Лианна стояла на коленях у своей кровати, где мирно спали её дети, и молилась. Моля богов о том, чтобы поездка была лёгкой и безопасной, она чувствовала, как стекают по щекам тёплые слёзы. Они никогда не отвечали ей раньше, но она надеялась, что сейчас ответят.
Сбежать было сложно с самого начала. Почти так же сложно, как она сбежала тогда, в первый раз. Но это было много лет назад, в более безопасное время, и у неё не было двух жизней, которые надо было защищать.
Лианна взяла самый минимум: одну смену одежды для неё и детей, еду с подносов, которые приносили ей в комнату, и достаточно монет, чтобы добраться до Белой Гавани, а затем переправиться в Эссос. Она взяла только золотые драконы и серебряные олени — любой другой металл не имел бы ценности за морем. Она продолжала читать этот утомительный том о языках Вольных Городов, достаточно выучив пентошийский диалект для того, чтобы выжить.
Она решила уехать ещё до того, как родилась Элия. Хотя доброта Рейгара почти заставила её отказаться от этого плана, Лианне нужно было только взглянуть на своих милых детей, таких невинных во сне и ничего не знающих об окружающих их врагах, чтобы понять, что оставаться она не может. Они были гораздо важнее, чем её страдающее сердце.
Она не спала несколько ночей, сидя у своей двери и наблюдая в темноте за ногами снаружи, пытаясь найти порядок прихода и ухода стражников. Сир Джейме не всегда стоял там, и часто он менялся с другим охранником, чтобы поесть, отдохнуть или что он ещё там делал. Это происходило ночью, и Лианна обратила на это внимание.
Наступила ночь побега, и боги были её последней надеждой. Лианна поднялась с колен и подошла к стулу, где сложила всё, что им понадобится. Она вырезала из простыни перевязь и надела её через плечо; затем тихонько подняла Элию, чтобы не разбудить, и поцеловала её в гладкий лобик. Она была такой милой, её любимая дочь. Она мало плакала и не просила много. Её хрупкая красота, это прелестное розовое личико, очаровательное пятно на щеке и милое, неглубокое дыхание завораживали Лианну. Ни разу она не усомнилась в том, что она будет жить; она была сильной, как женщина, в чью честь её назвали. Элия спала, когда её опустили в перевязь, не проснувшись и не хныкая.
— Джон, дорогой, — прошептала она спящему сыну, потерев руку, чтобы разбудить его. Он вяло раскрыл глаза и посмотрел на неё спокойным взглядом Неда. — Джон, нам нужно ехать.
— Куда? — спросил он с детским любопытством.
— Куда-то далеко, — легчайшим шёпотом ответила она. — В волшебное место. Мы будем счастливы. — И они будут; будут, если попытаются.
— Папа тоже едет? — Этот вопрос едва не разбил ей сердце. Она осторожно, чтобы не ударить мальчика о сестру, посадила его к себе на колени и поцеловала его кудрявую голову.
— Нет, дорогой, — грустно улыбнулась она. — Он не едет.
Джон ничего не сказал. Он не заплакал и не вскочил. Он принял это лучше, чем ребёнок в два раза старше его, или, может, он просто устал.
Когда стражник отошёл от двери, Лианна перекинула сумку через плечо и тихонько выскользнула с детьми, осторожно прикрыв за собой дверь. Она зашагала по коридорам и проходам, которые несколько лет назад вывели её из комнаты прямо в руки Рейгару.
Туфли утонули в мшистой подушке богорощи. Она была наполнена своими обычными звуками: криками воронов, шелестом листьев, звучащими в её ушах тихими голосами. Когда показалось сердце-дерево, чья кора бледно голубела в ночи, Лианна не смогла не улыбнуться.
Лошадь, которую она выбрала накануне, всё ещё дожидалась её, привязанная к ветке. Она объездила каждую, прежде чем выбрать эту. Она имела длинный шаг, была вынослива, и, что лучше всего, спокойна. И, естественно, это была кобыла. Лианна всегда ездила на кобылах. Она подошла к ней и погладила её по носу, на что лошадь подняла свою прекрасную голову и уткнулась ей в ладонь.
Повернувшись, чтобы взять Джона и посадить его на кобылу, Лианна оказалась лицом к лицу с клинком.
Она поняла, что это он, ведь в темноте он сиял столь же ярко, как Рассвет сира Эртура днём. Кончик его смотрел ей в лицо, и какое-то время Лианна смотрела на него. Через несколько секунд она подняла глаза, переместившись взглядом от меча к его носителю.
— Сир Джейме, — пробормотала она на выдохе. Да, он был её охраной, но во многих отношениях это было не так. Он выглядел измождённым, его прекрасное лицо устало и постарело от чего-то невидимого глазу. Волосы, всегда идеально уложенные, растрепались. Но всё это мало что значило по сравнению с его глазами. Они были безжизненными, холодными, невидящими. Взгляд этот пронзил её, словно нож во тьме. Лианна смотрела на всё это, пока не почувствовала, как бешено забилось сердце у неё в груди.
Она крепче сжала руку Джона; Элия по-прежнему спала в перевязи. Джон отпустил её руку и обнял Лианну за ногу. Она положила ладонь ему на голову, прижимая лицом к юбкам.
— Прошу, сир Джейме, — сказала она белому, усталому рыцарю. Кончик его мерцающего клинка был в нескольких дюймах от её носа, но ей хватало духу говорить. — Умоляю тебя, позволь нам ехать. — Он должен был понять, почему она должна уехать; он видел предпринятые королём действия, знал, что будет, если она останется, слышал её тихие стенания. Сир Джейме понимал это, или она так думала.
Он оставался спокойным, сжав губы в плотную линию. Рыцарь обошёл лошадь, и между ними не осталось препятствий. На более близком расстоянии Лианна увидела боль в его глазах; то была боль, заглушающая чувства.
Она облизнула пересохшие губы и начала снова.
— Ты же знаешь, я не могу остаться. Знаешь, что случится со мной, моими детьми, если я вернусь. — В Королевской Гавани её ждала смерть в виде сладких слов, ещё более сладкого вина и мёртвых детей. Она не могла не уехать. — Без меня они умрут. Я должна защитить их. Но я не могу сделать этого здесь. — Она осторожно, чтобы не споткнуться о корень дерева, шагнула назад. Уголком глаза Лианна увидела лицо сердце-дерева, нахмурившееся, плачущее багровыми слезами. Это выбило её из колеи.
Сир Джейме опустил клинок на её горло, и он оставил на её коже холодный поцелуй. Она задрожала, проклиная себя, и сделала ещё один шаг назад. Джейме был быстрее; одним изящным шагом он ещё ближе придвинулся к ней. Меч надавил сильнее, и Лианна отпрянула, уперевшись спиной в сердце-дерево. Джон крепче сжал её ногу, наверняка такой же напуганный, как она сама.
— Ты не убьёшь меня, — смело сказала она, хотя дрожь в голосе выдавала её. — Почему?
— Я должен, — ответил он наконец хриплым, грубым голосом. Он шагнул снова, согнув руку, чтобы он мог приблизиться, не перерезав ей горла.
— Но мы… — безнадёжно начала она, всё ещё дрожа, всё ещё в страхе. — Мы друзья, разве нет, сир Джейме? — Они разговаривали, они смеялись, они ездили верхом, и им было спокойно вместе. Его присутствие укрощало её суетливые мысли; его защита казалась настоящей, и она чувствовала себя в безопасности. Боги, Лианна думала, что он заботится о ней, по крайней мере, достаточно, чтобы хранить её секреты. Она доверяла ему. Неужели она ошибалась?
Её слова никак не повлияли на него. Ничего не мелькнуло в его глазах, ничего в нём не шевельнулось и не дёрнулось. Он оставался таким же механическим и холодным, холодным, холодным. Это был сир Джейме, но в то же время и не он. Его сумасшествие было слишком сложным, чтобы понять, вызвано оно любовью, страхом или чем-то большим; но он не будет колебаться.
Лианна убрала руку с головы Джона и протянула её, чтобы коснуться пальцев Джейме, держащих меч так близко к её лицу. Она почувствовала в нём напряжение, натянутость, как у тетивы. Она ощутила сострадание. Нет, это был не её защитник сир Джейме; это был сир Джейме, делающий то, что не хочет делать; против чего восставало его сердце, но на чём настаивал разум. Лианна понимала это ощущение.
Её пальцы касались его, но он не пошевелился. Затем, в каком-то приливе мужества, она протянула руку к его щеке. Лианна посмотрела ему прямо в глаза, желая, чтобы он увидел её, по-настоящему увидел. Он оставался равнодушным и холодным, и, коснувшись его, она вздрогнула и поняла. Легко, словно шёпот, кончики пальцев задели его щёку. Она отступила, вернув ладонь на голову Джона.
— Хорошо, сир Джейме, — сказала она ему, пытаясь быть храброй. — Делайте то, что принесёт Вам мир. — Она посмотрела на дремлющую Элию, затем на милого Джона, который поначалу с узнаванием смотрел на рыцаря, прежде чем отвернуться от неподвижного лица Джейме. — У меня есть одна просьба. Прошу, убей меня первой. — Было больно говорить это, быть такой жалкой и совершенно безоружной для того, чтобы бороться, но это была одна эгоистичная просьба, которую она хотела себе позволить. — Я не хочу видеть, как они умирают. — Её малыши, её дорогие дети, которым пришлось сражаться, чтобы родиться, которые пришли в этот суровый мир в удушающих условиях, но всё-таки жили. Они были её плотью и кровью и единственными, кого она любила больше своих братьев и Рейгара.
Внезапно холодный край меча прижался к её горлу, хоть и не с силой. Она ещё могла говорить, могла дышать, хотя скоро не сможет.
Она не закрыла глаза перед смертью, остановив их на Джейме. Как жестоко, что он — тот, кто положит ей конец! Тот, в которого она верила, тот, в котором она нашла добро. Она любила его, как любила бы любого друга, который бы у неё был. Он — единственный из них.
— Спасибо тебе за то, что стал моим другом, — прошептала она, смаргивая обратно слёзы. — Ты сделал меня очень счастливой. Я молюсь, чтобы в один день ты нашёл своё счастье, сир Джейме. — С этими словами Лианна развернула голову Джона так, чтобы его лицо оказалось в её юбках, и крепче обхватила Элию, прижав её к груди.
Мои милые детки, подумала она, задрав подбородок, чтобы меч сира Джейме прошёл легко и быстро.
Моя единственная радость. Шероховатая кора впилась ей в спину, и вырезанный лик плакал в её платье. Она смотрела на красные листья над головой, чёрные в ночи, и подумала, как это подходяще для Старка — умереть в богороще. Как прекрасно.
— Я не могу, — услышала она выдох Джейме, и меч задрожал у её горла. — Проклятье тебе, Серсея, я не могу.
Серсея, задумалась Лианна.
Его сестра. Слишком поздно она получила это откровение, и её глаза взвились к сиру Джейме, закрывшему лицо ладонью.
Ощущение меча медленно уменьшалось, пока он не скрылся совсем в ножнах. Лианна едва могла дышать. Она смотрела на рыцаря, светящегося в своей белой броне, чешуйчатой, словно хвост дракона, нетронутой, невредимой. Когда он поднял на неё глаза, они были большими, стеклянными и такими тусклыми, словно битва, в которой он воевал внутри себя, сломила его. Лианна хотела было обнять его, чтобы успокоить, но не стала. На груди у неё спала Элия, и она по-прежнему была его королевой.
— Сир Джейме? — спросила она, желая, чтобы он что-нибудь ответил.
— Прости, — сказал он ей, хотя смотрел вниз на Джона. — Прошу прощения, Ваше Величество.
Лианна покачала головой, отмахиваясь от извинений; безумие Джейме прошло, и незачем на этом останавливаться.
— Вы поможете мне, сир? — спросила она, надеясь, что он скажет «да».
— Да, — кивнул он. — Да. — Он подошёл к ней; Лианна не дрогнула, даже когда он взял Джона и посадил его в седло. — Держи поводья, — просто сказал он ему, как если бы он был взрослым мужчиной, а не четырёхлетним мальчиком. Тем не менее, Джон сделал, как ему велели. Затем Джейме повернулся к ней, взглянув на сумку.
— Что у тебя с собой? — спросил он тихо, но с энергией, будто он пытался действовать быстрее, чтобы исправить прошлую неосмотрительность.
— Еда, золото и одежда, — быстро ответила она.
— Твои драгоценности? Корона?
— Боги, нет, — ответила она. — Какая от них польза?
— Тебе следовало взять их, — сказал он. — В Эссосе ты можешь их продать; они принесут хорошие деньги, и лучше, если в твоей комнате их не будет. Есть много причин похитить королеву, и одна из них — её драгоценности.
Лианна побледнела, удивлённая его сообразительностью. Она мысленно попеняла себе за то, что была такой глупой и подумала обо всём, кроме этого.
— Как же мне сейчас вернуться? — нахмурившись, спросила она.
— Я сам возьму их, — кивнул он. Прежде чем она успела что-нибудь сказать, он уже скрылся из виду по направлению к замку.
Лианна стала перерывать свои вещи, чтобы убедиться, что у неё есть всё, что нужно. Затем подошла к Джону; он безучастно посмотрел на неё слипающимися глазами.
— Скоро мы поедем, любовь моя, — слегка улыбнувшись, заверила она его. В ответ он зевнул. Лианна поцеловала его в коленку и потёрла её.
Вскоре вернулся Джейме с её драгоценностями, безделушками и короной. Она открыла ему сумку, и он сбросил их туда, но корону уложил в большую седельную сумку. Он потянулся к самому седлу и потянул за ремни, проверяя их надёжность. Лианна с благодарностью смотрела на него. Странное чувство к тому, кто чуть не убил её, но она не могла не испытывать его. Сир Джейме был хорошим человеком, настоящим рыцарем, и его самая большая ошибка заключалась в том, что он любил свою сестру. Она едва ли могла его ненавидеть.
Он повернулся к ней, и Лианна улыбнулась.
— Спасибо, сир…
Одним коротким движением руки он прервал её, затем поднял и посадил на лошадь позади Джона.
— Возьми это с собой, — потребовал сир Джейме, вытащив из-за пазухи кинжал и протянув ей. Лианна поколебалась, прежде чем взять его, держа в лунном свете, чтобы недолго полюбоваться им. Он был отлит из прекрасной, чистой стали, с золотой, украшенной рубинами рукояткой. Ланнистерские цвета и качество, но оружие есть оружие.
— Спасибо, — выдохнула она, чуть не плача от его доброты. Она вложила его между грудей — в самое безопасное место, которое могла придумать.
— Когда появится возможность, остановись где-нибудь и обрежь волосы, — продолжал говорить он с той же решимостью во взгляде. — Если сможешь найти краску — покрась их. Ты должна быть непохожей на себя. — Лианна кивнула, запоминая совет. — Ты уже знаешь, куда поедешь?
— В Белую Гавань, — ответила она. — Это кратчайший отсюда путь к югу. — Хочу уплыть в Эссос.
— В какой город?
— Пентос. — Это казалось лучшим вариантом: ни рабства, ни лишнего разврата, ни насилия. И его диалект она выучила лучше всего из этой чертовски скучной книги.
— Будьте осторожны, — сказал он, и его беспокойство выглядело неподдельным. — И, Ваше Величество, я…
Лианна закачала головой.
— Не говори этого, сир Джейме, — приказала она, надеясь извести печаль из его глаз. — Больше никаких извинений. — Он кивнул, казалось, с облегчением. Хотя Лианна должна была уезжать, чтобы не упустить ночной темноты, она почувствовала колебание. Она не могла уйти так сразу, без прощания. Но в то же время ей не хотелось прощаться. Она хотела увидеть его снова.
— Сир Джейме, — неуверенно начала она. — Я знаю, что ты — рыцарь, а я — королева… — Она сделала паузу, пытаясь найти нужные слова, чтобы выразить это. — Но как только я переправлюсь через море, я перестану быть королевой. Я буду Роуз. — Это имя, которое она выбрала для себя, вообще не было вестеросским, но оно было достаточно простым. — И мне хотелось бы иметь друга.
Сказав это, она увидела огонёк понимания в глазах Джейме. Он прочистил горло, кивнул и отвернулся. Ей хотелось ещё раз прикоснуться к его щеке, чтобы он знал, что она дорожит им и в долгу перед ним, но он был слишком далеко, а Лианна — слишком нерешительна.
Вместо этого она улыбнулась и потянула поводья вправо.
— Я никогда не забуду твоей доброты, сир.
— Ты называешь добротой угрозу смертью, — проворчал он куда-то в сторону.
— Я называю это безумием. А ты добрый.
Он недоверчиво взглянул на неё широко распахнутыми глазами, а затем улыбнулся.
— Никому не говори об этом, — сказал он голосом, свободным от терзаний. — Мне нужно поддерживать репутацию, знаешь ли.
— Конечно, сир Джейме.
Она ещё раз дёрнула поводья и вонзила пятки в бока кобыле. Лианна ускакала, готовясь уехать куда-то далеко, далеко отсюда, где над ней не будут властвовать драконы и где львы не утащат её детей.
Уединение, одиночество и горе ждали её, но то была небольшая плата за жизнь.
___________________________
Лианна проклинала судьбу за то, что могло с ней случиться, казалось, уже в сотый раз.
Первый был у Белой Гавани. Они сидели на траве в небольшом лесу; Элия спала, завёрнутая в перевязь, Джон сидел рядом с ней, протирая глаза. Лианна обрезала волосы, или, по крайней мере, пыталась. Она обвила свои густые пряди вокруг кулаков и взяла кинжал сира Джейме. Оружие было достаточно острым, и всё же её волосы, казалось, сопротивлялись этому, затупляя лезвие. Лианна водила им туда-сюда, пока волосы, наконец, не начали срезаться, прядь за прядью. Она наполовину закончила, когда Элия закричала так громко, как позволяли ей её маленькие лёгкие. Это заставило её выронить кинжал, а Джона — заплакать. С наполовину длинными, наполовину короткими волосами она пыталась успокоить двух плачущих детей.
Второй раз был, когда она узнала, что корабля, идущего в Эссос, не будет ещё полторы недели. Об этом ей рассказала старая трактирщица, шамкая беззубыми дёснами, и предложила комнату в полпенни за ночь. Лианна должна была проклясть свою судьбу в этой грязной комнатке ещё тридцать раз. Она не покидала её, пока не пришёл корабль, опасаясь, что кто-нибудь узнает её. Это было последнее, что нужно Лианне: чтобы её схватили и отправили обратно в Королевскую Гавань, потребовав объяснить, почему она обрезала волосы, забрала детей и почему она была в Белой Гавани, спрашивая о корабле в Эссос.
Лианна заплатила трактирщице, чтобы та раздобыла ей краску для волос. Она вернулась со странной стеклянной бутылью, наполненной жидкостью цвета ночи. Лианна вылила её на голову, и её волосы стали глубокого чёрного цвета. Это не было похоже на красивые глянцевые кудри Элии Мартелл; они были тусклого, насыщенного оттенка. На её остриженных волосах, чьи неровные кончики достигали только до ушей, это выглядело не очень-то красиво. Но это было не важно; она выглядела совсем не похожей на себя, и только это имело значение.
Настал день, когда должен был отплыть корабль в Эссос. Лианна накинула на плечи плащ, запеленала Элию и, держа Джона за руку, пошла в гавань. Это была не Внутренняя гавань у Волчьего Логова, а Внешняя, большая, грандиозная, наполненная кораблями. Люди на доках суетились, разгружали грузы, выкрикивали проклятия и горланили пьяные песни; другие сходили с кораблей на причале. Она заметила одних, похожих на иноземцев, с окрашенными волосами, и других, похожих на вестеросцев. Лианна не задерживала взгляда ни на ком из них, высматривая на пристани свой корабль.
Трактирщица сказала ей, что он называется «Морская Буря», и велела искать на носу фигуру женщины с трезубцем. Лианна не знала, как долго она стояла на солнце, слушая шум моря и крики моряков, но она ждала, хотя каждая секунда казалась столетием. Джон начал было жаловаться, но её едва ли можно было этим отвлечь.
Её тревога усилилась, когда сквозь туман показался корабль. Небольшой, чтобы вместить только экипаж и горстку людей, но на нём была женщина, вырезанная из дерева, с милым, нежным лицом, и трезубец пересекал её обнажённые груди. На боку корабля серебром была отделана надпись
«Морская Буря».
Лианна быстро потащила Джона на причал, но тот неожиданно упёрся, заставив её остановиться.
— Джон! — сердито начала она; её нервы были уже измотаны. Она посмотрела на своего упрямого сына, который показывал куда-то на дорогу.
— Послушай, мама! — настаивал он. — Это люди папы.
— Папы… — Её глаза проследовали за пальцем сына и обнаружили множество людей в доспехах верхом под предводительством королевского гвардейца в белой чешуйчатой броне. Некоторые солдаты спешились и зашли в близлежащие дома и гостиницы, остальные продвигались дальше в гавань.
Взгляд Лианны не успел различить рыцаря в белом. Она быстро схватила Джона за руку и осторожно, чтобы не потревожить Элию, надвинула капюшон себе на лицо. Лианна быстро зашагала к причалу, где пришвартовывалась «Морская Буря». Там собралась толпа, которая скроет её, но это едва ли уменьшило её опасения. Стук сердца о рёбра отдавался у неё в ушах, словно барабаны. Ей следовало бы знать, что Рейгар будет её искать, что он отправит людей на её поиски, чтобы найти её, где бы она ни была, но Лианна не думала, что так скоро.
«Морская буря» села на якорь, и матросы выбросили верёвки за борт, чтобы пришвартоваться. Сбоку корабля открылась дверь, и с палубы спустили лестницу. Первым вышел смуглолицый мужчина, невысокий, приземистый, с волосами, окрашенными в ярко-жёлтый цвет. Он стоял в стороне, в то время как из трюма вываливались люди; некоторые позеленели от тошноты.
Всё это время Лианна слышала топот лошадей в такт своему бешено бьющемуся сердцу.
Она вышла вперёд уже собравшейся очереди, невзирая на проклятия и выкрики в свой адрес. Перед ней стоял огромный мужчина. Попытавшись пройти вперёд него, она получила резкий толчок локтём и язвительный взгляд.
— Боги, — еле слышно прошептала Лианна. Королевский двор был ужасен, но всё же он не был так суров.
Люди продолжали выходить из корабля, который оказался больше, чем она подумала; казалось, внутри него обитали целые толпы народа. Она чувствовала пульс, бьющийся в горле, а время, казалось, так медленно тикает, скребя нервы, словно острые камни.
Пожалуйста, умоляла она.
Прошу, поторопитесь, о, боги.
Когда последний человек, наконец, покинул корабль, Лианна издала тяжёлый выдох. Человек перед ней медленно стал продвигаться вперёд, но Лианна всё равно внимательно следила за тем, что происходит позади, даже когда Джон начал извиваться в её руках, оглядываясь ей за спину.
— Джон, пожалуйста, — попросила она. — Веди себя спокойно, любимый мой.
— Но это же сир…
— По приказу короля на корабль никого не пускать! — раздался мощный голос. Лианна на мгновение замерла; её рот сделался сухим, как пески пустыни. Мужчина перед ней тоже остановился, уже готовясь бросить плату за проезд в руку желтоволосому.
Лианна, зашипел ей собственный голос.
Лианна, ты должна что-то сделать!
Но что? Что она могла сделать? Бежать и привлечь внимание? Даже с обрезанными и покрашенными волосами её узнает любой из Королевской гвардии по лицу. Именно поэтому Рейгар и послал их, без сомнения.
Лианна взяла Джона за голову и спрятала его лицо у себя на груди, чтобы оно не выдало её. Она удерживала край капюшона настолько, чтобы хотя бы прикрыть свой веснушчатый нос, и наклонила голову, глядя на дочь, которая начала открывать свои глазки цвета лаванды.
Пожалуйста, о, ну пожалуйста…
Она услышала позади себя шаги, смолкающие на несколько секунд, чтобы снова двинуться дальше. Звук становился всё ближе и ближе, лязг металла по деревянному причалу — всё громче, всё удушающей. В минуту страха, и, возможно, трусости Лианна закрыла глаза, когда он стих позади неё.
На плечо ей легла ладонь и развернула лицом к лицу с тем, кто вёл поиски. Лианна открыла глаза и обнаружила перед собой человека, которого она меньше всего надеялась увидеть.
Сир Эртур.
Кто знал её лицо так же хорошо, как её семья? Ткань, закрывающая половину лица, казалась бесполезной — его тёмные, знакомые глаза впились в неё. Даже Джон предал её, легкомысленно и сбивчиво прошептав «Эртур». Сир Эртур Дейн был его любимым рыцарем.
Он продолжал смотреть, боги ведают, как долго. Лианне хотелось было зарыдать, ведь рыцарь, когда-то бывший её доверенным другом и чемпионом, а после войны смотревший на неё, как на помойную крысу, наверняка вернёт её Рейгару и не утаит ни единой детали из её изменнического греха.
— Прошу, сир Эртур, — прошептала она в последней степени отчаяния, встречая этот острый взгляд. — Молю Вас, сир.
Он не сказал ни слова. Его рука соскользнула с её плеча; он повернулся к своим людям позади и покачал головой. Ни разу не взглянув на неё больше, рыцарь развернулся на каблуках, и его тяжёлые шаги стихли на пристани, перейдя в стук копыт удаляющихся лошадей.
Лианна подумала, что никогда не любила его больше, чем в этот момент.
Заплатив за проезд желтоволосому и поселившись в своей каютке с жёсткой кроватью, она позволила себе заплакать. Джон плакал вместе с ней, зарывшись ей в колени мокрым лицом и что-то бессвязно бормоча.
После того, как утихли её всхлипы, она погладила его по голове и заговорила с ним.
— Мы будем очень счастливы, Джон, — пробормотала она тихо плачущему сыну. — Мы увидим так много нового, отведаем много новых сладостей. Мы будем жить в хорошем месте, и там будут такие же, как ты, дети. И, когда ты вырастешь, мой дорогой мальчик, ты сможешь стать тем, кем ты захочешь. — Он поднял на это голову, встретившись с ней светло-серым взглядом. — Ты сможешь быть солдатом, рыцарем, учёным и даже волшебником, мой милый. Кем бы ты не захотел стать, ты сможешь и должен им быть. — Пусть не она, так её дети будут свободными. Она даст им шанс на жизнь без рамок, стен и клеток.
— А принцем я смогу быть? — наивно поинтересовался он, всё ещё шмыгая носом.
— Мой дорогой Джон, — с улыбкой промурлыкала она. — Ты всегда будешь принцем. Никто этого у тебя не отнимет.
Он слегка кивнул и опустил голову ей на колени. Она перевела взгляд на мило надувшую губки Элию, чьи фиалковые глаза, казалось, понимали каждое слово.
Я лишила их обоих отца, скорбно подумала Лианна. Она оставила поцелуй на лбу Элии, а затем на её родимом пятне.
Это была последняя жертва и, возможно, самая тяжёлая из всех.
________________________
Стук в дверь удивил её. Никто не приходил навещать её, кроме Рин, женщины, ежемесячно требующей платы за аренду. Но Лианна уже заплатила ей за эту луну и за следующую. На мгновение она подумала, что это может быть мать одного из детей, которых она обучала общему языку, но это было бы в высшей степени удивительно. Она не проводила уроков в своей комнате.
С неохотой она оставила Джона на деревянном полу. Он держал книгу на низком валирийском, пытаясь говорить на нём. Она обучала его, хотя он схватывал всё быстрее, чем она сама могла бы надеяться. Часто он переводил для неё на рынке, заставляя её краснеть от гордости. Джон быстро оправился, слава богам, хотя иногда просыпался от кошмаров, в которых просил увидеть отца. «Папа, я хочу папу», — кричал он ей. Временами Лианна разделяла его чувства. Эту тоску оказалось трудно успокоить.
Лианна взглянула на Элию, лежащую на спине перед Джоном, сучащую ножками и сморщившую губы, в то время как её брат выразительно читал, как может только ребёнок. Его голос приносил ей спокойствие и радость. Убедившись, что они оба в порядке, она подошла к двери.
Секунду поколеблясь, Лианна открыла дверь, гадая, кто это может быть. Вздох сорвался с её губ помимо воли, и она схватилась за взволновавшееся сердце.
— Ты… что ты…?
Он низко поклонился, взмахнув своими локонами по плечам, не покрытым доспехами.
— Я пришёл, чтобы служить моей королеве, — улыбнулся он.
— Боюсь, добрый сир, что я больше не королева, — ответила она, всё ещё поражённая. Она утратила все свои королевские принадлежности, продала все свои драгоценности и корону, чтобы комфортно жить в Пентосе. И всё-таки корону Джона она сохранила, не в силах расстаться с ней.
— И я больше не рыцарь, — пожал он плечами. — Может, наёмник. Я ещё не решил.
Она изучала его лицо, такое же прекрасное, каким она его помнила, и обнаружила, что боль в нём по большей части улетучилась. Следы её всё ещё были видны, но они, казалось, были готовы исчезнуть совсем.
— Ты должен понять, сир, — начала она, и, когда он открыл рот, чтобы прервать её, она остановила его. — Что у меня нет интересов, кроме интересов моих детей. Если ты принёс с собой опасность, или обман, или… похоть, тогда я не смогу принять тебя. — Лианна взяла с самой себя клятву, когда пересекла Узкое море — не любить никого, кроме своих детей.
— Уверяю Вас, миледи, ничего из этого я не принёс.
Она ещё раз изучила его взглядом и затем кивнула.
— Хорошо. Добро пожаловать в мой дом, сир.
— Прошу, Ваше Величество, называйте меня по имени, — усмехнулся он, входя внутрь под звук взволнованного вдоха Джона.
— Мои извинения, — с той же лукавостью ответила она. — Сир
Джейме.
