***
Крайслер цвета серой мокрой пакли отъехал от полицейского участка. На переднем сидении около водителя молча сидел Стэнли, отец примостился по левую руку от Кэмерона, который забился в угол и уставился в окно. — Я, конечно, многого от тебя ожидал, ты ведь мой сын, — протянул Федерлайн. — Но такого, признаться… нет. Молчание продолжилось, Стэнли громко вздохнул. Кэмерон оглядел брата, совсем не меняющегося год за годом: всё тот же крепко сбитый, хмурый кен со слишком резкими чертами лица, чтобы считаться красавчиком. Он флегматично что-то печатал в ноутбуке, лежащем на коленях, не отвлекаясь от работы. — Ты приехал из Нью-Йорка, чтобы внести за меня залог? — сглотнул Уоттс, повернувшись к отцу. — Я был в Сан-Франциско, — отвечал тот. — Как только узнал, что с тобой случилось, пришлось отложить несколько неотложных дел. Кэмерон снова замолчал. Такого спасения он не ждал и не радовался ему, сам ещё лишь смутно догадываясь, отчего. Казалось, его вытащили с плахи, буквально из-под лезвия топора, и свист всё ещё стоял в ушах, заставляя трястись мелкой дрожью. Кэмерон молча смотрел в окно, куда падали редкие капли дождя, и ожидал вердикта. Конечно, за доброту придётся заплатить. — Кэмерон, ты наркоман? — спокойно спросил Федерлайн, подкручивая колесико на своих швейцарских часах. — Да, — ответил он, не придумав ничего лучше. — Употребляешь стимуляторы? Амфетамин, кокаин? — продолжил допрос отец. — Да, — кивнул он. — Галлюциногены? ЛДС, экстази, грибы? — Да, всё это, — сглотнул Уоттс. — Героин? — спросил Федерлайн — Нет… не люблю иглы, — мотнул головой Кэмерон. — Что ещё? — Транки… по мелочи, — передернул плечами он. Воцарилось молчание, казалось, Федерлайн что-то старательно обдумывает, Стэнли кому-то дозвонился и непринуждённым голосом стал договариваться о встрече в Лос-Анджелесе. — Куда мы едем? — спросил Кэмерон, только б заглушить его голос. — Сначала в больницу к девушке, которую покалечили в твоем доме, — протянул отец. — Потом заедешь домой. — Заеду? — нахмурился Уоттс. — А после? — После соберешь вещи и на три недели отправишься на реабилитацию, — сообщил Федерлайн. — Я не могу позволить себе иметь сына-наркомана. Твою зависимость подлечат. — У меня вовсе нет зависимости… — плаксиво попытался Уоттс. — Я не хочу… я не должен! — Я буду решать, что ты должен, — произнёс Федерлайн, снова обнажив нижние зубы. — Считай, что за полмиллиона я тебя арендовал на три недели в личное пользование. — Ты не понимаешь! Я не могу оставить маму одну! — запротестовал Уоттс. — И что же такого произойдет с твоей матерью? — раздраженно спросил отец. Кэмерон не смог сказать. Он замолк, ощущая подкатывающий к горлу комок, и стиснул руки в кулаки. Машина подъехала к грязно-белому зданию больницы, где Уоттс уже однажды навещал одного пациента с сильно завышенным ЧСВ. — Иди, — вальяжно разрешил отец. — Не боишься, что сбегу? — огрызнулся Кэмерон. — Всё равно прибежишь к мамочке, — вкинул брови Федерлайн. — Давай, не задерживай нас. Больница, вопреки ожиданиям Уоттса, оказалась уже наводнена людьми. Он вошёл в холл и нерешительно остановился около стойки. Медсестра, попавшаяся навстречу, испуганно подпрыгнула и поспешила подальше, словно увидев призрака. Да уж, выглядел он наверняка не лучшим образом, к гадалке не ходи: всё лицо после драки (ладно, что уж там, после позорного избиения) отекло, левый глаз едва открывался, кровоподтёки запеклись и мешали мимике. Вдобавок ко всему голова настойчиво ныла уже не один час подряд. — Где лежит… — запнулся он, подойдя к администратору. — Сюда поступила ночью… — Мисс Деннистон? — вскинула бровь та. — Местная знаменитость нынче в пятой вип-палате, перевели. — Значит, она уже не в реанимации? — с надеждой спросил Кэмерон. — Какое там, — усмехнулась девушка. — Тут за ней такая толпа ходит с пяти часов утра, быстро подняли на ноги. Полежит у нас ещё, будь здоров, но жизни уже ничто не угрожает. Ох, не завидую я этому Уоттсу! Замерев на мгновение, Уоттс кашлянул: — Почему, если не секрет? — А вы не знаете? Этот псих из Жардан Рояль подсыпал всем гостям в алкоголь какую-то лютую дрянь, весь поселок сегодня шумит! Говорят, родители ребят, что были на вечеринке рвут и мечут! Он уже задержан, выгребли из дома наркотиков на целый грузовик, наверняка дадут лет сто, а даже если нет — жардановцы его сами разорвут… — Ясно, спасибо, — скомкано ответил Кэмерон и быстрым шагом пошёл прочь. Остановившись около пустого выхода на лестницу, он бегом преодолел несколько пролетов и забрался на пятый этаж. Тут сновали медсестры, одетые в черную униформу СВАТовцы и какой-то неизвестный люд. Свет наполовину был погашен, Уоттс хотел пройти бесшумно, не поднимая головы, но не вышло. — Смотрите, кто пришёл! — выкрикнул кто-то девичьим голосом, Уоттс поднял взгляд, и на него тут же, словно бешеная кошка, набросилась с кулаками Коллин. — Мерзавец! Как ты это допустил!.. — Успокойся, Коллин, — встряхнул он её. — Успокойся! Всё обойдётся! Она заревела у него в руках, пихая кулачками в грудь, её оттащила какая-то с ненавистью смотрящая девица. Она сверкнула глазами, и тут кто-то схватил Уоттса за шкирку. Его повело, он перебрал ногами, чтобы сохранить равновесие и воззрился на перекошенное от злобы лицо Бензли. Без лишних церемоний тот размахнулся и ударил Кэмерона в скулу, заставив отлететь и удариться спиной о стену. — Рука закона теперь бьёт в лицо, — простонал Уоттс, зажимая нос и жмурясь. В голове словно ударили в колокол, все едва зажившие раны пронзительно заныли, заставив предательские слёзы выступить на глаза. Кэмерон ненавидел себя за идиотскую особенность плакать от боли, уже далеко не будучи ребенком, он никогда не мог сдержать слёз, даже если не был обижен и зол. Сейчас он наскоро утирал щёки, избегая смотреть на Бензли, просто потому что знал, что тот прав. — Если я ещё хоть раз увижу тебя рядом со своей дочерью или кем-то из её друзей, — прошипел Бензли, — клянусь, применю все свои связи, чтобы ты исчез. Кэмерон только опозоренно покивал, Бензли широким шагом, стуча подметками, пошёл прочь, Коллин всхлипывала, сидя на скамейке около палаты и уткнувшись лбом в колени. — Как она? — выкрикнул сипло Уоттс вслед Ройе. — Адель? Как она? — Она в порядке, но это не значит, что ты легко отделался! — прорычал на прощание Бензли, даже не обернувшись. Переведя дух и вытерев лицо, Уоттс молча перешагнул порог палаты. Натали лежала, замотанная бинтами, она ревела и что-то набирала на телефоне. Стоило ему войти, она вскинула голову и словно от его вида разревелась ещё сильнее. Кэмерон подошёл и присел на край её постели, Натали без слов просто протянула руки и положила ему на плечи, прося утешения. Он не смог отказать. С трудом положив голову ему на плечо, она зашлась в плаче. — Я думала, всё, — проронила она меж рыданий. — Слава богу, нет, — ответил просто он. — Что с тобой? — спросила Натали, подняв заплаканные глаза. Уоттс махнул рукой, не желая даже вспоминать. Натали полусидела напротив, такая измученная, какой он никогда ещё её не видел, и наверняка сам выглядел в её глазах точно так же. — Ты знаешь, что случилось? — спросила она, Уоттс кивнул. — Кэмерон, её накажут? В её глазах плескалась такая отчаянная надежда, смешанная с чудовищной обидой, что Кэмерон не смог солгать. — Нет, Натали, — качнул головой он. — Вообще-то, думаю, нет. Натали закрыла лицо ладонями и снова расплакалась. — Как же так, — провыла она, не отнимая рук. — Кэмерон… Она потянула руки к нему, но он поднялся. — Благодари Бога, если веришь в него, что выжила, — твердо произнес он, — и не возвращайся больше в Жардан Рояль. — Кэмерон, нет! — в отчаянии проревела она, пытаясь подняться на локтях. — Я сказал, не возвращайся больше в Жардан, — настойчиво повторил он, добавив голосу металлических ноток, которые обычно отпугивали дотошных девиц. — Приблизишься ко мне ещё раз — будет хуже. Поняла? Замерев, Натали во все глаза смотрела на него, дрожа всем телом то ли от холода, то ли от обиды, то ли от страха. Она просто всплакнула ещё раз, Кэмерон потёр лоб на прощание и, не говоря больше ни слова, вышел из палаты. На лавке, смотря вникуда, всё ещё сидела Коллин, коридор опустел. Уоттс опустился рядом с ней. — Кэмерон, это ужас, — протянула она шепотом. — Здесь были люди… Они приходили к Натали, потом к врачам, они даже говорили с Бензли… Кэмерон, с ней же ничего нельзя сделать. Я знаю, такие, как эта Фергюсон, никогда не заплатят по счетам… — Нет, не заплатят, — сглотнул Уоттс. — И я тоже не заплачу, Коллин. Она повернулась на него, ошарашенно всмотревшись в лицо. — Мне светит десять лет за то, что я наделал, — продолжил Кэмерон. — Но я вышел и теперь я здесь. И я не вернусь в тюрьму. Закрыв рот ладонью, Коллин просто глядела на него, даже не моргая. — Говоришь, ты чего-то не понимаешь, да? — вскинул бровь он. — И слава богу. Тебе не понять, каково это быть такой, как мы, и слава богу, что нет, рыжуля. Надеюсь, ты никогда не узнаешь. Поверь, ни Дюаваль, ни этот проклятый Сад не стоят того, чтобы ты в этом увязла. Он помолчал с секунду, а после снова промокнул глаза. — Клялась мне, что у меня есть душа… — рассмеялся он сквозь слёзы. — Нет её. Я сижу здесь и понимаю, что сделал. Знаю, что родители Натали хотели бы усадить меня и Дейдру за это на электрический стул. Но никто не сядет, и я ничего не сделаю, чтобы это изменить. Как ни странно, сказанное им не испугало Коллин до того, чтобы убежать, не расстроило до нового приступа слёз. Она шумно вдохнула и вытерла лицо скомканной в несколько раз салфеткой. — Но тебе жаль, — проронила вдруг она. — Это вопрос? — вскинул бровь он. — Нет, — покачала головой Коллин. — Я знаю, что тебе жаль. Уоттс, ты та ещё психованная гадина, это верно. Но ты не безнадежен. Похоронишь это и утонешь в своем дерьме или сделаешь усилие, чтобы вдохнуть — решать тебе. Я вижу, что ты страдаешь. Я знаю, что у тебя ещё есть шанс. Она поднялась и зашла в палату к Натали, оставив его наедине со своими мыслями. «Какого ж чёрта ты во всех видишь надежду», — выругался он про себя. Сам он не видел света, уже давно. Казалось, живи, не думая ни о ком в целом мире — и мир не сможет ни в чём тебя укорить. И на тебе — эта мелкая непокорная девчонка укорила его в том, что он недостаточно плох. Уоттс поднялся, отчего-то зная, что на сей раз Натали послушается его и больше никогда не появится на пути, и от осознания этого стало за неё спокойнее.***
Рывком, набирая воздуха в легкие, проснулась в судороге Мануэла. Она спала на лежаке около бассейна, одетая в ещё не до конца просохшее, грязное, прилипшее к бедрам платье, бывшее некогда розовым. Она жутко продрогла за ночь, голос не слушался, отдаваясь саднящей болью в горле, Мануэла с трудом поднялась на локтях, в ужасе обозревая окружающее, и наконец обратила внимание на какой-то навязчивый звук. С мерным писком громоздкий эвакуатор медленно тянул из бассейна машину, приглядевшись, Мануэла ахнула — это был Порше Джонатана! Пока автомобиль удавкой за шкирку тащили вверх, из салона потоками хлестала вода, с грохотом обрушиваясь назад в мутный, засыпанный мусором бассейн. Мануэла с ужасом вспомнила, что вчера окунулась в этот грязный пруд, и её невольно передернуло. Прямо перед бортиком, сложив руки, безрадостно наблюдал за действом Мэтьюз. Мануэла перебрала ногами, с трудом приняла вертикальное положение и подошла, хромая туфлей со сломанным каблуком. — Уоттс покойник, — коротко прохрипел Мэтьюз, вид у которого был не лучше, чем у неё. Судя по подтекам, он тоже сплавал в качестве пилота импровизированной подлодки от Порше, сразу после реплики он закашлялся, закрыв рот рукой. — Где мой жемчуг? — с трудом проронила сипло Мануэла, ошарашено ощупывая шею. — Ты его раздала, — ответил Джонатан, не отрывая взгляда от тачки. — Раздала? — Лицо Мануэлы вытянулось. — Да, — кивнул Мэтьюз. — Нуждающимся. Задохнувшись от злости, Мануэла коротко выругалась и уперла руки в боки, опустив плечи. — Уоттс покойник, — повторила она. К парковке то и дело подъезжали автомобили. Из одного такого выскочила Луз тер Пэриш и, оставив открытой дверцу, помчалась к особняку. Увидев дочь, она окриком позвала её, Мануэла едва не разразилась слезами от отчаяния и страха, Джонатан сдавил её руку в знак поддержки. — Мануэлита! — накинулась мать, ощупывая дочку. — Cariña, как ты? Где болит, моя дорогая? Qué te hizo este pendejo?! — Всё хорошо, мам, — успокоила та, претерпевая постукивания острыми кулачками по спине. — Что с тобой такое? Зачем ты здесь? — Весь поселок шумит! Вы разве не знаете?! Уоттс опоил этой ночью всех гостей! — Это знаем, — кивнул Джонатан, — тяжелая была ночка, конечно, но всё нормально, Кэмерон знает, сколько влить, чтобы не огрести последствий… — В его доме убили какую-то девушку! — выпалила Луз, в сердцах обнимая и Джонатана, поглаживая его по растрепанной голове. — Опять дилер? — ахнула Мануэла. — Боюсь, нет, — ответил подошедший позади Арне. — Поговаривают, младшая Фергюсон кинулась с ножом, девушка выжила и поговорила с врачами. Мануэла сглотнула. Если что и происходило с участием семьи Фергюсон, так говорить о этом обычно было уже некому. От осознания, что так близко к ней кто-то мог умереть этой ночью, Мануэла испуганно поникла. — Как ты, малышка? — погладил по плечам дочурку Арне. — Едем домой, вызовем врача. — Не надо, — отмахнулась она. — Я в порядке, только немного простыла, отключилась на улице… — Этого пройдоху Уоттса давно пора приструнить! — ругалась Луз. — Мы не для того строили забор вокруг поселка, чтобы такие преступники, как он, жили с нами на одной улице! Мануэла позволила увести себя, простившись, она оставила Мэтьюза наедине с Порше, а когда села в машину и стала провожать взглядом похожий на поле битвы двор Виньябле, невольно вздохнула с тоской. Неизвестно, почему, но Уоттса ей теперь стало даже жаль.***
Крайслер ждал в больничном дворе, Стэнли вылез под утреннее солнце, курил и фотографировал какие-то документы, разложенные на капоте. После удара Кэмерон никак не мог остановить кровь из носа, он прижимал к нему платок, что дали на стойке в больнице, тот уже наполовину пропитался и пачкал руки. — Поедем, — скомандовал он, открыв дверцу. — Готов к реабилитации? — усмехнулся с издевкой Стэнли. — Да, — кивнул Кэмерон. — Отличный способ отдохнуть, раз уже весь город меня теперь ненавидит. Сев в машину, он дождался, пока брат приземлится на своё сидение. Федерлайн окончил какой-то разговор, он наклонился к водителю: — Заедем в Виньябле, а после смотаемся ненадолго в Эл-Эй, я переслал адрес. Водитель кивнул, машина стала набирать обороты, взбираясь на холмы. Спокойствие отца раздражало, Уоттсу всё утро казалось, его ожидает какой-то подвох. Не мог быть так спокоен человек, узнавший, что он совершил. Запоздало Кэмерон понял, что Федерлайн просто решал этим утром ещё одно дело. Затратное, срочное, но всё же дело, и помимо денег, ничего на этом деле он не потерял, а потому, по-быстрому расправившись с ним, отец явно вздохнул с облегчением и переключил внимание на другие насущные дела. Едва ли не впервые от осознания стало немного легче, и Кэмерон проигнорировал обиду, а не сделал вид, как обычно. За окнами замелькали особняки, Крайслер медленно притормозил перед въездом и проследовал через распахнутые ворота будто заброшенного поместья. Кэмерон с ужасом оглядел двор, опустив стекло. Выходя из особняка вместе с федералами, он толком не оглядывался, а теперь взошедшее солнце и разъехавшиеся с парковки машины позволили оценить масштаб трагедии. Вокруг бассейна на десятки метров земля была покрыта грязной водой, вытолкнутой из него чем-то, что Уоттс не успел оценить своими глазами. Кругом лежали осколки, ошметки, мусор, какие-то щепки. Одна из пальм переломилась у основания и накренилась, роняя листья в заметно помелевший бассейн. Оставшиеся на парковке машины были разбиты, от вудкастерского Феррари отвалился бампер, впередистоящей разбили зад, по оставшимся другим шли глубокие царапины, земля была усыпана стеклом, деталями, которых незадачливый водитель лишил соседские тачки, и покрыта следами торможения через каждый метр. Выйдя из машины, Кэмерон молча, не в силах унять дрожь, пошел к входу. Войдя в холл, он остановился. Большая часть зала была разгромлена. Разгромлена в прямом смысле этого слова: перевернутая мебель, расколоченные канделябры, разбитые вазы и столики, на которых они стояли, явно разнесенные выстрелами плафоны люстр, зеркала, в щепки измельчённое дерево перил. Оборванные шторы, лежащие на полу в ворохе мусора карнизы, а посреди всего этого содома — одиноко стоящий прямо диван, на котором сидела, подтянув колени, Робин. Кэмерон сглотнул, стоило ей поднять взгляд. Он знал, что подвёл её этой ночью, как никогда, но только теперь, увидев её лицо, вдруг почувствовал, как силы покидают окончательно. Поднявшись, она переступила через лежащий под ногами мусор, быстрым шагом подошла и отвесила сыну пощёчину. — Мерзавец! — огласила она криком холл. — Мам, прости, — проронил Уоттс, едва держась на ногах от смертельной усталости и не в силах выдержать её взгляд. — Ты хоть понимаешь, какой опасности ты подверг жизни людей! — Голос отказал Робин, она сорвалась на сиплый визг, а после закрыла лицо руками и шепотом проронила: — как же ты мог… Это было последней каплей. Схватив её за плечи, Кэмерон зашёлся в лихорадочном плаче. — Прости! — воскликнул он, стараясь отнять её руки от лица. — Мам, прости! Пожалуйста, прости меня! — Человек чуть не умер по твоей вине… — произнесла она с трудом, утирая слёзы. — Прости! — из последних сил сипло умолял Уоттс. Он опустился на пол, обняв колени матери, и уткнулся в подол её юбки, трясясь от ужаса. — Я не хотел, чтоб всё так вышло, — прорыдал он. — Мам, я не хотел… Робин, наконец, всхлипнула, давая волю слезам, Она потянула сына за плечи вверх, он поддался, навалившись на неё, прижавшись, словно ему снова было десять, и он снова совершил глупую выходку, сам не зная, зачем. Снова получил на орехи от отца, а мать только вздохнула, смахнув слёзы — и именно к ней хотелось бежать с извинениями, и он вновь прибежал. — Никто не должен был пострадать, мам, — провыл он, пока Робин усаживала его на диван и гладила по голове, прижатой к шее. — Прости меня, мам… — Тебя же посадить за это могут, дурья твоя башка, — прошептала она, глотая слёзы. — Как же я тут буду без тебя… ты хоть подумал… Уоттс словно не слышал, щёки горели от обжигающего стыда намного сильнее, чем от пощёчин, слёзы накатывали вновь и вновь, он выл, как подбитый зверь, просто от осознания того, что не смог выдержать этого испытания. Он совершал много плохих поступков за всю свою жизнь, но этого вывезти не смог — просто не смог. Словно проверяя себя на прочность, он раз за разом убеждался в том, как сильно прогнил, но теперь дал маху — ничего подобного по его вине ещё не случалось. Теперь случилось, а он вдруг не смог этого принять. — Всю мою заначку вытащил… — шепотом проронила Робин. — Ох, Кэмерон. — И снова вытащу, если найду, — прорыдал он. — Не надо этого… Мам, пожалуйста, не надо этого… Он снова зашёлся в плаче, чувствуя, как мать целует его в макушку, обзывая последними словами, как всхлипывает, он знал, что она ненавидит себя за такого сына. Не его, чёрт подери, а себя, хотя он заслужил её ненависти стократ сильнее. Кэмерон не знал, сколько сидел рядом с ней, сколько ещё бормотал этот бесполезный и бессвязный бред, умолял мать не касаться больше этой дряни. Снаружи просигналил гудок Крайслера, а Уоттс даже не попытался собраться. Он только сказал Робин, что это необходимо, хотя бы потому, что отец внес залог. — Всего три недели, — произнес он хрипло, всхлипывая, пока Робин, уже собравшись и взяв себя в руки, деловито раздавала распоряжения уборщикам. — Пожалуйста, не глупи тут без меня, ладно? — А кто за твоим котом будет смотреть? — сердито спросила она, уткнув руки в боки. Уоттс вздохнул. — Он сбежал, — трагично ответил он. — Наверное, испугался шума… нет у меня больше кота. — Кэмерон, — закатила глаза Робин. — Это же уличный кот. — В смысле? — нахмурился он. Робин вздохнула, быстрым шагом вышла в столовую и тут же вернулась с пакетом кошачьего корма, купленного специально для кота, почти полным. Распахнув дверь, она громко потрясла пачкой и бросила её на пол. Спустя несколько секунд в дом внёсся стремительный пятнистый вихрь, и кот вспрыгнул на пачку, заодно обтеревшись о ноги Робин. — Чувак, ты вернулся! — восторженно расхохотался сквозь слёзы Кэмерон. — Иди ко мне! Подхватив кота на руки, он крепко прижал его к себе и расцеловал несколько раз в мордочку. — Кто твой папочка? Кто папочка? — вопросил он у кота. — Папочка сейчас накормит своего малыша… — Звучит ужасно, — отметила мама. — А у кого такой пушистый хвостик! — замурлыкал Уоттс. Раскрыв пачку, он насыпал кошачьей еды в миску, стоявшую неподалеку от дверей, распластался на полу около поилки и стал наблюдать за тем, как кот грызёт корм. — Мне кажется, ты его смущаешь, — недовольно проговорила Робин. — И меня! Меня ты тоже смущаешь, Кэмерон! — В моё отсутствие — он твой сын, — напутствовал он, поднимаясь и поглаживая кота по голове. — Я скажу отцу, чтоб прислал сюда рабочих, не волнуйся, мам, они всё быстренько подлатают! С неизвестно откуда взявшейся энергией Кэмерон заметался по холлу, словно запоздало решив собраться. Под конец плюнул, пощупал сотовый и кошелек в кармане, вытащил ключи от машины и отдал матери. — Она в гараже, поэтому не пострадала, береги… а если Вудкастер или кто-то ещё спросят про свои тачки — это не ко мне, так ему и скажи! Сами пускай ищут этого лихача! — Он остановился около двери, глядя на измученную Робин. — И не плачь. Я исправлюсь, обещаю. Он поцеловал мать в щёку, она коротко обняла его, снова невесомо всплакнув, а после Уоттс вышел из дома и поплелся к Крайслеру. Машина ехала всего несколько минут, но в направлении, в котором Кэмерон ещё ни разу не путешествовал, выехала в предместья и, наконец, остановилась возле небольшого огороженного довольно высоким забором здания. Федерлайн торжественно проводил сына в холл реабилитационного центра, Стэнли равнодушно махнул рукой на прощание из машины. Заведение даже пришлось Уоттсу по душе, он уже начал зазывно улыбаться какой-то проходящей мимо медсестричке, когда к Федерлайну подошли сразу двое. — Мистер Уоттс, — поприветствовала его рыжеволосая круглолицая женщина то ли двадцати, то ли сорока с лишним лет, похожая на подсолнух. — Мы вас ждём. Вторым был мужик с флегматичным видом заполняющий какие-то бумаги. — Сэр, позвольте ваш телефон, — проворковала подошедшая к Кэмерону блондинка-медсестра. — Да ладно тебе, крошка, записывай сразу адрес, — ухмыльнулся Уоттс, доставая мобильный. Девчушка резко выхватила телефон из его рук и была такова. Доктор за спиной закончил заполнять бумаги и крепко взялся за плечо Кэмерона, поворачивая его в нужном направлении. — Простите, мистер Уоттс, но в нашем заведении строгие правила, никаких сотовых в период реабилитации, — спокойно и почти счастливо произнесла баба-подсолнух. — Это мне не подходит, — запротестовал Уоттс. — Я должен связываться с матерью! Эй! — Простите, мистер Уоттс… — повторила доктор, но Федерлайн прервал её. — Да не церемоньтесь вы с ним, — поморщился он. — Забирайте и делайте, что надо. — Какого… эй! Отец! — проорал Уоттс, пытаясь высвободиться из хватки доктора. — Какого чёрта! Мы так не договаривались! Федерлайн! Выпустите меня! Он тут же почувствовал, как что-то резко обожгло шею, и вслед за этим реальность начала стремительно блекнуть, тело вмиг ослабло, теперь Кэмерон сам схватился за доктора, державшего его за шкирку. — Ну я до тебя доберусь, сукин ты… — пролепетал он, а затем отключился. Двое санитаров подхватили под руки и мигом потащили вглубь коридора, доктор отправился следом. — Ну, вот и славно, — закончил Федерлайн, уже набирая что-то на сотовом. — Через три недели заберу. — Всё будет по высшему разряду, мистер Уоттс, — плотоядно улыбнулась женщина-подсолнух и, выхватив со стойки администрации какую-то папку, поцокала каблучками вслед за остальными.***
Солнечные лучи разбудили Хантер, до жара нагрев спину и волосы на затылке. С трудом продрав глаза, она поднялась на локтях и огляделась. Она спала на животе, абсолютно обнаженная, в ворохе белоснежных простыней, а с правой стороны кровати беспробудно дрых, сунув руку под голову, Дэмьен. Хантер зажала рот, чтобы не проронить стон отчаяния. — Какого дьявола… — беззвучно спросила себя она, садясь в кровати. Оглядевшись в поисках своей одежды, она обнаружила её расшвырянной по всей комнате, саму комнату она узнала сразу — это была спальня Марлоу, в которой однажды она уже раздевалась. «Проклятье, я же дала себе слово — больше ни с кем не спать!» — бессильно подумала Хантер. Пока Дэмьен не проснулся, у неё всё же оставался шанс незаметно сбежать из его постели. Хантер совсем немного льстило его желание оставить её до утра, натягивая бельё и чулки, она почти с тоской пялилась на напрягшиеся мускулы на его руке, закинутой за голову. «Всё-таки, он красавчик», — решила она, оглядывая спутанные волосы, спадавшие на его загорелый лоб. Ресницы Дэмьена едва заметно подрагивали во сне, он что-то невнятно пробормотал одними губами — красивыми, стоит отметить, губами, а Хантер некстати пришло воспоминание прошедшей ночи, которые она предпочла бы оставить там, куда они спрятались. Она вспомнила только, как лежала под ним, а Дэмьен старательным движением причёсывал пятернёй назад её волосы. Он проделывал это так ласково, что на мгновение стало почти обидно бросать его одного. Но Хантер помотала головой и заставила себя вспомнить, что за люди её окружают. Всему этому нельзя верить. Выйдя из комнаты, она бесшумно прикрыла дверь и стала по наитию искать выход. Дом на вид был пуст, а Хантер еще не научилась ориентироваться в нём при свете дня. Она спустилась по лестнице, смутно вспоминая, как тащилась сюда ночью, а воспоминания перебили шаг, заставив на мгновение остановиться. Она в последний момент решила не доставаться Дэмьену так легко и с хохотом стала пытаться сбежать от него, тогда Марлоу поймал её и забросил на плечо, со смехом забираясь по лестнице вместе с ней. Хантер невольно ощутила, как неясное тепло разливается внутри от этого воспоминания и поспешила вновь сбросить наваждение. Быстрым шагом сойдя с лестницы, она нервно перевязала волосы резинкой, хорошенько выматерилась, споткнувшись на ступеньке, перебросила сумку через плечо и стала натягивать туфли, которые держала в руках, чтобы двигаться тише. Только тогда ей пришло в голову поднять взгляд. За кофейным столиком в зале восседала с чашкой латте особа, которую Хантер, кажется, раньше не видела, но, сопоставив факты, нехитрыми вычислениями определила, что перед ней мать Дэмьена. Это была женщина, явно не раз ложившаяся под нож, очень холеная, с бархатной, слегка кукольной кожей, но словно не от мира сего — у неё были абсолютно белые длинные волосы, передние пряди она собрала в небольшой пучок на затылке. Брови, напротив, темнели на лице, как и ястребиные тёмные глаза под ними, очень уж походившие на глаза её сына. — Миссис Марлоу, — догадалась, сглотнув, Хантер. — Теперь я мисс Данн, вообще-то, — ответила та тоненьким голосом, но не преминув вложить в него нотки своего презрения к гостье. — Я Хантер… — начала она. — Мне не обязательно знакомиться со всеми девушками, которых Дэмьен оставляет ночевать, — деликатно заметила мисс Данн. — …Фергюсон, — закончила Хантер, а после выдержала паузу, наблюдая представление. Она сделала ставку и выиграла — брови собеседницы на мгновение взлетели вверх, она приветливо улыбнулась, поднялась и отставила чашку. — Равенна, — кивнула она, подав Хантер свою ладонь и секунду подержав её. — Приятно познакомиться, Хантер, я о вас слышала только мельком… Позавтракаете? — Не откажусь, — глупо улыбнулась Хантер, при этом стараясь не потерять марки. Равенна провела её в обеденную, где быстренько накрыли уютный, небольшой, но отнюдь не скромный завтрак — Хантер уже прилично времени питалась в Жардан и понимала, что к чему. Равенна взяла себе ещё кофе и подсела напротив, с интересом глядя на гостью. — Откройте нам, наконец, тайну, — попросила она. — Вы действительно — дочь? — Действительно, — просто ответила Хантер, жуя омлет со стейком из баранины. — Правда, это не то, о чем мне следовало бы распространяться… однако, полагаю, вскоре все и так узнают. Она и впрямь поверила в это. Что пройдёт ещё неделя-другая, и ей не придётся больше прятаться. Единственный человек, от которого Хантер предпочла бы скрыть своё происхождение — это Детта, но теперь, когда на её стороне были девочки, даже она перестала казаться угрозой. Что, в конце концов, она может сделать? Её мысли прервали. — Доброе утро, Золушка, — проронил бархатный голос над ухом Хантер, а затем шею кольнул резкий, лёгкий поцелуй. — Сбежала от меня и смотрите-ка к кому! К моей матушке. Дэмьен сел рядом, на ходу давая какие-то указания прислуге, Хантер замерла. Она ожидала, что Марлоу не обрадуется её присутствию и уж тем более её знакомству со своей матерью, но он спокойно сел рядом, будто это было нормой. Будто они каждый день вот так вкушали завтраки втроем. Будто она уже была его невестой или того хуже! Хантер боролась между искушением гордо объявить Дэмьену, что совершенно случайно пересеклась с Равенной и в гробу видала знакомство с его семейством; и остаться безучастной, чинно попивая кофеек и показывая всем своим видом, что она прекрасно знает цену своему обществу и может себе позволить. Выбрала второе, отпила кофе, приосанилась и решила держаться максимально непринуждённо. Хантер просто представила, что Равенне стоило бы безумно гордиться сыном, который затащил в койку не кого-нибудь, а саму Хантер Фергюсон. К подобным мыслям о себе она не привыкла, и они вызывали в равной степени смех и пьянящее ощущение свободы. Задерживаться она не стала, зато преспокойно вызвала водителя, чтобы отчалить из Омбражи с максимально гордым видом. Равенна пожелала хорошего дня, Дэмьен молча, прищуренно, глядя довольно, как кот, проводил до машины. — Ты хоть помнишь, что ночью было? — шепотом спросила Хантер, прежде чем сесть в Крайслер. Дэмьен неопределенно поводил рукой. — Пятьдесят на пятьдесят, — усмехнулся он. — Ты была горячей и сладкой, как всегда. Он поцеловал её на прощание в шею, поворошив волосы на макушке и пошёл в дом. А Хантер, сев в машину, с тоской подумала, что всё-таки не всё ещё стало ей привычным в Жардан. Такого рода ласка всё ещё вызывала желание залепить пощёчину. Помотав головой, Хантер прислонилась к стеклу, стараясь вытравить из головы проклятый стыд. Казалось, всю честь она растеряла ещё во времена своего якобы-романа с Вудкастером, её использовали, вытерли ноги и опозорили, что могло быть хуже того, что сделал с ней Грэг? Теперь же от этих грязных комплиментов Дэмьена было мерзко не меньше, и Хантер обреченно закрыла глаза, понимая, почему. Он ей нравился. После всего, этот непоправимый мудила каким-то чудесным образом умудрился понравиться ей. Конечно, будь иначе, она не легла бы с ним в постель, ведь Марлоу её ничем не шантажировал, но Хантер до последнего не хотела этого признавать. Она металась между двумя отвратительными признаниями самой себе «я — дешевая потаскуха» и «я всё-таки влюбилась в них обоих». От первого, признаться, было даже чуть менее мерзко. Признать, что она легла под обоих просто потому, что могла, Хантер не сумела — ведь она никогда так не делала и вряд ли решилась бы продаться так дёшево даже при условии, что и Грэг, и Дэмьен были венценосными наследниками Жардан. Конечно, оба они каждый в своё время чертовски сильно привлекали её, Грэг — оттого, как был надменен и недосягаем, Дэмьен — оттого, как был красив и дерзок, а оба вместе — разумеется, по большей части тем, как были плохи. Вспомнив себя всего какими-то тремя месяцами ранее, Хантер ужаснулась — а это место и впрямь меняло её на глазах, могла ли она, сидя в зале суда, подумать, что станет миловаться с Марлоу, человеком, который похоронил её мирную жизнь и надежду на честное будущее? Её взгляд и теперь не был затуманен, Дэмьен постоянно ввязывался в авантюры и передряги, был не прочь взять её силой, когда ему представился шанс, а ещё в огромных, просто колоссальных количествах употреблял. Раздумывая над тем, как ей всё же мог понравиться этот по всем фонтам отрицательный тип, Хантер пришла к выводу, что Жардан, словно заполняя её тело, медленно проникая в каждую жилу, незаметно навязывал любовь ко всему плохому по определению. А Хантер слишком большой урок вынесла из отношений с Грэгом, чтобы попасться на эту удочку снова, так что решила раз и навсегда завязать с Марлоу, на сей раз — окончательно.***
Приехав домой, Хантер непринужденно поднялась по лестнице, гадая, что сказать Порш на её расспросы, где она ночевала, потому что расспросы точно последуют. Подумав, она решила не лгать, поднялась наверх, стараясь не сильно скрипеть на лестнице, и постучала в комнату сестры. Послышалось копошение, в комнате оживились, Хантер услышала переругивания, а после дверь открылась, и оттуда вывалился полуодетый Грэг. — Что?! — ахнула вместо приветствия Хантер. — Это всего лишь Хантер! — разочарованно крикнул Грэг, обернувшись. — Тебе всё равно пора, — ответила Порш, закуривая в окно. — Давай, и не попадайся никому на глаза! Иди сюда, сестрёнка. Грэг пособирал вещи, что обронил, и с недовольным бурчанием пошёл прочь в направлении черного хода. — Как это понимать? — сглотнула Хантер, закрывая за собой дверь. Она присела, не зная, что думать, и воззрилась на сестру в недоумении. — Забудь об этом, — махнула рукой Порш. — Расскажи лучше, где ты пропадала всю ночь? — Как ты могла после всего, что он сделал? — пискнула Хантер, не отрывая взгляда от Порш. Та подошла и снисходительно вздохнула. — Не лезь в это, договорились? С кем спать — моё дело. Твою проблему с Грэгом я решила, теперь это не твоя забота. Порш говорила резко, но Хантер не уловила злости или раздражения в её голосе. Она решила поостеречься скандалить с сестрой и прикусила язык. — Так что? — повторила Порш. — Я была у Марлоу, — вздохнула Хантер, потирая нос. С её лица ещё не сошёл румянец, которым она залилась от стыда и непонимания одновременно. — Вот как, — хохотнула Порш. — Ну, видать, мы обе поддались слабостям, которым поддаваться не стоило. — Ага, вроде того, — глупо рассмеялась Хантер, избавляясь от нервного напряжения. — Но я зареклась, что это было в последний раз! Он засранец. — Ещё какой, — кивнула Порш. — Но то, что он тебя увёз из Виньябле — это славно, молодец Дэмьен. — То есть увёз? — нахмурилась Хантер. Порш села рядом с ней на кровать и посерьёзнела. — Ночью у Уоттса такое было, — покачала головой она. — Дей обдолбалась и порезала там какую-то девчонку из бедных. — Как?! — ахнула Хантер. — Насмерть? — Нет, откачали, — махнула рукой Порш. — Дей клянётся, что ничего не помнит, сегодня весь день болеет, но как отец узнал, что случилось — сразу сказал всем нам троим убираться. Вот я тебя Дэмьену и поручила. — Вот спасибо! — шепотом укорила её Хантер. — Могла бы поручить меня кому-то, кто чуть реже затаскивает меня в постель!.. Однако, есть и плюс, — задумчиво вспомнила она. — Я утром столкнулась с его матерью, теперь она меня знает. — А вот это хорошо, — кивнула Порш. — Смотрю, наставления не забываешь, даже лишившись белья! Она расхохоталась, а Хантер приуныла, подумав о том, что сделала Дейдра. Она, конечно, слышала мельком какие-то жуткие слухи о том, что в Жардан многим сходили с рук самые серьёзные проступки, но такое… Как же вышло, что Дей до сих пор мирно спала в своей комнате? Неужели, влияние её отца настолько велико, что он в состоянии замять попытку убийства всего за одну ночь?***
Люк с утра уже безумно вымотался. Он принимал четвертого гостя, хотя на часах не было ещё одиннадцати. С того самого злополучного звонка Порш на него одна за другой сыпались дурные вести. Вначале люди, которых он отправил разобраться — очень надежные люди — заявили, что избавиться от проблемы не вышло. Какой-то умник расставил по дому целую кучу камер, всюду, под потолком и на столах, почти всю вечеринку детально запечатлели на видео и фото. Люк сразу понял, чьих рук дело — подобными топорными выпадами славился Бензли, он сам подтвердил это своим звонком около восьми, и Люк сразу понял, что тот очень зол. Они держали дистанцию и негласно заключили мировую, чтобы разобраться с делом Каса, но Бензли быстро напомнил Люку, что находится по другую сторону закона от него, а Люк быстро понял, что на сей раз это обстоятельство обратилось не в пользу Бензли. Он пораскинул мозгами и принял решение, которое тут же передал помощникам: жертву определить в госпиталь в вип-палату и сделать всё, чтобы поправилась и по возможности заговорила. Дейдра к тому моменту уже была в надежном месте, Бензли очнулся слишком поздно, он попёр по проторенному пути, камеры передали ему всё нужное в лучшем свете — Люк знал, что весь гнев Ройе будет направлен на Кэмерона, как и вся законная ответственность. Он связался с Федерлайном Уоттсом и передал ему предупреждение. Конечно, Уоттс заартачился, плевать он хотел на сына и его проблемы, но если бы наказание Бензли настигло Кэмерона, в прессу и людские уши просочилась бы вся история в подробностях. Люк не мог этого допустить, пришлось надавить на Федерлайна. Только получив полмиллиона заявленного залога, Уоттс согласился вылететь в Лос-Анджелес, Фегюсон же научил его, куда сплавить незадачливого юного драгдилера на пару недель, чтобы не светил, пока Люк и его люди за ним подчистят. Теперь, к одиннадцати Уоттс-старший по договоренности отписался о сделанном деле, Люк устало закурил и потёр виски. Осталось самое сложное. Швейцар передал, что гость уже в здании, Люк приказал проводить немедленно, зная наверняка, что Ройе под дверью и уже слышит его. — Доброе утро, Бензли, — проронил Люк, жуя сигарету. — Где Уоттс? — с порога обрубил тот, захлопнув дверь прямо перед носом швейцара. Люк удивленно вскинул брови. — Откуда мне знать, — пожал плечами он. — Послушай, Бензли, я понимаю, что ты зол… — Ты даже не представляешь, насколько, — прорычал он. — Я видел ублюдка два часа назад, куда теперь он делся? — Залог за него внесён, полагаю, папаша его прибрал к рукам, — спокойно ответил Люк. — Федерлайну ни к чему такая дурная слава, он наверняка решил дело очень быстро. — Я знаю этого лживого говнюка уже много лет и не припомню, чтобы он когда-то так резво соображал, — покачал головой Бензли, садясь в кресло. — Люк, я знаю, как много ты предпочитаешь держать в тайне от меня, но это не тот случай. Ты уже решил, что станешь делать с Дейдрой? — А что мне делать с ней? — вскинул брови Люк. — Ты прекрасно знаешь, что даже реши мы всё по закону, как ты любишь, Дейдре как несовершеннолетней, бывшей в состоянии наркотического опьянения, не дадут даже условного срока. Вся ответственность лежит на Уоттсе. Бензли пригнулся и нервно усмехнулся, качнул головой. — Люк, я знаю, на что способен Уоттс. Я также знаю, на что способна Дейдра. Не делай из меня идиота. — Ты ведь не хочешь посадить мою шестнадцатилетнюю дочурку за то, что какой-то ублюдок опоил её наркотиками? — Не забывай, что мой человек заснял почти всю вечеринку на пленку, — угрожающе пропел Бензли. — Я могу доказать, что Дейдра выпила наркотик добровольно. Вздохнув, Люк подавил приступ смеха. Неужели Ройе и вправду думал, что испугает его своими нелепыми угрозами. Даже засними кто-то на камеру, как Дейдра признается в убийстве целой семьи, ни одна живая душа не заставила бы его отдать дочь под суд. — Хорошо, что ты догадался хотя бы доставить в больницу пострадавшую, — сдавил зубы Бензли, закуривая. — Право слово, Люк, иногда мне кажется, ты живёшь в каком-то выдуманном мире. — Дейдра не понесёт наказание за это недоразумение, — отрезал Люк. — Бензли, мы оба понимаем, что имеем дело с двумя до безумия глупыми выходками избалованных детей. Они не заслужили землю жрать за это, остынь. Бензли только засопел, выдыхая дым. Люк присел на стол и воззрился на собеседника. — Что-нибудь полезное нарыл твой человек со всеми этими камерами? Я имею в виду наше общее дело. — Ничего, — отмахнулся Бензли. — В Виньябле творился такой ад, что сам дьявол туда вчера не сунулся бы, не то что Кас. И я не намерен больше рисковать, я закрываю лавочку Уоттса. — И каковы наши дальнейшие действия по поводу дилера? — спросил Люк. Пожевав сигарету, Бензли покачал головой, а после пожал плечами. — Никаких, — просто ответил он. — Баночный кофе из КГН мы изъяли, в школе Сесила Олдос и я контролируем каждый угол, а теперь и у Уоттса ничего больше нельзя будет продать. Посмотрим, как он вывернется на сей раз.***
Что бы ни происходило ночами, каждое утро солнце неизменно поднималось над Жардан Рояль и вновь приветствовала всех жителей, какие бы ужасные деяния они ни совершили. Ранним утром понедельника молодёжь собиралась на занятия в КГН, и на сей раз, словно молчаливо выслуживаясь перед кем-то, вся знать пожаловала к первой паре. Занял самое выгодное место на парковке Дэмьен, вылез из авто и остановился, закуривая и подставляя лицо солнцу. Вскоре причалил громоздкий, блестящий Майбах, на котором привезли близнецов Вудкастеров. Грэг флегматично покинул машину и остановился с сигаретой у входа, Мэдли щебетала что-то по сотовому. Машина Грэга всё ещё находилась в непотребном виде, посему сегодня пришлось следовать с водителем. Следующим к парковке подоспел Крайслер цвета шампанского, из него выпорхнули сёстры Фергюсон, Порш сразу поспешила к Грэгу, а Хантер остановилась, ожидая кого-то из знакомых. — Эй, Хани-Бани! — поприветствовал её Дэмьен. — Охота учиться? — Когда мне было охота, — ответила она через весь двор. Дэмьен заметил, как зашушукались около входа пришедшие пешком девчонки, чьи лица он смутно припоминал рядом со средней Фергюсон в КГН. — Как насчёт упасть лицом в порох, а потом ко мне в кровать? — спросил он, даже не потрудившись подойти. Секунду помедлив, Хантер рассмеялась. — Мысль отличная! — проронила она, словно напоказ. Чем позже приезжал новый гость, тем более заинтересованные взгляды его провожали. Подъехал Бентли, высадивший Аделию, она выглядела очень уставшей, пошла ко входу, где натолкнулась взглядом на Грэга и Порш — та сидела на перилах позади него и обнимала со спины, кусая в шею и что-то бормоча. Вудкастер проводил Адель взглядом-смесью торжества и легкого сожаления, она его — взглядом-смесью презрения и обиды. Дэмьен зорко проследил за Хантер, она наблюдала за брачными играми сестры прищуренно, с сомнением в глазах, но тихо и даже почти загадочно. Астон-Мартин привёз ни капельки не уставшую за выходные, пропустившую всё веселье в спа-отеле в Долине Изабель, она расцеловалась с Хантер в щёки и стала ждать остальных. Наконец причалил Кадиллак Мануэлы, Адель поспешила к ней, на ходу жалуясь, что негде взять ни глотка кофе, оттаскивая её за руку, что-то явно шепча про Грэга, и тогда послышался рёв мотора. С помпой прикатил прямо ко входу КГН новенький, ревущий, как дикий зверь, спортивный автомобиль с эмблемой Ламборгини, полностью чёрный, матовый, с непроницаемыми стёклами, которые, впрочем, тут же опустились. Дверцы, стоило машине остановиться, поехали вверх, вызвав у толпы восторженный выдох, из Ламборгини выскочил улыбающийся из-под солнцезащитных очков Джонатан. — Ух ты, — заметила Изабель, обходя тачку. — Мэтьюз, по какому случаю обновка? — Отец чуть не убил за Порше, — счастливо объявил Джонатан. — К обеду остыл, решили прогуляться за новеньким корытом! Мануэла, не медля, швырнула сумку внутрь, Аделия поспешила за ней. — Поедем кататься! — завизжала она, запрыгивая в тачку вслед за подругой. — Иза! Кто следующий? — Ты с нами, Хантер! — обрадовалась Изабель, деловито хватая её за руки. — Ну же! Та рассмеялась и бессильно поддалась, а в последний момент обернулась к Марлоу и виновато пожала плечами. — Догоняй, Дэмьен! — крикнула она и скрылась в темноте салона, откуда уже оглушающе била какая-то веселая музыка. Он только рассмеялся, затягиваясь. Мэтьюз сел за руль, послышался взрыв девичьего хохота, он резко завёл мотор, машина с рокотом выпустила столб огня из выхлопной трубы. Стоящие позади прохожие с визгом подпрыгнули, кто-то засмеялся, а Мэтьюз резко тронулся с места и с рёвом покинул парковку.***
Поднимаясь на второй этаж здания колледжа, Грэг то и дело ощущал на себе взгляды окружающих, на сей раз будто колющие его в спину. Странно, что он заметил их только теперь, ведь персона Грэга Вудкастера всегда собирала самые сочные слухи, самые грязные сплетни и неизменно обращала внимание всех присутствующих на себя всякий раз, как он появлялся на людях. Однако теперь Грэг ощущал себя иначе, чем обычно. Вопреки обычаю, он не совершил ничего плохого, напротив, поддался очень даже заманчивому положению, однако теперь жалел об этом. Остановившись около нужного класса, он неохотно поднял глаза и столкнулся взглядом со стайкой девчонок, что-то обсуждающих довольно громко, но затихнувших, стоило ему посмотреть в их сторону. Грэг впервые за очень долгое время чувствовал себя неловко. Пнуть кого-то под зад, разбить морду или ущипнуть за хорошенькое бедрышко не составляло труда для него, а вот проявить некую человеческую приязнь в девушке, с которой он в данный момент не лежал в постели — казалось просчётом и ударом по самолюбию. Не бывал такой человек, как Грэг, в отношениях, и не важно, что он уже неделю спал с Порш, что было ему весьма и весьма по душе — они ни разу не показывались вместе на публике. Сегодня она нарушила эту традицию, а Грэг зачем-то позволил, отчего теперь чувствовал себя слабым. Дело было даже не в том, что он не хотел объявлять о том, что в кого-то влюблен — он не верил в то, что умеет быть влюбленным в кого-то. Говоря начистоту, Грэг влюблялся один раз в жизни, в семь лет. Это была очаровательная блондинка из балетной студии, где занималась Мэдли, и Грэг иногда забирал её оттуда вместе с няней. Сейчас он с трудом вспомнил бы имя той милашки, но, увидев впервые, сразу решил, что будет любить её. Подружке приглянулся хорошо одетый, маленький язвительный джентльмен, однако любовь продлилась недолго. Грэг до сих пор помнил её вылупленные глаза и произнесенное дрожащим звонким голосом «ты плохой!». Это прозвучало в ответ на мысли, которыми он наивно поделился с ней — совсем безобидными мыслями, над которыми он и Мэдс частенько смеялись. Подумаешь, подкинул надоевшей строгой гувернантке мамины украшения — чего сразу психовать! Уже на следующий день подружка старательно игнорировала Грэга, а он преисполнился праведным гневом, обвинив малолетку в снобизме и даже разок больно пихнул её в бок, проходя мимо. Смешно, но эта детская травма зудела где-то глубоко на подкорке до сих пор. Грэг всё ещё считал, что не может и не хочет испытывать ни к кому чувств, и последние несколько лет, к его большой удаче, ему не приходилось привязываться ни к кому дольше, чем на пару часов. Да, ему даже приглянулась в начале эта смелая паршивка Хантер, но Грэг всегда знал, что будет пользовать её до той поры, пока не надоест. А точнее — до той поры, пока не насладится вдоволь её унижением, чтобы почувствовать себя отмщенным. Порш сама решила за них обоих, что им нужно быть близкими. Грэг боялся сопротивляться в первый раз, а после словил какой-то особый кайф от мысли, что может вытворять такую дерзость с той, на кого не решался бросить взгляд никто из его друзей. Портия была очаровательно ненавязчивой, проводила время отдельно с той же радостью, что и рядом с ним, а будучи рядом, и вовсе приносила немалое удовольствие своим присутствием. Грэг решил, что может немного поиграть по её правилам, вроде бы в доказательство, что он достаточно смел, чтобы проворачивать подобные фокусы с дочуркой Фергюсона регулярно. Теперь он, вместе с неловкостью, будто пойманного за неприглядным занятием подростка, ощутил и краткую толику морального удовлетворения — а всё из-за одного взгляда, брошенного на него Аделией. Эта маленькая дрянь всё ещё сохла по нему, как пить дать, и явно была оскорблена до глубины души предпочтением. Уж она-то поди мечтала о настоящих отношениях! «Воображала тупая», — пропустил он мысль, слоняясь перед аудиторией. Увы, Грэг так и не понял, что всё ещё обижался и на свою маленькую подругу из детства, и на Адель ровно за одно и то же.***
С трудом переставляя конечности, неровным шагом брел по едва плывущей ленте беговой дорожки Сесил. Он до сих пор не привёл себя в форму, видел молчаливый укор в глазах отца, но тот молчал. Олдос старался лишний раз не напоминать ни ему, ни себе, что подумал и ощутил в тот момент, когда МакЛарен сына ранним утром воскресенья с размаху прямо на его глазах въехал в одну из вазовых клумб, расположенных по обе стороны от входа, а из рывком распахнутой тут же дверцы вывалился Эндрю, мертвенно-белый, в заляпанной кровью одежде, дрожащий, будто на улице стоял минус, заикающийся и время от времени срывающийся поблевать. Вопросов задавать не стали, бригада докторов быстро поставила Эндрю на ноги. Узнав о причине столь дурного самочувствия, Олдос почернел от злости, но вновь промолчал. Пополудни раздался звонок от Бензли, тот подробнейше справлялся о здоровье Сесила-младшего, и это был, пожалуй, первый за всё время знакомства обоих мужчин разговор, когда они ни разу не поспорили. Сухо выдав рапорт о произошедшем, Олдос выслушал, как на том конце провода Бензли исходит на матерщину, а после получил обещание наказать Уоттса по всей строгости за всех пострадавших. Едва не забыв, Олдос спросил о самочувствии Аделии, Бензли безрадостно сообщил, что дочка болеет, но врачи, которых он пригнал к постели пострадавшей, призывают не беспокоиться. Они оказались правы — уже на следующее утро Адель подскочила на учебу в отличном здравии, а вот Эндрю восстанавливался не так резво. Олдос не отпускал докторов из поместья, потому что видел то, от чего Элен и сам Эндрю старательно отмахивались: сыну определенно было плохо. Причём спусковым механизмом этого «плохо» не была злополучная вечеринка — нечто странное стало твориться с Эндрю многим раньше. Он стал плохо спать, частенько зависать в одну точку, большую часть этих пугающих изменений, Олдос, конечно замечал на корте: с концентрацией у Эндрю стало паршиво. Одним днём он мог быть идеально собран и внимателен, другим же — напротив, словно сонная муха, в дурном настроении, казалось, ленился, но Олдос нутром чуял — причина в ином. Как будто в какой-то момент у Эндрю вдруг не оставалось душевных сил, совсем: в такие дни он отказывался от еды, часто проводил весь день в постели, огрызался на прислугу и родню, а до самой ночи не мог уснуть, мучаясь и мучая окружающих. Элен списывала тревожные признаки на его возраст и происходящие в жизни события, она была наслышана о том, что Эндрю не везёт в любви, а Олдос всё резче относился к походам сына в такие места, как Виньябле. Он уже не впервые возвращался пьяным домой, и это при том, что с алкоголем никогда не дружил и, как следствие, не умел обращаться. Теперь же, глядя на Эндрю, снова в дурном нраве лениво бредущего по дорожке, Олдос подбирал слова, чтобы осторожно завести разговор: в последнее время любые расспросы сын воспринимал в штыки. — Эндрю, ты ведь уже знаешь про крокет у Мэтьюзов? — спросил он, выставляя чуть большую скорость на дорожке. Сыну пришлось ускориться, он сосредоточился на носках кроссовок. — Помню, только желания идти большого нет, — ответил он. — Это обязательно? — Нет, — рассеянно пожал плечами Олдос. Ему больше не хотелось принуждать Эндрю к чему бы то ни было. — Но нам с мамой было бы приятно если бы ты пошёл. Там будут только свои, уютная обстановка, свежий воздух… тебе не помешает развеяться без вреда для здоровья. Он рассмеялся, похлопав сына по плечу. Эндрю только покорно кивнул. — Ладно, втиснусь в костюм, — буркнул он. — Пригласи Аделию, — напомнил Олдос. — Она же тебе нравится? Ройе обязательно придут, ты можешь взять её своей парой на игру. — Я не очень хорошо играю в крокет, а Адель наверняка откажет, — фыркнул Эндрю. Замерев, Олдос побоялся даже спугнуть это короткое мгновение откровения. — Почему? — спросил он. — Она мне всегда отказывает, — просто ответил Эндрю. — Не беда, — подмигнул отец. — Попытка не пытка, а откажет — пригласишь другую девушку. — Какую другую? — невесело спросил сын. — Ты ведь сказал, будут только свои, ты, Бензли, отец Мануэлы да друзья Марка… Мануэла наверняка занята, а больше со мной некому идти. Усмехнувшись, Олдос пообещал Эндрю, что без пары он точно не останется, и пошёл прочь, довольный, что удалось хоть немного поладить с сыном. Сесил поставил режим на дорожке ещё порезвее, взглянув на часы, вытащил из отделения сбоку панели скоростей сотовый и зашёл в снэпчат. Помедлив, он почти отправил Аделии приглашение на крокет, но в последний момент стер. На сей раз гордость оказалась сильнее, и Эндрю не смог перебороть ее, как раньше. В какой-то момент в мозгу даже вспыхнуло что-то наподобие злости, только щедро приправленное душевной болью. Стало ещё отвратительнее от одного воспоминания о ней, и Сесил отложил сотовый. Пары не было, Аделия явно и не вспоминала о нем, а Эндрю вздохнул, решив, что уж лучше поиграет в паре с матерью, чем ещё хоть раз позволит Адели собой вертеть.***
Крокет не был очень популярным видом спорта, как и особо интересным, но в Жардан Рояль стал почти именем нарицательным, если речь шла о дружеских подколках Марка Мэтьюза, ведь он был настоящим поклонником этой очаровательной игры и даже, вдобавок к мини-корту для Джонатана, снабдил своё поместье внушительных размеров полем для крокета. Одному Богу известно, за что крокет так приглянулся Мэтьюзу-старшему, но он успешно сделал игры традицией в посёлке, да притом такой, что приглашение на крокет к Марку означало поистине дружеское расположение. Как правило, все, кого Мэтьюз считал друзьями, вместе с семьями собирались на игру дважды в год, в конце осени и в начале лета, и на этот день полагалось забыть о делах мирских и всецело отдать себя наслаждению жизни. Бензли Ройе, получив приглашение, почти вздохнул с облегчением, ведь напряжение, сквозившее между ним и Марком, по сей день не было перебито ни одним новым личным разговором — и вот, этой нежно-зеленой бумажкой Марк словно сказал «да брось, Бензли, всё это не стоит нашей многолетней дружбы», и всё семейство Ройе в полном составе с самого утра среды стояло на ушах, наряжаясь и наставляя прислугу. Намечался почти пикник, граничащий с торжественным приёмом, а стало быть, выглядеть надо было сногсшибательно и при этом максимально удобно. Леди облачались в свободные платья, плетеные шляпки и полусапожки, наворачивали волосы в кудри, Бензли, уже зная, что его ждёт, едва ли не впервые стащил тесный костюм, заменив его на прикид для выходного дня, в котором сразу стал чувствовать себя неуютно. В доме тер Пэришей к обеду царило напряженное молчание, Мануэла тихонько оделась в цветастое платье в пол, которое носила только в отпуске за границей, а потому его, вроде бы, никто не видел. Отец вечером ранее сообщил неутешительные новости, Луз всё утро ходила нервная и расстроенная, Арне подбадривал её, призывая забыть о плохом и повеселиться на крокете, она держалась и улыбалась через силу, обнимая его, но, оставшись наедине с дочерью, снова горестно вздыхала и всё бросала взгляд за взглядом на Мануэлу, будто жалея её больше других членов семьи. Убрав волосы наверх, разумеется, не без помощи прислуги, Мануэла прихватила свою любимую сумку-чемоданчик от Луи Витон, нацепила шарфик из искусственного меха и побрела к машине. Подъезжая к Пале де Фонтэн, она увидела среди автомобилей припаркованный около входа Бентли и обрадовалась тому, что Аделия уже на месте. Из машины всё семейство встречал Джонатан, облаченный в рубашку с закатанными рукавами и тёмно-синие брюки с мокасинами — не слишком официально и не слишком по-домашнему, а от этого Мануэла не знала, как себя вести. Мэтьюз горячо её расцеловал и под обе ручки повёл во внутренний дворик особняка. Едва семейство тер Пэриш появилось на поле для крокета, снабженного на сегодня столиками для пикника и премилыми цветочными арками, всё внимание немногочисленных собравшихся гостей обратилось на них. Мануэлу в объятия приняли сначала Рипли, после Миа, а затем и Марк. Он тут же стал представлять её своим друзьям и гостям, которых она не знала, не преминув добавлять, что она — подруга Джонатана, все ужасно одобрительно кивали и морщились от удовольствия, кто-то не стеснялся вслух заявлять, какая же чудесная будет партия. Луз и Арне краснели от счастья, наблюдая эту неловкую сцену, отец Аделии скептически оглядывал пришедших, а сама Адель улучила момент, когда Мануэлу, наконец, оставят в покое, и за руку вывела её из скопища. — Я тут никого, кроме вас не знаю, — вздохнула она. — Прошу, не покидай меня, не хочу играть с каким-нибудь придурком из Пало-Альто! — А как же Сесил? — удивленно повернулась Мануэла, отвлекшись, наконец, от грустных мыслей. — Или ты и правда решила с ним завязать? — Как же! — ахнула обиженно Адель. — Представь, он даже не пригласил меня! Ну, я на это посмотрю! Бьюсь об заклад, придёт один, как перст, как всегда! Она наклонилась, старательно отдирая от каблука прицепившийся зеленый листочек. Адель выглядела почти празднично, явно хотела кого-то впечатлить, сделала крупные кудри, надела платье со звериным рисунком, достаточно свободное, чтобы не мешало игре, но достаточно облегающее, чтобы всё нужное было под прицелом. — Адель, я себя так паршиво чувствую, — призналась Мануэла, пропустив мимо ушей новые душеизлияния про Сесила, признаться, уже по привычке. — Они нас уже поженили, честное слово! — Вот поэтому я никаких отношений с Сесилом и не хочу, — фыркнула Адель. — Ты только представь, что начнётся! — То есть, поэтому? — удивилась Мануэла. — А если б не это — ты бы захотела? — Ну, вообще-то, с ним довольно прикольно, — уныло заметила Аделия. — Я просто хотела бы без этих ярлыков, понимаешь? И мой папаша рванёт, если узнает, что я «в отношениях с этим пройдохой-ракеточником», — закатила глаза она, поведя руками, изображая кавычки. — Порой просто ненавижу это место. Мануэла притихла, впервые не зная, что возразить Адели на её скепсис. Как бы она ни хотела помочь Эндрю в его амурных делах, на сказанное Аделией она просто не могла ничего противопоставить. Народу прибывало, прислуга помогала с расстановкой ворот и раздачей инвентаря. Марк, Арне, Луз и Миа решили сыграть первыми, пока миссис Мэтьюз отдыхала за лимонадом, а Мануэла ждала прибытия Эндрю, с которым хотела сыграть сама. Гости переговаривались, то и дело Мануэлу кому-то представляли, она ощущала почти дрожь и — к собственному удивлению — желание увидеть Сесила просто для того, чтобы прибиться к нему и позволить защитить себя от чужих излишне интересующихся взглядов. Джонатан пропадал где-то уже догоняясь дневными коктейлями с приятелями из школы, заметно подросшими и обзаведшимися смешными бородками. — Олдос! — провозгласил неподалеку голос Марка, который ради встречи друга даже отложил на минуту молоточек. — Рад вас видеть, дружище! Элен, ты, как всегда, обворожительна! Мануэла машинально расплылась в улыбке, ожидая увидеть наконец долгожданного приятеля, но тут же ей пришлось удивленно вскинуть брови. Аделия подле неё и подавно издала нечто среднее между мяуканием и возмущенным кашлем. Сесил покинул свою ослепительно блестящую машину — сам не менее ослепительный, в белоснежном поло, песочных брюках с идеальными стрелками и оксфордах, в солнцезащитных очках и с зачесанными под лорда волосами — и следом подал руку спутнице, что приехала с ним. Мгновение спустя рядом с ним оказалась хорошенькая брюнетка с хитро вздернутыми бровями, смуглая, стройная, облаченное в беспрекословно шикарное легкое платье от Дольче и босоножки, совсем не предназначенные для игры в Крокет — такими можно было только хвастать. Девушка во весь рот улыбалась Эндрю и смотрела с истинным обожанием, а как только оба остановились около Марка, приветствуя его, бесцеремонно повисла у Сесила на шее. Догадаться о том, что она его кузина, было невозможно, если, конечно, как Мануэла, не знать об этом наверняка. Она усмехнулась и пихнула Аделию в бок, чтобы та сделала лицо попроще. — Как он успел найти себе подружку за полдня? — возмущенно зашептала она. — Проклятье! Я была уверена, что он тоже будет один! — Немедленно изображай бурную личную жизнь, Адель, — усмехнулась Мануэла. Аделия тихонько зарычала и мгновенно сделала вид, что Сесила вообще не заметила, гневно зашагав к напиткам. Мануэла, меж тем, оглянувшись, последовала к пришедшим. — Аня, — расплылась в улыбке она, подойдя. — Не видела тебя целую вечность, как здорово! — Мануэлита! — тихонько воскликнула гостья, заключая её в объятия. — Ты хорошеешь с каждым годом, дорогая! Энн Крушовиц, которую в семье Сесилов ласково звали Аней, была наполовину чешкой — сестра Элен вышла за чешского бизнесмена и укатила в Моравию ещё до того, как в Жардан заложили первый камень. Благодаря восточным корням Аня ни секунды не походила на кузена и тем самым была идеальной парой ему сегодня, хоть и в обычное время оказывалась редким гостем в Пасадене. Обняв Сесила в знак приветствия, Мануэла воспользовалась тем, что Аню отвлекли приветствием Марк и Арне, и отвела Эндрю в сторону. — Неплохой маневр, капитан, — похвалила она, бросив взгляд в сторону Аделии, которая терлась подле родителей. — Как ты уговорил Аню приехать из Европы ради одного крокета? — Я не уговаривал, они с родителями очень кстати решили навестить нас сами, — улыбнулся Эндрю. — Только не говори, что Адель разозлилась. — Ещё как, она в ярости, — ухмыльнулась Мануэла. — Разве не этого ты добивался? — Я просто взял сестренку поразвлечься, — невинно заметил Сесил. Сделав вид, что поверила, Мануэла повела его к закускам, чтобы занять очередь на игру, Аделия как бы невзначай выросла из-под земли с двумя бокалами игристого. — О, Эндрю! И ты здесь! — хитро улыбнулась она. — Как поживаешь? — Прекрасно, Аделия, — сухо ответил он. — Вижу, ты без пары? — А ты тоже? — наивно спросила Адель, отпивая сразу несколько глотков из бокала. — Мануэла, у тебя расстегнута сумка. Мануэла прикрыла сумку шарфиком. — Я не один, — лаконично ответил Сесил. — Когда пойдем играть, Мануэлита? Застегни сумку. — У меня сломана молния, — коротко сказала Мануэла. — Следующая очередь как раз наша! Адель, ты составишь компанию? — С большой радостью! — отозвалась почти с вызовом она. — Милая, купила бы себе новую сумку? Посмешив отмахнуться, Мануэла взяла бокал и стала смаковать. — Правда, милая, — поддакнул Сесил, все время глядя сквозь Аделию. — Купила бы новую сумку. — Мне слишком нравится эта модель, я так к ней привыкла, — улыбнулась Мануэла. — О боже, так ведь там этих чемоданов целый магазин! — искренне поразилась Адель. — Нет у меня денег на новую сумку, — отрывисто бросила Мануэла, уставившись в горизонт, и невольно стукнула бокалом о столик. Друзья выдержали минуту молчания, Аделия снова побледнела и покраснела одновременно от нахлынувшей оторопи. — Мануэла, все так плохо? — тихо спросил Эндрю, наконец оторвав взгляд от пространства и заглянув Мануэле в глаза. Она стушевалась. — Всё в порядке, Эндрю, — почти отрезала она. — Идём играть. Наш черед.***
— Да! — выкрикнула Аня, подпрыгнув и размахнувшись от радости молоточком едва ли не по голове своему спутнику. Её шар прошел последние воротца и закончил игру — послышались аплодисменты, Аня раскланялась. — Да как ты это делаешь, мать твою, — буркнула Адель, пнув свой шар ногой. — Ты — королева крокета, дорогая, — улыбнулся Эндрю, Аня тут же повисла у него на шее. — Мне тебя никогда не догнать. Он и вправду шел предпоследним, прямо перед Аделией. — Зато ты чемпион на корте! — нашлась Аня, целуя его в нос. Мануэла молчаливо усмехалась в кулак, глядя на это представление, покуда Аделия медленно зеленела, видимо, пытаясь слиться с полем. Мануэла сосредоточенно погнала свой шар и спустя пару ходов загнала и его через разбойничьи воротца. Игра фактически оказалась окончена, тем более что поля уже заждались новые гости. Четверка уступила. Обширные угодья поместья Пале де Фонтэн потонули в золотых сумерках, солнечный диск повис над горизонтом. Облачились в розовое плачущие отцветающими бутонами глицинии, вода в прудах и фонтанчиках во дворе засияла, словно круглые бронзовые щиты. Мануэла утомилась на каблуках и присела на шезлонг, подогнув колени к себе. Около неё опустилась Адель, которая весь день таскалась за ней, как приклеенная, до того, что даже успела утомить Мануэлу. — А где Мэтьюз? — осведомилась она, принимая уже третий бокал кристалла на памяти подруги. — Напился со своими одноклассниками и битый час вспоминает чудесные школьные годы, — отмахнулась Мануэла. — Он тебя одну бросил? — ахнула Адель. — Напротив, все время тащит к ним, а я не хочу, — поморщилась с улыбкой Мануэла. — Опять кичиться будет. Аделия только посмеялась на это, отпивая из бокала. — Мной бы кто так кичился, — фыркнула она. — Сесил бы тобой кичился, если бы ты его не отшила, — легко ответила Мануэла. — Ой да брось, — поморщилась Адель. — Я ведь говорила: я просто держу с ним грань. — Какую такую грань, Аделия? — вскинула бровь Мануэла. — Ты даешь ему надежду, а потом отнимаешь её, и так снова и снова. Впервые за все время, что Адель обсуждала это с подругой, она уловила в её голосе нотки настоящего недовольства. — Это ведь… разжигает интерес, — поджала губы она. — Интерес? Сесил любит тебя, — скривилась Мануэла. — Куда уж больше разжигать всё, что он к тебе испытывает? Утоли уже его интерес или оставь в покое. — Он и без меня уже утолил свой интерес, как видно, — флегматично отозвалась Аделия. Сесил сидел за столом с отцом, Марком и Рипли, около него неизменно пристроилась Аня, прислонившись к его плечу и что-то высматривая в телефоне. А Адель, глядя на эту умиротворяющую картину, вдруг подумала, что даже она не столь распаляет в груди желание совершить нечто отчаянное и смелое, сколь этот тон Мануэлы. Как будто она могла решать, кому быть рядом с Сесилом, а кому не быть! Нашлась давать указания! — А что же ему ещё делать, — усмехнулась Мануэла. — Ты его в грязь втоптала у Марлоу, он больше в твои манипуляции не поверит. — Какие… — чертыхнулась Адель. — Послушай, Мануэлита, мне твои нравоучения уже поперек горла! Она так повысила голос, что Мануэла удивленно вскинула брови. — Ишь ты, полиция нравов! — возмущенно проронила Аделия. — Чего это ты так впряглась за своего драгоценного Сесила, уж не ревнуешь ли часом? Мануэла изумленно рассмеялась, даже забыв отпить из бокала. — Кажется, это ты ревнуешь, Адель, — выдала она, невесомо кивнув сторону спутницы Эндрю. — А мне просто смешно, что ты к Сесилу липнешь, как только он тебя к черту посылает! — Меня? К черту? — фыркнула Адель. — Да ты ли не из ума выжила, подруга? — Брось, Адель, — отмахнулась, устав от представления, Мануэла. — Посмеялись и хватит. И семейство твое Сесила не одобряет, и сама ты его не любишь, стесняешься с ним даже на людях появляться… Шутка затянулась, завязывай уже ему мозги компостировать. Адель опешила. Неужто всё это время Мануэла не верила всерьез, что у них что-то выйдет? Всё время, пока делала вид, что помогает им обоим наладить связь — она, значит, шутки шутила, как изволила выразиться?! Адель рассвирепела. — Да что ты… знаешь вообще?.. — кашлянула она. — Плевала я и на семейство, и на всех остальных, поняла! Меня! К чёрту! К чёрту, может быть, тебя посылают, дорогая моя, но только не меня! Сейчас увидишь! Она шмякнула бокалом о столик так сильно, что его содержимое расплескалось вокруг, нервно одернула платье и пошла вперед. Мануэла вытаращилась, выпрямившись в шезлонге, опешив и от слов подруги, и от её неожиданного выпада. Аделия, ни зги перед собой не видя от возмущения, рванула свою сумку и поспешила яростным шагом к столику, где сидели хозяева вечера и Сесил с отцом и Аней. Последние двое как раз поднялись, чтобы обновить напитки. Затормозив перед ними, она нервно улыбнулась, выдавая всю неуверенность, и сглотнула, сделав малюсенький книксен. — Спасибо за чудный вечер, мистер и миссис Мэтьюз, у меня немного разболелась голова, так что я… наверное, пойду домой… — Всё в порядке, милая Аделия? — взволнованно просила Рипли. — Может быть, вызвать врача? — У меня есть обезболивающее! — очень вовремя вставила Аня, хватаясь за свою сумочку. — Не стоит! — оборвала их Адель. Она повернулась к Эндрю, поймав его озадаченный взгляд, засмотрелась на выхолощенные черты лица, зачесанные волосы, идеально отглаженный ворот… — Хорошего вам вечера… — пробормотала она. А после взялась за его плечо и, не слыша собственного сердца, прильнула к его губам, одновременно проезжая локтем по плечу, обнимая его и прижимаясь ближе. Уши на пару мгновений заложило и от колотящего страха, и от сковавшего смущения, и от тянущего желания, ударившего куда-то поддых. Теперь Адель поняла, что ревновала. Сесил принадлежал ей и не смел об этом забывать, пускай даже забыла она. Она ревновала с того самого мига, как увидела его впервые сегодня, до скрежета зубов, до постыдного ёканья в груди, была оскорблена и раззадорена, обижена и ранена, хоть и сама не желала этого признавать. Она была в секунде оттого, чтобы признать, что влюблена, ей недоставало лишь одной секунды, одного короткого шага… В эту секунду мгновение оглушающей нежности кончилось, потому что Сесил опомнился и, мягко взяв её за плечо, отстранил от себя. — Адель, ты в порядке? — спросил он, неловко оборачиваясь по сторонам, будто проверяя, много ли кто вокруг увидел произошедшее. И вот тогда Адель признала, что влюбилась. Вокруг неё гости непонимающе замерли, на лице отца проступила такая гримаса, будто он отведал лимона, мать сдерживала смех, Мануэла покраснела от изумления, Аня удивленно глядела на Сесила, будто ждала объяснения. А он сам смотрел на Аделию, и выражение его лица не сулило ничего хорошего. — Мне кажется, тебе всё-таки следует вызвать врача, — мягко добавил он. — Присядь-ка. Дальнейшее смазалось. Аделия только и помнила, что перемежающиеся под ногами различные виды грунта — то каменистую дорожку, то зелень газона, то асфальт — а все потому, что от сдавившего горло стыда она никак не решалась поднять глаз. Так и несли ноги куда-то прочь от дурацкого поля для крокета, а уши игнорировали оклики, которыми её пытались остановить. Нашлась она только у особняка, где, забредя в маленькую беседку около входа в Пале, забилась на качели и зашлась в слезах. Адель впервые не хотела, чтобы её нашел хоть кто-то, потому что, кажется, все присутствующие на крокете теперь её либо презирали, либо осмеивали, либо ненавидели. Удивительно, как иронично и жестоко всё повернулось — её, стыдящуюся афишировать отношения с Сесилом, теперь стыдился он сам, а прочие стыдили за несдержанность и глупость. Но кое-кто Аделию всё же нашел. — Ну что ты тут ревешь? — ласково спросил голос Мануэлы, приземлившейся рядом. — Кому ты что хотела доказать? — Не надо, Мануэлита, — проревела Адель, не отнимая рук от лица. — Я жалкая… Ты была права… — Да не в этом дело, — вздохнула Мануэла. — Он меня больше не любит! — расплакалась Аделия, перебив. И впервые осознала, что эта мысль её действительно ранит. Давно ли она мечтала избавиться от этой его привязанности, оставив только пустую страсть, которую готова была разделить? Теперь она хотела разделить много большее, сама не понимая, когда именно это произошло. Кажется, в тот день, когда… даже не один день назад?.. — Адель, — протянула Мануэла. — Ну что ты? Это же Сесил, не разлюбил же он тебя за один день, — она улыбнулась, — но он злится на тебя. Зачем ты с ним так? — Я только хотела, чтобы он понял, что я не стесняюсь… — мяукнула Адель. — Неправда, ты хотела, чтобы это поняла я, — вскинула справедливо бровь Мануэла. — Что на тебя такое нашло? Ты хоть понимаешь, как выглядела? — Как дура, — прошептала Аделия, спрятавшись в собственных намокших от слез локонах. — Мануэла, прости, я там тебе наговорила… Подруга охнула, подсела ближе, придвинув Аделию к себе и стиснув в объятьях. Прижавшись к её округлому боку, вдохнув сладкий знакомый запах духов и улегшись мокрой щекой на покатое плечо Мануэлы, Адель тяжело вздохнула. — Я все испортила, Мануэла, — проронила она, теребя браслет-подарок Сесила, который, словно в насмешку, так часто теперь оказывался на руке. — Да что ты испортила, дуреха, — ласково ответила та. — Остынет Сесил, поговоришь с ним, объяснишь всё. Только оставь свою спесь, она его очень ранит. Только теперь Аделия поняла, как выглядела со стороны — обезумевшая от ревности собственница устраивает на глазах у всего честного народа цирк, желая лишний раз доказать, какой у неё имеется податливый каблук. От стыда она невольно прикрыла глаза. — Я просто скажу ему всё, как есть, — решила она.***
Вслед за золотым закатом над Пале де Фонтэн на поместье начали спускаться сумерки. Гости стали медленно расходиться по домам. Остались лишь самые стойкие, а за столом, стоящим неподалеку от разожженного гриля, расположились уже по старой сложившейся традиции Арне, Олдос, Бензли и Марк. Последние двое к концу вечера окончательно отпустили скопившееся напряжение относительно друг друга — как всегда и бывает, если провести день вместе в непринужденной дружеской обстановке. — Значит, по дилеру пока ничего… — напряженно куснул губу Марк. — Какие действия предпримешь дальше? — Пока не знаю, — поджал губы Бензли. — У Уоттса вакханалий я больше не позволю… Попробуем ещё раз пройтись по наводке Вудкастера, может быть, на сей раз поиск что-то даст. — Как бы только ты не разозлил убийцу тем, что отрезал ему всякий путь, — хмыкнул Марк. — Ты считаешь, он все еще не добрался до цели? — прищурился Олдос. — Быть может, Скотт был его главной жертвой, вот он и успокоился? — Так или иначе, мы должны его поймать, — отчеканил Бензли. — Не оставлять же ублюдка безнаказанным, даже если он остановился! Марк вновь отпил из бокала, качнув им в знак внимания на друга. — А все-таки, я думаю, убийца не так прост. И выслеживать его в особняке было проще. Вот только детей стоило бы обезопасить более тщательно… — Оно того не стоит. Убийцы в доме Уоттса множатся в геометрической прогрессии, — приглушенно кашлянул Бензли. Все четверо понимающе промолчали, Арне проследил за тем, как Ройе потушил окурок, и, нахмурившись, будто невзначай спросил: — Значит, все с младшей Фергюсон? Закрыто дело? Бензли испустил болезненный вздох — каждый раз, как кто-то напоминал ему о том, каким несостоятельным адвокатом он порой был среди своего окружения, ему становилось не по себе. — Закрыто, — ответил он. — Да и в одном Люк прав… Если решать все по закону, виновный так и так Уоттс. Они его быстро от меня упрятали, заговорщики. — Зачем это Люку? — непонимающе вскинул бровь Олдос. — Не выгоднее ли спихнуть все на него? — Не выгоднее, — отчеканил раздраженно Бензли. — Уоттс дурак, его если посадить, он сразу сядет. А за ним сразу потянется все, что он в своей дурной голове удержать не сможет. Люку этого не нужно, его дочурка слишком хорошо знала, что делает. И Уоттс это тоже знал. Помолчали еще с минуту. — Если бы девчонка умерла… ничего бы не изменилось, да? — невесело спросил Арне. — Ничего, — так же невесело ответил Бензли. — Ну, — разбавил меланхолию своей неизменной добродушно-лукавой улыбкой Марк, — Арне, дружище, а твои дела как? Слышал… небольшие проблемы? — Да, небольшие… — помрачнел тот. — Если бы небольшие. К нему разом обернулись все трое друзей, уловив нотки отчаяния в голосе. — Не знаю, что говорить Луз, — приглушенно сказал он. — Я ей обещал, что она ни в чем не будет нуждаться… — Да разве всё так плохо, Арне? — огорченно спросил Сесил. — Доходы-то твои, кажется… не падают? Тот смерил его напряженным взглядом. — Ну, то есть, — кашлянул Олдос, — твой второй источник дохода держится? — Держится, — почти шепотом сказал Арне. — Но если продажи от бутиков будут продолжать падать… мне придется бить тревогу. За такими доходами, как мои, следят пристальнее, чем за прочими, ты же понимаешь. — Конечно, — хохотнул Сесил, покивав. — Уж сколько они по моей школе исходили… Все пытаются найти подвох! — Очень скоро продажи от бутиков перестанут видимо покрывать мой доход, и тогда подвох эти наши общие друзья найдут и очень быстро, — прожевал невесомо что-то Арне. — А если это произойдет… вот тогда уже я слечу с привычного уровня жизни весьма ощутимо, как ты понимаешь. — Мы этого не допустим, Арне, — проронил Бензли. — Ты же знаешь. Он поспешно покивал, обратив на друга благодарный взгляд. — И всё же… до этого не хотелось бы доводить, — кратко обобщил он. — Мне придется сейчас показательно где-то нажиться, а я не представляю, где. Мне уже присылали сметы, ситуация критическая. — Мой дорогой друг, — кашлянул Марк. — Продай Мануэлу! Все четверо переглянулись, Арне безрадостно покосился на друга, Марк подмигнул ему, давая пищу для размышлений. Арне очень любил свою единственную дочь. И оттого её именем назвал яхту, две коллекции самых чистых алмазов на континенте и даже свой любимый бутик, но Мэтьюз предложил продать не его. Речь шла о главной семейной реликвии тер Пэришей, статусной вещи, с которой Арне не планировал расставаться до самой смерти. В день, когда Луз подарила ему первенца, его драгоценную дочурку, Арне сделал жене подарок — колье из белого золота, украшенное сорока семью бриллиантами шампань, вещь настолько роскошную, что таким давали имена. Именем повода для благодарного подарка Арне её и назвал — и вот уже девятнадцать лет драгоценность по имени Мануэла стоимостью четырнадцать миллионов долларов радовала глаз в покоях леди тер Пэриш, надевали её только по самым важным поводам. Продав её, Арне мог закрыть все бреши в своих нестыковках по декларациям и не задумываться ни о чем еще пару лет, но цена была слишком высокой. — Это был мой план на крайний случай, — хмыкнул он. — Марк прав, — кивнул Олдос. — Дружище, я знаю, что для тебя значит эта вещица, но ведь не в знак того ли ты преподнес её Луз, что она и дети — для тебя величайшая ценность? — Да, — покивал Арне, — ты прав, Олдос. Ты прав. Мне стоит… выставить «Мануэлу»… на торги. — Все наладится, друг мой, вот увидишь, — улыбнулся Марк. — Это всего лишь вещь. Наживем ещё лучше, помяни мое слово! Ну же! Он поднял бокал, и четверка соединила их, словно в знак какого-то нового обещания. А если уж Марк Мэтьюз что-то и обещал, то сомневаться в исполнении не приходилось.***
Расходиться последние самые дорогие гости не торопились и, когда на поместье опустилась темнота, переместились в дом, где для них накрыли небольшой, но сытный ужин. Кто постарше налегли на спиртное, а молодняк спешил разъехаться. Джонатан так прилично набрался со своими школьными приятелями, что даже предложил кому-то из них остаться на ночь, но когда понял, что родители всех собравшихся уже хорошенько навеселе, сообразил, что намного более удачной идеей будет затащить на ночлег Мануэлу. Сесил остался в одиночестве за столом, Аня притомилась и попросилась домой, Эндрю отпустил её с водителем родителей — он сам привёз её к Мэтьюзам на своем МакЛарене. Вернувшись в особняк, он понял, что зря не уехал вместе с ней — Мануэла вняла приглашению Джонатана и уже сверкнула подошвами туфель где-то на верхних ступеньках лестницы, и единственной собеседницей Сесилу осталась Миа. Ей не разрешали пить, по крайней мере дома, насколько Эндрю было известно, жила младшая дочка Мэтьюзов затворницей, и, в отличие от той же Дейдры, бывшей ей ровесницей, ни тусовок, ни светских раутов не посещала. Однако этим вечером все же пригубила где-то вина и даже спустилась к столу. — Почему ты не играла? — спросил Сесил, от нечего делать обратившись к единственной, кто молчал за трапезой. Миа вытаращилась на него, как сумасшедшая, и пошла красными пятнами. — Плохо играю, — проронила она. — А ты… почему не уехал с той хорошенькой девушкой? — С Аней? Она моя кузина, гостит у нас с родителями, — отозвался Эндрю, пригубив столового. — Думал, что еще рано, но, как погляжу, все уже почти разошлись. — Да, это верно, мой брат всех споил, — глупо рассмеялась Миа. — Я… видела тебя на последней игре. Здорово… было здорово. — Спасибо, мне тоже понравилось, — усмехнулся Сесил, бросив на неё взгляд. Миа его тут же потупила и снова пошла пятнами. Эндрю только пропустил мысль о том, что представлял себе бойкую, по рассказам, решительную Мию Мэтьюз несколько иначе, и решил, что пора отчаливать к дому. Досуг давно ему наскучил, тем более что активная часть раута подошла к концу, и теперь большинство гостей просто напивалось, а ему и без того было уже достаточно. Попрощавшись со всеми и поцеловав на прощание ладонь младшей Мэтьюз, за что удостоился еще одного ошарашенного взгляда и пунцовых щек, он пошел в холл, где притормозил, чтобы захватить куртку. Из смежного коридора показалась знакомая белокурая голова, и на свет почти со страхом в глазах вышла Аделия. Одно только ее созерцание отчего-то Сесила сразу больно ткнуло куда-то под ребра. — Ты уходишь? — спросила она. — Я думал, ты уже уехала, — отозвался Сесил. — Пряталась что ли где-то? — Нет, я… размышляла, — кашлянула она, подходя. — Мы можем поговорить? — Конечно, — пожал плечами Эндрю. — Что еще хочешь мне сказать? Пора мне уже покупать себе ошейник? Или наши отношения не так далеко зашли? Аделия осеклась на мгновение, поджав стыдливо губы. — Эндрю, я ведь серьезно, — вздохнула она. — Ты не так все понял, я просто хотела, чтобы ты не думал, что я стесняюсь… — А я и не думал. Чего тебе стесняться? — вскинул бровь он. — Чего бы ты ни вытворила со мной, ты все равно потом спокойно поясняешь окружающим, что это просто игра у тебя такая — так к чему стыдиться? Ты ведь мне ничем не обязана. На самом деле, он даже не ожидал, что злится так сильно. В какой-то момент действительно захотелось выложить ей все, что скопилось на душе, снова унизиться — пусть, да только всю свою обиду и боль он собирался всадить в неё обвинением. Пускай Адель знает, что поступает, как дрянь, если уж позволяет себе поступать! Ото всего он позволил ей увернуться, но только не от чувства вины! — Ты прав, — качнула головой она, заставляя горло на мгновение сжаться в болезненной судороге. — Я знаю, что наделала много глупостей. Только… я хотела тебя спросить — всего один раз! Ладно? — Что? — устало выдал он. — Ты всё ещё любишь меня? — вскинула голову она. Неужели! Она снова спросила об этом! На мгновение Сесила обуяла настоящая ярость. После всего, она все еще хотела это слышать! Казалось бы — Эндрю скорее перерезал бы себе глотку ржавым напильником, чем еще хоть раз это сказал — но от этого правда не переставала быть правдой, и это злило еще сильнее. — Серьезно? Это ты хотела спросить? — пораженно проронил он. — Адель, ты что, питаешься моими страданиями?! — Нет! — воскликнула в отчаянии она. — Нет же, Эндрю, ты не так понял! Она заправила волосы за уши и подошла ближе, будто в самом деле собиралась что-то объяснять. — Что не так!.. — проорал он, поспешно сходя на шепот. — Что не так я понял? — Он нервно обернулся на гостиную, откуда слышались приглушенные голоса. — Что я еще должен такого понять?! Как еще можно эти твои бесконечные подлые выходки объяснить, если… — Да или нет?! — гневно прошептала Аделия, прервав его толчком в грудь. — Да, чёрт тебя дери! — разъяренно прошипел он. — Ох, слава тебе Господи! — рассмеялась она сквозь слёзы. — Адель, ей-богу, я тебя сейчас убью! — в отчаянии прошептал Сесил, швыряя свою куртку на полку. — Вот что, моя дорогая, всё! Довольно с меня! Он решил просто сбежать от её этого виновато-честного взгляда, в который ни минуты не верил. Кто знал, что теперь у неё на уме? Что Адель могла еще такого выжать из него своими манипуляциями? Да и зачем? — У меня тоже есть вопрос — покивал он гневно, воззрившись на неё. — Сейчас или никогда, Аделия: нужен я тебе или нет? Если скажешь нет — всё будет кончено, больше я тебя никогда не побеспокою, клянусь! — Нет! — воскликнула Аделия, округлив глаза. — Отлично! — рявкнул он, снова хватая куртку. — Нет, я не про то! — опомнилась Адель. — Я… «нет» не в этом смысле! Зарычав, Эндрю впечатал ладонью в дверной косяк, заставляя её испуганно умолкнуть. — Я физически не вынесу больше ни одного слова «нет», произнесённого твоими устами! — прошипел он. — Да нет… — проронила она, тут же одернув себя. — Сесил, умоляю, да послушай же ты! — Что еще? — выкрикнул он. — Да! — просто крикнула она. Оба замерли на мгновение, не зная, что сказать, Адель вдруг сделала шаг и глупо прижалась к нему, заныла, утыкаясь лбом в грудь. Сесил оторопел. — Что да? — непонимающе потряс головой он. — Просто да, — выдохнула Аделия. — На всё, что скажешь — да. Сесил замер, не дыша, переваривая сказанное. Как только он почувствовал, что её макушка вздрогнула, а сквозь ткань на груди просочилось что-то мокрое, всякая злость схлынула, как вода. Эндрю тихонько отодвинул её от себя, утирая её слёзы. — Адель, да что это с тобой? — В одном они все-таки были правы, — всхлипнула Аделия. — Догоняешь ты, конечно, с трудом. Сесил ничего не понял, но приумолк. Вернее, он, конечно, предположил, что она пыталась сказать — но поверить в это было настолько трудно, что он просто не решался даже пробовать — слишком уж больным было бы новое разочарование. Аделия подняла лицо и поглядела ему в глаза, а по её щекам катились настоящие слёзы. — Эндрю, прости меня за то, что я сказала у Марлоу, — проронила она. — А как насчет всего остального? — прищурился он. — Это далеко не первая твоя подлость. — Я дрянь, однако все остальное было правдой, — ответила Адель. — Но тем вечером я тебе солгала. Это неправда, что мне ничего от тебя не нужно. Я так сказала от обиды. Вспомнив тот ужасный вечер (признаться с трудом), Эндрю вспомнил и причину обиды Аделии. В голову ему ударила мысль, которую он тут же испугался и усилием воли подальше от себя отогнал. — И что же тебе от меня нужно? — просто спросил он, разведя руками. — Много чего, — покивала она. — Там целый список, не забивай сразу голову. Но для начала кое-что очень важное — то, что ты мне обещал. Сесил вскинул бровь в знак того, что ожидает продолжения. — Ты знаешь, что, — сказала она, положив локти ему на плечи. — И теперь ты не отвертишься. — Адель, — прищурился он. — Сесил, не глупи! — попросила она. — Да ты можешь просто сказать это словами? — устало попросил он. Она замерла, приоткрыв рот, а после рассмеялась, снова переходя на слёзы. — Прости меня… Я еще глупее, чем кажусь, — проронила она, а после вновь подняла глаза. — Я вся твоя, Эндрю. Как ты хотел, хотя, я в этом уже не уверена… Но это неважно. Я вся твоя. Решай теперь сам, что со мной делать. Стало аж до слёз смешно. Смешно-радостно, ублюдское чувство неожиданного, пьянящего счастья ударило поддых, заставив даже голову закружиться от усталости. — И не передумаешь завтра? — уверился он. — Непохоже, чтобы я могла, — слабо улыбнулась она. Как-то сразу, черт подери, ей всё простилось. Столько всего накопилось в голове у Сесила, что он хотел ей сказать, гневно так выдать прямо в лицо, с вызовом, с напором, оглушить, заставить ее пристыженно замолкнуть, и всё. Всё куда-то улетучилось. Осталась только разливающаяся по телу нервная дрожь, медленно греющая каждую клеточку. «Какая ж ты дрянь», — думал он, а рот уже супротив воли выдавал что-то ласковое и совсем беззлобное, замолкая на поцелуи. Она вправду поддавалась на всё, не боясь быть застуканной посреди чужого дома собственным отцом, чей гнев на Сесила был бы бесконтролен, или его матерью, перед которой точно стало бы стыдно за то, где теперь елозили её ладони. Сесил был уверен, что будет злиться на неё еще по крайней мере несколько дней, хотя бы потому что был оскорблен ею так сильно и так многократно, но на поверку всё, абсолютно всё плохое, что он когда-либо слышал от неё, стерлось из памяти через каких-то несколько минут. Стоило ей только сказать о своей любви, не юля, глядя в глаза, не пытаясь обмануть или использовать, стоило ей только проявить к нему нежность не для того, чтобы добиться того, чего она хотела, а только чтобы дать ему то, чего хотел он — и вся обида развалилась, как карточный домик, рассыпалась на сотню мелких осколков, потерявшихся тут же из виду. Конечно, это было опрометчиво, даже глупо и уж точно ужасно не по-мужски, но Эндрю решил, что об этом он подумает завтра.***
Машина Сесила была тесной, но оттого будто ещё более привлекающей забраться внутрь. Он звякнул сигнализацией, и дверца послушно отъехала вверх. Адель влезла на сидение, Сесил наклонился над ней, регулируя его, отодвигая максимально далеко, после сделал то же с соседним. Как только дверца закрылась, погас и свет, и салон осветило лишь тусклое сияние уличного фонаря. Эндрю дернул какую-то ручку, и спинка сидения под Аделией стала стремительно падать, опрокидывая её назад. Оказавшись в лежачем положении, она протянула руки, привлекая его к себе, скинула туфли и провела пальцами ног по рулю, обитому замшей. Сесил поставил колено между её ног, пробираясь ближе — наконец, он достиг её губ и поцеловал. Аделии настолько захотелось в эту минуту избавиться ото всей одежды, что, казалось, она стала её душить. Ничего она не желала сильнее, чем сейчас стать, наконец, его собственностью, сделать то, о чем они оба так долго мечтали, мысль о том, что это вот-вот произойдет, сводила с ума, заставляя задыхаться от желания. Она почти рывками стягивала с себя платье, до боли дернула застежку бюстгальтера, руки Сесила оставили едва заметные царапины на бедрах, стаскивая бельё. Адель поскорее перекинула ноги и обвила ими его пояс — чтобы он уже точно никуда от неё не делся. Эндрю стащил футболку, забросив её куда-то вперёд, их ладони столкнулись около его пояса, но он успел быстрее — сорвал пуговицу, пока она с силой дергала брюки вниз. — Вся моя, значит, — проговорил он сбивчивым шепотом, — сейчас ты узнаешь… — Да! — восторженно ответила она, почти выкрикнула, до чего эти полуугрозы её распаляли. Пульс скакал, как сумасшедший, взгляд туманился от возбуждения, Сесил покрывал поцелуями её плечи, прикусывая кожу, возясь в кармане спущенных джинсов. Адель почувствовала, как его ладонь скользит по её бедру, приподнимая его выше, тем самым, придвигая её ближе. Спина взмокла от напряжения, Аделия выгнулась, задерживая дыхание, этот момент она столько раз прокручивала в своих фантазиях. Но теперь, когда она поняла, насколько сильно влюбилась, он был стократ желаннее. Закусив губу, он прошептала: — Давай же… За что получила ещё один цепкий, распаляющий поцелуй в шею. — Сесил, прошу, — простонала она, обнимая его и притягивая ближе. Наконец, она получила желаемое, и от нахлынувших чувств и ощущений тихо воскликнула в темноту. Что творилось в голове у него, ей было даже не представить, но если уж даже она так опешила от восторга, про Сесила можно было даже не сомневаться. Такое множество раз она представляла себе, как это будет: каким он окажется? Адель рисовала его рядом с собой в воображении, гадая, станет ли он импульсивно сдергивать с неё одежду или галантно уложит — а может, позволит уложить себя? На самом деле всё оказалось неважно, потому что пыл обоих затуманил мысли и рассуждения, оставляя только примитивную тактильную связь, отражающуюся где-то на подкорке отрывочными мыслями. Единственным, что между своими сдавленными стонами сумела оценить Адель, был какой-то необъяснимый напор, с которым Сесил совершал каждое движение, властный, уверенный, почти расчётливый натиск, внутренняя сила, которую не сразу удавалось разглядеть. Хотелось плакать от счастья и умолять продолжать. Она даже не ожидала, что будет так хорошо, потому что так хорошо, кажется, пока что ни с кем не было. Было ли это особое отношение или просто мастерство, она не знала, но в какой-то момент это перестало быть важным. Она с интересом и почти гордостью разглядывала запотевшие стекла автомобиля, чувствуя легкий холодок, крадущийся по взмокшей пояснице из приоткрытого окна, куда она высунула ладонь с зажатой сигаретой. Сесил сидел за рулем в расстегнутых брюках и причесывался пятерней, глядя в зеркало заднего вида. Обернувшись на Адель, он невесомо улыбнулся. — Теперь можешь раскрывать карты, мошенница. Все, что хотела от меня, получила. Аделия почти бесшумно рассмеялась, вдыхая дым. — О, даже не думай, что ты теперь от меня отделаешься, — ответила она. — Поехали, Сесил. — Куда? — спросил он, заведя мотор одним движением. Она выбросила сигарету и села, усмехнувшись и прижав к груди лежащее рядом платье, невесомо поцеловала его в щеку и шепотом произнесла: — Я тебе доверяю.