Jardin Royal, или Добро пожаловать в вертеп!

      Бентли цвета шампанского, переливаясь на солнечных лучах, как ювелирная моделька, медленно пришвартовался к парковке особняка Шато де Перль. Водитель черным силуэтом скользнул со своего места и, скрипнув кожаной перчаткой, открыл дверцу и подал руку пассажирке. Сверкая в полуденном зное не хуже машины, из неё вынырнула одетая в целиком состоящее из золотых пайеток платье Аделия. Она на мгновение подставила лицо лучам, а следом тут же надела широкие темные очки и деловито зацокала ко входу. Прислуга без слов пропустила мисс, заявившую, что её ждут. Пока Адель поднималась по залитой солнцем белокаменной лестнице особняка, она поймала себя на мысли, что в поместье её возлюбленного было даже слишком просторно — недаром замок Сесилов считался в поселке самым большим.       Поднявшись на самый верх, где располагались спальни, Аделия чинно прошла мимо суетящихся горничных и после короткого стука толкнула дверь в спальню Эндрю. Солнце на мгновение ослепило, а после Адель ошарашенно замерла, увидев представшую перед ней картину.       Сесил лежал в постели поверх белья, замотавшись в плед, в обнимку с Мануэлой, премило положившей голову ему на плечо. Аделия набрала воздуха в легкие и кашлянула так громко, что в горле засаднило. Эндрю дернулся, сонно промаргиваясь, воззрился на Адель, а после на свое незавидное положение.       — Адель? — невнятно произнес он, не до конца проснувшись. — Ты чего здесь?       — Зашла разбудить моего любимого и позавтракать с ним, — выдала Аделия, сложив руки на груди. — Но, как погляжу, тебе уже есть с кем позавтракать.       Мануэла до отвратительного очаровательно потянулась, просыпаясь, и таким же бараньим взором, как и ее приятель, посмотрела на гостью.       — Аделия, — улыбнулась она, кажется, еще не осознав, в каком положении ее застала лучшая подруга. — Доброе утро, ты здесь как…       — Ты не подумай ничего такого, — поднял руки Сесил, откидывая плед. — Мануэла попросила вчера забрать её с вечеринки Грэга, мы посмотрели пару киношек и вырубились.       Он поднялся, причесывая волосы ладонью, и Аделия увидела, что оба одеты, а Мануэла даже не рассталась с украшениями. Горечь от мимолетной вспышки ревности смешалась со стыдом и заставила Аделию ощутить себя ещё паршивее.       — Да, малыш, ты же не ревнуешь? — улыбнулась Мануэла, поднимаясь с постели и почти автоматически заботливо заправляя её.       — Делать больше нечего, — натянула улыбку Адель. — Идём уж тогда позавтракаем все вместе.       — А вот это отличная мысль, — зевнул Эндрю. — Ох, Мануэлита, все-таки зря мы вчера включили шестой эпизод, так и знал, что не высплюсь!       — На тренировке взбодришься, — усмехнулась она, причесывая волосы.       — Разве мы не поедем в Эл-Эй? — нахмурила Адель. — Ты же обещал!       — Сначала тренировка, потом развлечения, — решительно ответил он, подойдя и обняв её наконец. — Идем, поболтаешь с Мануэлой, пока я разомнусь.       Поцеловав её, он пошел прочь. Мануэла похватала свои вещи, пройдя мимо, взяла Аделию под руку и повела вниз, щебеча что-то про ужасную Вудкастерскую тусовку.

***

      Апартаменты, где остановились на неопределенный срок Коллин и актёр, к её удивлению, оказались намного уютнее особняка Вуаль Руж. Здесь было просторно, но не слишком пусто, кругом работники отеля заботливо расставили предметы декора, имитирующие созданный хозяевами уют.       Заняться было так же нечем, как и раньше, Коллин порой ловила себя на мысли, что ей не место здесь, и все буквально кричало об этом каждый раз, когда она не могла даже найти себе занятие. В основном она лежала на диване, заказывала доставку еды и пялилась в широкоформатный плазменный телевизор, где крутили промо реалити-шоу с участием Элиота и как раз сегодня должны были показать первый выпуск.       Они хотели посмотреть его вместе, но Дюаваль куда-то провалился и не отвечал на звонки. Коллин заказала из бара внизу отеля бутылку вина и развалилась на подушках, глядя на мелькавшие на экране локации.       Элиот силился объяснить, но Коллин так и не поняла, что именно должно произойти по ходу шоу — кажется, все оно было сосредоточено на том, что второсортные и вышедшие в тираж актеры и певцы якобы жили на камеру в одном общем огромном доме, предаваясь гедонистическим радостям и временами проходя какие-то тесты.       На деле, конечно, никто из них там не жил, сцены снимали, как сериал, по графику и сценарию. Однако монтажеры хорошо справлялись — уже четверть часа Коллин глядела на то, как Дюаваль натурально сделал вид, что проснулся, пошел завтракать, по пути разругался с какой-то актрисулькой и обиженно ушел плавать в бассейн.       На скромный взгляд Коллин шоу было смертной тоской, но на официальной странице реалити в Инстаграм, за которой ей было наказано следить, разгорались нешуточные споры о том, кто же кого в итоге трахнет, а кого выселят без выходного пособия.       Ведущий, которому разрешено было рыться в личных вещах постояльцев, как раз прошелся по комнатам и теперь многозначительно махал в камеру пакетиком с какими-то таблетками, которые вытащил из прикроватной тумбочки Элиота.       Наконец, на этой якобы напряженной ноте, шоу кончилось, и Коллин облегченно щелкнула кнопкой на пульте, массируя виски. Да, идея, которая вначале казалась ей едва ли не гениальной, похоже, загоняла Дюаваля на самое дно, откуда выбраться теперь становилось все сложнее.       Через полчаса или больше щелкнул электронный замок, и Дюаваль весело вторгся в номер, что-то насвистывая.       — Что пишут? — поприветствовал он Коллин, кивнув на планшет с открытой страницей Инстаграм.       — Что ты выглядишь точь-в-точь, как наркоман, — поджала губы Коллин. — Ей-богу, завтра ты на всю округу заявишь, что гей, и они станут галдеть, что ты носил гейские шмотки с четырех лет.       Элиот рассмеялся, побросав на диван пачки чипсов, и упал рядом с Коллин, кажется, размозжив содержимое одной из пачек в труху.       — Элиот, — проронила Коллин, сев, чтобы смотреть на него сверху вниз. — Знаю, тебе не интересно мое мнение, но…       — Почему это не интересно? — опешил Дюаваль. — Я тебя целыми днями спрашиваю, что ты думаешь!       — Только от моих ответов что-то ничего не меняется, — укоризненно напомнила она.       — Послушай, я знаю, что ты не одобряешь шоу, — вздохнул Элиот, сев рядом с ней. — Но и ты знаешь, это наш последний шанс.       — Наш? — вскинула брови Коллин.       Дюаваль облизнулся, склонив голову так, будто его подловили на чем-то незаконном.       — Ты зависишь от моих доходов, — коротко объяснил он.       Вздохнув, Коллин решила попытаться хотя бы раз, отчего-то уже почти наверняка зная, что её увещевания не сработают.       — Элиот, это шоу… это дно, понимаешь? — начала она. — Это дно, ниже которого актер, подобный тебе, опуститься не может. Ты должен оттуда уйти, и чем скорее, тем лучше.       — Разве не твоей идеей было сыграть на скандале? — поморщился Элиот. — Это ведь временно, детка, я просто должен достаточно посветить лицом, чтобы продюсеры знали, что на проекты со мной народ пойдет за свои деньги.       — Это не сработает, — шепотом проронила Коллин. — Я… я признаю, что я ошиблась. Это реалити, эта стратегия… все было ошибкой, это не поможет, ты просто выйдешь в тираж. Ты заслуживаешь большего.       Как она и ожидала, на это Элиот испустил раздраженный вздох и поднялся, разминая конечности, еще не успевшие затечь.       — Слушай, я достаточно уже наслушался твоих нравоучений, но в этой сфере так не делается, понимаешь? Тут… все средства хороши, не получится остаться чистеньким до конца!       — Получится, если ты знаешь, чего хочешь! — развела руками Коллин. — Если ты признаешь, что ради цели и достижения её таким путем, которым ты будешь гордиться, придется много работать и жить не так сладко, как ты привык!       Он буквально на её глазах кипел всё сильнее, дерганными движениями раскрыл пачку с чипсами и съел горсть, громко обозленно прожевав.       — На что ты злишься? — поморщилась удивленно Коллин. — Я говорю, что думаю, разве не этого ты просил?       — Я просил поддержать меня! — рявкнул он. — Черт подери, просто скажи, что это хорошая идея, у меня ведь всё равно нет других!       — Да какая в конце концов разница, что я думаю? — выдала Коллин.       Дюаваль замер на мгновение, побегав взглядом по полу, после резко передернул плечами.       — Я не понимаю… — пробормотал он, напряженно сдавив виски. — Если ты одобряешь, то, значит, это правильно… сложно объяснить, не знаю. Давай просто отдохнем.       Коллин сдалась. Она подсела ближе, взяв из его рук пачку, и съела пару чипсов. Разговор мог бы и подождать хотя бы до вечера, чтобы Дюаваль успел отдохнуть после съемочного дня.       — Я взяла бутылку вина в баре, — как бы невзначай вспомнила она. — Тебе нельзя, но я могу выпить её сама и развлечь тебя.       Элиот заулыбался, вскинув голову.       — А есть у тебя идеи, как меня развлечь? — спросил он игриво, машинально зачесав волосы назад. — Может быть, станцуешь?       — А, может быть, ты станцуешь? — рассмеялась Коллин. — Ты в своем сериале и не такое выделывал!       — Да что я там выделывал, — усмехнулся наигранно смущенно Элиот.       — Не прибедняйся, ты там на полную выкладывался, не то, что сейчас! Он привлек её к себе, переложив ноги к себе на колени.       — Тебе же не нравилось, как я играл, — напомнил вдруг Элиот.       — С чего ты взял? — виновато вскинула брови Коллин, готовясь извиниться, но тут же посерьезнела. — Серьезно, Дюаваль, откуда ты это знаешь?       — Ты говорила, — пожал плечами он. — Разве нет?       — Говорила, — медленно покивала Коллин, невольно заулыбавшись. — Только ты… спал в это время.       Она вспомнила единственный раз, когда решилась на подобную дерзость в его присутствии — Элиот лежал в коме, а Коллин навещала его и развлекала разговорами, которые он, разумеется, не мог поддержать.       — Неужели ты помнишь? — прошептала она. — Помнишь, что я говорила тебе, пока ты лежал в больнице?       — Оно само отложилось, — передернул плечами Дюаваль, смаргивая. — На чем мы остановились?       Коллин от такой радостной и милой новости даже забыла обижаться на то, как он бездарно растрачивал жизнь, и поддалась на объятия. Она и не помнила, когда в последний раз Дюаваль вспоминал, что рядом с ним живет женщина, свободная и, более того, не слишком тщательно скрывавшая, что сохнет по нему.       На сей раз Коллин сама решила подтолкнуть актера вспомнить побольше. Усевшись ему на колени, она поцеловала его сама, с легкой дрожью ощущая, что он поддается, несмотря даже на недавнюю размолвку. Обстановка в кои-то веки была почти интимной, кругом никого, огромный дом не давил своими пустыми стенами. Дюаваль стал расстегивать пуговицы на её рубашке, освобождая тонкое коралловое кружево, по-хозяйски запустил ладонь её в волосы, привлекая ближе.       Всё было хорошо ровно до того момента, как он не расстегнул на ней свободные шорты и не подвинул вплотную, прижав к себе. В тот миг, что Коллин ощутила тепло его тела животом, поняла, что вновь оказалась в ловушке, будто распятая у него на коленях, страх неистово заколотился в висках, а внутри разлилось отвратительное чувство одновременно стыда и тоски.       Она подскочила на диване, буквально вырвавшись из объятий Элиота, тяжело дыша и ощущая, как бьется пульс в голове.       — Извини, — проронила она шепотом. — Я не знаю, почему это происходит, я просто не могу…       — Присядь, — кивнул Элиот, подвинувшись на диване. — Коллин, довольно, ты ведь понимаешь, что это не пройдет само собой.       — Может быть… — начала она.       — Мы проверили это не один раз, — отрезал он. — Я не против состоять только… в платонических отношениях, если ты настаиваешь, но ведь я вижу, что тебе это тоже не по нраву.       Коллин буквально обрушилась на колени на диван, прижавшись щекой к спинке и закрыв лицо руками. Его слова о платонической любви вогнали её в такой стыд, что захотелось разрыдаться. Так мог говорить только человек, преданно любящий, или человек, не испытывающий ничего. К своему сожалению, Коллин слишком хорошо знала правильный вариант.       — Тебе нужна помощь, — твердо сказал Дюаваль. — Выберешь день, когда будешь готова, я оплачу специалиста. Поняла? Это не просьба.       Она покивала, стыдливо подтягивая ноги. Элиот вздохнул и притянул её ближе, стараясь как будто совершать максимально дружественные движения. Стер слезы, не успевшие даже скатиться по щекам, отведя ее ладони от лица.       Зачем была нужна эта показательная забота, Коллин так и не смогла себе объяснить, а потому просто записала это на подкорку как искреннее проявление человечности, которую так тщательно по крупице пыталась рассмотреть в каждом из тех, кто встречался ей за золотыми воротами.

***

      А за золотым воротами тем временем поминали её проницательность лихом.       — Кэмерон! — оглашала большую гостиную криками Робин. — Бога ради, возьми свой чертов сотовый! Какая-то ТФС звонит тебе уже третий час!       — Плевать, — лениво бросал Уоттс с балкона, где расслаблялся с бутылкой вермута.       На часах не было еще трех, но Кэмерону больше нечем было заняться. Неясно отчего, но аккурат после реабилитации ему было так паршиво на душе, что ничего не спасало, даже алкоголь. Иронично, что реабилитация помогла — в духе того, кто на ней настоял — блевать хотелось еще до употребления любого дерьма из доступных. А доступного дерьма теперь было мало: федералы после вечеринки обчистили весь дом, превратив его, и без того, разоренного хозяином, в настоящие руины.       Напрасно Кэмерон искал хоть что-то, завалившееся за плинтуса или под ковром: копы переворачивали все вещи в доме с таким ожесточением, словно Уоттс что-то сделал им лично, вытряхивали все ящики, били статуэтки и вазы, не заботясь о стоимости. Разодрали все подушки и вспороли несколько кресел, цена которых добавила Робин пару седых прядей.       Дом выглядел лучше, чем в то утро, что Кэмерона увозили федералы, но много, много хуже, чем обычно. Восстановили только нужное, на то, чтобы вернуть стеклянные панели, сменить полы и устранить капитальные дефекты, у Робин просто не хватило бы денег. Прислуга на совесть убралась, попыталась вернуть былой уют, но тут и там Уоттс натыкался на трещины в ступенях и стенах, рваные обои и гардины, подпаленные перила лестницы, отваливающиеся дверцы комодов и обугленный камень полов.       Снова дом был лучшей иллюстрацией души хозяина — именно так Кэмерон чувствовал себя каждый день с момента возвращения.       Конечно, он пробовал бухать по-черному, как раньше, но становилось только хуже, и пришлось перейти на легкий вермут и траву, просто чтобы заснуть. Какая-то шалава из Эл-Эй сказала, что у него клиническая депрессия, а Уоттс только посмеялся и наказал ей не отвлекаться. Самым смешным было то, что в город он поперся, чтобы навестить Натали. Сам сказал не приближаться, сам же поперся к ней прямо под порог, тупой дегенерат.       Поговорить с ней так и не решился, но видел, как Натали вышла из своей квартиры, спустилась, одетая в коротенькую куртку, причесанная, купила кофе и побрела по своим делам. Одновременно что-то тягуче-мерзкое, тоскливое и подбивающее на слезы осталось от её присутствия в душе у Кэмерона и в то же время легкое, спокойное, будто чувство завершенности. Он ушел, не сказав ей ни слова.       — Возьми, — ворвался в сознание голос матери, на колени Кэмерону упал сотовый. — Скажи, чтобы перестала трезвонить, или выброси свой телефон!       Он смотрелся в экран. Тори пыталась дозвониться ему который день, но он не желал даже слышать её голос — что она могла ему сказать? Такие, как она, не вспоминают наутро таких, как Уоттс, и в этом он находил забавным ощущать себя бедняком по сравнению с ней. Это как будто была игра, и Тори нарушала правила тем, что все еще врывалась в его жизнь.       Кэмерон дернулся на месте, поняв, что Робин всё ещё стоит у него за плечами.       — Чего? — сипло спросил он. — Я на беззвучный поставил, больше не побеспокоит.       — Долго ты будешь здесь прохлаждаться? — раздраженно заметила мать. — Я просила тебя помочь! Кэмерон, черт возьми, хотя бы сделай вид, что ты живешь тут не один!       — Что нужно сделать? — устало спросил он. Робин грохнула около его ног коробки.       — Я просила тебя отнести это наверх, сколько я буду все тащить на себе?       — Что ты разоралась? — поморщился Уоттс. — Надо отнести — отнесу. Не трахай мозги, мам, мне и без того паршиво.       — Паршиво ему, ты посмотри! — всплеснула руками Робин. — Не одному тебе живется несладко, Кэмерон! Пока ты замаливал грехи на своей реабилитации, твой отец мне устроил здесь такую головомойку, какая тебе и не снилась!       Уоттс поморщился, повернувшись к матери снова.       — Что еще он устроил?       — Что он мог устроить? Сказал, какая я хреновая мать! Вырастила сына-наркомана и преступника, не то что он!       — Он вырастил жополиза, — отрезал утомленно Уоттс. — Мам, забей на него, он идиот. Брось коробки, я отнесу.       Робин выругалась, а Кэмерон вздохнул с облегчением, поняв, что она ушла с балкона. В последнее время мать и впрямь стала наезжать на него чаще обычного, видать, теряла терпение, а у него, увы, совсем не было сил ей что-то доказывать.       Сделав еще пару глотков вермута, он поднялся и подхватил коробки, стараясь пройти бесшумно мимо снующих горничных, которым Робин опять что-то напоручала. Она будто силилась вымести авгиевы конюшни зубной щеткой, настолько масштаб трагедии был неумолим.       Прислуга на третьем этаже подсказала Кэмерону, куда отнести коробки, он послушно занес их в большую кладовую, где хранились вещи с самого его детства. Поставив коробки, он прошелся вдоль полок: тут лежало все, что сентиментальная Робин так и не решилась выбросить с тех самых пор, как отец покинул этот дом.       Уоттс разглядывал старые книги, потертые подарочные упаковки и видеокассеты, пока глаза не наткнулись на несколько, отличающихся от других.       На них были налеплены рукописные ярлыки, и Кэмерон сразу вспомнил, что это были за кассеты. Повертев головой, он сразу заприметил старый серебряный ящик, который, видать, только для того и оставили здесь, чтобы пересмотреть когда-то пленки. Телевизор, который был у него еще в детстве, зарябил, прежде чем проявить то, что оказалось на кассете, где неразборчивым почерком Робин было выведено «день рождения 1995».       На экране замелькали лица, Кэмерон сразу узнал этот день — его собственный день рождения, ему исполнилось шесть. Мать даже не подписала, чей именно праздник, будто у нее был только один сын.       — Мам, задуй свечки! — просил этот мальчуган, который ничего еще в жизни не видел, у заметно помолодевшей Робин.       — День рождения у тебя, дорогой, — смеялась мать. — Ты должен задуть.       — Я хочу, чтобы ты! — настаивал Кэмерон. — У тебя не было свечей!       — Кэмерон, не спорь, задувай и покончим с этим, — послышался голос отца, стоявшего, похоже, за камерой. — У меня руки уже затекли!       Уоттс нажал на кнопку перемотки и снова перещелкнул на начало.       — Мам, задуй свечки! — вновь крикнул маленький Кэмерон, мать снова ему улыбнулась.       — День рождения у тебя, дорогой, ты должен задуть.       — Я хочу, чтобы ты! У тебя не было свечей!       Кэмерон щелкнул на паузу до того, как услышал голос отца. Тишина сдавила виски сильнее, чем раньше. Неужели он был виноват во всем? Неужели именно это тянул, как лямку, всю жизнь на себе Кэмерон, исходя на говно, даже когда не хотел никому навредить? Он всё думал о том, что сказала ему Коллин. «Я вижу, что ты страдаешь». Что она могла знать?       Вот теперь он страдал. Когда раж от сделанного прошел, когда адреналин перестал простреливать конечности до боли, когда реакция «бей и беги» отпустила — пришла пустота и тишина, пришлось обдумать всё, что не хотелось.       Он знал, что подвел их всех, всех, кто так долго и совсем незаслуженно его за всё прощал. Где-то совсем в глубине души он наслаждался тем, как страдает, потому что это было ему по заслугам. И каждый раз, когда глаза позорно щипало от очередной вспышки жалости к себе или внутри что-то назойливо кололо холодной тоской — Кэмерон делал вдох и покорно принимал свое наказание.

***

      Близился конец января, а вместе с ним торжественное открытие турнира школы Сесила, которое в этом году должно было стать юбилейным — турниру исполнялось ровно десять лет. По этому случаю Олдос готовил нечто особенное, впервые церемония открытия не ограничилась торжественным оглашением списка претендентов и распределения сетки игр. Нет, на сей раз Жардан ждало шоу, и жители вместе с местными таблоидами уже начинали гадать, что же им приготовили на закуску.       — Ты должна узнать, что именно он планирует, — настаивала Порш, разгуливая с Хантер по магазинам в поисках самого помпезного в городе зонта.       — Как ты предлагаешь? — ухмыльнулась та. — Олдос держит все в строжайшей тайне, даже Джеймсон не раскололся.       — Уже пробовала его разговорить? — одобрительно заметила Порш. — Неплохо. Как твои успехи в теннисе?       — Хуже, чем в разговорах, — вздохнула Хантер. — Меня не допускают на открытые тренировки, так что и в разговорах я пока бесполезна.       — Тебя наверняка покажут на открытии, — без сомнения ответила Портия. — Всех именитых игроков выкатят на арену, как пить дать. Хантер остановилась около витрины с клатчами звериных раскрасок.       — Откуда ты знаешь? — спросила она с отсутствующим видом.       — Ты думаешь, Олдос устраивает турнир только для того, чтобы богатых наследников постравливать? — усмехнулась Порш. — На открытии он каждый год старается привлечь к себе клиентов — ходячие деньги. Потому и выставляет напоказ все бренды, что имеет.       — Но он не может вывести меня на поле, — отвлеклась наконец от созерцания витрины Хантер. — Я не Фергюсон. Сесил, конечно, дал мне понять, что пока я плачу ему такие суммы в год, я могу звать себя как угодно, но если на корте во всеуслышание объявят мое имя, это станет проблемой.       — Станет, — кивнула Порш, с интересом отметив взгляд сестры на клатчи. — Но тебе необязательно сообщать ему об этом сейчас. Всю неделю до открытия нас будут дрессировать, как цирковых пони, усердно, а главное — вместе.       Отойдя с чеком от очередного бутика, Хантер присела на скамейку неподалеку от тротуара. Она взглянула в пакеты, которые, сама не заметив, как, уже набила до того, что руки затекли тащить. Порш присела рядом и предложила сигарету.       — Что будет, если я заранее узнаю, что он планирует? — спросила Хантер.       — Мы сольем эту информацию тому, кому посчитаем нужным, — мило улыбнулась Порш.       Она порылась в сумочке и махнула водителю, тенью стоявшему на расстоянии пары метров. Он бесшумно отошел, как догадалась Хантер, за тем, чтобы подогнать машину.       — Мы уже уезжаем? — удивилась она.       — Нет, — качнула головой Порш. — У тебя сейчас будет внеочередной урок.       — Это какой же? — улыбнулась Хантер.       — Ты будешь учиться обращаться с деньгами, — невозмутимо ответила сестра.       Крайслер нежно-розового оттенка — специально выписанный Люком для новоприобретенной дочери — причалил к бордюру, Порш без слов загрузила туда пакеты Хантер. После она повернулась к сестре и скомандовала кивком головы сесть в машину.       — Куда мы едем? — заинтригованно спрашивала Хантер, но сестра только загадочно улыбнулась.       — Увидишь, — сказала она.       Через четверть часа Хантер увидела. Они завернули на Родео-драйв, где Хантер однажды уже отоварилась, ничем новеньким и не пахло. Сестры вышли из машины, и тогда Порш вручила ей карточку.       — Что это?       — Моя кредитка, — пояснила она. — Безлимитная.       — И что мне с ней делать? — не поняла Хантер.       Сестра подвела её ближе и, словно волшебная фея, взмахнула рукой:       — Трать.       Хантер невольно рассмеялась.       — Тратить? — удивилась она. — Да ты с ума сошла, я же спущу целое состояние!       — Именно, — кивнула Порш. — Тебе нужно научиться не впадать в состояние анабиоза каждый раз, как ты видишь дорогую цацку — это не по-нашему. Стоило ей задуматься о сказанном, Хантер вздохнула и присела на капот машины.       — Порш, — заметила она. — К чему мне это? Все, что я тут имею — на время, пока я обучаюсь в КГН. Да, может, на этот срок я чем-то стану вам полезной, но деньги?.. К чему мне к ним привыкать?       Портия только расхохоталась на это.       — Нет ничего более постоянного, чем временное, сестренка, — покивала уверенно она. — Отец вписал тебя в завещание — поверь, бабло с тобой навсегда.       — Ты знаешь? — ахнула Хантер.       — Разумеется, знаю, — качнула плечом Порш. — А ты боялась, я буду злиться? Ты хоть знаешь, сколько денег у нашего отца?       Хантер только помотала головой, сестра подмигнула ей в ответ.       — Поверь, — покивала она. — Никто не уйдет обиженным. Идем.       Наконец с позволения сестры Хантер дала волю всем своим низменным желаниям. Она скупала всё, что приглянется — неважно, смотрела Порш на вещь одобрительно или морщилась — ей хотелось всё. Вскоре пакеты набились до предела десятком-другим платьев, блузок, брюк и юбок от Валентино, Прада, Ла Перла, Диор и Дольче — на все случаи жизни, одно к другому и по отдельности. Вначале Хантер пыталась составлять образы, но вскоре стала хватать все, на что упал глаз.       Она перемерила столько пар туфель от Джимми Чу, Маноло, Лабутен и Гуччи — всех расцветок и мастей, что ноги стало сводить, а пакеты стало тяжело держать в руках. Водитель только и успевал, что носить покупки в машину, коробку за коробкой: сумки от Луи Виттон и Эрме, чемоданы от Фенди, клатчи с драгоценностями от Джудит Либер. Хантер не смогла выбрать между двумя самыми шикарными моделями часов от Морис Лакруа и взяла обе, а после зашла в Убло, а потом в Брайтлинг — и ни из одного магазина не смогла выйти без покупок.       Её настолько захлестнула волна, что Хантер потеряла счет времени. Руки болели от пакетов, которые они таскала, кожа чесалась от постоянных примерок. Она едва вышла из Викториас Сикрет, следом сразу же едва не потеряв рассудок от красоты комплектов в Борделль, а уже через полчаса хватала одну за другой модели чулок в Харлетт.       Под конец дня (а он настал подозрительно быстро) в коллекции Хантер было больше сотни обновок: порядка семи пар солнцезащитных очков, ворох белья и домашней одежды, платья на выход, коктейльные платья, летние платья и платья для дома, брюки для любого повода, строгие, свободные, широкие, узкие, джинса, вельвет, шелк и бархат. Любой вид декольте теперь был в её распоряжении, любая длина каблука, спортивные туфли от Баленсиага, десяток вариантов теннисной формы от Лакост, Ральф Лорен и ЮСПА — и это притом, что ей и без того пошили форму за несколько тысяч.       После Портия порядка двух часов водила её по ювелирным бутикам, Тиффани, Картье, Булгари — цены там были сильно выше, нежели на одежду, но разгуляться получилось все равно: у Хантер впервые в жизни появилась своя ювелирная коллекция. Когда она решила, что больше купить уже просто не в силах, Порш кивнула что-то водителю, и он остановился в последний раз.       — Я больше не могу, — простонала Хантер.       — Идем, тебе понравится, — заверила она. Выйдя из машины, Хантер на мгновение замерла, а после ошарашенно рассмеялась.       — Это же Мануэла! — глупо выдала она.       Перед ней был фасад шикарнейшего из ювелирных бутиков Арне тер Пэриша — того самого, который он назвал в честь любимой дочери. И лучшей иллюстрацией этого был её пятиметровый портрет прямо над входом — усыпанная драгоценностями Мануэла томно смотрела на всяк входящего, словно зазывая купить побольше.       — Будешь дружить с Мануэлитой, украшения отсюда будешь получать в подарок, — заметила Порш. — Идем, наберись сил, там надо будет посветить личиком.       Работники бутика вокруг сестер Фергюсон едва ли не расплылись в реверансах, предложили самое лучшее, а от сверкания камней у Хантер уже двоилось в глазах.       — Хочу что-то на каждый день, — пожала плечами она. — Чтобы и в школе можно было носить.       — Может быть, именные украшения на заказ? — подсуетилась работница.       — Здесь кое-что есть, — улыбнулась Порш. — Покажите вот эту подвеску.       Персонал помог вытащить и подал Хантер очаровательную золотую букву Ф, усыпанную мелкими камнями, Порш вопросительно вскинула брови.       — Знаете, лучше вот эту, — ткнула в стекло, защищающее драгоценности, Хантер.       Через мгновение на ладонь ей легла ещё она золотая буква, украшенная бриллиантами, она глянула в зеркало и примерила — аккурат между ключиц мягко опустилась буква Х, на тоненькой цепочке.       — Тоже хороший выбор, — одобрительно поджала губы Порш. — Мы её возьмем.       Работники бросились за упаковкой, но Хантер остановила их, решив, что не хочет даже снимать украшение.       — Приятных покупок, мисс Фергюсон, будем вас ждать! — попрощалась работница.       — Полагаю, ещё дождутся, и не раз, — хохотнула Хантер, выйдя с сестрой из бутика. — С ума сойти, боюсь даже представить, сколько ты потратила.       — Главное, чтобы ты усвоила урок, — вскинула бровь Порш. — Этих тряпок и цацек можно купить сколько угодно — они больше не должны тебя волновать. А подвеску из бутика тер Пэриша и впрямь лучше носи не снимая — глядишь, Мануэла её узнает.       — А может? — удивилась Хантер.       — Тер Пэриш что-то там говорил про индивидуальный дизайн, — вспомнила Портия. — Вот и посмотрим.

***

      Хантер и Порш покинули Родео-драйв аккурат в тот момент, когда в бутик тер Пэриша зашла другая пара посетителей. Работники расцвели, как весенние розы, едва увидев, что на сей раз к ним пожаловала сама хозяйка и по совместительству муза.       — Не отпирайся! — просила она Сесила, составлявшего ей на сегодня компанию. — Я так решила, хочу купить что-нибудь тебе! В благодарность за то, что тратишь со мной время на шопинг!       — Ты знаешь, что это для меня совершенно не сложно, я люблю проводить с тобой время, — улыбнулся Сесил. — Особенно в последние дни.       Он остановил Мануэлу около витрины, где она сразу засмотрелась на женские сережки в виде капелек.       — К тому же я знаю, как непросто у тебя сейчас в плане… финансов, — кашлянул тихо он.       — Ерунда! — воскликнула она, обняв его за шею и насилу притянув к себе, чтобы поцеловать в нос. — Мне ведь здесь ни за что не надо платить!       Мануэла побежала по рядам, пока Сесил тихонько кашлянул и молчаливо ткнул продавцу на пару сережек, которую Мануэла разглядывала с особой страстью.       — На мой счет, пожалуйста, — шепнул он, продавец довольно молча кивнул и стал потрошить витрину.       Он нагнал подругу, вертящуюся около витрины с мужскими украшениями, она как раз обрадованно набрала воздуха и, развернувшись, приказала:       — Закрой глаза!       — Зачем это ещё, Мануэлита? — рассмеялся он.       — Это будет сюрприз! — объявила она. — Давай, ну же!       Он покорно зажал глаза ладонью, улыбаясь, слушая, как подруга что-то деловито шепчет. Спустя несколько секунд её мягкие пальчики коснулись его запястья, а затем его что-то захолодило.       — Открывай, — разрешила Мануэла.       Эндрю открыл глаза и взглянул на руку: там на запястье крепко держался тонкий браслет из белого золота. Приглядевшись, он увидел крошечную надпись, выгравированную на браслете: «Мануэла» — так метили все украшения из недавней коллекции бутика, которую выпустили к прошлому дню рождения Мануэлы.       — Знаю, это эгоистично, — расхохоталась она. — Зато так ты про меня никогда не забудешь!       Сесил невольно рассмеялся вместе с ней, а после привлек к себе за плечи.       — Разве я могу про тебя когда-то забыть? — спросил он, глядя в её зарумянившееся от смеха лицо. — Спасибо, дорогая.       Мануэла счастливо подставила свою сверкающую мелкой искрой пудры щеку для поцелуя, а стоило ей обратить взор чуть дальше, улыбку тут же сдуло с лица.       — Что такое? — нахмурился Сесил, обернувшись вслед за ней.       В конце зала за перекрытием, на стойке защищенная пуленепробиваемым стеклом, охраняемая сразу четырьмя вооруженными секьюрити выставлена была явно особенная вещь. Эндрю прищурился, стараясь разглядеть очертания сквозь сияние, которое отбрасывали камни.       — Отец все-таки выставил его на продажу, — грустно заметила Мануэла. — Мамино колье. «Мануэлу».       — Еще одна вещь твоего имени? — улыбнулся Сесил.       — Это не маркетинг, — покачала головой Мануэла. — Отец подарил его маме в день моего рождения — в благодарность и в знак его любви к ней и ко мне.       Поняв наконец, о чем речь, Эндрю вновь нахмурился. Вещица и впрямь была знаковой, для всей семьи и оттого наверняка еще более дорогой.       — И сколько он надеется выручить? — спросил он. Мануэла покачала головой.       — Она выставлена здесь, чтобы потенциальные покупатели могли посмотреть вживую перед покупкой — продавать колье отец будет на торгах, он хочет получить наивысшую цену.       Понимающе покачав головой, Сесил взял её за руку, указав на выход. Она отвлеклась, улыбнулась и отозвалась на просьбу работницы бутика подписать какой-то чек относительно покупки. Сесил вновь глянул на браслет, машинально погладив его пальцем, чувствуя кожей надпись. Он стал теплым, сел на руку как влитой, будто ему там было самое место.       — Заедем пообедать? — спросила Мануэла, потянув его на улицу.       — Давай, — кивнул он. — Правда, Аделия снова будет ругать меня, но да ладно.       — За что? — удивилась Мануэла.       — Ты же ее знаешь, — усмехнулся Сесил. — Представь, что она мне сказала тут на днях! «Может быть, тебе и Мануэле стоит поменьше общаться!»       На это Мануэла рассмеялась, Эндрю невольно ей вторил. Сама мысль о том, чтобы «поменьше общаться» с той, которая была рядом с ним, сколько он себя помнил, казалась абсурдной.       Они подошли к МакЛарену, Сесил забросил покупки подруги в багажник.       — Эндрю, — остановила его она, взяв за воротник и машинально его поправляя. — Я знаю, как для тебя важны отношения с Аделией, но… ты ведь не думаешь её послушать? Он вновь улыбнулся.       — Отношения с Аделией очень для меня важны, — ответил он. — Но я и не подумаю её слушать.

***

      Закрыв глаза, Коллин слушала мерный голос доктора, утопая в собственной неподвижности. Она ощущала стоящий в кабинете приятный сладковатый запах, мягкий бархат кресла, в котором полулежала. Психолог задавал ей вопросы, сначала разговор шел обычно, но после он настоял на том, чтобы погрузить Коллин в состояние «транса» — полусна, в котором подсознание становилось более податливым.       — Расскажите мне о том, как дела обстоят сейчас, — мягко и негромко спросил доктор. — Вы не делали попыток вступить в интимную связь до этого года?       — Нет, — как-то совсем легко ответилось ей. — Я избегала этого, боялась, что попаду в неловкое положение. Только… с Элиотом захотелось проверить.       — Вы ему доверились, так? — продолжил доктор.       — Да, — вырвалось из уст само собой. Коллин открыла глаза, подобравшись в кресле и взглянула на психолога.       — Я знаю, это не тема нашего сеанса, но… могу я спросить о нем?       — Разумеется! — покивал доктор. — Всё, что имеет отношение к вашему внутреннему самочувствию, важно!       Сложив ноги по-турецки, Коллин села в кресле и потерла лоб, не зная, с чего начать. Разговор вышел коротким — оказывается, не так уж много она могла сказать о Дюавале даже теперь. Доктор понимающе выслушал всё до последнего слова.       — Мне кажется… может быть, поэтому я не могу с ним расслабиться и… ну, вы понимаете? — спросила Коллин. — Потому что он мне не открывается?       — Мисс Шепард, ваши проблемы в интимной сфере кроются в сильной психологической травме после изнасилования, — покачал головой врач. — Мы обязательно поработаем с ней, и всё придет в норму, а без терапии даже самое больше доверие со стороны партнера не сможет помочь. Что же касается мистера Дюаваля… — Доктор помечал что-то на протяжении всего рассказа и теперь сосредоточенно взглянул в свои записи. — Если вы действительно хотели бы разобраться, ему стоило бы прийти ко мне лично. Есть некоторые мысли, которые пока не очень поняты мне с ваших слов.       — Какие мысли? — уцепилась Коллин.       Психолог сделал ещё пару пометок, что-то обвел и поднял взгляд на неё, словно подбирая слова.       — Мистер Дюаваль тоже пережил очень непростой для психики опыт — кому. Многие вещи после этого начинают работать совсем иначе. Вы сказали, он стал вспоминать?       — Да, события, которые происходили с ним до комы и даже некоторые, которые происходили во время неё, — покивала Коллин.       — Как видите, мозг Элиота функционировал и в момент сна, — подытожил доктор. — Помните, что я сказал вам про транс? Ваше подсознание в этот момент более восприимчиво, чем обычно. Не стоит и говорить, насколько подсознание уязвимо в момент, когда пациент лежит в коме.       По спине Коллин прошелся холодок.       — Он мог… пострадать во время сна?       — Я этого не знаю, для таких выводов нужно лично опросить мистера Дюаваля, — поджал губы доктор.       Слова доктора оставили странный осадок в душе Коллин. Конечно, она помнила, что лечащий врач советовал внимательно следить за Элиотом и предостерегал об осложнениях после комы, но чтобы так? Дюаваль выглядел вполне нормальным, не считая перемен в его настроении, и Коллин никак не могла поверить, что во время приступа он мог тронуться умом. Его семейство тоже заметило бы большую перемену, если бы это было так, но и они молчали. Умышленно ли?       — Так или иначе, настоятельно советую мистеру Дюавалю показаться мне на прием, — повторил врач. — Возможно, в его поведении мы найдем и корень некоторых ваших проблем.

***

      В школе Сесила подготовка к торжественному открытию шла полным ходом. Как и предсказывала Портия, перед церемонией Олдос согнал всех именитых игроков школы на главный корт, чтобы провести групповую тренировку и сделать какие-то заявления.       Хантер еще не была на этом корте после того, как Олдос рекламировал ей все преимущества школы при вступлении, ей всё казалось, он не для неё, а для настоящих теннисистов, потому ощущала она себя здесь неловко.       Это было поистине здоровенное поле для игры с изумрудно-зеленым настилом, размеченным ослепительно-белыми линиями, который так часто топтали на показательных играх Сесил или Грэг, Хантер порой оказывалась на трибунах, выходящих на этот корт, но изнутри имела счастье лицезреть все впервые. Поле уже готовили к турниру, вылизывали до блеска, чтобы травинка к травинке.       Хантер уже обучилась держать ракетку — непривычно тяжелую для её рук — и даже делать несложные подачи. Гораздо больше времени тренер Честер Джеймсон уделял её физической форме, гоняя в кардиозоне и на тренажерах, как рабочую лошадь. Он говорил, что Хантер пока не готова играть на поле: никакой выносливости, мышцы слабые и неподготовленные, но Хантер и не рвалась на матчи, ей куда больше хотелось попасть на групповые тренировки, а они пока что бывали большой редкостью.       К счастью, Джеймсон по секрету проболтался, что во время турнира групповые занятия станут частью обязательной программы.       Хантер, с завистью наблюдавшей за тем, как Порш рядышком садится на шпагат, ничего не оставалось, кроме как гулять по корту, делая вид, что разминается, а на деле просто размахивать руками с ракеткой вместо снаряда.       Стоило отметить, что тренировочную форму ей пошили отменно: ни один шов не ощущался. Тоненькая, приятная на ощупь майка и плиссированная классическая теннисная юбка белого цвета с красной окантовкой и вышитым золотым логотипом школы — буквой «С» — совершенно не стесняли движения, несмотря на то, что сидели, как влитые. Помимо этого, Хантер обеспечили длинными гольфами той же расцветки, гольфами покороче — на выбор — полоской на волосы и козырьком, который сейчас был на ней надет. Теннисные легкие кроссовки тоже выдали в школе и пообещали заменить сразу, как те придут в непотребный вид, а учитывая, что они были белыми — это должно было случиться скоро.       Не удержавшись, в раздевалках Хантер сделала с десяток фото, до того элитно она смотрелась в этой одежке. Теперь форма даже придавала немного уверенности, особенно когда на корте стали появляться отнюдь не самые приятные лица.       Большую часть игроков Хантер видела мельком, знала имена некоторых, прошедших в финал турнира, но лично ни разу ни с кем не говорила. Сесила-младшего и Мэтьюза не наблюдалось, даже когда все собрались — Хантер угадала, эти двое, как самые породистые лошади, припрятаны для чего-то особенного. Зато с явным смаком на залитый солнцем газон выперся Грэг с ракеткой и тренажером для запястья в обеих руках. Хантер подобралась, Дэмьен где-то задерживался, хотя, она знала, должен был быть. Только сестра, маячившая рядом и бросившая на Грэга недовольный взгляд, придавала сил. Других девчонок из теннисной школы Хантер знала плохо, это фактически была первая групповая тренировка, и то, не ради матчей, а, кажется, ради забавы.       — Доброе утро, — поприветствовал всех собравшихся Олдос Сесил, вышедший на корт с какими-то бумажками в руках. — Рад сообщить, что почти все ваши предтурнирные тесты оказались чистыми.       — Почти? — вскинул бровь Рик Хейли, невозмутимо перешнуровывавший кроссовок прямо на поле.       — Да, — кивнул Олдос, с сомнением провожая подошедшего на корт Дэмьена. — Приятно, что вы вовремя, мистер Марлоу.       — Старался, как мог, — ответил тот, подойдя ближе к Хантер и встав между ней и Грэгом.       Несмотря на ожидания, из раздевалок лениво вышли Сесил и Мэтьюз, перекидывающиеся какими-то короткими репликами, и остановились на поле, чуть поодаль от всех игроков, но в зоне слышимости тренера.       — Дайте угадаю, тесты господина Марлоу оказались «почти» чистыми, да? — злорадно заметил Грэг, ткнув приятеля в плечо и тут же получив тычок в ответ.       — Не угадали, — ответил Олдос. — Мистер Марлоу чист, чего не скажешь о нашей новой ученице, верно, мисс Фергюсон?       Он бросил взгляд на Хантер. Память тут же услужливо подкинула слова Дэмьена о том, что каждый год перед турнирными тестами он проходит центрифугу, чтобы почистить кровь от тех тонн веществ, что регулярно поставлял себе в нутро. На это Хантер отмахнулась, уверенная, что с ее-то дозами никто и не заметит. Заметили.       — Я… не знаю, возможно, экология в Бальене была не очень, — медленно и очень по-идиотски произнесла Хантер, стараясь не глядеть по сторонам, пока Вудкастер пытался не умереть от смеха.       — За обнаруженный в крови кокс я должен был бы дисквалифицировать вас, мисс Фергюсон, — укоризненно заметил Олдос. — Но вы не заявлены в турнире, а потому санкции на сей раз ограничатся устным предупреждением. Тем не менее, буду очень рад представить вас на церемонии открытия среди моих учениц.       Решив оставить разговор об этой не самого лучшего качества затее на потом, Хантер покорно покивала, пока рядом на говно исходил Грэг.       — У нас как раз не хватает девиц газон драить между матчами, мисс Фергюсон, самое место для тебя!       — Захлопни ты пасть уже, Вудкастер, — поморщилась Хантер. — Ты же профессионал, соблюдай спортивную этику, если уж манерам не обучен!       — Да какой там профессионал, — произнес за её спиной характерный тягучий голос с приятной хрипотцой. — Грэг у нас мартышка толпу развлекать, что-то типа талисмана команды… Ну такой, по-идиотски одетый, крикливый придурок.       Протекция такого парня, как Сесил, придала такой внутренней силы Хантер, что на мгновение опьянила, как резко выпитая стопка ликера. Грэг сделал вид, что посмеялся, показал Сесилу средний палец и продолжил мучить свой тренажер.       Олдос лениво пронаблюдал за перепалкой, Грэгу из дальнего угла корта крикнули ещё какие-то ругательства, он сразу ответил, когда главный тренер деловито громко кашлянул.       — Вы все знаете, как проходит церемония открытия турнира обычно, — заупокойно начал Сесил-старший. — Но в этом году мы отмечаем юбилей, десятилетнюю годовщину, спонсоры школы настояли на том, что церемония должна отличаться от прочих. На этот раз я позволю вам то, что вы любите больше всего.       — Неужели бахнуть прямо на корте? — обрадованно выдал Грэг.       — Бить соперника ракеткой по голове? — устало предположила Хантер. Олдос усмехнулся, но мотнул головой.       — Нет, — ответил он. — Устроить шоу.       Игроки пораженно переглянулись. В школе Сесила любовь к показухе считалась едва ли не самым первых из смертных грехов, а тут — сам Олдос дал добро.       — Что вы имеете в виду? — уточнил Мэтьюз.       — Заодно проверим, насколько вы готовы к профессиональной карьере, — кивнул Олдос. — Перед турниром неплохо бы прорекламировать школу не только потенциальным ученикам, но и потенциальным гостям игр — билеты на трибуны будут идти по полной стоимости. Так что запустим вам настоящую пиар-компанию, каждому. Скажите родителям, подругам, сестрам — пускай приносят транспаранты и растяжки — в день открытия каждый теннисист должен стать брендом.       Даже Эндрю и Джонатан подошли поближе, услышав такие сладкие вести. Кашлянув, Мэтьюз поднял руку и дождался, пока на него кивнут.       — Ну, а что делать-то мы будем на открытии?       — Каждому из вас обеспечат максимальное внимание и возможность показать свои умения, — ответил Олдос. — Открытие, спасибо спонсорской поддержке, растянется на целых два дня: в первый проведем церемонию, обнародуем сетку и расписание матчей, вы посветите лицом. А на следующий день — представим спонсоров, раздарим подарки особым гостям и проведем несколько показательных матчей.       — Прямо на открытии? — нахмурился Дэмьен.       — Эти матчи будут вне сетки, — успокоил его Олдос. — Всего один сет, ваша задача не побеждать, а показать свои навыки максимально красиво, задача ясна?       — Реслинг от мира тенниса? — ухмыльнулся Грэг. — Ясна, что тут неясного.       Довольно кивнув, Олдос вновь взглянул в бумажки.       — Вы знаете, что в сетке перестановки: после смерти Скотта Рэншоу и дисквалификации Уэйна О’Берли освободилось два места. По правилам туда попадают игроки, которые не прошли отборочные, но получили наивысшие баллы из всех…       — …Лузеров, — закончил Грэг. — Порадуйте нас, кого из этих неудачников мы возымеем счастье раскатать, как блин на сковородке.       — Джоаннес Крик и Уэсли Хорнер получили наивысшие баллы из всех, кто проходил отборочные состязания, — огласил Олдос. — Они займут место в бывшей группе В и примут участие в турнире.       Грэг недовольно цокнул, на сей раз и реакция Эндрю, как ни странно, совпала с его — он поджал губы, сложив руки.       — Что-то не так? — шепотом спросила его Хантер.       — Баллы они получили весьма средние, а вот суммы от их родителей тренера получили наверняка солидные, — коротко высказался Сесил.       — Твой отец берет взятки? — удивилась бесшумно Хантер.       — Такие взятки не называются взятками, они называются «спонсорство», — мрачно ответил Эндрю.       Двое, которых представил Олдос, еще не вышли на корт, но Хантер вспомнила второе названное имя — Уэсли Хорнер! Этот парень отпечатался в памяти с положительной окраской, она невольно улыбнулась себе, записывая его в команду союзников.       Закончив со вступительной речью, Олдос подозвал сына и Джонатана, обзаведясь свистком, давая негласный сигнал, что можно приступать к тренировкам.       Тренер Джеймсон уже был тут как тут, окрикнул Хантер, знаком указав ей на дорожку, огибающую корт, и показав десять пальцев. Испустив протяжный стон, Хантер бросила ракетку на скамейку и поплелась бежать десять кругов вокруг стадиона в качестве разминки.       — Пятки, мисс Фергюсон! — послышался окрик Джеймсона. — Нагрузка на пятки!       Она обернулась и увидела, что тренер неотступно следит за ней, несмотря на то, что успевает в то же время покрикивать на Грэга, который делал под его чутким присмотром выпады на время.       — Не знал, что и вы у нас обучаетесь, мисс Фергюсон, — послышался голос справа, Хантер удивленно воззрилась на без труда догнавшего её Уэсли Хорнера.       — Папа решил, что мне стоит немного привести себя в форму, — улыбнулась скомкано она.       — Особенно, если предпочитаете порох, — улыбнулся Хорнер. — В другой раз, если тебе предстоят тесты на наркотики, позвони мне, я всё устрою.       Она улыбнулась снова, уже менее натянуто, Хорнер отбежал, как выяснилось, уже закончив свой кросс давным-давно. Когда десять кругов Хантер вышли, Джеймсон сказал, что сегодня тренировка затронет грудные мышцы и мышцы живота, потому её ждал целый марафон упражнений на пресс, отжиманий и целого комплекса упражнений, которым она даже не смогла придумать название       Наконец Джеймсон оставил её ненадолго в покое, дав передышку и наказав идти в крытый тренировочный комплекс. Испив воды, она подхватила ракетку и, завидев вдалеке Дэмьена, поманила его к себе, кивнув на вход.       — Силы ещё остались? — усмехнулся он, подойдя и оглядев её потрепанный после кросса вид. — Они тебе сегодня пригодятся.       Войдя в темный коридор, ведущий с корта внутрь здания школы, Марлоу не преминул воспользоваться возможностью её немного полапать. Оказавшись прижатой к стенке и укушенной в шею, Хантер подавила приступ придурошного девичьего умилительного смеха и обняла Дэмьена за плечи.       — Чем ты собираешься меня развлечь? Вещества-то поди до окончания турнира будут под запретом?       Пока она говорила это, заодно оценила всю прелесть тонкой ткани, из которой шили теннисную форму — что Дэмьена, что её собственную. На нем была темно-вишневая, состоящая из футболки и шорт, нисколько не скрывавшая очертаний тела и не мешавшая, прижавшись потеснее, даже ощутить настроение. Самое что ни на есть задорное.       — Ну выпивку-то никто не отменял, — промурлыкал он ей на ухо. — Да и секс с тобой тоже будет только полезен.       На это Хантер только улыбнулась, поддаваясь на поцелуй. Вроде как на подкорке отпечатывались данные себе когда-то обещания касательно «больше никогда», но это было так давно! Она тогда совсем не знала, как выпутываться из всех тех передряг, в которые встряла, то ли дело теперь — она на коне! Можно и понаслаждаться наконец жизнью!       В тренировочном комплексе почти никого не было, но рядом с Джеймсоном всюду маячил Грэг, которому тот ни на секунду не давал продыху, вот и теперь тренер махнул Хантер, подзывая к тренажерам, на которых уже валялся якобы без сил Вудкастер.       — Отдыхаете, мистер Марлоу? — насмешливо спросил он, глянув на Дэмьена. — Насколько я помню, вам было велено отрабатывать бэкхенд?       — Как раз им и займусь, сэр, спасибо, — натянуто улыбнулся Дэмьен.       Джеймсон отвлекся, оставив учеников втроем, Хантер порадовалась тому, что перед тем, как отойти, он не догадался дать ей задание, и стала наблюдать за Грэгом, которому повезло меньше — он развлекался на степпере.       — Что, Марлоу, как насчет матча на аперитив? — произнес он с придыхом, топча кроссовками педали. — Я думал выбрать тебя на первое блюдо.       — Очень ты мне нужен, — улыбнулся Дэмьен. — Я сам могу выбрать кого хочу, я лидер своей группы.       — Теперь-то уж конечно, ты там поди один и остался! Признайся честно, это ты Скотта пришил, — хохотнул Грэг.       — Он умер уже после того, как проиграл мне, — спокойно ответил Марлоу, прислонившись к стойке для приседа.       — А что, выбери Грэга, Дэмьен. Вышвырнул бы его из турнира пораньше, всем сделал бы одолжение, — поджала губы Хантер, стоящая вне поля зрения Вудкастера. Она пялилась на его идеальный зад, делая вид, что смотрит в сотовый, но Дэмьен был слишком занят перепалкой, чтобы заметить.       — А, и ты тут, — отозвался Грэг, не прекращая топтаться, — приятель тебе не рассказывал, но он до моего уровня сильно не дотягивает, так что кто кого вышвырнет — ребус несложный.       Всё-таки, как ни убеждала себя Хантер, что она теперь ненавидит близнеца и на пушечный выстрел к нему не подойдет — а при одном только его виде внутри неё что-то бунтовало, требуя оскорблять его, выводить и всячески привлекать его внимание. Сейчас она была рада тому, что Грэг на неё не смотрел, но пару раз быстро обернулся, чтобы оценить положение противника и прострелил её холодным молниеносным взглядом.       Он в своей черной форме с белой окантовкой был хоть и ниже, но шире Дэмьена в плечах, от напряжения на тренажере мышцы напрягались еще сильнее, а вечно идеальная прическа растрепалась, заставив верхние пряди упасть на лоб. Хантер потрудилась отвести взгляд.       Дэмьена все-таки погнали тренировать бэкхенд, тренер Джеймсон вернулся, проверяя усердие Вудкастера.       — Устал? — спросил он.       — Неа, — завыпендривался Грэг. — Еще хоть километр протопчу, если надо.       — Не надо, у тебя с ногами и так порядок, тебе бы потянуться, — деловито отметил Джеймсон, закусив палец. — Вот что, после турнира сыграешь с мисс Фергюсон — ей не повредит опыт игры с левшой.       — Я теперь в роли тренажера для начинающих? — разочарованно заметил Грэг. — Не за это платит мой бедный папаша, конечно.       — Поговори мне тут, — нахмурился Джеймсон. — Иди-ка вон возьми мячи, будем с тобой в вышибалы играть, раз ты у нас такой неповоротливый.       Хантер расхохоталась, Грэг недоверчиво пошел в конец зала и принес оттуда в обеих руках маленьких желтых мячей. Джеймсон взял все и подал две штуки Хантер.       — Встань подальше, Грэг, вот так, — кивнул он. — Цельтесь в грудь и в живот, мисс Фергюсон. А ты уворачивайся!       — Это незаконно! — возмутился Грэг. — Я пожалуюсь!       — Само собой, — покивал Джеймсон. — Тебе верткости как раз недостает, очень полезное будет упражнение. Вперед, Хантер, кидай.       Мало что Хантер делала с таким энтузиазмом, как с силой зашвыривала Грэга мячами. Поначалу он гордо не пытался уворачиваться, но когда мяч угодил ему в подбородок, а следующий прямо между ног, запрыгал по залу, громко матерясь.       — Введу эту практику для всех учеников, — философски заметил Джеймсон. — И пар вам выпустить не помешает, и реакцию подтянем.       — А давайте теперь наоборот! — гневно крикнул Грэг. — Я бы этой мисс Фергюсон тоже что-нибудь подбил!       Хантер рассмеялась и на это швырнула еще один мяч, которого Вудкастер совсем не ждал, тот попал ему прямо в нос, заставив отшатнуться.       — Это уже лишнее, мисс Фергюсон, — делано строго проронил Джеймсон, довольно глядя на результат. — За твои страдания Грэг, будешь вознагражден свободой, иди отдыхай. А насчет верткости я серьезно. Завтра поставлю тебя напротив теннисной пушки.       Тот гневно что-то бормотал, потирая места ударов, собрал куртку и какую-то бумажку, брошенную около тренажера. Хантер проводила его до выхода.       — А мне начинают нравиться такие групповые занятия, — заключила она. — Давно хотелось чем-нибудь тебе приложить, а тут это даже вышло законно.       — Да брось, ты же не обижаешься на меня, — выпрямился Грэг, одним движением зачесывая спавшие волосы назад.       — Да неужели? Забыл, сколько ты мне крови испил, Вудкастер! — возмутилась она.       — Считай, что это был обряд посвящения, — заявил он, при этом подмигнул ей так очаровательно и одновременно гадко, что захотелось залепить пощечину, а после кинуться на шею.       От удивления она даже ничего не смогла на это ответить, Грэг пошел прочь, а Хантер проводила его таким взглядом, что увидел бы Дэмьен — явно бы задал пару вопросов. И почему привязанность к кому-то нельзя было вычистить из организма на центрифуге?       — Хантер! — окликнул её тренер. — Вперед, на пресс. У тебя сегодня много дел.

***

      Грэг-то, конечно, заметил эти взгляды, которые Хантер старательно скрывала, но только не от такого эксперта в женском возбуждении, как он. В любой другой ситуации он как следует нахамил бы ей, но теперь повременил с реакцией.       На самом деле он намеренно сглаживал углы с дополнительной Фергюсон. Помимо унижения, которому он подвергся, Вудкастер в одночасье оказался под ударом влиятельного человека, чего всегда боялся — пусть и не признавался в этом даже себе. И хотя он сомневался, что Люк Фергюсон потратит на него много сил, всё же проверять совершенно не улыбалось. И вдвойне паршиво было остаться без протекции его старшей дочери, так некстати решившей показать зубы.       Посему, даже притом, что Вудкастер уговорился с сестрой «усыпить бдительность» всех, кто его предал, пойти на временную мировую с Хантер он решил в самом деле — от греха подальше и покуда она не забудет о ноже, наточенном специально под его печень. И в этом случае её томные гляделки были ему только на руку.       Хантер, разумеется, догадалась и об этом — любая причина, по которой Грэг проявлял к ней приязненность, была более вероятна, чем просто его хорошее отношение. Закончив тренировку, она поднялась на второй этаж, где находились деловые помещения и нашла Олдоса, который говорил по телефону, расхаживая взад-вперед по коридору.       — Бензли, вариант «надеюсь», мне не подойдет, — гневно рычал он в трубку. — На корте будет не меньше тысячи человек, ты хоть представляешь риски?       Услышав это, Хантер затаилась, забыв о наставлении Порш разузнать про распорядок церемонии — эта информация могла быть пополезнее.       — Я не собираюсь полагаться на одного твоего человека, — отмахнулся в трубку Сесил. — Отряд СВАТовцев будет наготове на всякий случай. Я знаю, что открытие — лакомый кусок для Каса, но ты сам сказал, что не представляешь даже примерное направление, в котором он может действовать.       Хантер вызвала в памяти всё касательно дилера-убийцы, которого, казалось, целую вечность назад, помогала ловить девочкам. Значит, Бензли и Олдос полагали, что он мог появиться на церемонии открытия?       — Трибуны я проверил, и вход под них будет закрыт даже для персонала, — подал голос Сесил. — Поверь, я учел все наши прошлые ошибки, только это не застрахует нас от будущих. Я не против твоего человека, Бензли, только сделай так, чтобы он помог расследованию и не помешал моему бизнесу. На связи.       Он повесил трубку, Хантер мысленно уложила услышанное в голове и, сделав вид, что только что завернула за угол, махнула тренеру.       — Мистер Сесил, я хотела поговорить!       — Слушаю, — кивнул он со своим обычным строгим даже чересчур выражением лица.       — Это по поводу церемонии… — кашлянула она. — Вы ведь знаете, что я пока официально не Фергюсон… и мне бы хотелось, чтобы на открытии турнира моя личность была как можно незаметнее, понимаете меня?       — Более чем, — усмехнулся Олдос. — Не волнуйтесь, Хантер, против воли вас на корт не потяну. Веселитесь с болельщиками, а к тренировкам вернетесь во время турнира.       Она довольно улыбнулась, сама удивляясь, что с Олдосом удалось договориться так легко, но он становил её.       — У меня к вам будет ответная просьба, Хантер, — неожиданно сказал он. — Я скажу вам кое-что, некую информацию. Вы передадите её тому, кому я скажу, и больше ни одной живой душе, договорились?       Хантер осеклась. Кажется, и здесь из неё собирались сделать шпионку. Однако отказывать она, конечно, не намеревалась.       — Я вся внимание, мистер Сесил.       — Первый матч турнира будет играть Грэг Вудкастер, это вы уже знаете. Четверть часа назад он сообщил мне имя соперника, с которым хотел бы сыграть — Рик Хейли. Грэг выбрал его потому, что это слабый игрок, на открытии мы объявим сетку матчей турнира, и все его соперники будут практически уверены, что дальше пройдет именно Грэг. Но он выбрал Хейли потому, что двумя тренировками ранее получил травму и не успеет восстановиться к началу турнира — у него растяжение левой двуглавой мышцы плеча. Я прошу вас поделиться этой информацией только с одним человеком.       — С кем? — затаив дыхание, проронила Хантер.       — Вы расскажете об этом моему сыну, — объявил Олдос. — Так, чтобы больше никто не слышал, и возьмете с него клятву держать в секрете. Скажете, что сами заметили проблемы Грэга. Ясно?       — Я всё поняла, сэр, сделаю, как вы говорите, — покивала Хантер. — Я полагаю, спрашивать о причине бессмысленно — вы не ответите?       Сесил-старший улыбнулся и убрал телефон в карман.       — Это будет зависеть от того, как хорошо вы справитесь, мисс Фергюсон.

***

      Вечер открытия турнира подобрался скорее, чем были готовы все, от кого он зависел. Трибуны выкупили еще за неделю, вип-ложи уже обустраивали, а игрокам давали напутствия и впервые в жизни позволяли хоть что-то выбирать.       Так, каждый теннисист должен был выбрать цвет формы, в которой будет выступать на открытии, тем же цветом будет помечена вся команда поддержки и любая символика, которую предоставит школа. По расчетам Олдоса игроки были почти готовы к участию в международных соревнованиях, да и начало профессиональной карьеры уже практически запаздывало — спортсмены уровня Эндрю начинали выступления с шестнадцати лет. Но пальцы веером и ветер в голове не позволяли ему и его соперникам в Жардан всерьез вступить в борьбу за титулы. Большую ставку Олдос делал на Грэга — успехи того весьма радовали, в отличие от отношения к делу — слишком уж явно Вудкастер воспринимал теннис как развлечение. Серьезнее относился к делу Дэмьен Марлоу, да только тому не хватало навыка, как и Мэтьюзу, отец которого неоднократно намекал Сесилу-старшему, что его сыну пора бы выйти за пределы его школы.       Так или иначе каждый из тех, кто обучался у него столь долгий срок, мог в будущем стать гарантом его тренерской карьеры, и в каждом теннисисте, которого он обучал, Олдос должен был видеть потенциального чемпиона, именно поэтому он решился на сей раз на этот эксперимент с настоящим шоу — пора было детям заявить о себе, пусть даже в формате одного города.       Зрители, собиравшиеся в школу, не сразу поняли, почему церемонию открытия назначили на столь поздний час, однако стоило им пробраться на трибуны главного корта, вопросы отпадали сами собой.       Вместо сетки прямо на газоне корта установили большую платформу, на которой расположилась диджейская стойка и целый комплекс софитов, отбрасывающих лучи на весь корт. Здесь же нашлось место для возвышения с микрофоном, откуда должен был вещать приветственное слово хозяин школы.       Его пока не было видно, зато в качестве развлечения на помост забралось десятка два очаровательных танцовщиц в фирменной форме школы Сесила, они плясали под звуки стилизованного марша, изображая болельщиц, размахивали пуховками и выкрикивали разные спортивные лозунги забавы ради.       Музыка била на весь корт, который заполнен был таким количеством одетых совсем не по-спортивному людей, что любая вечеринка Уоттса могла бы позавидовать. Олдос обещал шоу — он его устроил.       Он сам как раз именно в этот момент поднялся на возвышение, поприветствовал команду и ди-джея, затем остановившись около микрофона. Музыку приглушили, корт на некоторое время наполнился шумом аплодисментов.       — Рад приветствовать всех собравшихся на наш скромный праздник, — улыбнулся неизменно сдержанно Олдос. — Мы отмечаем десятую годовщину турнира, проводимого в стенах школы Сесила, и именно сегодня я хотел бы позволить моим ученикам показать всё, на что они способны. Помимо того, что со следующего года мы откроем увеличенный набор юниоров — я также счастлив объявить о том, что призовые юбилейного турнира тоже будут… особенными.       Зрители стали удивленно переглядываться, трибуны мало реагировали на речь Олдоса, больше на болельщиц и самих теннисистов, но информация была и не для них.       — В этом году денежный приз получит не только победитель, — продолжил Сесил-старший. — Игроки, занявшие первые три места, а также игроки, побившие личные спортивные рекорды, будут вознаграждены отдельно. А чемпион школы поедет на стажировку в Великобританию, чтобы подготовиться к участию в турнирах Большого Шлема. Это будет настоящий старт профессиональной карьеры для того, кто покажет, что готов к ней!       На это трибуны не смогли смолчать, корт наполнился аплодисментами.       — Ну, а сегодня мои ученики имеют возможность как следует отдохнуть и порадоваться любви своих болельщиков, — усмехнулся Олдос. — Наслаждайтесь шоу!       Сразу после его слов корт преобразился: софиты взлетели, тут же опустившись на трибуны, сделав их настоящим холстом для световых картин. Сотни болельщиков бросились делать селфи, залитые ярко-алым, зеленым, белым и розовым светом. Картинка менялась, прямо по сидящим на трибунах зрителям проскользнул гигантский сотканный из света логотип школы, за ним пронеслись названия спонсорских компаний, а затем началось настоящее представление.       Именно в этот момент на первый ряд, нисколечко не беспокоясь об опоздании, поднялись двое особенных гостей. Трибуна напротив сцены была перекрыта еще до начала, там должны были восседать гости класса VIP, и Кэмерон Уоттс определенно считал себя одним из них.       Пускай, теннис он и не любил, а вот шоу любил до дрожи в коленях и сегодня даже обзавелся спутницей — с ним впервые за долгое время вышла в свет Изабель. С Нового Года она моталась по курортам с родственниками, еще на неделю осталась на родине в Ашкелоне, а теперь вернулась и была полна прыти наверстать все упущенные тусовки в любимом поселке.       Кэмерон, набросивший самый праздничный из своих прикидов: черный атласный фрак, расписанный алыми розами и пистолетами, и черные классические брюки с дизайнерскими бежевыми кроссовками, сел прямо посередине ряда и деловито огляделся. Всех, кто делал успехи на спортивном поприще, на трибуне было не видать, зато сидели боевые подруги и приятели, пришедшие оказать моральную поддержку и просто поснимать шоу с самого выгодного ракурса. Изабель, шурша своими любимыми ныне тигрового окраса юбками, уселась рядом с Уоттсом и поднесла к глазам крошечный сверкающий бинокль на длинной ручке. Её уложенные в круглый пучок на макушке волосы до того были отполированы всяческими салонными процедурами, что сияли в свете софитов не хуже кристаллов Сваровски, что украшали пиджачок из белого меха, сидевший у неё на плечах. Огромные алые каблуки, как всегда были при ней, и Уоттс отмечал про себя, что стиль Изабель из всех богачек, живших по соседству, приходился ему по вкусу более всего. Она меж тем и сама отметила внешний вид своего спутника, разумеется, сделав комплимент в своем стиле.       — А ты неплохо выглядишь для законченного наркомана, — хохотнула Иза, отняв от лица бинокль.       — Старался только для тебя, — гаденько улыбнулся Уоттс. — Из всех присутствующих, моя дорогая Иза, твоя физиономия — самая приятная. Сделала новые брови?       — Ты — просто идеальный мужчина, Кэмерон, — покачала головой она, снова взглянув в бинокль. — О боже, выходят!       На большом полотнище, служащим экраном, высветилась таблица с именами, которая должна была дать понять что-то потенциальным фанатам. Имя Грэга Вудкастера, стоящего в таблице первым, заискрилось и расплылось на весь экран, а под ним услужливо посыпались строчки, расписывающие все достижения Вудкастера в этой школе, включая победы в турнире и сторонних соревнованиях. Под конец витая надпись даровала Грэгу титул «первая левая ракетка школы», и он сам под аплодисменты толпы вышел на сцену.       — Каков красавец, так и не скажешь, что уже в стельку бухой, — расхохотался Уоттс, почесывая волосы.       Руку кольнула любимая булавка с рубином, которую он всадил в тугой пучок, собранный на затылке.       — Откуда ты знаешь? — с интересом заметила Иза, приглядываясь.       — Не знаю, но ставлю сотню, — ухмыльнулся Уоттс.       Словно в подтверждение его слов, Вудкастер с покрасневшими щеками что-то счастливо наматерил в микрофон, пообещав отыметь всех соперников, чем сорвал шквал аплодисментов. Кэмерон захохотал вновь и поаплодировал.       Стоило Олдосу мягко оттащить Грэга за воротник от микрофона, таблица снова появилась на экране, на сей раз вперед выехало имя Дэмьена Марлоу. Титулов у него было, конечно, поменьше, но, к удивлению Уоттса, за несколько мест от него подскочила фигура и громко захлопала, крикнув, что Марлоу чемпион.       — Мисс Фергюсон! — обрадованно воскликнул Кэмерон, махнув ей. — Вот славно, что ты тут, иди сюда!       Хантер переступила через ноги какого-то, без сомнения, очень важного гостя, но места около Уоттса не оказалась, и он с готовностью похлопал по коленям.       — Присаживайся, должно же и тебе когда-нибудь повезти, — ухмыльнулся он.       Хантер подобрала сверкающую полупрозрачную юбку, опоясывающую её облегающий черный наряд, и присела на колени Уоттсу, перекинув ногу на ногу. Изабель отвлеклась от созерцания не слишком связной речи Дэмьена на сцене и, лучезарно улыбнувшись, наклонилась, чтобы чмокнуть в щеку новоприбывшую.       — Как твой хахаль изголяется, погляди только, — радовался Уоттс. — Ой, он сюда смотрит! Помаши ему!       Хантер отчего-то рассмеялась и помахала на сцену, где Марлоу и впрямь зорко вперился взглядом в их трибуну.       — Спасибо всем, кто пришел поддержать меня, особенно моему другу Кэмерону, — наклонившись, в микрофон объявил Дэмьен. — И моей подруге Хантер, которая слезь, будь так добра, с его колен, спасибо!       Кэмерон едва не подавился от хохота, корт объяли смешанные чувства: кто-то хлопал, кто-то смеялся и растроганно охал, и только Хантер, покраснев, как школьница, закрыла лицо ладонью, скрывая умилительный смех, и соскочила с колен Уоттса, пересев на подлокотник между ним и Изабель. Та тут же применила все свое лучезарное обаяние, чтобы попросить соседей подвинуться и освободила место приятельнице.       — Ревнует, сученыш! — объявил Уоттс, отпивая из фляжки, что принес с собой. — Ты смотри, мисс Фергюсон, как выдрессировала! Уважаю!       — Да и не его одного, — хохотнула Изабель, рассматривая сцену. — На-ка, Хантер, глянь, что вытворяет Вудкастер.       Уоттс тоже напряг зрение как раз в тот момент, когда Грэг, пнув Дэмьена под зад, игриво похлопал по коленке себя, кивнув на трибуну, где сидела троица.       — Вот же сперматоксикозники драные, — покачал головой Кэмерон.       Его от новых любезностей в адрес друзей отвлек экран, где снова забегали буквы. И еще раньше, чем он сумел сфокусироваться и прочесть имя, корт взорвался овациями, а рядом выше послышался неистовый девчачий визг. Так на поле встречали только одного игрока.       — Сесил! — обрадованно воскликнули в один голос Иза и Хантер, подскочив на местах и навалившись на поручни.       Уоттс только насупился, откинувшись на спинку и показательно молча стал пить из фляжки. Бит, под который выходили на сцену игроки, даже сделали погромче, а на экране над головой вышедшего и уже махавшего зрителям Эндрю, строчка за строчкой выстраивались его спортивные заслуги, грозясь не оставить ни одного свободного дюйма.       Кэмерон покосился наверх, откуда слышались самые ярые выкрики: естественно, там во весь рост вытянулись Мануэла и Аделия, махавшие красными пуховками и свистящие в неизвестно откуда взявшиеся свистки.       — Эй, успокойтесь там! — прикрикнул Уоттс. — Доходяги Сесила на вас двоих все равно не хватит!       Ему в голову вместо ответа прицельно метнули пустой стакан из-под колы, Уоттс выматерился и обратил взгляд на сцену. Сесил раздавал какие-то благодарности и обещания, как и все прочие, что выходили сказать приветственное слово. Надписи над его головой наконец закончились, витые буквы безоговорочно вынесли вердикт «семикратный чемпион и первая ракетка школы».       — Бог мой, Иза! — послышался голосок сверху, а после две очаровательные длинные ноги в сверкающих колготках и на высоченных каблуках скользнули на ряд ниже.       Мануэла загородила Уоттсу весь вид, обнимая Изабель, чем, признаться, немало порадовала его. Следом за ней нырнула вниз и Адель, она расцеловала Хантер, после Изабель, а затем только бросила взгляд на экс-Его Величество.       — А ты говорят, в запое был, — проронила она свою первую реплику ему за последний месяц.       — Как видишь, я уже как огурчик, — ослепительно улыбнулся Кэмерон. — Не в таком потрясающем виде, как ты, конечно, но всё же.       Удивительно, но стоило на ряду появиться Мануэле, как всех, даже самых именитых гостей как ветром сдуло со своих мест. Каждый посчитал своим долгом предложить ей присесть, Мануэла не стала пренебрегать предложением и, очаровательно улыбаясь всем сразу, присела около Уоттса по правую руку. И она, и Аделия, конечно, вырядились как на праздник: Мануэлита в обтягивающее бархатное темно-синее платье с квадратным вырезом, открывающим все прелести её фигуры, ноги её искрились от страз и блесток, вшитых в тонкий капрон чулок, а волосы, собранные на затылке, то и дело вспыхивали темно-синими камнями в малюсеньких золотых заколках-крабах.       Аделия плюхнулась рядом с подругой и сразу залезла в телефон. Уоттс невольно проводил её взглядом, уцепившись за змеиный рисунок на обтягивающих её хорошенький зад узких черных брюках. Аделия взмахнула острым каблуком, закинув ногу на ногу, подошвы туфель сверкнули алыми стразами, казалось, все сегодня решили нарядиться как можно более сверкающе.       — За кого болеешь, Мануэлита? — сверкнула, подобно стразам, глазами Изабель. — Определилась с фаворитом на этот сезон?       Аделия проводила реплику нахмуренным взглядом, но после смягчилась и улыбнулась.       — Буду болеть за всех наших друзей, Иза, — премило ответила Мануэла. — А как же иначе?       — А я думала, ты поддержишь Мэтьюза, — фыркнула Аделия.       — А я думала, Сесила, — удивилась Иза. — Вы же не разлей вода!       — Да уж это точно, — проворчала Адель.       Уоттс отпил из фляжки неприлично большой глоток, горло обожгло, и на глазах выступили слезы. Чтобы не показывать девочкам, что попал в столь неловкое — уж для него-то — положение, Кэмерон махнул на сцену, привлекая внимание спутниц к вышедшему на поклоны Мэтьюзу.       Мануэла поднялась, снова взявшись за свой свисток, Изабель и Хантер поддержали её, Аделия сдержанно похлопала, оставшись сидеть.       — Что не веселишься, Адель? — вскинул голову Кэмерон.       — Дай-ка мне свою тару, Уоттс, — мрачно попросила она.       Он усмехнулся, но фляжку протянул, и Адель на его глазах смачно отпила, зажмурившись от крепости содержимого. Вернув фляжку, она с новой силой захлопала Джонатану, словно забивая что-то в своих мыслях, а Уоттс приложился губами к горлышку, забивая уже слишком многое в своих собственных.

***

      После того как на сцене официально представились все игроки и экран услужливо подсветил сетку будущего турнира, и зрителям, и участникам шоу наконец дали передышку. Мануэла вперилась в буквы, вычисляя, на какие даты точно ничего не стоит планировать, пока Аделия рядом с ней второй раз приложилась к фляжке Кэмерона.       — Как они вообще составили эту сетку? На рандом что ли? — поморщилась Адель, приглядевшись.       — На основе предтурнирных игр, — объяснила Мануэла.       — В смысле? Ты же говорила, эти игры ничего не значат! — удивилась Аделия.       — Проигрыши на них ничего не значат, а сами игры определяют порядок очередности матчей турнира и соперников, об этом я говорила, — закатила глаза Мануэла. — Те, кто был в группе А, играют отборочные матчи с группой В.       — Ненавижу этот дебильный спорт, — поморщилась Адель, откинувшись на спинку.       Мануэла изумленно обернулась на неё и рассмеялась, ожидая, что подруга сейчас переведет сказанное в шутку.       — Как ненавидишь, Адель? Ты девушка теннисиста, ты не можешь его ненавидеть!       — Еще как могу, клоунада, — отмахнулась Аделия. — А у Сесила, глядишь, перегорит через пару лет.       Ошарашенно опустившись рядом с ней, Мануэла заглянула в лицо подруге.       — Надеюсь, ты шутишь, Аделия, — проговорила она. — Ты же понимаешь, что у Эндрю никогда не перегорит, теннис — это его жизнь!       Смерив Мануэлу сочувствующим взглядом, Адель изобразила смешок и снова влезла в телефон. Та тронула её за рукав, словно услышала худшую на свете новость и пыталась ободрить подругу, что не всё так плохо.       — Тебе же нравилось ходить на матчи, — напомнила Мануэла.       — Мне нравилось смотреть на Сесила, а машет он ракеткой или пинает мяч — не велика разница, — смягчилась Адель. — Я ведь это только ради него, Мануэла… Ты, наверное, думаешь, я его совсем не заслуживаю?       Она взглянула на подругу совсем беззащитно, отчего та не смогла рассердиться. Мануэла улыбнулась.       — Нет, разумеется, но тебе стоит привыкнуть к его занятию. Я знакома с Сесилом с четырех лет, и поверь, теннис — это надолго.       Она рассмеялась, но Адель только вновь сдержанно улыбнулась на это и вновь отвлеклась на телефон.       — Что там у тебя такое? — не стерпела Мануэла, заглянув в экран, и расплылась в улыбке. — Всё никак не справишься с интернет-зависимостью?       — Просто проверяю фейсбук, — улыбнулась Адель.       И отчего-то Мануэле показалась, что эта широкая обезоруживающая улыбка, на которые Аделия была в последние дни весьма скупа, имеет своей целью скрыть нечто, чего она не должна была знать.       Почти повисшее напряжение разбавила Изабель, без конца щебетавшая свои последние новости из отпуска Уоттсу, а теперь ткнувшая подруг в плечики.       — Эй, я собираюсь сходить к буфету, никто не хочет газировки или чего съестного?       — Не откажусь от пары галет, — отозвалась Мануэла.       — О, Иза! — ахнула Адель. — Я схожу вместо тебя, как раз хотела проветриться, из-за софитов тут совсем душно стало… чего тебе взять?       Изабель стала перечислять, Аделия забила в телефон и пошла через ряд, переступая через колени других гостей. Поняв, что что-то забыла, Иза поднялась и поспешила за ней, окрикивая, а Мануэла присела между Уоттсом и Хантер.       — Что, Мануэлита, не желаешь присоединиться к нашей трапезе? — спросил Кэмерон, качнув на неё фляжкой.       — Да к ней уже, по-моему, полстадиона присоединилось, она что, бездонная? — поразилась Мануэла, заглядывая внутрь.       — Мы просто пополняем запас, — многозначительно вскинула брови Хантер, тихонько пнув носком туфли стоящую под сидением сумку.       На это Мануэла не сдержала смеха и согласилась выпить малюсенький глоточек.       — Послушайте, я знаю, что схожу с ума, — проронила она, еще морщась от выпитого. — Но по-моему, Адель от меня что-то скрывает!       — Что, например? — непринужденно в нужной степени спросила Хантер, пока Кэмерон только посмеивался, прикладываясь к таре.       Мануэла сама не могла объяснить, почему новоприбывшая дочка Фергюсона внушала с первой встречи столько доверия. Во всем ее виде, даже несмотря на наведенный внешний лоск, было что-то удивительно безэмоциональное и чистое, казалось, её мнение должно было быть самым беспристрастным, а в том, что Хантер умеет хранить секреты, Мануэла почему-то не сомневалась с самого начала.       — Она все время натянутая, таскается с телефоном, как приклеенная, — пожала плечами она. — В последнее время с ней стало… непросто, не знаю, почему.       — Вытащи её телефон и проверь. Ты знаешь пароль? — спросил со знанием дела Уоттс.       — Знаю, — покачала головой Мануэла. — Но не буду же я за ней шпионить!       — А когда именно она изменилась? — прищурилась Хантер, глядя на неё.       — Не знаю, может, пара недель… Но она никогда от меня ничего не скрывала!       Оба собеседника Мануэлы многозначительно откинулись на спинки сидений, Кэмерон вытащил сигарету, Хантер подкурила ему.       — Я всё еще за идею вытащить телефон и посмотреть, что она там скрывает, — повторил он.       — А ты что думаешь? — недовольная его предложением, Мануэла обернулась к Хантер.       — Думаю, если она стала секретничать с тобой сейчас, когда встречается с Сесилом, варианта два, — проронила та. — Либо она не доверяет тебе что-то, связанное с их отношениями из ревности, либо скрывает от тебя то, чего не должен знать он.       — Изменяет ему, — со знанием дела заметил Уоттс, неясно чему радуясь.       Нахмурившись, Мануэла вгляделась в собственные сверкающие колени. Конечно, как она могла не додуматься сразу? Аделии нечего было скрывать от неё, если только она не хотела скрыть нечто от Эндрю, о чем Мануэла не смогла бы ему молчать.       — Ты отвлечешь её, а я сопру телефон, — решительно пихнула она в бок Уоттса.       Он расхохотался, обняв её за плечо, Хантер только с улыбкой покачала головой.       — Это мило, что ты так впрягаешься за Чемпиона, а за возможность поглядеть, как ему наставили рога, я бы даже заплатил, но ты уверена, что тебе это пойдет на пользу, Куколка? — ласково спросил он.       — Я выясню правду, а там посмотрим, — хмуро ответила Мануэла, а после вскинула голову. — И дай мне ещё выпить!

***

      Не забывая слушать, что происходит под боком, Хантер высматривала на корте сестру: Порш долго пропадала после своего торжественного выхода. По правую руку от неё шепотом решался план по краже телефона Аделии, а Хантер уже без того была опьянена внезапной выходкой Дэмьена, на весь корт объявившего о своей ревности, да и из фляжки Уоттса отпила прилично. То, что Мануэла доверила ей свои проблемы, стало почти вишенкой на торте, Хантер откровенно наслаждалась происходящим, чувствуя себя не просто в своей тарелке, а почти что шефом.       Она уже успешно выполнила задание Олдоса, как и обещала, не обмолвившись ни словом даже сестре. Ей даже было интересно, что из этого выйдет, тем более, что задание, данное Порш, она тоже выполнила, при этом не подставившись ни с одной из сторон — вместо явно бесполезного распорядка церемонии открытия, которое слить можно было разве что лично Касу, Хантер слила сестре информацию про самого Каса, а та в свою очередь шепнула наводку отцу. Портия не объявила итог, но намекнула, что Люк был доволен сведениями, пускай не одобрил, что дочь вновь вынюхивает. Хантер и Порш держались невинно, якобы услышав разговор о Касе в школе совершенно случайно. Теперь Хантер вкушала заслуженный отдых, ничто не могло омрачить её триумфа, кроме, конечно же, Вудкастера, который совсем никак не беспокоил её, кроме того, что не желал вылезать из её мыслей.       Он невольных воспоминаний о его гадкой натуре и роскошной заднице её отвлек толчок в бок от Мануэлы.       — Слушаю, — с готовностью отозвалась Хантер, несмотря на опьянение.       — Я не стану красть её телефон — деловито сказала она. — Но ты должна мне помочь. Согласна?       — Я к твоим услугам полностью, — улыбнулась Хантер. Ещё одно задание! Впору брать себе кодовое имя!       — Уоттс бухой и явно запорет дело, — махнула на него рукой Мануэлита, он даже не стал спорить, совсем разморенный своей выпивкой. — Адель вернется, снова полезет в телефон, как только увидишь это, сделай вид, что хочешь выйти, и выбей телефон у неё из рук — как бы случайно. Я подниму и посмотрю.       Мануэла закончила и поджала губы, словно ожидая одобрения.       — План — комар носа не подточит, — покачала головой уважительно Хантер. — Я всё сделаю, не переживай.       — Я твоя должница, — улыбнулась шепотом Мануэла, но та её остановила.       — Мануэла, ничего не надо, — серьезно, несмотря на алкоголь сказала она. — Я помогу потому, что мы друзья. Мы с тобой — и Сесил тоже мой друг. Я буду рада.       Она улыбнулась так обезоруживающе, как тренировалась улыбаться, еще живя в долине, и на неподготовленную к подобным фокусам богачку Мануэлу, конечно же, подействовало.       Она расплылась в ответной улыбке и сжала пальца Хантер в обеих руках в знак своей благодарности, а после отвернулась и села, делая вид, что уже четверть часа болтает с Уоттсом, тычком локтя в живот разбудив его от пьяной отключки.       Аделия действительно пробралась назад по ряду, села, отдав приземлившейся около неё Изабель коктейли.       — А где мои галеты? — спросила Мануэла.       — Прости, — состроила виноватое личико Аделия. — Я забыла о них.       Хантер не стала ждать, пока она снова влезет в телефон. Она достаточно хорошо просчитала, что если попрется через ряд, Аделия успеет спрятать сотовый или прижать его покрепче, так что стоило схитрить. Хантер поднялась и, попросил прощения, двинулась в другую сторону от Аделии. Мануэла и Уоттс удивленно вытаращились на неё, и, как и ожидала Хантер, Адель залезла в телефон именно в тот момент, когда все от неё отвернулись.       Именно тогда Хантер развернулась, в два шага переступила, оказавшись прямо рядом с ней, и, очень натурально оступившись, резко толкнула Аделию назад, якобы ища опоры позади. Адель дернулась, у неё на коленях навернулся полный стакан колы, и она сама выпустила сотовый из рук, громко завизжав.       — О боже, прости! — ахнула Хантер, подхватывая стакан. — Я тебя не облила?       — Нет, всё хорошо, — облегченно улыбнулась Аделия, благодарная, что Хантер успела спасти её прикид от едва не пролившейся через крышку газировки.       — Адель, какого черта?.. — проронила Мануэла, поднимая телефон.       Она обернулась на подругу, которая только теперь поняла, что сотовый покинул её пальцы и уже покоился в наманикюренной белой ручке Мануэлы.       — Это что, сообщения Эндрю? — ошарашенно выдала она. — Ты взломала его аккаунт?!       — Ничего я не ломала! — Аделия выдернула сотовый из рук Мануэлы. — Он сам забыл выйти, когда его телефон сел.       Хантер не желала подставлять ни себя, ни кого-то из сообщников, а потому продолжила уходить по проходу, краем уха слушая перепалку.       — Обожаю отношения, основанные на доверии! — расплывался в гаденькой улыбочке Уоттс.       Аделия размахнулась и со всей силы ударила его по плечу, Кэмерон картинно застонал, схватившись за руку.       — Аделия, это неприемлемо! — ахнула Мануэла.       — Ну, а ты-то у нас, конечно, знаешь, как приемлемо! — выругалась Адель. — Я ничего такого не сделала, просто хотела быть уверенной, что вы… что вы от меня ничего не скрываете.       — А спросить у меня или у Сесила ты не пробовала? — ошарашенно поднялась Мануэла. — Аделия, ты же знаешь, что мы выросли вместе, какая может быть ревность?       — Ладно, я перегнула, — покорно опустилась на сидение Адель. — Прости. Не говори ему, ладно? Он будет в ярости, если узнает.       Хантер остановилась у прохода, слушая, о чем шла перепалка. Уоттс мешал разбирать слова своими смешками и подколками, но ситуация, кажется, подходила к разрядке. Мануэла вздохнула, Адель заканючила, прося её молчать, кажется, у них наметился мир. Тем не менее, через несколько секунд Мануэла вышла в проход, собираясь спуститься.       — Все-таки решила заложить Аделию? — ухмыльнулась Хантер, поравнявшись с ней на ступеньках.       — Нет, — усмехнулась в ответ Мануэла. — Решила купить себе галет, раз уж Адель забыла.       — Мануэла, постой, — перебила её Хантер. Та послушно остановилась, развернувшись на каблуках.       — Я заранее прошу прощения, если что-то поняла не так, но… — Хантер сглотнула. — Я не могу не сказать. Если Аделия лазает по аккаунту Эндрю и листает вашу переписку на предмет того, что вы оба могли скрывать от неё…       Мануэла прищурилась, Хантер набрала воздуха и медленно, почти шепотом продолжила:       — Не лучше ли все-таки прикрыть ей доступ, пока она всё-таки не нашла что-то, что вы оба хотели бы скрыть?..       Секунду лицо Мануэлы ничего не выражало, а после побледнело. Она схватила ртом воздух, развернулась, прижав ладонь ко лбу, но тут же повернулась обратно и вкинула указательный палец.       — А ты… — кашлянула она.       — Я просто догадалась, — опередила её вопрос Хантер. — Не подумай, что вы где-то прокололись, но… Я же Фергюсон.       Она улыбнулась, с изумлением осознавая, что угадала. Все эти переглядки, почти незаметные намеки — она вытянула из них правду, которая теперь повязала её с Мануэлой сильнее любых афер с чужими сотовыми. Это сработало: она не просто сказала «я же Фергюсон» — в эту секунду она была Фергюсон.       — Теперь я понимаю, — ошарашенно выдохнула Мануэла. — Я должна сказать Сесилу, чтобы он сменил пароль. Ты…       — Я займу Аделию чем-нибудь, пока ты не вернешься, — понимающе кивнула Хантер.       — Спасибо!.. — почти бесшумно проронила Мануэла с глазами по блюдечку, а после явно в ускоренном темпе поскакала вниз по ступеням.       Хантер выдохнула. Теперь она всерьез почувствовала себя шпионкой, той, которая ползком пробирается через лазерные лучи или пытается обезвредить бомбу булавкой. Каждое слово могло стоить всего её положения — и каждое оказалось верным. Такого успеха ещё на её памяти раньше не было, и Хантер решила, что такое восхождение точно стоит отметить.

***

      Мануэла промчалась по коридору, ведущему в раздевалки, и без стеснения толкнула двери в первую попавшуюся. Там в одних трусах стоял Грэг, он забрался одной ногой на лавку и курил в окно.       — Ого, — вскинул бровь он, увидев Мануэлу и нисколько не постеснявшись своего положения. — Ну привет.       — Видел Сесила? — бросила она.       — Ты имела в виду, Мэтьюза? — мерзко улыбнулся Вудкастер, сняв ногу и потушив окурок.       — Оставь свои идиотские подколки на потом, мне нужен Эндрю, и это срочно! — нетерпеливо выдала Мануэла.       Грэг явно наслаждался положением, в котором был перед ней, расслабленно потянулся и подошел вплотную, поглядев сверху вниз. Она только уперлась взглядом в его грудь, чувствуя, как он пытается доминировать над ней своим ростом и ширью плеч.       — А что, может, тебе третьего захочется? — вскинул бровь он. — Так ты, если что, обращайся по таким вопросам.       Поморщившись, Мануэла критически осмотрела почтиобнаженную фигуру перед ней и сложила руки на груди.       — Вудкастер, тебе явно нужно с кем-нибудь перепихнуться, а то на мыло скоро изойдешь, — скептически проронила она. — Скажешь мне, где Сесил?       — Где же ещё ему быть? — философски заявил, сдавшись, Грэг. — Конечно, на корте. Он там сейчас какую-то ленточку перерезать будет — нам такой чести не доверили, чай не избранные. А ты над моим предложением-то подумай! — крикнул он, когда Мануэла развернулась и пошла прочь. — Чую, после этих двоих я найду, чем тебя удивить!       — Ещё неделя такого адского недотраха — и ты себе сотрешь все, чем собрался меня удивлять! — фыркнула Мануэла, стремительно покидая раздевалки.       Выход на корт был свободен, но вокруг было столько народу, что Мануэла невольно осеклась. Конечно, вопрос не терпел отлагательств, но сделать всё нужно было незаметно. К счастью Сесила на сцене еще не было, Мануэла заметила, что он стоит чуть ниже диджейской стойки, выслушивает какие-то наставления от отца. Это был идеальный момент — чтобы не дожидаться окончания его речи.       Она пробежала мимо сцены позади, чтобы никому не попадаться на глаза, взобралась на подмостки и ухватила Эндрю за рукав.       — Одна минута, мистер Сесил, это срочно! — с мольбой в голове пояснила она Олдосу.       — Что случилось, Мануэла? — непонимающе спросил Эндрю.       — Ты должен сменить пароль в своем фейсбук! — гаркнула она, не успев даже отдышаться.       — Что? — поморщился Сесил. — Зачем?       — Просто делай, что говорю, объясню потом! — взмолилась она.       Сесил отвел её за локти подальше от группы людей, что протащила на сцену какие-то огромные кубики.       — Да я даже телефон не взял, — пожал плечами он. — Что за спешка?       — О боже, — ахнула Мануэла, бледнея на глазах.       — Мануэла, мне нужно будет сказать речь, а потом ты непременно мне все расскажешь, хорошо? — сказал Эндрю, поднимаясь вместе с ней выше к диджейской стойке. — Это совсем недолго, не переживай так.       — Ты не понимаешь! — воскликнула она.       Из-за диджейского пульта, стоящего прямо за их спинами, все звуки потонули в играющей вокруг музыке, и Мануэла с облегчением поняла, что может говорить вслух.       — Адель сейчас читает твои сообщения, все твои сообщения на фейсбук! — гаркнула она.       — Что?! — выругался Сесил. — Какого… откуда у нее пароль?       — Неважно, Сесил, нужно просто закрыть ей доступ! — в панике выкрикнула Мануэла.       — Я сам с ней поговорю, — сжав зубы, произнес Эндрю, глядя в пол. — Иди, Мануэла, я с этим разберусь.       — Нет, Эндрю, ты не понимаешь! Она схватила его за футболку, сдавив ткань в пальцах, и как следует тряхнула.       — Нужно закрыть доступ сейчас, пока она не узнала, что мы переспали!       Сесил вскинул голову, побледнев, Мануэла перевела дух и только тогда заметила, что ди-джей странно пялится на неё, что-то говоря на ухо своему копаньону. Она обернулась, позади неё стоял Олдос, Джонатан, Дэмьен — все они смотрели на них обоих, словно бы услышали, что она сейчас сказала.       Эндрю дернул свою футболку из её рук, и Мануэла в ужасе увидела, что до скрипа сдавила в пальцах маленький микрофон, который прицепили к одежде Сесила для того, чтобы он сказал речь.       Музыка, видать, из уважения, притихла, и только тогда Мануэла осознала, что выкрикнула свою самую страшную тайну не только на всю сцену — а на весь стадион.       — Ты с ним спала? — первым очнулся Мэтьюз, опустив ракетку.       Олдос просто молча вскинул голову, одним взглядом давая понять, что думает обо всем услышанном, Дэмьен и Рик, стоявшие рядом, силились скрыть шок и смех, но не смогли, а потому потянулись подальше от эпицентра взрыва.       В ту же секунду Мануэлу накрыла волна ужаса, она видела перекошенное от гнева лицо Сесила, ошарашенное лицо Джонатана, который так и не услышал ответа. Почти невидящим взором она оглянулась на трибуну, стоящую напротив сцены, лица сидящих на ней описать один словом было невозможно — общим был только шок. Кто-то хохотал, как Уоттс, кто-то, как Иза, недвусмысленно щелкал пальцами по сотовому — как пить дать, уже печатал новость в твиттер — кто-то, как Хантер, сочувственно поджимал губы, пытаясь подбодрить одними глазами, а кто-то, как Аделия — медленно поднимался во весь рост, словно стараясь прострелить взглядом.       Мануэла почувствовала, как земля уходит из-под ног — сбывался самый страшный её кошмар. Последний взгляд она бросила на верхнюю трибуну, где сидела в полном составе её семья, и от этих изумленных, уже скованных стыдом лиц глаза наполнились слезами.       Она даже ничего не смогла сказать всем, кто стоял напротив и ждал ответа, просто, не слыша себя, развернулась, сделав пару шагов, а после ноги не удержали. Мануэла повалилась на подмостки и за секунду до того, как её колени ударились бы об пол, кто-то подхватил за талию. Эндрю помог ей подняться на ноги, придержал за пояс и спустился вместе с ней со сцены. Кругом начинал шуметь тысячный стадион, Мануэла зажмурилась, чтобы не видеть всего того, что творится вокруг, только чувствовала землю под ногами и теплые руки, крепко держащие за пояс.       Спустя несколько бесконечно долгих секунд звуки стали стихать, глаза даже под закрытыми веками почувствовали темноту. Мануэла открыла их, увидев, что стоит в коридоре, ведущем в раздевалки, прислонившись к стене.       — Эндрю, прости меня, — проскрипела она, не в силах сдержать слез, и расплакалась, даже не потрудившись закрыть лица.       А он просто обнял её, позволив прижаться к себе и выплакать весь ужас, сковавший тело, как разряд тока. Мануэла не знала, сколько рыдала, а он терпеливо гладил по спине, словно не было сотни важных дел и разъяренной толпы на выходе, словно они не оказались зарытыми по самую шею одной сказанной фразой.       Наконец, и к нему вернулся дар речи, и первым, что он сказал, было:       — Всё будет хорошо, Мануэлита. Только не плачь.