Народные методы

      Впервые они встречаются, когда Юри исполняется двадцать один. Кацуки сталкивается с мальчишкой в библиотеке, когда того отчитывает подруга. Они кричат друг на друга, и их общение больше напоминает шипение двух змей, что совсем не подходит этому месту. Юри просит быть тише, а мальчишка замахивается на него, словно собираясь ударить. Но останавливается. Он обводит взглядом незатейливого Юри и фыркает. Сердце Кацуки стучит так быстро, что готово вырваться из груди хоть сейчас. Правда, мужчина старается игнорировать этот свой орган, посильнее перехватывая стопку книг. У него сессия не за горами и нет сил, чтобы переживать о несостоявшихся возможностях. Юри обходит их, направляясь к своему столу. В библиотеке вновь наступает долгожданная тишина.       Следующие два часа он занят чтением и составлением конспектов. Юри низко склоняется над тетрадками, грызёт карандаш и ломает голову над тем, как же всё это выучить. Он даже успевает пожалеть о сделанном в прошлом выборе, когда вновь слышит чужой стук сердца. Неспокойный. Кацуки оборачивается и замирает. Мальчишка сидит в окружении взрослых друзей, огрызается чуть слышно, но сияет ярче начищенной ложки. Стук его сердца хаотичный, напоминает птичку, бьющуюся крыльями о золотую клетку. Юри кладёт ладонь на грудь, стараясь успокоить мальчишку, но тому не до него. У паренька первая любовь и нет никакого дела до незнакомцев. Кацуки лишь качает головой, подмечая, что стук собственного сердца едва слышный.       В пятнадцать его мать впервые рассказывает о родственных душах. Она возбуждена, прижимает подушку к своей груди и делится всеми сокровенными мыслями, и прошлыми переживаниями. В её памяти праздник по случаю восемнадцатилетия, маленький кекс вместо торта и будущий муж в двух шагах. В шестнадцать Юри захотелось поскорее вырасти. Он представлял, как однажды проснётся и услышит чужой стук сердца, так непохожий на его собственный. Во снах он так часто видел это, что иногда ему казалось, что подобное давно произошло. Ему исполнилось восемнадцать в три ночи, и он уснул ещё до этого, а проснулся от непрерывного стука. Распахнул глаза и ещё долго не мог понять, что его разбудило. Юри слышал стук своего сердца: лёгкий, такой неспешный. Слышал он и чужой: спокойный и умеренный, словно его обладатель крепко спал. Но разбудило его другое. Резкий и гулкий, он разогнал весь сон, напоминая о себе каждую секунду. Юри испугался, а после всё понял. У него две родственные души и если одна из них наслаждалась отдыхом, то вторая была напугана или слишком возбуждена. Кацуки пока не мог определить точно. Мать уже говорила ему, что на это требуется время. В ту ночь Юри не заснул вовсе, а стук двух сердец больше никогда не покидал его.       Виктора он увидел спустя год. Светловолосый мужчина широко улыбался с экранов, выглядя, как суперзвезда. Хотя, почему как, он ею и был. Недосягаемый русский мужчина, заслуживший мировую известность своим голосом. Юко так громко восторгалась неизвестным исполнителем, что Юри решился посмотреть его концерт. Высокий и стройный, он сиял так ярко, что на мгновение стало плохо. Кацуки задышал чаще, попытался вздохнуть глубже, но лишь закашлялся. О том, что Виктор Никифоров его родственная душа, он полностью уверился через несколько месяцев, когда посетил концерт в Лондоне. Стук чужого сердца ощущался лучше и стоило только протянуть руку, чтобы ухватить своё, но Юри струсил. Они встретились взглядами и Виктор отвернулся, а ритм его сердца не изменился — такой же спокойный. И пока Юри плакал в самолёте, Никифоров отмечал очередной успешный концерт. Кацуки понадеялся, что уж вторая родственная душа его примет, но встретив её спустя два года осознал, что судьба просто издевается над ним.       Юрию Плисецкому едва исполнилось пятнадцать, и он вовсю изучал русский матерный запас слов, не боясь использовать их на всех, кто ему хоть немного не нравился. А раздражали Плисецкого практически все. Кацуки не входил в этот список просто по той причине, что знакомы они не были. Юри лишь иногда приходил в библиотеку, в которой бывал Юрий и наблюдал за ним со стороны. В жизнях своих родственных душ Кацуки был лишь сторонним наблюдателем. Мама обязательно бы расстроилась, узнав об этом. Только Юри продолжал скрывать от неё горькую правду, надеясь, что однажды тема о родственной душе забудется. Он уже представлял себя в компании милой девушки, которая обязательно понравится родителям. Она будет невысокой, аккуратной и женственной. Юри желал найти себе жену, непохожую на своих родственных душ. И это было не так тяжело. Он не пользовался особой популярностью у женского пола, но был знаком с некоторыми, кто относился к нему весьма радушно. Однажды, одна из них станет его невестой, а после законной женой, а чушь о родственных душах забудется как пережитки прошлого.       — Это легко, — соглашалась Юко, которой повезло заиметь родственную душу ещё в детстве. — Ты справишься, Юри.       — Конечно, — легко соглашался Кацуки, стараясь выкинуть из своей памяти всё ненужное. — Мне всего лишь нужно немного времени.       Юри перестал приходить в библиотеку и всегда выключал телевизор, стоило увидеть Виктора на экране. Он игнорировал стук сердец и сосредотачивался только на своём. Менял его по своему желанию и вскоре встретил девушку, которая подходила по всем пунктам. Начитанная и умная, она кротко улыбалась и поглядывала на Кацуки из-под ресниц. Мама лишь спросила, связаны ли они с Юри, а тот ничего не придумав, соврал. Он до сих пор помнит, как загорелись глаза женщины тогда. Она была абсолютно счастлива за своего сына. Юри старался не показывать, что это не так, поэтому каждый день натягивал радостную улыбку и заставлял себя поверить в собственное счастье. У него получилось. Стук чужих сердец стал едва слышным. Юри больше не вскакивал по ночам лишь из-за того, что Плисецкий переволновался. Он даже не реагировал на лихорадочно бьющееся сердце Никифорова, зная, что мужчина просто проводит время в компании алкоголя.       Они заговорили о свадьбе слишком рано, но девушка выглядела довольной и улыбалась ему так тепло, что Юри не смог остановить себя. Сделал предложение, а после обнимал свою невесту, впервые забеспокоившись, что стук сердец родственных душ исчезнет навсегда. Он успел привыкнуть к ним. Юко сообщила о подружке Никифорова за день до свадьбы. Принесла ноутбук и заставила посмотреть развлекательное шоу с ним в главной роли, где Виктор делился своими планами на дальнейшую жизнь и рассказывал о личной жизни. Он не назвал имени, но громкий стук сердца Плисецкого говорил всё за него. Кацуки пожелал им обоим счастья, прикасаясь к обручальному кольцу на своём пальце. Такова его судьба, быть далёким от любви.       Юри бы струсил, но лучшая подруга подтолкнула к алтарю и больше не осталось путей для отступления. Они обменялись брачными клятвами, и надели кольца на палец друг друга, скрепляя союз поцелуем. В ту ночь Юри узнал о том, что его жена поклонница Никифорова и горько рассмеялся, признавая все превратности судьбы. Теперь в их доме висели плакаты светловолосого мужчины и ни единого интервью не пропускалось. Молодая жена восторгалась красивым и мелодичным голосом певца, а Юри затыкал уши, лишь бы не слышать. Прошёл год, а стук чужих сердец всё ещё отдавался болью.       Виктор приехал в Японию во время азиатского тура и Юри буквально силой затащили на концерт, пообещав исполнить любую его просьбу. Кацуки смотрел на прибывающий народ, а стоило Виктору выйти на сцену, надел наушники. Не было причин переживать это ещё раз. Их взгляды вновь встретились на раздаче автографов. Юри стоял чуть поодаль, а спешащий Виктор врезался в него, сбив с ног. Он долго извинялся, а не услышав ни единого слова от Кацуки, замолчал, глядя прямо в карие глаза. Юри показалось, что на миг сердце Виктора ускорилось. Мужчина ещё раз извинился и повернулся к поклонникам. Юри же вышел из помещения. На воздухе ему всегда было легче думать.       — Ещё пять минут, — раздался знакомый голос совсем рядом, а после на улице появился Юрий.       Удивления не было. Юри сдвинулся с его пути, поднял взгляд на серое небо и вздохнул. Дышать было ещё тяжело, но он старался и у него даже получалось. Плисецкий плохо прятал свои эмоции, поэтому шальное биение его сердца, Юри услышал сразу, но не обратил внимания. Он ловил снежинки языком и улыбался. Идиллию разрушил окрик Юрия. Пришлось отвлечься от бесполезного занятия, обратив всё внимания на человека, стоящего рядом. Плисецкий дотронулся до его щеки, а после сразу же отдёрнул ладонь. Ему, наверняка, было страшно. Юри не попытался его успокоить. Время, когда он вмешивался в биение сердца Юрия, давно прошло. Теперь на пальце Кацуки блестело кольцо и не было причин что-то менять. Счастье маячило совсем рядом. Он был уверен.       Юрий открывал рот и походил на выброшенную на берег рыбку: с таким же бессмысленным взглядом. Кацуки как-то совсем по-другому представлял себе это. В детстве встреча со своей родственной душой будила в душе радость и заставляла дыхание исчезать, а тут они просто смотрели друг на друга. Телефон Плисецкого зазвонил, но тот не обратил внимания. Звук повторился. Юри огляделся по сторонам, похлопал мальчишку по плечу, но никакой реакции. Телефон не замолкал. Он ответил на звонок сам и, игнорируя знакомую русскую речь, попросил забрать Юрия. Тот выглядел совсем плохо. Сам же Кацуки запахнул пальто и спустился по ступенькам. Жена отругает его после и попросит больше не коротать время в местном кафе, лишь бы не посещать концерты, а он как всегда кивнёт, соглашаясь. Юри лишь надеялся, что ему не придётся объясняться в очередной раз. Не было сил.       — Простите, — закричали ему вслед.       Юри предпочёл не оглядываться, ускоряя шаг. Он уже представлял, как закажет плотный ужин и насладится им в одиночестве. Никто не станет комментировать состав или упрекать повара в излишних приправах. Юри нравилась жена, но иногда она переходила все границы. Часто лезла не в свои дела, мешала ему работать и уж слишком сильно любила всё контролировать. Кацуки больше не готовил и был уверен, что разучится совсем, если не практиковаться. Жена повторяла, что готовка это женское, а у него и так куча дел. Спорить Кацуки не пытался, сам же выбрал её, так чему сейчас удивляться.       — Быстро остановился, — приказали ему из-за спины, ухватившись за плечо.       — Что-то случилось? — поинтересовался Юри, всё-таки разворачиваясь.       Юрий выглядел прежним, а Виктор слишком удивлённым. Кацуки надеялся, что его обычное пустое выражение лица не поменялось. Он перестал краснеть по любой причине после женитьбы. Эта особенность осталась забытой, и больше никто не спешил пожурить Юри, в надежде увидеть его румянец. Кацуки говорил, что просто повзрослел, а умная Юко печально качала головой и прижимала к своей груди. Она, может быть, и понимала как ему тяжело, но больше ничем не могла помочь. Виктор коснулся его руки, сжимая тонкие пальцы. Это было практически приятно. Кольцо больно впилось в ладонь Никифорова. Он ойкнул, поднял чужую руку и долго глядел на обручальное кольцо. И взгляд его такой холодный. Юри не останавливал и даже не среагировал, когда ногти Юрия впились в мягкую кожу. Он так устал играть роль довольного всем человека. Ему опротивело быть в глазах родных мучеником. Кацуки никогда не желал себе такой судьбы.       — Я помню тебя, — пробормотал Юрий. — Ты ходил в библиотеку и сидел у стены.       — Это было давно, — отмахнулся Кацуки, вырывая ладонь. — Вы хотели что?       — Ты мой фанат? — широко улыбнулся Виктор. — Хочешь автограф?       Юри покачал головой. Он хотел кушать и тишины, но это никогда и никого не интересовало. Кацуки отступил назад. Виктор сделал шаг вперёд. Плисецкий поджал губы, неотрывно глядя на Юри. Стало совсем неловко. Юри провёл рукой по волосам, глянул на серое небо и вновь на двоих мужчин.       — Вы же прекрасно живёте вместе, правда? — поинтересовался Кацуки. — Так продолжайте. У вас своя семья, у меня своя. Это легко.       Юко похвалила бы его, а может и ударила за глупость. Но её здесь не было. Юри взрослый, уверенный в себе и практически счастливый. Будучи у финишной прямой — нет смысла сдавать назад. У Виктора Юрий, у Юрия его первая любовь, а у самого Юри жена и слабое подобие свободы. Желать о большем было бы глупостью.       — А ты? — тихо спросил Никифоров.       — Что я?       — Как живёшь ты? — продолжил он. — Так же прекрасно?       Юри жил хорошо для простого стороннего наблюдателя. И ему хотелось сказать об этом Виктору, но он знал, что тот не поймёт. Ни сейчас, ни когда-нибудь после. Счастливые родственные души не знают, что это такое быть третьим лишним. Кацуки поэтому кивнул и широко улыбнулся, а щёки его покрыл лёгкий румянец. Он знал, что это точно в последний раз. На большее его не хватит.       Вечером жена прочитала ему нотацию, поставила тарелку с рисом рядом, говоря, что это за плохое поведение. На её телефоне светилась страничка Виктора, и Юри пролистал её, натыкаясь на фотографию с Плисецким. «В новую жизнь» — гласила подпись. Кацуки хмыкнул и принялся за еду. Его жизнь не собиралась меняться.       В четверг он получил цветы. В пятницу коробочку с печеньем. Удивлённая жена поглядывала на него с неохотой и скептицизмом. Даже не пыталась спрашивать, откуда всё это, да он бы и не ответил. В субботу прислали шарф. В воскресенье пирожки с мясом. Юри они понравились. На страничке Виктора красовалась его собака в руках у Плисецкого. Кацуки делал вид, что не видит таких же пирожков на тарелке, попавшей в кадр. Взгляд жены стал напряжённым. Он знал, что ревновать его она бы не стала. Не так уж они и близки. На следующей неделе подарки закончились, а вот в гости наведались. Плисецкий у его квартиры выглядел взбешенным, а миловидная жена даже вздрогнула. Впрочем, внутрь всё-таки пустила. Щебетала что-то о Викторе, российских холодах и забывчивости. Юри вешал картину, опасно шатаясь на табурете. Падать было бы больно. Плисецкий удержал его, обхватив за крепкие ноги. Юри оглянулся и охнул.       — Что ты здесь делаешь? — спросил тихо.       — Слежу, — фыркнул Плисецкий.       — Зачем?       — Чтобы ты не сбежал, — ему в ответ.       А бежать Юри не собирался: ни сейчас, ни тогда. Ему просто некуда. Юрий вытащил коробку из своего рюкзака, а в ней домашний пирог с яблоками. Где-то подгоревший, слишком сладкий, но Юри промолчал, а жена не рискнула сказать. Они обедали в тишине. Юрий проговорился, что готовил Виктор, а это он делает плохо. Кацуки улыбнулся, а сердце мальчишки скакнуло в пропасть. Они смотрели друг на друга и всё понимали. Сердца вновь ожили.       Юрий пригласил его в гости и, не дожидаясь ответа, огласил, что вариантов у него нет. Придёт и точка. Кацуки промолчал и кивнул. Раз надо, значит придёт. В этом же ничего страшного. Он справится со всеми трудностями. Жена показала фотографию Никифорова. На ней он весь в муке, но с дружелюбной улыбкой на губах. Подпись «Яблочные пироги такие вкусные», заставила улыбнуться в ответ.       Они живут в отеле и смотреть здесь не на что. Юри мнётся на пороге, не решаясь зайти. Никифоров протягивает ему руку и улыбается. Становится теплее. Кацуки бы в прошлое, в свои семнадцать, когда вера в счастливый финал превыше всего. Только у него нет машины времени. Виктор говорит о многом, Юри пропускает всё мимо ушей. Ему нет смысла запоминать, ведь это последний раз, когда они видятся. Кацуки послушно глотает пересоленый суп, заедая его мягким хлебом. Готовит Никифоров отвратительно и сам прекрасно это понимает. Юри кажется, что они издеваются над ним как только могут. Юрий с растрёпанными волосами сидит у его ног, а Виктор перегибается через стол, заглядывая в глаза. Кольцо на пальце прожигает кожу.       — Не мог бы ты не трогать меня? — просит Юри, отодвигаясь как можно дальше.       — Заткнись, — рявкает Юрий и придвигается ближе, обхватывая лодыжки мужчины.       — Твоя жена хорошая женщина? — интересуется Виктор, поглядывая на кольцо.       У Юри не находится слов. Она была ею тогда, но сейчас напоминает незнакомого человека. Но Кацуки не уверен, что прав, ведь он никогда не пытался узнать её лучше. Видел лишь то, что хотел, а теперь не замечает этого в ней.       — Чего молчишь, придурок? — шипит Юрий.       — Я вас ненавижу, — шепчет Кацуки, опуская голову.       Юри видел их тогда в библиотеке. Улыбчивый Виктор, пугливый Юрий. Их сердца бились в унисон и это причиняло боль. Стук сердца Кацуки всегда был самым слабым. Он спрашивал мать, правильно ли это. «Я практически не слышу его, мам, а их стучат так громко. Даже будучи абсолютно спокойными». Мама гладила его по щеке и обещала, что так и нужно. Юри не был в этом так уверен. Они вообще слышали его когда-нибудь?       — Слышали, — отвечает Виктор. — И волновались, что наша родственная душа слишком слаба, раз стук едва слышный.       — Мы начали думать, что она оставит нас, — говорит Юрий.       — А после поверили в то, что тебе плевать на нас, — улыбается Никифоров. — Юри, ты мог подойти первым.       Не мог, но им и этого не понять. Ему так часто говорили, что родственная душа сможет полюбить тебя, ей будет достаточно и одного взгляда, чтобы узнать, но ничего подобного не было. Юри оставался чужим даже рядом с ними. И он закрывался от мужчин, желая вернуться домой.       — Ты такой слабак, — ворчит Плисецкий. — Жалко на тебя смотреть.       — Знаю, — шепчет Юри и слабо улыбался.       Он всегда был таким. Замкнутым, нелюдимым и слабым. Совсем неподходящий для родственной души. Он жалкий и никому не нужный, лишь родителям, но они не могут дать ему всего. Юри поднимается, но его сажают назад. Юрий просачивается на чужие колени и больно давит своим весом. Виктор тихо смеётся. Никифоров наблюдает за ними, подперев подбородок руками. Он встаёт и подходит так близко, что Юри чувствует его лёгкое дыхание. И обнимает. Юрий что-то сдавленно пищит, а дыхание Кацуки сбивается. Так тепло. Плисецкий утыкается носом в его кофту, обвивает талию и целует в шею. Юри дрожит. Он позволяет холодным рукам Виктора проникнуть под кофту, а после и под растянутую майку. Тонкие пальцы пробегают по рёбрам, нежно касаются живота и там останавливаются. Юри плохо и трудно дышать, а ещё слишком больно. Юрий кусает его за шею до крови, словно ставит метку. Кацуки кричит.       Жена Юри просматривает страницу Никифорова и нисколько не удивляется фотографии с Кацуки. «Словно котёнок», — пишет Виктор. Она хохочет до слёз.       Виктор зализывает укус, а Юрий ругается в душе, когда сбивает баночки с шампунями. Кацуки смотрит на чужую кровать, на одеяло, натянутое до самого подбородка и тяжело вздыхает. Кольцо валяется где-то под подушками. Он просовывает руку туда, но ничего не находит. Переворачивает одеяло, лезет под простынь, но кольца нет. Усмехающийся Виктор на другой половине выглядит довольным. Юрий застыл у двери и наблюдает за испуганным Кацуки.       — Где оно? — практически плачет Юри.       — Что, Юри? — тянет Никифоров.       — Потерял что-то? — издевается Юрий.       Юри смотрит загнанно. Он запоздало вспоминает, что абсолютно голый да ещё стоит на коленях. Кацуки заливается краской и тянет одеяло к себе, но Виктор не даёт этого сделать. Он подползает ближе и целует. Кацуки не слышит шагов Юрия и оказывается не готов к холодным рукам на своих ягодицах. Никифоров протягивает кольцо и Юри выдыхает, хватая его из чужих рук. Только оно другое. Не то, что Кацуки купил за несколько дней до свадьбы.       — Я позвонил твоей жене, — говорит Плисецкий. — И послал её.       — Чего? — вскрикивает, не сдержавшись.       — К адвокатам, — дополняет Виктор, дёргая Юри на кровать. — И кольцо скоро ей доставят. Документы на развод оформим, не беспокойся.       — Вы оба спятили? — кричит Кацуки, кидая чужое кольцо на смятую постель. — Она хорошая, с ней так нельзя.       — А как можно? — интересуется Никифоров.       Юри не отвечает.       Юрий переворачивает его шкаф вверх дном, бросает вещи в чемоданы и напевает что-то себе под нос. Виктор аккуратно складывает книги и посуду, а на вопрос бывшей жены, зачем ему эти кастрюли и сковородки, удивляется. «Как это зачем, готовить будем». Плисецкий огрызается, называет девушку непроходимой дурой и получает за это по губам. Виктор выглядит миролюбивым, а губы Юрия покрасневшими. Юри не понимает, почему ему так не повезло.       Он забывает о том, что тур Виктора подходит к концу, а когда эта мысль возвращается, замирает на месте. Сидит в пустой комнате и смотрит на стену. Телефон разрывается от звонков и Юри тянется, чтобы схватить его.       — Юри, билеты в ящике стола, чемоданы Юрио уже собрал, — оглашает Никифоров. — Сделай вдох поглубже, а то сердце сейчас разорвётся.       — Откуда ты? — поражённо шепчет Кацуки.       — Я слышу его, — смеётся Виктор. — И Юра тоже, так что сейчас, поди, уже несётся к тебе, чтобы утешить.       — Он не умеет утешать, — хмыкает.       — Знаю, — произносит мужчина. — Не говори только ему об этом, ещё обидится.       Юрий распахивает дверь, когда Виктор отключается. Он в кроссовках, тонкой куртке и с мокрыми волосами, висящими паклями. Юри смеётся. Плисецкий выходит из себя. Виктор застаёт их в ванной. Плисецкий со шваброй в руках, а Юри подталкивает того к выходу. Оба выглядят сосредоточенными. Правда, стоит Юрию увидеть Виктора, как тот бледнеет.       — Держи, — вручая удивлённому Никифорову ведро с водой, говорит Юри. — Чтобы ни единого пятнышка не осталось.       — Но я устал, — сообщает Виктор.       — Так устал, что забыл снять обувь, а на улице дождь и повсюду грязь, — холодно бросает Кацуки. — Бегом мыть полы.       Виктор хохочет до слёз, а Юрий орёт на весь номер, что он не нанимался в уборщицы.       Родители Юри проверяют страничку родственной души их сына и тепло улыбаются. На фотографии они втроём, все в мыльной пене, но такие счастливые. «Никогда не злите Юри. Он страшен в гневе».