Бог смерти: путь к Олимпу

Маленькие тёплые пальчики прошлись по голой груди, а рыжий парнишка закопошился, завозился под боком и стал щекотать своим дыханием шею Хосока. Было ещё ранее утро и на работу можно было не спешить. Чон не спал, он наблюдал за спящим Чимином, который так мило сопел во сне, дул губки, копошился, обнимал его — и это всё было высшим наслаждением и счастьем для парня. Хосок осторожно погладил младшего по голове, отчего тот стал улыбаться и ещё ближе прижался к боку парня. Из груди Чона вырвался тяжёлый вздох. Он был одновременно жутко счастлив и ужасно несчастен. В голове снова проносятся воспоминания недельной давности. Хосок прокручивает тот эпизод жизни, который стал роковым для них обоих, эпизод, где Чимин, проснувшись, склонился над ещё спящим Хосоком и стал его осторожно гладить по голове, стараясь не разбудить и улыбаясь нежно. Хосок помнит, сколько любви тогда плескалось у рыжего парня в глазах. Когда Чон почувствовал на своей коже прикосновения мягких пальчиков, он в первые секунды подумал, что умер и это его личный уголок рая, но потом, вспомнив, что уже мёртв, решил не открывать глаза, боясь спугнуть это призрачное счастье. Но Чимин не ушёл ни спустя минуту, ни пять, ни даже десять. Он сидел на краю постели Хосока и наблюдал за ним, скорее всего, Пак догадался, что Чон уже не спит, но почему-то не особо спешил уходить. Это слегка напрягало Хосока, ибо он не понимал, что же такого произошло за один единственный вечер, что Чимин так резко изменил своё отношение к нему, причём сильно таки. Мир Хосока рухнул и возродился заново, когда те самые пухлые губы, которые Пак так часто обиженно надувал из-за подколов Чона, коснулись его собственных в трепетном, нежном поцелуе. Кажется, в тот момент старший забыл, как дышать, и из-за сильных эмоций распахнул глаза, наблюдая за смущённым Паком, глаза которого были прикрыты, а он продолжал целовать. — Доброе утро, — звучит радостно, нежно, в голосе ни ноты раздражения или презрения вперемежку с обидой. — Доброе, — Хосок даже не знает, как реагировать на такое, поэтому решает сам дождаться объяснений от Пака. — Я подумал, что поцелуй будет лучшем средством, чтобы разбудить тебя, — рыжий улыбается смущённо и опускает глаза, комкая край одеяла. — Тебе не понравилось? — он вскидывает взгляд, в котором плескается океан преданности и любви, на Чона, а Хосок тонет в них. Он захлёбывается в мире собственных иллюзий. Слишком нереально видеть такого Пака рядом. Когда же он замечает, как парнишка рядом с ним чуть ли не расплакаться готов из-за смущения, видимо, решив, что поцелуй был лишний, или же, что Хосоку он не понравился, Чон спешит ответить младшему: — Чимин, я никогда не просыпался таким счастливым, — и руки обхватывают его плечи уже не боясь, что тот оттолкнёт. Пак улыбается смущённо, пряча раскрасневшееся лицо на его плече. А когда Чон просит немного нерешительно поцелуй, то рыжий не возражает, он сам поддаётся навстречу прикосновениям, обхватывая ногами бёдра старшего и разрешая ему целовать себя страстно, пошло и так желанно. Чон уже десять минут тупо смотрит в потолок и не сразу понимает, что Пак давно проснулся и влюблёнными глазками смотрит на него. Он не решается нарушить покой старшего, поэтому просто гладит его по груди, выводя пальчиками узоры на коже. Наконец Хосок замечает активность со стороны рыжего и, улыбаясь, целует того в макушку. — Прости, Чиминни, я просто задумался. — Да ничего, хён, — младший жмётся ближе, смотря ещё немного сонным взглядом на парня. — Ты красивый, когда вот так лежишь, о чём-то задумавшись. Тебя хочется целовать снова и снова. И как в подтверждение своим словам, Чимин приникает губами к груди старшего, прокладывая нежными поцелуями дорожку вниз до самого живота, отчего дыхание Хосока сбивается, и он чувствует, как начинает возбуждаться. — Погоди, Чиминни, ты чего это с утра пораньше? — он улыбается натянуто, потому что в голове мысли слегка неприятные роятся, а Чимин, видимо, не замечает этого, ибо слишком увлечён. — Просто хочется, — шепчет в ответ, проводя ладонью вниз и сжимая через шорты возбуждённую плоть старшего. А Хосок снова вспоминает тот день, когда услышал от Чимина те заветные слова, которых ждал больше года, но почему-то они тогда больше не обрадовали парня, а скорее, напугали и привели в замешательство. Пока Чимин начинает копошится на кровати, стягивая одеяло с Чона, тот отчётливо слышит «Я люблю тебя, Хосоки-хён!» в своей голове голосом Пака, а потом и его смущённое лицо и чуть испуганный взгляд. Старший тогда никак не мог понять, что заставило его это сказать, он решает переспросить у парня, будучи неуверенным, что ещё не сошёл с ума, а в ответ снова слышит слова любви. — А как же Юнги? — задаёт вполне логичный вопрос Чон, на что Пак морщится и только усмехается. — Юнги? О чём ты? Фу! Ненавижу его! Хосок, — парнишка прижимается ближе, целует его куда-то в шею и сопит, — я не знаю, что со мной было. Мне противно вспоминать то, что связано с Юнги. Он просто ужасен. А ты самый прекрасный на свете. Видимо, именно тогда Чону и сорвало крышу, он хоть и понимал задним умом, что что-то здесь не так и что Чимин никогда бы так не сказал про того, кого, мягко говоря, недолюбливает, ибо он не такой, тем более не сказал бы так про Юнги, но желание быть любимым взаимно, быть любимым Чимином оказывается сильнее. Он помнит каждую секунду той ночи, каждое прикосновение к коже Пака, каждый его стон, ранее запретный, вспоминает изгибы его тела, тяжёлое дыхание и пальцы, сжимающие хосоковы плечи. Казалось, что вот оно — счастье! Казалось, что наконец Хосок получил заветный подарок, осуществил долгожданную мечту, но нет. Всё было не так просто. Стоило им рухнуть на кровать после горячего секса, Чимин тут же отключился и, прижавшись к боку Чона, засопел. Хосок же решил понаблюдать за этим милым существом. Он смотрел, как рыжик улыбается во сне, что-то нечленораздельно бормочет, и это выглядело так мило и забавно. Но вот младший начинает хмуриться, пальчики сильнее сжимают руку Хосока, а тот, решив его утешить и избавить от кошмаров, гладит по голове. Чимин и правда успокаивается, лицо рыжего снова становится беззаботным, и Хосок отчётливо слышит то, чего боялся больше всего на свете. Чимин дышит учащённо, улыбается самой нежной улыбкой. — Юнги, Юнги-хён, Юнги. « Правильно ли я поступаю? — снова задаётся вопросом Хосок, лёжа на кровати. — Ведь с Чимином что-то не так! Почему же тогда я не спешу выяснить причину этого странного поведения?» Его выводят из собственных мыслей губы, которые обхватывают головку члена, и Хосок невольно стонет. Он опускает взгляд на Пака, который слишком развратно смотрит прямо в глаза, двигает головой, практически полностью заглатывая его плоть. И с Чимином же правда что-то не так. Хосока как обухом по голове бьёт, ему становится вдруг противно от самого себя. Противно, что он так нагло и эгоистично использует Пака, который, похоже, не соображает, что вообще творит. Разве он может после этого считать его своим другом, а уж тем более разве он может претендовать на взаимность с его стороны? Чимин смотрит на парня недоумённо, когда он отталкивает его от себя, дышит тяжело, видно же, что возбуждён, но продолжает удерживает младшего на расстоянии. — Я сделал что-то не так? — звучит так невинно из уст рыжего и он глупо хлопает глазками. — Прости, — Хосок почти что хрипит и, улыбаясь, гладит парня по голове. — Просто я не хочу. Давай потом? Чимин только кивает в ответ, всё равно не понимая, что такого случилось, и наблюдает за тем, как старший скрывается в ванной. «Я определённо совершаю ошибку»

***

— Так куда мы идём? — Юнги чуть-чуть раздражён и совсем малую часть напуган. Тэхён сказал прийти ему к их аудитории рано утром, ибо о чём-то хотел с ним поговорить, но вместо разговора он повёл его по каким-то тёмным коридорам огромного здания, о которых, наверное, никто и не знал. Всё это чрезвычайно не нравилось Юнги, а когда они начали спускаться куда-то вниз по лестнице, Мин вообще засомневался стоило ли соглашаться на всё это. Определённо, Киму нельзя было доверять и вот сейчас, блуждая по какому-то подземелью, Юнги это ясно основал. — Чонгуки! — кричит ласково Тэ, отчего Юнги кривится. Этот милый и любвеобильный Тэхён идёт вразрез с тем Тэхёном, который готов был расчленить каждого в радиусе пяти километров всего полдня назад. Они проходят в большой зал и Мину становится не по себе. Это полутёмное помещение с огромными колоннами и свечами вдоль стен было ему не понаслышке знакомо. Юнги не боится, нет, ему просто жутковато находиться снова здесь. Он помнил, как впервые увидел в этом месте Тэ и Чонгука, и это была не самая приятная встреча в его жизни. — Тэхён, ещё раз так назовёшь меня, — из соседней двери появляется тот самый Чонгук, он бросает злой взгляд на Кима и не сразу замечает Юнги. — Ну, тише, ты такой прекрасный, когда злишься, — едкая улыбка на губах и Тэ обвивает шею брюнета руками, вовлекая страстный поцелуй. Мину кажется, что его сейчас стошнит от этих телячьих нежностей, он громко прочищает горло, тем самым заставляя двоих страстно влюблённых оторваться друг от друга и обратить своё царское внимание на скромную персону Юнги. — Я надеюсь, что ты меня позвал, Тэхён, не за тем, чтобы я смотрел на то, как вы обжимаетесь. На лице Чонгука играет какая-та хитрая улыбка, он усмехается и, приобняв Тэ, приближается к Мину. — Кажется, кто-то стал смелее? Что? Неужели так действует осознание своего могущества? — Просто бесит, — честно признаётся Юнги, готовый получить сильный удар в ответ, но его не следует. Чонгук только хихикает, опустив голову. — Так ты договорился? — немного раздражённо обрывает его тихий смех Тэ, за что его несильно шлёпают. — Да, и нам уже пора. Так что, — он смотрит на Юнги и снова усмехается. Мину хочется врезать, ужас как хочется врезать этому Чонгуку, но он понимает, что пришёл сюда не просто так, а с конкретной целью — вернуть Пака, и поэтому сейчас даже не смеет что-то возразить. — Так что, Юнги, не советую тебе спорить со мной или же начинать качать свои права. Если хочешь вернуть себе Чимина, — он наклоняется ближе к парню, а тот не смеет и шевельнуться, — а ты хочешь его вернуть, то придётся играть по нашим правилам. Ясно? Юнги кивает. — Вот и отлично! Тэхён, — обращается он к парню, которого всё так же обнимает, — сколько он уже без него? — Чуть больше недели, но это если говорить о полном прекращении их отношений. До этого они, судя по его лицу, не общались ещё где-то пол недели. — Да, — тянет Чонгук, разглядывая измученное лицо Мина, его мутные глаза с огромными под ними синяками, всего осунувшегося, словно парню осталось жить пару дней, — сильно же тебя потрепало. Как ты ещё на ногах-то стоишь? — А не должен? — недовольно бросает в ответ Юнги, ибо такое внимание ему совершенно не нравится, бесит, что этот странный парень так внимательно разглядывает его. — Нет, почему же? Просто ты забавный. Юнги хочет на это что-то сказать, но Чонгук уже идёт куда-то в обнимку с Тэхёном и кричит Мину, чтобы тот следовал за ними. Они едут в совершенно другую часть города, о которой не знал и сам Мин. Там они спускаются снова в какое-то тёмное помещение, и Юнги уже решает, что здесь у всех пунктик на мрачных зданиях с огромными подвалами. Они проходят в огромную комнату, которая вопреки всем ожиданиям Юнги оказывается светлой и просторной. Здесь тихо, лишь какие-то шумы, напоминающие звуки швейной машины, нарушают царящий покой. Юнги разглядывает белые потолки, стены, увешанные странными полотнами, не сразу понимая, что это отрывки из жизни разных героев Олимпа. Здесь и Геракл, борющийся с Лернейской гидрой, и Одиссей, прибывший к острову волшебницы Калипсо, и Прометей, который предупреждает об приближающемся Всемирном потопе сына Девкалиона. На огромных полотнах Юнги видит всю их жизнь: от рождения, до смерти. Он даже не сразу замечает, как к ним выходит девушка, которая мило улыбается, а затем обнимает Чонгука. — Это и есть он? — спрашивает незнакомка, глядя на Юнги. — Да, правда он такой невоспитанный, грубый и слишком своенравный. — Ты был таким же, Чонгуки, — мило смеётся она, а затем зовёт их в другую комнату. — Вот то что вам нужно, — она улыбается и спешит удалиться, ибо её позвал чей-то женский голос. — Чего она так хорошо выглядит? — Тэхён не на шутку нервничает, зло смотрит на Гука, а тот довольно ухмыляется. — Просто Атропос* не хочет показаться непривлекательной нашему гостью. Юнги злится на то, что с ним обходятся, как с малолеткой, но упорно молчит, надеясь, что все его усилия, страдания и потраченные нервы ушли не в пустую, и он сможет добиться возвращения Чимина. — Ну да, — злобно хмыкает Тэ, — в тихом омуте черти водятся. Чонгук, меня иногда жутко бесят твои сёстры. Но Тэхён быстро меняет гнев на милость и уже внимательно разглядывает чьё-то полотно. — Да вот же, смотри! — тычет он Чонгука, а Юнги пока ничего не понимает, тоже начиная разглядывать изображения. Его как током прошибает. Вот он видит Чимина ещё младенца такого милого и пухлощёкого, смотрит дальше — и вот Чимин уже подросток, красивый и, как всегда, чрезвычайно обидчивый. Он пробегает глазами дальше и пугается, когда видит изображение его Чимина со шприцом в руке, потом ещё одно похожее на предыдущее, а затем много крови, пустое лицо Пака и лезвие от бритвы на полу рядом с одним из использованных шприцов. Нить, из которой было сплетена эта картина обрывается, а затем начинается новая, и здесь Юнги видит уже рыжего Пака, который стоит возле Хосока, потом видит, как Чимин забирает душу у первого человека, потом у второго, третьего… А потом он сталкивается с самим собой на изображении, где его убивает Чимин. Весело, конечно, да. — Юнги, смотри, — его дёргает за рукав куртки Тэ, заставляя отвлечься от таких интересных мыслей. — Чего? — Вот, — парень тычет куда-то на конец полотна, и Юнги наконец замечает то, о чём говорит Тэ Его Чимин сидит на каких-то качелях, а рядом с ним стоит высокий незнакомый Мину парень. Потом видит их странное прощание и вот уже Чимин обнимается с Хосоком. Юнги отворачивается, потому что не может смотреть на то, что изображено дальше. Гнев снова охватывает парня, и он готов убить Хосока, потому что Чимин принадлежит ему, он не смел касаться его. Не смел… — О-о, всё с тобой ясно, — хихикает Ким, замечая состояние Юнги. — Ревность, как же это прекрасно! Так вот, ревнивец ты наш, приглядись к этому парню, — Тэхён снова заставляет Мина повернуться и тычет в незнакомца на полотне пальцем. — И что нам это даёт? — А то, что именно после этой встречи Чимин переметнулся к этому, как там его… А! Хосоку! — Даже не произноси при мне его имя, — скалится зло Юнги за что получает по голове от Чонгука. — Ладно, будем звать его «Это». Так вот, судя по всему именно этот парень и переменил отношение Чимина к тебе. — Каким, интересно, образом? Тэхён на секунду задумывается, но тут вмешивается Чонгук. — Тэ, кажется, олимпийцы стали что-то подозревать. Чёрт, почему мы не можем узнать, о чём они там говорили? Так было бы намного проще. — Да, — соглашается с ним Тэхён, задумчиво разглядывая загадочного парня на полотне. — Знать бы о чём они говорили. Мы бы тогда половину дела, считай, сделали бы! Чонгук, — внезапно начинает Тэ, а сам улыбается довольно так, словно уже всё решил, — послушай, я, кажется, знаю, кто это. Только мне нужны будут Пейто и Потос. Чонгук кивает его словам, и они куда-то уходят, а Юнги так и стоит возле полотна, где прописана вся жизнь Чимина. Это такое странное чувство — видеть как на ладони всю жизнь своей второй половинки: его рождение, его смерть, а затем видеть в роли бога смерти. Юнги перескакивает неприятные ему сцены с Хосоком и смотрит дальше. Он останавливается у самого края полотна, и ему становится жутко страшно. Иголка с длинной нитью покоится в полотне, а на самых последних стежках видно, как какой-то парень, Юнги не может рассмотреть, кто это, падает без чувств на землю, а Чимин оседает следом и прижимает бездыханное тело к своей груди. Кто-то сбоку хочет докричаться до рыжего, видимо, пытаясь предупредить, что оставаться тут опасно, но он их не слушает, машет отрицательно головой, не желая уходить и оставлять здесь этого парня, а потом яркая вспышка и пустота. Мин пытается рассмотреть ещё что-нибудь или хотя бы понять, кто этот парень на коленях Пака, но всё бестолку. Его пугает ещё то, что эти кадры находятся не так уж и далеко от сегодняшних событий. Выходит, что Чимин скоро умрёт? Но разве такое возможно? Это же абсурд! Он уже мёртв! Юнги выводит из мыслей голос Тэхёна, и ему приходится покинуть эту комнату, вернувшись к Чонгуку с Тэхёном, так и не решившись спросить у той девушки, что значат последние картины на этом полотне. — Юнги, нам будет нужна твоя помощь завтра, — сообщает ему Тэ, — сегодня можешь не приходить на занятия, отдохни. У тебя и так сил немного. — С чего вдруг такая забота? — с недоверием смотрит на Кима Юнги. — Потому что ты нам нужен полным сил и энергии, — шипит Тэ, но быстро смягчается. — Тэхён, можешь мне ответить на один вопрос? Парень кивает, но не на шутку удивляется такому поведению Юнги. — Скажи, там, где мы были… — Это место работы Мойр*. Надеюсь, объяснять, кто они такие тебе не нужно? Мин отрицательно мотает головой. Он выглядит поникшим и лишённым последних сил. Тэ это, конечно же, замечает, но спрашивать, в чём дело, не спешит. — А то, что ты видел, это кадры из жизни твоего Чимина. Нам нужно было посмотреть один из эпизодов, чтобы прояснить ситуацию с Хо… Этим. — Тэхён, я не об этом, — уже вернувшись в большой зал, откуда и началась вся история Юнги, перебивает его парень. — Скажи, а то, что там изображено, сбывается всегда? Это уже нельзя изменить? — Прошлое нельзя, а вот будущее, — на секунду Тэ замолкает, задумавшись, — будущее возможно изменить, ибо на полотне Мойры изображают самый возможный исход событий. Вот и всё. Они расстаются на этой ноте, а Юнги всё пытается понять, что значат эти картины с Чимином и каким-то парнем. Кто он? Может, это сам Юнги? Тогда, что же произошло? Почему часть событий не изображена на этом грёбанном полотне? Мина обнадёживало только одно — слова Тэ о том, что всё возможно изменить и изображения на полотне судьбы ещё не приговор. Юнги должен был выяснить всё и причём в ближайшем времени. Он не даст умереть Чимину.

***

— Как мы и предполагали, Юнги, этим незнакомцем оказался Антерот, сейчас больше известный как Сокджин. Юнги сидит напротив Тэ в аудитории, где ещё не успел собраться народ, ибо Ким ещё рано утром позвонил ему с радостными воплями, что всё узнал, и попросил Юнги прийти сегодня пораньше. — Конкретнее. Мне это имя ничего не говорит. — Юнги, не будь занудой, — Мин только закатывает глаза от этого слишком сладко-приторного тона парня. Ким продолжает всё так же бесить Юнги. Видимо, это не лечится. В смысле, умение выводить Мина из себя. — Я встречался с Пейто и Потомсом — богами любви с Олимпа. Я уже слышу твой встречный вопрос, — широко улыбается он Юнги, а тот готов его придушить, ибо нафига столько прелюдий? — Ты спросишь, что они делают у нас? Так вот, Юнги, к нам примыкают даже помощники Афродиты, потому что мы намного сильнее этих богов с Олимпа. Они сказали, что это всё чары этого Сокджина. Он умеет внушать людям ненависть к их возлюбленным, видимо, Чимин стал его очередной жертвой. — А можно ближе к делу? — Юнги уже закипает от происходящих вокруг него интриг. — Если ближе, то чтобы разрушить его чары, тебе придется немного попотеть и в прямом и переносном смысле… Тэхён нагло ухмыляется, а Юнги вздрагивает от этой фразы и пугающе улыбки Кима. Он пойдет на все ради Чимина, но все же неизвестность его жутко пугает.

***

А́тропос — старшая из трёх мойр — богинь судьбы в греческой мифологии. Она перерезает нить жизни, которую прядут её сёстры. Мойры — богини судьбы. Первая, Клофо, прядет нить жизни; вторая, Лахезис, определяет судьбу жизни, а третья, Атропос.