***
Пак бежит в отделение больницы, где должен находиться Юнги. Он уже сто раз проклял себя и своё легкомыслие вкупе с безответственностью. Он ведь обещал в тот вечер прийти на причал, обещал встретиться и поговорить. Возможно, если бы Пак тогда пришёл, Юнги сейчас бы не лежал в больнице. Чимин даже боится подумать в каком он состоянии, раз уже там полторы недели валяется. Одна из медсестёр отводит его к палате, за дверью которой должен находиться Мин, и тут-то вся удаль и смелость Пака куда-то улетучивается. Он в нерешительности застывает около больничной двери, боясь зайти и увидеть Юнги. Просто увидеть. Дверь со скрипом приоткрывается, и Чимин проскальзывает внутрь. Если бы он был живым человеком, Чимин уверен, его бы сердечко предательски быстро застучало в этот момент, но он давно умер, поэтому парень спокойно подходит к кровати старшего и не чувствует в груди щемящую боль. Хоть в чём-то есть плюс Бога смерти. Юнги никак не реагирует на вошедшего, лёжа на боку, лицом к стене. В руках парня оказывается книга, а в ушах беруши. Паку становится очень стыдно и противно от самого себя, когда он видит перевязанное плечо, израненную грудь, ссадины, которые уже начинают сходить с лица брюнета. Будь Чимин там, всё могло бы быть по-другому. Лицо у Юнги уставшее, измученное и глаза какие-то пустые быстро бегают по строчкам книги. Чимин пытается успокоить себя тем, что Юнги это заслужил. Пак тоже настрадался, но вот как-то не выходит у рыжего поверить собственным оправданиям, когда он в очередной раз опускает взгляд на брюнета, лежащего на койке такого больного и одинокого. Чимин боязливо касается руки парня, а тот устало поворачивает голову, видимо, ожидая увидеть очередную надоедливую медсестру. Но, когда его взгляд сталкивается со взглядом Чимина, выражение лица старшего вмиг меняется. Чимин готов поклясться, что тысяча и одна эмоция успела проскользнуть на лице старшего. В глазах Мина удивление, сменяемое смущением, стыдом и радостью. Юнги правда не может поверить, что к нему пришёл Чимин, он протягивает свою руку к нему, и поначалу Пак пугается, вздрагивая, когда Юнги берёт его ладошку в свою. Избавив себя от беруш, он поудобнее усаживается на кровати и старается улыбнуться Паку. — Привет, — решает начать разговор Чимин, но что говорить дальше не знает. Что-то вроде «Скучал?» или же «Знаешь, те изнасилования были не изнасилованиями с твоей стороны» выглядит это как-то глупо и несуразно. Поэтому он так и сидит, опустив глаза и пряча улыбку на губах от брюнета. Тот тоже молчит, ибо у него такая же ситуация, что и у Чимина, он гладит пальчиками ладонь Пака, стараясь запомнить эти ощущения, его нежную тёплую кожу на своей. Не факт, что ему скоро выпадет такая возможность потрогать этого миленького паренька, если она вообще выпадет. У Юнги снова мутнеет в глазах, и он шипит, жмурясь и откидывая голову на подушку. — Юнги? — рыжий тут же подскакивает с места и уже порывается бежать за помощью, но брюнет его останавливает. — Они меня уже достали, — морщится он, тяжело дыша, — так что давай без них. Вот при жизни мне врачей мало было. — Ты точно в порядке? — голос у Пака дрожит, Юнги это слышит и начинает улыбаться, хоть и тяжело. — Ты лучше скажи, что здесь делаешь и зачем вообще пришёл? Я думал, ты сейчас на Олимпе отдыхаешь. Чимин замолкает, мнётся, такие новости он даже не знает, как и сказать. — Я не знаю с чего начать, хён… — Я думаю, что с того, что ты меня простил. — Откуда ты знаешь? — Чимин смотрит удивлённо на Юнги и ждёт вразумительного ответа, а смущение куда-то тут же уходит. — Просто ты меня не называл хёном пока обижался. И что же послужило причиной такой перемены? Пак присаживается поближе к парню, а тот начинает внимательно слушать рассказ Чимина от самого начала до самого конца. Пак оправдывается, почему не пришёл в тот день на пристань, рассказывает, что делал на Олимпе и почему вернулся так рано, а также пересказывает то, что услышал от своего знакомого про Богов смерти. Последнюю историю Юнги слушает очень внимательно, кивает парню и что-то уточняет. Пак заканчивает свой рассказ, замолкая и только смотря на усталого Мина. Слова Чимина неприятным осадком застряли в душе Юнги. У него уже почти сложилась вся картина происходящего, ему осталось найти главный кусочек пазла, который поставил всё бы на свои места. Он боится, что этим главным кусочком пазла окажется именно он. Ибо не бывает так, не может же быть столько совпадений. А ещё Чимин… Старший думает, что успело придумать себе это рыжее чудо о нём и о всём происходящем в целом. Вдруг он испугается его, если подумает, что та пешка в руках Тэхёна и Чонгука — он? А что если Пак возненавидит его за это? Юнги смотрит на Чимина, а тот так нежно улыбается ему, нервно теребя край одеяла, и Мин наконец понимает, что ни за что Пак его не возненавидит. Он сам пришёл к нему в больницу, простил за случившееся, что может быть лучше? — И что ты сам думаешь об этом, Чимин? Кого подозреваешь в связях с этими Богами смерти? Рыжий только пожимает плечами. — Я не знаю. Юнги, я правда боюсь всего этого. Мне плевать, кто этот парень и плевать на то хороший он или нет. Я просто не хочу, чтобы тебя туда впутывали. Эти странные интриги добром не кончатся. Юнги облегчённо вздыхает. Чимин не думает на него. Младший сам не замечает, как гладит брюнета по больному плечу, а Юнги становится легче от его прикосновений. Волшебство, честное слово! — Чимин, скажи, ты случайно не волшебник? — брюнет улыбается, а Пак смущается под его пристальным взглядом. — Ты о чём, Юнги? Мы как бы Боги смерти. — Просто, когда ты рядом, — Юнги приподнимается на кровати, и ему хватает сил придвинуться ближе к рыжему так, что он чувствует его дыхание на своих губах, — я чувствую себя намного лучше. Чимина кроет от этого чуть хрипловатого и в то же время нежного голоса, от тёплого дыхания, опаляющего губы. Рука Мина оказывается на затылке младшего, она гладит его по голове и шее, притягивая Пака чуть ближе к себе. Рыжий прикрывает глаза, этот момент кажется таким волнительным и долгожданным. — Можно тебя поцеловать? — шепчет Юнги и осторожно касается тёплых губ Чимина. Младший не сопротивляется, напротив, он отвечает, укладывая ладони на лицо брюнета, обхватывает своими губками его нижнюю губу, посасывает её, хихикает в поцелуй, когда Юнги щекочет его подбородок своими пальцами. Они целуются нежно, неторопливо, пытаясь запомнить каждую секунду и продлить сладкий момент. Парни отрываются друг от друга красные от смущения, со сбившемся дыханием и глупыми улыбками на лице. — Юнги, — шепчет Пак, пока старший касается губами его носика и покрывает поцелуями шею. — Ммм? Ты чего, рыжик? — Прости. Юнги укладывает свою голову на плечо младшего и щекочет своим дыханием ушко парня. — За что тебя прощать хоть? — За то, что не пришёл тогда. Ты из-за меня в больнице. — Ох, я правда не понимаю, как такое милое существо могло стать Богом смерти, — Юнги начинает хихикать и кусает парня за плечо. Тот, не ожидая такого поворота, взвизгивает и подпрыгивает на кровати, падая на неё и утягивая за собой Юнги. — Ты снова за старое? — недовольно бурчит рыжий и пытается выбраться из-под Мина. — Тебе вообще-то пять минут назад плохо было. — Я же говорил, что ты волшебник. Когда ты появляешься рядом со мной, я наполняюсь энергией и счастьем. «Тестостероном ты наполняешься, а не счастьем, — думает про себя Чимин, — так и глядишь из ушей полезет.» — Как думаешь, что это? — Твоё природное эго, которое качается где-то в стратосфере, если продолжишь в том же духе, то в твой лоб прилетит чей-нибудь спутник. — А я думал, что это сила любви, Чимина, — шепчет Мин в районе шеи рыжего, отчего тот уже весь дрожит. Он и правда соскучился по нему, а сейчас, узнав, что в тех ужасных поступках Юнги не был виноват, становится так легко и светло на душе, что можно этому наглецу с завышенной самооценкой разрешить чуть-чуть к себе поприставать. У Юнги, действительно, прибавляется сил да на столько, что к вечеру того же дня он с Чимином уговаривает врачей выписать его. Они идут вместе в сторону общежития, Юнги обнимает Пака, крепко прижимая к себе, а тот стучит с недовольной рожицей парня по плечу, смущаясь всякий раз, когда на них слишком внимательно смотрят прохожие. Вечер в общаге всё равно, что слетевшийся рой пчёл в улей. Это пора, когда все её обитатели начинают заниматься своими делами: готовить, играть, болтать — да мало ли чем ещё. — Я думал, что провожаю тебя, — смеётся Мин у двери в свою комнату. — Ты всё ещё слаб, а я не хочу волноваться по поводу того, дошёл ли ты до своей комнаты. — Ты такой заботливый, рыжик. — Я же просил не называть меня так, — Пак снова злится и уже собирается уйти, но старший со скоростью не свойственной богам смерти, разворачивает парня к себе лицом и прижимает к двери. Дыхание в области шеи слишком горячее и возбуждающее. От одного низкого и тихого голоса Юнги у Чимина ноги дрожат, а когда он ещё и вырисовывает своим языком на шее младшего узоры, становится совсем невмоготу, и появляется дикое желание отбросить все свои принципы в сторону, пнуть эгоистичную и истеричную частичку себя и отправить в полёт внутреннюю стерву, разрешая Юнги делать с ним всё, что вздумается — Ты точно не хочешь, чтобы я тебя так называл? — переспрашивает всё тем же голосом Юнги, а Пак кивает. — Может зайдёшь? — Чтобы ты меня на своей кровати раком поставил? Нет уж, Юнги. Если думал, что раз я тебя простил, то сразу запрыгну к тебе в кровать, то ты ошибся. Фиг тебе, а не секс. Внутри Пак орёт на себя, потому что сам этого хочет, но тупая гордость, которую ничем не придушить в купе с дурацкими принципами о том, что всё слишком быстро и неправильно, заставляют Чимина говорить именно так. Тем более надо же ему зубки свои показать, а то так вообще примут за пушистого хомячка. — Я и не планировал, — хмыкает Юнги, отстраняясь. — Просто подумал, что неплохо было бы вместе поужинать. Я не припомню, чтобы мы так сидели в тихой и уютной комнатке, пили чай и никуда не спешили, ни о чём не думали. — А твой сосед не будет против? — осторожно интересуется Пак, а Мин впускает его в свою обитель, отчего Чимин медленно выпадает в осадок. Рыжий даже не думал, что у этого засранца будет такая просторная комната, да ещё и без надоедливого соседа. Чимин иногда задумывается о том, за какие такие заслуги Юнги достались привилегии и роскошные условия жизни. Разобрав некоторые вещи, они оба отправляются на кухню, ибо кушать хочется, а Мин Юнги, чтоб его с Цербером посадили играть, запросил у Чимина домашних блинчиков. Вот ни в какую домашние — и всё. Юнги всё это время готовки сидит на стуле, наблюдая за пыхтящим около плиты Паком и за его потугами испечь блины, в тихую поедая тесто для блинов, чем вызывает негодования младшего. А тот ничего поделать не может, он же больной у него. «Больной на голову» — отмечает про себя Пак, продолжая жечь блины. — У тебя, кажется, опять он горит, — решает подметить Мин, за что ему чуть не прилетает в нос лопатка Чимина, которой он всё это время орудовал. — Я же говорил, что не умею печь! — злится он всё сильнее, а его злость с самого первого дня забавляла Юнги, и даже сейчас он не кажется грозным, а милым, скорее всего. — Чимина, не обижайся, — Юнги поднимается со своего стула, наступая на Пака до тех пор, пока тот не врезается попой в тумбу около стены. — Ты просто прекрасно готовишь. Если бы ты только знал, какой сексуальный, когда так сосредоточенно орудуешь около плиты, — Чимин упирается ладошками в его плечи, шипит, ибо кухня общая и любой может зайти, но Мину как-то плевать, он прижимает Пака к себе всё ближе, целует в губы, а руки опускает на ягодицы. И если бы не шум и тихий смешок совсем рядом, то вряд ли бы для Пака всё это кончилось добром. — Оу, как горячо-то, — смеётся один парнишка, вошедший на кухню. — Вон уже от блинов одни угольки остались, — вторит ему второй. — А ну завались, мелочь! — Пак грозится им своей лопаточкой, но Юнги перехватывает его руку за запястье, заставляя успокоиться и замолчать. — Ребят, вы что-то хотели? Просто мы как бы немного заняты. — Мы хотели готовить, но раз тут занято, то мы пойдём. И с глупыми смешками они удаляются, а Чимин наконец отталкивает наглого брюнета. Рыжему никогда так ещё не было стыдно. А ему ведь здесь ещё жить. Вот что теперь о нём подумают? И ещё слухи поползут! Кошмар! Чимин давится своими горелыми блинами в комнате Юнги в то время, как тот поедает блины собственного приготовления. Он смотрит на скривившегося от вкуса Пака и предлагает ему свои блины, но тот из-за упёртости своей отказывается и снова пихает их в рот. День оказывается для Юнги и Чимина слишком прекрасным, слишком счастливым. Уже давно за полночь, а они сидят на кровати Юнги и молчат. Мин даже не пристаёт, что одновременно странно и приятно. — Может, останешься? — тихо спрашивает Юнги и, замечая осуждающий взгляд Пака, продолжает. — Просто поспать вместе. А то вдруг мне без тебя снова плохо станет. Чимин улыбается хитро так и тянется за поцелуем. Он издевается над старшим, ручками опускаясь на его бёдра, подбираясь всё ближе к паху. Юнги чувствует, как кровь начинает приливать вниз, и стонет в поцелуй. Пак отстраняется от Мина, довольно облизываясь. — Нет, Юнги-хён, я пойду. Ты просто ложись спать. И ничего не будет, обещаю, — с этими словами рыжий выбегает из комнаты, хохоча, ибо лицо Юнги в этот момент нельзя было описать и в десяти словах. Чимин оказывается ещё тот дьяволёнок с ангельским личиком. В комнате Пака горит свет, значит, Хосок ещё не спит. Чимин тут же стыдливо вспоминает, что должен был приготовить ужин для хёна, и останавливается около самой двери. — Пак Чимин! — доносится из комнаты. — Твои шаги неокрепшего жеребёнка слышны за километр! Младший лишь вздыхает и открывает дверь, стараясь не смотреть на Чона. Тот лежит на свой кровати, закинув ногу на ногу, и что-то читает. Он не смотрит в сторону Чимина, и это чуть-чуть успокаивает рыжего. Пак уже собирается ретироваться в ванную, но Хосок его останавливает. — Когда-нибудь я отшлёпаю тебя за непослушание, — улыбается старший и смеётся. Чимин тоже улыбается, видя такого доброго хёна, но улыбка старшего быстро исчезает, и он спускается с кровати вниз. Лицо у него слишком серьёзное. — Чимин, ты был с Юнги? От этого вопроса младший вздрагивает и начинает краснеть. — Хоби-хён, ну правда, я же уже взрослый, — недовольно произносит Пак, а в ответ слышит злое сопение Чона, а потом его прижимают к стене. — Ты всё такой же дурак, — шипит Хосок куда-то в шею Пака. — Ты забыл, чем обернулись твои прошлые встречи с ним? — Но он изменился! Он не виноват! — начинает оправдываться Чимин, но замолкает, понимая, что сказал глупость, лишнюю глупость. — А теперь подоходчивей, пожалуйста, — чуть смягчается старший, отходя от Пака. — А что тут можно ещё рассказывать? Вот не виноват он. Всё! Он бы и рассказал всё Хосоку, но не хочет, чтобы тот узнал о том, что происходит вокруг Юнги. Если Чон узнает, то, скорее всего, посадит Чимина на цепь и будет водить с собой во избежание встреч с Мином. Пак ложится на кровать, игнорируя старшего, который всё также стоит посередине комнаты и пытается осмыслить услышанное. — Просто поверь мне, — шепчет из-под одеяла Пак, — ты же мой друг. А Хосоку ничего не остаётся, кроме того как поверить Чимину. Он же его друг.***
Проходит ещё несколько дней. Юнги может назвать их самыми прекрасными днями, потому что ни он, ни Чимин не работают: Юнги в силу своей болезни, а Чимин по причине ещё не закончившегося отпуска. Они проводят много времени друг с другом, Юнги даже учит рыжего печь блины, а потом они вместе пытаются отмыть плиту, которая после их готовки похожа на измазанную сажей печь. А по общаге уже гуляют слухи об отношениях Чимина и Юнги. Не всегда лицеприятные, они не нравятся ни Чимину, ни Юнги, а в особенности не нравятся Хосоку. Его просто это выводит из себя. Он не понимает, что этому уроду Юнги нужно от Пака. Чон боится, что всё это кончится плохо, а запретить общаться с ним не может. Хосок же видит каким счастливым возвращается каждый вечер младший от Юнги. Так что он просто молчит и старается меньше говорить с рыжим. Но вот отпуск подходит к концу, а Юнги полностью восстанавливается. Работа зовёт. Чимин снова сидит с Хосоком в холле, сейчас они смеются и болтают о всякой чепухе, чему Чон невероятно счастлив. Счастье уже то, что тут нет этого Юнги. В помещении раздаётся голос их начальника, оповещающий всех о том, что скоро пройдёт небольшое собрание. Работники что-то недовольно обсуждают, но всё же приходят и ждут появления мужчины. Он не заставляет себя ждать и вбегает к сотрудникам чрезвычайно счастливым. Вот если бы только знать такой повод для радости… — Итак, дорогие мои друзья, — начинает радостно он. — Я знаю, что к нам недавно пришли новые сотрудники, а также знаю тех, кто тут трудится уже почти полгода и сумел показать себя как ответственный и прилежный сотрудник. Я обещаю всем этим новичкам премию, а ещё разгружу рабочий день, чтобы не так вам много работать было. По холлу прокатывается волна радостных выкриков, все так и жаждут попасть в этот список. Директор начинает оглашать имена и вызывать лучших сотрудников-новичков к себе. Среди них оказывается и Пак. Он смущается, когда на него смотрят слишком много людей, но в то же время чрезвычайно горд собой, как и Хосок, который громче всех кричит Паку и машет с дивана руками. Затем мужчина вызывает к себе и новичков, которые пришли на работу буквально месяц назад. Юнги тоже здесь. Он стоит по другую сторону от директора, но даже так умудряется доставать бедного Пака. Тот шипит на него и смущённо прячет глаза от толпы. — Итак, мои отличнички-работнички, чтобы вам было не так трудно я даю вам этих новичков. Вы будете с ними работать бок о бок в течение месяца, обучать их всему тому, чему вас научили ваши наставники. Конечно, ребята уже успели поработать, но мы им давали до этого только письменную работу или самые элементарные задания, а сейчас им пора заняться настоящим делом. Тем, что положено Богу смерти. Поэтому, ребятушки, позаботьтесь о них. Сделайте их такими же прекрасными сотрудниками, как вы сами! Мужчина говорит о распределении пар и Чимин не может поверить своим ушам. — Пак Чимин, ты будешь работать с Мин Юнги. — Что?! — возмущается Пак, чем привлекает внимание, и тут же замолкает. Он, конечно, не против, почти не против этого сотрудничества. Напарник Мин Юнги — сущее наказание. Он же будет всё время над ним издеваться и приставать. Пак видит, как широко и довольно улыбается брюнет, и поднимает глаза вверх, мысленно вопрошая о том, что он сделал такого при жизни, что ему в помощники достался парень с самооценкой выше, чем самая большая гора на планете Земля. Он переводит взгляд на остальных и видит, что не один он не доволен таким распределением. Хосок тоже сидит поникший и чуть-чуть сердитый. Директор покидает сотрудников, и все разбредаются по собственным делам. И тут, как обычно, Чимин чувствует такой смачный шлепок по своей настрадавшейся попе, уже зная, кто за его спиной. — Мы же сработаемся, Чимина? — тянет довольно Мин, притягивая Пака ближе к себе.