***
Виньябле замолк и опустел, даже хозяин где-то улёгся, только Аделии не спалось. Она переписывалась с Сесилом и Мануэлой одновременно, внутри неё клокотала неутихающая злость. Не в первый раз Уоттс и его команда показали ей своё истинное лицо, но каждый раз она словно забывала на какое-то мгновение, каким дерьмом он в сущности был. Она злилась на него вдвое сильнее, чтобы не злиться на Грэга, а было за что — он тоже ставил деньги, и Адель не хотела его за это прощать. Она как раз подумала о нём снова, когда увидела, что Вудкастер спускается со второго этажа, на ходу натягивая майку. Он заметил её и подошёл. — Всё еще злишься? — осведомился он. — Проваливай, — фыркнула она. — Брось, — отмахнулся Грэг. — Пойдём, я отвезу тебя домой. Она подняла глаза на него — говорить с ним ей не хотелось, но где-то в глубине души она надеялась услышать оправдания — почему он поступил так? Аделия всё еще наивно полагала, что Грэг — не плохой человек, что он сделал это ненамеренно или под чьим-то давлением. Неуверенно поднявшись, она поджала губы и схватила сумку — перспектива покинуть Виньябле сейчас была заманчивее, чем обычно. Грэг залез в машину, Адель села рядом с ним, сунув сумку между сидениями и сложила ноги в тесном салоне. Бугатти отъехал, она молчала, всё еще ожидая, что он объяснится. — Ты даже ничего не скажешь? — буркнула она через четверть часа. — А должен? — удивился Грэг. — Ради приличия стоило бы, — воскликнула Аделия. — Грэг, какого чёрта? Почему ты поступаешь так? — А что я сделал? — очень неподдельно поразился Вудкастер. — Я про этот чёртов спор! — Но я же не спорил, — напомнил Грэг, стараясь глядеть на дорогу. — Ты поставил деньги! — ахнула Адель. — И что? — фыркнул Грэг. — Все, кто был за столом, поставили, и я, и Мэдли, и Дюаваль, и даже Изабель. Аделия ошарашено выдохнула. — Но зачем? — простонала она. — Зачем? Неужели вам так хотелось поглумиться над Мануэлой? — Да кто глумился? — усмехнулся Вудкастер. — Адель, мы просто решили поставить немного денег, чтобы подкрепить свою точку зрения, я поставил на то, что Мэтьюз уложит Мануэлу, он уложил. — И тебя совсем не мучает совесть? — вскрикнула она. — Адель, я плохой человек, — пожал плечами Грэг. — Думаю, ты и раньше это знала. Я не намерен оправдываться или говорить, что мне жаль — мне не жаль. Я поставил на то, что Джонатан соблазнит твою подругу за месяц, и оказался прав на счёт этого. Я молодец. А что касается морали, — глянул он на неё, — так мне плевать. Отвернувшись от него, Аделия почувствовала, как на неё снова накатывает злость, смешанная с разочарованием. Разумеется, она знала, что Грэг — плохой человек, всегда это знала, столько раз она слышала это от других людей, да и сама видела воочию. Весь Жардан говорил о Вудкастере, как об аморальном, сумасшедшем ублюдке, скользком и гадком, беспринципном, мелочном мудаке. Почему же вдруг Аделия решила, что на деле он другой? Неужели его смазливая рожа настолько затмила ей разум? Она сжала зубы, ожидая только, когда машина достигнет её дома, прикрыла глаза, чтобы не глядеть на мерзкого Вудкастера, но он сам посмотрел на неё. — Что ты такая кислая? — поморщился он. — Аделия, хватит изображать мать Терезу, ты знаешь, что за люди тебя окружают. — Не хочу я этого знать, — прошипела она. — Я не позволю таким, как ты, окружать меня. Грэг начал злиться. Она заметила это по желвакам, дрогнувшим на его щеке. — Хватит ныть, — произнёс он. — Не раздражай меня. — Да заткнись ты, ясно? — взорвалась Аделия. — Ты — просто кусок говна, и я жалею только, что не поняла этого раньше! Надеюсь, когда я закрою дверцу твоей машины, мне больше никогда не придётся с тобой говорить! — Не ори, — рявкнул Грэг. — Сидишь, так сиди тихо. — Пошёл ты, — начала Аделия, но закончить не успела. Вудкастер резко отшатнулся и вывернул руль, но поздно — машина наткнулась на какую-то преграду. Аделию сотряс удар, Бугатти затормозила. Грэг сидел, не шевелясь, до Адели только теперь начало доходить. — Мы кого-то сбили? — прошептала она. В свете фар она увидела лежащее в паре метров от капота тело, кажется, женское. — Ты кого-то сбил, идиот, — проговорила Адель, чувствуя, как её глаза наполняются слезами. — Ты сбил человека! — Заткнись, заткнись! — проорал Грэг, вцепившись в руль. Он был белым, как стена, дышал тяжело, взгляд его вперился вперед, он осторожно тронул что-то на панели, погасив дальний свет. — Господи, ты кого-то сбил, — проскрипела Аделия, вжавшись в сидение. — Что теперь будет? — Она ударила Грэга в плечо. — Вызывай скорую, что застыл! — Я не сяду, — просипел он, сглотнув. Вудкастер дёрнулся к ключу, быстро завёл мотор и, включив заднюю, дал по газам. — Что ты творишь? — вскричала Аделия. — Ты сбил человека! А если он умер?! — Тогда мы уже ничем не поможем, — бросил он. — Нельзя уезжать, это отягчающие! — провыла она. — Не смей! — Я плохой человек, Аделия, — шепотом повторил Грэг, словно в трансе. — Я совершаю плохие поступки. Он вывернул руль и вдавил педаль газа, набирая скорость. — Господи… — Адель зарыдала, закрыв лицо руками. — Что ты наделал, недоумок! Вернись назад! Бугатти мчался на всех парах, только спустя несколько минут он затормозил, Аделия посмотрела в окно — они остановились у особняка Диаман Флувьяль. — Куда ты приехал? — заорала она. — Ты обещал отвезти меня домой! — Тише, — дрожащим голосом попросил Грэг, не отпуская руля. — Тише, Адель, помолчи. Просто посиди здесь со мной. — Рехнулся? — почти завизжала она. — Ты сбил человека и уехал! Бросил его умирать! Я ни секунды здесь не останусь! Она дернула ручку дверцы и выскочила из машины, слёзы застилали ей глаза, она остановилась, не зная, куда податься, проклятый замок Вудкастеров, казалось, был повсюду. Аделия всхлипнула и присела на бордюр, закрывая лицо руками. Рыдания просились наружу, ей было кошмарно страшно и больно, неизвестно отчего. Всё внутри неё тряслось от ужаса, Аделия впала в настоящую истерику, она никак не могла сосредоточиться хоть на одной мысли из того хаоса, что витал в её голове. Наибольшее отчаяние вызывало осознание того, что она — дочь руки закона в Жардан — совершила преступление. Именно она, та, кому это априори была позволено меньше других. Разумеется, целая гамма чувств терзала её еще и от мысли, что кто-то умер на её глазах, впрочем в глубине рассудка всё еще томилась надежда, что пострадавшая осталась жива. Пассажирская дверца раскрылась, Аделия увидела Вудкастера, выглянувшего из машины. — Иди сюда, — позвал он. — Нет, — проревела она. — Адель, иди в машину, — настойчиво произнёс Грэг. — Я отвезу тебя домой. Сама не зная, что ею движет, Аделия отделилась от бордюра и подбрела назад к Бугатти. Она села внутрь, ощущая, как её тошнит от каждой мелкой детальки этой машины и в особенности от хозяина. Грэг завёл мотор и медленно в абсолютной тишине отъехал от своего дома. Машина двигалась бесшумно, Вудкастер почти не двигал руками на руле, Аделия видела, как по его лицу проплывают пятна света от проезжавших мимо фонарей, лицо его было всё таким же заостренным, похожим на маску и будто бы замершим — Адель понимала, что ему страшно. Впервые Вудкастер совершил нечто, за что ему действительно светило очень реальное наказание. Он затормозил около Вуа Верт, даже не доезжая до входа. Аделия распахнула дверцу, едва машина остановилась, и выскочила, бегом побежав до дома. Грэг не сказал ни слова, она только услышала звук шин позади себя, а затем всё стихло. Она поднялась в дом, заспанная прислуга открыла двери, увидев её заплаканное лицо, служанка приободрилась и обеспокоенно спросила, не нужно ли чего. — Нет, — отмахнулась Аделия, бегом покидая холл. Она мчалась в спальню родителей, влетев туда, она растолкала отца. — Что? — сквозь сон спросил Бензли, дернувшись и поднявшись. — Адель, что случилось? — Кошмар, — зарыдала она. Отец поднялся и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Делорис, вышел вместе с Аделией из спальни. — Что случилось? — строго повторил он, взяв дочь за плечи и посмотрев ей в лицо. — Вудкастер сбил человека, — проревела она. — Я была в машине… он уехал! Он бросил её там! Бензли быстрым шагом, не говоря больше ни слова, пошёл в сторону своего кабинета. Уже через четверть часа он разбирался по телефону с кем-то из дорожной полиции. На участок, указанный Аделией, была прислана карета скорой, пострадавшая девушка оказалась живой. Бензли и сам поехал туда, отправив дочь спать. Однако уснуть ей так и не удалось, до самого утра Адель проворочалась, то рыдая, то впадая в истеричную злость. Но одно к утру было ей предельно ясно — Грэг Вудкастер был плохим человеком, и она определенно больше не хотела иметь с ним ничего общего.***
Вернувшись к Диаман Флувьяль, Грэг поставил машину, педантично аккуратно припарковавшись в гараже. Он оглядел капот с помощью фонарика в телефоне, никаких следов не было, кроме малюсенькой трещинки на боковой фаре. Закрыв гараж, он, словно на автомате, тихонько вошёл в дом, поднялся на второй этаж и постучал в комнату к Мэдли, которая по его подсчётам уже должна была быть дома. Она открыла, заспанная и недовольная, без слов Грэг вошёл и закрыл двери за собой. — Шесть утра, Грэг, — простонала сестра. — Мэдли, я убил человека, — шепотом произнёс он. — Здорово, я думала, ты сделаешь это еще до шестнадцати, — зевнула она. — Я серьёзно, — выдохнул Грэг, опускаясь по стене и садясь на пол. — Я убил человека, теперь меня посадят. — Кого ты убил? — спокойно поинтересовалась Мэдли. — Я сбил кого-то на дороге… кажется, девку, — всё тем же шёпотом проговорил он. Мэдли помолчала. Кажется, она только теперь поняла, что брат не шутит. — Она точно умерла? — вопросила она, наконец. — Нет, — ответил Грэг. — Может, и нет, я не знаю, я уехал. — Плохо, — протянула сестра. Теперь Грэг промолчал. Он сидел, глядя в пол, дышал мерно, но как будто с трудом. Внутри него разворачивалось нечто новое ему — он никогда не ощущал таких эмоций. Ему не было стыдно или жаль, впереди всех чувств его душил страх, а следом — одиночество. Аделия своей истерикой поселила в его душе крупицу сомнения в том, что все вокруг него — такие же, как он. Кажется, были и честные малые, для которых деньги не открывали все двери и не закрывали двери, которые стоило бы закрыть. Он почувствовал себя очень паршиво в момент, когда она отвернулась от него, она пристыдила его, и ему стало стыдно. Он забил в себе это чувство очень быстро, но ощущение одиночества осталось, и именно оно теперь глодало сердце Грэга, а это было очень не вовремя. Он закрыл глаза руками, протяжно вздохнув. Ему стыдно было признаться себе, что он нуждался сейчас в человеке, который сказал бы ему «брось, ты не совершил ничего ужасного», именно оттого, что он знал, что совершил. Он полагал, что когда этот момент настанет (а что он настанет, Грэг знал почти наверняка), рядом будет кто-то, кто скажет ему это, потому что с ним рядом всегда было полно таких людей. Но теперь он был один. — Что ты там пыхтишь? — вдруг раздался тоненький голосок его сестры. — Я скорее всего убил человека, дай мне время привыкнуть к этой мысли, — прошептал он, словно не решаясь говорить вслух. — Не ной, — протянула она. — Может, она выжила. — От этого у меня будет только больше проблем, — простонал Грэг. — Хватит, — наконец, догадалась Мэдли. Она вдруг опустилась рядом, обняла его и положила голову ему на плечо. — Ты страдаешь что ли? Вот дурак, — легко промурлыкала она. — Ты же не сделал этого специально. Грэгу не хотелось ничего на это отвечать, он боялся разрушить это хрупкое, повисшее перед ним, словно тень, чувство искупления. Верно, он ведь не сделал этого специально. Тоненькие ручки сестры вдруг показались ему такими сильными, словно он мог опереться на них и подняться во весь рост, ничего не боясь. Он медленно, неуверенно притянул Мэдли к себе, неловко и нерешительно её обняв, будто бы испытывать какие-либо чувства даже к семье было ему запрещено. Она зевнула, потрепав его по голове. — Успокойся, — тихонько проговорила она. — Успокойся, Грэг, чего ты так испугался? — Ты думаешь, я плохой человек? — почти не дыша, спросил он. Ему вдруг захотелось не быть им. Грэг, в сущности, как и любой другой, мог бесконечно говорить о том, что он — плохой человек, но на деле, конечно, не считал себя таковым. А сегодня ему пришлось в этом усомниться. Быть может, он и вправду плохой человек? — Нет плохих людей, — засыпая, поведала Мэдли. — И ты не плохой. Ты — трусливый идиот. И завязывай ездить бухим, можно и самому расшибиться вообще-то. Вдруг стало легче дышать. Был на свете человек, не считавший его плохим, человек, заботящийся о нём, и заботящийся даже теперь, после всего, что он сделал. Выдохнув, Грэг почувствовал, что силы покинули его. Он откинулся назад, упершись затылком в стену. — Ты как хочешь, а я пойду в кровать, — решительно сказала Мэдли, поднимаясь. Пронаблюдав за тем, как она в своей милой плюшевой пижамке, сдвинув кота с подушки, укладывается обратно в постель, Грэг понял, что только теперь сможет уснуть. Он поднялся и, даже не раздеваясь, лёг рядом с сестрой, обняв одной рукой ненавистного кота. Куинни свернулся калачиком, уткнувшись лапами Грэгу в живот, совершенно не обижаясь на хозяина за неласку, и даже этому мелкому существу Вудкастер сейчас за это был благодарен.***
Утро спускалось на Жардан медленно и неизбежно, солнце поднялось, а посёлок словно морщился, не желая просыпаться, так неохотно начинали двигаться его жители. С самого утра что-то было неспокойно на выезде, возле золотых ворот. Коллин, проезжая мимо Жардан в такси около девяти, застала там кучу машин и полицейских, всё было оцеплено, здесь были даже отряды быстрого реагирования. «Странно», — решила она, ведь когда она забирала Натали, ничего подобного здесь еще не было, не иначе как кто-то натворил дел, уезжая из Виньябле. Она держала путь в больницу Пасадены, где едва ли не прописалась в последние две недели. Элиот вёл себя сносно, хоть его скверный характер и прорывался то и дело наружу, но главное — он не был против того, что Коллин была рядом с ним, и даже довольно достоверно называл её своей девушкой при матери. Коллин тихо умилялась тому, как он общался с роднёй, было довольно забавно смотреть на тех немногих, к кому Дюаваль питал тёплые чувства, он почти всё время хмурился, когда мать насильно причёсывала его или задавала глупые вопросы о его самочувствии, но отвечал, подставлял голову и терпел. Беатрис и Коллин нашли общий язык уже давно, Элиот важно поведал, что Коллин спасла его, когда он «отравился», и теперь его мать просто души не чаяла в его якобы девушке. Коллин приехала раньше, чем предполагала, она купила себе кофе, поднялась в палату, где бездельничал Элиот, и как раз застала у порога врача. — Как дела? — буднично спросила она. — Скоро нас выпишут? — Скоро, мисс Шепард, — покивал доктор. — Токсинов в крови почти нет, мы следим только за осложнениями. — А они есть? — испуганно спросила Коллин. — Пока не знаю, надеюсь, что они будут минимальны, но, сами понимаете, человек вышел из комы, тут без последствий не обойтись. — Голос врача был оптимистичным, Коллин поспешила успокоиться. Она вошла, буднично поздоровавшись с Элиотом, он, сидя в кровати, махнул ей книгой, которую читал. С чтением, по мнению врача, у Дюаваля должны были восстановиться какие-то нейроны в мозгу, с которым у него всё еще были не лады — он долго думал, часами мог вспоминать какое-то слово или имя, зависал в одну точку и в общем и целом был заторможен. С тех пор, как он очнулся, ему становилось лучше с каждым днём, но доктора пугали Коллин и Беатрис осложнениями, которые, по их словам, были неизбежны. Выглядел он неплохо, синяки под глазами стали светлее, щёки перестали быть такими впалыми, а цвет лица — таким серым. Увидев гостью, Элиот стащил с головы очки, лёг на подушку и закрыл глаза. — Какие новости в мире? — протянул он, Коллин села рядом с ним и подтянула ноги, скинув туфли. — В Жардан опять какая-то беда, — поведала Коллин. — Не знаю точно, кажется, авария. — Ого, как интересно, — заметил Элиот. — А ты была в Виньябле на выходных? — Ты знаешь, что нет. — Она укоризненно глянула на него. — Я ведь была с тобой почти до одиннадцати. — А вдруг потом ты поехала веселиться, — прищурился Элиот. — А что если и так? — улыбнулась Коллин, укладываясь рядом с ним и щелкая его по носу. — Ты же моя девушка, — напомнил он. — Я тебя не отпускаю. Коллин расхохоталась. — Ничего себе! Не отпускает он меня, — охнула она. — Ой, Элиот, я от тебя совсем без сил, какие тусовки. — Значит, я всё делаю правильно, — самодовольно заключил Дюаваль. — Ты моя, рыжуля. Повернувшись на него, Коллин улыбнулась и тронула его волосы. — Ты уже называл меня так. — Правда? — Элиот поднял голову. — Да, на той вечеринке, — покивала Коллин. — Когда спал с тобой? — усмехнулся Дюаваль. — Я звал тебя так в постели? Чёрт подери, почему я ничего не помню. Коллин снова отвернулась, издавая протяжный выдох. — Послушай, Элиот, — осторожно начала она. — Я кое в чём хотела тебе признаться. — Да? — Он лёг к ней лицом, трогая её рыжие пряди, пытаясь завязать их в узел. Пряди были прямыми и развязывались, но он не оставлял попыток. — В общем, прости, что я такая патологическая лгунья, но… — Коллин сглотнула. — В общем, я не спала с тобой в ту ночь. У нас вообще ничего не было. — Даже не целовались? — удивленно спросил Дюаваль. — Как же это я так? — По правде говоря, мы даже не разговаривали, — медленно выдала Коллин, а затем поджала губы, опасаясь его реакции. Но Элиот был спокоен. — А зачем тогда ты поехала со мной? — вдруг вопросил он. А вот на этот вопрос она и сама не знала ответа. Коллин помолчала, пожав плечами. — С тобой никто не поехал, — протянула она. — Вот я и… — Пожалела меня? — поразился он, приподнявшись на локтях. Она не смогла солгать. — Да, — просто кивнула она, даже не боясь его обидеть. — Мастер классы тебе надо вести, рыжуля, как до максимума повысить уровень неловкости собеседника за одну минуту, — усмехнулся Дюаваль, ложась обратно на подушку. — И что ты теперь прикажешь мне делать с этой информацией? Я чувствую себя просто ужасным идиотом. — А вот мне, с тех пор как я призналась, стало сразу так легко, — улыбнулась Коллин. — То есть, представилась моей девушкой перед моей семьёй, хотя даже не целовалась со мной, — проговорил Дюаваль. — Просидела здесь две недели, бегая за мной, как за смертельно больным, и при этом я с тобой даже не спал? — Считаешь, это странно? — Коллин повернулась на него. — Еще бы, — расхохотался Дюаваль, — я-то думал, ты запала на меня, вот и ходишь вокруг, а ты… Но я всё равно чувствую себя глупее. — Он подложил руку под голову. — Я ведь заставлял тебя остаться, думал, тебе это в радость. — Мне в радость, — заверила его Коллин, приподнявшись. — Правда, Дюаваль, чёрта с два ты заставил бы меня остаться, не пожелай остаться я сама. Он обиженно мотнул головой, глядя в потолок. Коллин заулыбалась еще шире, она легла ему на плечо, Дюаваль не смотрел на неё, но всё равно обнял одной рукой. — Я случайно оказалась рядом с тобой, Элиот, но мне кажется, это не случайно, — выдала она. — Еще скажи это судьба, — усмехнулся он. — А может и судьба, — с вызовом произнесла Коллин. Дюаваль улыбнулся еще шире, а затем пораженно качнул головой. — Ты не такая. — Не такая, как кто? — уточнила Коллин. — Как другие беднячки, — пояснил он. — Я вовсе не беднячка! — возмутилась она. — Дюаваль, если у тебя есть Ягуар и огромный особняк, это не значит, что все вокруг бедняки! У меня есть машина… и сотовый… я даже купила платье от Гуччи! — Настоящее? — прервал её Дюаваль. — Нет, — буркнула Коллин. Он рассмеялся, она снова положила голову ему на плечо. Беднячка! В лицо еще никто её так не называл, Коллин возмутилась внутри себя, но долго злиться на Элиота она не могла. — Ты действительно не такая, — снова произнёс Дюаваль. — Знаешь, сколько девушек мечтает оказаться на твоем месте? Штук пятьсот… — Часто ты об этом думаешь? — ехидно вопросила Коллин. — Любишь об этом думать? — Люблю, — охотно признался Элиот, он закрыл глаза и теперь улыбнулся. — Все хотят Элиота, посмотрите на него, — проскандировала она. — Особенно вот такого с трехдневной щетиной и грязной головой. — Да, хотят, — самодовольно признал Дюаваль. — Я на экране вечно обмазан искусственной кровью — и они всё равно меня хотят. — А я не хочу, — заявила Коллин. — То есть как? — Бедняга Дюаваль искренне был удивлён. Он поднялся на локте и проницательно посмотрел ей в глаза, проверяя, шутит ли она. — А вот так, не хочу, — повторила она. — Мне тебя жалко. Бедный Элиот, передознулся и чуть не умер. Сказав это, Коллин не выдержала и рассмеялась. Дюаваль был серьёзен, но уголки его рта невольно поползли вверх. Он пораженно покачал головой. — Вот об этом я и говорю — ты не такая, как… — Я не такая, как все, — перебила его Коллин, поворачиваясь на спину и зажмуривая один глаз. Ей вдруг понравилось дразнить его. — Да, — сдался Дюаваль. — Не хочешь, значит? — переспросил он, прищурившись. — Примешь душ, а там посмотрим, — протянула Коллин, разглядывая его лицо. Сейчас он смотрел на неё с вызовом, явно задействовав всё своё обаяние, у него был такой сексуальный прищур, что Коллин невольно засомневалась в сказанном ею пару секунд назад. — Здесь есть душ, — недвусмысленно заметил Элиот, вскинув брови. Она всё еще разглядывала его, смысл его слов не сразу до неё дошёл, а как только дошёл, она медленно расплылась в глупой, но загадочной улыбке. — Серьезно? — протянула она, прищуриваясь, подобно ему. Дюаваль кивнул, а затем наклонился к ней, приблизив своё лицо по максимуму к её лицу. Коллин этого ожидала, она думала, что он сделает нечто подобное быстро, чтобы она не успела ничего понять, обманом заставит её поцеловать себя, но он сделал это именно так, как делал всегда. Разумеется, Дюаваль был уверен, что ему не откажут, поэтому даже целоваться лез уверенно и красиво — рука, на которую он опирался красиво напряглась, он красиво глядел на её шею, чтобы выглядеть соблазнительнее, красиво провёл своим носом по её щеке и чертовски красиво поцеловал её, даже не думая, что она станет сопротивляться. А она и не стала. Секунду назад смешной и жалкий для неё Элиот вдруг стал и соблазнительным, и красивым, и ещё черт знает каким, таким, каким он хотел сейчас для неё быть. От него приятно пахло чем-то мятным. «Наверное, зубной пастой, на часах ведь десять», — мельком подумалось Коллин. Его пальцы скользнули ей в волосы, а она сама на мгновение забылась и потеряла нить, о которой только что говорила. Обняв Элиота за шею, она притянула его ближе к себе, он поддался, она почувствовала, как он прижимает её к кровати своим телом и вдруг поняла, что солгала ему самым наглейшим образом. Он, между тем, оторвался от неё и всего секунду поглядел ей прямо в глаза. — Не хочет она, конечно, — самодовольно прошептал он, улыбнувшись, и откинулся на подушку снова. Невозмутимо надев очки, он взял в руки книгу и продолжил читать, в то время, как Коллин, лёжа рядом с ним, медленно с головы до ног заливалась краской.***
Поспав всего четыре часа, Сесил поднялся к завтраку. Еда не пошла, тренировка тоже, он всё утро был угрюм, размышляя об инциденте с Мануэлой. Ему не было её жаль, но он не мог просто оставить это — его подругу унизили и втоптали в грязь, а он ничего не смог сделать. Ночью он был чертовски зол на Мэтьюза, но к утру злость отпустила его, Эндрю почти перестал думать о нём, теперь он думал о ней. Как там Мануэла? Позвонив Аделии и наткнувшись на недоступный номер, он решил поехать в Пуарье, навестить и хоть немного скрасить день Мануэлы, подозревая, в каком она сейчас настроении. На подъезде к особняку он попросил водителя притормозить пораньше, чтобы войти с черного хода, Сесилу не хотелось натыкаться на Арне и Луз. Пуарье уже показался ему на глаза, это был светло-желтый аккуратный особняк с лепниной и балкончиками на крыше, окруженный грушевыми деревьями, в честь которых и был назван. Он тоже слегка подпирал холм, из-за чего весь участок вместе с замком был уютным, компактным, словно гнёздышко. Сесил наткнулся только на прислугу, Бесс, любимая служанка Мануэлы, попросила его немного подождать, так как «хозяйка в дурном нраве». Эндрю согласился, он поднялся с ней до комнаты Мануэлы, куда Бесс вошла без него. Прислушавшись, он услышал короткий разговор. — Мисс Мануэла, к вам там гость, — осторожно проговорила Бесс. — Прогони прочь и скажи, чтобы больше не смел являться, — решительно ответила Мануэла. — Это мистер Сесил, — поспешила уточнить горничная. — А, — притормозила хозяйка. — Да, мистера Сесила впусти. Бесс исполнила просьбу, Эндрю вошёл. Мануэла сидела в кровати в одной шелковой ночнушке, вокруг неё были разложены различные вкусности, но она ни к чему не притронулась. Сесил заметил, как она подобралась, когда он вошёл, состроила хмурое личико, хотя за секунду до этого оно явно было грустным. — Ждала, что Мэтьюз придет? — с порога влез ей в душу Эндрю. Мануэла вздохнула и натянула одеяло до подбородка, улегшись на подушки. — На самом деле нет, он даже ни разу не позвонил, — меланхолично выдала она. — Я не могу понять, что у него в голове, Сесил. — Я тоже, — протянул он, садясь на краешек её огромной кровати. — Вчера мне казалось, ему жаль. — Я не заметила, чего ему там жаль, — буркнула она. — Постой-ка… Она вытащила свой телефон и пощелкала по экрану. — Чёрт, — протянула она. — Что? — вопросил Эндрю. — Я ведь добавила его в чёрный список вчера… — простонала Мануэла. — Совсем вылетело из головы. Сесил рассмеялся, Мануэла закрыла лицо руками и коротко хохотнула. Затем она отняла руки от лица и отшвырнула телефон. — Ну, это к лучшему, — объявила она. — Пускай там и остается. — Давай пройдемся. — Сесил махнул головой в сторону окна. — Погода отличная. — Не хочу, — сморщилась Мануэла, потягиваясь. — Останься здесь, посмотрим что-нибудь. Ничего не оставалось, кроме как подчиниться, Сесил капитулировал, покивав головой, и принялся выполнять распоряжение поискать фильм. В тот же самый момент сосредоточенно размышлял, лёжа в своей постели, Джонатан. Он пытался позвонить Мануэле порядка восьмисот раз, но звонок не проходил. Он прикидывал вероятность того, что она заблокировала его номер и сравнивал её с вероятностью того, что что-то случилось с ней по дороге. Шансы на чёрный список всё же были выше, хоть он и волновался. Совесть не позволяла ему заявиться к ней домой, а точнее, не позволяла гордость — он ужасно не хотел быть выставленным. И всё-таки поехать очень хотелось, и тогда Джонатан решил посоветоваться с Аделией — объяснить всё ей было не менее важно, чем самой Мануэле. Настроив её лучшую подругу в свою пользу, он обрел бы мощное оружие в своей борьбе за счастливое будущее. Набрав её номер, он очень долго ждал ответа, наконец, трубку сняли. — Чего тебе, — ответил убитый голос Аделии, и Джонатан понял, что договориться с ней будет до ужаса сложно. — Послушай, надо поговорить, — начал он. — Мне сейчас не до тебя, Мэтьюз, говори, чего надо и быстро, — произнесла Адель, Джонатан уловил в её голосе слезливые нотки. — Всё в порядке? — спросил он просто ради приличия. — Не твоё это дело! — воскликнула Аделия. — Мне не до тебя, сказала же! Иди к чёрту! Она сбросила звонок, оставив Мэтьюза совершенно сбитым с толку. С ней-то что было не так? Он прижал телефон к губам, но через секунду снова вперился в экран, листая телефонную книжку. Звонить Сесилу он не стал бы под страхом смертной казни, а больше о состоянии Мануэлы вряд ли кто-то был осведомлён. Вдруг он вздрогнул и поднялся на кровати. Сесил был так зол вчера, когда садился за руль… Зарёванный тон Аделии… Джонатан подскочил, как ошпаренный, мгновенно вся гордость и совесть отступила назад перед поднимающимся страхом. А если и впрямь что-то случилось с Мануэлой? А если она… Он замер. Если с ней что-то случилось, тогда последним, что она слышала, было откровение о том, что любимый человек предал её, опозорив перед всеми, кого она знала. Но гораздо хуже ударило Джонатана другое осознание — если с ней что-то случилось, виной этому всецело был он. Всё внутри него затряслось, наскоро набросив джемпер и брюки, он почти бегом покинул спальню, схватив сотовый и ключи от машины. Всю дорогу до Пуарье он не мог успокоить своё сердце, внутри него словно всё сжалось в комок, пульс отстукивал удары в висках, а пальцы на руле дрожали. Он с десяток раз нарушил правила, но даже не заметил этого. Пригнав машину к особняку тер Пэришей, он бросил её прямо у входа и поспешил внутрь. Нажав на звонок сразу несколько раз, он остановился, тщетно пытаясь отдышаться. Послышалось копошение, спустя пару секунд перед ним показалась фигура экономки. — Мне нужна мисс Мануэла, — с порога объявил он. — Срочно, немедленно. Где она? Что с ней? — Мисс Мануэла не принимает гостей, — ответила экономка, и только теперь Джонатан смог выдохнуть с облегчением. — Она меня не впустит, да? — улыбнулся он. — Славно… славно. Послушайте, проверьте еще раз, ради меня. — Он тронул рукой косяк. — Сходите к ней, скажите, что я хочу её видеть. — Она просила… — начала служанка, но Джонатан прервал её. — Я хочу, чтобы вы еще раз спросили её, — твердо повторил он. — Пускай скажет вам, чтобы я проваливал, а вы мне передадите. Экономка смерила его удивленным взглядом и молча удалилась. Воспользовавшись случаем, Джонатан прошёл в холл и прогулялся там, проведя пальцами по перилам лестницы. Прислуга торопливым шагом вернулась. — Как я и говорила, мистер Мэтьюз, простите, — развела руками она. — Она сказала вам, что не хочет меня видеть? — уточнил Джонатан. — Прямо сейчас, сама? — Именно так. — Экономка явно ничего не понимала. — Сказала, чтобы я вас выставила и больше не пускала на порог. — Слава Богу, — покивал Джонатан. — Пускай мисс Мануэла отдыхает, до свидания. Он спешно вышел из особняка, остановившись посреди двора и поглядев в окно спальни Мануэлы на втором этаже. Занавеска едва заметно дернулась, он успел увидеть шлейф чёрных пушистых волос, камень, наконец, спал с его души, и Джонатан смог поехать домой. — Пришёл, — сообщила Мануэла, задвигая занавеску. — Даже не попытался подняться. Эндрю, как это так? — Кажется, понял, что с тобой сейчас не время вести переговоры, — пожал плечами Сесил, отпивая из кружки с кофе, принесённой прислугой. — Расслабься, ты же сказала, не хочешь больше его знать? — Не хочу, — фыркнула Мануэла, садясь рядом с ним на кровать. — Да и сам он, кажется, не торопится бросаться мне в ноги с извинениями. Ясное дело, спор-то окончен. Она откинулась на подушку и закрыла лицо руками. — Ты же не думаешь тут реветь? — осведомился Сесил. — Я тебе этого не позволю. — Нет, — выдохнула Мануэла. — Давай, включай дальше. Сесил щелкнул пультом, фильм продолжился, а Мануэла устроилась на подушках. Джонатан вёл себя очень предсказуемо и непредсказуемо одновременно. Она ждала от него либо полного равнодушия — ведь теперь, когда спор был выигран, ему нечего было от неё ждать — либо мольбы о прощении и признаниями в вечной любви, но он не делал ни того, ни другого. Если ему было плевать, зачем он приехал? Если не было, почему и не попытался поговорить с ней? Она почувствовала, что он не оставит её просто так, а она и не знала, хотела она этого или нет. Разумеется, она была ужасно зла и расстроена, но всё же ей бы, пожалуй, хотелось, чтобы Мэтьюз плакал и умолял вернуться, хотя бы ради того, чтобы гордо послать его к чёрту.***
Каждое утро воскресенья было настоящим испытанием для Грэга и Мэдли — Вудкастеры были единственными католиками в Жардан, и ранним воскресным утром вся семья исправно посещала церковь. Однако теперь Грэг проснулся около одиннадцати, поняв, что экономка не разбудила его к мессе. Нынешнее утро начиналось хуже, чем обычно. Грэга разбудила мать, после она молча вышла из его комнаты, оставив дверь открытой. Он оделся и спустился в столовую, уже догадываясь, что его ждёт, но не догадываясь, как именно родители узнали о его проступке? Неужели, Мэдли? — Доброе утро, — проговорил он хмуро, садясь за стол. В столовой стояла гробовая тишина, Джордж и Ана сидели неподвижно, только Мэдли невозмутимо поедала порридж на завтрак, не глядя по сторонам. — Ну, что ж, Грэг, — начал неутешительным тоном отец. — Пожалуй, так сильно ты нас с мамой еще не расстраивал. — Мэдли меня заложила? — буркнул тот, садясь за стол. Несмотря на то, что, кажется, вся семья была преисполнена ненавистью к нему, официанты всё равно подали Грэгу завтрак. — Мэдли? — напряженно хохотнула мать, покачав головой. — Девушка, которую ты сбил, осталась жива, — невозмутимо поведал Джордж. Грэг нервно сглотнул. — И узнала твою машину, — продолжил Вудкастер-старший, — к нам уже приезжал Бензли с медэкспертами. Он всё еще не поднимал взгляда на отца. — Весь Жардан уже в курсе, — бросила Ана, глядя в тарелку. — Весь Жардан в курсе, что ты сбил человека и уехал, Грэг. Она подняла глаза на сына, он увидел в её взгляде такую ярость, какой не видел ещё никогда. Анабель всегда защищала детей перед мужем, но теперь она была едва ли не злее, чем он. — Что теперь будет? — спросил он, пытаясь держать голос ровным. Ничего не случилось. Ничего такого. — Теперь, скорее всего, тебя будут судить и посадят, — спокойно ответил Джордж. — По предварительным подсчётам нашего юриста, года на два. — На сколько? — сипло спросил Грэг, стараясь не выдавать дрожи в голосе. — На два года, — с готовностью повторила Мэдли, наклонившись к нему. — Если девчонка умрёт в больнице, можешь сесть на восемь. — На восемь? — воскликнул Грэг, вскакивая. Локтём он задел бокал, тот упал на скатерть, окатив белую ткань рыжей лужицей апельсинового сока. Джордж не обратил никакого внимания на его истерику, Грэг часто задышал, наблюдая, как официанты убирают на столе. — На восемь, — простонал он, медленно садясь обратно за стол. — Нет, я не хочу сидеть. — О, вот теперь ты не хочешь? — удивился Джордж. — Отчего же? Вчера ночью хотел? — Нет! — истерично выкрикнул Грэг. — Ты должен мне помочь, ты же мой отец! Не сдержавшись, Джордж коротко усмехнулся. Грэг почувствовал, что все они издеваются над ним. Спокойная, как мертвец, Мэдли, мерно поедающая завтрак, мама, не глядящая на него и поднимающая глаза только, чтобы прожечь яростным взглядом, отец, явно старавшийся посильнее его напугать. — Естественно, он поможет тебе, идиот, — промолвила Ана. — Но у тебя есть теперь большая проблема. — Какая? — тихо проронил Грэг. — Лучший адвокат западного побережья и вся его контора всё утро готовят обвинения, — спокойно поведал Джордж. — Бензли намерен посадить тебя, Грэг, он очень зол, особенно, полагаю, оттого, что его ненаглядная дочь была в твоей машине ночью. Вудкастер опустился обратно за стол. Если Бензли решил посадить его, он его посадит. Перед глазами Грэга поплыли белые пятна, он снова почувствовал себя так, как чувствовал вчера, придя домой. Он никак не рассчитывал, что сядет так скоро, по его предварительным подсчётам тюрьма ожидала его лет через двадцать, когда Интерпол вскрыл бы какой-то из его нелегальных бизнесов. Но сесть в девятнадцать за сбитую девчонку? — А теперь давай поговорим о том, на что ты готов, чтобы не сесть, — чинно предложил Вудкастер-старший. — Естественно, на всё, — хрипло произнёс Грэг, подняв глаза. — Тогда у тебя один выход, — протянул Джордж. — Завтра утром в КГН ты должен совершить любое чудо из доступных, но уговорить Аделию повлиять на отца. Если он закроет дело, у тебя есть шанс. Грэг не ответил. Уговорить Аделию? Это фантастика. Она была вчера так зла на него, так сильно ненавидела, что явно не согласится пойти ни на какие уступки. — Она же любит тебя, — фыркнула Мэдли. — Включи обаяние. — Ты бы видела её вчера, — бросил он в ответ. — Она не зря настучала папаше. — В любом случае, — вздохнул Джордж, поднимаясь. — Я могу замять историю с семьёй пострадавшей, но только не с Бензли. Прояви весь свой актёрский талант, поплачь, поумоляй, пообещай ей всего, чего она захочет, но заставь её утихомирить отца. Он вышел, Анабель швырнула салфетку о стол и, поднявшись, поспешила прочь вслед за мужем. Грэг и Мэдли остались вдвоём. — У меня не получится, — уверенно простонал Грэг, опуская голову на стол. — Поешь, — отозвалась Мэдли. — Мне не до еды, Мэдс, — прорычал он. — Ну, дело твоё. Неизвестно, сколько тебе теперь придется жрать тюремную похлёбку. Грэг поднял на неё ошарашенный взгляд, Мэдли расхохоталась. — По-твоему, это смешно? — рявкнул он. — Да успокойся ты, Грэг, — вальяжно ответила сестра, поднявшись из-за стола. — Ты не сядешь, ты ведь и сам это знаешь. — Хотел бы я знать, — буркнул тот. Мэдли облокотилась, глянув ему в глаза. — Соберись, — фыркнула она. — Ты не сядешь, Грэг. Я тебе обещаю.***
В совершенно разлаженном настроении приехал Джонатан к школе Олдоса Сесила, где была назначена игра с Тафтом. Еще какую-то неделю назад Мануэла поселила в нём искру, которая горела все эти дни, заставляя с предвкушением ждать встречи и победы. Но вот — всего за ночь весь его огонь погас. Он лениво переодевался, с лица не сходила хмурая маска, когда в раздевалку вошёл Генри Тафт. Это был высокий парень с тёмными стрижеными волосами, зачесанными на пробор, и неестественно белыми зубами, которые он любил скалить по поводу и без. Он сел около Джонатана, положив одну длиннющую ногу на другую, развязывая шнурки на ботинках. — Как настроение, Мэтьюз? — спросил он своим шершавым голосом. — Паршиво, — признался Джонатан. — Весьма паршиво, Генри, у тебя сегодня отличные шансы. — Надеюсь, ты прав, — покивал Генри. — Я бы пободался с Сесилом, говорят, у него нынче намечается плохой сезон. — Кто говорит? — нахмурился Джонатан. — Нет, нет, Сесил еще покажет. — Если кто-то из нас взгреет его, он уедет на третье место, — улыбнулся Тафт. — Я бы на это глянул. — Тафт, ты хочешь взять турнир или посмотреть, как его провалит Сесил? — поморщился Джонатан. — А ты бы не хотел глянуть, как он сдуется? — удивился Генри, скаля зубы. — Плевать мне на него, я хочу выиграть, — произнёс Джонатан. — Неужели? — удивился Тафт. — Впервые слышу это от тебя. Тебе за это что-то перепадет от твоей бриллиантовой пассии? Он снова оскалился, а Джонатану резко расхотелось играть. Он закатил глаза, пытаясь выглядеть просто раздраженным, и покинул раздевалку. Выйдя на корт, он увидел Олдоса и пошёл к нему, чтобы получить указания. — Не мельтеши, помни про реверс, про его рост, — втолковывал ему Сесил, пока Джонатан слушал его вполуха, оглядывая трибуны. Они были до омерзения полупустыми. — Слышишь меня, Джонатан? — Сесил махнул рукой перед его лицом. — Конечно, — кивнул тот. — Реверс, я помню, мы говорили об этом вчера. Сесил наклонился низко к его уху. — На матче с Вудкастером он Ахиллес потянул, на правой ноге, в общем… Ты понял, — покивал он. Джонатан повернулся на тренера — чтобы Сесил намекал на чью-то травму? Это что-то новенькое. Он прищурился. — Укороченным не бить? Или… бить? — Он вскинул бровь. Подрезка грозила Тафту серьёзной травмой, но была весьма полезным приёмом для Мэтьюза в нынешней игре. — Головой думать. — Сесил стукнул его пальцем в висок. — Иди, разминка скоро начнётся. Джонатан покивал, он побрёл к сетке, разминая запястье. Он снова оглядел трибуны — ну, разумеется, Мануэлы там не было. Никого из тех, кому Джонатан был бы рад, не было. Всё было ровно так, как до его встречи с Мануэлой, которая приходила раньше только на игры Сесила или Дэмьена, с Мэтьюзом она не была знакома близко, и он никогда её не звал. Но теперь ему больше всего хотелось, чтобы она пришла. «Не могла же она вот так всё забыть», — расстроено думал он, ведь всю неделю он говорил о том, как хотел бы видеть её здесь сегодня. Но спустя мгновение реальность прорывалась сквозь хрупкую надежду — конечно, она не придёт. Он обидел её так сильно, как не обижал никого в жизни, даже этих глупых беднячек-первокурсниц, которых он снимал ради спора раньше. И именно её он вообще никак не хотел обижать. Прозвучал сигнал, Джонатан лениво поплёлся на разминку, Тафт напротив него сиял улыбкой, но Мэтьюза это даже не бесило. Он был так грустен, что ему было не до того. Легко он перебрасывал мяч через сетку, оборачиваясь на каждый шорох на трибуне, надеясь, что это она. Начался матч, Генри приосанился, Джонатану даже стало на секунду жаль его — бедняга Тафт действительно думал выиграть. Мэтьюз разыграл гейм так легко, будто играл с ребенком, затем и следующий, так же легко он взял и сет. За всю игру ему не пришлось даже прибегать к подрезкам, Тафт и без него отменно лажал, к третьему сету он сник, сник и Джонатан, поняв, что ждать гостью на трибуне уже нет смысла. Матч окончился, Джонатан выиграл почти с разгромным счётом, Олдос подошёл поздравить его, сделав акцент на честной игре, Мэтьюз с улыбкой принял поздравления и побрёл в раздевалку. — Ну, вот и сыграл с Сесилом, — уныло протянул Тафт, садясь рядом с ним на лавку. Он больше не скалил зубы, его скуластое угловатое лицо стало совсем грустным, он поворошил волосы, снимая футболку. — Не беда, Тафт, сыграешь ещё на турнире, — ответил Джонатан. — Ты-то чего приуныл? — вдруг повернулся к нему Генри. — Не рад победе? — Рад, — кивнул Джонатан с такой печалью в голосе, что и сам себе не поверил. — Незаметно что-то, — фыркнул Тафт. — Поздравляю тебя, сделай там Сесила за нас обоих. — Неплохая мотивация, — вымученно улыбнулся Джонатан, пожимая ему руку, — сделаю, Генри. Тафт ушёл в душ, а Джонатан остался сидеть, замерев, словно статуя. Он чувствовал, что остался совсем один. Оставаться рядом со своими прежними приятелями в лице Уоттса и людей его сорта он больше не хотел, но и те люди, к которым он тянулся, были теперь ему недоступны. Теперь он вспоминал моменты, проведенные с друзьями Мануэлы почти с тоской, вечно раздражавший его слишком правильный Сесил, Аделия, которую он считал капризной дурой, и сама Мануэла, оказавшаяся на деле совершенно не похожей на ту язву, которая приходила ему на ум при звуке её имени раньше. Всех этих людей Джонатан теперь хотел видеть рядом с собой, но не знал, как подступиться к каждому из них. Теперь уже на будущей неделе его ждала игра с Сесилом, быть может, это был хороший способ примириться с ним? А там и до Мануэлы недалеко. «И всё же, что это с Аделией», — вдруг вспомнилось ему.***
С Аделией было плохо. В воскресенье новость об аварии Вудкастера расползалась медленно и неохотно, но к понедельнику весь Жардан уже шумел. Адель приехала в КГН, едва заставив себя подняться с кровати только ради Мануэлы — она не могла бросить подругу в такое время. Проходя по коридору в холл КГН, она ловила на себе взгляды студентов и, ей казалось, что все они смотрят на неё осуждающе. Впереди замаячила фигура Мануэлы, она махнула Аделии рукой, и та поспешила ускорить шаг, когда вдруг впереди неё вырос Грэг. Адель вздрогнула, Вудкастер выглядел довольно скверно, был помят, бледен, с залегшими под глазами синяками, было видно, что он не спал всю ночь, а к утру, кажется, еще и набрался. — Пошёл прочь, — бросила Аделия, пытаясь его обойти. — Аделия, прошу, выслушай, — заумолял он, но она ударила его в плечи обеими руками. — Не подходи ко мне! — выкрикнула она, ускорив шаг. Студенты вокруг стали оборачиваться на неё, Аделия ощутила странный стыд оттого, что Грэг был рядом и говорил с ней о чём-то. — Адель, — он схватил её за локоть. — Я умоляю тебя, поговори с отцом! Пускай он закроет дело! — Последнее он сказал шёпотом. — Я прошу тебя, Аделия, ты — моя последняя надежда, кроме тебя мне никто не поможет. — Да как ты смеешь! — выдохнула Аделия. — Оставь меня в покое и никогда больше ко мне не подходи, понял? Пошёл к черту! Она вырвала локоть из рук Вудкастера и почти бегом помчалась в холл. Вылетев туда, словно пробка от бутылки, она поравнялась с Мануэлой и, не сбавляя шага, повела её в ресторан колледжа. Опустившись за столик, она уткнулась взглядом в пол, умоляя небеса, чтобы Грэг не пошёл за ней. Мануэла села напротив. — Аделия, ты в порядке? — осторожно спросила она. — Что с тобой такое? Адель промолчала, она судорожно вдохнула и выдохнула, чтобы не дать воли слезам. — Не переживай так, эта девушка выжила, — постаралась утешить её Мануэла. Но это только сбило клапан на и без того напряженных нервах Аделии. Она опустила голову на руки и зарыдала в голос. — О, Адель, — выдохнула Мануэла, она положила подбородок на стол, глядя на подругу и протянула к ней руки. — Ну, в самом деле, что ты так расстроилась? — Ты не представляешь, как это было ужасно, — всхлипнула она, поднимая зареванное лицо. — Ужасно! — Представляю, — покивала Мануэла. — Но всё уже кончилось, девушка поправится, а Вудкастера накажут. — Не накажут, — шепотом произнесла Аделия. — Он непременно выкрутится, это же Вудкастер. Мануэла тяжело вздохнула. — Я никогда не думала так про… своих, — неуверенно проговорила Аделия, — но я хочу, чтобы его наказали. Чтобы он сел в тюрьму, понимаешь, Мануэла? — Твой отец ведь завёл дело? — напомнила она. — Да, но Джордж уже дважды приезжал к нам в дом вчера, — сглотнула Адель. — Он точно что-то придумает. — Твой отец не даст слабину, — уверенно проговорила Мануэла. — Какие такие обстоятельства могут заставить его передумать? — Не знаю, — покачала головой Аделия. — Но Грэг не успокоится, его семья не отдаст его в тюрьму. Нужно смириться с тем, что он останется безнаказанным, но я не знаю, как. Она снова сложила голову на руки, задумчиво глядя на стол сквозь слёзы. — Адель, мы живём в таком мире, — осторожно заметила Мануэла. — Где подобные Грэгу никогда не получают по заслугам. Ты ведь знаешь. — Знаю, — мяукнула Аделия. — Но мне впервые не хочется с этим мириться. Мануэла промолчала, а Аделия задумалась ещё крепче. Она никак не могла успокоить своё сердце, то ли совесть, то ли простая злость и невыказанный страх всё еще душили её, она не хотела оставлять всё так. В её голове созревал план того, как бы обернуть всё наихудшим образом для Вудкастера, и хотя Мануэла и была уверена, что злость Аделии поутихнет, и она простит Грэгу его оплошность, сейчас ей казалось, что она не простит этого никогда. Ей было теперь ужасно стыдно за каждое хорошее слово, что она сказала о нём, а особенно за то, что он нравился ей, впрочем, всего одни сутки перевернули её сознание полностью. Грэг не просто перестал ей нравиться — теперь он был ей по-настоящему противен. Она ощущала всю его гниль, и хотя она всегда знала о том, каким человеком он был, ей впервые пришлось столкнуться с его несуществующей душой так близко. «Нет, нет, к чертям этих сложных людей», — подумала Аделия. — «Никаких больше закрытых книг».