***
Небольшую комнату окутывал густой полумрак, темные занавески не пропускали ни единого луча света в помещение, несмотря на то, что за окном уже давно был полдень. Где-то на улице слышалось, как о чём-то переговаривались какие-то парни, они смеялись и шушукались. Брюнет еле раскрыл глаза и не сразу понял, где вообще очутился. Юнги потребовалось несколько долгих минут, чтобы разобраться в происходящем. Он чуть приподнялся на кровати, протёр сонные глаза и наконец успокоился — это была его комната. Вставать сейчас абсолютно не хотелось, парень чувствовал приятную негу, которая разливалась по всему телу, словно он выпил божественной амброзии и теперь парит над воздухом. «Видимо, — подумал парень, — вчера мы хорошо отдохнули с Чимином». Он сразу вспомнил рыжего паренька и его широкую улыбку, а ещё заливистый смех; вспомнил, как вчера веселился и дурачился с ним на пляже, как они наслаждались обществом друг друга, а потом то, как отправились в клуб. Вот тут-то Юнги и замер на кровати, уставившись в потолок. Он ничего не помнил, точнее, помнил, как привёл такого сексуального и гордого Чимина в клуб, как пошёл за коктейлем для Пака, как у барной стойки поговорил с обаятельным барменом, а потом — темнота. В голове парня сразу же стали возникать мысли, которые помогли бы разобраться в том, что могло такого произойти прошлым вечером, что целая ночь выпала из сознания. В тот вечер Юнги не притронулся губами ни к одному бокалу с алкоголем или просто коктейлем. Значит, подсыпать ему в напитки ничего не могли и тем более он просто не мог так свински напиться в компании Чимина. — Что вчера тогда было? Ответ приходит Юнги уже через минуту, когда он привстаёт на кровати и опускает взгляд ниже. Его тело, одежда — всё кричит о том, что случилось что-то очень страшное и непоправимое. Мин забегает в ванную на дрожащих ногах, которые еле держат своего хозяина, и обмирает: рубашка порвана, пуговицы местами отсутствуют, а на щеке большая царапина. Он решает продолжить исследования масштабов бедствия и принимает решение снять разорванную вещь, не подлежащую восстановлению. Он смотрит на своё отражение, и руки парня всё больше и больше трясутся, Юнги замечает синяки на руках, царапины на плечах. Он оборачивается и убеждается, что всё намного хуже, чем можно было предположить. На спине он видит будто невидимую печать греха, в виде глубоких борозд от ногтей, и их намного больше, чем на плечах, опускается взглядом на живот, там тоже есть пара царапин. Но что ещё хуже, он видит на коже засохшие следы от спермы, а ещё чья-то кровь, ему даже страшно подумать чья. Юнги смотрит в зеркало и не может поверить, что этот монстр он сам. Но что ещё больше пугает и заставляет рвать на себе волосы, так это полное отсутствие воспоминаний о прошедшей ночи. Его уже абсолютно не радует тот факт, что он впервые за долгие две недели чувствует такой прилив сил, словно родился заново. Ему бы только восстановить хронологию событий вчерашнего вечера.... Парень оседает на холодный кафельный пол ванной и хватается за голову. Внутри пустота. Он чуть ли не стонет от своей беспомощности. Только бы вспомнить… Он очень надеется, что всё это — глупая ошибка, шутка, розыгрыш, но Юнги вновь переводит взгляд на своё тело и понимает, что это не шутка и не обман. Кажется, он сделал то, что будет очень тяжело, практически нереально исправить. Брюнет сидит на полу уже час, качается из стороны в сторону, но всё тщетно. Мин хочет всё вспомнить, но в то же время боится, что случайно в тех воспоминаниях не какой-то левый парень, а Чимин, который кричит, плачет и пытается уговорить Юнги остановиться. Он снова сильно жмурится и тут в голове, кажется, начинает что-то проясняться. Парень видит какой-то большой зал, обставленный в традиции античной культуры, вспоминает, как его трясёт от холода, который царит в помещении, как больно, потому что на плече остались глубокие борозды от… когтей? А затем воспоминание обрывается, заставляя Юнги ещё больше испугаться. — Что вообще со мной творится, мать вашу?! — кричит, что есть мочи он, совершенно не заботясь, что его кто-нибудь услышит. У него бешено стучит сердце, Юнги касается места, где оно бьётся, и теперь новые воспоминания бьют разрядом тока в голову: он видит тёмный туннель, по которому плывёт, сидя в лодке. И снова ощущает каждой клеточкой кожи этот животный страх, холод, полную потерянность и собственную беспомощность. Он вспоминает, как боялся той звенящей тишины и фигуры сгорбившегося мужчины с веслом в руках. Каждое новое воспоминание больно отдаётся по всей черепной коробке, заставляет парня истерично кричать, корчиться от боли и от какой больше: от душевной или же физической — он и сам понять не может. И вновь он видит тот большой зал, только теперь парень замечает тёмную фигуру, стоящую возле колонны, которая перешёптывается с кем-то, а затем этот силуэт, словно паря над землёй, надвигается на Юнги. Тот падает на спину, а фигура останавливается возле ног парня и скидывает капюшон с головы, и Мин видит незнакомца с красными волосами. Он внимательно и изучающе смотрит на Юнги, а его ледяной взгляд голубых глаз бросает в дрожь, чувство, что сейчас обратишься в камень, как от гнева Медузы Горгоны. — Выглядит как-то не очень, — холодно заключает он, а сбоку слышится шорох, и Мин в испуге оборачивается, замечая ещё один силуэт в плаще, который подходит к парню с красными волосами. Этот парень был брюнет и глаза имел чёрные, как ночь. Теперь они вместе смотрели на Юнги. — Геката*, не стоит судить книгу только по обложке. — Сколько я раз просил тебя, — красноволосый шипит, резко поворачиваясь ко второму незнакомцу, оставляя между их лицами лишь пару сантиметров. Там не пахнет страстью, там пахнет властью и жутким ужасом. Он смотрит на брюнета, пытаясь напугать того своим видом, но его устрашающий жест, скорее, пугает ничего непонимающего Мина, чем этого брюнета. — Ладно, — ухмыляется он, — не буду, Тэ. Он подходит к уже ошалевшему от разворачивающихся перед ним событий Юнги и осматривает его со всех сторон, задерживая взгляд на раненом плече. — Передай Эриниям*, чтобы они впредь вели себя более почтительно с ним. Ты посмотри, что они натворили. — Они не мои подчинённые, — хмыкает в ответ брюнету Тэхён. — Не волнуйся, с его плечом всё будет хорошо. У него же теперь будет такое хорошее лекарство, — блондин не понимает, почему он так коварно и кровожадно улыбается. — Юнги. От собственного имени парень вздрагивает, но ответить ничего не может и только ждёт, что этот странный парень прояснит наконец ситуацию. — Поздравляю тебя, — улыбается он ему и протягивает руку, — с рождением. Как под гипнозом Мин тянет руку к странному и жутко пугающему незнакомцу, чувствуя на себе пристальный взгляд брюнета. Он вдруг, очень кстати, вспоминает, что недавно вроде как умер. Вспоминает даже лицо того симпатичного Бога смерти. — Так я же умер… — он касается руки Тэхёна и тут же громко кричит. По всему телу проходит волна тока, словно он залез в трансформаторную будку, а может, эта боль и похуже. Он корчится на полу, стараясь вырвать руку из хватки красноволосого, но почему-то не может, будто прирос, стал с ним единым целым. — Нет, наоборот, ты родился, — слышит всё тот же спокойный и холодный голос парня Юнги, медленно погружаясь в забвенье. Юнги не сразу понимает, что успел расцарапать себе плечи и выдрать клок волос, пока в его голове крутился непонятный фильм. Мин приходит в себя, чувствуя, как по щекам текут слёзы, а тело словно заново переживает те самые чувства. Он не может остановить внезапно накатившую истерику и продолжает задыхаться, не в силах расправить лёгкие. Теперь он совершенно ничего не понимает. Может, это всё глупая шутка? Но ведь он и правда умер, вряд ли в загробном мире стали бы шутить в таком тоне. Тогда что с ним случилось и кто эти двое? Юнги открывает кран с холодной водой, сразу же подставляя голову под её струи. Истерика медленно отступает, и теперь он может спокойно дышать и чуть-чуть мыслить. Мин полностью забирается в ванную, скидывает мокрые штаны и ещё несколько минут сидит, рассматривая собственные руки. Он думает, что, скорее всего, спятил. Какое можно ещё найти объяснение всему этому? Может, поэтому не помнит тот день, когда уже в образе Бога смерти встретился с Чимином. Пак же тогда на пристани об этом заикался. — А разве Боги смерти могут сходить с ума? — сам себя спрашивает Юнги, а затем кладёт ладонь на грудь, в надежде снова услышать биение сердца, но там тишина. Он откидывает голову на бортик ванны и думает, с чего ему начать. В итоге, принять ванну он решает первым делом, а затем отправится на поимку Чимина. Надо было узнать, что вчера произошло, если, конечно, что-то произошло.***
Хосок слышит, как громко и упорно барабанят в хлипкое стекло. Он подходит к окну и хмурится — там стоит помятый и взбудораженный Юнги. Чон открывает окно, распахивая его так, что брюнет чуть не получает по лбу, но ему сейчас не до этого. Честно, Хосок хочет сейчас разукрасить лицо этого парня. Он припёрся в тот момент, когда Чон особенно зол. Парень ещё слишком отчётливо помнит события сегодняшнего утра, и от той картины, которая предстала ему, руки сжимаются в кулаки, но он сдерживает себя, решив узнать, что же хочет сказать этот урод. — Чего тебе? — грубо бросает Хосок, глядя на Юнги. — Чимин… он дома? — произносит запыхавшийся парень, а Чон не выдерживает и выпрыгивает прямо в окно, тут же хватая за грудки ничего не понимающего Мина. Он впечатывает его в стену домика и зло смотрит в глаза. Ещё секунда и он убьёт его и ничуть не пожалеет. — Ты меня спрашиваешь? — скалится парень, сильно стукнув Юнги спиной о стену. — Кажется, я должен у тебя спрашивать. Это же с тобой он вчера ушёл не понять куда. — Так он дома? — теперь заводится Юнги и пытается скинуть с себя руки Хосока. Он ему ничего не объяснил, а уже так ведёт себя. И это бесит. Хотя, что-то брюнету подсказывает, что-то, отчего внутри разливается липкий страх, что это всё из-за него, что он причастен к этому напрямую. И это что-то явно нехорошее. — Дома, — скрипит зубами Хосок, — но тебя я к нему не пущу. — Ты решил всё решать за меня? Кто ты такой, чтобы говорить, что мне можно, а что нет? И Чимин не твоя собственность! От этих слов глаза Чона наливаются такой дикой злобой, что теперь он хватает Юнги за шею, начиная душить, Мин бы и начал сопротивляться, но утренняя истерика лишила сил. — Ты, значит, решил, что он твоя собственность? Чимин мне друг. Я с ним с самого первого дня, как он стал Богом смерти. И думал, что всегда смогу оберегать его. Но это было до тех пор, пока не появился ты, ублюдок. То, что ты сотворил с Чимином, не поддаётся здравой оценке, — Чон ещё сильнее сжал шею Юнги, отчего тот уже начинал хрипеть. — Какое право ты имел так с ним поступать? Ничтожество. Никогда, слышишь, никогда не смей подходить к нему ближе, чем на триста метров. Чон отпускает Мина, а тот еле стоит на ногах, надрывно кашляет и хватает воздух ртом. — Хосок, я правда… Ничего не помню, прошу, дай мне на него посмотреть. — И не мечтай, иди лучше, пока я тебя и правда не удушил. И Хосок уходит, оставляя Мина одного, потерянного, испуганного и готового закричать от безысходности и осознания низости собственного поступка. Пусть даже он о нём и не помнит.***
Юнги всё сегодня бесит, он не может спокойно есть, бегать, общаться. Ему необходимо увидеть Пака, убедиться, что с ним всё хорошо, и может, попросить прощения, если, конечно, ему хватит совести на это. Но он должен попытаться. И вот ему представляется удобный случай. Сидя за обедом и ковыряясь в еде, он замечает Хосока, который с кем-то говорит. Значит, в комнате сейчас Чимин один. И больше не рассиживаясь на стуле в столовой, Юнги срывается с места, чем пугает всех присутствующих, но ему глубоко плевать на это. Уже на пороге руки начинают трястись, и он никак не может открыть дверь. «Хосок может вернуться в любую секунду, — убеждает себя Юнги, — мне стоит поторопиться». Дверь ужасно противно скрипит, слишком громко, кажется Мину, когда он заходит в комнату. Его взгляд тут же останавливается на Паке. Тот лежит на кровати, укрытый заботливо одеялом, и мирно спит. Юнги тут же подлетает к парню и опускается рядом с его кроватью на колени. Мин прикусывает губу, замечая на лице Чимина несколько ссадин, разбитую губу, опускает взгляд ниже и видит багровый засос на шее. Ему уже страшно смотреть дальше, но он продолжает. Брюнет приподнимает одеяло и готов взвыть от увиденного: вся шея, плечи Чимина усеяны засосами, его засосами, а ещё рассечённое плечо и парочка гематом на груди. Пак тяжело дышит и хмуриться, его, наверное, мучают кошмары, и Юнги знает, что и не мудрено, кто главный герой паковских кошмаров. И от этого на душе так противно. А есть ли у такого как он душа-то? — Прости, пожалуйста, — шепчет одними губами Юнги и касается невесомыми поцелуями лица парня. Он не знает имеет ли теперь на это право, но что-то подсказывает, что без этих поцелуев он и Чимин пропадут. — Прости, — снова шепчет он и, кажется, слышит, как дыхание Пака сбивается. Он поднимает взгляд на лицо Чимина и замечает, что тот уже не спит, а смотрит на него так, что кровь в жилах стынет. Во взгляде Пака столько презрения и ненависти. Там даже не страх. Лицо, прежде всегда светлое и беззаботное, не выражает ни единой эмоции. — Чимин, — начинает было хрипло Мин, целуя его ручку, — ты проснулся. Чимин, прост… — Я Хосока позову, — очень холодно отрезает Пак, сверля своим ледяным взглядом парня. — Подожди, — он хватает того за запястье, но Чимин как-то пугливо поглядывает на свою руку, захваченную Юнги, и брюнет видит, как меняется в лице Пак. Теперь в глазах младшего проскальзывают капельки испуга, а губы поджимаются. — Убирайся, я Хосока сейчас… позову. — Ну, пожалуйста, — в последний раз молит рыжего Юнги, но тот вырывает свою руку из хватки старшего забирается под одеяло, прячась от него. — Уходи! — Чимин начинает кричать так, как никогда не кричал. Юнги прежде не видел Пака таким. Такой Чимин пугает, внутри старшего всё горит и превращается в пепел. Он не может смотреть на его страдания. Брюнету самому хочется умереть, но вот парадокс —он уже мёртв. — Я же сказал тебе не приходить сюда! — вопит разъярённый Хосок, который держит в руках еду для Чимина. — Я извиниться пришёл, — дрожащим голосом пытается оправдаться Юнги, но его хватают за шкирку, выкидывая из домика. — Вижу я твои извинения! Проваливай! И дверь с громким хлопком захлопывается прямо перед носом, отчего Юнги вздрагивает. Он слышит, стоя на пороге домика и истязая самого себя, как кричит Пак по ту сторону двери, а потом всё замолкает. Видимо, Хосок смог унять его истерику.