Jardin Royal, или Добро пожаловать в вертеп!

      Уже после отбоя Коллин решилась заглянуть в больницу, где охрана и сотрудники рецепции теперь знали её в лицо. Она была почти уверена, что актёр уже спит, но ошиблась. Стоило ей сделать пару произведших шум шагов, как Дюаваль нервно подскочил на койке, будто спал очень беспокойным сном.       — Ты? — проронил он сипло и поднялся, сев в постели. — Где ты была?       — Какая разница? — отчеканила Коллин. — Как ты себя чувствуешь?       — Разница есть, — сглотнул Элиот, не отводя от неё взгляда. — Ты была с Уоттсом прошлой ночью? Что у тебя с ним было?       — Что могло у меня с ним быть? — спокойно ответила Коллин, буднично поправляя одеяло на постели и собирая упаковки от фаст-фуда по палате. Воцарилась тишина, Дюаваль зорко следил за ней, то и дело нервно поправляя спутанные кудри.       — Мне было плохо, — упреком бросил он. — Всю ночь, может быть. Тебя это вообще волнует? Коллин на это только рассмеялась, а актёр вдруг ужасно рассердился.       — Что с тобой не так? — воскликнул он. — Где тебя носит? Почему ты ночуешь с Уоттсом? Почему молчишь? Отвечай!       — Да с чего бы это? — спокойно прервала его тираду Коллин, обернувшись.       Да уж, Элиота было почти не узнать. Недовольное выражение лица, разумеется, было при нём — а как иначе? — но Коллин кожей почувствовала: она выбила его из колеи.       — Тебе снова отбило память? — спросила она. — Или ты помнишь наш последний разговор? Перед тем, как тебе стало плохо. Дюаваль осекся. Он забегал глазами по полу, пытаясь что-то выудить, но Коллин сразу поняла, у него не выйдет.       — Что за разговор? — наконец, сдался он.       — Ты ясно дал мне понять, что тебе всё равно, рядом я или нет, — холодно отозвалась Коллин.       — Я был не в себе, — быстро прервал её Дюаваль, но снова напросился на усмешку.       — Я здесь только потому, что мне тебя жалко, — продолжила без страха Коллин. — После того, как ты пойдешь на поправку, тебе больше не придется терпеть моё общество.       — Не смей, — дрогнувшим голосом проговорил Элиот. — Коллин, что ещё за чёрт возьми?! Уоттс что-то сказал тебе? Что случилось? Почему ты больше…       — Больше не бегаю за тобой, как собачка? — улыбнулась Коллин. — Ты сказал, что никто мне ничего не обещал. А я не обещала, что стану очередной влюбленной в тебя дурочкой.       Элиот буквально ходуном заходил. Подскочив на кровати, он на коленях подобрался к краю и стал тереть лицо. Коллин наблюдала с равной долей страха и интереса. Он явно не хотел терять её. Но почему? Ведь, как выяснилось, тёплых чувств к ней он не питал. Только привычка? Или Элиот всё же ставил её над другими?       — Так, Коллин, не кипятись, — проговорил он, стараясь унять раздражение, причину которому Коллин отлично знала — что-то пытались у него отнять, а Дюаваль не любил отдавать своё, это точно. — Давай обсудим это. Что тебя не устраивает?       — Элиот, я не актриса, которой можно поднять гонорар, чтобы она осталась, — с усмешкой протянула Коллин. — Я тебе никто, — произнесла она для начала.       — Это не так, — кашлянул Дюаваль, подняв взгляд. — Ты — моя девушка. Ты сама так сказала.       — Я сказала это, чтобы меня пустили в твою палату, а не для того, чтобы ты тут ломал комедию, — напомнила Коллин. — К тому же, даже если так — ты мне не верен. Так что я тебя бросаю.       — Что?.. Почему?! — возопил Дюаваль, подскакивая.       Он зацепился за капельницу, подколотую к руке, и трогательно грустно мяукнул от безысходности, поглядев на иглу. Коллин закатила глаза, сжалившись, подошла и села на край постели.       — Ты трахал какую-то девицу у Уоттса в тот раз, — напомнила Коллин. — Или тоже уже забыл?       — Я никого не трахал! — тут же выпалил Дюаваль.       Не выдержав, Коллин рассмеялась. Она потерла лоб, стараясь не дать воли эмоциям — а говорить об этом оказалось сложнее, чем она предполагала, даже учитывая, сколько по пути сюда вбивала в голову установки на гордость и независимость.       — Ну, конечно, просто полежал с ней рядом… — покивала Коллин, поднимая взгляд. — Дюаваль, не строй из себя дурака. За то время, что мы были рядом, я ничерта о тебе не узнала, но ты точно не дурак, это я разобрать смогла. Мы всё обсудили перед тем, как ты сюда загремел, у меня было время принять это, и теперь у тебя больше не будет проблем благодаря мне.       — Ты не понимаешь, я правда с ней не спал… Послушай, это не сделка, но ты всё равно можешь заявить условия. Ты в самом деле хотела бы быть моей девушкой? — вдруг спросил он.       Только теперь она заметила, что Дюаваль побледнел и совсем приуныл, хоть и держался с задором, как будто играл в игру, но проигрывал.       — Какая разница? Я всё равно ею не буду, даже если мы и дальше продолжим эту забавную игру, — протянула она.       — Почему? — зацепился Дюаваль.       Вздохнув, Коллин сделала паузу, разглядывая сидящего перед ней. Элиот выглядел лучше, чем первый раз по пробуждению, но явно болел. Причём теперь уже как-то нехорошо, стало ясно, что так просто он не отделается. Кудри спутались и свалялись на макушке, весь Элиот похудел, но не внешне, а как будто поведенчески, стал двигаться, как худой.       — Потому что мы — люди из разных миров, — ответила Коллин. — Потому что ты явно не относишься ко мне так, как я этого хотела бы. Потому что я привязываюсь к тебе и становлюсь серьёзной, а ты явно не привык запариваться. Потому что я до сих пор не знаю, что ты за человек.       — Никто не знает, — словно какую-то прописную истину проговорил Элиот, и по рукам Коллин пробежали мурашки.       Даже его голос изменился. Взгляд, поза, в нём вдруг исчезла глупая показная суетливость, выражение лица стало вмиг усталым и очень взрослым. Как будто сошла пелена, в которой Коллин никак не могла угадать истинных эмоций, и перед ней вдруг оказался человек, а не картонная улыбающаяся фигура.       — И какой ты? — вполголоса вопросила она. — Какой ты на самом деле, Элиот? Наглый, ненавидящий бедноту, гнилой мерзавец, использующий людей? Надменный житель Жардан со звездной болезнью?       — А ты будто не знаешь, — произнёс он. — Коллин, ты провела со мной больше времени, чем все другие, вместе взятые.       — Я перестала отличать правду от лжи! — выдохнула она. — Ты — слишком хороший актёр, Дюаваль, я не понимаю больше, где игра, а где жизнь…       — Сейчас жизнь, — он повернулся к ней. — Сейчас я — настоящий.       Почему-то верилось. Он уже не грозился впасть в ярость или расплакаться как пару минут назад, понял, что этим её не проймёшь. Оставался лишь один выход — открыться. Неужели Дюаваль это умеет?       — И какой ты настоящий? — повторила Коллин. — Я ни разу не говорила с тобой таким. Как тебе я? Ты ведь ненавидишь бедных — меня тоже?       — Нет, конечно, — качнул головой Элиот, грустно усмехнувшись. — Я не… Я не ненавижу бедных, — он на мгновение умолк, — я ненавижу бедность.       Да, сомнений быть не могло — вот так выглядел Элиот без прикрас. Коллин боялась пошевелиться, она пошла ва-банк и сорвала куш, перед ней сидел человек, которого она видела впервые. Но где-то в глубине души уже была влюблена в него. Странное чувство, которого доселе Коллин ещё не испытывала, и от этого невольно слёзы навернулись на глаза.       — Всей своей душой ненавижу бедность, — продолжил он. — Всю жизнь я прожил в нищете и изо всех сил пытался стать кем-то, чтобы выбраться из неё. Я выбивался из сил, унижался, не спал, не ел, я искал выход из этого ада, а после научился, наконец, притворяться. Вылез из этого болота, посмотрел сверху вниз на всё, что там внизу, на всю эту жизнь, которая, как трясина, тянет вниз, на дно — конечно, я возненавидел её. А вместе с ней возненавидел всех тех, кто говорил мне: счастье не в деньгах. Всех этих людей, которые умудрялись быть счастливыми без денег — как?!       Это было правдой. Почему-то сейчас даже не возникало сомнений, несмотря на то, что Элиот и впрямь умел играть — сейчас он не играл. Он говорил о чём-то, что волновало его душу безумно, не давало спать по ночам. Коллин замерла, не решаясь нарушить откровение ни словом, ни жестом.       — Моя семья и я умирали в нищете, я чувствовал, как жизнь проходит мимо, а всё, что делал я и мои родители — бились изо всех сил, чтобы было, что жрать. Вокруг нас люди жили, а мы — выживали. Выживали, Коллин, и я никогда не вернулся бы назад в эту яму, а все эти люди, все они говорили «я беден, но моя честь со мной, я беден, но я остался верен себе». Я ненавидел их за это, по привычке ненавидел всех тех, кто улыбался, в то время как я жил в дерьме и был дерьмом.       — Ты думаешь, ты стал лучше, разбогатев? — поморщилась она.       — Не стал, но я и не богат, Коллин, — покачал головой Элиот. — У меня есть деньги, и я знаю, что мне хватит их на какое-то время, а после — снова выживать, снова бежать, гнаться за чем-то, притворяться, прогибаться, снова тянуться к этим проклятым бумажкам, без которых солнце не встает по утрам для простых смертных. Я ненавижу бедных за их чертово счастье, но еще больше я за их проклятое счастье ненавижу богачей.       Теперь она поняла, что заставляло Дюаваля вести себя так, а не иначе, быть тем, кем его все возненавидели — за бесконечной жаждой вылезти из нищеты он забыл, как жить. Этот человек уже не знал толком, кто он, была только маска, снять которую он просто боялся. Но почему же решился снять её сейчас?       — Нельзя же думать только о деньгах, — проронила Коллин. — Ты загнал себя в угол, пытаясь стать тем, кем ты не являешься.       — Знаю, но я не могу, я так привык, — покивал он. — Я не хочу снова выживать, ни за что.       Переведя дух, Коллин утёрла слёзы, села ближе и тронула Дюаваля за подбородок.       — Я не знаю, как вести себя с тобой, — честно призналась она. — Я запуталась и больше не знаю, где настоящий Элиот, а где одна из сотни ролей. Ненавидит ли настоящий Элиот бедных? Ненавидит ли меня? Или любит меня? Зачем он держится за меня, если вокруг него полно других таких же, как и я?       Дюаваль повернулся к ней вполоборота.       — Я и сам не знаю, где настоящий Элиот, и любит ли он хоть кого-нибудь, — сипло ответил он.       Наступило время для новой напряженной паузы. Теперь уже Коллин не знала, что делать со всем тем, что услышала. Настоящий Дюаваль оказался ещё сложнее, чем тот, кого она представляла себе. Но, чёрт возьми, от этого настоящего Дюаваля внутри всё полыхало огнём! Теперь уже Коллин не могла его отпустить.       — Я только знаю, что мне хорошо с тобой, — продолжил он. — Ты такая, как я.       — Я вовсе не такая, как ты! — презрительно фыркнула Коллин, не подумав.       Оба вскинули голову, столкнувшись взглядами. В глазах Элиота заплескалась настоящая обида, но он поборол её. Не выплеснул, как сделал бы это актёр Дюаваль, а забил внутри, зная, что заслужил.       — Я не могу вести себя с ними как человек, — вздохнул он. — Я — картинка, которая вписалась просто потому, что достаточно ярка для этого ненатурального, слишком яркого мира. Тут никто не человек, и я не могу проколоться, понимаешь?       — Не понимаю, — мотнула головой Коллин. — Уоттс вёл себя вчера как человек. Сомнительного качества, но определенно человек.       — Как это он себя вёл? — нахмурился Дюаваль.       — Неважно, — отмахнулась она. — Они… все те, о ком ты говоришь — Уоттс и его шобла: уродливые, аляповатые, неестественные, но живые люди. Я знаю, поняла это в ночь, когда ты отравился. Им тоже бывает больно, грустно или страшно. И ты тоже имеешь на это право.       И вновь повисла тишина, Дюаваль соображал, что ещё сказать. Коллин тоже замолкла, прикидывая общую степень обид, нанесённых ему за этот короткий вечер. Отчего-то вдруг после той заветной ночи с Уоттсом она совсем перестала бояться говорить, что думает.       — Я только не хочу, чтобы ты уходила, — просто произнес он и опустился, положив голову ей на руки. — Я не помню, что говорил тебе в ту нашу последнюю встречу, но явно был напуган и зол оттого, что ты хочешь правды. Так ведь?       — Точно, — кивнула Коллин. — Сказал «я для тебя проводник в мир, который ты так желала попасть»…       — Мудила, — покачал головой Элиот, будто говорил о ком-то другом.       — Я не хотела в этот мир, — проронила Коллин. — Хотела только тебя.       Совесть её была на удивление безмятежна, теперь появился повод дать Элиоту ещё один шанс. Скользнув вниз, Коллин легла, оказавшись рядом с ним, нагло (но больше не чувствуя, что нагло) обвила руками шею Дюаваля, привлекая к себе. Впервые в жизни Коллин и он поцеловались, оба, одновременно, не ожидая инициативы от другого. Связующая нить, повисшая между, распуталась и прошла сквозь обоих, ведь теперь у них, наконец, взаправду было кое-что общее.

***

      — А ну не отлынивать! — разносился эхом по всему корту голос Олдоса. — Прибавь шагу! Утреннее солнце залило поместье Шато де Перль, где первую после выписки полноценную тренировку проводил бедняга Сесил.       — Я сейчас сдохну, — прокашлял он, замедлив бег и остановившись около отца.       Эндрю упер руки в колени и стал хрипло стонать, пытаясь отдышаться. Олдос терпеливо мерил шагами домашний корт, как обычно, размышляя, что стоит достроить. Ни до чего не додумавшись, решил привезти ещё одну теннисную пушку для отработки удара.       — Пощади, — произнес Сесил-младший, вскидывая голову и утирая мокрый лоб. — Я первый день на ногах!       — У тебя с ними всё было в порядке с самого начала, — поморщился Олдос. — А ну вперед, до поворота с ускорением!       Сесил завыл и побежал вперед, отец флегматично провожал его взглядом, слушая затихающий прерывистый вой, разбиваемый шагами. К Олдосу подошла Элен, потягивающая холодный чай из бокала для вина.       — Не слишком ты его загонял? — мелодично проронила она. — Эндрю прав, сегодня его первая полноценная тренировка.       — Ему надо разрабатывать мышцы, иначе дольше будет болеть, — проворчал Олдос. — Я не давал пока больших нагрузок на руки, боюсь… зря наверняка, но всё же. А ноги пускай напрягает, с ними ничего не станется, даст бог.       Эндрю сделал, что велели, и послушно вернулся к родителям, остановившись. Элен протянула ему бокал, Сесил большими глотками его осушил.       — Как голова? — строго вопросил отец. — Шумит? Кружится? Доктор Гилберт дежурит, если что заметишь, сразу рапортуй ему, понял меня?       — Понял, всё хорошо, — отмахнулся Эндрю.       — Бензли позвонил, — вспомнила Элен. — Просил тебя приехать в Виньябле.       — Виньябле? — поморщился Сесил, словно услышал, что его намедни ждут в притоне. — Зачем я там?       — Не ты, — качнула головой Элен. — А все, кто участвует в турнире в твоем разряде. На этот раз эстафету удивления перехватил Олдос.       — Что это старик задумал? — вскинул бровь он.       — Понятия не имею, но Бензли просил, чтобы ты не приезжал, — усмехнулась Элен.       — Не нравится мне это, — нахмурился тот. — Эндрю, это ты что-то натворил? — проницательно прищурился он.       — Когда бы я успел? — обиделся Сесил-младший, возясь со шнурками на кроссовках.       Снова смерив сына подозрительным взглядом, Олдос наткнулся на удивленный ответный и поджал губы. Позволив Эндрю пойти в раздевалку, он присел на лавку на краю корта. Элен опустилась рядом.       — Что Бензли говорит о трибуне? — спросила она, не глядя на мужа, будто разговор шёл о погоде.       — Ничего хорошего, — также отвлеченно ответил Олдос.       — Ты ведь защитишь его? — повернулась вдруг к нему Элен. — Пообещай мне!       — Не должен я никому обещать, — фыркнул Сесил-старший. — Я скорее сам умру, чем позволю кому-то навредить ему.       Элен не ответила и не стала продолжать донимать мужа просьбами, потому что знала наверняка, что это чистая правда.

***

      — Я в нём не развернусь! — ахала Аделия, пока помощницы наскоро подкалывали подол надетого на неё пышного, тёмно-синего, украшенного серебристой звёздной вышивкой платья. — Нельзя было взять ткань полегче?       Швеи потихоньку что-то бормотали, пока Адель торопливо искала нужный номер в смартфоне. Обновки по случаю очередного торжественного приёма в Жардан имели статус одноразовых, то бишь надевать одно и то же дважды считалось ужасным моветоном. Аделия планировала затащить на Родео Драйв Мануэлу, не подозревая, что с этим могут возникнуть некоторые загвоздки. Наконец, отыскав номер, Адель собралась уже набрать, но тут её планы перебил входящий звонок от отца.       — Да? — недовольно пропела она.       — Аделия, помнишь, что я просил быть в Виньябле к трём? — спросил голос Бензли.       — Я ещё у швеи, — отозвалась Аделия, — нужно подогнать платье, оно не садится.       — Адель, я не шучу, это серьёзно! — возмутился отец. — Речь идёт об убийце! Немедленно приезжай!       — Ладно! — раздраженно выдохнула та, сбрасывая вызов. — Так, снимайте это с меня! У меня нет больше времени на вашу возню, быстрее!       Выбравшись из платья, Аделия набросила свои вещи и поспешила к водителю, на ходу набирая Мануэле, но номер подруги не отвечал. Однако Адель почти порадовалась этому и сразу скинула, набирая Сесилу. Перспектива скорой встречи в Виньябле подогнала получше наставлений отца, и Аделия продолжила рассыпаться недовольством теперь уже на водителя, который, по её мнению, ехал слишком медленно.       Наконец, и Мануэла взяла трубку, а Адель решила немного отвлечься от претензий в адрес шофера.       — Ты уже купила новенького к этому старперскому ужину у Вудкастеров?       — Нет, — скомкано ответила Мануэла. — Я потом расскажу тебе, Адель… А что, кстати, у них за повод? День рождения близнецов ещё нескоро…       — Какая-то ерунда с бизнесом Джорджа, — отмахнулась Аделия. — Тебя тоже отец тащит к Уоттсу? Не пойму толком, что он там намерен устроить!       — Думаю, ничего хорошего, — безрадостно отозвалась Мануэла. — Но я буду только рада, поймай твой отец этого убийцу поскорее.       Аделия задумалась об этом, но всего на минутку — насколько ей позволял её легкомысленный нрав. Убийца был далеко от неё, страшно было не за себя, скорее за то, что она может увидеть. Но что-что, а вовремя закрывать глаза, как и любая жительница Жардан, Аделия умела прекрасно.

***

      — Рад, что все, наконец, в сборе, — объявил Бензли. — Садитесь. У меня к вам всего один вопрос, но ответить все должны максимально честно.       В кабинете вокруг него расселись все сливки местного общества: Джонатан, Грэг с сестрой и Дэмьен сидели на диване, и все четверо явно нервничали. Совершенно спокойно громко щелкал жвачкой сидящий во главе стола приютивший у себя допрос Уоттс, по обе стороны от него расположились Мануэла и Адель. Почему очную ставку было решено устроить именно в Виньябле, никто так и не понял, но судя потому, что дом по-прежнему терроризировали федералы, здесь было что-то вроде горячей точки.       Едва услышав о том, что речь пойдет о дилере-убийце, Кэмерон изъявил желание притащить с собой ту рыжеволосую девицу, которую Аделия видела у Уоттса, она говорила, что спасла Дюаваля. Сам актёр, кажется, всё ещё не оклемался после последнего припадка — крепко же его, должно быть, взяло благодаря этому дилеру. Он стоял поодаль, бросая на спасительницу подозрительные взгляды, стараясь никому лишний раз не попадаться на глаза, и немудрено: выглядел Элиот, признаться, паршиво.       Возле стеллажа скромно встали сёстры Фергюсон вместе с той сестрой, которая недавно обнаружилась у Уоттса, и о которой уже побежали слушки по КГН, не без участия Изабель, как пить дать. У дверей, замыкая звездное сборище, постарались сбиться в стаю Уэйн О’Берли, Рик Хейли и Генри Тафт, к своим примкнул и Сесил. Последней в кабинет вошла Изабель, она держала в руке огромный стакан с молочным коктейлем.       — Я прошу вас быть предельно внимательными, — скандировал Бензли. — Все, кто хоть что-то помнит о ночи смерти Скотта, прошу выудить из памяти все детали. Особенно это касается Уэйна и тебя, Кэмерон. — Он остановил свой взгляд на Уоттсе. — Мисс Шепард, от вас я жду очень подробный рассказ о ночи, когда отравился мистер Дюаваль, — перевел он взгляд на Элиота. — Грэг должен вспомнить всё о той ночи, когда погибла его подруга Падма Чоудари. Эндрю, — вскинул он голову на Сесила, — постарайся вспомнить, употребляли ли при тебе твои бывшие однокурсники по теннисной школе что-либо запрещенное. Это очень важно.       Он определенно пытался изобразить доверительную беседу, но двадцатипятилетняя адвокатская практика наложила несмываемый отпечаток: голос, от природы не бывший грубым, дребезжал от металлических ноток, натренированных судьбоносными решениями, столько раз им произнесёнными. Даже Аделия ощущала себя неуютно, хоть и бояться отца не привыкла. Бензли умел давить, и именно это он и делал в данную минуту, наверняка зная, что с этими людьми работает лишь грубая сила.       — Что именно мы ищем, док? — спросил Кэмерон, лишь подтверждая мысли Аделии — он не был напуган ни капли.       — Любые детали, все, что вы смогли запомнить. Что они ели, употребляли, курили — любое воспоминание может быть нужным. Коллин неуверенно подняла руку.       — Но мистер Ройе, Элиот ведь не погиб, — напомнила она. — Мог он быть случайной жертвой?       — Именно так, мисс Шепард, скорее всего, Элиот был случайной жертвой — потому он и не умер. Но он серьёзно пострадал, а стало быть, дозу яда всё же получил, и вам нужно вспоминать особенно внимательно, а мистеру Дюавалю — внимательнее вдвойне.       — Я не помню ничего из того, что делал тем днем, — развел руками Элиот. — Если кто-то и может вспомнить, что я ел и пил, то разве что Уоттс.       Ройе постарался скрыть раздражение, будто знал, что выудить из Кэмерона что-то будет посложнее, чем из других.       — Я тоже не помню ничего про эту… девицу, — поморщился Грэг. — Я не вспомнил бы и через час, какое мне дело до того, что она там пила или ела?..       Бензли присел на край стола и задумчиво закурил, прищуренно глядя поверх голов.       — Я дам вам время, — произнес он. — Вспомнить всё, что вы сможете. Мне нужно знать, что именно приняли все жертвы помимо таблеток. — На этой фразе Бензли сделал паузу и медленно, отчетливо добавил: — таблетки стали активаторами, а то, что они приняли помимо — убило их. Я должен знать, что.       Аделия поежилась. Аудитория потихоньку подчинялась, она заметила на лицах окружающих мыслительный процесс. Вудкастер с недовольным видом делал вид, что такие мелочи уж точно не привлекли бы его внимания, но взгляд бегал по столу, словно воспоминания могли быть ему чем-то вроде алиби.       — Скотт курил траву, — подал голос Уэйн. — Это точно.       — А Элиот — нет, — протянул Уоттс. — Он закинулся кое-чем посерьезнее.       — Чем? — вскинул голову Бензли.       — Уоттс! — побагровел Дюаваль, но Бензли остановил его.       — Забудем обо всем, за что в любой другой день я представил бы каждого из вас к аресту, — отрезал он. — Говорите как есть, ничего не будет.       — Он снюхал три или четыре дороги, — протянул Кэмерон. — Потом залил портвейном, потому я вначале не думал, что с ним что-то серьезное. Обеспечил себе приход.       Бензли снова замолк, покивав. После он вскинул голову на теннисистов, стоящих у дверей.       — Уэйн, это всё? Ты был со Скоттом почти весь вечер, кому помнить, если не тебе? — обратился он.       — Скотт ничего не употреблял, кроме травы, и вина он не пьет, — пожал плечами Уэйн.       Снова нахмурившись, Бензли стрельнул взглядом в группку из Мэтьюза, Марлоу и близнецов, которые почти бесшумно о чём-то переговаривались.       — Сесил, — вдруг провозгласил он. — А как насчёт твоих друзей Джекоби и Фолкса?       — Друзей? — глупо вопросил Эндрю, поднимая взгляд. Ройе поднялся и сделал несколько шагов вдоль кабинета.       — Мы оба знаем, — вкрадчиво произнес он, — что у вас был конфликт, и думаю, ты не пропустил бы чего-то важного, так ведь, Эндрю? Тебе лучше напрячь свою память.       — На что вы намекаете? — фыркнул Сесил. — Думаете, я следил за ними?       — Думаю, ты был осторожен в их обществе, — качнул головой Бензли.       — Бред, — ответил Эндрю, пожалуй, слишком резко.       — Мы чего-то не знаем? — откинулся на спинку дивана Грэг. — Что там был за конфликт? Его вопрос остался без ответа.       — Я не видел ни Джекоби, ни Фолкса в ночь смерти, если вам интересно, — произнес Эндрю, переведя дух.       — А раньше? В школе? — прищурился Бензли.       — Они там больше не обучаются, и это вы тоже знаете. — Эндрю отвернулся, показывая, что не хочет продолжать.       Бензли покивал и потер лоб. Кажется, он начал понимать, что затея с очной ставкой где-то дала сбой — всем присутствующим слишком дорога была репутация, чтобы сказать что-то важное.       — Я не хочу вытаскивать ваши грязные тайны на свет, — протянул Бензли. — Но вы сами должны сделать это, если это поможет. — Он потушил сигарету и сделал несколько шагов. — Уэйн, ты и Скотт оприходовали одну и ту же девушку в ту ночь? О’Берли вначале побледнел, а после потер глаза, скрывая стыдливую улыбочку.       — Да… — пробормотал он. — Да, Криста была у нас… на двоих.       — Чудно, мне стоит пригласить её сюда? — вкинул голову Бензли. — Я заплачу ей тысячу, если она расскажет мне обо всём, что ты и Скотт принимали при ней — и я убежден, она вспомнит.       — Я ведь сказал, Скотт курил только траву, — нервно заметил О’Берли. — Я тоже, если это важно. В этот момент Сесил громко цокнул и закатил глаза.       — Вспоминай, Уэйн, — протянул Бензли, прохаживаясь по кабинету. — Уверен, было что-то еще. Или всё же стоит позвать Кристу? Он уже потянулся, чтобы открыть дверь и выйти, когда Уэйн остановил его.       — Ладно, ладно, было кое-что ещё, — буркнул он. — Не знаю, могло ли это влиять, но я и Скотт… — Он потер глаза снова. — Мы принимали один препарат, долго, почти неделю.       — О чем ты? — непонимающе вскинул бровь Бензли. Уэйн кинул только один взгляд на Сесила, когда лицо того вдруг вытянулось.       — Неужели не ясно? — воскликнул он. — Этот мудак сидит на допинге!       — Уэйн, это так? — нахмурился Бензли.       — Да, — быстро ответил Уэйн. — Это было всего пару раз, мы попробовали один курс, ничерта не изменилось, ну разве что…       — Ах ты сука! — протянул вдруг Рик Хейли, повернувшись на него. — Ты и в сентябре сидел? Играл со мной на допинге? Долбанный урод! Он вскинул руку, чтобы зарядить Уэйну по лицу, но Сесил остановил его.       — Забей, — устало протянул он. — Пускай в школе с него спрашивают. Я позабочусь о том, чтобы там об этом узнали, — добавил он, смерив О’Берли презрительным взглядом. Рик сжал зубы и отвернулся, потирая нос.       — Вот и память активизировалась, — присвистнул Бензли. — Сесил, твой черед?       — Я ведь сказал, что ничего не видел, — раздраженно ответил Эндрю. — Я и не хожу к Уоттсу дольше, чем на пару часов.       — А вот это ложь, — протянул Кэмерон. — В ночь, когда передознулся Элиот, Сесил остался до утра.       — Интересно, — протянул Бензли, едва ли не расплываясь в улыбке.       — Прекрати! — гневно воскликнула Аделия, подскочив. — Сесил никого не убивал! Спроси лучше Уоттса, что за вещества он раздает каждую ночь! Ты ведь не берешь деньги, Кэмерон, это такой сорт благотворительности? Уоттс только поморщился на её обвинения.       — Послушайте, это безумие, — поднял руки вверх Джонатан. — Шантажом и копанием в мусоре мы не найдем ответ, мистер Ройе. На вечеринке каждый контактирует с десятками человек, никто не выслеживал жертв несколько часов до гибели.       — Кроме того парня, что вы заслали ко мне вынюхивать, — произнес вдруг Уоттс. Бензли побагровел, повернувшись на него.       — Да, я про него знал, — кивнул на его немой вопрос Кэмерон.       — Послушайте, я кое-что вспомнила, — подала голос Коллин. — Важно любое воспоминание так?       — Любое, Коллин, что? — покивал Бензли, забыв на мгновение о Уоттсе. Она кашлянула и глянула на Дюаваля.       — Перед тем, как Элиоту стало плохо, он жаловался на то, что его слишком сильно взяло, и Уоттс дал ему выпить кофе, — произнесла она. — Такой дешевый кофе в банках из автомата у КГН. Он сделал всего глоток, а после его накрыло с головой.       — Кофе из КГН пьют все подряд, — поморщился Дэмьен.       — Но не все употребляют ЛСД с активатором, — протянула Коллин. Остановившись, Бензли перевел взгляд на Уэйна.       — Скотт, Джекоби и Фолкс тоже учились в КГН, — протянул он. — Они пили этот кофе?       — Насчет них не знаю, но Скотт его, кажется, пил, — пожал плечами Уэйн. — Я всегда говорил ему, что это дешевое дерьмо, но он сидел на стимуляторах, постоянно жаловался на бессонницу, а по утрам был жутко затраханный и потому ленился идти до корпуса в столовую.       — Эта деваха, что откинулась от моей марки, тоже наверняка пила, — кивнул Грэг. — Для них наша столовая дороговата, вот они и перебиваются этой мочой.       — Чёрт подери, — пробормотал Бензли, а после вскинул голову на Сесила. — Эндрю! Пили Джекоби и Фолкс этот кофе? Бьюсь об заклад, ты видел, если да! Сесил закатил глаза и дернул плечами.       — Может, и пили. Откуда мне знать.       — Сесил, говори, что знаешь, иначе будет хуже! — разозлился Бензли. — Нам обоим известны вещи, которые ты хотел бы скрыть!       — Шантажируете меня? — вскинул бровь Эндрю. — Научились у своих подзащитных коронным приемчикам?       — Не дерзи мне, Сесил! — процедил Бензли. — Если ты не поможешь поймать убийц, следующая балка на твою голову упадет уже с концами, неужели ты не понимаешь? Кажется, этот аргумент был убедительным. Сесил помолчал мгновение, а после поджал губы.       — Не знаю, систематически ли, но Фолкс пил этот чертов кофе на моих глазах. Как минимум однажды.       Бензли снова зашагал по кабинету, закуривая опять. Прошло не больше четверти часа с начала этой импровизированной очной ставки, но большая часть присутствующих уже довольно ощутимо хотела убраться. Как Адель и предполагала, говорить никто желанием не горел, жардановцы больше любили послушать и посмаковать сплетни, но не выдавать свои секреты. Теперь же, когда Бензли стал давить на больное, каждый несколько занервничал, опасаясь стать следующим.       — Боже мой! — вдруг выдохнула Мануэла. — Мистер Ройе!       — Что? — повернулся он.       Мануэла вдруг изменилась в лице, с ошарашенным видом она бегала глазами по полу, словно что-то просчитывая.       — Боже мой, ты понимаешь? — она повернулась к Аделии. — Адель, ты понимаешь, что это значит?!       Губы ее задрожали от страха, а глаза подернулись пеленой, Мануэла побледнела и подобралась. Аделии стало не по себе, какая-то смутная догадка начала закрадываться в её мысли, но еще не успела там окрепнуть.       — Мануэла, о чем ты говоришь? — нетерпеливо воскликнул Бензли.       — Вы говорите, убийца целит в кого-то конкретного? — дрожащим голосом произнесла она. — Если кого и пытаться достать, добавляя отраву в кофе, то Аделию!       Повернувшись на подругу снова, она схватила ту за руку. Бензли непонимающе покосился на дочь.       — Аделия без конца пьет этот химический кофе, — покивала Изабель, оторвавшись от коктейля. — Об этом все знают. Мануэла права.       Адель оглянулась вокруг — взгляды всех присутствующих были прикованы к ней. Отец медленно присел на стол, сжимая сигарету зубами, вглядываясь в лицо дочери, будто что-то пытаясь понять. Адель перевела взгляд — Мануэла в слезах, за её спиной побледневший, хоть и отчаянно пытающийся скрыть волнение Сесил. Лица остальных выражали удивление, кто-то хмурился от непонимания, кто-то, как Грэг, делано качал головой, скрывая облегчение. Отличился, как всегда, только Уоттс — он громко нервно рассмеялся и, хлопнув ладонями, по столу, поднялся и молча спешно покинул кабинет.

***

      — Это бред, — покачала головой Аделия, выдав волнительный смешок. — Четыре человека умерли! Было бы глупо пытаться достать меня, отравляя кофе, который может выпить кто угодно, и распространяя таблетки, которые кто угодно может купить!       — А как насчёт трибуны? — подал голос Сесил. — Вы ведь тоже считаете, это связано с убийцей. Она упала на меня, значит, жертва — я или другой теннисист!       Бензли молчал. Стоило Мануэле произнести заветные слова, Бензли сразу додумал цепочку. Вероятность того, что она была права, была небольшой, но всё же была. Поостеречься стоило.       — Я и Олдос думали о том, что подрыв трибуны осуществили с целью поразить не того, на кого она упадет, а того, кто сидит на ней, — проронил он наконец, — А на ней сидела ты, Адель. Лицо дочери побледнело, но Бензли поспешил успокоить её.       — Не паникуй раньше времени, — отрезал он. — Я не думаю, что убийца целит в тебя. Слишком много жертв, все они мужского пола, к тому же кое в чём ты права: кофе пьют многие в КГН, и пусть ты делаешь это чаще прочих, это не делает план убийцы точным, если он не идиот.       Смерив комнату парой шагов, Бензли вздохнул и грустно заметил:       — А он, похоже, не идиот, как бы мне ни хотелось обратного. — Вздохнув, он кивнул Коллин, сидевшей и словно ожидающей от него похвалы или хулы. — Спасибо, мисс Шепард, так или иначе, информация оказалась очень полезной. Думаю, на сегодня можно закончить, если у кого-то из вас будет что сказать — не медлите. Помните, это может стоить жизни людям. И даже вам.       Молодняк потянулся из кабинета, Аделия и Мануэла о чем-то напряженно переговаривались, Сесил очень хмуро общался с коллегами по корту, бросая взгляды на Уэйна. Бензли вышел вслед за другими и уже около выхода наткнулся на Уоттса, подозвав его следом к себе.       — Насчёт моего человека, — кашлянул он, однако, совсем не смущаясь.       — Уэстбрука? — переспросил Уоттс, вальяжно затягиваясь прямо в доме. — Да плевал я, пускай тут хоть живёт. Главное, чтобы он не трогал меня.       — Вот что я тебе скажу, Уоттс, — произнёс Бензли, повернувшись на него. — Пока убийца не пойман, Артур не станет разнюхивать твои делишки. Но как только с ним будет покончено — я сам очень внимательно стану следить за тобой. Лучше бы тебе прикрыть свою лавочку до той поры.       Кэмерон хрипло рассмеялся и сунул обе руки в карманы джинсов, зажав сигарету зубами.       — Лучше бы вам, мистер сэр, поскорее покончить с этим убийцей, покуда он не добрался до вашей дочери, — выдал он, приковав к Бензли свой прищуренный взгляд.       — Дерзкий ублюдок, — спокойно проговорил тот и без лишних слов вышел из особняка.       А Уоттс проводил его взглядом, ещё раз злорадно фыркнул и, захлопнув двери за гостями, скрылся в глубине дома.

***

      Говоря по правде, появившись под конец недели в КГН, Хантер держала стойкое убеждение поговорить с директором о переводе. Она поступила в колледж сама, без чьей-либо протекции, и теперь сама вольна была отсюда убраться. Дерек планировал переезд в Неваду, перед тем как «завершить какое-то дело», и Хантер была полна решимости сопроводить единственного человека, которому было дело до неё. Сказка, в которую она попала всего на один короткий вечер, больше не прельщала и с каждым воспоминанием о Вудкастере и его крючке становилась всё более недосягаемой.       Погода в начале ноября стояла отменная, пускай не очень тёплая, но безветренная и солнечная. Хантер решила не давать новых поводов для пересудов и всё же заставила себя влезть в водолазку от Версаче, которую ещё ни разу не надевала, джинсы-бойфренды, кажется, с ярлыком от Гуччи и замшевое пальто с натуральным мехом ламы. Очки на пол-лица, легкая волна волос, обувь на шпильке и мелкая сумочка с золотыми пластинами, в которую не влезла ни одна тетрадь — пожалуй, теперь Хантер весьма походила на стандартную жительницу златоглавого поселка.       С формой она даже не пыталась запариваться, в КГН на ура проходила отговорка «отдала на ремонт», которой пользовались многие, чья форма уже не имела потребного вида. К тому же, Хантер свято верила, что сегодня её последний день в колледже, а форма и впрямь нуждалась в ремонте.       Едва Крайслер цвета шампанского подъехал к воротам, Хантер хотела, не дожидаясь водителя, открыть дверцу и выпорхнуть, но он успел раньше. Дверь отъехала, рука в чёрной кожаной перчатке протянулась ей навстречу, и, закатив глаза, Хантер решила поддаться — в последний раз в качестве прощания.       Солнце на мгновение ослепило её, но спустя мгновение зрение вернулось, и она увидела, что парковка полна людей: её однокурсников, приятельниц, просто девчонок и парней, а главное: как раз ко второй паре, словно соблюдая какой-то негласный закон, подъехали и богачи.       Хантер нацепила очки и пошла по парковке, стараясь никому не попасться на глаза, но со стороны наверняка выглядела, будто пытается не замечать других сама. Стоило ей ступить на первую ступеньку, по правую руку от неё послышался голос.       — Хантер! — громогласно поприветствовала её своим едко-хриплым, но каким-то чудом женственным голосом Изабель.       Подобравшись ближе, Кикенфилд попала в поле зрения Хантер: перекинув через руку шоколадного цвета шубку, Изабель словно фотовспышка, сверкнула перед ней всем и сразу: ярким цветом новенькой едва отшитой формы, сиянием начищенных кожаных мокасин, блеском золотого колье, бесцеремонно покоящегося на шее, а главное, улыбкой. Лучезарной, будто бы Изабель едва-едва короновали.       — Давненько тебя не видно, — проговорила она, а затем нагнулась и легко поцеловала воздух около щеки Хантер. — Приболела? Или просто лень? Как-то сквозь каждое слово Изабель умудрялась прихахатывать.       — Настроения не было никакого, — отозвалась Хантер, улыбаясь из-под очков, но голос вышел таким безрадостным, что невольно будто собрал воедино образ.       Образ новой Хантер — вот такой, не глядящей по сторонам, улыбающейся, скрыв глаза, но недовольной абсолютно всем, что происходит. «Бог мой, а ведь и вправду чертовски похоже на них», — отметила про себя Хантер, краем глаза замечая, как стали перешептываться вчерашние подружки, стоящие на крыльце.       — Доброе утро, Иза, — проронил над ухом до боли знакомый тягучий, бесстрастный, но одновременно елейный голос Мануэлы. — Привет.       Это она сказала уже, взглянув из-под своих длинных ресниц на Хантер. Рядом с ней остановилась, держа в зубах незажженную сигарету, Аделия. Обе, словно распустившиеся розы в вазе, остановившись посреди лестницы, как будто абсолютно везде им было самое место.       — Привет, — поспешила ответить Хантер, глядя на обеих с восторгом. Но под очками этого было не видать!       — А, Хантер! — проронила Адель, рыская по карманам. — У тебя не будет зажигалки?       — Точно, ты носишь зажигалку, я знаю, — покивала Мануэла.       Проклятье, неужели она и это вспомнила?! Тот самый день, когда Хантер, будучи впервые у Уоттса, одолжила ей зажигалку! Стало быть, все они помнили, кто она и откуда, но… им было всё равно?       — Да, держи, — покивала Хантер, вальяжно облокотившись на перила и протянув зажигалку Адели. — Чудная погодка, совсем не для учебы, верно? Ход был рискованный, но и он сработал!       — Любая погодка не для этой долбанной учебы! — отрапортовала Аделия, интенсивно покивав и затягиваясь. — Мануэла? Курить?       — Я сегодня в завязке, — ответила та. — А может быть, пошла она, эта учеба? Поедем в Эл-Эй, посидим у тебя в ресторане, Иза? Я не настроена на занятия от слова вообще.       — Не дождёшься Мэтьюза? — вскинула бровь Аделия.       «Мэтьюза! Стою тут и толкую про Мэтьюза с его зазнобой!», — восторженно носились в голове Хантер глупые мыслишки.       — Сам приедет, — пожала плечами Мануэла.       — Помирились, наконец? — еще шире (что казалось невозможным) улыбнулась Изабель.       — Да, но пока что это секрет, — подмигнула Мануэла. — Поедем, где-нибудь прошвырнемся, я расскажу.       Даже секреты сейчас Её Высочество выдавала в присутствии Хантер! Похоже было на сон или глупую выдумку, но слишком уж всё было абсурдно, чтобы принадлежать чьему-то воображению.       — Мне нужно пойти на историю искусств, — мотнула головой Иза. — А вот после неё — поехали!       Хантер стояла рядом, и, говоря, Изабель смотрела и на неё тоже! Мануэла и Адель расположились рядом, последняя, поджегши свою сигарету, по-свойски сунула зажигалку в кармашек шубки Хантер, будто они были закадычными подружками невесть сколько. Но представление только начиналось. К парковке подъехал знакомый Феррари цвета металлической фуксии.       — Вудкастер!.. — невольно вырвалось у Хантер, стоило ей бросить взгляд на парковку.       Чёрт подери, встречаться с ним не хотелось совершенно! Не ровен час, придурок нашёл бы, как испортить этот чудной момент, отношение к которому Хантер пока не успела продумать. А уж портить Грэг умел так, будто на это и учился в КГН!       — Нет, к чёрту близнецов! — вдруг замотала головой Изабель. — Бежим, а не то напросятся с нами!       Подхватив Хантер под руку, она спешно пошла вверх по лестнице, Аделия бросила сигарету и поскакала так, что даже обогнала их, Мануэла вальяжно, но, тем не менее, быстро зашагала вслед. Поравнявшись с однокурсницами, Хантер неловко обернулась на них и проронила приветствие, но те были настолько ошарашены, что даже не ответили. И тут её догнал голос Грэга:       — Хантер! — провозгласил он, и только она наверняка расслышала в его голосе недобрые нотки. — Красавица, куда убегаешь?       И, поддавшись вдруг пьянящему чувству абсолютного цирка, окружившего её, Хантер схватилась за руки Аделии и Изабель и громко воскликнула:       — Проклятье! Что ж он привязался! Обе разразились смехом, а после вся девичья компания впорхнула в КГН, словно цветастый, благоухающий фейерверк.

***

      Утро воскресенья в семье Вудкастеров всегда начиналось одинаково — с поездки в церковь. Успешно просыпая всю мессу, даже по возвращению Грэг и Мэдли едва продирали глаза, но сегодняшний день был исключением. С самого утра Мэдс голосила так, что к десяти уже болели уши. Грэг даже смотался на тренировку в школу Сесила, чтобы только отдохнуть от суеты, царившей в доме.       Такой же, что всегда царила в любом из поместий Жардан, если на вечер был назначен званый ужин.       Грэгу не было совершенно никакого дела до повода, хотя повод его касался: отец заключил весьма выгодную сделку с Верноном Марлоу, отцом его лучшего друга. На деле же Грэг прекрасно знал, во что обернется вечер: с сотню разодетых в самые дорогие и новые вечерние шмотки малознакомых и чуть более знакомых людей в деталях обсудят каждую складочку на его костюме и лице, а отец и мистер Марлоу надерутся до состояния овощей.       Вудкастер не любил сборища, хотя внимание любил, и потому выбирал костюм особенно щепетильно: чтобы ни одной складочки. Сестра с периодичностью в пять минут вваливалась к нему в комнату, чтобы что-то утащить из шкафа, дважды застала раздетым, после чего Грэг чуть не выписал ей пинок под зад, а контрольный раз вошла в комнату, едва передвигаясь в ярко-алом пышном платье, совершенно растрепанная.       — Мы сегодня алые, — провозгласила она.       — Ненавижу алый, — проронил Грэг, — цвет дураков.       — Цвет моего сегодняшнего туалета, поэтому заткнись и ищи что-то в тон, и поживее! — поморщилась Мэдс.       — У меня есть в тон бутоньерка с чьей-то пошляцкой свадьбы, — попытался Грэг, порывшись в ящике и извлекая красную искусственную розочку в петлицу. Тут же он за это получил смачный подзатыльник и обиженно поморщился.       — Где же это в тон, дурья твоя башка? — ахнула Мэдли, хватая бутоньерку и грозясь выколоть ею брату глаз. — Это ведь малиновый, чёрт тебя дери! Поезжай в Эл-Эй и живо купи что-то алое, а иначе я с ума сойду со стыда!       Для закрепления она снова легко наподдала брату по затылку, взъерошив волосы, и убралась, кажется, наступив на кота. Грэг вздохнул, но не очень тяжело: перспектива сбежать из дома была кстати. Проклятая традиция, благодаря которой близнецы не только всегда ходили на все рауты в паре, но и одевались в тон друг другу, уже набила оскомину, но Грэг подчинялся вполовину от скуки, а вполовину из перфекционизма — фишка с однотонностью костюма была ему совсем немножко по душе.       Пока Грэг ругался сам с собой, Мэдли не без помощи горничных стянула платье и прилегла на кровать. Девицы выстроились перед ней в шеренгу, ожидая дальнейших приказов, уходить без разрешения в этом доме было равно немедленному увольнению без выходного пособия. Мэдли лениво пробежала взглядом по одетым в одинаковые чёрные минималистичные платья штампованным девушкам. «А эта у нас уже давненько», — вдруг подумалось ей при взгляде на последнюю — чуть повыше других, взъерошенную брюнетку с едкими, но бесстрастными глазами и длинными черными стрелками.       — Как тебя зовут? — спросила она, кивнув на девицу. Оробев, другие проводили взглядом вопрос и уставились на жертву.       — Лайла, мисс, — проронила девушка, уперев взгляд в пол, как это любила хозяйка, но глядела все равно почти насмешливо.       — Давно ты у нас? — поинтересовалась Мэдли, лазая в смартфоне.       — Почти четыре месяца, мисс, — отрапортовала уверенно Лайла.       Мэдли отвлеклась, рассматривая фото, что прислала Изабель, какое-то чёрное бесформенное платье. Отвечать было лень и ей, и дерзкой горничной.       — Чтобы больше не видела на тебе этой шалавьей подводки, — протянула она, не глядя на горничных.       — Да, мисс, — послышалось от Лайлы, хотя Мэдс почему-то была уверена, что та улыбнулась.       — Бьюсь об заклад, все хотите прыгнуть в койку к моему брату, — мелодично продолжила Мэдли, вспоминая, проводила она эту беседу с новыми заготовками или ещё нет — так часто прислуга сменялась, что Мэдс её и не запоминала. Девушки промолчали, и только Лайла, передернув плечом, ответила:       — Глупо отрицать, мисс, было бы очень заманчиво.       — Если думаешь, что дерзость тебе накинет очков, ошибаешься, — отрезала Мэдли, садясь в постели. — Кто из вас уже нафантазировал — забудьте. Если узнаю, что Грэг кого-то из вас отымел, вышвырну тут же. Теперь пошли вон. Девицы, казалось, с облегчением поспешили прочь из комнаты. Лайла вышла последней, на мгновение обернувшись на хозяйку.       — А почему нельзя, мисс? — вдруг наглейшим образом вопросила она. — Если мистер Вудкастер пожелает, разве не будет нашей обязанностью выполнить прихоть? Мэдли отбросила телефон и взглянула на девицу из-под приподнятой брови.       — Я набирала горничных, а не шлюх, — произнесла она с металлом в голосе, поднимаясь. — И я не повторяю приказы дважды. Лайла оказалась из понятливых и тут же убралась восвояси.

***

      — В чём смысл? — удивлялась Аделия, неловко отделяя вилкой желток от белка. — К чему делиться на пары? Я думала, это устаревшая традиция.       — Но всё же традиция, — заметила Делорис, разложившая перед собой на столе с десяток бриллиантовых украшений. — Ты не можешь решить, с кем пойти?       — Хочу пойти с Сесилом, — пожала плечами Аделия. — Он меня пригласил.       — Проходимец! — послышалось из прихожей. Делорис возмущенно вскинула голову, нечаянно бросая золотую серёжку в чашку с кофе.       — Проклятье… — выругалась она, потирая пальцы, не решаясь сунуть их в горячий напиток. — Бензли, а ну прекрати мне это!       — Он Аделии не чета, — хмуро продолжил тот, входя в гостиную. — Дорогая, ты ведь знаешь себе цену!       — Папа, это просто вечер! — рассердилась Адель. — Я же не замуж за него иду, в самом деле! Ничего предосудительного не делаю.       Бензли недовольно покачал головой, но встретившись с пристальным взглядом жены, промолчал. Аделия постаралась поскорее покончить с завтраком, пока мать с недовольным ворчанием вытаскивала украшения из чашки, и поспешила к себе, чтобы снова позвонить Мануэле.       Мануэла в своем особняке пропустила уже два звонка от Дэмьена, неясно с какого перепугу решившего ей вдруг дозвониться. Когда телефон затрезвонил в третий раз, она уже хотела запихнуть номер Марлоу в чёрный список, но увидела, что звонит Адель.       — Я хочу подъехать вместе с тобой, — выдала подруга.       — Ты ведь едешь с Сесилом, — вспомнила Мануэла, причёсывая только что сделанные пышные длинные кудри.       — Не хочу с ним, — отмахнулась Адель, заставив Мануэлу подозрительно нахмуриться.       — То есть? — спросила она. — Не хочешь с ним идти?       — Да я и так с ним иду, не хочу приезжать с ним вдвоем, мы же не парочка в конце концов… поехали вместе!       — Скажу Мэтьюзу, чтобы заехал за тобой, — пожала плечами Мануэла. — И всё же мне это странно…       — Не торопи меня! — театрально воскликнула Аделия, подруга рассмеялась на это.       Повесив трубку, Мануэла набрала сообщение Джонатану, а после, подумав, всё же внесла Дэмьена в чёрный список — от греха подальше.

***

      Сложно представить, но были вечера, начинающиеся с большей помпой, нежели вечеринки у Уоттса, по той простой причине, что на торжественные рауты приезжала знать всех возрастов.       Если к Виньябле подъезжали на своих кричащих болидах дерзкие прожигатели жизни, жеманные девицы и шумные компании, то этим вечером к парковке замка Вудкастеров собирались сплошняком лимузины и машины премиум-класса. По ним сразу было видно: это не сынок богатеньких родителей наклянчил на спортивную тачку — нет, машины такого уровня или покупались на заработанные собственноручно или не покупались вообще.       Каждое семейство в Жардан негласно имело свою любимую марку, которой не изменяло, и те, кто следил за жизнью богачей, часто знал, кто именно передвигается по городу в тачках с красивыми номерами. Любимым брендом семьи тер Пэриш были Кадиллаки, Арне считал их единственной маркой, не старящей хозяина. На такой блестящей белоснежной красавице и прикатили сегодня он и Луз, в прихватку с младшим сыном.       Мануэла вместе с Аделью и Джонатаном приехала на Роллс-Ройсе — машине, которой не изменяли Мэтьюзы. Джонатан развлекался и сам выступил в роли шофера, подавая руки дамам. Аделия, едва уместив в дверной проем свою юбку, вальяжно выплыла из машины, проходя мимо кремового Бентли, а следом мимо такого же Бентли, но сверкающе-чёрного. В обожаемой ими классике разъезжали по городу её родители, в кремовой приехали всего два пассажира: малышка Фелис и её гувернантка — нежно-розовый автомобиль купили специально для неё.       Мануэла не пренебрегала помощью Мэтьюза, её платье, затянутое на талии, но пышное почти до неприличия, немало мешало ходьбе. Машины с трудом разворачивались на парковке, но благодаря тому, что Вудкастеры были хозяевами вечера, обошлось хотя бы без их громоздкого белого лимузина — личного фетиша Мэдли.       На Астон-Мартине приехали сразу двое: Изабель, питавшая слабость к ярко-красному, и Кэмерон, у которого не было семейных машин — была только его собственная, к которой он относился как к любовнице, ревностно и верно. Отошедшая к крыльцу Аделия проследила взглядом за царапинами, сверкнувшими на боку машины в свете фонарей, и вдруг пихнула Мануэлу в бок:       — Ты глянь, — протянула она. — Он умеет нормально выглядеть!       Мануэла обратила свой взор на парковку — там как раз шуршала юбкой Робин Уоттс, за ней прошёл её сын. Кэмерона было не узнать: в идеально отглаженном смокинге, гладко выбритый, причесанный, чистый и сдержанно улыбающийся — ни дать ни взять джентльмен!       — Ничего себе, — присвистнула Мануэла. — Выглядит как человек, и верно…       Но внимание обеих тут же привлекло нечто поинтереснее: парковка пополнилась тёмно-серебристым Мерседесом класса S — как выражался Бензли, любимой маркой среднего класса — так он уничижительно намекал на Сесилов. Из машины вышли трое: одетый с иголочки Эндрю и чета его родителей. Увидев приятелей на входе, Сесил пошёл в их сторону, когда его по пути за руку перехватила Изабель, одетая, как редактор модного журнала — в меру стильно и в меру чудаковато. Она сразу стала что-то лепетать ему на ухо, а Сесил в ответ только елейно улыбался, помогая ей преодолеть неровности на дороге.       — Эндрю, — позвала Мануэла, боясь, что он не узнает её и её подругу при параде.       Это было несложно: дамы на светские вечера приходили максимально непохожими на себя, будто специально: Мануэла навертела такие пышные кудри, что, наконец, стала в точности похожа на барби в нежно-бирюзовом атласном платье, а Адель, напротив, убрала локоны наверх, вычернив глаза. Неизменным остался только Мэтьюз, его-то Сесил и узнал. Пятерка остановилась на входе, будто кого-то ожидая.       — Мануэла, крошка, мне кажется, или это платье я на тебе уже как-то видела? — прищурилась Изабель.       — Кажется, — сладко улыбнулась Мануэла, прикладывая ладонь к бровям. — Кажется, родители убрались с парковки, Аделия, можем перекурить.       — Идём, Мэтьюз, я пришла без пары, сыграй её роль, чтобы меня пустили! — хохотнула Изабель, беря Джонатана под руку.       — Я вернусь, — оповестил он, девушки кивнули и остались втроем, в компании Сесила.       Он поставил ногу в идеально начищенном кожаном ботинке на ступеньку, Аделия закурила, озираясь по сторонам, но напрасно: народу вокруг было слишком много, чтобы её кто-то заметил.       — Я это платье тоже видел, Мануэлита, что это с тобой? — негромко проронил Сесил. Мануэла передернула плечами, словно не хотела отвечать, а Аделия обратилась в слух.       — Ничего особенного, просто… у отца небольшие проблемы, вот и решила не тратиться лишний раз. Аделия аж побледнела от ужаса и машинально выбросила сигарету.       — А сильно заметно, что оно уже было? — нервно спросила Мануэла, вскинув взгляд на Сесила.       — Ерунда, Мануэла, — отмахнулся Эндрю, внимательно глядя на неё. — Если тебе нужна помощь, только скажи.       — Ну, ещё чего! Не обанкротилась же я! — рассмеялась Мануэла. — Это временные трудности, всё будет хорошо.       — Кошмар, — выдала Адель. — Мануэла, дорогая, надеюсь, всё наладится! Никому не пожелаешь! За что вам такое? О боже… Дождавшись, пока Мануэла окончательно смутится, она выдала всю эту тираду и пошла пятнами от волнения.       — Прекрати, Адель, никто не умер, — нахмурился Сесил. — Идёмте-ка внутрь, а то вас продует с такими декольте.

***

      В любимом семьёй Фергюсон, но не слишком любимым Хантер Крайслере катилось нынче всё семейство Люка, включая даже секретную дочь. Каким образом слухи о её происхождении всё ещё не дошли до Детты, оставалось для Хантер секретом, но жёнушка Фергюсона по-прежнему относилась к ней приязненно и тепло. Чего нельзя было сказать о сёстрах.       Дейдра изредка общалась с новой сестрой, но, как проницательно заметила Хантер, только в отсутствие старшей. Портия отправила Хантер в свою окончательную и бесповоротную немилость, и она даже толком не могла понять, за то ли, что Хантер удалось на какие-то пару часов переиграть её, или за то, что она всё-таки связалась с Вудкастером, с которым у Порш были личные счеты?       Дей по-тихому заложила Хантер сестру, сообщив, что фотки Грэга клеились той в дневнички и обводились в сердечки лет с двенадцати, но лично она решалась только наподдать ему, а будучи постарше — съязвить при посторонних. Однако рассудок у Портии был не из простых: в каких катакомбах там хранилось отношение к Вудкастеру, и каким оно на самом деле было, понять не мог никто.       Формально сегодня Хантер ехала как гостья, которую лично пригласил Джордж Вудкастер — звучало это чертовски сомнительно, но главное, чтобы достоверно для миссис Фергюсон. По такому случаю оделась Хантер с иголочки, и, говоря по правде, горела некоторым нетерпением — день, проведённый в КГН в кругу элиты немало её приободрил. Она и вправду вписывалась, и не потому, что была какой-то особенной, а просто потому, что носила чью-то особенную фамилию! Раз — и словно фея крёстная наколдовала и волшебное платье с туфельками, в которых все видели в Хантер принцессу, независимо от того, насколько она успела запятнать руки сажей.       Выйдя из машины и обозрев в зеркальную поверхность Крайслера своё ярко-алое облегающее длинное платье, Хантер вновь нашла себя совершенно удивительной. Она и не думала, что может так выглядеть, что бриллианты способны быть ей так к лицу, что с уложенными волосами и в шикарном наряде она и сама может выглядеть дорого.       Порш и Дейдра вышли следом, семейство проследовало на вход, и тогда Хантер вновь приуныла. Идти в вотчину Вудкастеров ей, по правде говоря, совсем не хотелось. Однако несмотря на это, она всё равно искренне восторгалась тем, что увидела.       Диаман Флувьяль, как выяснила недавно Хантер, «речной алмаз», и вправду стоял на небольшой искусственной реке, одетой в изысканные набережные с лепниной и скульптурами. Сам особняк напоминал кукольный дом: с двумя массивными скругленными галереями, украшениями, какими-то ангелами на крыше, барельефами и мелкими фонтанчиками.       «Нет, ну вы только гляньте! Я бы тоже была заносчивой дрянью, если бы выросла в этом дворце!» — подумалось Хантер.       Особняк оказался кукольным и внутри, по широкому залу носились официанты, обслуживая одетых, как павлины, гостей: каждого в своём кричащем, притягивающем взгляд наряде. Всё это сборище отличалось уже одним лишь взглядом: смотреть, как они, научиться было невозможно — с этим взором рождались.       Хантер отметила в толпе неотличимых от местного колорита Мануэлу и Адель и решила прибиться к ним, это уже было лучшей компанией, чем её собственные сестры.       До этого из поместий в Жардан ей доводилось бывать лишь в местном притоне Виньябле и собственной усадьбе, бывшей слишком классической, чтобы так кричать. Диаман Флувьяль кричал. Орал во весь голос о своем великолепии, каждым золотым канделябром и мраморной напольной вазой. В доме Уоттса тоже было много вычурного, но ничего вычурнее хозяина всё равно не существовало — впрочем, в ту секунду Хантер усомнилась в своих мыслях.       С винтовой белоснежной лестницы спустились молодые хозяева: Мэдли, разодетая в такое же алое, как её собственное, платье, с огромным цветком в тон на голове, и Грэг — в безупречном двубортном смокинге, ярко-алой рубашке, с чёрной бабочкой. Словно две червовые карты, они спускались, обстреливая всё и вся едкими, как ядовитые дротики, взглядами.       В отличие от залов Виньябле, где можно было разъезжать на мотороллере, здесь ни один шаг не обходился без чьего-то топорного приветствия, будто бы Хантер все вокруг уже выучили, но она знала: это лишь часть этикета — эти люди и лица её не запомнят. Однако толпа затруднила задачу ретироваться с глаз Вудкастерских долой поскорее. Решение нужно было принимать мгновенно, и, сама не веря собственным мыслям, Хантер ринулась к человеку, который в данной ситуации показался почти родным.       — Кэмерон! — ахнула она максимально ненавязчиво, почти выпадая ему на руки из сборища.       — Мисс Фергюсон! Выглядите на все восемь букв своей фамилии, — приглушенно поприветствовал её Уоттс, придерживая под локти.       — Потанцуем? — спросила она, заслышав из большой гостиной музыку. — А то мне бы очень не хотелось встречаться с хозяином этой встречи, желательно, до самого её окончания. Уоттс рассмеялся и кивнул женщине, стоящей около него.       — Хантер Фергюсон, — произнес он в меру громко, чтобы услышала она и только. — Помнишь?       — Ещё бы, — улыбнулась его спутница, протягивая ладонь. — Робин Уоттс, рада знакомству. Обращайтесь, не стесняясь, по любому вопросу.       Впервые с начала вечера Хантер опешила от восторга. Возможности познакомиться с матерью Уоттса она и не ждала, отчего-то именно это знакомство показалось ей действительно внушающим уважение. Она перебросилась с Робин ещё парой фраз, а после та оставила её и своего сына наедине.       — Пойдем, убьём время, я сегодня как раз без пары, — ухмыльнулся Уоттс.       Его Хантер тоже едва узнавала, таким холёным Кэмерон никогда при ней не был. Его вообще редко кто видел без трехдневной щетины, бутылки и размалеванной девицы, куда уж там отменно сидящий на его стройной фигуре смокинг, белоснежная рубашка и зачёсанные укороченные волосы?       — Давай ты будешь моей парой, — попросила Хантер, даже уже не боясь задавать подобные вопросы такому, как он.       — Как скажешь, главное, чтобы твой бойфренд мне за это не предъявил, — хохотнул Кэмерон.       — Не напоминай, — отмахнулась она, горестно вздыхая. — Ой, Кэмерон, я что-то так волнуюсь.       — Расслабься, — ослепительно улыбнулся он. — Помни: ты Фергюсон.       — За это волнуюсь не меньше, — нервно улыбнулась Хантер.       И тут дорогу обоим преградила фигура. Хантер глупо замерла, вперившись взглядом в ярко-алую грудь. «Дьявол!», — пронеслось в голове, и да, это был именно он.       — Добро пожаловать, Хантер, — проронил голос, который она уже слегка ненавидела. — Уже нашла себе новую пару?       — Я — её пара, — спокойно ответил Уоттс. — Грэг, можно я закурю?       — Нет, конечно, — не отрывая взгляда от Хантер, проронил Грэг. — Не теряйся из виду, мисс Фергюсон, — добавил он. — Ты мне будешь нужна.       — Это ещё зачем? — сглотнула она. — Я с тобой не танцую, Вудкастер.       — Я с тобой тоже, — лучезарно улыбнулся Грэг.       Музыка началась с нового такта, Вудкастер чинно подал руку в сторону, даже не глядя на неё. Ладонь уцепила его сестра, он размашистым шагом двинулся прочь от Хантер, разворачивая пышную, словно бутон алой розы, Мэдли к себе лицом. Конечно, танцевал он только с ней.       — Я тут забыл признаться, честно говоря, я не умею танцевать, — выдал Уоттс, грабя поднос с коктейлями у какой-то девушки в форме.       — Чудно, давай лучше выпьем, — безрадостно вздохнула Хантер, беря из его рук бокал для маргариты.

***

      Джордж Вудкастер что-то долго вещал, стоя посреди зала, Сесил наблюдал за ним, делая вид, что пригубляет шампанское, но на деле просто смотрел на пузырьки. Джордж явно начал выпивать за несколько часов до начала раута, это было заметно, а значит, сделка, что он заключил с Верноном, была стоящей. Рядом с Эндрю остановилась мама.       — Как ты себя чувствуешь? — спросила она. — Не болит голова, в такой поздний час мотаться по гостям?       — Всё в порядке, — кивнул Сесил. — Я рад куда-то выбраться, в больнице было очень скучно. С ними поравнялась женщина, скромная, но одетая весьма неплохо, и тогда послышался детский радостный голосок:       — Эндрю! К Сесилу подбежала Фелис и стала прыгать на месте, просясь на руки.       — Милая, испачкаешь мистера Сесила туфельками, — попыталась вразумить малышку гувернантка, но мистеру Сесилу было всё равно.       Он расплылся в счастливой улыбке и, передав матери бокал, поднял Фелис на руки. Ему чертовски нравилась эта малышка, маленькая копия Аделии: такая же капризная, юная, с такими же хитрыми глазами и светлыми локонами. Так же, как и Адель, её младшая сестра бывала с Сесилом и ласкова, и смущена, но в отличие от Аделии, точно души в нём не чаяла.       — Ты носишь мой браслет? — спросила Фелис, обнимая его ладошками за шею.       — Всегда со мной, — отрапортовал Сесил, показывая запястье. Элен заметила выбившуюся из причёски малышки прядку и парой движений подколола её назад.       — Как здорово было в детстве, верно, Эндрю? — улыбнулась она. — Когда ты приходил ко мне, говорил «мама, мне нравится эта девочка», и мы с Марианной пекли печенье и звали ее на обед… Ты помнишь? Сесил расплылся в улыбке.       — Да, — протянул он. — Мам, мне нравится эта девочка, — добавил он, показав на появившуюся в большой гостиной Аделию. Элен рассмеялась.       — Боюсь, тут печенье уже не поможет… Ты пробовал бриллианты? — шепотом спросила она.       Сесил с улыбкой покивал. Адель меж тем, заметив его, двинулась в сопровождении Мануэлы и Мэтьюза. Последние слегка отвлеклись на выбор выпивки, а Аделия подошла и поцеловала сестру в обе щеки.       — Что, моя пара, идём потанцуем? — спросил Эндрю. — А не то сейчас пойду танцевать с красавицей помоложе, — усмехнулся он, кинув на Фелис.       — Идём, — рассмеялась Адель. — Не ровен час, эта молоденькая красавица помыслит, что ты собрался посвататься.       За спиной Аделии в этот момент появились Бензли и Делорис, и весьма некстати: Сесил поцеловал Фелис в макушку, отпуская её на ноги, взял под руку Аделию и стал ей что-то шептать на ухо. Малышка запрыгала позади него, восклицая:       — Эндрю, ты женишься на мне, когда я вырасту?       — Непременно! Если твоя сестра не женит меня на себе раньше, — рассмеялся Сесил, погладив её по голове.       Аделия залилась смехом, от всей сцены Бензли явно побагровел, потому что почувствовал толчок жены в бок.       — А ну сделай лицо попроще! — шикнула она. Сесил и Адель прошли мимо, присоединяясь к танцующим, а Бензли остановился около младшей дочери, беря её на руки.       — Что это ты задумала, крошка? — спросил он. — Зачем тебе Сесил?       — Эндрю — рыцарь! — выдала она. — Я выйду за него замуж, когда вырасту!       — Ужас какой, — безрадостно выдал Бензли, и тут к сборищу подошли опоздавшие Мануэла и Мэтьюз.       Они о чем-то очаровательно переговаривались, рядом с ними остановился Марк, он стал тут же расспрашивать Мануэлу про учебу, дом и вообще всё на свете, Бензли прищурился, прислушиваясь. Небеса словно пытались зло подшутить над ним: Марк говорил с младшей тер Пэриш, будто с невесткой!       — О, Мануэла, чудесное платье, — выдала Элен, улыбаясь и попивая какой-то безалкогольный коктейль. — Ты выглядишь, как принцесса, дорогая!       Пока Мануэла обменивалась любезностями с матерью Сесила, а Джонатана отвлекла разговором Делорис, Бензли хмуро вскинул взгляд на Марка.       — Что это ты так носишься с ними обоими?       — Не знаешь ещё? — удивился Марк. — Мануэла — девушка Джонатана! Как же я хотел бы, чтобы у них всё сложилось, чудная, чудная партия!       В эту секунду Бензли вскипел. Как так?! Младший Мэтьюз был у него на прицеле! Какая ещё к дьяволу чудная партия? Теперь Марк женит сына на бриллиантовых резервах, в то время как обе дочери Бензли с ума сходили от безродного ракеточника! Чёрт подери!       От яростных мыслей его отвлекли крошечные пальчики Фелис, закопошившиеся в волосах над ухом. Бензли перевёл дух: рано паниковать. Молодёжь горячая, импульсивная, сами всё испортят, как пить дать, а Фелис ещё лет десять ничерта не будет делать без позволения.       У него ещё есть время всё исправить.

***

      Аделия чувствовала себя странно: одновременно гордой и нет. Она без конца ловила себя на мыслях об Эндрю всю последнюю неделю, да и не только её, но теперь, оказавшись у всех на виду, поняла, что поторопилась с выводами. Сесила, конечно, ужасно хотелось, но всё ещё не хотелось, чтобы об этом кто-то знал. Адель не могла понять, что происходит: она не стеснялась его (да и как его можно было стесняться?), скорее стеснялась своих чувств. Или проявления чувств вообще? А были вообще у неё какие-то чувства?       Казалось, дай она хоть намеком понять, что Сесил ей небезразличен, толпа вокруг толкнула бы их обоих на брачное ложе и собралась вокруг засвидетельствовать союз. Эндрю не был человеком, связь с которым возможно было скрывать, и это существенно осложняло дело.       Поняла Аделия это не сразу. Она и Сесил стали танцевать под какую-то заунывную вальсовую музыку. Умение танцевать жителям Жардан прививалось вместе с умением выбирать вилку для устриц, но мало кто делал это так же отменно, как Сесил — так что Адель наслаждалась. Рука покоилась на его плече, другую он держал в ладони, Аделия была достаточно близка к нему, чтобы почувствовать приятный запах одеколона, исходящий от шеи, рассмотреть шероховатости на гладко выбритом на первый взгляд подбородке и услышать едва различимый шепот, которым он доносил до неё свои не самые невинные мысли.       Всё было хорошо до того момента, как Сесил не наклонился и не поцеловал её чуть пониже виска. Аделия встрепенулась, вскинув взгляд почти испуганно.       — Что такое? — спросил он, одновременно усмехаясь и опечаливаясь. — Всё никак ко мне не привыкнешь?       — Я немного стесняюсь на людях, — проронила она, снова опуская голову.       — Или не уверена в том, что чувствуешь? — догадался он.       — Дай мне время, я ведь просила, — мягко произнесла Адель.       Сесил промолчал, а Аделия вдруг мысленно отругала себя за глупое поведение. Ну, какой чудесный парень стоял прямо перед ней, проявлял к ней ласку, а она выпендривалась! Тут же её взяла и злость: проклятье, она изначально не обещала Сесилу никаких отношений, хотела только одноразовую страсть! Но это ведь было во власти Эндрю — дать или не дать ей желаемое. Он выбрал второе, но она не смирилась. Нет, стоило принять его условия или отступить. Ни того, ни другого Аделия пока не могла позволить себе сделать.       — Знаешь, что я думаю? — проронила она. — Что ты ко мне несправедлив.       — Отчего же? — удивился Сесил, поворачивая её, крутанув за руку.       — Ты давишь на меня, требуя всё большего, а я и так дала уже больше, чем намеревалась, — рассудила она.       — Ты ничего еще не дала, милая, — проговорил Сесил шепотом, заставив мурашки пробежаться по её спине.       — Но ведь того, что я так жажду дать, ты не хочешь, — проговорила она слегка сбивчивым голосом. — Ты хочешь много большего!       — Разве я не имею право? — улыбнулся он. — Я хочу тебя всю, почему должен соглашаться на меньшее? Не должен, он был прав.       — А если бы я сказала, что тебе не получить меня всю ни при каких условиях, — рассудила она. — Ты смирился бы?       — Но ведь это ты не смирилась, — снова улыбнулся он. — Я готов был отказаться от соблазна — ты не отступила. К тому же, — продолжил Сесил снова шепотом, — очень сомневаюсь, что мне не получить тебя всю никогда.       Ну, это было уже слишком! Кто кого соблазняет, чёрт подери?! Адель отстранилась от него, остановившись, и лукаво взглянула в глаза.       — Это соревнование? — спросила она недоверчиво.       — В твоей голове, возможно, — покивал Эндрю. — Для меня это просто путь к желаемому.       — Ещё неизвестно, кто из нас получит желаемое, — фыркнула Аделия, не собираясь сдаваться, даже при условии, что это не соревнование, с чем она, кстати, не была согласна.       — Но, Аделия, если желаемое получу я — мы оба его получим! — рассмеялся Сесил. Он был таким в этот момент уверенным, открытым, дерзким, привлекательным… что Аделия мгновенно захотела новый раунд.       — Идём-ка, — поманила она его за собой. — Выпьем.       — Не уверен, что мне это будет полезно, — напомнил он.       — Значит, много не понадобится, — игриво заметила Адель, потянув его за руку.

***

      Почти два часа прошло, прежде чем Адель почувствовала нужную кондицию. Тот самый момент, когда алкоголь ещё не туманит рассудок, но уже придает решимости на всё. Сесил перешёл эту грань уже давно, на втором бокале или на втором глотке из первого… Аделия поднялась вместе с ним на верхний этаж, где попросила горничных проводить их в гостевую комнату — соревноваться с Сесилом она могла лишь в уединении.       Закружившись по комнате, она поняла, что поймала его в сети — Сесил притворил дверь и выпрямился, глядя на неё. Он был таким покорным, что Аделия невольно почувствовала что-то очень горячее внутри, будто страсть, смешанную с умилением.       — Держи, — она протянула ему бокал.       — Этого мне много, — пробормотал Эндрю, но бокал взял.       — Ты уже напился и так, — отмахнулась Адель.       — Чего ты добиваешься? — спросил Сесил, отпивая виски.       — Хочу опоить тебя как можно сильнее, — честно ответила она. — А потом затащить в постель.       Он наверняка думал, что она просто выдает свои планы, но это был один из методов воздействия — пускай слышит!       — У тебя это не выйдет, — покачал головой Эндрю.       — Почему же? Разве, напившись, ты не поддашься чувствам?       — Поддамся, — кивнул он, подходя ближе, — и стану рыдать на твоем плече от неразделённой любви.       Он запустил ладонь в её волосы, другой рукой привлекая к себе за талию, Адель почувствовала, как он осторожно целует её сзади в висок. Сесил впервые сам отважился её обнять, она ощутила жар его тела, к которому прислонялась спиной. И без того уже обуявшее её желание теперь возросло втрое, Аделия развернулась, оказавшись лицом к лицу с Эндрю, в паре сантиметров от его губ.       — Неужели, — шепотом произнесла она, — ты способен и на такое?       — А ты как думала, — проговорил он лукаво, насколько это позволяло ему его опьянение.       — Я не понимаю… Ты говоришь о любви, почему же ты меня не хочешь?       — Кто сказал тебе такое? — Сесил отстранился, чтобы повнимательнее заглянуть ей в глаза. — Конечно, я тебя хочу, безумно хочу.       Адель глядела во все глаза, со стороны она, должно быть, казалась испуганной, но слова, которые он говорил, заставляли её теряться. Она успела только открыть рот, когда Эндрю продолжил, зарывшись носом в её волосы:       — Ты же прекрасно знаешь, чего я хочу: чтобы ты была моей… — Его голос звучал так тихо, что Адель едва могла расслышать. — Просыпаться с тобой в одной постели, — продолжал меж тем он, — трахать тебя в душе… — На этом месте в груди у Аделии ёкнуло. — Завтракать с тобой. Хочу, чтобы ты сидела в моей футболке, нечесаная, без макияжа, у меня в столовой и смеялась над чем-нибудь, подобрав ноги под себя. Ты это видишь? Я — каждый раз, как закрываю глаза.       Дыхание сбилось, Аделия сцепила свои пальцы с пальцами Эндрю, опиравшимися на подоконник позади неё.       — И тебя, больше всего хочу тебя, — продолжил он. — Разложить тебя прямо здесь или в своей машине, даже не снимая платья. Чтобы ты стонала моё имя, говорила, что вся моя. Понимаешь, Адель?       — Так я и буду стонать, — едва дыша, произнесла она. — Я ведь готова, Сесил, прямо сейчас.       — Разве ты будешь моей? — пояснил он, гладя её бедра поверх платья. — Нет, ты не сможешь лгать, я пойму.       — Ты меня с ума сводишь! — возмущенно выдохнула Аделия. — Зачем это? Мучаешь и меня и себя.       — Нет, это ты меня мучаешь, — возразил Сесил. — Хочешь, чтобы я пил? Я буду пить. А тебе всё это слушать.       Он снова взял бокал и отпил несколько больших глотков, продолжая держать Адель за пояс, а после поставил бокал на подоконник и с чувством поцеловал её. Теперь, казалось, это Сесил пытается соблазнить её, а никак не наоборот. Аделия давно решилась на всё, нужно было только придать решимости ему. Алкоголя в крови натренированного, не привыкшего к выпивке Эндрю было более чем достаточно, поэтому Адель сама взяла бокал с подоконника и, не без труда на мгновение оторвавшись от Сесила, отпила.       После возобновила поцелуй, гладя Сесила по щеке, медленным шагом толкая его к кровати. Он отстранился, глядя на то, как она становится коленом на покрывало и расстёгивает манжеты на запястьях.       — Аделия, — усмехнулся он.       — Да не железный же ты, в самом деле, — отмахнулась она и одним движением скинула с себя платье. — Иди ко мне, ну же. Взяв его за руку, Адель потянула на себя и села на колени. Сесил тронул её ногу, проведя пальцами по бедру, всё выше, пока не достиг белья. Белым всполохом в темноте сверкнули ладони, расстёгивающие его ремень.       — Адель, прошу, — взмолился Эндрю, отводя её руки от своих брюк. — Я прошу, перестань, не надо этого.       — Это я прошу, — шепотом возразила она, привлекая его к себе, заставляя сесть рядом. — Умоляю, как ты и хотел.       На мгновение он поддался снова. Аделия забралась к нему на колени, внизу живота приятно ухнуло, когда Сесил вновь поцеловал её так, как целовал только он один — горячо, с любовью, которую она на самом деле чувствовала от него, а не только слышала признания, как это бывало с другими.       Его руки неуверенно, но оттого еще более сексуально водили по её талии и бедрам, Адель не могла себе никак признаться, что эта его покорность и непокорность одновременно сводила её с ума, заставляя желать таких вещей, каких она никогда не позволила бы другому. Заведя руку за спину, она щёлкнула застёжкой бюстгальтера. Сесил оторвался от её губ, ошарашено глядя, как Адель легким движением сбрасывает с себя бретельки.       — Что ты делаешь? — просипел он, не отводя взгляда от её обнаженного тела.       — Не оставляю тебе выбора, — промурлыкала Аделия.       Она легко толкнула его в плечо, заставляя опустить затылок на покрывало, выгнулась, дотягиваясь губами до его подбородка. В мгновение ока Адель оказалась под ним, зажатая словно в тиски, она едва не рассмеялась от осознания своей победы. Руки Сесила, наконец, без стеснения гладили её кожу, отводили за уши волосы, обнажая шею, которую он тут же покрывал поцелуями. В горле Аделии словно встал комок от того, как сильно она хотела продолжения. Так далеко они ещё не заходили, она поскребла руками по его плечам, стараясь стянуть футболку.       Эндрю поднял её над покрывалом, держа за спину, поцеловал до безумия грязно, так, как, она думала, он вообще не умел. Адель вцепилась ему в волосы и вдруг услышала скрип двери. Оба мгновенно повернулись на звук — в комнату, распахнув дверь, влетела фигура.       — О, — послышался лязгающий голос Уоттса, — прошу простить, — он расшаркался, едва не навернувшись, и поспешно покинул комнату.       — Чёрт, — выругалась Аделия, а после, забив размышления подальше, снова повернулась к Сесилу. — Не обращай внимания, продолжай.       Эндрю замер. Он смотрел на неё с пару секунд, после преодолел расстояние до её губ и снова поцеловал её — уже не так, как мгновение назад — ласково, почти снисходительно. Аделии захотелось застонать от обиды, она поняла, что крючок сорвался. И не ошиблась — тут же Эндрю отпустил её и поднялся.       Он одернул футболку. Подойдя к подоконнику, взял бокал и отпил несколько больших глотков, а после осушил его целиком. Постояв с минуту у окна, Сесил потёр виски и вздохнул.       Аделии не хотелось даже ничего говорить, она лежала без движения, прикрыв грудь ладонями — теперь ей отчего-то стало неловко. Внутри неё кипела обида, она хотела выкрикнуть Сесилу, что он слабак, что он просто не мужик, если не хочет её вот такую. Но слова никак не могли сорваться с губ — она знала, что он хотел. Хотел так сильно, как, пожалуй, не хотел её ещё ни один мужчина на свете, и почему-то все эмоции, что испытывал к ней Сесил, она отчетливо улавливала и знала. Каким-то непостижимым образом он умудрялся убеждать её в них, не говоря ни слова. Тут же Аделия вспомнила, что он говорил.       Ей стало вдруг совестно, этот раунд она проиграла — снова, но теперь Адель ощутила стыд за новую попытку его переиграть. Как это было возможно? Очевидно: ей не получить от него того, что она хотела. Неочевидно: каждая новая попытка всё крепче привязывал её к нему. Пора было завязывать с этой увлекательной, но вязкой игрой. Каждый раз, когда он пересиливал себя и отказывал ей, он избавлял себя от будущей боли — но определенно испытывал боль настоящую. Боль оттого, что девушка, которую он любил, хотела вертеть им и даже не пыталась скрыть.       Она тихонько подобрала ноги и села, а, подняв с пола своё белье, надела его и на цыпочках подошла к Эндрю.       — Возьмём еще выпивки? — предложила она, положив голову ему на плечо. — Поплачешь мне о своей любви. Эндрю обернулся на нее, в темноте, на фоне окна очертился его профиль.       — Пообещай, что больше не станешь этого делать, — хрипло попросил он. — До тех самых пор, пока не захочешь отдать мне нечто большее. Аделия кивнула.       — Обещаю.