Иногда правда ранит сильнее, чем ложь. Мы так боялись боли, что отвернулись от истины. EXO — Sweet Lies
Состояние Джису нормализовалось через несколько дней, когда Хань уже находился на последних днях лечения. Боль в затылке постепенно проходила, а рёбра перестали ныть вместе с опухшей губой. В день, когда девушка посмотрелась в зеркало после того, как пришла в себя, она впервые посчитала себя уродиной. Мало того, что порядком грязные и жирные волосы скрывались за тугой марлевой повязкой, пухлые розовые губы опухли и стали красноватыми, так к этому всему добавились фиолетовые синяки, называемые тёмными кругами под глазами. Джису в прямом смысле стала уродиной. По крайней мере, таковой она себя называла. — Я выгляжу, как… — Ким уже хотела назвать имя одной из самых некрасивых, по её мнению, девушек на её потоке, но резко замолчала, чувствуя, что больше не может. Больше не может показывать себя стервой, оскорбляя других, не может выругаться или сказать что-то очень обидное и скверное в сторону чужих людей. В конце концов, она выдохнула: — В точности как Джису. Этих слов не слышал никто, поэтому понять, что девушка имела в виду, точно не могли. Как Джису. Как та, что безупречна внешне, или та, чья душа черна и испорчена?.. Чья душа такая же уродская, как у Джису. От осознания этого что-то внутри неприятно заныло, отдаваясь болью в висках и тяжелой ношей на плечах. «Всё то, что я натворила, бесконечным и непосильным грузом всегда будет следовать за мной», — так думала Джису, возвращаясь в палату. И этот груз медленно тянул её на дно.***
В душе Ханя неисчерпаемый запас матерных слов, переполняемый гневом огонь и щепотка беспокойства. Первое относится к недавнему инциденту, в частности, к определённому человеку, второе — к невозможности противостоять этому самому человеку, и, наконец, третье — к той, что лежит где-то за несколькими стенами и ждёт, ждёт, ждёт, понимая, что нельзя. Пока нельзя. Нужно, чтобы переболело. Чтобы сердце перестало бешено стучать, чтобы при виде её не хотелось задерживать дыхание в ожидании чего-либо, чтобы то самое странное чувство, наконец, прошло. А пока это всё мёртвой петлёй сдавливало шею, не давая отпустить, выбросить из головы и забыться. Хань твердил, что это сложно. Жить так, когда опасность преследует его на каждом шагу. Когда она невидимой тенью ходит следом и противно смеётся, довольно смотря на все беды и проблемы, происходящие как с Ханем, так и с Джису. Но были в этом и свои противоречия. Лу Хань сам подписался на это. Он сам начал эту игру. Игру, прежде именованную «Игрой с огнём», по негласному факту придуманную не кем иной, как Ким Джису. Хань начал её первым, а Джису лишь приняла «эстафетную палочку». Чудесным образом её перенял Ким Джинхо — с этого момента нить участников этой игры оказалась запутана. Её окончательный и последний игрок всё ещё неизвестен — это пугало, заставляло бояться неизвестности.***
«Бежать не оглядываясь, бежать, бежать, бежать, бе…» — поток мыслей внезапно прервал появившийся из угла О Сехун. Дженни в шоке распахнула глаза и мгновенно съёжилась под пристальным, изучающим взглядом парня. Тогда, в тот день признания в любви, и тогда, когда она могла стать его девушкой, Дженни не давала ответа. Сначала из-за смущения и неловкости, а затем в силу сложившихся обстоятельств: нужно было срочно забрать младших из детсада. Весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро, даже направляясь в университет, Ким думала о том, каково сейчас Сехуну. И она поняла кое-что важное: пока она медлит, Сехун может уйти. Сбежать, испариться или просто отвергнуть — это не было столь значительным по сравнению с тем, что О просто ждёт. Его молчание заставляло Дженни почувствовать себя виноватой, и она, в конце концов, решила, что больше не позволит этому парню ждать её. — Свидание. — Что? — изумился Сехун, удивлённо выгибая бровь. — Давай сходим на свидание. В прошлый раз ничего не получилось, и я подумала, что будет правильнее просто перенести его, — прикрыв веки и сжав кулаки, быстро протараторила Дженни, отчаянно не желая услышать последующего отказа. А неожиданное прикосновение чего-то мягкого, позже оказавшегося губами, ко лбу и вовсе заставило девушку в оцепенении замереть, зажмурив глаза и сильнее впившись ногтями во внутреннюю сторону ладони. — Я позвоню тебе вечером, — словно не замечая чрезмерного смущения и красного румянца на щеках Дженни, легко ответил Сехун, отстраняясь от лица студентки, но не убирая рук с её волос. — Или тебя не отпустят? — Я постараюсь, — всё же, поборов смущение, ну или пытаясь, тише, чем обычно, произнесла Дженни, поджав губы и не решаясь взглянуть Сехуну в глаза. Они так и стояли друг напротив друга: одна отчаянно смущалась, а другой всецело довольствовался увиденным, — пока появившийся в коридоре Крис не окликнул своего друга. Сехун в последний раз взглянул на растерянную Дженни, мимолётным касанием взъерошил ей волосы и быстрым шагом направился к Ву, что стоял и честно не понимал, что творится между этими двумя. Проводив студентов слегка рассеянным взглядом, Дженни незаметно дрогнула, теряясь в ощущениях. Она уже не помнила, каковыми могут быть прикосновения близкого, любимого человека, забыла, каково это — чувствовать исходящее от другого человека тепло. В конце концов, чувствовать себя нужной. Смущённо улыбнувшись, Дженни дотронулась вмиг вспотевшими ладонями горящих щёк и потрясла головой из стороны в сторону, только позже понимая, что даже нелюдимый коридор Ёнсе в перерывах между парами наполняется неисчислимым количеством студентов. Поджав губы, чтобы не казаться в глазах других глупо улыбающейся идиоткой, Дженни направилась на следующую пару. Проведя все последующие часы в глубоких размышлениях, вокруг которых всегда крутилось близкое сердцу имя, Дженни не сразу заметила уведомление, что пришло на мобильный. «Приходи ко мне.» «Нет, не приходи. Я выгляжу чертовски уродливо.»«Су-я, ты всегда была и остаёшься красивой, почему ты так говоришь? Я приду к тебе, как только появится время»
«Я хочу сегодня. Приходи ко мне сегодня, пожалуйста» Дженни закусила нижнюю губу, начиная неосознанно нервничать. Прийти сегодня? Но она вроде как обещала Сехуну свидание… Если отказать в третий раз, то это будет менее, чем подозрительно. «Я чувствую себя хреново» Это ли то, о чём можно действительно беспокоиться? Джису бы не стала писать о своём самочувствии и даже просить о чём-то ради шутки. И от того, что сейчас она, вероятно, от чего-то страдала, становилось так же, как и самой ей, хреново. Складывалось чувство, что в данный момент у Джису не было никого, кто бы мог помочь ей. И Дженни вдруг поняла, что это действительно так. Мама умерла, а ненавистный отец за решёткой. Единственным, кто находился рядом, был Хань, и то он также лежал в стационаре. При таком раскладе получалось, что последним «спасательным кругом» Джису являлась не кто иная, как Ким Дженни. И как бы она не металась между лучшей подругой и парнем, что вроде бы признался в любви и даже предложил стать его девушкой, сердце отдавало предпочтение второму, а разум — невероятному беспокойству и взволнованности о состоянии подруги. В любом случае, Дженни была уверена, что Сехун поймёт её, поэтому сразу после пар, заказав такси, уехала в больницу при одном из университетов. Девушка проклинала всё и всех, как только в регистрации ей сказали, что приём пациентов закончен, поэтому она, собравшись с мыслями и не дав гневу овладеть ею, позвонила Джису, сообщив, что её не пускают. — Ничего страшного. Моя репутация, конечно, испорчена, но не до такой степени, что я перестала иметь какое-никакое влияние. Передай трубку медсестре. Отдавая телефон в руки моложавой работнице, Дженни отметила, что, даже забыв о своих вредных привычках, Джису оставалась такой же самоуверенной и сильной. — Пожалуйста, проходите, — фальшивая улыбка украсила лицо медсестры, как только разговор был окончен, и Дженни, слабо поклонившись в знак благодарности, скрылась за дверью лифта. Как бы она не любила некоторых незнакомых личностей, воспитанность всегда стояла впереди. Проходя по коридору третьего этажа, Дженни невольно заметила палату Ханя прежде, чем дойти до нужной. От Ханя Джису отделяли лишь три двери, и Дженни даже слабо улыбнулась, считая, что те точно виделись. К сожалению, её мысли были не верны. Тихо постучавшись, будучи уверенной, что она услышана, Дженни зашла в палату, тут же устремив взгляд на лежащую на койке Джису. Она что-то сосредоточенно печатала в телефоне, нахмурив брови и сощурив глаза. Её губы почти незаметно двигались: наверняка проговаривала слова, что писала. Но всё же первое, что действительно попалось на глаза, — это искалеченное, раненное лицо и перебинтованная голова. Без слёз на это не взглянешь… — Су? — решив отвлечь подругу от очень увлекательного занятия, осторожно произнесла Дженни, поникшим взглядом смотря на то, как Джису в изумлении застыла и, разглядев в глазах подруги маленькие крупинки слёз, чуть улыбнулась. — Я ещё не подохла, чтобы реветь, — хмыкнула Джису в своей манере, что мгновенно заставило Дженни чуть засмеяться, но всё же отклонить голову назад, так как видеть такую Джису было нестерпимо больно. — Эй, ты серьёзно собираешься реветь в три ручья? — послышалась вторая усмешка, но за затуманенным взглядом и словно ватными ушами Дженни не могла что-то услышать. Больше месяца — столько они живут друг без друга, столько времени проводят порознь. Между ними недосказанность из-за невозможности поговорить по душам, пропасть, разделяющая их из-за чёртовых больниц, и бесконечная дружба, всё ещё удерживающая их вместе. Моментально садясь на корточки прямо у порога небольшой палаты, Дженни обхватила колени руками и скрыла зарёванное, красное лицо в дрожащих ладонях. Не ожидавшая тонких костлявых пальцев на своей макушке, Дженни шокировано замерла, лишь на секунду отстраняя ладони от лица и заглядывая в такие родные сейчас глаза. Им не нужно было слов, чтобы понять то, о чём каждая думает. Не нужно извинений, так как тёплых дружеский объятий достаточно для того, чтобы сказать: «Да, мы прощаем друг друга». Всё, что им нужно, — это тишина, окутывающая обеих, позволяющая окунуться в воспоминания и лишний раз поплакать, наталкивающая на мысль, что «да, я скучала». Ужасно сильно, неимоверно крепко и просто безумно.***
— Вот, почему я здесь, — закончив свой рассказ, наконец выдохнула Джису, сидя на койке, крепко сжимая тёплую ладонь в своей и ожидающе глядя на подругу. Они разговаривали уже более часу, совершенно не замечая, как быстро, однако, летит время. — Но главное, что сейчас я в порядке. — Точно? — Дженни больше не хотела возвращаться к этой теме разговора, поэтому говорить, как брат бывшего, к сожалению, уже умершего парня Джису подло и гнусно поступил, она не желала. Нужно было только уточнить, точно ли наследница больше не чувствует страха. Джису с улыбкой кивнула, всё ещё не отпуская чужой руки. Она хотела — нет, отчаянно желала, — чтобы Дженни осталась до утра. Чтобы что-то бурчала или даже возмущалась, просто чтобы говорила, давая понять Джису, что та не одинока. А таковой в последнее время Ким себя и чувствовала: никому ненужной и бесконечно одинокой. — Ты останешься? — с надеждой взглянув Дженни в глаза, спросила Джису. — Пожалуйста. — Как бы я ни хотела этого, папа может… — Иногда я ненавижу твоего папу, — перебила подругу Джису, едва усмехаясь. — Я могу прийти завтра, Су. Сразу после пар, идёт? А сейчас уже поздно, и, я уверена, дома меня заждались, — улыбнулась Дженни, вставая со стула и уже собираясь идти. — Будь мила с Сехуном, — напоследок кинула Джису, когда та уже была у двери. — И, Дженни, прости меня… Вопросительно изогнув бровь, Дженни замерла в ожидании ответа. — Твой папа может ударить тебя из-за того, что тебя так долго не было дома. Это только моя вина, и мне искренне жаль, если так действительно получится. — Всё будет хорошо, не переживай, — уверила подругу Дженни, помахав ей ладошкой и тут же скрывшись за белой дверью. «По крайней мере, мои раны будут не такими видными и больными, как твои».