Но когда твой лёд растает, сопли ссохнут на лице, Ты подумай, порешай, зачем же нужен я тебе. Ты можешь затопить квартиру, скинуть вещи из окна, Но никогда не говори мне, никогда не говори мне, Что ты в чём-то права. Макс Корж — Эгоист
Университетские стены, студенты, их насмешливые, поначалу удивлённые взгляды — всё это душило Дженни, пришедшую на учёбу в совершенно ином виде, чем обычно. С самого утра, проведённого в квартире Джису, девушка, как она сама сказала, подверглась насилию со стороны подруги. — Ты должна показать, чего стоишь! Я больше не учусь, защищать будешь себя сама, так что не рыпайся и сиди тихо! — недовольно и возмущённо восклицала Джису, силком заводя Дженни в гардеробную и запирая дверь на замок. А чтобы показать этому О Сехуну, что Дженни абсолютно на него всё равно, Джису вызвала Кёнсу, приказав ему отвезти ту до самых университетских ворот (причём двери автомобиля он также должен открыть сам). — Высади меня на остановке, пожалуйста. Я не хочу, чтобы все смотрели на меня, — жалобно просила Дженни, сидя рядом с водителем и ежеминутно теребя подол лёгкого бежевого платья, которое Джису охарактеризовала как «самую ненужную вещь из своего гардероба стоимостью пять тысяч долларов». В такие моменты Дженни осознавала, что они обе действительно из разных миров. — Уж лучше я послушаю твою ругань, чем получу от Су пару тумаков, — равнодушно ответил Кёнсу, больше сосредоточенный на дороге, нежели на явно дорогом платье девушки. Стоило ему увидеть вышедшую из подъезда Дженни с распущенными, едва волнистыми волосами, лёгким, естественным макияжем и недовольным, рассерженным лицом, Кёнсу понял, почему Джису попросила его отвезти подругу в университет. И он всецело поддерживал эту идею. И вот сейчас, под чужие взгляды и ядовитый шёпот, Дженни прошмыгнула в одну из аудиторий, в которой с минуты на минуты начнётся первая пара. Но, едва она дошла до своего излюбленного в последнее время место, вспомнила, что пара-то совмещённая, а здесь сидит Сехун. На секунду прикрыв глаза и закусив губу, Ким смиренно вздохнула, решая пойти дальше и занять любое другое свободное место. Переписываясь с Джису, которая через каждое предложение спрашивала о самочувствии подруги, Дженни не обратила внимания на то, что аудиторию полностью заполнили две группы студентов и не было лишь одного преподавателя, что позволяло ребятам громко переговариваться между собой. Наконец отложив телефон в сторону по причине того, что Джису срочно нужно идти на совещание, Дженни поджала губы, с грустью осматриваясь по сторонам и понимая, что рядом с ней сели только совершенно не заинтересованные в университетской жизни однокурсники. Однако самая шумная, привлекающая внимание компания сидела через ряд, что позволяло Дженни всецело наблюдать за тем, как самые горячие, по их собственному мнению, одногруппницы подбивают клинья к Сехуну, так внезапно ставшему свободным. Иногда они кидали насмешливые взгляды назад, на Дженни, и, стоило Сехуну захотеть обернуться вслед за ними, девушки громко звали его, хитро улыбаясь и притворно мило смеясь. — Забей на них, — прозвучало с левой стороны, и Дженни в изумлении обернулась, действительно поражаясь тому, что с ней кто-то да заговорил. Она вопросительно выгнула брови, будучи растерянной внезапным поступком своей одногруппницы, чьё имя она помнила довольно смутно. Даже учась не первый год, Дженни не считала нужным знать имена всей своей группы, поскольку друзьями она с ними в любом случае не станет. — А выглядишь ты действительно круто, — девушка улыбнулась, отвлекаясь от чтения какой-то книги, подмигнула замершей Дженни и продолжила своё занятие, спустя несколько секунд едва слыша ответное «спасибо». И Ким было снова сосредоточила внимание на телефоне, а именно на дружеской беседе, в которой сейчас активно участвовали Бэкхён, Чанёль и Лалиса, по обыкновению споря о том, где еда вкуснее и выгоднее. Бэкхён, конечно, хвалил свою кухню, Чанёль, естественно, поддерживал своего бойфренда, а Лалиса, будучи ещё школьницей, а потому не имеющей достаточного количества денежных средств, утверждала, что еда в любом обычном кафе куда вкуснее, нежели какие-то изысканные блюда в ресторане. И этот, можно считать, детский спор заставил Дженни улыбнуться, прежде чем вновь убрать телефон и встретиться взглядом с одной из тех высокомерных одногруппниц, которая в своё время, когда здесь ещё училась Джису, не могла показать себя. — А! — вдруг громко воскликнула та, резко поворачиваясь в сторону Сехуна, чьё лицо, к счастью или сожалению, Дженни видеть не могла. — Сехун, видел, на чём сегодня приехала твоя возлюбленная? Порше каррера, представь себе! А в чём она? Платье от Прады! Ну не удивительно ли? — её смех, точно отзывающийся эхом, заполнил всю аудиторию, и студенты резко притихли, наверняка ожидая продолжения. И было в этих словах столько желчи и экспрессии, явной насмешки и презрения, что это заставило Дженни разозлиться до сжатия кулачков и образования глубоких следов от ногтей на ладонях. — Пошла вон, — голос Сехуна, твёрдый и серьёзный, был заглушён чужим, женским и едва ли уверенным. — Мы расстались, это во-первых. Не нужно следить за каждым моим шагом и действием, чтобы потом докладывать всё Сехуну, пытаясь выставить меня не в лучшем свете, это во-вторых. Прекрати считать чужие деньги, иначе люди могут подумать, что ты завидуешь, это в-третьих. В общем… заткнись. Дженни неотрывно смотрела на ежесекундно меняющуюся в лице одногруппницу, при этом держа планку, стараясь не выглядеть зажатой или слабохарактерной, и показательно усмехнулась, когда девушка не нашла ответа, а студенты не сдержались от смешков. И тогда, под чужие обсуждения, уже касающиеся не её, а ту стерву, Дженни победно сжала кулачки под столом, гордясь тем, что смогла поставить выскочку на место, что не упала лицом в грязь и наверняка доказала Сехуну, что теперь, когда они не вместе, она также может постоять за себя. Пускай это произошло единожды, Дженни надеется, что и в следующие разы ещё покажет свой характер, сможет открыться, ведь молчаливость и замкнутость при публике куда хуже её естественного, немного дерзкого и отталкивающего поведения. Уж лучше она будет грубить, как Джису, нежели вновь окажется униженной. И никакие Сехуны не смогут остановить Дженни.***
— Привет, Лухан, — женский голос, прозвучавший совсем рядом, заставил Ханя вздрогнуть и обернуться. Она пришла. Он улыбнулся и показал рукой на столик в углу офисного здания, которым сейчас заведует не кто иной, как сам Лу. Подошедший спустя некоторое время с подносом, полным еды, Хань сел напротив почему-то нервничающей девушки, наконец поприветствовал её и даже спросил, желает ли она что-то поесть. — Ты… у тебя всё хорошо? — вдруг поинтересовалась Мина, с беспокойством заглядывая в усталые глаза Ханя. — Ага, — он поджал губы, слабо кивая и вновь возвращаясь к еде. Странно, но теперь, спустя несколько месяцев, за которые он ни разу не написал Мине, за которые, в конце концов, она сама не писала, Хань более ничего не чувствовал. Ни симпатии, ни даже дружелюбия по отношению к ней. Словно Мины никогда и не было. Наверное, Лу просто устал до такой степени, что ему безразличны абсолютно все. Он только и делает, что работает, пьёт, снова работает и снова пьёт, иногда опаздывая из-за длительного похмелья. Осунувшийся, точно постаревший, думающий, что больше не за чем и не для кого ухаживать за собой, Хань бы давно забил на себя полностью, не будь он наследником компании отца. — Ты не писал мне всё это время. Что-то случилось? — Хань искренне не понимал, чего Мина добивалась, спрашивая о таких вещах, если она наверняка знала и про публичный развод, и про разные слухи, касающиеся как Лу, так и его бывшей невесты. — Слушай, — вдруг выдохнул Хань, теперь уж точно осознающий, что ничто больше не связывает его с интернет-подругой. В конце концов, это ведь всегда было для него развлечением, правда? — Если ты собираешься сблизиться со мной, у тебя не получится. Если ты хочешь встречаться со мной, это также не произойдёт. Ну, а если уж ты хочешь получить номер Сехуна, ищи его сама. Хань безусловно помнил тот вечер, когда сам, будучи пьяным, позвонил Мине, не ожидая того, что она находится в Сеуле, когда сам выложил всё Сехуну, так кстати пришедшему к нему. Вот в нём он действительно нуждался. Спокойный и рассудительный, незнакомый ему, Сехун внушал уверенность и слепую поддержку. Лу также помнил, как жадно и влюблённо Мина смотрела на Сехуна, и как тот, в свою очередь, пытался сдержать самообладание, когда усаживал Ханя на стул или же в салон такси. И пусть он вообще не знал, что между ними произошло, Хань догадывался — они были знакомы и даже близки. — Лу… — Хань. Для тебя я Хань. Думаю, ты получила ответы на все интересующие тебя вопросы, так что можешь идти, Мина, — даже не глядя той в глаза, грубо и равнодушно. Заставляя Мину сердиться. — Ты… Знаешь ли ты, что это из-за тебя я рассталась с Сехуном? — внезапно выпалила Мина, резко вставая со стула, из-за чего Хань даже поднял на неё глаза, удивлённо глядя в чужие — яростные и раздражённые. — Сейчас мы с ним могли бы… Да что ты знаешь?! Сам игрался с чужими чувствами, называл милой, даже малышкой называл! А что сейчас? Любовь ослепила? Вот только не любовь это! Тебя бросили, ты один! Так почему ты просто не можешь забыть эту чёртову Ким Джису, словно она какой-то пуп Земли, и заметить, наконец, меня как девушку, а не интернет-подругу?! — закатившая истерику, Мина заставляла других посетителей кафетерия оборачиваться и хмуро окидывать пару недовольными взглядами. — Тише, хорошо? Я старше тебя, Мина, поэтому учти хотя бы это, прежде чем кричать на меня. Соблюдай нормы этикета и правила поведения, когда собираешься истерить на публике. И больше никогда не появляйся здесь, никогда не употребляй имя Джису в таком контексте и не смей менять парней, как перчатки. Любила бы Сехуна, не стала бы расставаться с ним… Хань не смог закончить, поскольку Мина вновь бестактно его перебила, уже захлёбываясь в своей злости: — Я не из-за этого бросила его! Я переехала, и ты это знаешь! Мои родители обанкротились, нам пришлось продать всё своё имущество и жить у бабушки, в какой-то жопе страны! Хань усмехнулся, положил палочки для еды на поднос и поднял на девушку укоризненный взгляд. Наконец понявший истинный умысел Мины, он взглянул ей прямо в глаза, ища в них хоть каплю совести, которой у неё, скорее всего, и не было вовсе. — Так ты, оказывается, гонишься за богатыми и молодыми? Что же, тогда тебе тем более не ко мне: я уже старый. А у Сехуна, кстати, девушка есть. — Уже нет, — вдруг произнесла Мина, наверняка решившая доложить Лу всё, что уже успела натворить. — Я поцеловала его в тот вечер. — Ты… что? — Я поцеловала его! Что, считаешь меня жалкой? Только вот не сдалась мне твоя жалость! Да, гонюсь за деньгами, да, ищу молодых, но если ты старый, то какая тебе разница? Даже не смей осуждать меня, понял? Мина, нет, незнакомая девушка сейчас стояла перед Ханем и говорила всё это обыденным тоном, будто всё из произнесённого являлось нормой. Честно, Лу был в шоке. Он помнил её милую и общительную, а видел совершенно иную личность: корыстную, жалкую и потерявшую всякие жизненные ценности. Когда Мина, уже схватив сумку, намерилась пойти к выходу, Хань резко поднялся, хватая её за локоть и наклоняясь совсем близко к чужому уху, так, что она всецело чувствовала его горячее прерывистое дыхание. — Если я узнаю, что из-за тебя девушка Сехуна действительно бросила его, я, клянусь, сам расскажу всю правду. Так что в твоих же интересах извиниться как перед ним, так и перед его девушкой и навсегда забыть о них обоих. Раз уж ты такая бедная, то не лезь в дела богатых детишек, ладно? Мина резко повернула голову, глядя на усмехающегося Ханя так ядовито и зло, что тот даже непроизвольно вздрогнул, грубо вырвала руку из чужого захвата и с гордо поднятой головой двинулась к выходу. Последней мыслью Ханя за неудавшимся обедом была та, что ему, вероятно, всё-таки нужно общество и близкие люди рядом, иначе он свихнётся и начнёт грубить каждому. А пока незнакомец, угрожающий ему, молчит, Хань может воплотить своё желание в жизнь, чему и поспособствует сохранённый номер Сехуна в контактах телефона.***
Центр танцев, в котором занимались Хань, Дженни и Чонин, по праву считался одним из самых лучших и известных. Филиалы были разбросаны не только по всей Южной Корее, но и по разным точкам мира, вплоть до той же Бразилии. Поэтому тот факт, что Дженни попала сюда, при этом оплачивая занятия не за шибко большие деньги, был удивительным. То ли нашли в девушке талант, то ли просто пожалели; впрочем, Дженни старалась не думать об этом, ведь то, что она учится именно здесь, не что иное, как удача. В конце концов, должна же удача поворачиваться к Ким не только задом, но и лицом. За этими размышлениями Дженни не услышала того, что музыка закончилась, а Чонин, сегодня занимающийся вместе с ней, уже отошёл в сторону. Девушка помотала головой, словно отгоняя неуместные на данный момент мысли, и направилась к скамейке, едва ли не валясь с ног. Желая отвлечься, забыться, она думала, что полное исчерпание энергии и сил поможет ей в этом непростом деле. И Дженни также не хотела признавать, что всё это время, проведённое здесь, она думала о Сехуне. Где-то в глубине души Ким безумно желала узнать причину, почему же он поступил так, почему поцеловал другую девушку; она хотела спросить, кем та являлась для Сехуна и, в конце концов, чувствовал ли он себя паршиво, когда разговаривал с ней по телефону ночью. Но Дженни принципиально не смотрела Сехуну в глаза в университете, намеренно не останавливалась, когда он ждал её окончания пар возле ворот. А после его последнего поступка Ким подумала, что О, вероятно, хочет объясниться, что он жалеет о содеянном и желает вернуть всё назад, однако она понимала, что если закрыть глаза на данное предательство, то это в любом случае не отрицало того, что такое могло произойти ещё раз. Прикрывая глаза от усталости и чувствуя себя безумно подавленно, Дженни шумно упала на скамью, зарывая пальцы в собранные в небрежный хвост волосы, опираясь локтями об острые коленки, она позволила себе тихо выдохнуть, кусая губы и строя совершенно отчаянное, так и кричащее о сильной душевной боли выражение лица. И при этом она надеялась, что на неё никто не смотрел, прекрасно понимая, что сегодняшнее её состояние дало другим ясно понять, что она не в порядке. — Если ты плохо себя чувствуешь, может, пойдёшь домой? Хочешь, я провожу тебя? — Чонин, как Дженни и думала, заметил её отнюдь не лучшее состояние и присел рядом, приподнимая руку, но не зная, будет ли правильным класть её на женскую спину. — Нет, всё в порядке, просто… — хрипло произнесла Дженни, с огромным сожалением осознавая, что действительно чувствовала себя нехорошо. И голова кружилась, и сердце ныло, едва не разрываясь от щемящей, тупой боли. — Бог просто повернулся ко мне задницей, разве не так? — бормотала она, будучи уверенной в том, что Чонин её слышал и слушал. — Я живу у Джису, словно не имею своего дома, и не работаю, так как меня никуда не берут; я замечаю, что с каждым днём учусь всё хуже и хуже, а если так пойдёт дальше, бюджет мне и не светит. И, что самое главное, вчера я рассталась с Сехуном, которого ты знаешь и наверняка видел. Определённо, не только Бог, но и весь мир повернулся ко мне задницей, точно крича о том, какая я тупая идиотка! — Эй, — слабо улыбнулся Чонин, уже уверенно кладя ладонь на чужую спину и медленно поглаживая, — ищи в этом плюсы. Во-первых, жизнь с Джису позволяет тебе и вовсе не работать, так как, я уверен, она в любом случае обеспечит тебя деньгами. Во-вторых, расставание с Сехуном позволит тебе подтянуть учёбу и вернуть своё достойное место бюджетника, разве не так? Думай позитивнее, Дженни! Дженни едва ухмыльнулась, подняла глаза на Чонина, такого яркого и улыбающегося, и вдруг задалась давно интересующим её вопросом, тут же его озвучивая: — Слушай, а как ты вообще живёшь? Ну, учишься, работаешь или?.. — Я живу танцами, Дженни, только танцами, — задумчиво, серьёзным тоном ответил Чонин, получая вопросительный, недоумённый взгляд, и внезапно рассмеялся, заставляя Дженни растеряться пуще прежнего. — Я действительно не учусь и не работаю, — сквозь смех пояснил он. — Танцы — единственный мой талант, поэтому я считаю, что могу зарабатывать только ими. Несколько раз в неделю танцую на главных улицах, иногда даю уроки в более мелких центрах, в редких случаях участвую в батлах, где лучшие танцоры получают деньги. Всё просто. Я не поддерживаю то, что люди занимаются тем, что им не нравится, работают там, где не хотят, учатся на того, кем быть не желают. Потому что это бессмысленно. Жизнь даётся лишь раз, поэтому ни один человек не должен жалеть о своих действиях и решениях. Другими словами, мы все должны жить так, как хотим того сами, понимаешь? Я просто плыву по течению, занимаюсь самым любимым делом и ни о чём не жалею. И сейчас я хочу пожелать тебе того же. Поступай так, как желаешь сама, а не кто-то другой; если хочешь, порви с Сехуном раз и навсегда; если любишь его, дай ему объясниться, вдруг это всё прояснит. Вы оба достаточно взрослые, поэтому решите всё по-взрослому, поговорите там, не знаю. Я видел все твои эмоции сегодня, поэтому, Дженни, не делай вид и не убеждай себя, что тебе плевать. Ты нуждаешься в нём, не отрицай этого. Дженни закусила губу, чтобы не расплакаться, как маленький ребёнок, и слабо кивнула, стопроцентно соглашаясь с чужими словами. Она действительно нуждается в Сехуне. — А! И ещё, — вдруг воскликнул Чонин, устремляя взгляд вперёд, на огромное зеркало в том конце зала, через него наблюдая за тем, как Дженни шмыгает и всхлипывает, хмуря брови в ожидании продолжения, — я переезжаю. Буду жить где-нибудь в Штатах и учиться танцам уже там. Филиал нашего центра также находится в Лос-Анджелесе, Далласе и Орландо, меня направят к ним отсюда как лучшего танцора, представляешь? Я ещё не определился, куда точно подавать документы, но, думаю, Флорида будет лучшим решением. В Орландо живёт один из моих одноклассников, богатенький малый, так что первое время я могу жить у него, а там уже посмотрим. Быть может, подцеплю какую-нибудь американку. Знаешь, иногда хочется чего-то нового. Ну, изменений там каких-нибудь, понимаешь? Чонин обернулся на Дженни, поймав на себе полный осуждения и укоризненности взгляд. — Что?! — воскликнул он, округляя глаза. — Я не могу встречаться с иностранками? Но Дженни вдруг широко улыбнулась, отводя глаза и глядя вперёд, некоторое время молча и задумчиво хмуря брови. — Чонин-а, — наконец мягко произнесла она, вновь глядя на внимательно слушающего её парня, и уголки её губ в очередной раз приподнялись, — удачи тебе там, во Флориде, ведь тебя точно примут за своего. — Что? Почему это? — недоумённо поинтересовался Чонин. — Ты смуглый. Ким сидел в ступоре несколько секунд, прежде чем резко подняться и окинуть Дженни свирепым, яростным взглядом. Но, глядя на улыбающуюся, радостную и едва ли сдерживающуюся от того, чтобы не засмеяться, девушку, Чонин заставил себя успокоиться. В конце концов, он смог поднять Дженни настроение и, возможно, помог ей разрешить некоторые проблемы. А на данный момент это было самым главным. — Твоё предложение насчёт «проводить меня до дома» ещё в силе?