Юнги ступал по тёмному коридору, еле освещаемому несколькими свечами, которые почти догорели и от них остались одни огарки. Каждый его шаг по каменному полу разносился эхом по длинным пустым коридорам и неприятно резал слух. Мин и сам толком не понимал, куда идёт, но знал, что там, где-то за одной из сотен дверей, находится его Чимин, которому необходима помощь.
Парень снова остановился, прислушиваясь, но кроме слишком громкого собственного дыхания, он ничего не смог различить. Мин начинал чувствовать себя мышкой, загнанной в угол, ибо эта тишина, где можно услышать то, что при обычной жизни нельзя, напрягает и заставляет уже до этого расшатанные нервы парня ещё больше трещать по швам.
«Тебе придётся сделать ему больно», — звучит из раза в раз в голове голос Тэхёна.
Юнги не хочет делать Чимину больно, тем более брать силой.
— Но почему же нет другого выхода? — тихо шепчет парень, всё ещё до жути пугаясь того, что случится за одной из этих дверей.
Когда Тэ сказал, что для снятия заклятия ему нужно будет подчинить Чимина себе, взять силой, парень решил, что этот мерзавец, как обычно, издевается над ним. Но Тэхён молчал. Он молчал, а в его глазах Юнги читал насколько серьёзны в данный момент эти слова.
Мин возобновил свой путь, пытаясь взглядом отыскать заветную дверь, и, когда эта задача была решена, он замер около неё в нерешительности.
«Я делаю это для блага Чимина, — пытался убедить себя Юнги, — если я не помогу, никто не поможет»
Даже ему, богу смерти с грубыми манерами и привычкой всегда и везде стебать Пака, сейчас не по себе, ибо представлять слёзы и всхлипы Чимина даже в мыслях невыносимо. Он готовится морально, но понимает, что ни черта это не поможет. И вот ручка двери медленно поворачивается.
Первое, что бросается в глаза, это что-то маленькое, сжавшееся в комочек и прикрытое каким-то покрывалом. Юнги сразу понимает, что это Чимин, и не может отвести взгляда от такого беспомощного и обиженного всеми парня.
— Заходи, — сбоку появляется Тэхён, отвлекая его от разглядывания Чимина.
Парень, который обычно усмехается, прыскает ядом и ловит кайф от осознания собственного превосходства над другими, сейчас выглядит более, чем серьёзно. Значит, всё и правда плохо. Юнги идёт следом так же тихо, как и сам Ким. Они останавливаются возле сидящего на полу Пака, который затравленным взглядом смотрит на своих, как он думает, мучителей. Уже от одного такого взгляда Юнги хочется умереть, но осознание того, что это невозможно, заставляет глубоко вздохнуть и отвести взгляд от парня на полу. Последнее, что Мин замечает, это блестящие от слёз глаза младшего.
По одну сторону от Чимина стоит сам Юнги и ещё Тэ с Гуком, по другую — какие-то два, осунувшихся на лицо и потерявших свою внешнюю привлекательность, мужчины. Они тоже молчат и серьёзно смотрят на Чимина.
А мальчик, Юнги готов поклясться, что перед ним чёртов ребёнок, не понимает, что от него хотят или же понимает и от этого ещё хуже.
— Юнги, это — Пейто и Потос, — парень кивает в сторону двух мужчин, но никто из присутствующих не поднимает головы в их сторону, словно здесь царит какое-то негласное правило.
— Может, вы оставите нас? — Мин делает осторожный маленький шажок в сторону Пака, надеясь, что не напугает его, но тот испуганно дёргается и сильнее вжимается в стену.
— Прости, мы не можем, — слышится в ответ как-то обречённо. — Просто не обращай на нас внимания.
Как будто не обращать внимания на четыре лишние пары глаз так просто. Но Юнги старается не думать о них и присаживается на корточки возле Чимина. Тот, естественно, дёргается, дрожит всем телом и хочет увернуться от прикосновений, но не может. Казалось, что в ту секунду, когда рука старшего коснулась макушки Пака, дрожь Чимина передалась и Юнги.
Наконец Пейто со своим приятелем отошли в сторону, стараясь не мешать им, также поступили и Чонгук с Тэхёном.
Юнги было и так некомфортно, но, чувствуя взгляды прожигающие спину, становилось вдвойне неудобно. Все они хоть и пытались сделать вид, что не наблюдают за ними, на самом деле следили глазами за каждым движением со стороны Юнги.
— Чимина? — парень провёл ладонью по его щеке и нежно улыбнулся, надеясь, что это успокоит хоть чуть-чуть младшего.
Но тот ещё сильнее напрягся, почувствовав на своей коже чужие прикосновения и горячие дыхание в паре сантиметров от лица. Юнги на несколько секунд закрыл глаза и попробовал представить, что сейчас находится в своей комнате и здесь нет никаких Тэхёнов и Чонгуков, есть только он и Чимин.
— Не бойся, — парень стал клониться всё ближе к губам, а Пак попытался увернуться, но это у него не вышло, и Юнги наконец поцеловал его.
Сопротивления на какое-то время прекращаются, становится ясно, что младший слишком напуган такому развитию событий и теперь не знает, что следует предпринять, чтобы сбежать. Он просто не понимает, что это даже теоретически невозможно.
Касаться Чимина всегда было для Юнги чем-то невероятным, потому что он весь такой нежный, мягкий и податливый, несмотря на то, что постоянно огрызается, колючки всячески выпускает, стараясь не подпустить к себе такого вредного и несносного экземпляра, как Юнги. Старший притягивает Чимина к себе ещё ближе, путает пальцы в его волосах, а сам тонет и задыхается в этом поцелуе, потому что он жаждал коснуться пухлых тёплых губ младшего уже больше двух недель. А вся эта ситуация с Хосоком окончательно разбила Юнги, он буквально сходил с ума от отсутствия Пака в своей жизни. Ему были необходимы его касания, поцелуи и объятия.
Когда Юнги решает углубить поцелуй, раздвигая своим языком опухшие губы младшего, тот начинает снова сопротивляться. Его жалкие попытки заканчиваются только тем, что покрывало, прикрывавшее его, сползает с плеч к ногам, обнажая бледную кожу, местами покрытую ещё свежими засосами Хосока. Мин отрывается от губ и замирает не в силах отвести взгляда от его обнажённой груди. Взгляд старшего перемещается с голой кожи, на багровеющие синяки с кровоподтёками хосоковского происхождения, а потом цепляется за скованные руки младшего, которые были крепко закреплены за его спиной толстенной верёвкой.
И Юнги сейчас не знает, что больше его возмущает: то, что Чимин полностью голый, то, что этот наглец Хосок посмел так касаться тела, принадлежащее Мину, или то, что Чимина крепко связали за руки. Юнги понимает, что возмущаться можно и дальше, потому что, когда откидывает покрывало окончательно, видит привязанные к небольшим столбикам ноги парня, что не даёт бедняги даже при желании их свести вместе. Юнги готов взорваться от поступившего к горлу гнева.
Чимин не преступник и не злодей, чтобы так его сковывать, он всего лишь жертва.
— Тебе так будет проще, — подает голос Тэ, когда видит замешательство Юнги. — Он не сможет сопротивляться.
Сейчас Мин чувствует себя каким-то маньяком, самым большим злодеем за всю историю существования этой планеты и от этого на душе вдвойне мерзко.
А дальше Юнги всё кажется, как в тумане. Вот он снова склоняется к Паку, дрожащему то ли от холода, то ли от страха, проводит холодной ладонью по его голой шёлковой коже, скользит вниз, очерчивая рельеф живота до самого паха. Вот Чимин издаёт сдавленный писк и хочет уйти от прикосновений, но он не может даже и шевельнуться толком, поэтому эта пытка продолжается.
Юнги слышит, как Чимин начинает что-то шептать про то, чтобы его отпустили, что он готов сделать всё, лишь бы Юнги его не трогал. А нервы старшего сдают окончательно, и он орёт на Пака, заставляя того застыть с полуоткрытым ртом и выпучить на него испуганные глаза. Он приказывает ему заткнуться, ибо в противоположном случае сделает больно.
Ложь. Какая же это была ложь со стороны Юнги. Он бы никогда не посмел сделать ещё больнее и так замученному Паку, но младший этого не знал…
Мин оставляет засос на его шее, до боли закусывает нежную кожу, и Чимин уже хочет пискнуть, но еле сдерживается, вспоминая слова старшего. Юнги ведёт уверенно, что-то заклинило в его сознании, и он сам не поймёт что. Мин чувствует эйфорию от превосходства над другим, более слабым существом, чувствует его покорность и безропотность. Дикий зверь снова рвётся наружу. Юнги кусает, сжимает до синяков кожу младшего, стараясь покрыть всё его тело своими отметинами, лишь бы не было следов Хосока.
Кто-то со стороны, Юнги это замечает краем сознания, порывается поумерить пыл Мина, но строгий голос Тэ останавливает его. И тот снова продолжает. Он заставляет младшего выгибаться от приятных ощущений, жмуриться и плакать. Плакать от того, что Чимину нравится то, что с ним делает этот парень.
Пак уже не может не стонать, звуки сами собой вырываются из его груди, когда Юнги всё более активно двигает своей ладонью по его члену, а другой рукой спускается ниже, надавливая пальцами на вход и проникая сразу двумя в младшего.
Мину становится глубоко плевать и на Тэхёна, и на Чонгука, и на этих двух богов с Олимпа, что сейчас наблюдают за ним. Всё потому, что Чимин скулит и толкается в ладонь, желая, но боясь попросить о большем.
— Прекрати! — вырывается внезапно из уст Чимина, и это заставляет Юнги и правда на секунду прекратить своё занятие. — Довольно со мной играть! Пусти! Ты мне не нужен! Пусти! Я хочу к Хосоку-хёну!
А у Юнги в голове что-то громко шумит, и он со звериным рыком вжимает парня в пол, сдавливает его горло пальцами, отчего тот начинает хрипеть, а затем наотмашь бьёт по лицу.
— Я предупреждал тебя! — Юнги уже не слышит, что говорит и о чём просит Чимин.
Наверное, он спятил в тот момент. Парень слишком долго прокручивал этот момент в голове и переживал о последствиях. И его замкнуло, переклинило и вместо того, чтобы обойтись с Паком как можно более аккуратно и ласково, он выпускает из подсознание маленького садиста с огромным потенциалом и безграничными желаниями, проецируя их на бедного Пака.
Юнги не видит едкой ухмылки на губах Тэхёна, когда резко входит в Чимина, заставляя того вопить от боли, не в силах стукнуть обидчика или же сдвинуть ноги. Ему приходится терпеть стыд, позор, унижение, боль — они доводят Чимина до полуобморочного состояния. С каждым новым толчком Юнги будто наполнялся энергией, с каждым стоном-вскриком младшего он становился сильнее и увереннее в себе. И только Тэхён с Чонгуком знали истинную причину таких перемен, но не Юнги, увы, не Юнги.
Мин рычит, входит до основания, царапает до глубоких борозд бёдра и ягодицы младшего, а тот уже еле хрипит, закатывает глаза и на несколько минут теряет нить, связующую его с этим миром. Лишь когда внутри него разливается сперма Юнги, а затем неприятно стекает по бёдрам, Чимин приходит в себя. Он жалеет, что вообще очнулся, потому что очень больно и физически, и морально.
Мин лежит на Паке, придавливая его своим телом и загнано дышит. Чимин искренне надеется, что всё кончилось, что теперь его отпустят. Но не проходит и пяти минут, как Юнги снова нависает над младшим, сплетая свой язык с его в поцелуе, и вновь толкается в уже порванный анус парня. И всё снова повторяется. А затем Чимин перестаёт что-то чувствовать и проваливается в пустоту.
***
— Да куда же он подевался? — Хосок уже пятый час тщетно пытался отыскать Чимина.
Он пропал внезапно, не сказав ни слова, вышел из комнаты и ушёл. Чон очень переживал, что к исчезновению Пака мог быть причастен Юнги, это вдвойне пугало, ибо что мог сотворить с ним этот подлый мерзавец — неизвестно, но точно мерзко, ужасно и отвратительно.
На часах ещё только четыре вечера, значит, все только начинают возвращаться с работы, чтобы к шести прийти на занятия к Тэхёну. Этот тип тоже слегка смущал Чона тем, что слишком часто он смотрел на Юнги, а тот в свою очередь — на него. Что-то связывало их, и это чрезвычайно не нравилось Хосоку. Именно поэтому его ноги сами принесли к дверям аудитории, которая по идее сейчас должна была быть закрыта.
— Ты припёрся ко мне в кабинет только для того, чтобы сказать это? — Чон так и прирастает к месту, осторожно заглядывая в дверную щель.
Он отчётливо слышит голос своего преподавателя Тэхёна, а потом видит и его макушку. Над ним склоняется какой-то неизвестный Хосоку брюнет и, если бы не игривый тон Кима, можно было бы подумать, что этот неизвестный хочет его убить.
— Тэхён, я устал от этого спектакля. Чего ты ждёшь?
— Я думал, мы поиграем в ролевые игры, — снова уходит от темы Тэ, надувая обиженно губки. — Я буду строгим учителем, а ты несносным учеником.
Но когда он слышит громкий рык брюнета, сразу же добавляет:
— Можно и наоборот.
А потом происходит что-то странное: этот неизвестный хватает за горло Тэхёна, поднимает его над землёй, а потом с силой кидает на учительский стол.
— Не зли меня, малыш, ты знаешь, что может из этого может получится, — он вжимает Тэ всем телом в столешницу, но тот даже ни капельки не пугается. — Ты же не забыл, кто здесь главный и что я могу в любой момент, — брюнет сильно давит пальцами на скулы парня, а тот шипит и наконец начинает говорить серьёзным тоном.
Хосок за дверью вообще не дышит, не шевелится, стараясь не спугнуть этих двоих, дабы узнать, о чём они ведут речь. Сомнения на счёт Тэ начинали подтверждаться с бешеной скоростью.
— Так вот, Чонгуки, — продолжает прерванный разговор Тэ, — хочу напомнить, что если ты сейчас решишь воспользоваться его силами, то с треском провалишь всё. И я не стану тебе помогать, спасать и прочее. Твои проблемы. Юнги ещё не готов.
— Как не готов? — снова возмущается Чон. — Ты разве не видел, что с ним произошло сегодня? Да он превратился в монстра! И ты говоришь, что у него ещё не достаточно сил?
— Именно, — радостно произносит Ким за что получает злой испепеляющий взгляд Гука.
— А ситуация с Чимином?
Хосок вздрагивает, услышав знакомое имя, и ещё внимательнее слушает парней.
— По-твоему это забавно? — Чон всё больше и больше злится, в конце концов громко ударяя кулаком по столу рядом с Тэ. — А если бы Юнги умер?
— Но не умер же, — тут же в ответ прилетает Гуку. — И вообще их итог один — смерть. Либо Юнги умрёт от того, что не будет подпитываться энергией от Чимина, либо умрёт от переизбытка энергии, когда его силы достигнут пика, либо погибнет у ворот Тартара вместе с Чимином. Так что, я не вижу особого повода паниковать, Гукки, — Тэхён поднимается со стола и обнимет парня за шею.
Он касается его губами, а что происходит дальше, Хосок не смотрит, быстро убегая от злополучной аудитории.
Значит, такое поведение Пака было всего лишь чьей-то умелой игрой? Однако мерзко. Чон думает, что это низко и по отношению к нему, и по отношению к Чимину. А ещё ему сейчас очень больно осознавать то, что ты абсолютно не нужен Паку, и пусть он догадывался о нечто подобном, но сердце упорно пыталось сохранить надежду в лучшее. Видимо, зря.
Хосок снова приходит в общагу, но найти Пака всё равно не удаётся. И теперь его одолевает дикое беспокойство за младшего, за его судьбу и дальнейшее существование. То, что сказал, преподаватель, было сродни приговору, выстрелу в спину, если хотите. Эти двое так просто вынесли Чимину с Юнги смертный приговор. И Хосока такое отношение к этим двоим жутко бесило. Что же такого произошло, что они должны умереть?
И сейчас, несмотря на свою ненависть и презрение по отношению к Юнги, Чон спешит к его комнате, в надежде либо найти там Пака, либо предупредить Мина. Только лишь бы малыш Чимин не пострадал.
— Эй, мелкий! А ну открывай! Открывай! — он барабанит в дверь, но всё тщетно.
Юнги сейчас в абсолютно другом месте…
***
Юнги смотрит на умиротворённое личико спящего Чимина и не может оторваться от разглядывания его черт лица. Он так давно не видел на его губах безмятежной улыбки и так давно не ощущал тёплого дыхания на своей коже, что сейчас был готов продать весь мир, чтобы просто лежать рядом с рыжим.
Прошло уже несколько часов, а Чимин всё также спал и, видимо, не собирался просыпаться. Он копошится под боком Мина и переворачивается на другой бок, что-то шепча во сне. И старшему становится видна слишком красная щека Пака
Юнги помнил тот момент, когда его почти безумного оттащили от уже бессознательного тела парня и попытались успокоить. Он помнил, как выглядел полуживой Пак Чимин, и он предпочёл бы это забыть: бледная, с каким-то серовато-зелёным оттенком кожа, губы местами прокусанные, синеватые с застывшими кровоподтёками в уголках рта, по всему телу рассыпанные огромные засосы и синяки, на щеке свежий след от пощёчины, а на ногах стекающая свежая кровь. Почему даже в этом долбаном мире богов смерти и богов Олимпа всё так ужасно, больно и унизительно?
Юнги не понимает, почему нельзя было обойтись с ним проще. Он гладит Пака по спине и прикрывает обнажённые лопатки краем одеяла, сам прижимаясь к тёплому боку младшего. Ему надо будет теперь как-то просить прощение, и он сам пока не знает за что: то ли за тот случай, который их и рассорил, то ли за сегодняшний день со всеми вытекающими.
Парень пропускает тот момент, когда Чимин открывает глаза и чуть улыбается, чувствуя тёплые руки, лежащие поперёк его тела. Он разворачивается лицом к парню, жмётся к его груди, вдыхает его запах и снова улыбается, закидывая ногу на его бедро. Пак чуть-чуть морщится, потому что чувствует саднящую боль внизу, но радость от приятного пробуждения затмевает эту мелочь.
— Доброе утро, — шепчет Чимин, заставляя замереть Юнги.
Голос у младшего звучит тепло и приветливо, в нём есть ноты нежности и той утренней неги, что ощущает большинство на себе.
— Скорее уж, добрый вечер, — улыбается ему в ответ Юнги, а Чимин уже целует его в губы, обхватив лицо ладонями.
Он целует сам да так страстно и с такой любовью, что у Юнги в голове снова начинает шуметь и сознание мутнеет, только теперь от безграничной радости.
— Юнги, скажи, что случилось, почему я здесь? — Чимин внимательно разглядывает комнату, пытаясь определить своё место положение. — И где мы?
Старший успокаивающе гладит рыжего по голове и прижимает к себе.
— Всё хорошо, я, можно сказать, спас тебя, как самый настоящий принц или кто-то вроде этого, — парень чуть хрипло смеётся вспоминая, что творил буквально несколько часов назад.
Чимин хмурится, силится что-то вспомнить и понять, но выходит слабо. Он ещё раз поворачивает голову и чувствует неприятную резкую боль в районе шеи, а затем и плеч. Парень слишком увлечён и не замечает внимательного взгляда Юнги на себе. Пак продолжает осторожно кончикам пальцев скользить вдоль шеи, морщась от неприятной боли, а потом касается всё ещё красной щеки.
— Видимо, меня было от чего спасать, — он вымученно улыбается, снова прижимаясь к старшему несмотря на боль во всём теле, а Юнги боится даже шевельнуться, вдруг это поспособствует возвращению его памяти.
— Это, — нерешительно начинает Пак, нарушая тишину, но тут же замолкает ещё несколько секунд, видимо, обдумывая вопрос, — это был Хосок?
До Юнги, конечно же, доходит суть его вопроса, но ответить он не спешит, потому что какой бы Хосок не был плохим, вмешивать его сюда — себе дороже, а признаться, что вид избитого мальчонки его рук дела, слишком опасно, ибо кто знает, как поведёт себя этот маленький балбес Пак Чимин.
— Ты слишком любопытный, с самого детства слишком любопытный.
Старший смеётся, вспоминая один из эпизодов жизни Чимина. А Пак напрягается и смотрит на Юнги и одним только взглядом просит ему всё рассказать, как есть.
— Просто я теперь знаю всю твою жизнь и могу много издеваться над твоими косяками.
Чимин сейчас не злится, он только всё более непонимающе смотрит на Мина и ждёт уже хоть каких-то разъяснений.
— Я был у Мойр. Знаешь же, кто они?
Младший утвердительно кивает и молчит, ожидая продолжения ответа от Юнги.
— Так вот, Чимин, у них же есть полотна каждого человека на земле, где изображена его жизнь. Вот я и нашёл полотно с твоей человеческой жизнью.
Глаза младшего как-то слишком радостно загораются, он уже хочет что-то спросить, а Юнги же наоборот почти не улыбается, потому что в голове снова те страшные кадры из жизни Чимина.
— Юнги, — маленькие пальчики сжимают его руку, а сам Пак смотрит как-то умоляюще, — расскажи мне, каким человеком я был. Расскажи про мою жизнь.
Вопрос ставит парня в тупик. Он не может понять, почему Чимин ничего не помнит, ведь сам Юнги хранил в воспоминаниях каждый эпизод своей никчёмной земной жизни.
— Ты разве не помнишь?
А Чимин отрицательно мотает головой, чуть грустно улыбаясь и добавляя:
— Никто не помнит своего прошлого. Ни один бог смерти не знает, кем был при жизни.
И эти слова бьют обухом по голове Юнги. Потому что вопрос теперь ставится иначе. Почему же тогда Мин помнит свою жизнь? Это кажется странным, пугающим, и Юнги продолжает молчать, поджав губы.
— Ладно, потом расскажешь, — так и не дождавшись ответа, добавляет младший и снова закрывает глаза, — Юнги, я хотел сказать…
Чимин несильно скребёт ногтём по руке старшего и прячет от него взгляд. И пока Пак обдумывает слова, Юнги успевает передумать всё на свете, вплоть до признаний Чимина в любви к Хосоку. Но вот он наконец тяжело вздыхает и продолжает говорить:
— Я был не прав, Юнги. Тогда, когда я начал тебя избегать, я боялся, очень боялся тебя. И абсолютно не знал, как мне лучше поступить, потому что ты связан с этими странными богами. А теперь, — Юнги изрядно напрягается, даже перестав гладить Чимина по голове, — я решил, что ты не можешь быть плохим. Пусть ты там какой-то избранный, особенный, но ты не плохой. Прости, что игнорировал тебя.
И эти слова вмиг успокаивают Юнги. Он осторожно цепляется пальцами за подбородок Пака и целует его.
«Вот теперь можно не волноваться. Теперь-то всё хорошо», — думает каждый из них и даже не догадывается, как сильно ошибается.
