***
Люк ликовал. Пускай, и он, и Ройе знатно облажались с поимкой Каса, а все ж таки это сделали не гребаные федералы! Все утро он, счастливый, как младенец, отмечал эту чудесную новость, сидя в кабинете Бензли. Тот, в свою очередь, не был этому так рад. Во-первых, из них двоих он облажался больше — именно под его началом ходил преступник и под его же носом совершал все свои преступления. К тому же, за всю ночь Бензли так и не удалось выжать из псевдо-детектива ни слова. Все, что он делал — отрицал свою вину, клянясь, что никого не убивал, но на это дерьмо Бензли не покупался уже лет двадцать. Его беспокоило иное — как он ни старался, даже сумев вытрясти из Уэстбрука его настоящую биографию, он не мог придумать даже примерного мотива. Артур не походил на психованного маньяка, достойной причины убивать богатых спортсменов у него тоже не было. Эта ложка дегтя знатно отравляла его детективный триумф, если эту нелепую перепалку с актером вообще можно было назвать триумфом. Матерь Божья, да ему же просто повезло, что Дюаваль оказался в нужном месте! — Брось, радуйся хотя бы тому, что этот твой Артур больше не угрожает поселку! — рассуждал Люк, сидя в его кресле, пока Бензли сидел на краю подоконника и привычно напряженно смолил. — Хотел бы я быть в этом так уверен, — буркнул он. — А я вот уверен, — пожал плечами Люк. — Посуди сам, он всюду таскался за тобой, ты сам говорил, появился в конторе недавно, помогать вызвался сам. Для чего еще, если не для того, чтобы контролировать ход расследования? Аргумент был печально убедительным. У Бензли было время обдумать присутствие детектива в его жизни, тот действительно проявлял большую инициативу в деле Каса. И все же что-то не клеилось. — Кому звонишь? — проронил Люк, глядя на то, как он набирает номер. — Олдосу, — ответил Бензли. — По новостям уже передали, что Кас пойман. Стоит сказать ему, чтобы не расслаблялся раньше времени.***
Над поместьем Виньябле, несмотря на добрые вести, сгустились тучи. С самого утра Кэмерон и Робин были на ногах, ожидали редких гостей. Мать суетилась в предвкушении, а вот сам Уоттс уже знал, что ничего хорошего от этой встречи ждать не стоит. Вся его жизнь приостановила ход с того самого звонка на церемонии открытия. Когда Кэмерон уже больше не смог терпеть постоянных трелей и наконец взял трубку, он услышал отнюдь не голос Тори Фостер-Спрингс. Как бы ему ни хотелось верить в то, что это просто сон, на проводе был Стэнли — его родной брат, все номера которого были заблокированы на сотовом Кэмерона порядка полугода. Братишка и не баловал его звонками, но даже в те редкие моменты, когда ему было что-то надо, Уоттс слышать Стэнли не хотел. Разговор получился чертовски коротким, и теперь Кэмерон ожидал брата в гости для более изощренного метода казни. Стоило Стэнли сквозь зубы процедить «готовься объяснить, какого черта у тебя было с моей невестой», Уоттс сразу понял, что дело дрянь. Конечно, ему и в голову не могло прийти, что Стэнли вдруг решит обзавестись женой — да и какую умалишенную прельстит мысль провести жизнь с этим недоумком? Однако, имея дело с Тори Фостер-Спрингс, Кэмерон в принципе рисковал. Что ж, риск себя не оправдал. Робин вновь бесила своим мельтешением, встречая прибывших, Уоттс с трудом заставил ее не накрывать обеда на тридцать три блюда — он не рассказал матери о причине визита, но был почти уверен, что гости окажутся не голодны. Федерлайн открыл дверь своим ключом, словно желая молчаливо напомнить, кто тут хозяин, и вторгся в холл, осматривая его почти с отвращением. — Что ты сделал с домом? — бросил он вместо приветствия. Вслед за ним в особняк быстрым шагом прошел Стэнли, с порога он сразу пронесся по холлу, схватил Кэмерона за воротник и потащил в гостиную под удивленные возгласы матери. Оказавшись на полу около дивана, Уоттс мгновенно получил в лицо, после еще раз, а затем, притворившись, что сдается — крепким каблуком ботинка брата в ребра. — Стэнли! — умоляла Робин, не понимая, что происходит. — Немедленно прекрати! — Все в порядке, мам, — простонал, потирая нос, Кэмерон. — Это мне за дело, судя по всему. Федерлайн, глядя неприязненно-равнодушно, как и всегда, сел на диван, потянув Стэнли за пальто, заставляя сесть рядом. Кэмерон устроился по-турецки, а после воззрился на гостей. — Стэнли, будь так любезен, поясни наконец по-человечески, что нахрен происходит! — не отойдя от изумления, приказала Робин. — Кэмерон давеча познакомился с одной хорошей девушкой, Тори Фостер-Спрингс, — вальяжно промолвил Федерлайн. — Что ты сделал после? — Переспал с ней, — устало бросил Уоттс. Робин явно не понимала, в чем дело, тогда поднялся цепной пес и снова залаял. — Он трахнул мою невесту! — сквозь зубы рявкнул Стэнли. — Брось, в жизни не поверю, что ты способен к кому-то по-настоящему привязаться, говори как есть, в чем твоя проблема, — склонил голову Уоттс. Брат попытался еще раз пнуть его каблуком, но его остановил Федерлайн. — Тори Фостер-Спрингс — дочь не последнего человека в нью-йоркском топливном бизнесе, Джорджа Фостер-Спрингса, — пояснил мрачно он. — Мы готовили этот брак порядка полугода, Кэмерон. Конечно, такой разрушительной силы фактор риска, как ты, мы не предусмотрели… но ты и тут умудрился подгадить. — Брось, тебе же плевать на неё, — поморщился Кэмерон, глядя на брата. — Какая разница, с кем там она разок-другой переспала? — А вот какая, — плюнул он, вытащив из дипломата какую-то мятую стопку и швырнув ее на стол. Кэмерон взглянул. На поверку это оказалась газета, в которой на одной из полос красовалась новость о его не самой удачной интрижке с Тори, причем подкрепленная фото, сделанным явно на чей-то сотовый. Не выдержав, Уоттс усмехнулся. — Конечно, на таких условиях никакой свадьбы не будет, — пояснил Федерлайн. — А значит, не будет и контрактов, которые эта свадьба подкрепляла бы. — Спасибо, черт тебя дери, козел! — выругался Стэнли. — А я-то уж почти поверил, что ты, бедняжка, влюбился, — мечтательно произнес Уоттс. — А ты влюблен в одно лишь бабло… Душераздирающая история! — Закрой рот, Кэмерон, — оборвал его отец. — Ты не понимаешь, какую свинью нам подложил? — Да я понятия не имел, что она обручена! — хохотнул Кэмерон. — Что ж мне теперь, каждую девчонку проверять на наличие придурка, который хочет ее денег? Стэнли явно сделал вид, что из последних сил сдержался, чтобы не ударить его. — Что? — вскинул голову на отца Уоттс. — Ну что ты теперь хочешь от меня? Сделанного не воротишь, я не виноват, что ваша Тори сделкой века не слишком-то дорожила, раз позволила себя заснять. — Пошел ты, сукин сын, — бросил Стэнли, поднявшись и гневно затопав по гостиной. — Мало того, что ты не приносишь мне никакого дохода, так теперь еще и отнимаешь имеющийся, — с металлом в голове сказал Федерлайн. — А дети они вообще не для того, чтобы приносить доход, папуля, — цокнул сочувственно Кэмерон. — Они для другого созданы, впрочем, это у нормальных людей, тебе не понять. Он обернулся на мать, желая услышать поддержку, но она молчала, расстроенно глядя в пол. Уоттс был почти уверен, что больше всего она опечалена тем, что гости не обратили никакого внимания ни на нее саму, ни на что, как она их ждала. Стэнли и отец явно не навещали бы опальное семейство как можно дольше, если бы не этот приятный повод. — Проводить вас? — задорно спросил Уоттс, поднявшись с ковра. — Полагаю, больше дорогие гости не задержатся? Любой адекватный человек обиделся бы на это, но только не Федерлайн. Любой повод покинуть дом был ему кстати, так что он поднялся и одернул полы пальто. — Деньги, что мы потеряли на этой сделке из-за тебя, ты вернешь, Кэмерон, — хмыкнул он. — Так что будь готов. Я заеду к тебе на днях. Мы со Стэнли уже пару недель в Лос-Анджелесе, планируем остаться тут еще на месяц-другой… как раз будет время выбить из тебя дурь. Даже не взглянув на Робин, он пошел прочь, Стэнли напоследок пнул брата еще раз, выругался и проследовал вслед за отцом. В последний момент Робин метнулась к выходу. — Заезжайте завтра, Стэнли! — запричитала она. — Мы так давно не виделись! — Конечно, мам, — буркнул тот и вышел за дверь, оставив легкий запах своего ядреного одеколона и легкое ощущение тошноты. Робин вздохнула, медленно притащившись в гостиную и опустившись на диван. Она стащила резинку с волос, которой убрала их в хвост и воззрилась на Кэмерона. — Да уж, учудил, — проронила она. — Откуда я мог знать? — мирно пожал плечами Уоттс. — Она сама на меня прыгнула, что я, дурак, отказываться? — Ох, Кэмерон, — закрыла ладонью лицо Робин. Он заметил, что она стала выглядеть хуже, чем раньше, но списал это на пережитый стресс. Не хотелось признавать, что мама стареет, хотя он знал, что душой стареть ее по большей части заставляет он сам. — Что? — спросил он, чтобы не молчать. — Папа прав на твой счет, — покачала головой она. — Ты совсем не имеешь в жизни никакой цели. — Это не так, — спокойно мотнул головой Уоттс, поднявшись. — Просто мои цели расходятся с его, и слава богу. — Ты слышал, что он сказал? — охнула Робин. — Что ты должен вернуть деньги! — Да откуда я их возьму? — рассмеялся Кэмерон. — На моем счету, конечно, довольно, но не настолько же! Да и если бы он хотел, сам бы их оттуда снял! — Нет, — покачала головой мама. — Ты вернешь их сам, своим трудом, именно этого он хочет. Это будет правильно. Кэмерон повернулся на нее, обиженно вскинул голову. — Я не сделал ничего такого, — возразил он. — Достаточно уже всего наделал, — покивала Робин, поднявшись с дивана. — Я не в состоянии управиться с тобой, может, хотя бы управится он. Такой настрой редко, но все же посещал его матушку, и Уоттс поджал губы, укоризненно склонив голову. С чего это Робин вновь решила, что ему вообще нужна управа? Он знал — такие вещи срывались у матери с языка только в моменты самого сильного отчаяния, и причину этому отчаянию он знал не хуже. — Послушай, не надо на мне вымещать свою обиду, окей? — поднял руки он. — Ты прекрасно знаешь, что Федерлайн придурок и в воспитании детей он ничерта не понимает. Пускай, Стэнли отвернулся от тебя, но и его воспитала ты. Так что ему не удастся спихнуть на тебя вину за то, какой я вышел бракованный. Робин вздохнула выпрямившись, в ее глазах, казалось, вот-вот соберутся слезы. — Я устала быть меж двух огней, Кэмерон, — выдохнула она. — Я тебя всю жизнь защищаю, и это… всегда меня с ним делило… Уоттс обернулся, не веря своим ушам. Она и впрямь сказала это вслух?! Нет, он знал, что ей и это приходит в голову — любому бы пришло. Федерлайн был недоволен младшим сыном с юности, а Робин питала к нему — что скрывать — гораздо более теплые чувства, нежели к старшему, и это нередко становилось причиной их ссор. — О чем ты? — поморщился Кэмерон. — Еще скажи, я виноват в вашем разводе! — Твоя вина в нем определенно есть, — покивала Робин, вытянувшись перед сыном. — Да, Кэмерон, ты уже взрослый мальчик, и ты сам знаешь, что я права. Я всегда была слишком к тебе благосклонна… — Очнись! — вскинул ладонь Уоттс. — Он не любил тебя никогда! Сколько я себя помню, мама! Как ты позволяешь этому появляться у тебя в голове? В отчаянии он резко сел прямо на столик, около которого стоял, и стал тереть лоб. Пускай он и бахвалился, а все же тема, которую мать так некстати решила поднять, была больной. — Ты не смеешь так говорить, — процедила Робин. — Смею! — вскрикнул Кэмерон, отняв руки от лица. — Это правда! Ты уже чертову кучу лет исходишь на мыло каждый раз, как этот мудак переступает порог — как будто забываешь все те годы, что прожила с ним! Он унижал тебя! Бил тебя! Ни во что тебя не ставил! — Ты не смеешь этого говорить! — перебила криком мать. — Да что ты… — чертыхнулся Уоттс, почувствовав, как и ему в голову бьют слезы. — Что ты несешь… В горле перехватило от этой отвратительной, противоестественной лжи, в которой мать убедила себя только из-за того, что привыкла взваливать вину себе на плечи. Из-за того, что Федерлайн, черт его дери, приучил ее к этому! — Ты не сможешь обвинить в этом меня, — покачал головой он, не поднимая взгляда. — Делай, что хочешь, а это не моя вина. Я был ребенком. Ты защищала меня, потому что он обходился со мной так же дерьмово, как и с тобой. — Теперь ты уже не ребенок, — проговорила сипло Робин. Поднявшись, Кэмерон нервно сделал несколько шагов, а после, дрожа, как лист, утер лицо и ткнул пальцем в мать, даже не глядя на нее. — Пока ты унижаешься перед ним снова и снова, он еще сильнее втаптывает тебя в грязь. Какого-то хера ты все еще позволяешь ему это! Хотя он уже не имеет на тебя никаких прав! — Ты ничего не знаешь об отношениях и семье, — отрезала мать. — И слава богу! — проорал он, не выдержав. — Отношения… нет никаких отношений! И семьи у нас нет! Не было никогда! Они оба, и отец, и Стэнли, плевали на тебя! А знаешь, кто не плевал? Я! Я — единственный, кому до тебя есть дело! Единственный, кто тебя не предал! Так ты отплатила мне за это?! — Замолчи, Кэмерон, — прошептала она. Он с радостью это сделал. Эмоции били его крупной дрожью, голос позорно срывался, перед глазами поплыли пятна от переполняющей его горечи. Уоттс просто шибанул чем-то тяжелым, что было на столе, по поверхности, и опрометью вышел вон из холла. Свежий воздух не отрезвил, Кэмерон дрожащими руками вытащил из кармана пачку сигарет и закурил, пытаясь хоть немного успокоить сердцебиение. Подумать только, Федерлайн разрушал его семью уже второй раз! Денег захотел? Да, он получит свои деньги, сукин сын получит все, что ему причитается! Пускай Уоттс-старший никогда не заслуживал даже временной амнистии от смертельной обиды сына, в эту минуту Кэмерон возненавидел отца с новой силой. Казалось, мир рушится вокруг него, последняя баррикада пала, и он остался совсем один. Подобное положение неизменно породило бы вскоре очень много ненужных размышлений, так что Уоттс решил сделать то, что неизменно помогало в таких случаях — надраться в стельку.***
Вернувшись с еще одного сеанса, Коллин уже с заметной тоской приехала в отель, где жили она и Элиот. Его родня решила, что вчетвером в такой локации все же будет тесновато, и съехала в пригород, откуда когда-то сам Дюаваль прибыл в Голливуд, но после их отъезда легче не стало. Обитель окончательно превратилась в некое подобие жилого склада — все вещи из Вуаль Руж в номер помещались буквально впритык, так что места для самих жильцов почти не оставалось. Элиот в кои-то веки был дома, сидел по-турецки на диване около телевизора и смотрел повторы своего шоу. Напялил очки, а значит, что-то изучал, только вот Коллин в толк не могла взять, что вообще можно было изучать, глядя на этот ширпотреб. — Что там у тебя по плану в реалити? — поприветствовала она его. — Должен устроить небольшую драку послезавтра, — ответил Дюаваль, жуя чипсы. — Потом посмотрим на рейтинги. Если все будет хорошо, может, подселят мне какую-нибудь дуру. — Девушку? — прищурилась Коллин. — Ага, — кивнул Элиот. Она села рядом с ним, пытаясь угадать его эмоции, но в последнее время актер был совершенно закрыт от нее. С тех самых пор, что съехал из Жардан. Коллин все надеялась, что именно это место было повинно в его странных переменах, но, кажется, все-таки ошибалась. Дюаваль стал отстраненным, нервным, все время старался уединиться, а Коллин лишь проецировала это на себя и чувствовала, что отдаляется от него. — Может быть… нам развеяться немного? — спросила она. — Как ты смотришь на это? — Сейчас неподходящий момент, — буркнул он. — Мы и так были на открытии этого мудреного турнира… тебе мало? — Мало, — кивнула она. — Я и так только в колледже да дома… иногда заезжаю на терапию. Тоска смертная! — Ну так развлекись, что ты меня донимаешь, — пожал плечами он. Вспомнив о разговоре, который произошел у нее на одном из сеансов, Коллин вначале подумала, что для него уж точно момент неподходящий, но после передумала. Быть может, именно в этот момент Дюавалю и нужно было слегка вправить мозги. — Знаешь, мой доктор сказал… Он сказал, что тебе тоже не помешает терапия, — кашлянула она. — Что? Это еще зачем? — нахмурился Элиот. — Ну, для меня, — поспешно добавила Коллин. — Все, с кем я сейчас нахожусь в близком общении, важны. Он недоверчиво посмотрел на неё, прищурившись, а после пожал плечами. — Не думаю, что мне это необходимо. — А еще твоя кома!.. — попыталась она. — Послушай, — прервал ее Дюаваль. — Коллин, тебе нужна помощь. У тебя была глубокая травма, я же не отрицаю! Но у меня ее нет. Человек, который пытался убить меня, скоро будет за решеткой, и я очень этому рад. Довольно. Казалось, она совсем потеряла с ним связь. Коллин и не помнила, когда в последний раз они говорили по душам, когда он по-настоящему был рад ее видеть, а не просто воспринимал как должное. Притом, что никаким должным она не была! — Что, в конце концов, с тобой такое? — не выдержала она. — Ты на меня за что-то зол? — Нет, — ответил он, отмахнувшись, как от назойливого шума. — Элиот, поговори со мной! — воскликнула она, буквально сорвавшись в этот момент. Конечно, она почти похоронила все свои надежды относительно их счастливой жизни в качестве пары, но такая холодность все равно ранила ее, ведь так или иначе, Коллин оставалась рядом по нескольким очень весомым причинам. — О чем? — устало спросил он. — Тебе не нравится, что я здесь? — спросила напрямую она. — Ты со мной и не говоришь почти. — У меня голова другим забита, — пояснил Элиот. — Все… нормально, просто мне сейчас непросто. Я пытаюсь как-то биться, а ты постоянно говоришь, что реалити — дерьмо, у меня из-за этого все наперекосяк. — Тебя так волнует мое мнение? — удивилась Коллин. — Не знаю, — нахмурился он. — У меня сейчас нет вариантов, надо зарабатывать хоть чем-то. — Ты лжешь сам себе, — мотнула головой она. — Ты прекрасно знаешь, что варианты у тебя есть, просто ты избрал легкий путь. Путь человека, который поступается принципами ради дешевой славы. Ты выбирал тот же путь и в Жардан. — Да, и теперь я больше не там! — выругался Элиот. Он скинул очки и поднялся с дивана, будто бы хотел уйти от разговора, но Коллин поднялась в след за ним и пошла в спальню. Он сел на кровать, прислонившись к стене, и устало глянул на нее. — Элиот, в Жардан для тебя ничего не было, — сказала Коллин, сев около него. — Так же, как нет ничего для тебя в этом реалити. Это все не ты. Я вижу, на что ты способен, вижу, как в тебе много таланта и добра. Ты способен на нечто невероятное. — С чего ты взяла это все? — поморщился он. Коллин не знала, почему это вдруг вырвалось из ее уст. Почему она решила сказать об этом именно в такой атмосфере, когда он максимально был от нее далек, когда обстановка не располагала к этому ни секунды. Но она все равно почему-то сказала. — А ты будто не знаешь, — промолвила она. — Я же люблю тебя, Эл. — Это скорее аргумент против, — спокойно сказал он в ответ. Нет, она допускала, что он догадался. Элиот был отличным актером, он уж точно разбирался в человеческих эмоциях. Но чтобы так спокойно на это ответить? Ни секунды не выдержав хотя бы ради такта? — Ты не… прав, — сглотнула она, просто чтобы не молчать. — Прав, — кивнул он. — Коллин, я устал от этого. Не знаю, как объяснить… Я цепляюсь из последних сил, стараясь не свалиться в пропасть, а ты говоришь «расправь крылья и лети»! Но у меня их нет. Сев в постели, он посмотрел на нее так вымученно, в глазах повисла какая-то дымка, словно он снова был под наркотиками. — Пожалуйста, — прошептал он, взяв ее за руки. — Скажи, что ты в меня не веришь. Скажи, что я никчемный человек, и ты не думаешь, что из меня что-то выйдет. Я так больше не могу. — Нет, — помотала головой она. — Нет, Элиот, это же не правда. Он все держал ее за руки, а после отпустил и поднялся, не глядя. Коллин осталась сидеть, опустошенная до предела. Конечно, в глубине своих мечтаний она надеялась, что и он полюбил ее хоть немного, но теперь ей стало кристально ясно: его не тяготило ее присутствие, потому что он давно уже знал и не ощущал ничего. — Тогда уходи, — попросил он. Именно попросил, Коллин даже не ощутила жгучей боли от этих слов, потому что Элиот сказал их таким умоляющим голосом, будто бы сам испытал боль оттого, что произнес их. Она поняла, что это конец. Чего еще можно было ждать? Она хотела отдать ему всю себя, быть рядом с ним на всем его пути, но у него был другой путь, и он больше не хотел притворяться. Коллин не пожелала ни разу больше ворошить свои раны и возвращаться в этот отель, так что собрала все вещи сразу. Она намеревалась уйти молча, не сказав ему ни единого слова прощания, но все же не смогла не заглянуть в спальню, держа в руках чемодан. Дюаваль сидел, закрыв лицо руками, недвижимо, казалось, с той секунды, что сказал ей последнее слово. — Какой Элиот настоящий? — спросила она в последний раз, будто играя в какую-то мудреную игру. — Тот, что целовал меня в больнице или тот, что прогоняет сейчас? — Ни тот, ни другой, — отрешенно мотнул головой Дюаваль. Это было достойным прощанием, и на это Коллин не стала ничего отвечать. Тишину прервал только стук ее каблучков, щелчок замка, а после — стук закрывшейся двери.***
Спустя пару недель поселок отошел и от новости о поимке Каса, и от накала страстей, что устроила четверка наследников на открытии турнира. Начались игры, теннисистам вообще стало не до веселья, тренировки стали ожесточеннее, ставки взлетели, как и напряжение между соперниками. Грэг выбрал себе самого плевого оппонента в турнире, Рика Хейли, но раскатал его с трудом, едва не заставив поседеть всех тех, кто поставил на его победу — а таких нашлось наверняка немало. К середине февраля в поселке наконец-то похолодало, пришло время натягивать пальто и шубки, которые так любили местные девочки. Всех в Жардан грело скорое приближение весны, так что даже эта игра с переодеванием пришлась кстати. Вместе с весной приближался день рождения Мануэлы, который на сей раз ей совсем не хотелось отмечать. Она пребывала в меланхолии, вечно отказывалась от развлечений и дружеских походов куда-то компанией, даже в КГН стала ходить с завидной регулярностью — учеба отвлекала от безрадостных мыслей. Арне и Луз бодрились, но все семейство ненадолго объяла какая-то тоска. Казалось, они выиграли маленькую войну, но с большими потерями. Отец не раз напоминал Мануэле, что она теперь вольна транжирить деньги, но она и раньше не слишком это любила, а теперь и подавно не было никакого настроения. — Дорогая, устроим небольшой прием только для своих в честь твоего юбилея? — предлагала накануне, желая развеселить дочь, Луз. — Не хочешь вечеринок — хорошо. Но ты ведь любишь приемы! Это было правдой, Мануэле нравились красивые вечера, похожие на балы. К тому же, на таком приеме сложно было остаться одной, да и напиваться до беспамятства было не в традиции. Вполне недурной способ отметить день рождения, если уж на повестке дня у нее была такая обязанность. В любом другом случае Мануэла вытащила бы Аделию по магазинам, чтобы найти наряд, но теперь ее отношения с подругой трещали по швам. Каким-то чудом Сесил все еще держал ее в равновесии, она даже простила ему ту злополучную драку с Мэтьюзом и сделала вид, что больше не злится, но Мануэла слишком хорошо знала подругу. Адель вся была пронизана, словно иглами, подозрениями и опасениями, и это накаляло обстановку рядом с ней настолько, что не только Мануэле, но и никому другому не хотелось по доброй воле оказываться в радиусе нескольких метров от нее. Пролежав в постели до обеда, Мануэла наконец поднялась и решила, что в новое десятилетие необходимо входить с хотя бы немного более позитивными мыслями. Раз уж был дан карт-бланш на покупки, она позвонила единственной, кто мог составить компанию на сей раз, и единственной, с кем ей почему-то не хотелось притворяться — Хантер Фергюсон. Та сразу ответила, Мануэла вальяжно напомнила про свой день рождения и пригласила Хантер быть гостьей. — С радостью, — отозвалась та. — Какой стиль вечеринки? — А вот мы с тобой и выберем, какой, — зевнула Мануэла. — Подъезжай в Эл-Эй к пяти, прикупим шмотья, может, мне что и придет в голову, а то такое настроение паршивое… Разумеется, Хантер согласилась, и Мануэла поплелась вниз, вызывать водителя. Она даже не стала толком краситься, решив, что если уж новая Фергюсон раскусила даже ее главную тайну, то паршивый вид под косметикой раскусит тоже. Хотелось расслабиться, раньше она могла позволить себе это только с Аделией, но сейчас с Аделией получалось только до скрежета зубов напрягаться, а это Мануэла успешно делала и одна. В Эл-Эй она и Хантер прибыли почти одновременно, Мануэле пришлось немного подождать. Пока она глядела в телефон, листая соцсети друзей, к месту встречи причалил Бентли цвета шампанского, на котором вечно везде разъезжала последняя Фергюсон. Это было довольно показательно, как отметил как-то раз кто-то в компании Мануэлы, потому что Порш и Дейдра ездили на одной машине, а вот средней дочери Люк выделил отдельную. Тем не менее машина была красивой, да и Хантер, в приподнятом настроении расспрашивающая Мануэлу о празднике, сразу придала сил. Они пошли гулять по Родео-драйв, заглядывая всюду, куда упадет взгляд, Мануэла никак не могла определиться с образом, который на сей раз хотела создать. И выделяться не было никакого желания, и играть в замарашку тоже — как-никак, это был ее юбилей. — Тебе нужно что-то со стилем, — отмечала Хантер, равнодушно перебирая пояса от Прада. — Что-то элегантное и шикарное. Такое, чтобы никто не смог переплюнуть, как бы ни старался. Несмотря на свое более чем простое прошлое, Хантер модное шмотье, кажется, не впечатляло, отметила про себя Мануэла. Она пожала плечами. — Самый элегантный цвет — черный. Но я не в таком трауре по поводу приближающейся старости, чтобы в него облачиться. Она усмехнулась. — А что, это идея, — вскинула брови Хантер. — Чем можно оттенить траур черного цвета? — Другими цветами? — предположила Мануэла. — Нет, — хитро улыбнулась Хантер. — Драгоценностями, конечно. Они как раз свернули в направлении бутика тер Пэриша, куда Мануэле не очень хотелось заходить. В душе все еще как-то до боли екало от воспоминаний о колье, которое она в последний раз видела именно там, но Мануэла решила, что раз уже она вознамерилась привести себя в боевой дух, излишнюю тоску по материальному тоже стоило гнать. Порог бутика переступили одновременно, только тогда Мануэла обратила внимание на украшения своей спутницы. — Эй, это же мое, — глупо заметила она, ткнув наманикюренным пальчиком в подвеску с буквой Х на шее у Хантер. — Да, прикупила, когда была здесь в прошлый раз, — улыбнулась она. — Очаровательная вещица. Мануэла, конечно, знала степень очаровательности всех вещей в своем бутике, но тем не менее, удивление вышло приятным. Казалось, Хантер лично уважила этой покупкой именно ее, хотя, конечно, это было лишь дымкой, которой Мануэла сознательно позволяла окутывать свой разум. — Что ты предлагаешь? — спросила она, оглядевшись. — Выбирать украшения к наряду, которого еще нет, довольно странно. — Именно, — кивнула Хантер. — Мы выберем наряд к украшению. Она повела её вперед, остановив перед стойкой, где Мануэла редко задерживалась, там были драгоценности, которые покупали обычно только кинозвезды или светские дивы — вычурные, крупные цацки, которые почти невозможно было с чем-то выгодно сочетать. — Еще в прошлый раз на них засмотрелась, но у меня для них слишком лошадиная нога, — пояснила Хантер. — Они явно сделаны на тебя. Перегнувшись через стойку, Мануэла взглянула в направлении, в котором показывала ее спутница. Хантер указывала на аккуратную пару туфель, подбитых темно-алым шелком, с лентой, повязывающейся вокруг лодыжки, и украшенных россыпью рубинов и бриллиантов. — Не думаю, что я на них хоть шаг сделаю, — поджала губы Мануэла. — Выставочная модель изготовлена на ваш размер, мисс тер Пэриш, — подсказала работница бутика, караулящая за стойкой. — Можете примерить прямо сейчас. Пожав плечами, Мануэла согласилась и присела на мягкий пуф, сняв полусапожки из кожи и поставив их рядом. Работницы помогли надеть правую туфельку, после Мануэла сама влезла носочком в левую. Удивительно, но обувь как влитая села на ногу, будто действительно была сделана на нее. — Красота! — захлопала в ладоши Хантер. — По-моему, они должны быть твоими! — Они продаются? — спросила Мануэла. — Нет, но для вас мы сделаем исключение, мисс тер Пэриш, — незамедлительно заявила работница. — Я могу взять их на время, — пожала плечами она. — К чему они мне каждый день? На мгновение она вновь взгрустнула, вспомнив о колье. Можно было бы и купить туфли, но они уж точно не заняли бы того места, что занимало оно. — Знаешь, что, — подала голос Хантер, — я их тебе куплю. Как подарок на день рождения. Посуди сама, я ведь их нашла! — Не стоит, Хантер, — улыбнулась Мануэла. — Это большие деньги, а я не уверена, что один вечер того стоит… — Оценочная стоимость — двадцать семь тысяч долларов, — подсказала работница. — Тем более, — хохотнула Хантер. — Мануэлита, я все равно не придумаю подарка лучше! Она махнула работницам кредиткой, а Мануэла оглядела свои ноги в лодочках с заостренным носом еще раз. Да, туфли были шикарными, ей хотелось бы иметь такие — и, к счастью, живя в Жардан, получать такие подарки было проще простого. Хантер расправилась с покупкой, туфли уложили в коробку и выдали Мануэле. — Спасибо, — растрогано улыбнулась она. — Я знаю, для тебя это дорогая покупка, так что спасибо вдвойне. — Ошибаешься, — парировала, обняв ее за плечи, Хантер. — В Долине я таких денег и в руках не держала, так что совершенно не знаю им цены! Она рассмеялась, Мануэла не выдержала и рассмеялась в ответ. Удивительно, но покупки все-таки смогли поднять ей настроение, но намного больше, конечно, настроение ей подняло общество понимающего человека, который совершенно не собирался ни за что ее осуждать. *** — А как насчет тебя? — Цензура пропищала, заменив ругательство. — Что молчишь, мудила? Знаешь кто ты? Драный… — И снова писк. Коллин вытянула руку с пультом и щелкнула, отключая звук. Она лежала в постели, обложенная пиццей и молочными коктейлями, как образцовая брошенка, и, набив рот, смотрела повторы реалити, к которому успела проникнуться ненавистью. На кой черт она продолжала пересматривать то, что было до крайней степени отвратительно душе и сердцу, она сказать не могла. Откинувшись на подушки, она набрала в рот коктейля из стакана и с надутыми щеками стала пялиться в потолок. Уже неделю или больше, а может, и меньше, она не знала — Коллин жила дома. И, как выяснилось, она чертовски отвыкла от этого места. Отвыкла в хорошем смысле, ведь вдоволь нарыдавшись из-за своего, с позволения сказать, разрыва с Дюавалем, она пришла домой сдаваться, и здесь ей стало легче. Здесь, в этой маленькой светлой комнате казалось, что и не было ничего другого, что вся ее головокружительная история любви с актером — просто сон, фантазия. Теперь она снова проснулась у себя в спальне, а воспоминания от сна стирались, рассеивались, как дым. Выяснилось, что воспоминаний было не так уж много, а те, что были, так отчаянно были ею удерживаемы, что стоило отпустить — оторвались от мыслей сами и устремились ввысь. Теперь она видела свои отношения с Элиотом без прикрас. Он скрашивал ею свое одиночество, надеясь поразвлечься, но в целом даже для этого был слишком не заинтересован. Потому и изменял — ну, или как он там говорил, делал вид. Потому и не удерживал возле себя. В конце концов, с чего она решила, что разберется в его голове? Там и до комы все было не слишком адекватно, Уоттс ведь столько раз намекал ей, что Дюаваль, мягко говоря, не от мира сего. Коллин знала, и что он помешан на деньгах, и что обожает притворяться мерзавцем, потому что восхищался ими, и что маски, которые он менял, так крепко приросли к его лицу, что Элиот и сам вряд ли теперь знал, какой он. И она все равно умудрилась полюбить его, несмотря ни на что. Коллин обдумывала это дольше всего остального. Как можно было полюбить человека, которого толком не знаешь, в чьи душевные дебри так ни разу и не добрался? И все же ей казалось, она что-то в нем открыла. Выбила же из него честность хотя бы раз — увидела таким, как есть. Пожалуй, именно в такого него она и влюбилась. В человека, измученного своими демонами, уставшего бежать за тем, что все равно не приносило счастья, даже когда ему все же удалось дотянуться до заветного приза. В человека, который был выше и простых развлечений, и тех вещей, которыми, казалось, был так одержим. Человек, который изо всех сил стремился к деньгам, а получив их наконец, понял, что делать ему с ними нечего. Он словно желал чего-то большего, но не верил, что на это большее способен. Словно смотрел выше и дальше других, но поперек ему бежала толпа, заставлявшая бежать за собой. Потому что побеги он против — был бы раздавлен. Коллин жалела, что так и не смогла его до конца понять. Дюаваль был невероятно притягательным для нее именно потому, что она хотела разгадывать его, разворачивать, как бутон, постепенно отводя все его темные стороны. Что ж, ей не удалось. Быть может, это сделает кто-то другой. Поймав себя на мысли, что слишком глубоко погрузилась в размышления, Коллин щелкнула кнопкой на пульте снова, и комната заполнилась чьими-то выкриками и ругательствами. Хоть какая-то польза была от этого дурацкого реалити — оно полностью выметало из головы любые толковые мысли.***
Выражение «маленький прием только для своих» имело в Жардан совершенно определенные масштабы. Проще говоря, к вечеру следующего дня к особняку Пуарье съехалось столько машин, что парковщику пришлось регулировать движение лично — разъехаться самостоятельно у гостей не выходило. Каждый из тех, кто прибыл поздравить Бриллиантовую Принцессу Жардан Рояль, явственно ощущал, что вечеринок в поселке не хватало уже давно, так что на этот раут лелеял свою цель. Теннисисты, загнанные, как кони, турнирными тренировками, приехали как следует расслабиться и полюбоваться на, без сомнения, самую многообещающую череду шедевров высокой моды за последний год. Грэг и Дэмьен уже и не помнили обиды после ссоры на празднике близнецов, они вместе весело прибыли в особняк, приодевшись, как лорды, и готовясь как следует накидаться. Оба были уверены, что косяки, совершенные по такому поводу, Сесил-старший точно простит — он души не чаял в подруге сына, и это можно было считать за амнистию. За братом неотступно следовала и Мэдли, которая ждала праздника чтобы послушать все пропущенные ею вкусные сплетни из первых уст. Изабель и Хантер приехали поглядеть и послушать, а еще хорошо провести время — обе, не зная этого, преследовали в поселке одни и те же цели, разве что Хантер приметила для развлечения определенного компаньона, а Изабель решила дать волю фантазии. Обе, помимо того, намеревались показать свои лучшие туалеты. Сестры Хантер тоже изрядно изголодались по веселью, так что с нетерпением хорошего зрелища составили сестре компанию. Сесил и Аделия приехали вместе, но по разным поводам. Эндрю, конечно, чтобы поздравить подругу и провести с ней один из самых важных дней. Адель — чтобы напомнить о себе и не дать поводов другим гиенам решить, что она сошла с дистанции. Она наивно надеялась переплюнуть подругу внешним видом, еще не зная, что сегодня это потенциально было невозможно. Мэтьюз, с вечера обхаживающий возлюбленную комплиментами и всячески поднимающий ей настроение, приехал, разумеется, чтобы снять сливки как ближайший друг главной виновницы торжества. Помимо наслаждения триумфом обладания такой драгоценностью, Джонатан вместе с прочими игроками, надеялся как следует оттянуться и позабыть на время о спорте. Причин появляться на этом сборище у Уоттса вообще-то не было, если бы только его не пригласили. Мануэла не забыла личное, трогательное приглашение на его праздник, так что почтила своим, пускай родня и настаивала позвать Робин в одиночестве. Однако та напротив, от приглашения отказалась, объяснив плохим самочувствием. Кэмерон же решил, что раз уж позволено, он хотя бы еще разок знатно надерется да отпустит в адрес очаровашки именинницы пару отвратительно пошлых шуток, за что, может быть, кто-то из ее воздыхателей хоть ненадолго его отключит от реальности. По той или иной причине, а праздника с нетерпением ожидали все, потому к вечеру усадьба Пуарье была полна воодушевленного народа, как настоящее грушевое дерево — груш. Из всех, кто был имениннице особенно дорог, только Сесил еще не видел ее и не имел возможности лично поздравить с днем рождения. Греясь мыслью о том, что хотя бы самым первым до нее дозвонился, он ожидал Мануэлу в холле, от нечего делать, щелкая Аделию на телефон — Давай еще раз, Сесил, мне нужен идеальный кадр! — прикрикнула она, изогнувшись в своем золотистом платье в пол, как модель. — Адель, тут уже двести сорок одна фотография, и они все одинаковые! Ты хоть понимаешь, сколько времени у тебя займет этот судьбоносный выбор? — с тоской заметил Эндрю, листая. Гости позади, перебивавшиеся аперитивами, вдруг захлопали, Сесил опустил телефон, обернувшись. По лестнице легко, словно случайно сюда забрела, сбежала Мануэла, совершенно не вязавшаяся с остальными, теперь вроде бы излишне официозно одетыми гостями. Свои пушистые волосы она собрала в прическу, оставив пару завитых прядок, оделась в полностью черное классическое платье, обтягивающее бедра чуть выше колен, вовсе отказавшись от украшений. Приглядевшись, Эндрю заметил, что украшения на ней все же были — темно-красные остроносые туфли с ленточкой вокруг щиколотки, многозначительно сверкали на искусственном свету россыпью камешков. Мануэла выглядела настолько элегантно, насколько могла выглядеть девушка, одетая на несколько десятков тысяч долларов. Несмотря на внешнюю простоту наряда, именинница мгновенно выделялась из толпы понацеплявших на себя всякого барахла гостей. Она сразу обратила взгляд на него, и Сесил ощутил от этого какое-то неясное тепло. Мануэла сделала несколько шагов и обняла его в знак приветствия первым. — Рада вас видеть, — промурлыкала она, положив подбородок ему на плечо. — Этот прием обещает быть тем еще испытанием… — Ерунда, такой чудесный повод, — улыбнулся Эндрю. — Расслабься, Мануэлита. Все плохое в прошлом. Она выглядела шикарно, но вместе с тем измотанной, Сесил сразу понял, что эта усталость — душевная. Он и сам, признаться, чувствовал себя немало вымотанным после всего произошедшего, но время потихоньку лечило раны. Позади подошла Аделия, Мануэла расплылась в своей обычной лучезарной улыбке, принимая поздравления и обнимаясь с подругой. Адель почти не показывала зубов, за что Сесил был ей очень благодарен — впрочем, он сам предупредил её, что сегодня не лучший день для выяснения каких бы то ни было отношений. Неизвестно, поверила ли она или просто держалась из вежливости — Эндрю было неважно. Он лишь не хотел причинить Мануэле ещё больше боли в довесок ко всей, что уже причинил.***
Вечеринка оказала на Мануэлу неожиданно благотворное влияние. Пара бокалов шардоне, красивое платье, шутки, поздравления — и она уже почувствовала себя намного лучше! Даже Адель сегодня, наверное, в качестве подарка была мила весь вечер, Мануэла даже на минутку почувствовала себя «как раньше», когда между ней и подругой не было никакого напряжения. Фуршет накрыли отменный, казалось, Арне этим приемом, помимо поздравления дочери, хотел намекнуть всем собравшимся, что дела вновь пошли в гору. Впрочем, глядя на лучезарных Луз и её детей, ни у кого в этом явно не было больше сомнений. Наступил черед дарения подарков, для тех, кто еще не успел этого сделать, Мануэла поправила макияж в уборной и направилась в главный зал, чтобы предстать во всей красе. По дороге она заглянула в маленький зал в холле, чтобы позвать всех тех, кто иногда задерживался там после перекура. На сей раз на диванчике сидел, закинув ногу на ногу, Сесил, рядом с ним что-то ему деловито и уже явно на голубом глазу рассказывала Хантер. — Мануэлита! — воскликнула она, увидев ее. — Уже пришло время тостов? — Так точно, — улыбнулась она. — Не опаздывайте. — Я свой подарок уже подарила, так что пойду думать над поздравлением, — шустро подскочила с диванчика Хантер. Сесил смаковал какое-то легкое бухло, поднял взгляд на Мануэлу и жестом пригласил ее присесть ненадолго возле себя. Она опустилась, сложив ноги и потерев лодыжки друг о друга атласными лентами. — Твое настроение наконец поднялось? — участливо спросил он. — Ты была немного расстроенной последние дни. — Да, мне намного лучше, — улыбнулась она. — Послушай, Эндрю, у нас с тобой был один разговор тогда… перед игрой… Я хотела сказать, прости меня, ладно? Я была на взводе и несла несусветную чушь. — Все в порядке, — качнул головой, прикрыв глаза, он. — Я все понимаю, нам обоим пришлось тогда нелегко. — Я просто хотела, чтобы ты знал, — заметила она, — что я тебя ни в чем не обвиняю. Что было, то было, главное, что мы с тобой не совершили глупостей и остались такими же хорошими друзьями. Она обвила его шею ладошками, ощущая, как физически хорошо ей стало от этих слов. Пускай шардоне сказало это за нее, но тот разговор невероятно мучил ее все это время, а Мануэла даже не осознавала этого. — Ты права, — покивал он, гладя её по плечам. — Вот увидишь, скоро все об этом происшествии забудут, и все будет как раньше. Облегченно вздохнув, Мануэла просто позволила себе еще пару секунд насладиться этим умиротворением, что подарили ей пара честных, искренних фраз. — Тебя все заждались, Мануэла, — послышался резкий голос со стороны. Оба обернулись и увидели стоящую в дверях Аделию. — Все уже готово? — спросила Мануэла, поднявшись с дивана. — Прекрасно, идем. — Надеюсь, мне не о чем беспокоиться? — вскинула носик Адель, когда она поравнялась с ней. — Будь уверена, не о чем, — рассмеялась снисходительно Мануэла. — Как и всегда. Она пошла вперед, успев только заметить в зеркале впереди взгляд, брошенный Сесилом на Аделию — холодный, почти угрожающий. Она скомканно улыбнулась, и лица обоих тут же стали непроницаемыми.***
— Время дарить подарки! — улыбаясь, захлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание, Луз. — Арне! Принеси наш маленький сюрприз. Собравшиеся в одном зале гости, уже ожидали зрелища, прислуга только и успевала тащить коробку за коробкой. — Сначала я! — неожиданно смело вызвался Гаспар. — Конечно, дорогой, — улыбнулась Мануэла, поднявшись со своего места за столом. — Иди сюда, давай! Братишка подбежал к ней, протянув сверток, явно сделанный своими руками. — Поздравляю, — просто сказал он, дернув плечами. — Открой мой первый. — Как скажешь, — не прекращая улыбаться, Мануэла присела на корточки, придержав платье, одной рукой обнимая брата за пояс, а другой распаковывая сверток. Внутри оказался большой стеклянный шар, наподобие рождественских, но внутри этого были четыре маленькие фигурки, стоящие около грушевого дерева, а вместе снега сыпались блестки. — Это же мы! — ахнула Мануэла. — Как здорово, Гаспар! Она расцеловала брата так много раз, что он засмущался и сбежал от неё в толпу под общий смех. Последовала череда слегка топорных, но искренних реплик от друзей семьи, крестных Мануэлы, каких-то компаньонов. В своем стиле поздравила её уже немного набравшаяся Хантер. — Я недавно здесь, так что мало с кем успела как следует познакомиться, — начала она, держа бокал двумя пальцами. — Но Мануэлита, бесспорно, одна из самых добрых, отзывчивых и прекрасных девушек, что я когда-либо видела! Поздравляю тебя, — качнула она бокалом, глядя растрогано на Мануэлу. — Ты украшение Жардан Рояль, и вовсе не из-за бриллиантов. Это растрогало и саму Мануэлу, она невольно расплылась в улыбке, протягивая бокал навстречу. — Спасибо, — отозвалась она, а оказавшись рядом с Хантер, чтобы чинно обнять ее в знак благодарности, шепнула на ухо: — здорово, что ты теперь здесь. Далее важно распинался Марк Мэтьюз, оказывается, они привезли еще подарки, помимо того, что подарил Джонатан, и тех конвертов, что явно вручили Луз. Прислуга принесла целую корзину роз, украшенную шарами и блестками. Марк сказал целую речь о том, как он счастлив быть столь близким другом этой семьи, что-то там понамекал про Джонатана и будущие слияния, а после вручил имениннице коллекционное издание «Гулливера» — настоящую копию восемнадцатого века, не просто отличное вложение, но и настоящий предмет искусства. — Знаю, что ты учишься на факультете литературы, — пояснил Марк. — Этот подарок — символ того, как дороги бывают знания. Поблагодарив и уже слегка пьянея от счастья, Мануэла налегла на игристое вино, не переставая переговариваться со спутниками. Аделия преподнесла подруге два билета в один из самых элитных СПА-комплексов Лос-Анджелеса, очень убедительно намекнув, что той не помешает немного расслабиться и развеяться. Далее наступила очередь близнецов, чей отец уже слегка перебрал, но это не помешало ему назвать Мануэлу ангелом во плоти. — Держи, — до смешного галантно вручил подарок Грэг, выступавший от всей семьи. — Сияй, как бриллиант, Мануэлита, тебе очень идет. В коробке обнаружилось полотно ткани, оказавшееся очень элегантным шелковым шарфом от Луи Витон, как раз в цвет ее нынешней обуви. После, словно не желая выбиваться из отряда мерзавцев, подарок вручил Уоттс. Он обошелся без тоста, ласково похлопал Мануэлу по плечу, просто отдав бутылку коллекционного Хереса, явно из своих особо ценных запасов. Ее растрогало даже это. Никто не дарил украшения — все знали, что у Мануэлы их и так в достатке. Исключение составил лишь Джонатан, который еще утром подарил возлюбленной новенький сотовый, украшенный драгоценными камешками — подарок сделали на заказ под руководством Арне, так что его можно было считать исключением. Гости напивались быстро, а Мануэле уже как-то не было от этого грустно — она и сама была слегка навеселе, да и праздник выходил таким душевным, что впору было позволить себе расслабиться. — Думаю, пришло мое время, — вскинул бокал Сесил, который почему-то решил сказать тост последним. Он кивнул кому-то из прислуги, она подала ему небольшую коробку, с которой Эндрю подошёл к имениннице. — Мануэла, ты мой лучший друг, — сказал он просто. — Твой праздник — праздник и для меня тоже, потому что ты бесконечно много значишь для меня. Никакой подарок не был бы достаточно дорогим, чтобы выразить всю мою любовь к тебе. Она только смущенно улыбалась, глядя ему в глаза, тогда он облизнулся и поднял голову. — Закрой глаза. Мануэла только коротко рассмеялась, но подчинилась. Открыв коробку, Эндрю достал оттуда-то что-то сверкающее и на мгновение обнял Мануэлу, сцепляя застежку у неё за спиной. — Открывай, — шепотом произнес он, приглаживая её волосы. И прежде чем Мануэла распахнула глаза, он отстранился, являя всем собравшимся то, от чего у половины гостей пропал дар речи. Едва Мануэла сфокусировалась на своем отражении в одном из зеркал, она замерла. — Эндрю, ты с ума сошел, — сглотнула она. На шее у неё покоилось колье, стоившее тридцать миллионов, ушедшее с молотка, как она думала, навсегда. — Разве вещь столь значимая и носящая твое имя может принадлежать кому-то еще? — поджал губы Сесил. Мануэла смотрела на него во все глаза, в которых уже собрались слезы, но тут гости, кто посообразительнее — восторженно зааплодировали, потому как перед ними только что произошло событие совершенно знаковое. — Оно же стоило тридцать миллионов, — прошептала Мануэла, глядя на Эндрю во все глаза. — Твоя улыбка стоит дороже, — коротко улыбнулся Сесил. Сделав всего один шаг, Мануэла сжала его в объятиях так крепко, что Сесила на мгновение повело. Он рассмеялся, прижал её к себе, гладя по спине. — Олдос, — укоризненно проронил стоящий рядом с дочкой Арне, склонив голову к приятелю. — Так вот, зачем ему были нужны деньги, — усмехнулся Сесил-старший. — Что? — спросил он, перехватив взгляд друга. — Я думал, он новую машину хочет купить. Но я рад, что Эндрю помог мне тебя выручить. Пораженно покачав головой, Арне коротко рассмеялся, ткнув Олдоса в плечо. — Ну ты даешь, — только и ответил он. — Тридцать миллионов, Олдос!.. — Что такое тридцать миллионов, когда ты можешь сделать счастливой такую красавицу как Мануэла, — философски проронил Сесил. Мануэла прижималась лбом к плечу Эндрю, не в силах отлипнуть, потому что чувства брали вверх над самообладанием. Колье холодило грудь, хотелось расплакаться и залиться смехом одновременно. Все мысли словно вытолкнуло из головы, осталась лишь обжигающая благодарная теплота и скачущий пульс от пережитого шока. — Эндрю, — тихонько прошептала она. — Никто и никогда для меня такого не делал. — Это всего лишь деньги, Мануэла, — серьезно сказал Сесил, отстранившись. — Я не сделал ничего особенного. — Нет, — покачала головой она. — Ты понимаешь, о чем я. Спасибо тебе. — Пожалуйста, — пожал плечами он, снова её обняв. Через пару мгновений их объятия разомкнули, гости собрались посмотреть на подарок, Эндрю в новые объятия заключила Луз. — Мой дорогой, ты не представляешь, что этот поступок значит для нас! — едва сдерживая слезы, произнесла она. — Мы тебе очень обязаны, но это же так дорого!.. — Вы ничем мне не обязаны, миссис тер Пэриш, — мотнул головой он. — Сегодня двадцатилетие моей лучшей подруги и самого близкого мне человека. Сомневаюсь, что существует подарок более достойный этого повода. — Ох, дорогой! — снова зашлась в одновременных слезах и смехе Луз. — Ты настоящее сокровище для Мануэлы!.. Сделав вид, что не услышала этого, Мануэла наконец высвободилась из толпы окруживших её гостей, каждый из которых хотел взглянуть поближе и запечатлеть на камеру то, как семейная реликвия вернулась в дом вместе с тридцатью миллионами зеленых. Она выбралась из эпицентра и наткнулась на стоящего в отдалении Джонатана. — Да уж, такой подарок затмить невозможно, — поджал губы он, глядя на украшение. — Все подарки мне одинаково ценны, — улыбнулась она. — Этот по сути и не мне вовсе — колье ведь мамино. — Ну конечно, — покивал Мэтьюз, усмехнувшись. — Теперь-то уж оно по праву твое, после такого вручения. — Хватит ревновать, идем, нальешь мне пунша, — подначила она. Джонатан сделал вид, что не обиделся, Мануэла сделала вид, что у него не было на это причин. Конечно, жест был широкий до невозможности, и она не ждала этого ни от кого из гостей, даже от Мэтьюза. И только теперь, когда колье уже покоилось на её груди, Мануэла поняла, что Сесил — единственный, кто мог бы сделать ей такой подарок. Хотя бы потому, что он был единственным, от кого она могла бы его принять.***
Сесила наконец отпустила родня Мануэлы, вздыхавшая на разные мотивы «не стоило», но Эндрю знал, что стоило и еще как. С тех самых пор, что он увидел этот взгляд Мануэлы, направленный на выставленную на торги драгоценность, с тех пор, как узнал, в каком бедственном положении она может оказаться — иных мыслей не было в голове. Он намекал на подарок Мэтьюзу, но тот не догадался, да и вряд ли потратил бы на свою возлюбленную такую сумму — учитывая их отношения, это было бы неловко и даже в какой-то мере вульгарно. А Эндрю как другу семьи могли быть вменены самые чистые намерения — ими он и воспользовался. — Значит, тридцать миллионов? — послышался голос. Сесил обернулся, с трудом признавшись себе, что практически забыл о том, что обладательница голоса ещё здесь. Аделия стояла с бокалом красного, почти опустошенным, и смотрела так, что сразу стало ясно — скандала не избежать. — Адель, ты же не собираешься считать мои деньги? — вскинул бровь он. — Плевала я на деньги, — поморщилась она. — Хочешь сказать, это в тебе жажда благотворительности так взыграла? — Ты говоришь о своей лучшей подруге, — напомнил Эндрю, нахмурившись и сунув руки в карманы. — Хороша подруга, — покивала Аделия. — Сначала трахнула моего парня, а теперь раскрутила его на тридцать лямов. Мне до такой прыти далеко. Слова оставляли такой мерзкий осадок, что Эндрю невольно захотелось закрыть уши и уйти куда подальше, чтобы не впитывать даже малую их часть. — Полагаю, тебе лучше остыть и тогда поговорить со мной, — сдержанно произнес он. — А есть ли о чем, ведь ты никогда не считал нужным объясняться? — вскинула плечи Адель. — За что я должен объясняться перед тобой? — поморщился он. — Я потратил свои собственные деньги на то, на что посчитал нужным, какое ты вообще имеешь к этому отношение? Аделия со стуком поставила бокал на стол, расплескав даже то небольшое содержимое, что там оставалось, и подошла к Сесилу вплотную. — Ты не понимаешь? — сглотнула она. — Весь особняк свидетель, как ты за ней таскаешься — по-твоему, мне это должно быть приятно? — Твоя ревность тебе совсем застлала глаза… — начал он, но Адель не выдержала и прервала его криком. — Это есть между вами! Оба на мгновение замолкли, Сесил вздохнул, Аделия тоже перевела дух, опустил голову и потерев лоб. — Я не придумываю, Эндрю, довольно юлить, — прошептала она. — Хватит. Ты опозорил меня перед всеми, кого я знала. Всем теперь ясно, что мой возлюбленный, как идиот, сохнет по другой девчонке, а у меня нет больше сил делать вид, что я этого не замечаю. — Адель, это ведь просто подарок, — пораженно произнес Сесил. — Ты знаешь, что у Мануэлы проблемы с финансами, а её отец ни за что не принял бы помощи от моего — так мы решили две проблемы сразу. Что с тобой такое? Ты называешь себя проницательной, так почему же ты этого не поняла, ведь весь особняк, внимание которого для тебя так важно, понял? На мгновение замолкнув, Аделия опустила взгляд, и Сесил понял — она ему больше не верит. Конечно, он мог бы сейчас надавить, убедить её в том, что бояться ей нечего, заглушить её обиду нежностью — но вдруг понял, что ему тошно проявлять её к ней. — Всё, что я слышу от тебя последнее время — я, я, я, я, — произнес он. — Ты ненавидишь теннис, потому что он отнимает время, что я мог бы провести с тобой, ненавидишь Мануэлу за то, что она есть в моей жизни вместе с тобой, теперь ты, наверное, и меня ненавидишь за то, что я мыслю по-своему, а не так, как того хотела бы ты! — Что ты несешь, — шепотом проронила она. — Не знаю, что с тобой стало, Адель, — выдохнул он. — Не знаю, что стало с девушкой, которая говорила, что любит меня. По-твоему, любовь выглядит так? — Ты мне тоже много в чем клялся, забыл? — вскинула голову Аделия. — Твоя любовь тоже оказалась не самого высшего сорта. — Вот как? — вскинул бровь он. Казалось, что-то рушилось между ними в этот момент, Сесил с болью осознавал, что слышит слова, которые не сможет забыть и простить, что нечто непреодолимое ложится между ними, как тень. — Ну уж прости, что любовь не подразумевала твоего безоговорочного владения мной, — проговорил он, сжав зубы. — Я хотела владеть только твоим сердцем, — произнесла вдруг Адель совсем беззлобно, подняв полные слез глаза. — Но это невозможно, потому что оно никогда не принадлежало мне. Она подхватила свой бокал и пошла прочь, а Сесил ощутил истинное облегчение оттого, что она ушла. Впервые вот так без оговорок, просто признался себе в том, что не хотел её видеть. Не потому, что она словно вытягивала всю энергию из него каждый раз, как была рядом, не потому, что любовь к ней опустошала, а сама Адель только забирала, ничего не давая в ответ. А потому, что Эндрю только сейчас ощутил эту колоссальную, режущую по горлу разницу. Между ней и той, от которой сил всегда становилось только больше, встречи с которой всегда наполняли его светом и придавали стойкости в борьбе с чем угодно. Той, в ком он так сильно нуждался почти всегда, и она всегда оказывалась рядом, чтобы бесконечно много дать, ничего не прося взамен. Именно сейчас в эту минуту Сесил ощутил, как горько он ошибся, почувствовал самую настоящую боль оттого, в какую пропасть себя загнал сотней неверных решений. Взяв со стола непочатый бокал, он осушил его разом, стараясь заглушить колкие мысли, роящиеся в голове. Разумеется, это было невозможно, но оттого, как затеплился внутри алкоголь, стало необъяснимо горячо, и ноги сами понесли его к единственной, что всегда могла унять любую его боль.***
Единственный раз в жизни в глотку не лез алкоголь, а только он теперь и мог усмирить гнев и обиду Аделии. Дергать перья подруге и кавалеру надоело, она поняла, что в этом нет никакого смысла. Выйдя в зал в очередной раз, она узрела прямо-таки умилительную картину: Мэтьюз как ни в чем не бывало обнимал свою возлюбленную со спины, что-то говоря с улыбкой их отражению, целуя в шею и запуская пальцы в волосы. Мануэла же счастливо хихикала и поддавалась на ласку, будто бы ничего не произошло! Плюхнувшись около выхода на диванчик, Аделия подавила очередную вспышку ярости и постаралась немного помедитировать. Однако ее прервали. Адель была почти уверена, что это снова Мануэла со своими лживыми утешениями, но на сей раз рядом с ней опустился Джонатан. — О, — просто коротко выдала удивление недовольная Аделия. — Доброго вечера. — И тебе не хворать, — кивнул Мэтьюз. Мануэла на его глазах прихорашивалась у зеркала, спустя мгновение она обернулась и невинно улыбнулась обоим. Аделия выдавила подобие улыбки, Мэтьюз послал ей воздушный поцелуй. — Неужели ты действительно в порядке? — не выдержав, цокнула Адель. — Не видишь, что происходит на твоих глазах? — О чем это ты, — вальяжно, даже почти равнодушно спросил Мэтьюз. Она уселась ближе к нему, отобрав бокал мартини, Джонатан тут же протянул руку и взял себе со стойки новый. — Обхаживаешь Мануэлу, как будто ничего не случилось! — фыркнула Аделия. — А что прикажешь делать? — вскинул бровь он. — Я не дурак, Адель. Я знаю, что если сейчас начну трепать ей нервы, только подтолкну ближе к нему. Надо быть мудрее. Аделия невольно изумлённо нахмурилась, обернувшись на него. А Мэтьюз, однако, не был таким наивным дурачком, каким она его считала — тоже видел, что творится вокруг, но предпочитал методу тарана осторожность. — Может, ты и прав, — передернула плечами она. — Но ей-богу, мне бы хоть каплю твоего самообладания! Она только теперь задумалась, что, быть может, и ей такая стратегия была бы намного выгоднее, но, отпив еще пару глотков, поняла — у неё не получится. Да, Адель наверняка могла бы удержать Сесила и усыпить бдительность обоих, спустив ему эту выходку с колье, и это почти наверняка всё наладило бы. Но она была слишком зла, и эта злость уже не способна была ничего спасти — только разрушить остатки.***
В то же время уже затемно Коллин готовилась ко сну. Утром у нее был очередной сеанс психотерапии, каждый раз после сессий она чувствовала себя в приподнятом настроении, и теперь тоже. Доктор знал о ее ситуации с Элиотом, и помогал справиться с потерей, а Коллин оставалось только удивляться, почему Дюаваль все еще оплачивает сеансы. Кажется, взыграло чувство вины. Этим вечером она даже приняла решение не смотреть дурацкое реалити. Мало того, что физиономия Дюаваля скоро должна была начать сниться ей в страшных снах, так еще и сам формат шоу надоел Коллин до колик. Запасшись книгой и стаканом чая, она расслабилась в кресле, краем уха слушая музыку в комнате сестры, когда в дверь раздался звонок. Фиби побежала открывать, Коллин подняла голову. Со своего места она видела входную дверь и ждала увидеть родителей — правда, они обещали вернуться на пару часов попозже. Фиби распахнула дверь и взвизгнула, как поросенок, Коллин же нахмурилась и поднялась, увидев гостя. — Коллин… — пролепетала Фиби, покрываясь красными пятнами. — Элиот… Дюаваль… у нас… — Вижу, Фибс, иди к себе, — поджала губы та. — Но я хотела… автограф… — продолжила блеять сестра, но Коллин ее оборвала. — Потом, Фибс, давай! Сестра щелкнула стоящего неподвижно на пороге Элиота, с улыбкой наблюдавшего за ней, и ускакала в свою комнату. — Зачем пришел? — спросила Коллин, отложив книгу на полку. — Даже не впустишь? — удивился Дюаваль. — Откуда ты узнал мой адрес? — вспомнила Коллин, остановившись. Не дождавшись приглашения, Элиот вошел сам и закрыл за собой дверь, сделав пару шагов в коридор. — Мама дала. Надо поговорить. — В цивилизованных домах снимают уличную обувь, — напомнила Коллин. Он цокнул и стащил ботинки, а после вытянулся перед ней в полный рост. Конечно, Коллин не могла не признать, что скучала по нему. Прошло всего ничего, а при виде его, такого знакомого, в своей дурацкой шляпе и очках, захотелось броситься и обнять. Конечно, ничего подобного она не сделала, а просто посторонилась, кивнув на свою комнату. Вошли внутрь молча, Коллин остановилась у окна, взглядом указав ему говорить. — Я был у доктора, — сказал просто он. — У твоего терапевта. — Что сказал доктор? — поинтересовалась Коллин, сложив руки на груди. Дюаваль сел на ее диван, с подозрением бросив взгляд на лежащую на нем кошку, и вперился в Коллин, словно силой мысли пытаясь донести ей, что разговор не из коротких. Она нехотя села рядом. — Когда ты уехала, я сначала был почти в норме, — начал он. — А потом ты мне все время стала сниться. Я не сразу понял, что за сны, а потом вспомнил… Коллин молчала, ожидая продолжения. — Ты все время шептала что-то, я не мог разглядеть, ты как будто была совсем другая, незнакомая… Я тогда понял, что это мои воспоминания. Ты говорила со мной, пока я был в коме, верно? — Да, — кивнула она. — Врач сказал, это может помочь. Он покивал. Коллин рассматривала его, с трудом борясь с паршивым чувством нежности, которое почти в себе забила. К слову, Элиот не выглядел таким уж довольным, похоже, ее отъезд не принес ему облегчения. — Через пару дней стало совсем мерзко, я даже спать не мог, — поджал губы Дюаваль. — Тогда и пошел к твоему мозгоправу. Он, оказывается, кое-что про меня уже знал. Загнал меня в какой-то транс, что-то спрашивал… а потом рассказал мне, почему я так за тебя цепляюсь. — И почему же? — спросила Коллин. — Из-за этих твоих разговоров, — признался он. — Ты говорила со мной, пока я был в коме, получилось, что ты как бы… меня соединяла с жизнью. Коллин не сразу поняла, что именно он говорил ей. Получалось, в их истории не было никогда никаких чувств? Никаких эмоций она так и не смогла у него вызвать? Лишь безусловный рефлекс, залегший на подкорку во время комы? — Поэтому мне так важно было, чтобы ты была со мной, — продолжил Элиот. — Чтобы одобряла то, что я делаю… Когда ты что-то оспаривала, мне казалось, я иду против себя или природы, не знаю… а потом я больше не выдержал. Она вспоминала разговор за разговором, когда Элиот с невыразимой надеждой во взгляде просил её сказать, что она думает. Когда крепко держал около себя даже в моменты, когда очевидно был ей не рад. Если подобное объяснение было возможно, то оно объясняло всё. — Ты заставляла меня идти вверх, бороться, а я не хотел. Хотел сидеть там, где мягко и тепло, но из-за всего этого, — он помотал пальцем вокруг головы, — не мог. Это как электрошок. Стоило мне на минуту присесть отдохнуть, как меня било твое очередное «ты способен на большее, Эл!» — И зачем ты здесь? — наконец спросила Коллин, поднявшись и отойдя к окну. Конечно, и разговоров быть не могло о том, чтобы она вернулась. Теперь стало очевидно, что этому не бывать никогда, всякие надежды рухнули, и только теперь Коллин поняла, что надеялась. Пускай, и запретила себе даже помышлять о надежде, а все ж таки ждала, что он все поймет, все осознает и придет за ней. — Я хочу, чтобы ты вернулась, — сказал Элиот. — Исключено, — сразу отозвалась Коллин. — Я буду тебя любить, — пообещал Дюаваль. Она невольно рассмеялась. — Ты шутишь? — обернулась она, упершись руками в подоконник. — О чем ты вообще говоришь, Элиот? — Что ты предлагаешь? — почти в отчаянии тихо спросил он. — Моя жизнь треснула, а в трещинах вместо клея — ты. Это не исправить, даже твой доктор сказал, гипноз может немного помочь, но факт останется фактом: мне всегда будет плохо без тебя. Это звучало почти угрожающе, и все же в какой-то совсем сумасшедшей параллельной вселенной Коллин ощутила от этих слов неясное тепло. Оказывается, ей все-таки удалось привязать его к себе, да еще и намного сильнее, чем она сама к нему привязалась. — Тебе и со мной будет плохо, — озвучила очевидное она. — Нужно сходить к другому врачу, может быть, к нескольким. Не волнуйся. Рано или поздно, это пройдет. Все-таки… я не сделала ничего особенного. Дюаваль опустил голову, потерев лоб, но ответить на это он ничего не мог. Что тут противопоставить? Коллин знала, что была права. Неведомая тоска поселилась у нее в душе от одного осознания того, что ничего между ними никогда не будет естественным и здоровым. Что ж, по крайней мере это точно останется в памяти обоих, а у некоторых — еще и на подкорке. Кажется, Элиоту тоже нечего было сказать, потому что он просто поднялся и пошел в коридор, где бросил свои ботики. Коллин вышла, чтобы запереть дверь. Натянув обувь, Дюаваль молча посмотрел на неё, словно не зная, что еще сказать. — Честное слово, Коллин, — промолвил он. — Если бы я умел, я бы тебя любил. После он снова напялил шляпу и пошел прочь из дома, оставив Коллин наедине со всеми своими разбуженными воспоминаниями.***
Никто не понял, как именно, но сразу после подарка, преподнесённого Сесилом, в Пуарье все словно с цепи сорвались — началась тотальная пьянка. Если на вечеринках веселился молодняк, то на сей раз на радостях от столь щедрого подарка (и не важно, кого кому) оскотинивались с особым пристрастием взрослые. Больше всех был рад, конечно, Арне, он и Луз отмечали возвращение реликвии домой едва ли не масштабнее юбилея любимой дочки. На этой ноте расслабились и другие гости. Уже не скрываясь, как следует накидывались теннисисты, присевшие на диванчики в одном углу. Дэмьен и Грэг были уже недалеки от своего обычного состояния, к ним приближался Мэтьюз, в кои-то веки отлипший от своей пассии. Хантер заскучала в компании Мануэлы и Уоттса поочередно — одна была в навязчиво приподнятом настроении, другой — в излишне унылом, и Хантер решила сбежать к кому-то более стабильному. Дэмьен и Грэг о чем-то вполголоса шушукались, изредка прерываясь на хохот, а после — на глотки алкоголя. Хантер присела на диванчик напротив них, рядом с Джонатаном. «С этим пока минус, стоит подобрать ключики и сюда», — пронеслось у нее в голове, но об этом она решила подумать позже. Хантер и так ощущала почти пьянящее чувство превосходства от этой потрясающей идеи с подарком Мануэле и последних ее словах — та фактически прямым текстом сказала, что приняла её! — О, мисс с труднопроизносимой фамилией, — поприветствовал её Вудкастер. — Прямо-таки удивительно, как тебя полюбила наша принцесса! Колись, что ты с ней сделала? — С Мануэлой? — вскинула брови Хантер. — Я просто была по-человечески участлива, Грэг, тебе не понять. Это, знаешь ли, немало располагает к себе людей. — Ну, меня эта лирика не трогает, — поджал губы он. — Я к себе и так людей располагать умею. На это Дэмьен невольно рассмеялся. — Ты? Покажи мне хоть одного человека, который к тебе расположен. — Да вон, пациентка, коленочки по Фрейду разводит, — закусив сигарету, ухмыльнулся Грэг, кивнув на Хантер. — Размечтался, — хохотнула она. — Я этот сорт уже распробовала, больше не хочется. — Ох, Дэмьен, сними ты им уже номер, — вздохнул Мэтьюз. Несмотря на то, что Марлоу к тому моменту уже напрягся, на это замечание расхохотался весь стол. Хантер молча попросила у Дэмьена сигарету, а, закурив — благо лаунж-зона позволяла не выходить из дома — прищурилась и глянула на Вудкастера снова. — Не хочешь ли сказать, что и ты меня здесь принял, Грэг? — спросила она. — Ну, — выпрямившись и уперев локти в колени, склонил голову Грэг, — говоря буквальным языком, это скорее ты меня приняла. Закатив глаза, Хантер затянулась. — Вудкастер, пошлые шутки должны быть либо пикантными, либо смешными, а лучше все сразу. — Зато они правдивые, — улыбнулся он. Мэтьюз разлил, троица стала выпивать, когда у Хантер появилось время немного поразмыслить. Кажется, она не ошиблась, и на этот раз принявший на грудь Вудкастер уже не издевался над ней, а на самом деле заигрывал. Был ли смысл, ведь они теперь вряд ли подойдут друг к другу на пушечный выстрел? Однако в ее душе разворачивалась еще одна роза самовосхищения. Пускай это не было легко, пускай ей пришлось пережить такое, что не пожелаешь и врагу, пускай она едва не сдалась — но, кажется, в самом деле, даже Грэг её принял. Да, наверняка терпеть не мог, таил обиду и презирал за разные по степени справедливости качества — но он смирился с тем, что она здесь и никуда не уйдет. Его взгляд был насмешлив и не имел никакого отношения к уважению, но он уже не был презрителен и брезглив — а именно так Вудкастер смотрел на бедноту, которой Хантер отныне не была даже в его глазах. Если это не было успехом, то что тогда было? Она подняла свой бокал и чокнулась с остальными тремя, пускай никто из них и не знал, что тост у Хантер был свой. Словно в противовес довольству и триумфу Хантер в противоположном конце зала сидел, наблюдая за ней, тот, чей дух пал примерно так же сильно, как ее — воспрянул. Уоттс обещал себе как следует накидаться и обещание исполнил, но, как и все остальное, что он пытался делать последние несколько дней, никакого облегчения это не принесло. Он поглядывал на свое отражение в одном из зеркал в резной раме, висящих в холле, и осознавал, что так плох не был, пожалуй, еще никогда. Внутренняя боль, усталость и злость проступали на его лице так отчетливо, что это замечали даже те, кто не знал его. Вот и теперь, мимо процокала каблучками Аделия, на которой тоже не было лица, и бросила ненароком взгляд на сидящего у ее ног. Кэмерон думал, она пройдет мимо, гордо вскинув нос, но она вдруг почти упала около него и взяла из его рук бокал, чтобы отпить. — Что-то ты не веселишься, — заметил Уоттс. — А ты не злорадствуешь, — парировала она. Он смотрел в её усталое, пронизанное обидой лицо, и не находил слов, чтобы позлорадствовать. Пожалуй, впервые ему этого не хотелось. — Если тебе интересно мое мнение, я считаю, что Чемпион поступил, как скот, — добавил Кэмерон, отпивая побольше. — Почему это? — фыркнула Адель. — Потому что этот хренов выскочка мог бы вручить свой подарок и наедине, — просто ответил Уоттс. Сказанное явно добавило Аделии поводов для ярости — это явственно было написано на ее лице. — Ты просто его ненавидишь, — наконец выдала она. — Да, — легко признался он. — И такими темпами ты тоже скоро начнешь. — А ты и рад, — бросила Адель. — Да мне-то что, — пожал плечами Кэмерон. Она залпом допила остатки в бокале и отдала его обратно в руки Уоттсу, поднявшись. Наверняка она хотела бы покинуть праздник, но нелепая вера в то, что она способна этим (или хоть чем-то) сохранить свое достоинство, не давала ей. Кэмерону ни к чему было облегчать ее муки, но жалость, которую он к ней ощущал, заставляла хотя бы вовремя закрывать рот. Адель на прощание тоже взглянула в его не слишком довольное лицо и молча побрела прочь. Казалось, это было такое временное перемирие, оба просто поняли, что и без того достаточно сломлены происходящим, а потому оба согласились на этот раз на ничью.***
Когда заиграла музыка, стало ясно, что раут уже перешел в свою «неофициальную стадию», и, хотя никто не танцевал, атмосфера все равно плавно перетекла в более простой формат. Большая часть гостей разъехалась, друзья Арне и Луз расположились наверху, а в фуршетных залах остались в основном гости самой именинницы. Мануэле надоело резаться в Бридж с Изабель и сестрами Фергюсон, которые вслед за средней проявляли почти милую вежливость, так что она ненадолго покинула их, чтобы проведать Джонатана. Он и другие теннисисты отмечали чьи-то там очки и победы на крытой террасе, она присела на краешек кресла возле него и взяла бокальчик шампанского. — Мануэлита, — заметил, отпивая из бокала, Дэмьен. — Как тебе мой подарок? Конечно, с Чемпионом соперничать тяжко, но все же мы очень старались. — Прекрасно, Дэмьен, — улыбнулась она, выуживая из памяти, что же он ей подарил. Коробки, пакеты и букеты уже путались в голове, некоторые она получала скопом, Дэмьен и Изабель вручили свои подарки почти одновременно: кто-то из них принес потрясающей красоты фирменный чемодан для путешествий, а кто-то — маленькую картину Синьяка — из частной коллекции, не самую вычурную, но, определенно, весьма стоящую. — Я обожаю живопись, так что это для меня определенно особенный подарок, — закончила на свой страх и риск она. Марлоу довольно улыбнулся, перекинувшись парой слов с Уэйном, так что Мануэла с облегчением выдохнула, поняв, что угадала. Столик спортсменов, вопреки всему, был самым пьющим на этом вечере, и именинница даже порадовалась тому факту, что ей удалось заставить гостей не скучать. Поначалу идея звать участников турнира на свой праздник казалась ей несколько сомнительной, но отец и мать настоятельно посоветовали, и, пускай О’Берли и Хейли не были Мануэле большими друзьями, а в тусовку весьма неплохо вписались. Начались какие-то мудреные разговоры о теннисе, кто-то заикнулся о том, что на столе кончилась закуска. — Я скажу прислуге, — вызвалась Мануэла. — Не стоит, дорогая, я схожу, — улыбнулся Джонатан, но она уже поднялась. — Я именинница, и это моя обязанность! — беспрекословно ответила она, усадив его назад. Пробежав каблучками по террасе, Мануэла толкнула дверь в дом и едва не разбила нос стоящему за ней Сесилу. — Прости! — ахнула она, поднимая его лицо за подбородок. — Все в порядке, я не ранен, — улыбнулся он, отступая. Дверь мягко закрылась, приглушив звуки с террасы и словно оставив их ненадолго наедине. — Как Адель? — сразу с ходу ткнула в больное место Мануэла. Сесил поморщился, отмахнувшись, и на душе у нее сразу заскреблись кошки. — Эндрю, ну как же так! Хочешь, я погорю с ней? — запричитала она. — Еще чего! — нахмурился Сесил. — Не бери это в голову, у Аделии своя атмосфера… Лучше скажи, как твое настроение? — Было бы намного лучше, не будь я яблоком раздора для двоих моих лучших друзей, — расстроенно выдала Мануэла. Она вздохнула, Сесил склонил голову, заглядывая ей в лицо. — Мануэла, ты ни в чем не виновата, — напомнил он. — Подарок решил сделать я, так что вина на мне. Не переживай. — Будто бы мне от этого легче! Знаешь, как это гложет меня? — подняла глаза она. — Будь у тебя повод волноваться, я бы уж точно сказал, — улыбнулся Эндрю. Мануэла удивленно нахмурилась. О чем он толковал? Ссора с возлюбленной после такого-то представления наверняка приобрела масштаб, который она и представить себе не могла (и от этого Мануэла ощущала еще одну порцию чувства вины, что была уж совсем некстати), а он так спокойно об этом говорил! — Эндрю, это же все не шутки, — нахмуренно сказала она. — Знаю, — пожал плечами он. — Послушай, у меня было время все обдумать, я сделал, что хотел, так что не надо взваливать на себя никакой вины. У меня нет больше сил видеть тебя такой расстроенной! — Я только не хочу, чтобы ты рушил свои отношения с Аделией из-за меня, — пояснила Мануэла. — Да плевал я на них! — не выдержав, воскликнул Сесил. Воцарилась тишина, какие-то несколько секунд Мануэла почти обиженно глядела на него, изумленно и испуганно. — Мануэла, — выдохнув, взял ее за руки Эндрю. — Послушай, мы с тобой друзья. Лучшие друзья, ты — самый близкий мне человек. Но некоторые вещи я решу сам, договорились? — Я просто чувствую себя ужасно из-за этого, — пролепетала шепотом Мануэла. — Не нужно, — покачала головой он. — Поверь, если в том, что сейчас происходит у меня и Аделии, и есть твоя вина, то она минимальна. Я знаю, о чем говорю. Абсурд, но это ее утешило. То есть… Мануэла, конечно, знала, что Адель и сама вела себя порой слишком импульсивно, что она еще до начала отношений с Эндрю умудрилась наломать дров. Нет, фактически она могла разрушить все сама, но… На душе у Мануэлы до сей поры было паршиво, потому что она знала — обвинения оправданы. Адель имела право злиться на них обоих, пускай они и не были повинны в чем-то дурном. Но Сесил был прав, Мануэла переборщила с чувством вины. Как-никак, и он, и Аделия были взрослыми людьми, и уж наверняка могли бы разобраться в своих чувствах сами. Мануэла одернула себя, вспоминая, что Сесил больше не неразумный мальчишка, которого так тянуло по-сестрински опекать. — На террасе закончилась закуска, — проронила она. — Сходишь со мной? — Конечно, — улыбнулся он. — Веди куда угодно.***
Внизу воцарился такой хаос, что у Хантер начала болеть голова. Она решила пройтись по второму этажу, где, по крайней мере, на вид было потише, и поднялась наверх. Здесь было что-то вроде тронного зала Виньябле, только без пошлых бархатных скамеек, столика, усыпанного кокаином, и без Короля на троне. В общем, скучно. Хантер облокотилась на перила, глядя на бесновавшихся пьяных приятелей, около нее тенью остановился Дэмьен. Сюрпризом это не стало, она видела, как он поднимался вслед за ней, и даже ждала этого. — Тише, чем я ожидал, — подал голос он. — Это ведь праздник принцессы Мануэлы, — напомнила с улыбкой Хантер. — Я удивлена, что здесь есть место хоть толике хаоса. — Это все Сесил виноват, — покивал Дэмьен. — Сукин сын умеет выпендриться как следует. — Не могу не заметить, что жест был шикарный, — справедливости ради ответила она. Дэмьен поморщился. — Любой жест за тридцать миллионов баксов будет шикарным! Ишь ты, как тебя деньги быстро испортили. Он обнял её, в шутку ругаясь на меркантильность, Хантер только посмеялась. — Если ты искал момента перейти к нашей приватной культурной программе, то момент идеальный, — подсказала она ему на ухо. В эту секунду дворецкий проводил в холл еще одного гостя, который тут же стал озираться по сторонам. Что-то словно ухнуло в груди, Хантер с трудом поверила своим глазам: это был Дерек! Она поспешно высвободилась из объятий Марлоу, оправила платье и стала спускаться. К счастью, брат заметил ее не сразу, но когда заметил, немедленно поспешил вперед. — Кто тебя впустил?! — вместо приветствия изумилась Хантер. — Хотел поздравить твою подругу, прежде чем покину эту клоаку, — ехидно улыбнулся Дерек. — Кстати, как насчет тебя? — Мануэла тебя в полицию сдаст, — покрутила пальцем у виска Хантер. — Ты к ней в дом вломился! — Вовсе нет, — миролюбиво ответил Дерек, махнув букетом кустовых роз. — Меня впустил швейцар… да и какое это имеет значение? Она меня все равно вряд ли вспомнит. Я уезжаю завтра утром, вот и заехал за тобой. Так и думал, что ты развлекаешься. — Заехал за мной? — переспросила Хантер, едва осознав, что он имел в виду. Ах да, она же собиралась уехать из Жардан навсегда, вот умора-то! Хантер покосилась на стоящего наверху Марлоу, но он искусно делал вид, что не замечает старого врага. — Что молчишь? Прижала Вудкастера, как хотела? — Почти, — кивнула она. — Видишь ли, пока я тут живу, я… приберегла это оружие. — То есть? — нахмурился непонимающе Дерек. Отведя его на пару ступеней ниже, Хантер выдохнула. Когда-то ей придется это сказать, и лучше не тянуть. — Послушай, я тут вроде как вписалась, — выдала она. — Пока что с КГН, сестрами и жильем все хорошо, они даже решили мои проблемы. Так что мне еще рано съезжать. — Так я и думал, — цокнул брат. — По тебе за милю видно, что ты вписалась, совсем на себя не похожа… Что ж, делай, что хочешь. Только один совет. — Какой? — пожала плечами Хантер. — Выбирай мужчин получше, — поморщился, наклонившись к ней, Дерек. Она вновь невольно обернулась наверх, куда глянул и брат, и застала прищуренный взгляд Дэмьена, обращенный на них. — Не понимаю, о чем ты, — фыркнула Хантер. — Ага, конечно, — покивал Дерек, а после крепко схватил ее за локоть. — Послушай меня, Хантер. Если ты здесь навернешь проблем, я тебя уже не вытащу, поняла меня? Никто уже не вытащит. Перестань быть такой дурой!.. — Остынь, приятель, — послышался голос над их головами. Марлоу, прекрасный, как всегда, в своей идеально-белоснежной рубашке, бессовестно закатав рукава, спустился, остановившись на ступеньке выше них, и крепко положил ладонь на плечо Дереку. — Не видишь, леди не хочет с тобой идти, — пояснил Дэмьен. — Вот о чем я, — поджал губы брат, Хантер почему-то пробрал смех. — Дерек, я смогу постоять за себя и сама, если что, уж ты мне поверь, — улыбнулась она, сжимая локоть брата посильнее, чем он сжал ее. — Не волнуйся за меня. Все-таки я Фергюсон. Дерек на это выдал смешок, а после отдал букет цветов сестре, наказав подарить от его имени имениннице. — Я передам от тебя привет тёте, — напоследок сказал он. — Не знаю, как объяснить им, почему ты не приехала. Сказать, что у тебя теперь новая семья? Хантер поджала губы. — Скажи им, что я стала новой. — Да уж это точно, — покивал злорадно Дерек. — Ты стала в точности, как они, — кивнул он на сборище, в котором мелькнула платиновая макушка Грэга Вудкастера. — Спасибо, — вырвалось само собой из уст Хантер. Дерек только изумленно поморщился на это и, покачав укоризненно головой, пошел вниз по лестнице. — Сомневаешься? — насмешливо окликнул голос позади, Хантер обернулась. Там все еще стоял Дэмьен и накручивал на палец спавшую прядку из челки. Хантер подумала, он словно другой полюс — чем дальше был от нее Дерек, тем ближе Дэмьен. Вот и теперь, брат спускался вниз, а она сделала усилие, поднявшись на пару ступеней к Марлоу. — Ты так впрягалась за Доусона, быстро же ты его отпустила, — ухмыльнулся Дэмьен. — Думаю, тебе в этом немало помог наш общий друг Джон Гальяно, — добавил он, поддев край её жакета. Хантер рассмеялась, склонив голову, но Марлоу поддел её за подбородок обратно. — Не суди Дерека слишком строго, он видел от вас только плохое, — качнула головой она. — «От нас» ты хотела сказать? — поправил Дэмьен. — Неужели всё еще считаешь, что мы чем-то отличаемся от тебя? — У вас куча денег, — напомнила Хантер. — У тебя тоже, — парировал Марлоу. Она снова коротко рассмеялась и, прислонившись к перилам лестницы, взглянула вниз, где сновали именитые гости. — Забавно, ведь я тоже всегда считала вас плохими людьми, — проронила она. — Ты еще не поняла? — удивился Дэмьен. — Не бывает плохих людей. Бывают разные. Такие, как тебе нравятся, и не такие, — пожал плечам он. — Я тебе нравлюсь? Можно ли было лгать, да и был ли смысл? — Да. — Ну, а разве я не хорош? — улыбнулся он. Хантер невольно расхохоталась на это, Дэмьен как раз закуривал и удивленно вскинул голову на её смех, утопая в облаке дыма. — О, нет, — покачала головой она. — Ты — определенно очень плох, особенно для меня. — Отчего же? — А зачем я тебе? — прищурилась Хантер. — Ты можешь получить любую девушку, какую только пожелаешь. — Ну я её и получил, — пожал плечами Дэмьен. — Не верю, что ты с твоим-то личностным ростом за последние полгода всё ещё себя так недооцениваешь. Слышать это было приятно до дрожи, но Хантер не намерена была так быстро сдавать позиции. Она сдержала улыбку и скрестила руки на груди, уперев каблук в стойку перил позади. — Но почему я? — тише спросила она. — Честно? — вскинул брови он. — Ты не такая, как все прочие. Не такая, как бедные, не такая, как богатые. Ты преодолела такой путь, чтобы быть здесь, для этого нужна огромная внутренняя сила, и она была бы у тебя, родись ты в Жардан, но ты не отсюда. Хантер наклонилась к его уху. — Я преодолела этот путь, потому что дала твоему другу Вудкастеру. Дэмьен расхохотался. — Моему другу Вудкастеру только сам дьявол не давал, — покивал он. — Но здесь оказалась только ты одна. Задумавшись над его словами, Хантер заключила, что он был прав. Конечно, основной причиной, по которой она смогла задержаться, было родство с Люком Фергюсоном, но всё же даже после переезда она стала своей далеко не сразу. И уж точно не только из-за своей фамилии, особенно для других её представителей. — Говоришь, нет плохих людей, — задумалась она, подкуривая от сигареты Дэмьена. — Но ведь есть же абсолютное добро. И абсолютное зло. — Есть, — легко согласился Дэмьен. — Но какое бы ужасное деяние ты не совершила, в мире найдётся хоть один человек который скажет тебе «ничего страшного». Так вот цель всей нашей жизни — найти такого человека и держаться за него покрепче. — Вот как вы себя успокаиваете? — расхохоталась Хантер. — Хочешь, чтобы я говорила тебе «ничего страшного», Дэмьен? Она невольно подошла ближе к нему и почувствовала, как Марлоу заключил её в объятия, прижав к себе за пояс. — Хочу, — просто ответил он. — Поверь, поживешь тут ещё пару месяцев — и тебе найдется, за что сказать «ничего страшного». И тогда ты поймешь, что это самое важное на свете — когда есть кто-то, кто может сказать тебе это. Попробуй. — Попробовать? — вскинула бровь она. — Я дважды избил твоего брата и дважды попытался посадить его за решетку, симулируя симптомы, которых у меня не было, — спокойно выдал Дэмьен. — Ты злишься? Он спросил это с такой страстью, что Хантер невольно подавила в глотке все, что хотела сказать. — Нет, — ответила она. — Ну вот, смотри, у тебя уже получается, — улыбнулся он. «Потому что у меня колени трясутся от одного твоего взгляда», — подумала Хантер. — Потому что Дерек был виноват не меньше твоего, — произнесла вместо этого она. Марлоу заулыбался, как кот, закусил сигарету и указал ей вниз, где переговаривались и выпивали гости. — По-другому тут не выйдет, Хантер, — серьезно сказал он. — Согласна променять статус хорошей девочки на кучу денег, дорогие шмотки, влиятельное семейство, элитную спортивную школу и бойфренда в моем лице? Просто признайся. Ты такая же плохая как все мы. — Что? — рассмеялась Хантер. — Я не такая, как вы! — Ошибаешься, ты уже гораздо хуже, чем думала о себе, я прав? — лукаво заметил он, Хантер сглотнула. — Все ищут способ стать одним из нас, — проговорил Дэмьен, повернув её за подбородок к толпе. — Шагай в пропасть. Это самый короткий путь Прямо у них под ногами целый дом напивался, веселился, получал от жизни всё, что хотел, и Хантер почувствовала — именно сейчас очень явственно — что находится прямо на пороге этого мира. Всего один шаг оставался до вершины той лестницы, по которой она так долго взбиралась. Не было больше ходов, не было больше препятствий, она подобрала все ключи, двери открылись. Осталось только шагнуть. Хантер улыбнулась себе и повернулась к Дэмьену, не сводящему с неё взгляда. — Скажи одну вещь, — попросила она. — Ты правда считаешь, что я такая же как ты? — Конечно нет, — хмыкнул он. — Ты Фергюсон. У меня таких связей никогда не будет. Она только усмехнулась. — Все ещё не веришь? — вскинул бровь Дэмьен. — Посмотри на них. Он снова указал на толпу, махнув рукой и заставив Мануэлу, Сесила и Джонатана поднять головы. Все трое поймали её взгляд и приветливо помахали, приглашая спуститься. — Они поверили, — подытожил Дэмьен. — Дело за тобой. Хантер осушила свой бокал, чтобы не тратить на размышления не больше секунды, что длился глоток, а после отставила бокал и подала Дэмьену руку. Но вместо того, чтобы повести её вниз, в пропасть, Марлоу притянул её за руку и поцеловал, бессовестно разоряя прическу ладонью. И если уж Хантер поклялась себе брать от жизни всё, она решила начать с того, чего больше всего хотела.