не Вудкастера, не Мануэлы, даже не отца — именно Сесила. Была у Адели внутри какая-то неутихающая уверенность в том, что Сесил ее спасет. И он спас. Примчался к ней в тот момент, когда был нужен. Адель не знала, что думать, не сказала и пары слов с тех пор, как все случилось. Все это утро слилось для нее в один разбитый вдребезги бокал — крики той рыжей девчонки, ужас, охвативший всех и сразу, слезы, дрожь в руках и коленях, нахмуренное лицо отца — и все это доверху заливал алый свет рассветного солнца, потопивший в себе весь хаос произошедшего. В Виньябле воцарилась мертвая тишина после всего, что случилось, Бензли долго и рассерженно говорил с Уоттсом, рядом все время ошивались сестры Фергюсон — они четверо явно знали какую-то важную деталь, которая от Аделии ускользнула. Но она была этому даже рада, все, чего теперь хотелось — просто покинуть место, где она пережила столько страха. Все же Адель была принцессой, выросшей за золотой оградой. На руках принцесс не умирают от передоза люди. Вокруг принцесс не снуют медики, не ругаются матом федералы. Принцессы не ощущают такой груз ответственности за то, что спасли того, кого могли спасти. Или не спасли. Перед глазами все еще стояло белое, словно полотно, лицо Элиота, дерганные неестественные, больные движения, хриплый, полный ужаса голос и мелкие вдохи, которыми он пытался насытить свои легкие. Аделия помотала головой, стараясь избавиться от наваждения. Уже почти целый час они стояли напротив центральной больницы Пасадены, ожидая сами не зная чего. У Сесила был очень усталый вид, он почти спал, положив голову на руль, Аделия предложила ему выпить, он только покачал головой. — Поедем домой, — попросил Эндрю. — Адель, мы здесь ничего не дождемся, твой отец явно расскажет тебе больше. — Не хочу домой, — отмахнулась она. — К тому же отца все равно еще нет. Не могу понять, — протянула, вытирая щеки. — Что с ним произошло? Почему? — Я и подавно не знаю, — отозвался Сесил. К входу больницы подъехала машина, совсем обычная с виду, какой-то простой Шевроле, из него вышли двое — мужчина средних лет и моложавая низенькая женщина. Лицо ее было в слезах, она почти бегом побежала до входа, мужчина пошел следом тяжелым шагом. — Это… — начала Аделия. — Может, зайти внутрь? — вдруг предложил Сесил. — Ты объяснишь им, что произошло? — Но я не знаю, что произошло, — взмолилась Аделия, в ее глазах снова собрались слезы. Сесил согласно покивал и завел мотор. — Ты куда? — испуганно спросила она. — Адель, его родители там, — напомнил Эндрю. — Мы ничем здесь не поможем, едем домой. Тебе надо поспать. Она перестала перечить, откинувшись на сидение и снова отпив из бутылочки. МакЛарен разогнался, и вскоре Пасадена стала мельчать, исчезая позади, словно игрушечный конструктор, по мере того, как машина взбиралась на холмы. Аделия закрыла глаза, почувствовав себя немного спокойнее. Будто бы, забравшись в свою нору на вершине, она могла спрятаться от реальной жизни, что так некстати постучалась в ее двери.***
Коллин нервно перебирала браслет на руке, сидя перед палатой. Она не знала, зачем решила поехать в больницу с Элиотом, зачем соврала, что она — его девушка, просто вдруг не захотела бросать его одного. Он лежал в реанимации, где день и ночь дежурили медсестры, а узнав о том, кто пациент, врачи, разумеется, стали работать с удвоенной силой. К палате спешно подбежали двое — Коллин сразу поняла, что это и есть родители Дюаваля. Они сразу же кинулись за врачом, расспрашивая, тот коротко отчитался, мама Элиота закрыла лицо руками и заплакала, а отец кивал, словно в трансе, выслушивая сказанное. Доктор кивнул на Коллин, а затем удалился, мистер Дюаваль вошел в палату к сыну, а его жена подошла и присела рядом с Коллин. Это была обыкновенная на вид низкорослая женщина с головой в мелкую кудряшку, совсем непохожая на жительницу Жардан, она была скромно одета и очень скромно себя вела. — Доктор сказал, ты видела, что случилось? — умоляюще спросила она. — Ты — девушка Элиота? — Да, — на автомате кивнула она. — Меня зовут Коллин. — Что случилось, Коллин? — повторила миссис Дюаваль. — Почему Элиот здесь? Доктор говорит… — она снова прикрыла лицо рукой, — говорит, он в коме… В животе Коллин словно разлилась ледяная вода. Как в коме? Возможно, от жалости, или от страха, или просто от пережитого стресса на глаза навернулись слезы. Она поспешно стерла их, но скрыть дрожь в руках, которые держала миссис Дюаваль, не смогла. — Он отравился чем-то, — проронила она. — Кажется… ему что-то подсыпали, и он отравился. Миссис Дюаваль снова не смогла сдержать слез, она вдруг обняла Коллин, так тепло, что та почувствовала себя ужасно виноватой, что солгала этой женщине. Язык не повернулся сказать, что ее сын едва не отправился к праотцам от передоза какой-то нешуточной дрянью, которую принимал, судя по всему, регулярно. И, по словам Уоттса еще и закидывал ее в себя «вагонами». Нет, уж лучше пусть думают, что это трагическая случайность. Мистер Дюаваль вышел в коридор и поманил жену рукой, она поднялась, а следом за ней поднялась и Коллин. Она на автомате вошла за ними в палату, ощущая дрожь в коленях, и подбрела к кровати, на которой без движения лежал Элиот. На его лице все еще была кислородная маска, кардиограф мерно, медленно пищал в такт его сердцебиению. Дюаваль все еще был очень бледен, глаза запали, он лежал настолько неподвижно, что от этого мороз шел по коже. То, что он в коме, было безошибочно ясно, он вовсе не выглядел, как говорят, «будто вот-вот откроет глаза» — нет, Элиот был очень плох. Мать в слезах села на край кровати, взяла его ладонь, поцеловала и, погладив, опустила. Они просидели в тишине несколько минут. Наконец отец Элиота провел рукой по волосам, наклонился, поцеловал сына в лоб и медленным тяжелым шагом вышел. В палату вошел доктор, отвлек миссис Дюаваль от слез, заставил подняться и стал что-то сосредоточенно объяснять. Коллин присела на ее место, поближе, глядя на руки Элиота, залепленные в нескольких местах пластырями, держащими иглы капельниц. Она неуверенно тронула его запястье. Теперь, когда Дюаваль был так истощен, его профиль буквально разрезал белизну больничных стен, черты стали острее, а сам он — будто худее и жальче. Рука была холодной на ощупь, Коллин сжала ее, стараясь согреть в своей. «Бог мой, я его жалею, — поразилась она. — Я. Жалею его. С ума сойти». Его зачесанная назад челка растрепалась, волосы спадали на лоб, закручиваясь в милые темно-русые завитки, что, казалось, было так несвойственно ему. Глядя на это, Коллин улыбнулась и только тогда заметила, что в глазах снова стоят слезы. «Ох, хоть бы ты, что ли, поправился, Дюаваль», — измученно подумала она. В палату вновь вошла его мать. — Коллин, дорогая, мы может тебя попросить о чем-то? — спросила она осипшим от слез голосом. — Конечно, — кивнула та, поднимаясь. — Мы съездим ненадолго в Жардан, обернемся за час. — Мама подхватила сумку. — Побудь с Элиотом, хорошо? Ты понимаешь, о чем я? Коллин не поняла. Она замерла, приоткрыв рот, миссис Дюаваль осознала, что нужно объяснить. — Никого сюда не пускай, Коллин, ни одного из этих стервятников. Теперь дошло. Как она могла забыть? Элиот был актером, получавшим огромные гонорары, стало быть, известным, а значит, уже через пару часов вся больница будет оккупирована журналистами. — Да, разумеется… — покивала она. — А что… что сказать, если кто-то спросит, что с ним? — Не говори с ними, это не люди, а клещи! Если уж прижмут — скажи, что произошла авария, — научила мама. Она спешно подошла к Элиоту, поцеловав его еще раз. — Вот, возьми. — Она протянула Коллин свою визитку. — Звони сразу, если что-то случится, даже… — Ничего не случится, миссис Дюаваль, не бойтесь, — поспешила заверить Коллин. — Беатрис, — поправила ее мама. — Мы очень быстро вернемся, обещаю, и я отпущу тебя поспать. Покивав, Коллин вновь осталась в палате наедине с Элиотом. До сих пор не до конца понимая, во что ввязалась, она снова присела на кровать рядом с больным. Только теперь пришло в голову, как же чертовски глупо она будет выглядеть и чувствовать себя, когда Дюаваль очнется и скажет, что знать ее не знает. Тут Коллин поймала себя на мысли, что и не представляет иного исхода — не думает, что Элиот может не выйти из комы. Не думает, что его сердце в любой момент может остановиться, аппарат может в любую секунду неприятно монотонно запищать, оповещая, что Элиот мертв. И тогда Коллин придется взять визитку Беатрис, набрать ее номер и каким-то чудесным образом заставить себя сказать, что ее сын умер. От этой мимолетной, почти нереальной мысли Коллин передернуло. — Нет, уж лучше буду думать, что ты очнешься, — произнесла она шепотом. Повернувшись на Элиота, она на мгновение задумалась. — С тобой ведь нужно говорить, — неуверенно проронила она. — Я слышала, это помогает выйти из комы. Дюаваль, естественно, не среагировал. — Что ж… — Она потерла лоб. — Меня зовут Коллин. И я вроде как теперь твоя девушка, ты уж прости. Она почти рассмеялась от мысли, что после услышанного Элиот и из могилы мог бы подняться, дабы возразить ей, но улыбка быстро сошла с ее лица. Она продолжила шептать, гладя Элиота по руке, а рассветные лучи падали на кровать, освещая почти прозрачное лицо Дюаваля, худую спину Коллин, сидящей у него в ногах, и будто соединяя их невидимой поволокой.***
Тяжелый, навязчивый сон Адели прервало чье-то прикосновение. Она открыла глаза, стараясь вырваться из плена болезненных сновидений, и увидела перед собой лицо отца. Только тогда пришло осознание, что она отключилась посреди прихожей, прямо на узкой бархатной скамеечке для переобувания. — Почему не в постели? — строго спросил отец. — Навеселилась у Уоттса? — Там ужас, что было, — всхлипнула она. — Да уж видел, — кивнул он. — Поднимайся и расскажи, что случилось с Дюавалем. Она послушно поплелась за ним в пустую, выхоложенную с ночи столовую, где забралась на стул с ногами и уронила голову на руки. — Я не знаю, — простонала Адель. — Что значит не знаешь? — прошипел отец, набирая воды из графина и подсовывая ей под нос. — Звонок в скорую был сделан с твоего номера! Кто может знать лучше тебя?! — Да я не поняла ничего, — сипло призналась она, подняв зареванное лицо. Отец устало выдохнул и сел напротив, сам приложился к стакану воды и целиком его осушил. Стукнув дном о столешницу так, что Адель вздрогнула, он вернул ее самый нелюбимый взгляд — пристальный, змеиный, холодный взгляд дознавателя. — По порядку, Аделия, — приказал он. — Все, что видела. Вздохнув, она поняла, что это ее цена за спокойный сон. — Ну, Элиот… он принял… то есть, ему подсыпали… — Говори, как есть, Адель! — хлопнул по столу отец. — Элиот что-то принимал, — выдохнула она. — Уоттс говорил, что его отпустит минут через десять, но Дюаваль сказал, что принял еще, недавно. Он брал не у Кэмерона, а у какого-то… Каса. — Какого Каса? — нахмурился отец. — Ты знаешь его? — Нет, — покачала головой Адель. — Хотя… неделю назад я слышала это имя в Виньябле, этого Каса кто-то искал. На это отец лишь изумленно вскинул голову, буквально прошив ее гневным взглядом. — Он продавал в Виньябле неделю назад? — Да, — кивнула Аделия. — Впрочем, не знаю, нашел его тот парень или нет… он только сказал мне «ты не видела Каса? Каса, который продавал». А я не покупаю, и никакого Каса я не видела. Это все. Она подняла глаза на отца. Поднявшись, он стал мерить комнату большими шагами, кажется, полностью погрузившись в себя после ее слов. — Если он продавал неделю назад, то… почему не было поступлений… — бормотал он, Аделия следила неотрывно и наконец не выдержала: — Что происходит, пап? Отец вернулся на место и внимательно посмотрел ей в глаза. Как-то Адель поняла, что сейчас будет очень важная информация, невольно подобралась, нахмурившись. — Аделия, кто-то продает в Жардан отраву. Маскирует под марки, но внутри яд. Смертельный. Понимаешь меня? — Нет, — призналась она. — Не смей ничего не покупать, ни у кого, нигде, — железным тоном отрезал отец. — Мы думали, кто-то подсунул вам некачественный товар, но теперь ясно, что это саботаж. Кто-то специально травит жителей поселка наркотиками. Запомни, ничего не употребляй, даже из рук тех, кому доверяешь. — Я и так не употребляю, папа, — мяукнула испуганно Адель. — И друзьям скажи… — он с секунду подумал и продолжил: — скажи всем, чтобы ничего не покупали в Жардан и особенно в Виньябле. Она медленно покивала, не моргая глядя на отца. Он развернулся, словно успел забыть, что она еще здесь. Снова взгляд-пулеметная очередь. — И вот еще что, — вытянул палец он. — Я опрошу твоих друзей о любых возможных координатах Каса, но из твоих уст это имя звучать не должно. Даже не думай вынюхивать на этот счет. Ты поняла? — Да, — еле дыша, кивнула Аделия. — Поняла… папа, все так плохо? — Если Дюаваль умрет, это будет четвертая жертва, — проронил Бензли, и внутри Аделии все похолодело. — Скажи-ка мне вот что, Кэмерон Уоттс продавал что-то вам, пока вы были в особняке? Сосредоточиться на вопросе удалось не сразу. Еще трое, как Элиот сегодня, оказались между жизнью и смертью, но им на помощь никто не успел. Еще трое ее ровесников мертвы… Однако отец выжидающе смотрел, и Адель стряхнула наваждение, вспомнив, что от нее требуется. — Кэмерон… он никогда не продает, у него всегда бесплатно, — ответила она хрипло. — Я не брала у него, но многие девочки… брали и всегда отзывались о его товаре хорошо. Отец покивал и еще несколько мгновений сосредоточенно изучал пол, прижав пальцы к губам. Секунды текли так мучительно, что Аделия начала слышать удары собственного сердца. Интересно, а сердце Дюаваля еще… — Мы еще не знаем, в кого именно целит преступник, — прозвучал наконец голос отца. — И мотива не знаем. Так что отныне обо всем необычном, что происходит в поселке, будешь мне отчитываться. Я ясно выразился? — Да, — бесшумно отозвалась она. — Начнешь с утра, — приказал он коротко. — А сейчас иди спать. И впервые Аделии захотелось подчиниться без пререканий.