***
Плюхнувшись на трибуну, Аделия первые несколько секунд оставалась незамеченной в вечерних сумерках, однако спустя минуту или даже меньше около нее послышался, разумеется, самый нежеланный голос. — Аделия! Уж не устроили ли вы с Чемпионом и Мануэлитой тройничок на радость всем завистникам? — потешался Уоттс, уже окончательно набравшийся. Она послала Кэмерона так грубо, что даже он мог бы обидеться, но, как видно, триумф его был слишком велик. Хантер, молча сидящая в телефоне, очень натурально делала вид, что происходящее её не касается, но Адель замечала, что она всё же внимательно слушает. Пропустив мысль о том, что только местного пошиба шпионки ей тут не хватало, Адель скрипнула зубами. Уоттс рассмеялся и наклонился, уперев локоть в колено. — Рассказывай, повыдергала ей волосы? А Сесилу досталось? Давно он Куколку трахает или только когда с тобой совсем невыносимо стало? — Закрой хлебало, Уоттс, — гаркнула Аделия. — Они переспали до того, как мы начали встречаться. — И всего-то? — расстроенно поджал губы Кэмерон. — И стоило устраивать такой сыр-бор. — Да еще как стоило, — хитро отозвалась, садясь около него, Изабель. — Во-первых, свечку мы не держали — они могли и соврать. А во-вторых, прахом пошла святая дружба между мужчиной и женщиной, которую Мануэла и Сесил так защищали! На это Уоттс удовлетворенно покивал и засмолил. Аделия лишь прикрыла глаза, получив очередной камень в голову. — Ну и дела, конечно, — продолжала восхищаться столь сочной сплетней Иза. — Кто бы мог подумать, кроме того, что все… Она расхохоталась, Уоттс вторил ей, Хантер только подняла голову. — О чем это ты? — бросила неохотно Адель. — Да брось, близнецы со школы ставки делали, когда же они наконец того, — пояснила Изабель. — Ну не верят у нас в дружбу между полами, хоть ты тресни — рано или поздно они бы это сделали. Я, правда, думала, что еще тогда. — А они когда? — очень вовремя осведомился Уоттс. — Летом, — мрачно бросила Аделия. Она выдернула из его рук флягу и приложилась, пока Кэмерон и Иза, хохоча, обсуждали мнимые подробности. Чего-чего, а такта никому в Жардан уж точно было не занимать. — Аделия, не переживай так, — подала наконец голос новоявленная Фергюсон. — Какая разница, что там когда-то было? Разве это важно теперь, когда весь поселок наверняка уверен только в двух вещах: что Уоттс никогда не бросит пить, а Сесил без ума от тебя? Поначалу Аделии хотелось нагрубить, но она почему-то себя одернула. Эта Фергюсон не была одной из тех Фергюсон, кому она боялась грубить, но и той, кому точно не боялась, тоже. Вроде как надо было бы и поостеречься, но в одном Аделия уверилась сразу: ни о чем откровенничать она с Хантер не намеревалась точно. Проныра до того спокойно отреагировала на известие, что на мгновение у Адели промелькнула мысль о том, что Хантер знала. Конечно, после она сразу её отмела — слишком уж хорошо Фергюсон наловчилась прятать эмоции, за все время, что ей в Жардан перепадало всякого кнута. — Ты не понимаешь, — буркнула она. — Почему же, я прекрасно понимаю, — с легкой грустцой заметила Хантер. — Вудкастер тоже публично заявил, что спал со мной, когда я совсем не хотела этого бы этого афишировать. Я хорошо понимаю, что сейчас ощущает Мануэла. — Не надо ее защищать! — взорвалась Аделия. — Мануэла не обманутая дурочка, грязную тайну которой вытащили наружу! Она расчетливая собственница! Сесил у неё просто на побегушках, и она уж точно его просто так не собирается отдавать! Адель не заметила, как разошлась, потому что вовсе не планировала выдавать ничего подобного в присутствии Уоттса и Изабель. Нет-нет, она планировала спасти хотя бы остатки чести, вальяжно заявляя, что Сесил её, и это интрижка ничего не значила, но злость на Мануэлу пересилила гордость. Как пересилила её с четверть часа назад, когда Адель плюнула нечто подобное в лицо самому Сесилу. Он оскорбился на это её обвинение сильнее всего, будто бы это, черт возьми, не было правдой! И этим лишь сильнее её раззадорил — а оказалось, что мысли о Мануэле, которая не собиралась просто так отдавать ей своего рыцаря, появились у Аделии далеко не впервые. — Была бы собственница, не помогала бы тебе с ним сойтись, — спокойно отвечала Хантер, глядя в телефон, кажется, совсем не обидевшись на брошенную в сердцах «обманутую дурочку». На это Адель осеклась, но аргумент не зашел. Да, Мануэла строила из себя сваху, однако на поверку выяснилось, что она много чего из себя строила. Уоттс как раз махнул фляжкой на сцену, где наконец закончили с приготовлениями, чтобы отвлечь стадион от столь вкусной сплетни. На сцену поднялся Сесил-старший с сыном, они начали говорить какие-то штампы, Эндрю, к слову, выглядел так, будто ничегошеньки ровным счетом не случилось. «Неужто, черт подери, в кои-то веки научился держать себя в руках», — мстительно подумала Адель. Но ее мысли прервал Кэмерон, махнувший куда-то вниз. — Глянь, идет, героиня дня! Приглядевшись, Аделия и впрямь увидела Мануэлу — мерзавка улыбалась как ни в чем не бывало, шествуя рядом с Вудкастером, переговаривалась с кем-то из прохожих и старательно не обращала внимание на прикованные к ней взгляды. — А она неплохо держится для опозоренной на всю жизнь, — хмыкнула Иза. Адель буквально прикусила язык, чтобы не ляпнуть, что опозоренная тут скорее она — она ведь дала себе слово не признавать этого даже под пыткой! Однако, кажется, это и так всем на стадионе было кристально ясно, а Адель в эту минуту поняла, что и держалась она определенно в разы хуже.***
Лишь поздним вечером Сесилу удалось унять гомон в ушах, стоящий там еще по меньшей мере час после того, как он покинул корт. Усталость навалилась камнем, он обрушился в постель, даже не раздевшись. Что ж, рано или поздно любая тайна должна была вскрыться. Эндрю, правда, рассчитывал, что расскажет это как-нибудь на дружеском ужине, в теплой обстановке, в такое время, когда все присутствующие лишь посмеялись бы над столь несущественным прошлым. Сейчас прошлое было существенно, особенно учитывая, что стало прошлым неприлично недавно. Однако не вылетевшая столь не вовремя из уст Мануэлы тайна волновала Сесила теперь: его глодало нечто иное. Когда он пошел за Аделией, чтобы стойко выдержать все справедливые упреки, которыми она явно была полна, он услышал совсем не то, чего ждал. В речи Адели не было ни намека на боль и задетые чувства, лишь ярость. Он списывал это на её шок, но, тем не менее — утешить её и убедить в том, что ревность беспочвенна, он мог и был готов. Но ответить на обвинения, подпитанные простым уязвленным самолюбием не сумел, и тем самым, казалось, подтвердил все сказанное в его адрес. Адель выдала ему то, о чем он и не подозревал, а она, оказывается, многое подозревала и уже давно. Разом вылила, словно ушат ледяной воды, все домыслы, которые носила в себе не один день. Это обезоружило его. Что Сесил мог противопоставить обвинению в том, что он и Мануэла сговорились? Что смеялись над ней, намеренно скрывая столь пикантную подробность? Одновременно хотелось смеяться и пробирала злость, разговора у него с Аделией не вышло. Сесил все еще не отпустил ей подлую слежку в соцсети, а Адель и не намеревалась за нее просить прощения — якобы то, что она там навыслеживала, все ей прощало! Какая-то трещина прошла между ними и вовсе не из-за той злосчастной ночи, как понял только теперь, когда страсти улеглись, Сесил. Они будто говорили на разных языках этим вечером, впервые он совсем не ждал и не понял, какого масштаба хаос творился у его любимой в душе. А учитывая, что Адель стала шпионить, тьма в ее мыслях сгустилась давно и безо всякой справедливой причины. Не выдержав тишины, которая давила на виски, а на деле в душе, Эндрю набрал номер Мануэлы. Она ответила, безрадостным голосом промурлыкав свое «алло». — Как ты? — спросил он вместо приветствия. — Нормально, — вздохнула она. — Я поговорила с Вудкастером, и мне стало легче. — С кем? — невольно усмехнулся Сесил. — Нашла с кем говорить… а как Мэтьюз? — Отходит, — промолвила Мануэла. — Он злится, я знаю. Но… Устала об этом думать. — Я тоже, — ответил Эндрю. Немного помолчали, Мануэла, казалось, ради приличия подала голос. — А что Адель? Со мной она не разговаривает. — Со мной тоже, — коротко ответил Сесил. Снова воцарилось молчание, у обоих не было сил говорить и думать о произошедшем, но думать и говорить о другом не получалось даже при желании. — Знаешь, что Грэг сказал мне? — спросила вдруг Мануэла. — Что мы зря делаем себя жертвами. — Ну я-то самая настоящая подлая сволочь, а уж никак не жертва, — хмыкнул Эндрю. — Мы не сделали ничего плохого, — добавила она. Не сразу ответив, Сесил пропустил мысль о том, что почти с трудом убеждает себя в этом, и не потому, что считал, что на самом деле сделал что-то плохое. Казалось, им обоим должно быть стыдно именно за то, что они не считали. — Но я не смогу отстаивать это одна, — тихо сказала Мануэла в трубку. — Я с тобой, — спешно покивал Сесил. — Мы не сделали ничего плохого. Больше никакого пепла на голову, завтра на церемонии они все уяснят, что нас нечем попрекать. Вроде бы от этого и Мануэле стало легче, во всяком случае попрощалась она более бодро, нежели начала разговор. Сесил же пошел в душ, желая хоть немного отмыться ото всего того, чем позволил себя окатить и Аделии, и всем присутствующим на стадионе, пускай их он и не слышал. А главное — отмыться от этого мерзкого душащего чувства стыда. Не за то, в чем обвиняли все окружающие, нет. Сесил не мог забыть этого ужасного ощущения внутри, когда Мануэла зарыдала у него на плече, опозоренная этой проклятой связью. Он готов был плевать на всех вокруг, перед ними ему нечего было стыдиться — но перед Мануэлой он был виноват. И лишь после звонка, услышав от нее заветное «мы не сделали ничего плохого», Эндрю позволил чувству вины отступить. Теперь он мог быть сильным и защитить её и себя от любых нападок, уверившись в том, что тайна не разъединила их, а собрала воедино.***
День, которого так долго ждал не только поселок, но и все, кому небезразличен был теннис, наконец настал, и Хантер, поднявшись в ложу, оглядывалась, не в силах сдержать изумления. Корт, на котором еще недавно не было ни души, было не узнать. Тут и там толпились люди, торопясь занять места на рядах, все четыре вип-ложи уже заполнились семьями сегодняшних звезд — как четыре трона разных государств. В самой южной расположилось семейство Вудкастеров с друзьями, чьими-то детьми и даже живностью, им уже прислуживали нанятые работники, таскавшие еду, пледы и напитки, да и вообще все, что попросят. Сам Джордж уселся посредине ложи, рядом с ним опустилась одетая в копну небесно-голубого цвета юбок, блузку с декольте и козырек Мэдли. Ей уже подали ярко-бирюзовый коктейль, а прямо за поручень две послушные девчонки в форме прицепили трехметровый шелковый баннер, волнами спавший вниз и объявивший о том, что Грэг — первая ракетка Жардан Рояль. Огромные буквы были покрыты чем-то сверкающим и незамедлительно заискрились на полуденном солнце так, что некоторые сидящие вокруг простые смертные прикрыли глаза. Семейство Вудкастеров заняло позицию настолько видную, что неизменно привлекало все внимание. Хантер заметила, что все пришедшие поболеть за Грэга оделись в небесно-голубой, да и цвета баннера были под стать — и словно подтверждая намерения, на корт вышел сам Вудкастер, одетый в небесно-голубую форму. Пока его провожали аплодисментами и ободряющими криками, в северной ложе прямо напротив Хантер углядела еще одно венценосное семейство — там расселись Марк Мэтьюз и его жена и дочь. Все были в золоте, кроме самого Марка: миссис Мэтьюз вся в золотых пайетках, Миа — в длинном золотом змеином платье и пиджачке в тон. Ткань, где огромными витыми буквами было написано «Удачи, Джонатан!» уже растянули прямо под поручнем ложи, Хантер углядела, что и сам Мэтьюз-младший поднялся на трибуну, пока не подошла его очередь играть — одетый в стильную черную форму с золотыми полосками он томно опрокидывал бокал чего-то безалкогольного, изредка махая приветствующим его приятелям. Зато на поле боя уже вышел оппонент Грэга, разминающего лодыжки, и на его выход корт отреагировал поистине бурно. Эндрю Сесил в белой с алым форме, в знак почтения к цветам школы отца, появился, взмахнув ракеткой, и на трибуне, помимо визга и шквала аплодисментов, поднялся во весь рост огромный транспарант сразу на целый ряд: семиметровая растяжка с алой, буквально вспыхнувшей надписью «СЕСИЛ — ЧЕМПИОН!». В восточной ложе подтянулись ближе миссис Сесил и друзья семьи, приветствуя своего игрока взмахами алых пуховок, трибуны не умолкали, особенно та их часть, где сидели приятели Эндрю. Хантер увидела, как поднялись одной волной на рядах Изабель и Мануэла, игнорируя Уоттса, который остался сидеть, но из-за их подскока выронил всю еду, что лежала на коленях. Только теперь Хантер заметила, что обе подруги были одеты в форму болельщиц — майки и юбки белого с красным цвета и золотыми логотипами школы Сесила. Конечно, это просто была дань рекламе турнира, но именно сейчас, когда теннисисты были на поле, становилось ясно: форма явно намекала на преданность болельщиц одному игроку. Сесил обернулся на трибуну, приветствующую его, махнул рукой, а увидев подругу, неожиданно поднес к лицу запястье и поцеловал, затем ударив ракетку по ручке на удачу. Что-то блеснуло на запястье, Хантер не поняла, что именно, кажется, какое-то украшение. Мануэла и Изабель тоже запаслись алыми пуховками, к удивлению Хантер она углядела сидящую неподалеку от них Аделию — она тоже была одета в форму болельщицы Сесила, однако осталась сидеть неподвижно. Последняя, западная ложа принадлежала сегодня семейству Фергюсон, и именно оттуда Хантер наблюдала за кортом. Она была одета в свою теннисную форму, но собралось семейство, конечно, чтобы поддержать Порш — та была одной из двух спортсменок, выступавших на показательной игре в женском разряде. Цветов ей не назначили, однако вся семья негласно оделась в белое, видимо, чтобы ярче сиять на палящем зное. Несмотря на то, что на трибуне прямо напротив Хантер немногочисленные, но все же фанаты растянули плакат в поддержку Дэмьена Марлоу, сам он на это наплевал и сидел теперь, грызя грушу, рядом с ней. Все обсуждали вчерашнее происшествие, у Хантер даже на минутку создалось чувство, что Сесил-старший намеренно подстроил раскрытие этой тайны, дабы привлечь побольше внимания к турниру. Однако после она решила, что хватит с Олдоса и того, что он явно устроил слежку за сыном — информацию, что Хантер уже успешно донесла до ума Сесила, она пока не сумела интерпретировать, но что-то подсказывало ей, что дело важное. Впрочем, это же что-то подсказывало и, что результатами операции с ней делиться не станут. Сесил и Грэг уже разминались, Хантер постаралась припомнить все свои познания в теннисе, чтобы разобраться, что за зрелище её ждет. К счастью, Марлоу рядом был осведомлен получше. — Это игра не за победу, а чтобы покрасоваться, ты знаешь, — напомнил он. — Так что будут выеживаться, что же еще. — Как именно? — прищурилась Хантер. — Разве они не… выеживаются всегда? Дэмьен усмехнулся из-под солнцезащитных очков и снова откусил от сочного бока груши, прожевав. Он сегодня оделся в благородно-бордовую форму, притащил на трибуну свою якобы лучшую черную ракетку и радовал взор Хантер, ненавязчиво демонстрируя свои мускулистые икры. — Олдос за это обычно наказывает. Главное — стратегия и победа, а не красивая беготня… так он говорит. Красивый удар и вправду может оказаться совершенно неэффективным, но сегодня на корте ценителей мало — все пришли за зрелищем. Пригнувшись, Хантер присмотрелась к Грэгу, который топтался у края корта и что-то пихал себе в кроссовок. — Что это он делает? — Носок закатывает, — со знанием дела ответил Марлоу. — Он на игры надевает только один носок, такая у Вудкастера примета на удачу. У всех спортсменов есть разные… обряды. Глупо, конечно, а ну может и работают… Раньше Грэг лепил жвачку на перекладину сетки перед каждой игрой, пока Джеймсон его не поймал и не заставил отскребать. Хантер расхохоталась, представив себе Вудкастера в роли уборщика. — А у тебя есть обряд? — повернулась она на Марлоу, полагая застать врасплох. Скинув ногу с ноги, Дэмьен продемонстрировал Хантер подошву своего кроссовка, там ручкой было написано имя Грэга. — Пишешь имя соперника? — догадалась она. — Чтобы втоптать его в грязь, так сказать, — улыбнулся Дэмьен. На это Хантер невольно улыбнулась, до того эта смешная вера в приметы не вязалась с дерзкими и самоуверенными жителями Жардан. — А Сесил? — прищурилась она, пытаясь разглядеть. — О, Сесил самый большой любитель примет — он бьет мяч о настил ровно пять раз перед первой подачей, шнурки там как-то себе шнурует… наговаривает на ракетку перед каждым сетом, не признается, что именно, какое-то проклятие сопернику, наверное. А еще с самого детства обвязывает ручку ракетки тесемкой зеленой — мы давно пытались понять, что это, пока кто-то по пьяни не рассказал, что это якобы Мануэла ему фенечку подарила еще лет в семь, так и носит. Все это время глядя вниз, на корт, Хантер и впрямь приметила зеленый блик на ракетке Чемпиона. Такую примету уж точно не грех было попытать. — Как романтично, однако, — заметила, поджав губы, она. — Не то слово, учитывая их специфические отношения… — Марлоу рассмеялся. — Черт, не знаю, как, но, похоже, это работает! Оба раза, что он проигрывал в финале — феньки у него не было, один раз Вудкастер стащил ее перед финальным матчем из раздевалки, а в другой раз сам Сесил порвал и посеял её на корте во время игры с Мэтьюзом. У него, кстати, тоже есть примета — он выпивает перед матчем глоток коньяка. На это Хантер вновь не смогла сдержать смеха. — Теперь-то ясно, почему он так плохо играет, — выдала она. — Да не сказал бы, — приуныл на мгновение Марлоу. Меж тем прозвучал свисток, и это означало, что показательный матч между Сесилом и Грэгом начался. Хантер вспомнила, как в поселке не одну неделю ходили слухи, мол, второй первого не так давно позорно раскатал, но теперь, как видно, противостояние было шуточным, потому что на лицах соперников не было почти никаких эмоций. Они стали перебрасываться мячом, Грэг и впрямь устроил клоунаду, как и завещал ему Олдос — так витиевато отбивал удары, запуская мяч черт пойми куда, что даже у несведущих в теннисе зрителей наверняка создалось впечатление, что у Вудкастера припадок. Хантер перевела взгляд на трибуну около вышки, где сидел Олдос — он, как ни странно, выглядел довольным. Впрочем, его замысел явно удавался: трибуны оживленно глядели на корт, внимание к которому обычной игрой привлечь было нелегко. Противостояние закончилось быстро, по итогам единственного сета победил Эндрю, но у Грэга шансов вообще-то не было, потому что продул он всухую. Оба, несмотря на это, непривычно не взмыленные, помахали трибунам и с улыбочками разошлись по сторонам. — К чему вам сегодня вообще соблюдать приметы? — не скрывая скуки, спросила Хантер. — Соблюдать их нужно всегда, иначе перестанут действовать, — пожал плечами Дэмьен. Он поднялся и одернул шорты, расправил плечи и кивнул Хантер в знак прощания. — Моя очередь, пожелай удачи. Она елейно улыбнулась и вскинула кулачки. — Я болею за тебя. Кого ты там раскатываешь? — Твоего приятеля Уэсли Хорнера, — заметил Дэмьен, после наклонился, поцеловал её в пунцовеющую щеку и пошел прочь из ложи. Хантер обернулась по сторонам, проверяя, много ли кто обратил внимание на его прощание, но Люк и Детта гуляли где-то внутри школы, Порш тренировалась, и в ложе была лишь Дейдра, не отлипающая от телефона (и все равно бывшая в курсе всех ее похождений). Успокоившись, Хантер уселась вновь и приноровилась глядеть в оба.***
В перерыве между играми корт огласила веселая ритмичная музыка, выступили какие-то спонсоры, народ, забивший трибуны, загалдел. Мануэле стало жарко от такой давки, а еще от прыжков, которые они на пару с Изабель изображали на потеху публике. В кои-то веки Иза не нацепила что-то длинное и помпезное, и в обтягивающей короткой футболочке и миниатюрной юбке легко было разглядеть, что, пусть, фигура у нее и не особенно точеная, а все ж таки стройная. Особенно хорошо это было заметно в сравнении с пляшущей рядом мало подходящей под определение «худышка» Мануэлой. Та и сама это понимала, но неловкости от сего факта не чувствовала: за годы, прошедшие с тех пор, что ее тело приобрело нынешнюю форму, Мануэла прекрасно распознала свои сильные стороны. Вот и теперь, танцуя, она то и дело ловила взгляды, направленные на себя — их было заметно больше нежели тех, что перепадали Изабель. Устав, обе плюхнулись на сидения и стали открывать воду и переговариваться. Удивительно, насколько уникальной подругой была Иза — вчера она со смаком обгладывала каждую твою косточку, а сегодня уже хохотала с тобой в унисон, бойко расспрашивая о подробностях твоего позора. И все это ей сходило с рук потому, что Изабель ни от кого ровным счетом не считала нужным скрывать своего истинного отношения к вещам. Мануэла знала, Иза точно приложила руку к тому, что новость о ее интрижке с Сесилом разлетелась по поселку втрое быстрее, но почему-то именно с ней об этом она могла поговорить без стеснения. Приходилось перешептываться, потому что через несколько сидений восседала Аделия, пришедшая, видимо, для того, чтобы стать сегодняшним немым укором для тех, кто участвовал в предательстве, и всех тех, кто не приговаривал виновных за это на смерть. Она все же поговорила с подругами утром — сухо, по делу и стараясь не выдать эмоций, но дала понять, что лед вроде как тронулся. По крайней мере, Мануэла на это надеялась. Объявили новую двойку, на трибунах послышались аплодисменты, поручень около Мануэлы скрипнул — так много людей на ряду сразу навалились на него, однако оживления подобного тому, что воцарилось на трибунах с полчаса назад, конечно, не было. Изабель захлопала, увидев на корте Дэмьена, от такой приятной замены резко проснулся сидящий около неё Уоттс, и они зацепились языками. Мануэла улучила момент, перебежав от своего сидения через несколько влево и присела около Аделии. — Адель, следующая игра у Сесила и Джонатана. Полагаю… нам стоит сходить к ним. — Зачем это? — насупилась та. — Они оба на взводе из-за этих показательных выступлений, да еще и наши разборки… сходи к Эндрю, подбодри его перед игрой, а я поговорю с Мэтьюзом. Лицо Аделии смягчилось, она передернула плечами и наконец кивнула. — Вот и чудно, — обрадовалась Мануэла. — Идем, Джонатан как раз спустился с трибуны, значит, они уже в раздевалках. — Не знаю я, что ему сказать, — нехотя призналась Аделия, спускаясь по ступенькам на своих сверкающих шпильках. — Как я в нынешнем положении могу его подбодрить? Мануэла остановилась, подождав подругу, не столь резво управлявшуюся с каблуками. — Например, ты можешь дать понять, что доверяешь ему, что немало освободит его голову перед предстоящим турниром, — предположила она. — Доверяю? — вскинула гневно острый взгляд Аделия. — На такую роскошь пока не разорюсь, уж прости. — Адель. — Мануэла остановила её, взяв за локти. Место как раз было уединенное, голоса около выхода с трибун стали тише. — Я знаю, что подвела тебя, знаю, что не должна была так с тобой поступать, пускай и делала это из благих намерений, но… Но Сесил ни в чем перед тобой не виноват. То, что было, ничего не значит, само то, что это произошло — и есть доказательство. — Как это? — подозрительно буркнула Адель. — Ну посуди сама — будь у меня и Эндрю чувства друг к другу — разве мы бы забыли обо всем и продолжили жить как жили? Да, рано или поздно мы наверняка попробовали бы, не зря об этом все и вся судачили… Но теперь, когда это случилось, ты лишь можешь убедиться в том, что это для нас пройденный этап. Аделия промолчала, но остановилась, прислонившись к стене. Она потеребила край футболки, глядя в землю, а после как-то больно грустно поджала губы. — Я хочу в это верить, Мануэлита, — проронила она. — Но вы так друг на друга смотрели… Пойми, я стала лазать в его фейсбуке не с бухты-барахты. Если бы не знала наверняка о ваших шашнях, я могла бы поклясться, что это есть, но вы скрываете. — Поэтому я и прошу у тебя прощения, — кивнула Мануэла. — Я не отказываюсь от своих слов: я и Эндрю не сделали ничего дурного, но я не должна была скрывать это от тебя. Промолчав, Адель только слабо покивала, Мануэла нерешительно тронула подругу за плечо. — Сесил тоже переживает, — добавила она. — Мы и не вспоминали о том, что было, пока я не испугалась, что ты все узнаешь и подумаешь не то. Так и вышло. Вздохнув, Адель оттолкнулась от стенки и кивнула на вход в раздевалки. — Ладно, поговорю с ним, — покивала она. — В конце концов… я бы и вправду на него и смотреть не стала, если бы знала. Она пошла, цокая каблучками, оставив Мануэлу, объятую смешанным чувствами. Облегчением оттого, что ей удалось достучаться до подруги, и легкой толикой стыда — ведь она снова солгала Аделии. На сей раз самую малость, но всё же: Мануэла ведь вспоминала о произошедшем. Впрочем, решила она, Сесил наверняка не был так впечатлителен, и ложь можно было считать совершенной лишь вполовину.***
Постучав по косяку, Адель просунула голову в двери и оглядела помещение на предмет раздетых особей мужского пола, но таковых не нашлось. Толкнув дверь носком туфли, она вошла. — Сесил? — позвала она, пройдя пару шагов. — Ты здесь? Он вышел из душевой, протирая лицо полотенцем и остановился, будто не ожидая её увидеть. — Решила вот… пожелать тебе удачи, — передернула плечами Аделия. — Правда, не знаю, нужна ли она тебе. — На сегодня могу обойтись и без удачи, но пожелание никогда не бывает лишним, — улыбнулся Эндрю, подойдя к ней. Он бросил полотенце на скамейку, Адель заправила волосы за ухо, переминаясь с ноги на ногу. Ей отчего-то было неловко, и пускай она пришла сюда, чтобы вроде как его простить — а создавалось чувство, что просит прощения сама. — Спасибо, — сказал Сесил, взяв её за руки. — Ты уже не так сильно злишься на меня, надеюсь? — Еще злюсь, — немедленно покивала Аделия. — Но я подумала, что бессмысленно так расстраиваться из-за одной ошибки, так ведь? — Я не хочу, чтобы ты думала, что я обманываю тебя, — возразил Сесил. — Мы оба… поступили не очень правильно, так что давай просто забудем об этом, хорошо? Что бы то ни было, это произошло в прошлом, которое теперь не имеет значения. И я надеюсь, что твои попытки за мной шпионить тоже в прошлом, так ведь? Адель не сразу ответила. Он говорил с такой расстановкой, что невольно заставлял соглашаться, но что-то навязчиво тянуло в душе, как будто не отпускало. Аделия помотала головой. — Конечно, это было неправильно, — быстро сказала она. — Давай попробуем… строить отношения без участия лучших подруг. Сесил улыбнулся, опустив голову. После он покивал, соглашаясь со всеми ее условиями. — Вот увидишь, очень скоро эта история забудется, как страшный сон, — уверил её он. В это захотелось поверить. Аделия не собиралась сдавать все позиции сразу, но на его улыбку не смогла не ответить своей — такой открытой и заразительной она у Сесила была. А еще он так соблазнительно вскинул нос, безропотно сдаваясь и позволяя ей вновь почувствовать свою власть над ним, что это что-то растопило в душе у Аделии. Она хотела только поцеловать его на удачу, но, оказывается, оскорбленная душа не мешала телу скучать по любимому, как раньше. Она и сама не заметила, как Сесил уже прижимал её к стенке между шкафчиками, целовал, оставляя засосы, словно пытаясь что-то доказать. Что ж на сей раз это было более чем вовремя, и Аделия позволила ему искупить свою вину всеми способами, которыми он владел особенно хорошо.***
Меж тем через две раздевалки сидел, упершись взглядом в стену, Мэтьюз. Он все утро таскался по корту, болтая со знакомыми и делано веселясь на публику, а все потому, что со вчерашнего вечера никак не мог привести в порядок что-то в душе. Что-то будто расплескалось, развалилось внутри от этого известия. И если Аделия — по её виду было ясно — была в ярости оттого, что сбылись ее опасения, то Джонатан даже не смог толком бросить обвинений обоим, потому что совсем не ждал. Да, мысли о том, что подобное возможно, забирались на подкорку (пожалуй, всем в Жардан при виде этой сладкой парочки они хоть раз забирались), но Мэтьюз отметал их, будучи уверенным в том, что Мануэла не могла быть такой хорошей лгуньей. Она и Чемпион даже ни разу не постеснялись своей столь близкой дружбы, как будто не было повода! А повод, как оказалось, был, и еще какой. Проведя с этими мыслями всю ночь, Джонатан на утро понял, что новость не просто его задела — он чувствовал себя опустошенным. Как будто все перевернулось разом с ног на голову, как будто Мануэла, которую он любил, теперь предстала совсем в ином свете, и эту девушку он уже, пожалуй, не так хорошо знал. Мэтьюз к своему стыду ни разу толком и не поговорил с ней — не знал, что сказать. Он понял, что она пришла, потому что как-то это почувствовал. То ли знакомый запах уловило подсознание, то ли просто некому было ошиваться в раздевалках перед показательной игрой — даже тренера сегодня отдыхали. Мануэла села около него молча, тронула за плечо, и оба еще на минуту погрузились в тишину. — Так и будешь молчать? — спросил он. — Ну, а что ты хочешь услышать? — тихо и безобидно спросила она. — Джонатан, ты знаешь, мне не за что извиняться. Я знаю тебе неприятно, но сделанного не воротишь, нам придется с этим как-то жить. — Ты ведь пришла сюда именно сейчас, я думал, тебе есть, что сказать, — пожал плечами Мэтьюз. Мануэла на мгновение осеклась. — Все, что было, я уже сказала и иначе думать не начну. Мне жаль, что так вышло. Я просто не хочу, чтобы ты тащил эмоции на корт. — Ах вот как, — горько улыбнувшись сам себе, покивал Джонатан. — Ну, конечно, ясно, о ком ты заботишься. — Не городи ерунды! — нахмурилась Мануэла. — Я ведь сказала, это ничего не значило. У тебя нет причин ждать, что я обману твое доверие… — Но ты его обманула! Плевать, как — он не мог заставить себя простить. Ум подсказывал, что Мануэла не виновата, что она не сделала ничего, за что он был бы вправе требовать извинений, но на душе Мэтьюз ощущал навязчивую, липкую отвратительную боль, вгрызающуюся в нутро, и она не давала ему говорить того, что должно. — Я не жду, что ты мне всю свою подноготную выложишь, — переведя дух, продолжил он. — Но это важный факт из биографии, согласись. Джонатан почувствовал, как внутри все задрожало от осознания, что Мануэла даже не чувствовала угрызений совести. Ни секунды не пыталась оправдаться, в то время как ему хотелось заорать в голос, расшибить что-нибудь тяжелое и заставить ее, посмотрев себе в глаза, придумать любое оправдание. Что-то, от чего ему стало бы легче. — Я устала защищаться от ваших нападок, — выдохнула Мануэла. — Мы не предали никого из вас, не давали поводов подозревать нас в чем-то дурном… Тогда как вы оба: и ты, и Адель! Натворили таких дел, что едва все не угробили! — Как же между вами много общего, — процедил под нос Джонатан. Она глянула на него всего раз, он увидел краем глаза, и даже так почувствовал всю ее обиду. — Да пошло оно всё, — бросила обессиленно она и поднялась, быстрым шагом собираясь покинуть раздевалку. — Желаешь мне проиграть? — вскинул голову Мэтьюз, кивнув на её форму. — Как в тот раз? — Если выйдешь на корт вместе со своими предрассудками, проиграешь и без моих пожеланий, — бросила она и пошла прочь.***
Бросившись вон из раздевалки, Мануэла хотела поначалу пойти выпустить пар, поговорив с Изабель, после решила навестить Сесила, а затем, вспомнив, что уже отправила к нему навещающую, проследовала раздевалки насквозь и вышла на улицу снаружи здания школы. Навязчиво хотелось закурить, но с собой сигарет не было, а вокруг не было ни одной курящей души. Снаружи, где не толпилось несколько тысяч человек, в одной форме болельщицы стало прохладно, Мануэла перевела дух и заметно озябла. Настроение её вновь приближалось к отметке «критично», ведь что бы она ни делала, как бы ни убеждала себя в том, что идет верным путем и отстаивает свою правду, люди, бывшие ей столь близкими, сталкивали обратно в пучину самоистязания, раз за разом напоминая «нет, ты все же совершила зло». Ей ужасно не хотелось позволить обвинить себя в этом, Мануэла практически из принципа стискивала зубы и громче кричала то, в чем все сильнее сомневалась, чтобы заглушить собственные мысли. Она почувствовала себя совершенно вымотанной и присела на скамейку, чтобы перевести дух. Эмоции, истерзавшие её вчера, иссякли, оставив на душе с пару сотен болезненных царапин. — Сигарету? — послышался голос сверху. Мануэла подняла голову и увидела протянутую руку Хантер Фергюсон, в которой та зажала столь желанный предмет. — О да! — выдохнула Мануэла, подвинувшись на скамейке, чтобы Хантер присела рядом. Обе закурили молча, только выдохнув дым, Мануэла смогла успокоить сердцебиение, тревожно участившееся после разговора с Джонатаном. — Все не в порядке? — задала самый странный на ее памяти вопрос Хантер. — Да какое там, — поджала губы Мануэла. — Чувствую себя как мясо в мясорубке… я знаю, это мне по заслугам… — Я так не думаю, — прервала её Хантер. Вскинув голову, Мануэла с интересом глянула на собеседницу. — Почему же? — поддела она. — У меня есть свои соображения на счет всего, что я вижу, — аккуратно пояснила Хантер. — И я им доверяю. — Какие такие соображения? — поинтересовалась Мануэла. Хантер глянула на ней с улыбкой и покачала головой. — Не думаю, что мне стоит говорить это сейчас… всему свое время. Она будто заранее знала какую-то мудреную концовку всего, что происходит, и не хотела делиться, а просто наблюдала за окружающими её людьми, как за подопытными кроликами! Мануэла смекнула, что наблюдательность Хантер и впрямь уже однажды сотворила маленькое чудо, но был ли в этом весь секрет? — Что, не хочешь прослыть брехлом? — рассмеялась Мануэла. — Колись! — Я не думаю, что ты совершила ошибку, — просто пожала плечами Хантер. — Вот и все мои наблюдения. — Я тоже не думаю, — передернула плечами Мануэла. — Просто все узнали, вот и началось… — Да, вам стоило шифроваться лучше теперь, когда это имеет такое значение, — улыбнулась грустно Хантер. Мануэла не стала признаваться, что не поняла сказанного, но на деле задумалась над словами собеседницы. Хантер затронула какую-то тему, которой в своих мыслях Мануэла старалась избегать, и лишь теперь позволила себе осторожно приоткрыть завесу. Разум словно уцепился за слово «ошибка», которое ударилось в голове не так, как все прочие слова, царапнуло, заставляя обратить внимание. Только когда Хантер докурила и пошла назад в школу, оповестив, что в ложе ей надоело, и она присоединится к Уоттсу на трибуне, а Мануэла поразмыслила в одиночестве еще несколько минут, она наконец поняла, что именно не давало ей покоя. Она сказала это и даже не обдумала — Хантер была права, стоило следить за собой теперь, когда это имеет значение. Она не считала сделанное ошибкой. Даже при условии, что и она, и Сесил негласно забыли об этом, при условии, что это ничего не изменило в их дружбе, и в этом Мануэла себе не лгала — даже при всем при этом она не считала сделанное ошибкой. В эту секунду Мануэла крепко задумалась над словом «ошибка» вообще. Что оно несло в себе? Поток мыслей прервался лишь когда она сознательно заставила себя перестать об этом думать и поднялась. Пройдя сквозь раздевалки вновь, она остановилась около одной и дважды громко постучала. Мысли толком не успели сформироваться, но зато успел сформироваться вопрос. Сесил открыл дверь раздевалки, будучи в одних шортах, Мануэла осеклась и вскинула голову, молча спрашивая. — Все… хорошо, как я понимаю? — догадалась она, улыбнувшись. — Вроде того, — кивнул, улыбаясь в ответ, Эндрю. — Заходи, Аделия уже ушла на трибуны. Я слегла опаздываю, но, думаю, без меня не начнут. Войдя в раздевалку, Мануэла невольно оглянулась, поймав себя на мысли, что ей неловко находиться здесь, словно она вторглась незаконно. — Как Мэтьюз? — участливо спросил Сесил, натягивая футболку. — Не хочу об этом говорить, — поджала губы Мануэла. Эндрю остановился, нахмурившись, и поймал ее взгляд. — Все еще выделывается? — недовольно догадался он. — Он-то чего ждал? — Он просто бесится, — отмахнулась Мануэла. — Якобы я подорвала его доверие… Бред собачий. Она присела возле шкафчиков, Сесил причесал волосы пятерней и опустился рядом. — Ты расстроена из-за него? — Само собой, я расстроена, — фыркнула Мануэла. — Но сейчас меня беспокоит не это. Эндрю, скажи, ты жалеешь? Она обернулась и глянула ему в лицо, застав на нём выражение непонимания, — О том, что все узнали? Ну… да, жалею, конечно… — Нет, о том, что у нас было, — прервала его Мануэла. Сесил приумолк на мгновение, а после вскинул плечи. — Трудно сказать… лучше бы этого не было, конечно, — поджал губы он. — Почему? — не отставала она. — Потому что это ломает тебе жизнь сейчас, — развел руками Сесил. — Мне тоже, но… Тебе сильнее. Весь поселок судачит, и не мне они перемывают кости, Мануэла. А я больше всего не хотел бы причинить тебе боль. — Разве это важно? — вцепилась в его локти Мануэла. — Я спрашиваю тебя не об этом. На какое-то мгновение она позволила себе впустить в голову совершенно абсурдные мысли. Она по-настоящему не знала, зачем задает вопросы, честные ответы на которые вгонят их обоих в пропасть, откуда будет уже не выбраться. Кажется, и Сесил понял это в ту секунду, потому что выпрямился, невольно отстранившись от неё, и нахмурился. — Жалею ли я о том, что переспал с тобой? — повторил он. — К чему тебе задавать такие вопросы? Мы ведь решили, что не будем больше вспоминать об этом. — Ты решил, — вырвалось у неё. — Что?! — воскликнул он, вдруг подорвавшись с сидений и вытянувшись во весь рост. Мануэла молча вперилась в его лицо, Сесил потер лоб, после обеими руками всё лицо, словно не понимал, где находился, словно земля треснула у него под ногами, и он разом лишился равновесия. — Нет, — просто проронил он ни на что, напряженно бегая взглядом по полу. — Жалеешь? — повысив голос, буквально потребовала ответ Мануэла. — Нет! — крикнул он, остановившись. Невольно что-то пробивалось в воздухе между ними, как лучи света, простреливали стены, которых, оказывается, было полно. Что-то, что разбудили в Мануэле эти бесконечные нападки и упреки. Весь мир старался убедить её в том, что она совершила нечто постыдное притом, что она с большим трудом заставила себя не думать о содеянном вообще. Теперь, когда мысли, словно поток, прорвали плотину её сдержанности, Мануэла позволила всей той невысказанной обиде вылиться наружу. — Мы не решали забыть об этом, — едва слыша себя, произнесла она. — Мы не сказали об этом друг другу ни слова. — Что я должен был сказать? — изумленно спросил сиплым голосом Сесил, снова сев рядом с ней. — Что проснулся наутро, с ума сходя от ужаса, что поломал дружбу с той, которая была рядом всю мою жизнь? Да я молился, чтобы мы больше ни разу об этом не вспомнили! Он замолк, будто его заткнули, но Мануэла не проронила ни слова. Помотав головой, Эндрю словно вспомнил и вскинул голову опять: — А ты почему ничего не сказала? Вот это и был тот самый темный угол в её душе, то воспоминание, которое она даже не пережила сознательно — от начала и до конца игнорировала, стараясь заглушить в голове. Конечно, она не ответила бы правды. — Потому же, — поджала губы она и подняла взгляд. — Ладно, извини меня, я зря ворошу прошлое. Просто все так навалилось… мне трудно держать оборону перед всеми вокруг, когда то и дело мне тычут в спину и закидывают камнями. — Мануэла, — выдохнул понимающе Сесил и привлек ее к себе, заключив в объятия. — Ну что ты, скоро все это пройдет, вот увидишь. Мы всем им докажем, что ничего дурного не случилось. Я никому не дам тебя в обиду. Она обняла его в ответ, закрывая глаза. Не было смысла скрывать теперь, когда она призналась себе — больше всего она боялась открывшейся правды, потому что это заставило бы ее столкнуться с ней лицом к лицу. И эта правда действительно способна была порушить все то, что она с таким трудом построила.***
Холодный воздух ударил в лицо, когда Мануэла вышла из раздевалки и пошла назад к трибунам. Поднявшись, она уселась между Уоттсом и Аделией, которая, к слову, вполне довольная, уже фотографировалась на телефон. — Что это с тобой, Куколка? — не постеснялся прозвища Уоттс. — На тебе лица нет! — Мэтьюз? — понимающе спросила Изабель. — Да, — ответила она, не глядя на обоих. — Он еще слегка… на взводе. Говорить не хотелось, но Аделия, не вовремя участливая, присела поближе и ободряюще погладила ее по плечу. — Не волнуйся, он оттает. В конце концов, не злиться же на эту глупость вечно! Отсутствующе покивав, Мануэла вытащила из сумки бинокль и стала глядеть на корт, по большей части, чтобы не глядеть в глаза окружающим. В то же время Сесил вышел из раздевалки и направился на поле. Он подбодрил Мануэлу, как привык делать это всю жизнь, но, разумеется, не дал ни намеком понять, какой раздрай она оставила своими вопросами у него в душе. Было так паршиво, что даже странно. Сесил хорошо помнил тот миг, когда очнулся в постели рядом с подругой и пришел в ужас оттого, что совершил. Как мужчина он, конечно, считал себя целиком и полностью виноватым в случившемся, так что сразу принял на себя весь огонь, как и всю ответственность за дальнейшее. Когда Мануэла пришла в себя, и они обмолвились первыми фразами, он понял, что она с улыбкой иронизирует над произошедшим как над совсем невинной шуткой, и тогда с облегчением принял её условия. Да, это ничего не значило. Это ничего не разрушит. Подбредя к сетке, Сесил почувствовал дежавю — снова перед ним стоял Мэтьюз, которому почему-то хотелось хорошенько вмазать. На лице Джонатана было написано то же, Сесил вновь вспомнил, какой опечаленной была Мануэла из-за нападок этого придурка, а сразу затем вспомнил все прочие его проступки. Бросил всего один взгляд на отца — лицо того было непроницаемым, хоть и довольным. Как пить дать, гордился собственным детищем, собравшим столько оваций. Нет, больше ходов не было — так или иначе любыми правдами и неправдами надо было сыграть, сегодня расстраивать отца Эндрю точно не планировал. — Хорошей игры, Сесил, — процедил Джонатан, подойдя к сетке. — Надеюсь, хотя бы на корте ты будешь честен. — Я всегда честен на корте, — буркнул Эндрю. — Не выделывайся лучше, я и так после Грэга на взводе. — Ох, смотрите, напугал, — поморщился Джонатан. Взяв ракетку, он стал набивать мяч кверху, разминаясь. Эндрю бросил взгляд на трибуны и встретился глазами с Мануэлой, внимательно глядящей на игроков. Отчего-то стало стыдно. — Завязывай уже, достали твои нападки, — плюнул Сесил. — Понимаешь, что из-за тебя Мануэла страдает? Сколько еще ты будешь кидать ей свои идиотские обвинения? — Тебя-то заботит? — с готовностью огрызнулся Джонатан. — Смотрю, никак от неё не отвяжешься? Каблук долбанный… — Ух, как классно ты умеешь не тащить эмоции на корт, — процедил сквозь зубы Сесил. Отчего-то, он сам не знал, отчего, ему захотелось продолжать перепалку. Выводить Джонатана из себя ещё больше не было в его планах, но говнюк так отчаянно нарывался на ссору, что Сесилу захотелось поставить его на место. — Успокойся, — отрезал Сесил, глядя на то, что Мэтьюз не собирается отступать. — Я не намерен цепляться с тобой перед всем стадионом. Просто уясни, что твоя дебильная ревность рушит твои отношения, а вместе с ними и мои, а вот этого я тебе уж точно позволять не намерен. — Тебя в моих отношениях и рядом быть не должно, — плюнул Джонатан. — Ты и так уже в них влез больше, чем следовало. — Да хватит уже, ясно? — разозлился Сесил, поднимая голову. — Мануэла не одноразовая тарелка, чтобы спорить, кто её уже брал! — Лучше заткнись, Сесил, — стиснул зубы Джонатан. — От одной мысли, что ты, говнюк безродный, залез к ней в постель, я себя хреново контролирую. — Ах, вот оно в чём дело! — ахнул Сесил. Крупицы самообладания таяли на глазах. Мэтьюз затронул тему, которую трогать не стоило. Стоило только Сесилу осознать, что Джонатан мнит их связь с Мануэлой чем-то, что унижает её достоинство, всё внутри него вскипело. Ну, конечно! Знать взбунтовалась! — Значит, безродный говнюк? — почти шепотом прорычал он, чувствуя, как лицо идет пятнами от гнева. — Значит, в постель к твоей девушке можно только аристократам лезть? Что, потеряла Мануэла в цене, да, Мэтьюз? Уже не стоит тех денег, за которые ты её продал? — Заткнись! — рявкнул Джонатан резче, чем следовало бы. Нижние ряды обернулись на его восклик. — Довольно вешать на неё ярлыки, — процедил Сесил, стараясь унять ярость. — Я не позволю тебе её унижать! — А чего это ты так завелся, а? — вскинул голову Мэтьюз, подойдя ближе. — Защитником заделался? Чего бы ты там себе ни выдумал, подотри слюни — Мануэла моя. — Да уж конечно, — не сдержавшись, усмехнулся Эндрю. — Если на то пошло, моей она стала намного раньше… Мануэла нахмурилась, глядя на перепалку, которая явно шла внизу. — Адель, — ткнула она подругу. — Кажется, у них там какие-то распри. В ту же секунду Сесил наклонился к сопернику, что-то презрительно плюнув ему в лицо, следом за тем Джонатан вдруг вскинул ракетку и легким, но довольно унизительным жестом огрел ею Сесила по голове. — Что за… — ахнула Аделия, медленно поднимаясь с места. Корт на мгновение затих, но уже через секунду Сесил откинул свою ракетку и, что-то гневно выкрикнув, кинулся на Мэтьюза с кулаками. Невольно вскрикнув, Мануэла ошарашено смотрела на то, как он в один шаг достиг разозленного, но ошарашенного Джонатана и изо всех сил ударил его по лицу. Послышался резкий звук свистка, но игроки не обратили внимания. Сесил схватил согнувшегося от удара Джонатана за шкирку и зарядил ему поддых. — О боже! — выкрикнула Мануэла, срываясь с места и спеша вниз. В мгновение корт превратился в миниатюрный хаос: Джонатан и Эндрю сцепились, Сесил незамедлительно получил по лицу сразу два неслабых удара. С одной стороны к сетке бежали тренеры, с другой — Марк Мэтьюз, которому удалось быстрее других спуститься с трибуны. Однако подступиться к дерущимся оказалось непросто: оба словно сорвались с цепи и выбивали дух друг из друга, как кровные враги. Джонатану удалось схватить Сесила за воротник и, пригнув к земле, несколько раз изо всех сил врезать ногой по ребрам, но спустя секунду Эндрю повалил его на землю и, прижав коленом за шею, стал методично вбивать кулаки ему в лицо. — Что здесь происходит? — огласил корт разъяренный голос Олдоса. Он попытался подойти к сыну, но Сесил был слишком занят: он как раз провёз Джонатана лицом по настилу, а после, взяв за волосы, впечатал в него лицом. — Эндрю! — выкрикнул Олдос, хватая сына за локоть. Голос отца немного отрезвил Сесила, он отпустил Мэтьюза и сделал шаг назад, к тому подоспел его отец. — Что на вас нашло?! — громогласно выругался Марк, поднимая Джонатана и придерживая за плечи, чтобы он не вырывался. — Джонатан, что случилось?! — Что случилось? — сквозь зубы выругался Мэтьюз. — Спроси у этого мудака! Джонатан мотнул головой на Сесила, стирая кровь с лица, все присутствующие обратили свои взоры на Эндрю. Марк нахмурился, Олдос сжал зубы. Сесил с ненавистью посмотрел на соперника, словно готовясь вцепиться ему в глотку, окружающие оглядывали обоих почти с интересом. Послышался шепот, инцидент явно попахивал жареным. — Что бы ни произошло, это не повод устраивать драку здесь, — сдержанно произнес Олдос, безошибочно выдавая свою ярость. — Простите, мистер Сесил, — плюнул Мэтьюз. — Но сынок ваш — кусок дерьма! И я ему этого не оставлю! Слышишь меня, Сесил?! Не оставлю! Я тебя убью! Вырвавшись из рук отца, он снова кинулся на Эндрю, с ходу дав ему коленом в живот. Стоило Эндрю согнуться, как он получил в глаз с кулака, а после локтём. Закашлявшись, он ответил, ударив Мэтьюза ногой в колено. Он выиграл время, Джонатан на мгновение вскрикнул от боли и отшатнулся, но тут же кинулся обратно на соперника, когда дорогу ему преградила Мануэла. — Хватит! Что с вами?! — возмущенно воскликнула она, отталкивая его от Сесила. — Джонатан! Успокойся! Он невольно замер, Мануэла и сама не заметила, как непроизвольно закрыла Сесила от его кулаков, даже не подумав о том, что именно Эндрю стал кидаться на него первым. Джонатан выпрямился, окидывая её обиженным, озлобленным взглядом. — Выбрала сторону, да? — произнес он приглушенно. — Что ты несешь? — скривилась она. — Зачем ты это начал? Что опять тебе взбрело в голову, Джонатан? Почему ты вечно лезешь на рожон?! — Я не собираюсь отчитываться! — в ярости проговорил Мэтьюз. — Говнюк получил за дело! — Да что же с тобой не так? — со слезами в голове спросила Мануэла. — Почему тебя всё не отпустит? Неужели и вправду для тебя это так важно? Неужели я для тебя настолько обесцененный товар? — Не говори так, Мануэла, — сглотнул он, стирая кровь с носа. — Ты же знаешь, что это не так. — Ещё как так! — покивал Сесил, кашляя, глядя в землю за спиной Мануэлы. — Ему покоя не дает, что это был я! Будь на моем месте Марлоу или любой другой, он бы руки жал! Сука! — Ну ты тварь, — проронил Мэтьюз, снова кидаясь на него. На этот раз Сесил был готов, он встретил его ударом в челюсть, а после оба снова сцепились. Мануэла задохнулась от отчаяния, она хотела кинуться между ними, но её цепко схватил за руку Марк Мэтьюз. — Не надо, дорогая, зашибут! — обеспокоенно бросил он, глядя на драку и не зная, как подступиться. Казалось, всё потеряно, Сесил уложил Джонатана на лопатки, в кровь сбивая руки о его лицо, но тут произошло то, чего все ждали. За воротник сына резко дернул Олдос и, воспользовавшись замешательством того, отвесил ему оглушительную затрещину. Эндрю замер, словно приходя в себя, глубоко дыша, он моргал, глядя в пол, а в глазах, казалось, собрались слёзы. — Успокоился? — коротко спросил Олдос, сжимая зубы. Эндрю коротко кивнул. Даже Мэтьюз позади поднялся, кажется, растеряв весь свой пыл. — В раздевалку оба, живо, — приказал Олдос. Сесил приложил руку к носу и быстрым шагом пошёл прочь. Джонатан даже не взглянул на Мануэлу, а спешно последовал за соперником. Мануэла боялась бросить взгляд на Олдоса — весь корт понял, кто был яблоком раздора. — Простите, мистер Сесил, — едва слышно проговорила она, чувствуя, как в глазах плывет пелена. — Иди с ними, Мануэла, — сдержанно ответил Олдос, подбирая ракетки. — Мне нужно пять минут остыть. Займи их. Кивнув, она послушалась, поспешив в раздевалку. Около трибун она резко замерла, увидев Аделию, спустившуюся со своего места. Та сидела на бортике, закрыв лицо руками. — Адель, — позвала она. — Пойдешь со мной? — Какое унижение, Мануэла, — всхлипнула она, отнимая руки от зареванного лица. — Вот так ему плевать? Вот так «ничего это не значило», да? — Аделия, не бери ты в голову, — ахнула Мануэла. — Ты же знаешь, Сесил это не из ревности!.. — Нет, не из ревности, — покивала Адель, спускаясь. — Из ревности с такой яростью дух ни из кого не выбивают. Это из любви, Мануэла. — Адель! — попыталась та, но подруга помотала головой и поспешно пошла прочь.***
Ворвавшись в раздевалку, Мануэла не взглянула даже на то, что Мэтьюз и Сесил продолжали орать друг на друга. Буквально кинувшись между ними, она со всей силы огрела Эндрю по плечам. — Ну и какого черта?! — вскричала она. — Мануэла, прости! — выдохнул он, все еще не отойдя от злости, которую только что вымещал на Джонатана. — Ты хоть знаешь, что там сейчас с Аделией? — бросила она, снова ударив его. — Боже, я даже не представляю, как ужасно она сейчас себя чувствует! — Я виноват, я знаю, прости! — воскликнул Сесил, хватая её за плечи. — Мануэла, я знаю! Стыд за все содеянное и сказанное захлестнул его с головой, и вновь Мануэла попала под удар, он снова и снова причинял ей боль, отчего хотелось что-то расколотить на части. Она наконец перевела дух, а после кинулась к Мэтьюзу. — Что ты там наговорил Эндрю?! — Мануэла, — начал он. — Отвечай! — закричала она, тряхнув его. — Я его вывел, сказал то, что не должен был, — признался он. — Прости меня. Прости, Мануэла… — Я тоже сказал, не подумав, — покивал Сесил. — Ужасную глупость, не знаю, как язык повернулся. Оба они в мгновение остыли, увидев в каком она состоянии, осталась лишь дрожь и желание просить прощения за эту тупую выходку. Обрушившись на сидения, Мануэла закрыла лицо ладонью и заплакала вдруг так отчаянно, как не плакала на памяти Эндрю уже давно. Его словно ударило острым лезвием в грудь, он мгновенно кинулся к ней, обнимая за плечи. — Мануэлита, прошу тебя не плачь! — Мэтьюз, присев с другой стороны, даже не сказал ни слова в его сторону, до того оторопел. — Твой отец теперь меня ненавидит, — всхлипнула она. — Мало того, что я такое представление устроила вчера, так еще и сегодня все наперекосяк из-за меня… — Это все из-за меня, — немедленно прервал её Эндрю. — Мой отец тебя обожает, дорогая, ну что ты! Я сейчас пойду к нему и пускай убьет меня — плевать! — Мы оба пойдем, вот увидишь, Мануэла, — покивал Джонатан, позволяя ей положить голову себе на плечо. — Олдос нас обоих как следует пропесочит, а о тебе и не вспомнит. Не расстраивайся!.. Планировала она это или нет, но о драке тут же забыли оба — тут была проблема посерьезнее. Мануэла потихоньку успокоилась, утерев слезы, села, недоверчиво поглядев на горе-соперников. — Не знаю, что теперь тебе придется сказать Аделии, чтобы она тебя простила. — Чёрт, — зажмурился Эндрю, вскидывая к потолку разукрашенное лицо. — Я объяснюсь с ней, все будет хорошо… она меня уже простила один раз, значит, и второй раз простит. Не беспокойся за нас, Мануэлита. Сделав пару вдохов, Мануэла покивала и поглядела в лицо Эндрю. Он предстал перед ней в чертовски хреновом виде, весь изувеченный, без конца стирал кровь с носа, но всё равно почему-то беспокоился о её слезах. Мануэла выдохнула, сказав, что не может больше злиться, прижалась к нему, обняла и похлопала по спине. — Ещё поцелуйтесь, чёрт подери, — выругался Мэтьюз. — Не начинай, — огрызнулся Сесил. — Набил мне морду, легче стало? — Стало, — фыркнул Джонатан. — Еще раз ляпнешь что-то подобное — снова набью. — Подобное чему? — всхлипнула Мануэла. — Неважно, — отрезали в один голос оба. На трибунах в это время едва улеглось потрясение, теперь все обсуждали произошедшее. Кэмерон и Изабель, не скрывая, галдели о том, как им понравилось увиденное, Хантер рядом тихонько слушала. — Неужели во всем этом балагане наконец-то случилось что-то интересное! — хохотал Уоттс. — Ну это просто музыка для ушей и услада для глаз моих, как эти два придурка друг друга колошматят! — Разве Джонатан тебе не друг? — удивилась Иза. — У меня нет друзей, душа моя, — приобнял ее за плечи Кэмерон. — А это случаем не твой друг? — прищурилась, глядя с трибуны, Хантер. Около выхода остановился собственной персоной Элиот Дюаваль со своей рыжеволосой спутницей, которую Хантер отлично помнила с одной из вечеринок Уоттса. — Дюаваль! — заорал Кэмерон, приметив друга, и замахал руками, грозясь выбить сидящей рядом Изабель глаз. — Иди сюда, задница ты голливудская! Элиот его увидел и с улыбочкой стал подниматься, но его подруга обогнала его и прибежала на трибуну первой. Упав в объятия Уоттсу, она расхохоталась и призналась, что скучала по нему. — Еще бы не скучала, рыжуля, — исходил на мед довольный Уоттс. — Ну как у вас дела? — Все отлично, а как же еще? Элиот теперь у нас телезвезда! — О, я видела твое шоу, — подала голос Хантер, глядя на Дюаваля. — Наживаются на твоей любви к наркотикам? — Я не употребляю, — проронил он, сделав вид, что равнодушно. Не зря его считали первым красавчиком в поселке (что уже было не совсем так, учитывая, что в поселке он больше не жил) — Элиот был хорош собой, черты его лица были подогнаны так хорошо, будто кто-то намеренно вымерял пропорции. У Хантер еще не было возможности так близко его рассмотреть, но со своим экранным образом он не слишком выгодно разнился. Присев на сидение по левую руку от Уоттса, он вальяжно вытянул ноги и недовольно кивнул на корт. — Где обещанное зрелище? — Ты не застал? — удивился Кэмерон. — Была какая-то возня, мы оттуда не видели, — отмахнулся Элиот. Он бросил еще один взгляд на Хантер — не презрительный, какой бросал на всех незнакомцев, сидящих на соседних рядах, но несколько подозрительный — Хантер поняла его мысли. Она вроде как выглядела своей, но Дюаваль явно принял решение ей не доверять. — Нашему Чемпиону надавали по роже, — сообщил Кэмерон. — Сесилу? — встрепенулась спутница Дюаваля. — За что же? — Нечего было чужим девчонкам присовывать… Вот так-то! Не так уж этот ваш Сесил и свят! На это рыженькая стала яро Уоттсу возражать, Хантер никак не могла вспомнить её имя, но тут Кэмерон ей помог. — Коллин, не зли меня, красавица, у меня после этой потасовки только настроение поднялось, — отрезал он. — Смотрите-ка вон лучше, другая пара клоунов вышла нас повеселить! Хантер обратила взгляд на корт — туда, не давая зрителям повода судачить о произошедшем, уже спешно вышли Грэг и Дэмьен. Они, не скрывая этого, развлекались по полной программе, по виду Вудкастера она поняла, что он уже в стельку. — За кого болеешь, мисс Фергюсон? — ехидно намекнул Уоттс, заметив ее интерес. — Фергюсон? — сглотнул, не успев спрятать эмоции Дюаваль. — Да, — вальяжно ответила Хантер, оторвав взгляд от корта. — А сам как думаешь, Кэмерон? По-моему, в этом мире нет человека, который желал бы проигрыша Вудкастеру больше, чем я. — Ой, бьюсь об заклад, ты лукавишь, дорогуша, — пропел он, спустив Коллин с колен и пригнувшись, чтобы говорить с Хантер на одном уровне. Они с пару минут понаблюдали за игрой молча, Хантер задумалась над его словами. Откуда Уоттсу было известно хоть что-то о ее чувствах? Он и наблюдательностью-то никогда не отличался, однако, глядя на бегающего по корту Грэга, Хантер не могла не признать, что на сей раз подметил он чётко: не то что до ненависти, а даже до равнодушия ей было далеко, как до луны. Всякий раз, как она видела Вудкастера, словно маленькая молния пробегала в груди, становилось душно и холодно одновременно, и Хантер знала этому лишь одно объяснение. Объяснение, которое просилось в голову в полусонных ночных фантазиях, подпитанных еще столь свежими воспоминаниями. Переведя взгляд на Дэмьена, стоящего в ожидании подачи соперника, она вновь поймала себя на ощущениях. На сей раз это была неясная теплота, подпитанная не только страстью — у нее и Марлоу уже успели родиться общие, до омерзения милые воспоминания. Немудрено, ведь они проводили время вместе и вне постели, а еще Дэмьен очаровательно заявлял на неё какие-то права, в которые, кажется, оба они не верили. Все это рождало в душе непередаваемую, жгучую смесь эмоций, от которых прямо сейчас, глядя на поле, Хантер захотелось залиться смехом и слезами одновременно. Боже, какая же она дура! Не верится, что она смогла выжить здесь, будучи такой слюнтяйкой! — Мне нравится твоя игра, мисс Фергюсон, — подал голос Уоттс. — Что ты не даешь воли этим мерзким привязанностям. Это черта настоящего жардановца. — Если бы, Кэмерон, — мрачно заметила она. — Если бы. Он взглянул на неё всего раз, с какой-то невыраженной болью во взгляде. — Я думал, хоть ты, — грустно промолвил он. Она не стала смотреть — ей это не понадобилось. Хантер давным-давно раскусила Уоттса, еще раньше, чем он стал так открыто выдавать все, что было на душе — наверняка от отчаяния. То, что душило его, было настолько очевидным, что ей не хотелось даже спрашивать, подбодрить все равно было нечем. Звонок просигналил об окончании игры, вновь послышалась музыка, Хантер поднялась, чтобы пойти назад в свою ложу. Она сбежала оттуда вполовину, чтобы расслабиться, болтая с Уоттсом, а вполовину, чтобы еще раз обмолвиться с Мануэлой — ей все казалось, что она видела то, что никто не видел, и она обязана была Мануэле об этом сказать. Вовремя прикусила язык на улице, и теперь поняла, что наблюдать будет намного мудрее, чем встревать. — Передай от меня поздравления! — бросила ей вслед Изабель. — Кому? — не поняла Хантер, обернувшись. — Так пристально следила за своим любимцем, что даже не заметила, кто победил? — ехидно спросила она. Хантер осеклась, осознав, что Иза права. — Уделал его Грэг, — пояснил Уоттс, улыбаясь в унисон с подругой. — Ох, я даже не знала, что ведется счет, — фыркнула с улыбкой Хантер и пошла прочь.***
Дюавалю явно не было весело, да он особо и не рвался на турнир, это была идея Коллин. Она не только хотела ненадолго сбежать из тоскливого отеля, но и в самом деле, как и призналась, заскучала по Уоттсу. Сидя около него и болтая о ерунде, слушая его подколки, она впервые за долгое время почувствовала себя хорошо. Элиот не выдержал больше двадцати минут сидения на месте и пошел в буфет, чтобы чем-нибудь разжиться, и с момента, как он ушел, Кэмерон буквально забросал Коллин вопросами. — Совсем опустился наш сыночка? — спрашивал он. — Гляжу, съехал, в какое-то непотребство влез… я и прежних его увлечений не одобрял, но это! Как ты это допустила, рыжуля? Ты же теперь еще и агент на полставки! — Я против этого телешоу, — бросила Коллин, пользуясь тем, что актера не было рядом. — Но Эл меня не слушает, он совсем упал духом, думает, ему ничто другое больше денег не принесет… — Идиот, — присвистнул Кэмерон. — Ну, мы ему мозги-то вправим, не переживай, а вот что насчет нового дома? Так и перебивается по отелям? И как он туда еще подругу не постыдился потащить… Коллин не выдержав, рассмеялась. Слушать от Уоттса столь здравые с точки зрения этики вещи было почти смешно — вот до чего неэтичный образ он себе создал! — Какая я ему подруга… — отмахнулась она. — Он меня к тебе даже не приревновал! — Но он же с тобой живет, — удивился Уоттс. Это было до того заезженной мыслью у нее в голове, что Коллин почти с раздражением поджала губы. — Я вот и не понимаю, Кэмерон, чего я ему сдалась… — При мне он еще с собой ни разу никого не селил, — заметил Кэмерон. Коллин так сильно нуждалась в ком-то, с кем можно было поговорить об этом, что не погнушалась даже сидящей рядом Изабель. — А как вообще он вел себя раньше с женщинами? — спросила она, поджав губы. — Спроси у Изы, — ехидно проговорил Уоттс. — Она последней его ублажала. — Что, правда? — опешила Коллин. Изабель отвлеклась от созерцания чего-то в телефоне, и рассеянно покивала. — А… да, было дело… Ну, на меня не смотри, у меня это была разовая акция. — То есть, вы не встречались? — уточнила Коллин. — Упаси Господь! — рассмеялась Иза. — Дюаваль ни с кем не встречался, — пояснил Уоттс. — Он говорил про себя, что он гражданин мира — принадлежит, мол, всем хорошеньким женщинами в равной степени. Задумавшись об этом, Коллин пришла к выводу, что и с ней Элиот определенно не встречался — он будто зациклился на ней по совершенно неясной причине. — Может, он и не умеет, — встряла Изабель. — Ревновать. Едва успев отойти от удивления, что она все-таки слушала все сказанное, Коллин сглотнула и передернула плечами. — Да разве это можно не уметь? — Всё можно не уметь, если никто никогда не учил, — со знанием дела сказала Иза. — Если человеку никогда не показывали, как это: кого-то любить, он не будет уметь, можешь мне поверить. Могла ли причина крыться в этом? Коллин не успела обдумать, Иза ойкнула и вытянула руку с сотовым. — Тебе звонят, Уоттс! — оповестила она, видимо, лазая в его сотовом до сего момента. — ТФС! Это какая-то служба? — Это Тори Фостер-Спрингс, — скривился Кэмерон. — Дай сюда, не могу больше! Он выхватил трубку из рук Изабель и, нажав на прием вызова, гаркнул в трубку: — Да? Кто это? С минуту его лицо выражало негодование, после осунулось в невероятном изумлении. — Чего?.. — просипел он. — Она беременна, — шепотом сделала ставку Изабель. Кэмерон помолчал еще с полминуты, после скомканно попрощался и стал рыться по карманам в поисках сигарет. — Беременна? — уточнила Изабель. — Лучше бы беременна, — покачал головой Уоттс. Он поднялся, найдя наконец сигарету, сунул ее в рот и быстрым шагом пошел вниз с трибуны, даже ни с кем не простившись.***
Церемония открытия наконец подошла к концу, и Бензли почти вздохнул с облегчением. Он в компании Уэстбурка, как на иголках, второй день без продыху пытался объять необъятное, следя за каждым шагом многотысячного стадиона. Конечно, потенциально это было невозможно, но церемония закончилась, а новых трупов не обнаружилось. Бензли одновременно грела эта мысль и мучила — он все же питал надежду найти зацепку по Касу именно здесь. Убийства прекратились, но наказания убийца не понес, да и Уэстбрук был уверен, что это лишь затишье перед бурей. Но пока что в качестве продыху Бензли курил около входа, глядя на выходящих с корта гостей. Мимо прошел мрачный, как туча, Сесил. Глядя на его разукрашенную рожу, Бензли невольно усмехнулся. Он старался не лезть в разборки детей, но известие, потрясшее вчера весь корт, Бензли ни капельки не удивило — он был почти уверен в том, что мелкий говнюк скрывает нечто подобное. Да и наверняка не только это! После корт покинули другие теннисисты, довольные Марлоу и Вудкастер — вот уж у кого был праздник жизни, сплошной выпендрёж и никакой ответственности! За ними устремилась сразу целая толпа: семейство Грэга в полном составе, Равенна Марлоу, а за ней процокала каблучками смутно знакомая внешне Бензли девица — золотоволосая, холеная, но какая-то несуразная, будто старавшаяся никому не попадаться на глаза. После вышла Мануэла, зареванная, вдвоем с Мэтьюзом, оба тут же разошлись в разные стороны. И хоть опозоренную девочку Бензли было по-отечески жаль, но такому раскладу он был более чем рад — на Мэтьюза у него были свои, более грандиозные планы. Сверкая улыбкой и стеклами в очках, незадолго после них из школы вышел Дюаваль. Актер остановился около выхода вместе с Уоттсом, своим ближайшим дружком в поселке, мисс Шепард и Изабель Кикенфилд. Везде, где появлялась смазливая мордашка Дюаваля, сразу собиралась маленькая толпа, вот и тут, его сразу облепили со всех сторон неравнодушные зрители. — Добрый день, мистер Ройе! — помахала ему Коллин, Бензли учтиво покивал. Девчонка ему почему-то была по душе, сознательная, неглупая. Видит Бог, только благодаря ней актер наверняка все еще был жив. Сам Элиот вскинул голову, увидел Бензли и сделал что-то вроде жеста, которым отдают честь. — Эй, — вдруг прищурился он, глядя на него. На мгновение Дюаваль действительно замер, словно впал в ступор, мисс Шепард опасливо заглянула ему в лицо, но актер не обратил внимание. Щурясь, он перешагнул и приблизился к Бензли. — Я его помню, — проронил он. — Это он… Это он продал мне марку! Воцарилось молчание, покуда Бензли в оцепенении не осознал, о чем Элиот говорил. В следующую же секунду он обернулся в направлении взгляда актера и увидел, что тот направлен на Артура. — Уэстбрук? — непонимающе подал голос Бензли. — О чем он? — Понятия не имею, — напряженно пожал плечами тот. — Это точно он, — ткнул пальцами Дюаваль. — Это он назвался Касом! Волна липкого осознания прошлась по спине Бензли, он всем телом обернулся на детектива, тот непонимающе глядел по сторонам. — Ты уверен, Элиот? — прогремел Бензли. — У тебя ведь наблюдаются проблемы с памятью, насколько мы помним. — Нет, он уже вспоминал кое-что с той вечеринки, — сказала ошарашенная Коллин. — И воспоминания были точными. — Уэстбрук? — повторил Бензли. Тот только несколько раз подряд сглотнул. — Я все объясню, — сипло проронил он, подняв взгляд.