ID работы: 5062328

Jardin Royal, или Добро пожаловать в вертеп!

Гет
NC-17
Завершён
234
автор
Размер:
655 страниц, 34 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
234 Нравится 155 Отзывы 102 В сборник Скачать

Глава 26. Это сделал Уоттс

Настройки текста
      Не меньше месяца осаждали особняк Кэмерона проклятые федералы, и вот, наконец, Ройе дал добро — хозяин с чистой душой мог продолжить погружать Виньябле в геенну огненную. К одной из долгожданных, особенно владельцем, суббот, к особняку доставили несколько ящиков еды и алкоголя, а начиная с девяти часов вечера (как только дом покинула Робин), улицу огласили биты, заставив вибрировать близстоящие тачки.       Могло показаться, будто для такого роскошного повода, как «триумфальное возвращение Его Величества Короля Вечеринок» Уоттс недостаточно запасся спиртным — всего каких-то пару ящиков! — но хозяин припас для гостей кое-что особенное.       К десяти парковка стала полниться — воодушевленные лица говорили сами за себя — даже гости соскучились по тусовкам.       Съезжался весь свет: то тут, то там мелькали сверкающие на вечернем искусственном софитном свету автомобили с номерами Малибу, Беверли-Хиллс и Бель-Эйра, подъехал с львиным рыком Порше Спайдер Джонатана, перед которым, будто почуяв исключительность водителя, медленно разъехались кованые ворота, пропуская на территорию особняка. Сновали тут и там человеческие фигурки, пришедшие пешком, заполоняли стремительно сокращающиеся пустоты на парковке проворные кабинки местного и междугороднего такси. К самому крыльцу Виньябле подплыл, словно зашел на посадку небольшой авиалайнер, громоздкий лимузин, на котором сегодня с помпой пожаловали близнецы Вудкастеры.       Внутри уже всё было готово — по всем горизонтальным поверхностям, имеющимся в холле и на этаже возле тронного зала, были расставлены десятки стопок с резко пахнущим спиртом бежевым содержимым, напоминавшим Бейлис.       Сам Его Величество, облачившийся в твидовый коричневый пиджак от Армани, закатав рукава, нацепивший на обнаженную шею бежевую атласную ленту, повязав ее бантом, обозревал по привычке владения, навалившись на поручень около тронного зала. Уоттс завязал волосы на затылке, воткнув в узел бриллиантовую булавку для галстука, а пальцы одел в кольца — сегодня хозяина одолело настроение обвешаться цацками. Около него ошивался первый гость Виньябле — уже порядком набравшийся Дэмьен, как раз пытавшийся обеими руками сразу стянуть с плеч лазурного цвета бейсбольный бомбер. По наставлению Кэмерона он чёрным карандашом пририсовал под правым глазом несколько ресничек, изображая Алекса авторства Кубрика, Уоттс сделал то же с левым глазом.       У друзей на сегодня созрел искрометный план, который обладал потенциалом сделать вечеринку незабываемой. Наблюдая за тем, как народ медленно заполняет свободные углы необъятного холла, Кэмерон усмехнулся в сторону приятеля:       — Марлоу, что там с твоим папашей? — спросил он. — Когда присылать столовое серебро на свадьбу?       — Тебе-то что? — плюнул Дэмьен, всё никак не в силах совладать с курткой.       — Да всё размышляю, чего это ты последние дни такой дерганный, — наигранно ласково спросил Уоттс, сжимая сигарету в зубах. — Боишься пойти по стопам, а? Он подошёл и резким движением стянул наконец бомбер с Дэмьена.       — Что ты, чёрт подери, такое несёшь? — поморщился тот, успокоившись. Кэмерон игриво взял его за подбородок и поднял лицо на себя.       — Не взыграют гены, а, Дэмьен? — улыбнулся он, дымя тому в лицо. — Надеюсь, ты не станешь приставать ко мне, принцесса? А? Не станешь? Говоря это, он на рекордное расстояние притянул лицо приятеля к своему несколько раз чмокнул в миллиметре от его губ. Дэмьен сердито высвободился.       — Пошёл ты, Уоттс! — фыркнул он. — Мне и так несладко, а тут ещё ты со своими шутками!       В глубине души он даже слегка завидовал Уоттсу — тот был настолько уверен в себе, что совершенно не боялся подобных шуток и любого вида подозрений, что они могли вызвать. На глазах у всего мира Кэмерон мог носить бабские шмотки, украшения, разукрашивать лицо косметикой и отпускать сальные остроты в адрес друзей и врагов, он даже заявлял, что однажды забавы ради склонил к оральному сексу какого-то первокурсника из КГН — всё, чтоб потешить своё самолюбие — и при этом отчего-то никто не воспринимал подобные истории всерьёз! А Дэмьен был почти уверен, что тот не лгал — подобное было в стиле хозяина, наверняка какой-нибудь парнишка подкупом или просто по симпатии отсосал-таки Уоттсу, уж за всю-то его алкогольную биографию! И ни разу Кэмерон не говорил ничего подобного без улыбки, а потому все эти выходки сходили ему с рук без ущерба для репутации! А если только хоть один косой взгляд бросил бы Дэмьен на другого парня — не отмылся бы вовек.       — Что за брачные игры тут у вас? — огласил тронный зал надменный голос Грэга. Тот вместе с сестрой как раз поднялся по лестнице и брезгливо оглядывал приятелей. Близнецы сегодня оделись полностью в чёрное. Грэг — в чёрную рубашку, пиджак с закатанным рукавом, будто по примеру хозяина, и чёрные, пожалуй, даже излишне облегающие брюки. А Мэдс — в чёрный топ, открывающий живот, юбку и каблуки, а до кучи как следует вычернила глаза.       — Дэмьен определяется с ориентацией, — отмахнулся Уоттс, встречая гостей приветственным косяком.       — Определился уже! — огрызнулся тот. — Мануэла! Мануэла знает!       Мануэла и вправду пожаловала как раз в этот момент, похожая на барби с копной чёрных пушистых волос, в атласном розовом платье с кружевным декольте и затянутым лентами поясом. На шее у неё покоились несколько рядов очаровательного розового жемчуга, а в каждую жемчужину был вставлен маленький сверкающий камешек. Но воодушевление Дэмьена длилось недолго, едва он рванулся к ней и поцеловал в щёки, здороваясь, как следом за ней поднялся Мэтьюз. Мануэла ещё не успела убрать своих изящных ручек с шеи Дэмьена, как за воротник его уже взяла не слишком изящная рука Джонатана.       — Марлоу, не злоупотребляй моим терпением, — промолвил он вместо приветствия.       — Значит, вы снова вместе? — елейно поприветствовал обоих Уоттс. — Теперь-то уж, поди, не злитесь за тот спор, а?       — Заткнись ты, Кэмерон, — поморщился Джонатан. — А что там у тебя, Дэмьен, с ориентацией? Пошло-поехало?       — Да пошли вы оба! — взвился Марлоу. — Хватит, ясно?! Грэг, хоть ты скажи!       — Не втягивайте меня в ваши гейские разборки, — рассмеялся тот.       Марлоу побагровел от злости и уселся в угол, нервно закуривая. Мануэла присела рядом с ним, распространяя вокруг сладкий запах своих духов и, словно поддразнивая, касаясь его своими волосами и подолом платья.       — Не обращай внимания, — сказала она. — Дэмьен, они подшучивают, чтобы разрядить обстановку. Чтобы ты не думал, что ситуация с твоим отцом кого-то напрягает.       — Меня она напрягает! — возразил с обидой в голосе Дэмьен. — Ох, Мануэла, лучше бы ты меня простила вместо Мэтьюза!       — Я всё слышу, — вальяжно отозвался Мэтьюз, сидящий напротив. Дэмьен бесцеремонно положил голову на колени Мануэле и зарылся лицом в её ладони.       — У меня будет объявление, — сообщил Уоттс, развернувшись лицом к гостям. — Мануэла, придет сегодня твоя подруга со своим карманным каблуком?       — Ничего он не каблук! — возмутилась она. — И да, оба придут, Сесил, кажется, задержался в школе, вот и опаздывает.       — Эй, народ! — проорал Кэмерон на весь особняк в неизвестно откуда взявшийся рупор. — Стопки не трогать! Это сюрприз! Мы ждём последних гостей, а после все попробуют!       — Что там у тебя? — мелодично поинтересовалась Мануэла.       — Особая штука, — покивал Уоттс. — Волшебная! Попробуете, вам зайдет. Мне кое-кто кое-откуда привёз. Мануэла взяла одну из стопочек и понюхала, следом поморщилась и вскинула голову на хозяина:       — И что нас ждёт? — с сомнением спросила она.       — Нечто незабываемое, — елейно улыбнулся Уоттс, уколов её взглядом своих угольных глаз.

***

      Одетый с иголочки, опрокинувший для достоверности пару стопок водки, в особняк почти незаметно проследовал Артур Уэстбрук. В данном случае одеться с иголочки означало одеться, как наемный убийца — одинаково дорого и небрежно, как если бы бомж выиграл в лотерею миллион и весь его спустил на потребу своей душе. Артуру на днях стукнуло тридцать один, потому прикид должен был максимально его молодить, он нацепил кожаную куртку, брюки поуже, солнцезащитные очки, которые нахрен не сдались ему в помещении, и зачесал волосы гелем. Оглядывая себя в зеркало, он только подумал, как же низко пал, а после вспомнил, сколько Ройе отваливал за работенку, и на душе полегчало.       Он даже не пытался скрывать, что работа была ему по душе. У Уоттса всегда было весело, а сегодня, учитывая, сколько хозяину не давали свободы, запланировали что-то вроде отвальной.       Уэстбрук должен был смотреть не просто в оба, а во все четыре глаза, для этого он незаметно расставлял по полкам с алкоголем маленькие камеры — не шпионские жучки, которые, впрочем, наверняка было несложно достать — нет, обыкновенные гоупро, которые при обнаружении можно было спихнуть на любого любителя гаджетов. Заметь Кэмерон в своем доме жучок, поднял бы шум, которому не было равных. С любительскими же камерами он ничерта не докажет.       Под потолок Уэстбрук запустил квадрокоптер, оснащенный ещё одной камерой, без стеснения управляя им с сотового. Он ясно запомнил сказанные ему полушепотом слова Бензли «Если даже сегодня ночью кто-то умрет, ты, чёрт подери, должен это заснять». Сроки выходили, на Бензли всё чаще смотрели косо, богатые подростки мерли один за другим, пора было выходить на ублюдка, и адвокат решился на крайние меры. Сегодняшняя ночь должна принести свои плоды. Конечно, при условии, что дилер явится.       Разумеется, не заметив особенного гостя, спустя полчаса с начала вечеринки пожаловал ещё один особенный гость — Виньябле осветил ореолом своей славы Дюаваль. С ним сегодня были сразу две спутницы: по правую руку примостилась Коллин, убравшая медные волосы наверх и надевшая голубое платье, максимально оголяющее плечи и декольте. По левую руку от актёра, сама дивясь своей удаче, шагала мстительница Натали.       Она наконец придумала, как отомстит Уоттсу — не без помощи Коллин, о чем, впрочем, последняя не догадывалась. Нэт намотала на ус заявление Элиота о Касе, которое растиражировали на другое утро все без исключения желтые газетенки Эл-Эй, и решила, что подлость, какую она задумала, в духе Кэмерона и придётся ему по душе.       Каждая собака теперь знала, что в Виньябле актёра пытались отравить, осталось лишь намекнуть, кто именно, и Натали собиралась убедить весь свет Жардан, что яд в пищу другу подсыпал именно Уоттс. Пара достоверных ходов уже припасена была в глубине её, как ей казалось, хитроумного рассудка, и Натали была полна решимости и воодушевления от скорой вендетты.       Дюаваль взял одну из стопочек, стоящих всюду сразу у входа, но выпить не успел, его прервал окрик Кэмерона, раздавшийся под потолком и оглушивший Виньябле, будто глас божий.       — Дюаваль, а ну поставил на место! — проорал он в рупор, тогда актёр и свита заметили стоящего у тронного зала и опершегося на перила хозяина. — Иди сюда и ничего по пути не бухай — это приказ! Рассмеявшись, Элиот поставил стопку на место и пошёл навстречу гласу.

***

      — Скоро Рождество, какие планы у Его Величества? — смешливо спрашивала Коллин, усевшись рядом с Уоттсом на правах лучшей подруги — она уже смело приписывала себя к их числу.       Она вертела в руках стопку, из которой Кэмерон запретил пить до тех пор, пока он не разрешит. На ухо он предупредил Коллин, что Дюавалю вовсе нельзя и притрагиваться к пойлу — может двинуть кони. Сам актёр уже был осведомлен и не горел желанием, Коллин решила последовать его примеру и от греха не злоупотреблять.       — Придумаем что-нибудь, — отмахнулся Кэмерон. — Главное, чтобы мои юные друзья не начали опять ныть о своей гребаной учебе, а то я это уже слышать не могу, каждый год одно и то же — Мэтьюз и Марлоу каждый семестр стонут, как девки, что теперь их точно числанут — хотя дебилу ясно, что числануть их обоих могут разве что в параллельной вселенной.       — Меня могут числануть и в этой, — уныло заметила Коллин. — Конечно, если Элиот за меня слезно кому-нибудь не подпишет автограф.       — А я думала, Дюаваль вроде как теперь не в тренде, — протянула Мэдли, рассевшись напротив.       Около неё сидел брат, демонстративно не глядя в сторону челяди — он ковырял ножом в часах, которые снял с запястья. Кажется, они остановились, и он с видом знатока взялся исправить.       — Всё я в тренде, прояви терпение, Мэдс, — хохотнул напряженно Элиот.       — Смотри, Дюаваль, — прикрыла глаз она. — Свалишься с пьедестала, мы тебя тоже под зад пнём.       Она дождалась, пока Дюаваль нервно покивал и сглотнул, а после расхохоталась так громко, что даже брат поддержал её, наверняка и не услышав сказанного.       — На кого ты учишься, рыжуля? — поинтересовался Уоттс, не обращая внимания на выпады близнецов.       — Я на рекламе, — ответила она. — А ты разве не отучился в КГН, Кэмерон? Я думала, вы все его выпускники…       — Уоттс нигде не отучился, он у нас быдло, — ткнул его в плечо подошедший сзади Джонатан. — Ты разве не заметила?       — Заметила, — почти шепотом ответила Натали, её услышала только Коллин. Сама она снисходительно рассмеялась. На колени Кэмерону, сорвав с уст окружающих удивленный возглас, прыгнул пятнистый тощий кот и потёрся прямо о подбородок хозяина.       — Я не быдло, я гедонист, — вальяжно отозвался на выпад Мэтьюза Уоттс, почесывая кота. — Ты не поймёшь, креветка офисная.       — Когда мы уже выпьем, Кэмерон? — недовольно подал голос Грэг, напряженно ковыряя часы. — В Виньябле в кои-то веки скучно.       — Терпение, друг мой, — проронил Уоттс.       Коллин снова обратила свой взгляд на близнецов; все, кто плохо знал их, вначале глядели на Вудкастеров как на каких-то диковинных животных, до чего они были занимательные в своей естественной среде обитания. Такие одинаковые, породистые — ни дать ни взять гордость селекционера — как будто специально кем-то выращенные на потеху публике — а потешить публику они оба были горазды.       — А на кого учишься ты, Грэг? — спросила она, ощутив холодок от тут же пришедшей мысли, что Вудкастеру раз плюнуть проигнорировать её сейчас, тем самым публично унизив. Однако она не учла того, что Грэг унижал исключительно тех, на кого имел зуб — на других он не тратил сил.       — Я лингвист, — ответил он просто, даже не поднимая головы, чтобы посмотреть, кто спросил.       — Грэг и Мэдли совершенствуются в искусстве владения языком, — философски выдал Уоттс. — Обоим это скоро будет очень кстати, как раз когда придёт время как следует поработать языком на пятую точку своего папаши.       — Вообще-то, языки — это будущее, дурья твоя башка, — раздраженно бросил Грэг.       Это была игра, и Коллин поняла её правил не сразу — неизвестно почему, каждый из сидящих рядом старался подколоть другого, а другой должен был колоть в ответ. Теперь на туше Кэмерона Грэг ответил будто устало, с неохотой, но ход всё же поддержал.       — И как у тебя с языком, Грэг? — улыбнулся Уоттс. — Уже владеешь? Покажи пару техник.       В тот же момент Вудкастер куда-то неудачно ткнул, и часы в его руках рассыпались на сотню мелких деталек, разлетевшихся по полу. Мэдли разразилась хохотом, никто за столом не сумел сдержать улыбки, Грэг флегматично бросил нож на стол и отряхнулся от шестеренок, застрявших в складках одежды.       — Я гуманитарий, — просто ответил он на молчаливые насмешливые взгляды.       Тронный зал взорвался от смеха, Джонатан смахнул слёзы и стал отпускать ещё шутки о Вудкастерском изощренном языке, когда Грэг снова вопросил, можно ли уже выпить.       — Вот теперь все в сборе, — хитро заулыбался Кэмерон, глядя, как к тронному залу поднимается Сесил в компании трёх сестёр Фергюсон. — Где Адель?       — Будет с минуты на минуту, — ответила вальяжно Мануэла, показавшись откуда-то из-за спины Уоттса, откуда показался и Мэтьюз.       — Берите стопки! — скомандовал Уоттс.       Сесил подошёл к тронному залу, даже не поздоровавшись с хозяином, а тот и не обратил внимание на то, что Эндрю прошёл мимо — и всё это несмотря на то, что, кажется, именно его Уоттс и ждал. Коллин проводила Сесила взглядом, он и светловолосая из Фергюсонов, та самая, с которой Коллин знакомилась на последней тусовке, прошли совсем рядом.       Она едва узнала Хантер с первого взгляда — тогда, накрашенная дешёвой помадой, она сидела с Уоттсом, будто опьяненная своим счастьем находиться в обществе его и ему подобных. Теперь же она прошла мимо, не обратив внимания ни на кого, кроме своего нынешнего спутника.       На мгновение показалась её сверкающая в свете софитов жидким золотом макушка, прямо около плеча Кэмерона. Она перемолвилась с ним парой слов, он лично протянул ей стопку, Хантер взяла и плотоядно улыбнулась. Коллин поняла, что первым вызвало удивление в образе гостьи — Хантер оделась, как все прочие — неуловимо кричаще. Такое сочетание казалось невозможным, но вот Коллин видела его перед собой и не могла подобрать слов. На Хантер, словно влитое, сидело чёрное облегающее платье с металлическими пластинками по всей длине, она убрала волосы на первый взгляд небрежно, но причёска всё равно притягивала взгляд. Серьги в ушах не были, как прежде, вычурно большими и сверкающими — но блестели, как нечто, обрамляющее образ Хантер. Вся её одежда её обрамляла. Коллин поняла, что создавало этот необъяснимый эффект блеклости и шика — Хантер выглядела шикарнее, чем её шмотки.       Казалось, она даже двигалась иначе. Коллин помотала головой, сбрасывая наваждение и списывая впечатление на нынешнюю трезвость Хантер — ведь в прошлый раз она была безбожно пьяна. И всё же вид её отличался теперь от вида Коллин, хотя на ней самой был настоящий Диор, пусть и взятый напрокат. Что же за секрет она знала? Кэмерон крикнул в рупор команду пить всему особняку.       — За возвращение хозяина! — провозгласила Мэдли, подняв стопку.       С ней соединили бокалы Джонатан, Мануэла, брат и Хантер — и только Коллин заметила, какими убийственными взглядами последняя с ней обменялась. Порш и Адель сверкнули стопками в темноте, отойдя в угол и о чем-то светски болтая. С подозрением взяв стопку, опрокинул Сесил, за ним, словно по знаку, выпила Мануэла. Джонатан и Грэг опустошили в унисон, Мэдли опустила свою, едва коснувшись губами. Последними, глядя на улюлюкающую толпу внизу, чокнулись и выпили до дна Кэмерон и Дэмьен.       — И да начнется праздник, — торжественно закончил Уоттс.

***

      Пойло, которым угощал сегодня Его Величество, разлетелось за несколько минут, едва дана была команда. Коллин смекнула, что Уоттс каким-то чудом рассчитал количество стопок на пришедших, но стоило ей спросить, правда заставила удивленно вскинуть брови.       — Все, кто должен был, выпили, — плотоядно улыбался Кэмерон. — А если кому из зала не хватило — плевать. Шоу нам уже обеспечено.       — Это что, какой-то наркотик? — вытаращилась она. — Зачем же ты сам пил?       — Потому что хочу веселиться со всеми! — пораженно рассмеялся Уоттс. — Не переживай, рыжуля, никто башней не поедет, но приход мы все словим знатный.       — И ты решил сохранить это в тайне от них, я угадала? — почти боязливо качнула головой вверх Коллин. Стоило взгляду упасть на Сесила, в груди ёкнуло от напряжения — кому-кому, а ему выходка Уоттса точно не придется по душе.       — Будет сюрприз, — рассмеялся Кэмерон. — Я и для тебя одну припас. Ты подумай.       Спустя полчаса окружающие Коллин гости выглядели и вели себя как обычно: Грэг с недовольным видом вливал в себя текилу, по незнанию жалуясь на скупость хозяина. Дэмьен вертелся около него, беспрестанно шепча что-то на ухо приятелю — видеть этого парня суетливым и дерганным Коллин уже привыкла, кажется, Уоттс упоминал, что для теннисиста Марлоу излишне злоупотребляет порохом. Мануэла и подошедшая к ней спустя четверть часа Аделия почти бесшумно совещались в углу, Изабель сегодня пропускала, и её отсутствие было отчего-то заметно — никто не освещал улыбкой полутемный зал и не щебетал самодовольно разные колкости, коими тут уже обменялись меж собой все гости, с такой самодовольной нежностью, с какой умела она одна.       Сесил едва ли не в первый на памяти Коллин раз общался о чем-то с Джонатаном. Тот, кажется, просил его объяснить какой-то удар, и Сесил с прикованным взглядом вертел локоть Мэтьюза, что-то показывая и активно жестикулируя. К гадалке не ходи — одно упоминание о его страсти могло занимать Эндрю на целые часы.       Сам Кэмерон умиротворённо смолил, поглядывая на часы, Натали старательно пряталась от его взора, зато на взор хозяина совсем безбоязненно уже в который раз лезла младшая сестрица Фергюсон. Коллин она быстро успела надоесть своим шершавым, почти детским голосом, а ещё дурацкой панибратской грубостью, которую она допускала по отношению к Уоттсу. С первого взгляда было видно, что у неё колени ходуном ходили от одного его присутствия, и Дейдра всячески пыталась привлечь его внимание и одновременно показать общественности, насколько они близки. Настолько, что она даже может позволить себе отнять у него косяк, а потом шутливо ударить по затылку, а потом и вовсе плюхнуться ему на колени и обнять, мурлыча на ухо, достаточно громко, чтобы все слышали пошлые намеки. Кэмерон поклонницу снисходительно игнорировал, втихаря шепнул Коллин, что ей всего шестнадцать, дескать, ума не набралась. На вопрос, отчего же он не воспользуется, Уоттс ответил, что избегает иметь дела с несовершеннолетними, особенно теми, у кого отец — тот, что у Дейдры.       Он от греха даже запретил ей пить свою волшебную настойку, да только Коллин углядела, что Дейдра всё равно раздобыла стопку где-то внизу и приняла на грудь. Примерно тогда же Коллин в бок толкнула то и дело исчезающая и материализующаяся из воздуха вновь Натали.       — Вот оно, Коллин! — зашептала она. — Это Уоттсово пойло и отправит его за решетку! Дай мне стопку!       Коллин едва не поперхнулась. Признаться, она и забыла уже о том, что Нэт хотела мстить Кэмерону — её Кэмерону, чей номер был забит в избранном на телефоне, в чей дом она входила, как в свой собственный, кто уплетал с утра пораньше завтрак на её кухне и у кого она спокойно могла теперь полуспать на плече, изредка отмахиваясь от клубов выпускаемого этим паровозом сигаретного дыма. Этого Кэмерона Коллин ни за что не собиралась давать в обиду.       — Погоди, какую стопку? — опомнилась она, едва осмыслив до конца сказанное Нэт.       — С этим его волшебным эликсиром, от которого актёр якобы двинет кони! Дадим ему глоточек — Уоттс не отбрешется, что не причем, все слышали, как он рекламировал эту дрянь!       — О чём ты говоришь?! — Коллин поднялась и по возможности не привлекая внимания, оттащила Натали в угол. — Ты что, хочешь отравить Элиота?!       — Да кто его травит! — закатив глаза, вскинула ладони Нэт. — Чуток ему прочистит организм, мы же капельку одну ему подольем! Блеванет пару раз, а мы на этом сыграем! Представь, если я ткну пальцем прямо при Бензли и скажу, что Уоттс назвался Касом! Это тебе не два грамма анаши — его загребут по самое не хочу! А Дюавалю-то что? Он и так еле-живой!       — Вот именно! — ахнула Коллин. — Любая новая атака на организм может его убить! Натали ты выжила из ума!       Схватив стопку, что оставил для неё под столом Уоттс, Коллин прижала её к себе, пытаясь не расплескать, словно Натали стала бы сейчас пытаться отнять силой. Страх за Дюаваля буквально сковал её на мгновение.       — Если Элиот почувствует себя плохо, я буду знать, чьих рук это дело! — воскликнула она. — И донесу до федералов и Бензли правду, что бы ты ни наклеветала!       — Да расслабься ты, — обиженно выдала Натали, скрестив руки на груди. — Не стану я твоего актёришку травить! Придумаю что-нибудь ещё…       Нэт сверкнула глазами так, что у Коллин отлегло — это был огонёк злобы от бессилия. Она выдохнула и обняла Натали за плечи, поведя по залу, как когда-то уже делал с ней Дюаваль.       — Нэт, ну что ты, в самом деле, — примирительно проронила она. — Сдался тебе этот Уоттс, забудь! Таких, как Кэмерон, нельзя подловить, помяни моё слово — он вывернется и тебя саму сбросит в пропасть. Оставь его, пока не поздно, подумай лучше о своей жизни. Кажется, ей удалось. В словах о пропасти было слишком много правды, чтобы не поверить, и Натали поверила — махнула рукой, не найдя что сказать на увещевания подруги. Она кивком указала на бутылку скотча, стоящую перед Уоттсом.       Коллин окликнула Элиота, попросив налить им обеим.       Он исполнил просьбу, бросив на Коллин короткий взгляд, она подошла ближе, чтоб взять бокал, когда прямо около Дюаваля порхнула и присела какая-то леди. Она стала с вылупленными глазами расспрашивать его об убийце и о том, что с ним приключилось по его вине. Элиот с довольным видом отвечал, он отвлекся и забыл про бокал, Коллин пришлось протиснуться через Уоттса, чтобы взять. Девица попросила автограф, и Элиот поднял, наконец, голову, увидев Коллин.       — Будет ручка или маркер? — просил он.       — Это твоя подружка? — спросила девица, прищурившись.       — Это мой агент, — гордо улыбнулся Элиот.       Кэмерон и спутница заулыбались, показывая, что оценили шутку. Коллин нахмурилась. Раньше Дюаваль шутил, что она — его девушка, теперь перестал шутить даже об этом — на смену пришла новая личность, которой Коллин снова всерьёз не была. Ощущение фарса, который набил оскомину, снова подступило к горлу.       Да, она вела себя и как его девушка, и как его агент, но эти улыбки, озарившие лица Уоттса и его гостей, заставили устыдиться себя — сколько ни убеждала она себя, сколько ни втолковывал ей Элиот — никто на самом деле всерьез в её роль в его жизни не верил. Тогда её в бок толкнул Уоттс и поистине хищно расплылся в улыбке.       — Смотри, что сейчас будет, — кивнул он на девушку.       А Коллин и без того поняла, что поклонницу Элиота прямо в эту секунду взяло. Лицо потеряло всякие признаки контроля — глаза она вылупила, будто стояла на пороге смерти, Уоттс даже пригнулся ближе, страстно глядя, как безумный ученый на своё ужасное творение.       — Ты в порядке? — ткнул её в плечо Дюаваль, держа на весу ручку, которой расписывался у неё на ключице.       Она не была в порядке. Ощупывая окружающее руками, девушка себя с потрохами выдавала — она явно была уже далеко отсюда, и виделось ей нечто, недоступное Коллин и Уоттсу, ему, по крайней мере, пока. Тем временем девица обратила взор на Дюаваля, и лицо её просветлело.       — Флинн! — ахнула она. — Флинн, матерь божья, я так тебя люблю!       На возглас девчонки повернулись все, кто не успел далеко отойти от тронного зала. Не сразу, но Коллин смекнула, кто такой Флинн — так звали парня, которого Элиот играл в сериале перед тем, как его оттуда вышвырнули. Немудрено, что девица — его фанатка, благодаря этому Флинну сериал, на скромный взгляд Коллин, и держался на плаву. Недолго думая, девушка полезла Дюавалю на колени, он ошарашенно хохотал, но снимать её не торопился.       — А говоришь, я не в тренде! — выдал он в лицо Мэдли, сидящей с почти скучающим видом напротив. — Смотри, как меня любят!       — Она в лоскуты обдолбанная, Дюаваль, — лениво ответила Мэдли. — Если уж на то пошло, ты больше не Флинн.       Натали с интересом приблизилась к действу, посмотреть на приход девицы уже собралась небольшая кучка народу из тех, кто был рядом. Девица схватила Дюаваля за руки и поднялась на диванчике во весь рост.       — Это момент для песни! — шепотом проронила она.       — Нет, я не пою, — отмахнулся Элиот, но, как оказалось, этого не потребуется.       — Если в этом есть смысл, — проорала она фальшиво и слишком громко, — можешь дать мне знак?       Уоттс разразился хохотом, Дюаваль закрыл уши, все резко скривились. Даже Коллин отпустила на мгновение сердитость, Натали рядом сложилась пополам.       — Чем больше я ищу, тем трудней найти! — выла девица, танцуя под ей одной слышимую музыку. — Мир продолжает вращаться! И я хочу знать, почему!       Дюавалю, кажется, всё это было в радость, потому что песню в сериале, вроде бы, пел он. Девица восседала у него на коленях, продолжая смотреть проникновенным взглядом и голосить, Коллин уверенно сделала шаг и, взяв бокал, одними глазами дала Элиоту понять, что для него есть разговор. Он медлил, общался с поклонницей, обменивался остротами с Уоттсом, наконец, поднялся.       — Что такое? — спросил он почти раздраженно.       — Не хочешь объясниться? — вскинула бровь она. — Теперь я твой агент? А как же девушка? Или кем ещё я представала за это время в твоем больном сознании? Кажется, мы условились больше не кривляться. Или все твои клятвы улетучились вместе с новой личиной?       — Глупостей не говори, — шепнул он. — Коллин, ты ведь понимаешь, на публике мне всё ещё необходимо держать образ… и этому образу не к лицу отношения…       — Ах вот оно что, — покивала Коллин, обиженно поджав губы. — Теперь я тебе не к лицу!       — Не делай из этого драму, — нахмурился Элиот. — В конце концов, ты и мой агент тоже. Поговорим дома, ясно, Коллин? Не надо только сцен.       Он спешно отошёл назад к тронному залу, оставив её наедине со своей горечью. Да, нечто касаемо Дюаваля оставалось неизменным — едва ему становилось лучше, он быстро забывал, что по-настоящему ценно, и вновь тянулся к неизлечимо заразившему его сознание пороку, слившимся для него воедино с успехом и достатком. К Коллин молча подошла Натали, она вздохнула и протянула подруге стопку.       — Уверена, что не передумала? — хмыкнула она.       — Передумала, — кивнула Коллин. И, взяв из рук Нэт стопку, она одним движением осушила её.

***

      Собравшиеся не успели отвлечься на перепалку Дюаваля и его подруги, потому что следом за тем, как впала в коматоз его голосящая фанатка, нечто необычное начал отбрасывать и сам виновник торжества. Кэмерон вдруг стал пытаться поставить стакан себе на лоб, забавно балансируя головой, Дэмьен увидел, что бокал вот-вот разлетится об пол и, поняв, что все отвлечены, оттащил за локоть к перилам Грэга.       — Послушай, — шепотом начал он, наклонившись к самому его уху. — Ты же мой лучший друг, Грэг, правда?       — Допустим, — подозрительно покосился на него Грэг.       — Не мог бы ты мне… кхм… помочь кое в чем? — спросил Дэмьен, без конца оглядываясь. — Ну, в общем, тут такое дело… я немного бешусь из-за истории с отцом и всё думаю… ну отпускает Уоттс все эти свои шуточки… А может, и правда, есть какая опасность, ну что я тоже… того?       — С чего ты взял, дружище? — рассмеялся Вудкастер, отпивая щедрый глоток текилы. — Я тебя уже лет десять знаю, и ты столько баб при мне перепробовал, что у меня и мыслей бы не возникло!.. А в чём, собственно…       — Ну так ведь мой отец тоже не сразу… ну ты понял, — кашлянул Дэмьен.       — Постой, — тормознул снова Грэг. — Дэмьен, да что за просьба-то, чёрт тебя дери?       Наклонившись к самому его уху, Дэмьен, белея от стыда, прошептал просьбу почти бесшумно. Грэг медленно вскинул брови, на ходу ошарашенно отпивая ещё из бокала. Он смерил друга взглядом, брезгливо поджал губы и, кашлянув, наконец, спросил:       — Что?       — Кого я могу попросить о таком, если не лучшего друга? — простонал Дэмьен. Грэг приблизился к нему, медленно и осторожно, а затем приоткрыл рот и замер в паре миллиметров от губ приятеля.       — Ты, — начал он вкрадчиво, — рехнулся что ли нахрен?! Дэмьен вздрогнул от ора. Отпрянув от него, Вудкастер хлопнул себя по лбу.       — Чего удумал! — воскликнул он. — Еще я с пацанами не лизался, мать твою!       — Грэг, да заткнись ты! — зашипел Дэмьен, зажимая ему рот и резво отводя ещё дальше от скопища, которое, хвала богам, шумело громче. — Ты что так разорался, идиот?!       — Дэмьен, я тебя по-хорошему прошу, ты это мне брось! — воскликнул, высвободившись, Грэг и затряс пальцем перед лицом друга. — Чтоб я больше от тебя таких заявлений не слышал! Охота с мужиком в десна подолбиться — иди к Уоттсу! Он это завсегда с радостью!       Выхватив бокал из рук Грэга, Дэмьен приложился к нему, хмурясь и размышляя, что это, быть может, не самая дурная идея. Уоттс и впрямь не гнушался подобных фокусов, а если всё обставить как надо — даже не заподозрит подвоха. Дэмьен осушил бокал залпом, поморщился, кашлянул и сунул его назад в руки Грэгу. Тот смерил его хмурым взором.       — Что, нормально тебе? Я его облизал, между прочим.       — Иди ты, — отмахнулся Дэмьен, всё ещё пребывая в раздумьях. — Когда все в уши заливают, ещё и не такое подумаешь…       — Да перестань ты, Дэмьен, — поморщился Грэг, отставляя свой бокал. — Шутки шутками, а ты нормальный мужик, я-то знаю! Уоттс! — крикнул он, заставляя того дернуться от неожиданности. — Ты совсем нашего приятеля Марлоу зашугал! Сколько можно этих шуток про голубизну! Сам-то небось не без греха, шалава размалеванная!       Хозяин уже пребывал в легкой степени критического состояния, так что можно было и попытать удачу развеять сомнения, то есть Дэмьен, конечно, не капельки не сомневался, ну разве что так, совсем слегка. Подскочив на кресле, Кэмерон в голос расхохотался, ему вторили сразу несколько голосов.       — Совсем охренел? Да я тебя могу на колени поставить, никто и не подумает дурного, Вудкастер! — ответил весело он.       — На колени! Иж чего захотел! – рассмеялся Грэг. – А ты вот возьми, докажи! Слабо тебе Дэмса засосать, эксперимента ради? Или передок слабоват?       — Сюда иди, — смеясь, встал ногами на кресло Кэмерон. — Думаешь, мне слабо? Иди-иди! Грэг толкнул Дэмьена ближе, он оторопел, не ожидая, что эксперименты эти двое станут проводить на глазах у всей честной толпы.       — А чего это сразу я? — пискнул он, пихая в рот сигарету. — Грэг, это твоего шаловливого рта хозяин возжелал, если я правильно понял!       — Нет уж, мой шаловливый рот мне сегодня ещё пригодится, — покивал Грэг, отнимая у него сигарету и прикуривая.       Уоттс схватил Дэмьена за плечо и, притянув к себе, смачно и без намека на стеснение поцеловал. Кругом послышался хохот, Аделия мгновенно подняла телефон, снимая на камеру, Сесил и Мэтьюз брезгливо поморщились, но второй всё же улыбнулся. Дэмьен высвободился, морщась и отплевываясь, Уоттс развел руками, облизнувшись.       — Что, Грэг, ты следующий? — вскинул он голову на приятеля. — Иди, сам проверь свою выдержку! Грэг рассмеялся и деликатно отказался.       — Ну-ну, не рискуй лучше, — покивал Уоттс, присаживаясь обратно в кресло. — Не без греха я, значит! Ничего себе, какие борзые гости пошли! Дэмьен из приличия дал Грэгу по затылку, тот вопросительно вскинул брови.       — Ну, что, удостоверился? — ухмыльнулся он. — Мерзко было?       — Ещё как, — признался Дэмьен. — Но я вот думаю, а вдруг мне просто не нравится Уоттс?.. Грэг застонал от злости и отвесил подзатыльник ему в ответ.

***

      По-свойски упав в кресло рядом с Кэмероном, Джонатан взял себе бокал, обнаружил, что бутылка на столе опустела, и грустно поставил бокал на место. Его пошатывало, и он удивлялся, ведь алкоголя в крови в начале вечера было еще кот наплакал. Уоттс без конца смотрел на часы, он на глазах Мэтьюза наклонился к девице, корчившейся в кресле напротив, и спросил, когда она приняла. Вразумительного ответа от фанатки Дюаваля хозяин не получил, Джонатан шершаво рассмеялся.       — Экой забористой дряни ты ей подогнал, Уоттс, — подивился он, глядя на девушку, теряющую признаки сознания прямо на глазах. Она перебирала ногами по обивке, слово ослепленная, пялясь в пустоту, что-то шептала себе под нос, дерганно вытирала лицо, бывшее и без того сухим.       — Она просто попробовала раньше других, непослушная фройляйн, — ухмыльнулся Уоттс. — Ничего Мэтьюз, скоро и меня накроет будь здоров…       — Я что-то не видел, чтобы ты чем-то забрасывался, — вскинул бровь Мэтьюз. — Признавайся, когда успел?       — А мы вместе забросились, — отрывисто поведала Джонатану появившаяся откуда ни возьмись темноволосая незнакомка. На её голос повернулся и хозяин, и трое, стоящие за спинкой кресла, в которое упал Мэтьюз: Адель, Мануэла и Хантер.       — Натали, — словно что-то вспомнил Уоттс, он смерил её прищуренным взглядом. — А я разве не упоминал, что тебя в своем доме больше видеть не хочу?       — Она со мной, Кэмерон, — улыбнулась безупречно пьяно рыжеволосая спутница Дюаваля.       — А забрасываешься с Уоттсом? — улыбнулась Хантер, оглядывая девушку почти ядовитым взором.       — Нет, нет, не я и он! — довольно отвечала Натали. — Мы — значит, мы все. О, Кэмерон, ты не спешишь порадовать гостей, что скоро каждого из них ждёт самый феерический в жизни приход?       Первой улыбку сдуло с лица Порш, стоящей в уголке, она подтянулась ближе к сводной сестре, та тоже посерьезнела. Адель нервно огляделась по сторонам, словно натолкнувшись взглядом на невидимую преграду.       — Надеюсь, это шутка, Уоттс, — послышался металлический голос Эндрю. Джонатан выпрямился и нахмурился.       — Кэмерон, — окликнул он. — О чём это она?       — Да брось, Мэтьюз, ты-то чего заводишься? — рассмеялся Уоттс. — Я обещал вам веселье — вот и получайте! Поверьте, такую веселуху вы в жизни не забудете!       — Ублюдок, — угрожающе выдал Сесил. Он схватил Уоттса за шкирку, стащил с кресла и заставил встать перед собой.       — Ты совсем рехнулся, черт тебя дери, Уоттс? — прорычал он, ощетинившись и побледнев. — Теперь ты подсыпаешь своим гостям наркотики? Что дальше, сукин ты сын?! Может, подстреливать нас начнёшь забавы ради?       — Тебя бы подстрелил, — не переставая улыбаться, ответствовал Кэмерон.       Джонатан подскочил на ноги, ощущая навязчивую потребность разойтись. Он не употреблял ничего тяжелее травки и, признаться, ощущал маловато желания нарушать традицию. Сесил был, видать, слишком занят яростью, но через минуту-другую точно осознал бы, в каком он дерьме. Джонатан дернул его за плечо, Сесил почти замахнулся на хозяина, но злобно обернулся на Мэтьюза.       — Сесил, в уборную, живо, если турнирные тесты на эту дрянь среагируют, нас обоих под зад пнут, — кашлянул он, не понимая, трудно ему дается речь или он всё же накрутил себя от страха. Тот отдышался, шаря вокруг себя взглядом, резко повернулся к Уоттсу, который, судя по виду, был очень доволен собой, и произнес:       — Тесты выявят у меня в крови это дерьмо или просто крыша после сотряса поедет — неважно, я тебя засужу, говна ты кусок, Уоттс.       Тот окончательно удовлетворился и расхохотался, когда зал огласил эфемерный голосок, от которого у Джонатана кровь застыла в жилах.       — Будет хорошей погода или не будет погода хорошей? — промурлыкал голос Мануэлы.       Оба обернулись на неё, Аделия непонимающе замерла, не решаясь переспросить, а Мануэла стекленела, как кукла, медленно обводя взглядом окружающее.       — Я тебя зарою! — прошипел Сесил Уоттсу, а после бросил его и поспешил к подруге.       Джонатан ринулся за ним, подхватив Мануэлу за пояс, хотя она и не думала падать. Она непонятливо оглядывалась, разводя руками, Эндрю раза три спросил, как она, но Мануэла уже переступила порог в неадекват и отмахивалась от вопросов.       — Нужно отвести её на воздух, срочно, — отрывисто приказывал Сесил, он дерганными движениями метался по этажу, Джонатан поспешил его успокоить.       — Иди, прочистись сам, Сесил, — снова настоял он. — С твоим сотрясом шутки плохи. Я позабочусь о Мануэле. Сесил медлил, Джонатан уверенно тряхнул его за руку и кивнул в сторону коридора.       — Давай же. Я справлюсь, — повторил он.       Наконец, Эндрю сдался, он несколько раз кивнул, и Мэтьюз понял, что уступил Сесил лишь потому, что и его горизонт событий стремительно поплыл, судя по взгляду. Он поспешно пошел прочь, Джонатан взял Мануэлу за локти и повёл вниз, не тратя время на Уоттса, на которого, судя по визгу, уже тратила время Аделия.

***

      Сесил был парень не из пугливых, его и теперь куда сильнее страха глодала ярость. Уоттс перешагнул черту окончательно, и стоит ему только прийти в себя, Сесил выбьет-таки наконец из ублюдка всю душу — заслужил, и на сей раз основательно.       Вбежав в уборную, он даже не стал закрывать двери, сразу кинулся к раковине и сунул два пальца в рот. Организм на резкость послушно поддался и с готовностью избавился от последних выпитых пары стопок, включая и злополучное пойло. Умывшись пару раз, Сесил присел прямо на пол, стараясь отдышаться. Знатная часть наркотика наверняка успела всосаться в кровь, но, если как следует напиться воды, быть может, пронесёт. Решив не мелочиться, он включил воду и стал пить прямо из-под крана. И именно в этот чудный момент надо было ввалиться в уборную Аделии.       — Ты в порядке? — ахнула она, глядя, как он глотает грязную воду.       — Твоё какое дело? — фыркнул он, булькая сквозь глотки. Она деловито подскочила, взяв его за загривок, утерла полотенцем и повела прочь, приговаривая, что надо раздобыть нормальной воды.       — Сама не хочешь прочиститься? — недовольно спросил он, ощущая, как мякнет язык.       — Ерунда, меня сильно не возьмет, — отмахнулась она. — Это ты у нас спортсмен, да ещё после травмы! Ну и ублюдок этот Уоттс, какой ублюдок… Знаешь, он предупредил Дюаваля, чтобы тот не пил! А тебе специально подсунул!       Слова мешались в голове, Сесил понял, что стормозил с очисткой организма. Всё, что говорила Адель, его бесило. Он слишком поздно осознал, что она права, Уоттс по-любому хотел опоить его и наверняка ещё сильнее, чем прочих, быть может, приготовился запечатлевать позор на пленку! Хотелось найти Уоттса и измельчить в пюре, но силы покидали Эндрю. Он завис у тронного зала, где Аделия расталкивала Дэмьена. Тот сидел около перил, пялясь в одну точку, и явно был уже чертовски бесполезным собеседником. Садиться отчего-то казалось слишком сложным комплексом действий, Сесил просто поставил колено на стол и замер. Аделия всё вертелась, тронный зал заметно опустел после известия о том, что с минуты на минуту всех ждёт трип: на кресле сидели сёстры Фергюсон без младшей, около перил замер, будто за прутьями клетки, Дэмьен, подле него тёрся полубессознательный Грэг.       — Что тебе не сидится, Адель, — просипел Сесил. Её мельтешение, казалось, создавало шум и вызывало боль в затылке.       — Я хочу тебе помочь! — отозвалась обиженно она, поднимая его голову за подбородок. — Чёрт, Сесил, ты, кажись, совсем плох!       — Тебе-то что, — чертыхнулся он, — отстань от меня, Аделия, вот привязалась…       Она что-то возмущенно заголосила, Сесил на пару минут отключился, чувствуя, как проваливается в вакуум. Аделия воздела руки к потолку, восклицая, он зашатался и уперся ладонями в столик, приняв позу какого-то нелепого молящегося. Стоило Сесилу спустя пару минут снова ощутить некую ясность сознания, он почувствовал небывалый прилив сил и обратил взор на навязчиво влезавший в голову источник шума, едва узнаваемый голос Адели. Она огрызалась, забравшись с ногами на стол. Поднявшись во весь рост, она за каким-то чёртом налила до краев вина в чей-то бокал и держала его над собой.       — Слышал ты?.. — услышал он обрывок её тирады. — Привязался! Это ты ко мне привязался! Ты меня не достоин, Сесил, усек?!       С этими словами она вскинула нос и стала пить большими глотками, а остатки вина вместе с бокалом отбросила куда-то в толпу за перила. И тогда, откуда не возьмись, рука Сесила неожиданно даже для него самого пихнула её в бедро, заставив упасть на соседний диванчик.       — Умолкни, — просто проронил он, наслаждаясь ощущением бесконечного удовлетворения, казалось, фактом собственного создания. — Это ты меня недостойна. Он сделал шаг, самый лёгкий в жизни, и ступил на стол, поднявшись во весь рост на место Аделии. Она с видом монахини, которую послали к дьяволу, ошарашенно глядела на него. Грэг оживился, Дэмьен повернул голову назад, вроде бы даже заинтересованно.       — Господи, это же вертеп, — произнёс Сесил сам себе. — Что я здесь делаю? Зачем мне вся эта грязь…       С помоста, в который превратился столик, Сесил обозревал беснующуюся внизу толпу, это людское месиво с полотна Босха, почти с ужасом. Ему казалось, он стоит здесь, над ними, такой чистый, невинный, почти что младенец перед пропастью, куда его тянут измазанные в грязи проклятые души.       От этой грязи не отмыться вовек…       Всего один взгляд на Аделию — эту грязную девку, которая искала лишь одного, она вся будто светилась изнутри каким-то мерзким клеймом порока, одежда, ранее бывшая опрятной, повисла лохмотьями, Сесил невольно поморщился, глядя на её ещё недавно столь желанные черты — губы, будто налитые кровью, искусанные губы блудницы, шею и грудь, на которых, казалось, не было места от чужих отпечатков рук.       Следом на глаза попался Демьен, похожий на зараженного чем-то неизлечимо висельника, трупными пятнами пошло его иссохшее лицо, кости торчали наружу, будто его вздернули на дыбе. Грэг, меривший Сесила своим любопытным взглядом, сумасшедший, скользкий демон, явно сгнивший изнутри, рассыпающийся вязкой тухлой плотью на глазах, готовился протянуть свои бесконечные руки, наполненные то золотом, то копошащимися червями.       — Пошли прочь, — простонал Сесил, вкидывая голову. — Вам меня не достать, исчадия, чёрт вас дери…       По стенам вокруг сновали тараканы и мухи, воздух наполнился вязким запахом гнили и разложения, Эндрю казалось, ему стоит только коснуться хоть одного предмета вокруг — и он незамедлительно будет повержен проказой или чумой.       Грязь, грязь, грязь!       Засела в голове сумасшедшая мысль. Хотелось взлететь, ничего не касаясь, и покинуть это проклятое место, оставив догнивать здесь всех этих испорченных, как перезрелые яблоки, избалованных безумцев. Сесил просто сделал шаг, поставив ногу на перила, взялся за них рукой и уже собрался выпрямиться, чтобы просто отдать себя воздуху, но тут кто-то навязчиво потащил его назад.       Задохнувшись от ужаса, Сесил увидел, как по чьим-то почерневшим рукам бегут многоножки и тараканы, усеивая его чистую, непорочную кожу.       — Не трожь меня! — заорал он, принявшись вырываться.       Растянутый в дьявольской беззубой улыбке рот хохотал ему в лицо, обдавая смесью гнили и спирта. Сесил рвался, как мог, но проклятая нежить тянула его вниз, в пучину зловонного болота, топя под собой, пока Эндрю не ощутил, что не может больше сделать ни одного вдоха. Он безнадежно погряз в скверне, и сам Господь Бог не смог бы теперь его спасти.       — Вот это его прибрало, — хохотал, как сумасшедший, Дэмьен, прижимая Сесила к полу за плечи.       Тот голосил, как безумный, рыдал и орал, что не хочет тонуть в грязи, порывался сигануть с балкончика, но Дэмьен, не новичок в приходах, вовремя сориентировался и стащил Сесила с перил.       — Здорово чемпиона кроет, — улыбался Грэг, смакуя текилу. — Вот за это зрелище, конечно, спасибо Уоттсу от души!       Аделия сидела на диване, не шевелясь. Она и сама не поняла, взяло её или нет — пару минут назад она почувствовала сумасшедший подъём, даже хотела продолжить подкалывать Сесила, но уже через минуту или полчаса уже хотела остаться одна. Сесил задел её чувства, и Адель не хотел спускать этого, пускай и понимала, что он мстит ей за то же. Спускаясь по лестнице, она фыркала мысленно (а может, вслух) и повторяла «мне никто не нужен, никто не нужен». Спустя несколько минут или часов она остановилась там, куда крики гостей и музыка почти не долетали. Сдавив зубы, изо всех сил словно умоляла небеса.       Мне никто не нужен!       Звуки стихали, взгляд мутился то ли от накативших слёз, то ли от опьянения. Адели показалось, что во всём Виньябле воцарилась мертвенная тишина, а вокруг неё не осталось ни одного живого человека. Её желание исполнилось, и она, словно испуганно переведя дух, огляделась.       Я одна.       Взметнулась в голове простая, но такая дикая мысль, заставив дрожь сковать тело. Аделия почувствовала, что опустел не только особняк — что жизнь вымерла в километрах вокруг неё. Казалось, даже время замедлилось, до того всё вокруг неё замерло.       Я одна во вселенной.       Теперь она правую руку отдала бы за общество любого человека на свете, но одиночество было карой, и Аделия откуда-то это знала. Карой за все её грехи, и карой очень точной — больше всего на свете она на самом деле не хотела бы остаться одна. Поднявшись и сделав пару шагов по выжженной пустыне, в которую за считанные минуты обратился мир, Адель боялась даже раскрыть рта, боялась услышать эхо, затихающее в нескольких километрах звенящей тишины.       Она давила на неё, словно толща воды, грозясь сплющить эту микроскопическую точку в огромном пустующем мире. И тогда Адель поняла, что пока её не раздавило окончательно, остался ещё один шанс — позвать.       Просто позвать в пустоту, крикнуть так громко, как сможет, и если кто-то ещё остался на другом конце этой необъятной мертвенно тихой Земли, он непременно услышит. Быть может, где-то там на экваторе умирал в одиночестве такой же несчастный, моливший о чьём-то голосе.       Набрав воздуха в лёгкие, Аделия закричала так громко, как только умела, сотрясая горы, волнуя реки и океаны, она молила лишь о том, чтобы пусть в последнюю секунду, но кто-то коснулся бы её, не позволил бы умереть одной.       Чья-то тень перегородила слепящий солнечный свет, наконец Адель почувствовала, как её тела что-то касается. От счастья она разразилась рыданиями, вцепившись в спасительную тень, как в заветный приз. Тень обуяла её, словно саван, обернула собой и без слов отпустила грехи.       Нас двое.       Пускай всего двое, но, кажется, для целого мира этого было достаточно.

***

      Натолкнувшись в темноте кухонного коридора на верещащую не своим голосом Аделию, Уоттс схватил её за плечи и принялся трясти, чтобы только заткнулась. Наконец она умолкла, притихла, положив голову ему на плечо, а Кэмерон не знал, куда её такую деть. Признаться, он слегла злился, что даже её уже взяло, а его самого ещё нет.       Он пронаблюдал, как попытался самоуничтожиться со второго этажа Сесил, потешился, а теперь вновь приуныл. За ним по пятам, как кошка, ходила уже потерявшая ориентиры Дейдра, и это тоже раздражало.       Оставив Адель на попечение поваров, Уоттс поспешил убраться — желания пересекаться с ней у него в последнее время не было совершенно, так что дожидаться пробуждения он не собирался. Прикуривая в коридоре по пути назад в зал, Кэмерон столкнулся с Уэстбруком, едва его узнав.       «Значит, вот оно, моё помилование», — смекнул он.       Ясное дело, добро на вечеринки Бензли снова дал неспроста. Однако теперь, после его последних угроз, Уоттсу не хотелось лишний раз видеть в своем доме детектива, он и без того наверняка вынюхивал для Бензли кое-что личное. Решив, что дает детективу последний шанс, Кэмерон намерился поутру показательно выставить его, если, даст Бог, никто сегодня не умрёт.       Прислонившись к колонне, он смолил, глядя на беснующуюся толпу. Шоу произвело не такой феерический эффект, как он ожидал — многие были очень злы, а большую часть взяло так сильно, что вместо безумных выходок они, словно пригвождённые к полу, сплошняком изображали одноклеточных. Угрозы Сесила разозлили ещё сильнее, Кэмерон чувствовал злость ещё и оттого, что не сказал последнего слова, благо шанс ещё был — как и шанс выставить Чемпиона в максимально неприглядном свете. Он и без того уже исходил на сопли где-то наверху, грозясь впасть в лихорадку.       — Опять ты, — фыркнул Уоттс, увидев проходящую мимо Натали. — От угощения брезгливо отказались?       — Очень надо мне тут ползать на карачках, — передернула плечами она. — Я вообще пришла только по просьбе Коллин. Ей в вашем притоне одной неуютно.       — Да у нас с ней вроде всё на мази, — усмехнулся Кэмерон.       — Что это у вас на мази? — нахмурилась она.       — Ревнуешь что ли? — рассмеялся Уоттс. — Вот ничему тебя жизнь не учит, дуреха. Чего ты сюда ходишь? Тебе явно не весело, со мной к алтарю пойти не выйдет — поняла небось уже.       — Да нужен ты мне больно, — фыркнула Натали. — А вход тут свободный, хочу и прихожу, ты со мной сам беседы вести вздумал.       Кэмерон только улыбнулся в ответ. Он и забыл, что отвесил Натали пощечину в последний её визит, такие однотипные девицы у него быстро мешались меж собой в памяти, а после стирались оттуда вовсе. Теперь, когда она угрюмо поджимала губы, явно намереваясь его уколоть, Уоттс призадумался, вспоминая, за что она могла ему мстить, и тогда вспомнил, что Коллин укорила его за насилие к слабому полу.       — Я тебя ударил? — спросил он просто.       — Ударил, говна ты кусок, — просто отозвалась Натали.       — Иж какая дерзкая, — цокнул Кэмерон. — А не боишься получить ещё?       — Да ты ж всё равно не раскаиваешься, — пожала плечами она. — А ударишь ещё раз — я тебе сдачи дам. Всё одно копам тебя не сдашь, а так хоть пар выпущу.       — Дура ты, — легко и беззлобно выдал Уоттс. — Могли бы дружить. Неужели и вправду верила, что у нас что-то выйдет?       — А может, верила, — ответила Натали. — Что, нельзя? Ты не человек что ли? Или я недостаточно хороша? Да для тебя, бомжа, и похуже сгодится.       Вот теперь Уоттс расхохотался в голос. Он почувствовал, как голова мутится от подступающего, хоть и запоздалого эффекта, и это подняло ему настроение.       — Да нормальная ты, Натали, — улыбнулся он. — Да просто я не из тех, понимаешь? Ну… не завожу я отношений. Ни с богатыми, ни с бедными, ни с красотками, ни со страшилами — ни с кем. Не надо оно мне, у всех, кого я знаю от этой проклятой привязанности одни беды.       — Так всегда и будешь бояться, — неожиданно легко рассмеялась Натали. — Это ты дурак. Помимо бед, твои приятели, кто не боится в это нырять, уж поверь мне, черпают ништяков не меньше. Может, без любви и проще, да только в ней же весь смысл.       На это ему не нашлось что сказать. Натали впервые не пыталась понравиться ему, не пыталась его впечатлить, не пыталась соблазнить и даже не пыталась запугивать. Она была такая простая, что с ней вдруг стало навскидку очень просто. И именно в этот, самый неподходящий момент, Кэмерона словно обухом по голове ударило. Окружающее поплыло, желудок стало жечь, будто он опрокинул стопку секунду назад. И едва обжегшая глотку жидкость второй раз скользнула по пищеводу, Кэмерон почти с наслаждением закрыл глаза, ожидая эффекта. Мысли, которым он больше не был хозяином, расползались по голове, будто букашки из растревоженного муравейника. Тогда-то и случилось то, чего он совсем не ждал — словно поползло из самой глубины души нечто, почти задушенное, полумертвое, но жаждущее мщения. Каждая новая мысль вырывалась на волю и расцветала, как репей, пуская корни и вонзая колючки, казалось, в самое сердце. Уоттс не был к этому готов.       Упав на ближайшую кушетку, он сдавил грудь руками. Эти мысли он совсем не хотел бы освобождать, но они уже сбежали из темницы, куда он насилу запер их после того, как осознал. Эти мысли приносили только одну лишь боль, и с каждым ударом пульса боль распространялась, как яд, по конечностям, а голос разума затихал.       …тебе лучше забыть о ней…       Вспыхнуло где-то в затылке голосом Дюаваля, этого проклятого гонца плохих вестей. Он сказал то, что должен был, то, чего Уоттс от него ждал. Но где-то в самой глубине души молился не услышать. Мысль змеей ползла по вспухающему мозгу, оставляя ядовитый след. Она двигалась к груди, и Кэмерон словно по наитию ощущал, доберись она до туда — ему придет конец. Словно в замедленной съемке глядя в глаза этой проклятой кобре, он почему-то получил возможность отстрочить этот момент, совершенно не зная, как.       …никогда не сможешь поверить…       Распустилось гниющей розой где-то в левой руке, скрючив её, переломав все кости и заставив задохнуться от боли. Ни за что нельзя позволить этой проказе захватить всё его тело. Кэмерон задышал, вцепившись второй рукой в перила, лихорадочно пытаясь вспомнить хоть что-то ещё. Хоть что-то на целом свете, ведь должно же было существовать что-то, кроме этого проклятого страха.       …а поверив однажды, уже не защитишься…       Словно ядовитая стрела, ударило в живот, пробив навылет. Уоттс осознал, что он не жилец. Взявшись окровавленными пальцами за эту мысль, он попытался вытащить её, наговаривая, как молитву «это ведь всего лишь человек», но крючья на острие потянули за собой его внутренности, лишая всякой надежды.       …ты знаешь, что у этого нет шансов…       Змея достигла грудной клетки и вцепилась клыками, казалось, в самое сердце. Оно испустило воздух, сморщилось, как шарик, и рассыпалось пеплом, не оставив и следа. Ни единого воспоминания о том, что когда-то было у этого человека.       Отблеск знакомого мелькнув впереди. Сдавив в руке пистолет, Уоттс едва заставил себя подняться на ноги, глядя в лицо, которое стало для него синонимом отчаяния. Лучше покончить с этим, пока никто ничего не заподозрил. Сейчас, в этом полуфантазийном кошмаре, где никто никого не признаёт, где никто не узнает, кто сделал это, где её, может быть, даже никто не найдет. Вселенная мертва, остался только этот ад, где они дожариваются последние секунды. Не всё ли равно, когда?       …ты увяз гораздо крепче, чем хочешь признать…       Рубанул, словно отсекая голову, голос Дюаваля, заставив всё тело вспыхнуть судорогой. Пистолет порхнул из ладони, она взметнулась, чтобы зажать искаженное рыданием лицо. Воздуха этой раскаленной геенны не хватало, Уоттс был даже рад, что задохнется раньше, чем этот проклятый голос разорвёт его на части.       …ты это всё-таки умеешь…       Будто прохохотала над ним гарпия с лицом Дюаваля, обнажив зубы, голодные до его плоти. И стиснув голову, Кэмерон опустился на колени и испустил отчаянный вой, зная, что никто в этом царстве кошмара ни за что его не услышит.

***

      Однако кое-кто его всё же услышал.       Пробираясь, будто по пояс в вязкой воде, по коридору, в темноте тщетно пыталась сориентироваться Дейдра. Она впервые принимала столь тяжелую дрянь, сделала это в общем-то только ради того, чтобы впечатлить Уотса, а этот паршивец постоянно ускользал от её нерасторопного взгляда.       Разум туманился тем сильнее, чем дальше она погружалась во тьму, её маячком манили заколотые сверкающей булавкой вороные волосы да лента на шее. Наконец, он снова сверкнул искрой в темноте коридора, Дейдра приблизилась, едва перемещая ноги, и повалилась на пол, не в силах выползти в светлое пятно, падающее с кухни.       — Кэмерон? — Она слышала только его имя, повторяемое чьим-то чужим голосом и за одно это право захотела обладателя голоса изничтожить.       Глаза поворачивались в глазницах так медленно, будто были сделаны из дерева. Дейдра ухватила движение и тщательно сфокусировалась из последних сил — Уоттс сидел и глухо выл, упершись локтями в пол, а над ним нависла со смехом какая-то девица. Слова, что она произносила, сливались в неразборчивый шум, только имя Уоттса порхало из уст и долетало до ушей Дейдры раз за разом.       Кэмерон двигался, как поломанная кукла, он схватил девицу за плечо, что-то лихорадочно шепча, а она всё смеялась и смеялась. Тогда Дейдра с ужасом увидела, как его рука ползёт девчонке под юбку.       Рот словно сковало, а хотелось заверещать на всю округу, будто бы она могла спасти кого-то, если позовёт на помощь. Девица продолжала мурлыкать и брыкаться, она повторяла и повторяла его имя, вместе с каким-то непрерывным пчелиным жужжанием, отпихивала от себя, но не очень-то яро. Кэмерон с трудом поднялся, он навалился на девицу, которая охнула под его весом, Дейдра вновь сделала попытку подняться, чтобы подойти или хотя бы убраться.       Но спустя секунду ей мучительно захотелось хотя бы издать звук, чтобы показать, что она здесь, потому что Уоттс снова полез девчонке под подол, а она затихла, не возмущаясь, только что-то шептала вопросительно, повторяя «Кэмерон? Кэмерон? Кэмерон?».       Теперь Дейдре казалось, она вся из дерева, потому что все члены закаменели, даже голосовые связки налились твердостью и не выдавали ни звука. Уоттс задрал юбку девчонки, бессвязно бормоча, а она просто соединила в замок руки на его шее, будто бы всё происходящее было нормой.       Дейдре не хотелось смотреть. Она даже попыталась плакать, не вышло — так редко она это делала, что, казалось, организм забыл, как работают слезные каналы. Она только пыталась дышать, больше всего боясь, что и легкие вот-вот превратятся в деревянные фигурные мешки и больше не смогут качать кислород. Тишину прорезал приглушенный стон девицы, Кэмерон каким-то чудом справлялся со своим ремнём, Дейдра словно колокол слышала звон пряжки, не в силах зажать уши.       Девица пыталась тащить его по коридору, требуя уединения, но Кэмерон был слишком обдолбан. Дей не знала, что за приход он словил, но его явно чертовски сильно разожгло, раз Уоттс не согласился ступить ни единого шага прежде, чем выпустить пар. Он придавил подружку к стене, шумно выдыхая ей в волосы, она опять стала бормотать его имя вперемешку с чем-то ещё.       Это было больно. В силу возраста Дейдра редко (читай: никогда) не ощущала истинной душевной боли, но это было больно. Хотя бы потому, что себя она столько раз представляла на месте этой швали, представляла, как Уоттс так же властно придавит её к любой подвернувшейся поверхности, как станет вцепляться пальцами в её бедра, оставляя красноватые следы, как его хриплый, грубый лязгающий голос станет шептать, стонать и бормотать ей что угодно, лишь бы только ей.       Столько раз мечтать о том, что тепло, разожженное одним только его прикосновением или сказанным словом, будет им же распалено до предела и им же потушено. Давясь уже не проходящим сквозь деревенеющее горло воздухом, Дейдра поняла, что согласилась бы даже на один поцелуй.       Через бесконечное количество минут удалось со скрипом закрыть глаза — но звуки всё равно долетали до её слуха, и именно благодаря ним она поняла, что пытка окончилась — Уоттс закашлялся, его спутница стала мурлыкать что-то, звякнула молния. Дейдра сидела, не шевелясь, она не знала, сколько. Когда дерево вновь размякло, казалось, прошла пара лет, она раскрыла глаза, увидев, что Уоттс исчез, а его партнерша закуривает, что-то набирая на телефоне. Она уже оправилась, будто ничего и не было, вытирала шею сухой салфеткой, улыбаясь в темноту, и Дейдра вдруг возненавидела её за эту улыбку.       Девушка пошла прочь, в светлое пятно, и Дей поднялась, разминая ещё слегка непластичные суставы — её проклятие окончилось, кукла стала человеком вновь. Единственная мысль, оставшаяся владеть её мозгом, была мыслью о зависти. Ей так сильно хотелось стать хотя бы на мгновение этой румяной темноволосой дрянью, что Дейдра вдруг допустила идиотскую мысль, что это возможно.       Время для неё уже давно разъехалось на ровную сетку, она решила лишь, что если перепрыгнет на пару клеток назад, окажется вновь в той минуте, когда Кэмерон возжелал женской ласки. Только теперь она сможет занять место подле него, и никто не заметит подмены.       Войдя в освещенный белыми лампами зал, она увидела девицу курящей, та всё ещё что-то набирала в телефоне. Дейдра не думала, она просто увидела стоящие в стойке напротив ножи, вытащила один и подошла к девчонке.       — Моя очередь, — проронила она.       Девушка обернулась, изумленно вскинула брови, а в следующую секунду Дейдра всадила нож ей в живот. Это не было со злости — методичный расчёт, но силенок у Дейдры осталось немного, и удар не получился сильным. Вытащив нож, она увидела, что девица заметалась, стала голосить — это было уже лишним. Схватив её за плечо, Дейдра замахнулась и всадила лезвие над ключицей. Снова вытащив его, она сосредоточенно осмотрела рану. Соперница стала оседать на пол, неприятно клокоча, Дей проводила её взглядом, а стоило девице улечься, цепляясь за тумбу, у которой её подстерегла гибель, Дейдра бросила нож в околостоящую раковину. Затем методичным движением она оторвала пальцы раненой от столешницы и носком туфли с силой стала пихать её в бок, заталкивая в просвет между полом и тумбой, где как раз по её расчётам, девица могла поместиться. Та что-то хрипела, влезала под тумбу довольно со скрипом, но Дейдра надавила на плечи окровавленными пальцами, подталкивая в спину подошвой.       И тогда тишину прорезал чей-то сиплый возглас — кто-то позвал Дейдру по имени. Она обернулась: позади с ошарашенным видом замерла Порш. Она проводила действия сестры обезумевшим взглядом и медленно зажала рот ладонью. Дейдра же, вытерев руки об себя, выпрямилась и кивнула.       — Всё, — констатировала она.

***

      Почти бегом Портия тащила сестру по коридору, та даже ничего не говорила. Она совершила, что совершила, с таким отрешенным видом, что Порш не сомневалась — в мыслях Дейдра была далеко отсюда.       Сама Порш проглядела, что сестра пила Уоттсову отраву, и теперь отчаянно кляла его на чем свет стоит, не стесняясь ругаться вслух. Мысль о спасении была лишь одна — звонок отцу. Только он был в состоянии решить такого масштаба проблему, впрочем, и в этом Порш уже прилично сомневалась. Она на мгновение остановилась, увидев Аделию, ей пришло в голову сказать кому-то о девчонке, которая, возможно, осталась в живых, но Адель тут же развеяла её сомнения и громко заголосила, глядя вокруг себя невидящим взглядом.       Примерно таким же взглядом обозревала особняк ещё каких-то четверть часа назад и сама Порш, но увиденное с сестрой вышибло дух вместе со всеми спецэффектами. Она ещё ощущала остатки опьянения, витающие вокруг неоновыми точками, каждая мысль в голове будто визжала оглушительным ором, хотелось выстрелить себе в голову. Порш бросила Дейдру, как куклу, на какой-то диванчик, сама плюхнулась рядом, ноги разъехались, Портия покрепче сдавила в руке телефон, молясь только не обронить — внизу, под ногами, всё ещё каталась какая-то нефтеобразная черная жидкость, в жизни потом в этом болоте ничего не найдешь — и набрала номер отца.       — Папа, — прошептала она, когда он ответил неизменно, казалось, бодрым голосом в три-то с половиной ночи. — Папа, мне нужна помощь сейчас…       — Ты пьяна? — спросил он тут же. — Где Хантер и Дейдра?       — Они здесь, со мной, — пробормотала Порш. — Папа, мы все очень сильно пьяны, но это неважно. Дейдра, кажется, убила кого-то. Всё очень плохо.       — Вези её домой, — быстро ответил отец. — Найди Хантер, забери или скажи убраться из особняка как можно дальше. Сама тоже уходи. Я всё решу.       И он тут же отключился. Всего на мгновение Порш позволила себе горько зарыдать, стыдливо уткнувшись лицом в ладони. Она сгребла сестру в охапку, прижала к себе и повыла, выпуская словно обжигающую нутро, ядовитую тоску, намешанную с ужасом. Сделав несколько вздохов, она старательно утерла слёзы, поправила стрелки и, взяв Дейдру за руку, потянула за собой. Та шла, будто козочка на привязи, послушно и совсем без эмоций. Хантер нигде не было видно, единственным, кто попался Портии на пути, был Грэг. Он стоял на лестнице, глядя в даль, но выражение его лица было, кажется, более-менее адекватным. Порш подошла ближе и помахала ладонью перед его лицом, но Грэг обратил свой взор так медленно, что Порш просто опустила руку и пошла прочь.       Наконец, она сдалась, набрала номер и сквозь грохот музыки прокричала в трубку Хантер, чтобы она проваливала из особняка как можно скорее. Она не услышала, и тогда Порш сделала единственное, что пришло ей в голову. Найдя в телефонной книжке номер Марлоу, она послала ему одно короткое сообщение:       «Увези Хантер отсюда сейчас же».       И, подняв голову, воззрилась на пляшущего в агонии Дэмьена. Порш знала, что он меньше других будет находиться в коматозе, потому что привыкший. На её глазах Марлоу вытащил сотовый и стал послушно читать сообщение, а, прочитав, просто пошёл прочь, шатаясь и напевая одними губами.       Портия развернулась и потянула Дейдру на выход, а подскочив к дверям, столкнулась с двумя вошедшими, которых не знала, но словно где-то уже видела. Они смерили её взглядами, говорившими всё без слов, и Порш просто выдала:       — На кухне.       Шепотом, почти бесшумно. Мужчины не обмолвились ни словом и быстро пошли в дом, а Порш выпорхнула на улицу, сразу тормозя ближайшее такси. Она опередила какую-то беднячку, та завозмущалась, но Портия не стала даже тратить время на ругань, а просто прыгнула в машину, затащила Дейдру и из последних сил выдала адрес.

***

      Все окружающее мешалось в водоворот, расплывалось, распадалось на волокна, собираясь меж собой в причудливые, аляповатые, противоестественные месива. Золотые своды особняка закрывались кандалами на исцарапанных запястьях, блеск софитов выжигал диковинные буквы на изнанке черепной коробки. Словно стекала, опаленная их мощью, плоть с лица и костей; проводя рукой, Грэг вглядывался во влажную ладонь, и ему мерещились перетертые в пыль бриллианты.       Дьявол, я прекрасен. Прекрасен, как бог.       Словно сбежала из-под крышки кастрюли мысль, на одно мгновение ослепила и тут же затерялась где-то в омуте воспоминаний обо всем темном, что было совершено этим телом. На глаза попалось зеркало, в нём ошалевшим взглядом на хозяина глядело отражение: нагруженный, словно нищий, ворохом тряпья, Грэг смотрел в свои светящиеся божественным светом глаза.       Я бог и я дьявол.       А эта мысль теплилась где-то маячком, среди тумана самовнушений и водки, путеводная ниточка всего его существования неизменно приводила Грэга к этой простой мысли. Сам не понимая, что происходит, он ощупал сумасшедшую улыбку на лице. С потолка забрезжил желанный, как оазис в пустыне, свет, он падал хлопьями на покрытое испариной лицо, Грэгу казалось, он ощущает, как свет струится по щекам, как окончательно снимает с него плотскую оболочку, ладони сами потянулись стаскивать с плеч пиджак. Казалось, одежда тянет к земле, а стоит снять её — он вознесется туда, где ждали его равные. Словно чугунный щит, разразился грохотом пиджак, упав на плиточный пол и разбив его на сотни осколков, врезавшихся в пятки. Скоро вся эта прогнившая оболочка сойдет, и останется только его самое — чистый алмаз, которым буквально сочилось тело и мысли.       Оно не растратится, потому что мир — это он, а он — это бог, и бог — это дьявол, а дьявол — это всё на земле.       Опершись на что-то рукой, Грэг почувствовал под ладонью крест. Виньябле рушилось на глазах, а под ним вырастала земля, новая, очистившаяся от всего дурного, земля, где Грэг был богом. Он чувствовал боль в ладонях, он знал, что это память его бессмертного тела. Он был готов отпустить миру все грехи, разрыдаться перед ними своими алмазными слезами и сказать «я грешен, как и вы. Мы все — грех, и грех — это мир, а значит, мир — это мы». И вдруг священный свет, питавший его тело, заслонила какая-то тень.       Тощие, черные прутья, похожие на руки, набрасывали на него черный саван. Грэг задохнулся от ужаса, понимая, что его вновь пытаются похоронить под плотской грязной оболочкой, вновь разлучить с миром. Ещё секунда — и второе пришествие, которого он стал свидетелем, вестником и центром, вновь отсрочил бой часов.       — Чёрт тебя дери, Грэг! — верещала Мэдли, пытаясь натянуть обратно на брата рубашку, которую он уже бросил на землю, следом спустив наполовину брюки. — Перестань раздеваться!       — Я — сердце мира, — прошептал он, глядя в одну точку. — Мой свет не затмить…       — Как же я тебя ненавижу! — простонала она, дергая вверх ремень. — Грэг, господи, вернись на землю!       — Господь — это земля и я, и ты, проклятье! — отмахнулся Грэг, пялясь на неё невидящим взором.       Он несколько раз махнул руками наугад, довольно сильно зарядив сестре по лбу, она выругалась, а он наконец завалился на пол, раскинув руки, как Иисус. Зарычав от злости, Мэдли схватила со стола недопитую стопку, понюхала, а затем с яростью швырнула об пол.       — Уоттс! — разъяренно возопила она и шагнула через омертвевшего Грэга.

***

      Уэстбрук, конечно, не стал пить из стопок, любезно предложенных хозяином, но окруженный сплошняком людьми, не отдающими себе отчёт ни в чём, стал и сам замечать за собой нечто странное. К примеру, к половине четвёртого утра он ощутил навязчивый запах неприятностей, о котором любят говорить ценители красивых метафор. Этот проклятый запах витал по особняку, и Артур бродил нервно и дергано из зала в зал, будто ожидая увидеть нечто, что его совсем не обрадует.       Он не ошибся. Буквально спустя четверть часа ноги привели его в обеденную, где стайка из трёх поварят махала какими-то буклетами на посиневшую Аделию. Кинувшись к ней, Уэстбрук растолкал зевак и взял её на руки, сев на подоконник, где сидела она.       — Что с ней? — отрывисто спросил он, хотя прекрасно знал ответ.       — Что и со всеми остальными, — невесело ответил один из поваров. — Мы двоим уже скорую вызывали, но обоих фельдшеры не взяли — отпустило раньше. Эта дрянь очень крепко хватает, но отступает быстро. Подождите с ней, у неё сейчас самый пик.       Аделия едва слышно дышала, распахнув глаза, потихоньку рыдала, время от времени что-то вскрикивала, тело её то и дело сводило будто в какой-то неистовой судороге, она верещала, потом принималась шептать. Артур стал качать её, как ребенка, размышляя, какого же масштаба абзац ожидает Кэмерона наутро, прознай Бензли о подобном состоянии дочери — а он как пить дать прознает, хотя бы благодаря летающим гоупро. Уэстбрук такой участи Уоттсу не желал, он искренно считал, что вечеринки в Виньябле — их единственный шанс вычислить убийцу, а после таких открытий Ройе их точно прикроет навсегда. И что только взбрело в голову этому проклятому психопату?!       Артур невольно сжал зубы, дивясь то ли наглости, то ли глупости хозяина, как вдруг внимание его привлекло нечто поинтереснее.       Он и Адель на руках сидели прямо около входа на кухню, где теперь было пусто — готовка давно была окончена, но что-то в глубине зала привлекло его внимание. Уэстбурк поднялся, посадил Аделию на подоконник и, подозвав одного из поваришек, на негнущихся ногах пошел вглубь кухни. Интуиция его не обманула — уже через несколько шагов он вступил ногой в липкую лужу, растёкшуюся под несколькими тумбами и на несколько метров по полу.       — Что это ещё за… — прошептал он, присев на корточки. — Чёрт! Чёрт подери! — Он сорвался на крик, подскочив и зажав рот ладонью. — Живо! Живо сюда! Господи, там труп!       Навязчивая тошнота подрывала весь авторитет, но Артуру было не до этой лирики. Никто не решался подойти, повара боязливо зажались по углам, какая-то женщина зарыдала, сетуя, что попросилась в смену именно сегодня.       — Ну же! — проорал Уэстбрук. — Достаньте её кто-нибудь!       Он не понял, когда именно, но в кухне вдруг оказалось двое незнакомцев, оба без стеснения прошли по луже крови, один деловито вытащил окровавленное тело из-под тумбы и поднял, другой кивнул поварам:       — Всё тут уберите.       — Ни в коем случае! — заорал Уэстбрук. — Это место преступления!       — Делай, что говорю, а то хуже будет, — каменным голосом ответил ему один из громил. — Уберите тут всё. Никто ничего не видел.       Артура залихорадило, он не смог больше вымолвить ни слова. Рыдающая повариха принялась раздавать распоряжения другим, чтобы те принесли тряпки. Аделия из обеденной снова стала издавать какие-то нечленораздельные звуки, Уэстбурк воспользовался этим, чтобы бегом сбежать из кухни. «Я даже не федерал… я не обязан», молился он про себя. Обуянный неясным желанием услужить хоть кому-то, он снова взял Аделию на руки и пошёл прочь, желая унести её из этого проклятого места. В голове уже созрел план — он ничего не видел. Он только забрал Адель, чтобы оказать ей помощь. Он не успел никого спасти.

***

      За последний час Дэмьен словил уже не один приход.       Вначале все-все звуки повторялись в его голове бесконечное количество раз. Через пять минут шум в голове стоял такой, что невозможно было терпеть, хотелось оглушить себя столовым ножом. К счастью, Дэмьен придумал средство — он налил целую раковину воды в уборной и погрузил туда голову — всё стихло. Довольный своей сноровкой, он весь мокрый пошёл на поиски новых приключений, и вскоре нашёл их — ему везде мерещились подсказки. Каждая фраза, вырванная взглядом или услышанная мельком, немедленно исполнялась. Он поцеловался с кем-то, поорал, запел, покатался по полу, посчитал в уме несколько цифр одну на другую, а теперь на беду снова вспомнил о поцелуе с Уоттсом.       Было в самом деле ужасно мерзко, но Дэмьен зачем-то стал представлять, что ему понравилось. Усилием воли заставлял себя поверить, что это было приятно, что Уоттс ему по душе. Получалось так себе, хоть Дэмьен отчаянно трясся при мысли о том, что ему предпочтительны мужики, на деле ему ужасно нравились девушки. Нравились упругие, гибкие, тоненькие податливые тела, мягкие губы, пушистые волосы, приятно сладко пахнущие напудренные шейки и нарумяненные щёчки. Нравилось само ощущение их слабости перед собой, нравилась возможность схватить любую вне зависимости от её воли, взять во всех смыслах этого слова.       Уоттс был совершенно не мягким, он оцарапал Дэмьена своей трехдневной щетиной, пах мерзкой смесью спирта и какой-то забористой анаши, ещё немного своим любимым одеколоном с запахом мускуса и неизменно сопровождающим его везде сигаретным дымом. Он не был податливым, напротив — несмотря на внешнюю худобу, благодаря своей прыти и смелости казался сильнее и загнал Дэмьена в угол, подавив своим напором. Марлоу до сих пор отплевывался, когда ему казалось, что он снова чувствует во рту этот гадкий вкус, который не мог описать словами, но теперь уже не смог бы спутать ни с чем иным.       Однако зачем-то Дэмьен старательно представлял, что ему понравилось. Казалось, он проверял себя на прочность, и в какой-то момент ему даже удалось поверить.       Дурь проникала всё дальше в глубины его сознания, привнося туда совсем не то, что хотелось. Помимо того, что небритый грязный придурок Кэмерон стал казаться привлекательным, привлекательным вдруг стал казаться не только он. Марлоу остановился и огляделся. То, что горячо запекло внутри от танцующих вокруг девиц, он ещё логически мог допустить. То, что дыхание сперло, а мысли смешались при виде пары отлично сложенных парней — с ужасом, но всё же мог допустить тоже. А вот то, что во рту навязчиво пересохло от созерцания этой огромной блестящей люстры — кажется, не было нормальным. Дэмьен замер, потерев виски.       «Люстры не могут быть сексуальными… или могут?»       Как-то раз Дэмьен пошутил, что его заводит одна шикарная миниатюрная спортивная тачка, но не в том же смысле!.. Эта люстра была потрясающей. Дэмьен медленно пошёл по лестнице вверх, чувствуя, как мурашки целыми армиями носятся по спине, вздыбливая волоски на руках. Всё в особняке Уоттса имело такие чертовски классные очертания, что Марлоу мгновенно покрылся испариной, стыдливо оглядывая интерьер. Изгибы бокалов, стоящих ворохом на столике внизу, нагретые перила лестницы, которых он касался, шершавый бархатный пошло-алый ковролин — всё манило взгляд, заставляя судорожно вздыхать.       Дэмьену стало страшно, но перекрыло его сильнее — в прямом смысле хотелось трахнуть этот вычурный особняк, весь то и дело вихляющий перед ним своими прелестями, как грязная девка — то на глаза попадалась витая решетка перил у тронного зала, обрамлявшая лестницу, как кружевной чулок, то чадящая лиловым светом, словно налитая слива, лампа, то устремившийся вверх бесстыдный канделябр, погашенный кем-то и сочившийся голубоватым дымом. Проклятая люстра манила забраться и пообрывать стеклянные капельки, как спелые виноградины.       Не в силах совладать с собой, Дэмьен упал возле тронного зала, со смесью отвращения и похоти ощупывая диванчик, на который приземлился. Что-то настойчиво зазудело в брюках, он помедлил с пару секунд, а после всё же догадался достать сотовый. Дэмьен с трудом вчитывался в написанные на экране буквы «Увези отсюда Хантер».       «Снова инструкции! — вспыхнуло в мозгу почти спасительно. — Есть, надпись!»       Оглянувшись вокруг и удостоверившись, что никто не видит, Дэмьен осторожно облизал телефон, как леденец и, дернувшись от прошедшей по всему телу дрожи, поднялся и пошёл исполнять приказ.

***

      Тем временем Хантер тоже мучилась приходами уже не один час подряд — и это несмотря на то, что она, по примеру Сесила, тоже прочистила желудок, едва узнав о наркотике. Это не помогло, и вначале Хантер даже не злилась на Уоттса — было и вправду ужасно весело. Она повидала чёртову уйму знаменитостей, ей жал руки Никсон, Шер и даже пара ребят из Людей Икс, она выпивала на брудершафт с Илаем Мэннингом, но следом за тем на глаза ей попался Грэг. Он был уже хорошо подправлен, взгляд у него был совершенно бешеный, Хантер так и не поняла, узнал он её или нет, но после встречи с ним всё полетело к чертям.       Теперь каждый, кто оборачивал лицо к ней, смотрел глазами Грэга — у всех теперь было его лицо. Размалеванное лицо на тощем девичьем теле в мини, небритое лицо на мускулистом торсе кого-то из теннисной школы, бледное лицо на трясущемся в лихорадке туловище несчастного, кому уоттсова настойка встала поперек горла — все они были Вудкастером. Хантер прошла все стадии — отрицание, гнев, побег и, наконец, безумный суеверный ужас. Казалось, что этот кошмарный спектакль одного актёра не окончится никогда, Хантер мчалась сквозь толпу, расталкивая беловолосых злобных демонов на пути, а после в ужасе забилась в какой-то угол и стала молиться.       От страха, что из-за наркотика страх может возрасти вдвое, оба страха росли в геометрической прогрессии. Хантер просто хотелось разбежаться и изо всех сил влететь в стену, чтобы отключиться и больше ничего не воспринимать, она поднялась и бегом побежала вперед, натолкнулась на какого-то парня-Грэга, он отпихнул её, и Хантер упала, сползя локтями по зеркалу. Обернувшись, она изо всех сил заверещала — там, в раме тоже был Грэг, одетый в её одежду, но всё тот же Грэг, которого она физически больше не могла выносить. Размахнувшись, Хантер стала колотить кулаками по зеркалу, как будто, расколотив отражение, она могла выгнать из головы этот проклятый облик, но тут кто-то скрутил её, прижав руки к туловищу.       — Нет! — заорала она, уже зная, что за плечом сейчас увидит ненавистные платиновые пряди, спавшие на лицо, похожее на морду коршуна.       — Тшш, — раздался пьяный голос. — Спокойно, Хантер, спокойно, расслабься.       Этот некто узнал её, и от осознания того, что другие всё ещё видят её собственное лицо, Хантер стало немного полегче. Она повернулась и вдруг увидела Дэмьена. Точнее, увидела его лицо. Конечно, Марлоу мало походил на себя — он зарумянился, как будто бегал целый час, тяжело дышал, смотрел, будто сонный, а вокруг глаз у него залегли подозрительно бледные пятна, но это определенно был Дэмьен, а никак не сукин сын Грэг!       Расчувствовавшись, Хантер заревела, Дэмьен продолжал её настойчиво куда-то тянуть, тогда она запротивилась и встала посреди холла.       — Куда? — прорыдала она.       — Голос сказал мне инструкции, надо выполнять, — произнёс Марлоу, словно отчитываясь командиру, и едва не прибавил «Сэр, есть, сэр!»       — Чего? — протянула ошарашенно Хантер, даже забыв про рыдания.       — Эм… — кашлянул Дэмьен. — Шарахнем пороха и покувыркаемся у меня.       — А… ладно, — кивнула Хантер.       Напутствия из цикла «ни с кем больше не спать и ничего не употреблять», что она дала себе в начале вечера, были забыты, хотя бы потому, что большего прихода ей даже при желании себе было не обеспечить, а по Дэмьену и его обществу она, кажется, немного скучала.

***

      В отличие от других, Коллин пойло взяло почти сразу и не отпускало уже бессчетное количество часов. Она была ужасно сонной, но никак не могла уснуть, потому что каждый раз, как ей удавалось прикорнуть, что-то словно вонзалось ей между ребер, как игла, заставляя подскакивать. Вначале она гордо пыталась избегать Дюаваля, но после того, как реальность перемазалась с фантазией, он сам её как-то всё время отыскивал и забирал с собой. Тогда Коллин усыпляла его бдительность и, дождавшись, пока он отвлечется, сбегала опять.       Она бродила по особняку, отлавливая навязчивые мысли и пытаясь заставить их работать на себя.       Вокруг огромная куча денег.       Эта первая мысль пришла ещё вначале вечера и прочно засела на подкорке, Коллин словно сквозь толстую пелену густого сиропа осмысливала и додумала, в конце концов сложив одно к одному, и тогда, как по волшебству, её приняло максимально. Носясь по замку, она без стеснения тащила всё, что плохо лежало, и напихивала в карманы, словно сумасшедшая пиратка на острове сокровищ. Возвращаясь к Дюавалю, она вываливала награбленное и клялась, что теперь всё будет хорошо.       Элиот хватался за голову и орал, чтобы она больше так не делала, сваливал драгоценности на ближайший стол и быстро уводил её прочь. К четырем утра Коллин принесла ему последнюю партию, Элиот курил и с выражением лица очень усталого человека смотрел на новую добычу. Сгрудив очередную порцию, Коллин всмотрелась и ахнула — видать, настойка начала её отпускать — потому что на сей раз перед ней на столике лежали чьи-то ключи, пустой портсигар, упаковка от ментоловых леденцов, пластинка таблеток и ингалятор для астматиков. Из чьих карманов она выгребла это добро и с чего решила, что оно ценно, Коллин не представляла. Дюаваль в очередной раз устроил ей выволочку, Коллин поклялась, что всё осознала и, наконец, уселась рядом с ним смирно, ожидая, пока отпустит совсем.       Они были одни в тронном зале, чёрт дёрнул Коллин вновь начать расспрашивать актёра про роль в его жизни, на самом деле просто из интереса.       — Почему ты не пытаешься со мной переспать? — пробормотала она.       — Ты знаешь, почему, — коротко отвечал Элиот.       — И ты больше никогда не совершишь попыток? — удивилась она.       — Как только голова у меня перестанет быть забита делами насущными, подумаю и об этом, — продолжал отрезать Дюаваль.       — Нужны тебе эти проблемы, — фыркнула Коллин, отчего-то снова вспомнив тот злополучный разговор в начале вечера. — С агентами не обязательно спать…       — Я сказал, что мы обсудим это дома, — рубанул Элиот. Коллин подобралась и возмущенно нахмурилась.       — С чего это ты командуешь? Я решаю, когда мы будем говорить! — выдала она.       — Ты обдолбана, и здесь не место, — снова отрезал он.       — Можно подумать, тебе есть, что сказать, — поджала губы Коллин. — А знаешь, что? Я ухожу! Мне тут надоело, пойду найду Уоттса и развлекусь! Мне, может, тоже такой бойфренд, как ты… не к образу… Она скособочившись пошла прочь, к лестнице, Дюаваль закатил глаза и поднялся вслед, схватив её за руку.       — Коллин, Бога ради! — процедил он сквозь зубы. — Я тебя прошу, умоляю, сядь, чёрт возьми, на задницу ровно! Ты и так сегодня отличилась!       — Не надо обо мне переживать! — крикнула она в ответ. — Знаешь, Уоттсу я тоже пришлась по душе… я тебе не рассказывала, а вообще-то…       — Не желаю я этого слушать! — чертыхнулся Дюаваль.       — А что, неужто ревнуешь? — дерзко проронила Коллин, по крайней мере, ей казалось, что дерзко. — Ну хоть кто-то же должен относиться ко мне как к женщине… Элиот стиснул зубы, явно устав от разборок, он сделал ещё шаг к Коллин, выйдя на лестницу, и вдруг неожиданно дернулся и замер, схватив её за руку.       — Коллин! — воскликнул он.       — Чего тебе? — огрызнулась она.       — Я тебя помню, — вдруг заявил он, распахнув глаза так, будто сам обдолбался вслед за ней.       — То есть? — не поняла она.       — Я помню тебя здесь, — ошарашено прошептал он, невидящим взором глядя вокруг. — Ты и Натали были здесь, а я… я объяснял ей, почему Уоттс не вспомнит о ней! Замерев, Коллин оставила на мгновение свои обиды и вскинула голову.       — Серьёзно? — не веря своим ушам, улыбнулась она.       — Да! Да! — расхохотался Элиот. — Я помню, я тебя здесь впервые увидел! Я тебя помню!       Он подхватил её на руки, в сердцах обняв и закружившись по залу с глупым веселым воем, а Коллин рассмеялась, удивляясь, как такая простая фраза может вскружить голову и напитать душу и тело эйфорией покруче любого наркотика.

***

      Я должен отсюда убраться.       Мэтьюза шатало, он брел по ровным клеткам, отмеченным на полу, не понимая, кто придумал этот лабиринт, и почему он не может из него выйти. С три или четыре часа назад он вывел из особняка Мануэлу, но потерял её, а теперь потерялся сам.       Все эти три часа, а тянулись они как три дня, он мечтал только найти выход. Вокруг сплошняком были знакомые места — вот Виньябле, вот деревья, но проклятые клетки путали и не позволяли выйти из этого зачарованного круга. Джонатан уже тысячу раз прошёл по одному и тому же маршруту, ему хотелось плакать от обиды. Лабиринт словно рос вслед за его страхами: стоит ему сделать шаг вперед, по бокам ни одной преграды, но вот Мэтьюз шагает вправо и снова утыкается в тупик.       Всё, чего ему хотелось, убраться отсюда, Джонатан вдруг ощутил себя ребенком, которого обидели, ударили исподтишка, а он не смог ничего возразить в ответ, только пытается уползти домой, размазывая слёзы по лицу, а обидчики хохочут и тащат за ноги назад.       Странно, что эта метафора пришла ему в голову, ведь Мэтьюза в жизни никто не бил, напротив — будучи мальчиком, он сам частенько оказывался в банде обидчиков, но теперь настал час расплаты.       Он бессильно опустился на землю и часто задышал, стараясь отыскать в уголках сознания мысль о том, что это всего лишь наркотический эффект, который непременно когда-нибудь его оставит. Он хотел найти Мануэлу, но со стыдом осознал, что боится потеряться здесь ещё сильнее, чем хочет вызволить её. Закрыв глаза, Джонатан начал анализировать звуки. Зрение ему явно отказывало, но окружающий шум должен был подсказать, куда идти.       Вокруг слышались крики, чьи-то стоны, хохот, шум воды, его собственное прерывистое тяжелое дыхание и едва заметный рокот. Прислушавшись ещё сильнее, он понял, что рокот — это шум мотора. Лодки!       Подскочив, он побежал вдоль побережья туда, где слышался заветный шум. Если что и унесёт его отсюда, так это лодка, ведь он навернул столько кругов по кромке воды, не решаясь пойти вброд.       Споткнувшись обо что-то, Мэтьюз со всей силы больно навернулся на землю, но поднялся, не чувствуя боли, и пошёл дальше. Блестящие бока лодок засияли совсем рядом, он водил руками по одной, другой, третьей, словно пытаясь узнать свою на ощупь. Наконец, это случилось, и он увидел заветные сверкающие борта своего судна. Как он понял, что судно его, Джонатан так и не понял. Он только привалился к нему, восстанавливая дыхание и держа в голове одну-единственную мысль       Я должен убраться отсюда!       Не зная, как быть, он с трудом стал забираться прямо по бортику, надеясь достигнуть кормы и упасть на палубу. Титаническое усилие под чей-то хохот с причала — и Мэтьюз достиг цели. Проверив палубу на предмет пробоин, он уселся за штурвал и сладко выдохнул — скоро он вырвется из плена этого ядовитого сна.       Тем временем Мануэла совершенно не ощущала себя потерянной. С самого начала, как она узнала, что нечаянно закинулась какой-то убойной дрянью, она приготовилась ощущать невероятный ужас. Волею судеб Мануэле ещё ни разу в жизни не довелось употреблять ничего даже близко столь тяжелого, и она даже всплакнула о собственной возможной безвременной кончине, но приход её удивил.       На втором месте после смерти в рейтинге страхов Мануэлы стоял страх быть опозоренной, и она почти начала смиряться с тем, что ей это практически наверняка предстоит, но стоило веществам как следует взяться за её мозги, Мануэле стало навязчиво казаться, что она — единственная, кто сохранил рассудок.       Вокруг неё люди корчились в героиновой ломке (так, как Мануэла с детства себе это представляла), умирали от передоза и выли мольбы о новой порции. Каждый новый встреченный ею просил её о помощи, большинство из них были одеты в лохмотья, истощены до костей, стенали, обессиленные голодом. И Мануэла не смогла остаться равнодушной.       Каждого, кого извергала из себя преисподняя за дверьми особняка, Мануэла принимала в свои объятия и пыталась приободрить словом или помощью. Девицы рыдали у нее на руках, парни лезли целоваться, ощутив хоть какое-то мимолетное тепло от постороннего. В порыве благочестия Мануэла залезла в кошелёк и достала оттуда несколько купюр, сунув какой-то девчонке, что умоляла о паре долларов на такси. К ней тут же потянулись ещё пятеро, за ними — десяток. К счастью, наличных в кошельке Мануэлы осталось не больше сотни, остальное она благоразумно внесла на банковский счёт, но всё содержимое кошелька вместе с парой монет выгребли без остатка. Она почти отдала кому-то из особо страждущих и сам кошелек, переливающийся сотней каменьев, но почти чудом в этот момент мимо неё как раз следовал к машине Дэмьен, он заставил её убрать кошелёк подальше в сумку, а когда она достала его снова, вынул из рук и сунул к себе в карман, сказав, что так будет сохраннее. Мануэла криком просила его поклясться, что он распорядиться её ценностью во благо людям, Дэмьен усиленно покивал, разогнал толпу и пошёл прочь, что-то бормоча про Мэтьюза и набирая какой-то номер на сотовом. Конечно, страждущие окружили Мануэлу тут же, как он уехал.       — У меня больше нет денег! — честно отвечала она на чьи-то требовательные просьбы. — Видите? Ничего!       Какая-то девчонка потянула руки к зеркальцу, обитому камнями, но ей помешала другая, попытавшаяся выхватить зеркальце из её рук. Они сцепились, Мануэла растерялась, но тут её отвлёк какой-то шум. Обернувшись, она увидела, как по парковке следует машина Мэтьюза — зигзагами Порше мерил дорогу, скрежеща по бокам или ударяя бампером почти каждую машину, что стояла на пути. Прямо на её глазах он как следует въехал в зад Феррари Грэга, заставив автомобиль протаранить другой, стоящий впереди. Парковку огласили сразу несколько трелей, которыми разразились пострадавшие машины.       Девицы бросили зеркальце, оставив Мануэлу наконец в покое, и кинулись в рассыпную, потому что Порше, преодолев парковку, на приличной скорости поехал прямо на них. Мануэла завороженно смотрела вперед, она поняла, чем ещё может пожертвовать. Закрыв глаза, она замерла, вытянувшись, казалось, макушкой до самого неба.       Возьмите меня во имя всех живущих людей.       Такой, она думала, будет её последняя мысль, однако судьбе было угодно распорядиться иначе. Мэтьюз совершил очень сомнительный манёвр, чтобы объехать её, и успел буквально в последнюю секунду. Его машина въехала, расколотив фару, в одну из растущих алеей пальм, а Мануэла открыла глаза и огляделась, увидев, что осталась одна. Она так и не поняла, умерла или нет, но её жертва явно дала что-то всем этим нуждающимся людям, раз они оставили её.       Подняв с земли своё зеркальце, Мануэла вдохнула почти горячего вечернего воздуха и ощутила наконец единение с миром, которому дала нечто очень большое и получила во стократ большее.

***

      В холодном поту очнулся на полу тронного зала Сесил. Он несколько минут просто дышал, пока не понял, что выжил, однако полной уверенности всё ещё не было. Кругом шли разноцветные пятна, но голова Эндрю заметно прояснилась. Точнее, он так думал.       Всё внутри ныло, почти рыдало навзрыд, и он слышал этот рёв, как рёв ребенка, которого не мог успокоить. Очиститься уже не хотелось — Сесил был таким грязным, что поначалу ему стало за это слегка неловко — одежда выглядела так, будто им помыли пол.       Сдавив зубы, он вполз на одну из лавок, стоящих вокруг столика и огляделся. Тронный зал был пуст, но внизу слышался какой-то шум. Сесил поднялся, сил в теле было на удивление много, к сожалению, этого нельзя было сказать о душевных силах. Но всё же ноги понесли его вниз, на звук и, как выяснилось, на свет.       В обеденной прямо на столе расхаживал Уоттс. Вокруг него собрались немногие, кто был в сознании, Кэмерон стрелял из пистолета в смельчаков, что ставили на макушку яблоко. В основном, лица были незнакомые — потому что рисковали собой лишь те, кому было ценно получить от Кэмерона за адреналин полтинник или пару. Оглушив столовую точным выстрелом, Уоттс расхохотался и отпил из маленькой бутылочки с водкой — его, кажется, уже отпустило.       Помимо бедноты, собравшейся вокруг стола, около хозяина Сесил углядел и крупицы элиты — Уоттсу задорно хлопал Дюаваль, держащий под руки почти невменяемую рыжую подружку, около него остановились близнецы Вудкастеры, один из которых был подозрительно легко одет — босой, в одних брюках и пиджаке на голое тело.       — Уоттс! — огласил комнату Сесил, остановив вакханалию, будто боем колокола.       На него обратил взоры сразу весь зал, Грэг довольно заулыбался, Мэдли обеспокоенно подобралась, а Дюаваль просто любопытно сверлил глазами.       — Смотрите, кто очухался, — рассмеялся Кэмерон. — Как самочувствие, Чемпион?       — Лучше, чем у тебя сейчас будет, — проронил Сесил. — Слезай давай, наркоделец.       Уоттс только расхохотался ещё громче, но слезать не торопился. Тогда Сесил без особых церемоний подошёл ближе и, пользуясь буквально пульсирующей во всем теле, невесть откуда взявшейся силой, схватил Кэмерона и стащил со стола, как нашкодившего кота.       — А ну пусти, сука! — заверещал тот, наверняка больно плюхнувшись коленями об пол.       — За то, что сделал, ответишь, — прорычал Сесил, потянув его теперь уже вверх. Кэмерон неловко перебрал ногами по полу, повиснув в руках у Эндрю, он попятился, едва нащупав землю, и вцепился в стол.       — Извинений ждёшь? Их не будет! Я ждал веселья — и мы знатно над тобой потешились, Сесил, — усмехнулся он уже явно не так счастливо, как в первый раз. — Только подойди! Хуже будет!       — Угрожаешь мне? — прищурился Эндрю, склонив голову. — Я тебя посажу, Уоттс, сукин ты сын, понял?       И тогда, доведенный до бешенства своим позорным падением со стола и вполне реальной угрозой, Кэмерон, конечно, вскинул пистолет, который не выпускал из рук. Он прицелился Сесилу в грудь, а тот настолько не ожидал, что хозяин воспользуется оружием в самом деле, что даже не потрудился отобрать.       — Я сказал, не подходи! — плюнул Уоттс. — А, Сесил? Уже не такой смелый? — заикал от смеха, намешанного со страхом он. — Ну-ка… Куда нужно выстрелить, чтобы ты больше не смог играть в свой драный теннис, а? Чемпион?       Он перевел дуло на правый локоть Сесила, и к своему стыду, тот замер, как статуя. Секунды текли, казалось, с боем, потому что Эндрю действительно едва ли не впервые в жизни оробел от страха. Псих Кэмерон вполне реально мог выстрелить и наверняка ужасно этого хотел, а Сесил слишком сильно дорожил правой рукой, чтобы рисковать.       — Кэмерон, — послышался осторожный голос Грэга позади, тот только вполоборота обернулся от неожиданности, и тогда ему на голову обрушилась какая-то лёгкая, но здоровая ваза, разбившись на сотню осколков.       Он неловко повалился, прицел был сбит, и Сесил выхватил пистолет, на ходу ударяя прикладом Уоттсу по морде. Ярость настолько переполнила его, что следом за тем он схватил обезоруженного и оглушенного Уоттса за волосы и с ходу приложил лицом о столешницу. Словно ведя его по какому-то пути назад, после он сразу несколько раз хорошенько вмазал Кэмерону по лицу кулаком, в котором для весу зажал дуло пистолета, а после перехватил его и, ударив Уоттса спиной о стену, приставил дуло прямо к его разбитой щеке.       — Я же сказал, что убью тебя, — просипел он, едва слыша себя от ярости. — Лучше тебе было извиниться, ублюдок…       Уоттс молчал, глядя на него в полубессознанке, по щекам его текли слёзы, как это часто бывало, когда Кэмерону кто-то хорошенько вмажет.       — Сесил, Сесил! — словно через пелену прорезался голос. — Оставь, Сесил, что ты делаешь!       Его схватили за плечи и с усилием оттащили от Кэмерона чьи-то невесомые руки, он понял, что это Мэдс, потому что слова были сказаны её голосом. Совладав с эмоциями, Сесил победный раз изо всех сил ударил Уоттса дулом в челюсть, а затем бросил пистолет на пол.       — Я скорее сдохну, чем ещё хоть раз переступлю порог этого притона, — произнёс он с трудом, а после быстрым, но неровным шагом пошёл прочь.       Казалось, выйдя из дверей, он вырвался из плена ненавистного Виньябле. Остановившись, Сесил в ужасе поднял взгляд. Прямо перед ним люди, покинувшие особняк, шатались, кричали в пустоту, лежали недвижимо на земле. Около бассейна собралась небольшая толпа, и прямо на его глазах сорвала с себя ожерелье из жемчуга стоящая на бортике совершенно невменяемая Мануэла. Жемчуг разлетелся под её ногами, толпа бросилась на колени, собирая добычу, Мануэла сделала шаг назад в бассейн, прямо в одежде, с закрытыми глазами, позволяя воде поглотить себя, а за её спиной в эту секунду с оглушительным ревом в воду на полной скорости въехал Порше Мэтьюза и медленно с утробным воем пошёл на дно.

***

      В полной тишине в тронном зале сидели пятеро, освещаемые тусклым светом последних фонарей и едва заметным — рассветным, сочившимся из окон.       Во главе стола восседал Уоттс, перед ним на столе лежал планшет, а на нём горой был насыпан кокс в каких-то просто неприличных количествах. По левую руку от него сидел Дюаваль с лежащей без сил у него на коленях Коллин. Напротив хозяина расположились близнецы, Грэг пил, а Мэдли сложила руки на груди и смотрела в пол.       Кэмерон наклонился и, зажав одну ноздрю, второй щедро вдохнул дорожку с планшета. Откинувшись, он закурил, в глазах его по-прежнему стояли слёзы. Всё лицо было разбито, половина уже опухла так, что Уоттса с трудом можно было узнать, запекшаяся кровь метила щёку до самого подбородка, подбитый глаз налился кровью и едва вращался. С губ он всё время слизывал кровь, но от постоянных движений она не останавливалась.       — Кто-нибудь ещё хочет? — спросил он, закашлявшись сразу после реплики, и кивнул на кокаин. — Налетайте!       — Кэмерон, откуда у тебя столько пороха? — просто спросила Мэдли.       — Это всё я выгреб из заначки у матери, — почти довольно ответил Уоттс, стиснув затем зубы. — Так что, никто не хочет?       — Нет, Кэмерон, спасибо, — отмахнулся Грэг.       — Ну-и слав-но! — надрывно пропел тот, а затем изо всех сил пнул носком ботинка планшет.       Порошок взметнулся в воздух и стал медленно пеплом оседать на собравшихся, Кэмерон залился сиплым смехом, утирая слёзы, а на фоне его рыдающего хохота грохотали двери, а залы оглашала рвущаяся с улицы сирена полицейских машин.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.