***
Пак уже тысячу раз пожалел, что согласился участвовать, но назад пути не было. Он стоял на отметке старта, запустив руки в карманы, и пинал какой-то несчастный камешек, иногда осматривая проходящих. Больше всего он боялся снова увидеть Юнги, который обязательно полезет со своими извинениями и «Чимини, я правда тебя люблю. Я не хотел тебе причинить вреда». Как же, знает он его «не причинить вреда». Пак фыркает, пытается об этом не думать, ибо чувствует, что расплачется от внутренних переживаний прямо на публике, если продолжит в том же духе. — Готов к старту? — Чимин отпрыгивает от Юнги, как от прокаженного. Парень возник слишком неожиданно из-за спины и теперь смотрит на него внимательно и выжидающе. Ждёт, но безрезультатно, верит, но не чувствует, просит, но понимает, что бессмысленно. Пак продолжает теребить прикреплённый на груди порядковый номер и избегать визуального контакта с Юнги. — Если бы я спал у себя в кроватке, не тронутый никем, то я бы был готов. Сейчас же у меня болит спина, зад и сердце. Как думаешь, что из этих пунктов хуже? Он со злости снова пинает маленький камешек, а тот прилетает Юнги в нос ботинка. Такая маленькая агрессия со стороны Пака. — Чимин, я уже объяснял, как всё было. Тебе не кажется, что всё, что здесь происходит, довольно-таки странно. Не находишь такой исход событий, при котором я такая же жертва, как и ты? — Ты о чём? — Пак даже теряется от этой фразы, ибо он думал услышать очередную песнь из ряда «я не виноват, трусы не мои». — О том, что есть кто-то третий, невидимый наблюдатель, а может, даже и участник событий. И мы в его игре такие же марионетки, как в театре, у которых ниточки и судьбы одинаковы. — Что за бред ты несёшь, Мин Юнги? — речь старшего привела Чимина в ещё большее бешенство, кажется, ещё секунда и он нападёт на него с кулаками. Внезапно, Пак сам не понимает, как так получилось, рука Юнги перехватывает его за запястье и подносит к своим губам ладошку. — Разве человек, который хотел бы навредить, стал бы делать такое? — он осторожно прижимается губами к его коже, покрывая поцелуями каждый пальчик, поднимаясь выше, касаясь тыльной стороны ладони. У Пака мурашки по коже, потому что у хёна тёплые губы, потому что он сейчас сама нежность, потому что Чимин до сих пор мечтает о счастье. Он бы и рад вырваться, но от таких лёгких прикосновений разливается какое-то приятное тепло по всему телу, отчего улыбка на губах всё шире, а порыв завизжать от радости и прыгнуть на Мина, сродни желанию открыть ящик Пандоры — слишком уж велик. Пак уже подумывает простить Юнги, но чужая рука бьёт по запястью Мина, отчего тот отдёргивает руку и зло смотрит на подошедшего. Им оказывается Хосок собственной персоной. Они оба сейчас дошли до точки кипения, одно неосторожное движение — и последует атомный взрыв небывалой величины. Потому что эти парни слишком вспыльчивые, потому что их счастье — Чимин. — Тебе не надоело за ним бегать и портить жизнь? — А тебе нравится рушить чужую, потому что сам не можешь построить собственную? — Юнги ухмыляется, словно чувствует, что в этом и состоит весь подвох. Тот лишь криво улыбается и приобнимет за плечи Пака. — Даже и не думай посягать на это. Чимин для меня святое, он сам как буддийский храм, так что иди отсюда, Юнги. Мин правда ждёт сейчас поддержки со стороны Чимина, надеется, что хотя бы он посмотрит на него, и во взгляде Юнги сможет что-то уловить, но, увы. Пак не только не посмотрел на него, он даже не сбросил руку Чона со своего плеча, а сам прижался плотнее, приобнимая его. Это бесило. Хосок был для него нулём, а Чимин единицей. И сейчас этот ноль так нагло обвивает его единицу, его самую важную единичку в жизни, что хочется свернуть бессовестный ноль в узел. Поддержки со стороны Пака не приходится ждать. Он ещё раз смотрит на этих двух парней и уже разворачивается, чтобы уйти. — Если вдруг захочешь узнать, что это за теория и на чём она основана, то приходи сегодня к старой пристани.***
Чимин не успевает хорошенько обдумать и осмыслить слова Мина, считая их очередной байкой или хитрым способом, которым можно вымолить прощение, а потом их зовут к началу старта, и думать становится некогда. Хосок всё это время держится рядом с Чимином, обещая в случае чего защищать от нападок противного Юнги. Пак только улыбается. Хорошие друзья это тебе не просто слова. Юнги стоит поодаль, наблюдая за этой недопарочкой, усмехается всему происходящему и тоже негласно решает помогать Паку на протяжении всех соревнований, ибо всё здесь не с проста. Даже Чон Хосок явно не лишний в системе интриг Богов смерти. Дан старт. Участники срываются со своих мест, отправляясь навстречу трудностям и опасностям, о которых никто толком не подозревает, а они есть и довольно-таки серьёзные. Всего было четыре этапа: забег по проложенному в лесу Аида маршруту, сражение с неизвестным существом, пересечение реки и преодоление препятствий, известных только судьям. Чимин быстро рвался вперёд, он горел желанием занять первое место и сейчас на его пути к победе ничто и никто не мог встать. Он отбросил все лишние мысли, сосредоточившись на беге, и теперь более или менее мог справляться со слабостью в теле. Кто-то уже вырвался вперёд, оставив соперников позади, кто-то ещё пытался сократить расстояние с конкурентом за победу. Чимин уверенно шёл вторым, Хосок бежал где-то позади, где-то там, где и Юнги. Первый этап даётся Чимину легко, со вторым возникают небольшие трудности, ибо его противником оказался не кто-то, а сам Цербер, пусть и только копия, но такая же грозная и свирепая копия, как и прототип. Вновь ускоряя бег и подбегая к реке, Чимин думает, сколько времени он потерял на втором этапе и прикидывает, какое количество участников могло обогнать его за это время. Ему не нравятся собственные выводы. Надо было поторапливаться. Чимин на секунду застыл в нерешительности около воды, боясь снова начать тонуть, но тут в голову резко ударили образы их с Юнги учёбы плаванья и просто отдыха. Тогда всё казалось таким простым, лёгким и воздушным. Чимин бы с удовольствием вернул это время. Он с уверенностью погружается в воду, вспоминая уроки Юнги, будучи уверенным, что они не прошли даром. Мин хороший учитель. А ещё, кажется, Чимину заходит мысль, что Юнги просто хороший, но сам себе в этом признаваться не желает. Он перебирается на другой берег, морщится от неприятно липнущей к телу одежде, но продолжает свой путь, потому что финал, потому что уже нельзя отступать. Он чувствует, что успел выдохнуться за предыдущие три этапа и надеется, что ему хватит сил прийти первым. Где-то сбоку выбегает ещё один участник — его главный соперник, который так уверенно шёл первым в самом начале. Теперь Чимин уверен, что он первый. Пока что первый. Он ускоряется, лишая того возможности догнать Пака. Чимин бежит изо всех сил, даже не замечая, что это место запаслось кучей опасностей. И если первые препятствия такие, как стены, овраги он преодолевает быстро, то вот на следующим месте ему приходится на какое-то время зависнуть, потому что это не по правилам. Одно из укреплений, располагавшихся на пути к финишу, внезапно трещит и начинает падать прямо на Чимина, тот, похоже, не замечает этого и бежит дальше, но, когда прямо над его головой возникает эта громада, становится страшно. Пак резко тормозит и зажмуривается, он не может бежать. Кажется, это был его личный финиш. Он пропускает момент, когда тёплые руки оказываются у него на пояснице, и не понимает, почему оказался в метрах трёх от места событий, а ещё больше не понимает, откуда здесь Мин Юнги. — Ты жив? — глупый вопрос для того, кто уже мёртв, но вроде как надо бы поинтересоваться. — Спасибо, — Пак не может поверить, что вот он — спаситель. Такой близкий, что протяни руку и ощутишь его бархатистую кожу, а если ещё потянуться, то можно коснуться губ. Чимин не может поверить, что тот, кто на протяжении долгого времени вызывал у Пака смятение чувств, не давал покоя ни днём ни ночью, заставлял страдать, сейчас искренне смеётся, глядя на его. «Может, он и не такой уж и плохой?» — проносится мысль в голове парня и, кажется, начинает оседать там очень плотной основой. — Я рад, что ты в порядке, Чимин, — он не целует, не обнимает, а только гладит по голове и улыбается. — Беги, ты же хотел победить. Пак только кивает, ещё раз поблагодарив, и летит вперёд, что есть мочи, ведь Юнги так старался ради него. Теперь и Чимин должен постараться. Внутри разливаются с новой мощью силы, может, это второе дыхание, а может, просто влияние Юнги. Чимин думает, что Юнги — второе дыхание для него. Эта мысль греет, Пак думает, что может, не всё так плохо и стоит действительно поговорить с Юнги потом.***
Юнги сидел на старом причале, свесив ноги вниз и почти касаясь воды. Он надеялся, верил, что Чимин придёт к нему. Пак всё же не конченный дурак, должен же был за это время понять, что если бы Юнги было на него плевать, то он бы не стал ему помогать. Парень ёжится от холодного ветра и смотрит на тучи, нависшие над небольшим городком. — Поскорее бы он пришёл, — Мин ковыряет ногтем старый, чуть подгнивший столб и не замечает, как по небу летят несколько чудовищно-страшных созданий. Его от раздумий отвлекает неприятный крик, похожий на скрежетание. Один подобный звук вторит второму и третьему, создавая симфонию ужаса. И Юнги знает, где уже её слышал. Он вскакивает с пригретого места и поднимает голову вверх. Два грозный птицеподобных создания с криком несутся на него. Мин только успевает увернуться, чуть не упасть в воду, схватившись за это самое старое бревно, когда его атакуют эти птицеподобные существа, задевая лишь плечо парня своим когтями. Опять то же плечо. Опять в том же месте. Юнги помнит тот день, когда плыл спокойно по Аиду в царство мёртвых, пока не появились они, не схватили в свои лапы и не бросили парня тем странным Богам на растерзание: Гекате и Танату. Прислужники Аида снова кидаются на парня, и теперь он не успевает увернуться — острые когти проходятся по спине, сдирая кожу с мясом, отчего боль становится просто невыносимой. Юнги шипит, а его тем временем хватают за рубашку и кидают посреди небольшого причала, не давая сопротивляться, придавливают массой собственного тела. Мин лишь хрипит, чувствуя когтистую лапу на шее. «Мин Юнги, — с некоторым интересом произносит первое существо, — это ты?» Тот в ответ только слабо кивает, но существу с крыльями достаточно. Его рот или пасть снова открывается в подобие звука, но голос звучит где-то в голове. «Ты помнишь нас? — и не дождавшись ответа, продолжают. — Если продолжишь так и дальше, то мы покажем свою полную мощь. Не зли властителей Аида.» Пара крылатых существ взлетают в небо, полоснув на прощание по животу Мина. А тот сам не помнит, как добирается обратно, падая буквально у дверей медицинского пункта.***
— Какого чёрта ты творишь? — Чонгук хватает за плечо Тэ и тянет его к себе. Он впивается в него взглядом и жаждет получить вразумительный ответ, а тот в ответ лишь ухмыляется. — Ты же понимаешь, что надо было как-то заставить Юнги успокоиться. Нам сейчас абсолютно не нужны проблемы в виде его дурацких расследований, кто знал, чем это могло обернуться? Ким отдергивает руки Чона от себя и снова усаживается в широкое кресло возле камина. Он видит, как злится брюнет, видит, как скрипят его зубы, но не планирует извиняться. Чонгук снова грубо хватает его, на сей раз за подбородок, чтобы наконец заглянуть в эти полные коварства глаза. — Ты считаешь, что после этого он успокоится? По-твоему, ты сегодня не продемонстрировал ему обратную сторону, о которой знали до этого только мы? Юнги же теперь точно понял, что в чём-то замешан. — И что он нам сделает? — Тэ громко фыркает, но руку Чона не отнимает от своего лица. Он начинает поглаживать большим пальцам ладонь брюнета и вызывающе облизывать губы. — Тогда какой смысл был? — Чонгук выдыхает ему практически в губы, а Тэ уже тянет его голову ближе к своей. — Показательное выступление, что может произойти в случае неповиновения. Ким кусает острыми зубками губу Чона, оттягивая её, отчего тот рычит и сильнее сжимает подбородок парня. А Тэхёну это только доставляет удовольствие. Когда Чонгук стаскивает его резким движением на пол и ставит на колени, Ким даже не возражает, он как-то дико улыбается, гладит брюнета по бёдрам, проходясь ладонями по ягодицам, сжимая, и наблюдает за грозным взглядом сверху. — Тогда, может, мне тоже стоит дать показательное выступление лично для тебя? Чтобы больше не использовал моих подчинённых в собственных целях. — У нас общая цель, Чонгук, — как бы подмечает Тэ, но уже уверенными движениями стягивает с Чона штаны. Брюнет наблюдает сверху за тем, как Тэ, не отводя взгляда от Чона, высовывает свой язычок, проходится по головке члена, медленно скользит языком по всей длине, а потом сразу же заглатывает наполовину, вырывая из уст парня приглушённое шипение. Он давит на голову Тэхёна, поддаётся бёдрами вперёд, прикрывая глаза от удовольствия, когда Ким продолжает подчиняться и разрешать себя трахать в рот. Тэ сжимает ягодицы парня, жмуриться, на глаза наворачиваются слёзы из-за грубых толчков Чона, он чувствует, как член парня упирается ему в стенку горла, как ему тяжело дышать, но от этого Киму только лучше — Тэ просто получает нереальное мазохистское удовольствие от происходящего. Чонгук толкается быстрее, забывая окончательно о Тэ и желая получить наконец долгожданную разрядку. Он сжимает волосы парня у корней с такой силой, что кажется сейчас сдерет их вместе с кожей, и хрипло стонет, кончая в горло Киму. Тот трепыхается, старается освободиться, но Чонгук не даёт и ещё какое-то время так и стоит, прижимая голову парня к своему паху. Тэхён же потерпит. Тэхёну же так нравится. А тот задыхается, в глазах всё плывёт, но ему при всём этом и правда чертовски хорошо. Когда Чон отпускает наконец из своей хватки голову Кима, тот без сил падает на спину, а затем переворачивается на бок, начиная надрывно кашлять и хвать ртом долгожданный воздух. Чонгуку нравится такая картина. И нравится такой Тэхён. Он присаживается рядом с парнем на корточки и внимательно смотрит на него, пока тот пытается прийти в себя. Чон гладит Тэхёна по голове, улыбается невинно, но в этой улыбке так и играет садистское начало. — Как тебе моё выступление, Тэ? — он снова грубо тянет парня за голову на себя и быстро целует, отчего тот даже не успевает толком ответить, снова встречаясь с полом. — Надеюсь, ты усвоил хороший урок. Тот кивает и громко стонет, запрокидывая голову и раздвигая ноги. Он тихо хнычет, хотя сам терпеть этого не может, елозит бёдрами по полу, показывая своё немалое возбуждение Чону. Брюнет ухмыляется и тянется рукой к паху Тэ. — Нет, это наказание я оставлю на другой раз, — он сжимает через ткань одежды возбуждённый член Кима, а тот, как сумасшедший, стонет от этого действия, выгибаясь навстречу. — А сейчас мне пора идти, веди себя хорошо, — с этими слова он покидает комнату, хлопая большой дверью, из-за которой у Тэ в ушах стоит шум от эха.***
Чимин правда хотел поговорить с Юнги. Он правда собирался пойти на заброшенную пристань, но как-то не задалось. После победы его сначала потащили на одно мероприятие, потом на другое. Рыжий всё пытался докричаться до окружающих, что ему нужно, очень нужно уйти, но его никто не слушал и продолжал поздравлять, поить и уводить в глубь танцующей толпы. И если бы не заботливый друг Хосок, вряд ли бы Пак вернулся к утру домой, чтобы собраться в поездку. Чон не только дотащил еле живого парня до их домика, но и помог с вещами, собрав чемодан. Поэтому сейчас, находясь на пол пути к Олимпу, Пак думает, что не виноват в том, что не пришёл к Юнги. Он даже не обещал ему этого, так что его проблемы. Чимин фыркает и пытается начать злиться на брюнета, но как-то не получается. Он, кажется, простил его. Нет, не так. Он, кажется, поверил в его искреннее раскаяние в содеянном. Пак думает, что сможет разобраться с этим разговором потом, когда вернётся после двухнедельного отпуска. Повозка, которая возносила Чимина всё выше, уже пробиралась сквозь густые облака, а это значило, что до Олимпа рукой подать. Пак завороженно наблюдает за тем, как буквально в трёх метрах от него две тучи сталкиваются друг с другом, гремят и образуют одну большую тёмную громаду, сверкающую молниями. А затем он видит и сам Олимп. Чимин следует за своим проводником и не может оторвать взгляда от красоты природы Олимпа. Его заселяют в просторный номер, из окна которого можно было увидеть, как с высоких гор ниспадают прозрачные воды божественной реки, как воду окружают произрастающие здесь деревья и кустарники, между которыми то и дело проносились разноцветные пташки, а если открыть окно, можно было услышать, как шумит вода, и где-то отдалённо напевают свою песню сладкоголосые пташки. Чимин падает на просто огромную кровать и глупо так улыбается. Ради этого стоило трудиться и бороться до последнего, даже и Юнги потерпеть можно было. При мыслях об этом парне улыбка с лица рыжего в миг исчезает, и он как-то виновато опускает взгляд, поворачиваясь на бок. Юнги тоже заслуживает такого отдыха, он помогал Паку на протяжении всего времени их пребывания в лагере. И пусть между ними были раздоры (и были довольно-таки крупные раздоры), Чимин понимал, что заслуга Юнги в его победе очень велика. Он думает, что здесь всё хорошо, но не идеально. Чимин бы очень хотел, чтобы с ним рядом был его хён, пусть такой злой, резкий, временами грубый и жутко непонятный. Ну, а у кого нет тараканов в голове? Жаль, что нельзя позвать его сюда. Чимин закрывает глаза и наконец понимает, что перелёт отнял у него слишком много сил. Первые несколько дней в нём мир рушился, распадался на две части: одна восторгалась, смеялась и отдыхала на полную, а вторая — тихо сидела в углу кровати, плакала и хотела увидеть Юнги, поговорить с ним и услышать что-то очень важное. Ближе к концу первой недели Пак как-то привык, смирился с происходящим, в душе улеглась буря, и парень стал по-настоящему отдыхать. Он успел подружиться с ещё двумя Богами смерти, с прислужниками Эрота, Афродиты и даже имел честь увидеть и поучаствовать в таком важном и уже историческом событии, как великие Дионисии. Сам бог Дионис присутствовал там, он долго и увлекательно рассказывал Чимину что-то очень интересное, что Чимин по своей невнимательности и по своему неумению пить успешно прослушал, а затем Пак был увлечён в долгие весёлые танцы, организованные самим же Дионисом. Время летело быстро и незаметно для самого Пака. В один из дней, когда Чимин шёл в один из садов практиковаться в танцах, которыми увлёкся здесь, он наткнулся на одного из прислужников в свите Афины. Они встретились абсолютно случайно в саду, но лишь тогда Чимин наконец осознал, что вокруг не ромашки и гиацинты растут, а тянутся к свету репейники и терновники. — Как это ушли? — удивлённо восклицает Пак, когда они прячутся на одной из лавочек в тени дерева. — Вот так. Просто взяли и ушли. Чимин, ты пойми, они неплохие. Мы до сих пор не понимаем, что с ними случилось и почему они так поступили. — Глупо как-то, — вздыхает опечаленный Пак и смотрит на приятеля, — с какой целью вообще можно променять красоты Олимпа на какие-то серые кости Аида? Парень рядом удивлённо смотрит на Пака, словно ему говорили очевидные вещи, а он жутко не врубался. — Так их же, скорее всего, Геката забрал. Уж не знаю, зачем они ему, но явно не кончится это добром. — Гимер, пожалуйста, не расстраивайся, — Пак осторожно касается его головы и, не получив сопротивления, начинает осторожно гладить того. — Эх, мне Пейто должен был. Я обыграл его в трёх играх подряд! Чимин слышит имя и не может понять, где встречал его раньше, если, конечно, встречал. Но оно и правда очень знакомое, поэтому Чимин переспрашивает: — Ты назвал его Пейто? — Да, а что такое? — приятель внимательно смотрит на рыжего и абсолютно не понимает его. — Нет, мне показалось, — натянуто улыбается Пак, решая не впутывать приятеля в свои личные проблемы. Но любопытство оказывается сильнее рыжего, он не может просто так сидеть, когда может узнать что-то стоящее и интересное. — Слушай, а Геката… Это не тот бог, который властитель тьмы и ночи? Я просто слышал как-то о нём, когда пришёл устраиваться на работу. — Да, ты прав, Чимин, это он. Только теперь это не просто властитель ночи, а самый опасный враг. Уж не знаю, о чём думает властитель Аида, раз позволяет ему такое. — Ты о чём? Парень лишь вздыхает, понимая, что в двух словах всё не рассказать. Он решает рассказать самую суть, не вдаваясь в подробности, которые Пак всё равно через минут пять забудет. — Ходят слухи, что раз в тысячу лет рождается человек с необыкновенной силой, сравнимой с силами Зевса или Аида. Если он сможет развить свои способности, то даже они не будут способны его победить. Этот человек будет являться оружием в руках олимпийцев или же в руках жителей подземного царства. Всё зависит от того, кто первым найдёт его и заберёт себе. — А зачем им, — Чимин замолкает, потому что голос неожиданно садится, — такая мощь? Что они с ней будут делать? — А вот это, Чимин, самый главный вопрос. Тут уж как пойдёт. На Олимпе явно не используют эту силу во благо зла, а если это царство Аида, то не знаю. Кто-то на хвосте принёс слушок, что этот самый Геката хочет перевернуть всю жизнь двух миров. Он хочет освободить заключённых в Тартаре Титанов, чтобы повергнуть Зевса. Приятель замолкает, а Пак кусает губу и смотрит куда-то под ноги. Это и правда больше похоже на лживый слух, чем на правду. Ему не хочется думать, что какие-то войны, перевороты могут ожидать его в скором будущем. — Глупость какая-то, — хмыкает рыжий, нарушая тишину. — Может, глупость, а может, и нет. Не зря же началась подозрительная активность со стороны этого бога. Ты приглядись, Чимин, к своим коллегам, друзьям и просто к окружающим. Ты же живёшь в царстве мёртвых. Тебе проще всё узнать. — Ты о чём? — Пак уже напрягается, чувствуя во всём этом подвох. — Не замечал ли ты за кем-нибудь странного поведения? Может, ты испытывал чувство страха, присутствия какой-то мощи и так далее? Чимин отрицательно машет головой. Слишком быстро и резко, чем вызывает слабую улыбку на губах рядом сидящего парня. Пак же не может улыбаться. В голове первый день встречи с Юнги, его резкие перемены настроения, не поддающееся логики поведение, тёмная дымка вокруг него и чёрные глаза, а ещё слова, которые он сказал в последнюю их встречу: « Есть кто-то третий, невидимый наблюдатель, а может, даже и участник событий. И мы в его игре марионетки». Рыжий уже вскакивает с места и убегает к себе, сообщив приятелю, что ему срочно нужно уйти. Пак быстро пакует вещи. Ему плевать, что ещё осталось половина недели отдыха. Теперь ему точно надо встретиться с Юнги. Пак выбегает из отеля и вскоре уже несётся на повозке домой. «Юнги не виноват» — не переставая, крутится у него в голове.