Заколдованный

Звонок будильника был громким и настойчивым. Даже слишком громким и слишком настойчивым. Сперва Персиваль Грейвс не придал этому значения, но когда все же взглянул на циферблат, то не слабо чертыхнулся. Минутная стрелка лениво ползла к половине, притягивая часовую к девяти, и это при том, что он уже в девять должен быть в своём кабинете и пить вторую чашку кофе, предусмотрительно поданную Куинни. Поняв, что на завтрак времени нет, он поспешил в ванную, чтобы придать себе товарный вид. Правда, отражение в зеркале делало задачу практически невыполнимой. В мешки под глазами можно было конфискованную им контрабанду складывать, да и болотный цвет лица мало ему подходил. Протяжно застонав, он припомнил Голдстейн, которой вздумалось увидеть краткое руководство для начинающих авроров написанным от руки. Тогда Грейвс решил пересмотреть краткость данного учебника, так как после семи часов переписывания двухсотстраничного талмуда она показалась ему весьма сомнительный. Не удивительно, что он проспал! Он вообще не помнил, как пришёл домой! Только дикая боль в запястье напоминала ему о причине его «возмутительно глупого поступка». Именно так называл опоздания Персиваль Грейвс, когда отчитывал своих подчинения, рискнувших явиться на работу не вовремя.  — Неужели так сложно поставить чёртов ноумеджовский будильник на нужное время? — возмущался он, не обращая внимания на подавленный вид юноши или жалобный взгляд девушки. Оказалось, что действительно сложно. Особенно если пытаешься сделать это дрожащими руками. Мерлин, он просто не докрутил чертову стрелку! Что за идиотизм? Кому рассказать — не поверят! Наспех одевшись и все же удостоив себя идеальным отражением в зеркале, Грейвс выскочил на улицу. Он завернул за угол, чтобы аппарировать, но не тут-то было. Подворотню облюбовала группа ноумеджовских клерков из банка напротив, решивших перекурить. Стиснув зубы, Грейвс огляделся по сторонам и, не найдя укромного места для аппарации, принял самое постыдное решение в своей жизни — бежать на работу. Благо, время ещё позволяло, у него даже был шанс прийти за пять минут до начала рабочего дня. Однако бежать нужно было быстро, а в тесном костюме, в тяжелом пальто и с кожаным портфелем это было непростым вызовом. Спустя два квартала и сорванную дыхалку, Грейвс наконец добрался до здания МАКУСА. Однако его испытания только начинались.  — Доброе утро, мистер Грейвс! — пропела преградившая ему дорогу Голдстейн. Он выдохнул с нервным смешком. Ну конечно! По-другому этот прекрасный день просто не мог начаться!  — Доброе утро, Тина, — не размыкая губ отозвался Грейвс.  — Вы куда-то торопитесь? — спросила она невинным тоном. Ее лицо можно было сравнить разве что с ликом ангела, но Грейвс видел эти дьявольские искорки в ее взгляде. На удивление, это придавало ей особого шарма, которым раньше до всей этой истории с волшебными картами она не обладала. Или Грейвс просто не замечал этого…  — По вашей милости, мисс Голдстейн, — ответил он, пытаясь обогнуть её справа, но она сделала шаг, снова встав у него на пути.  — Я старалась, — улыбнулась Тина, кокетливо пожав плечами. — Хотя должна сказать, — она подняла руку, одернув манжет, и взглянула на наручные часы, — у вас ещё есть шанс прийти вовремя.  — Да неужели! — проскрежетал Грейвс.  — Представьте себе! — воскликнула Тина. — Однако тут такой конфуз вышел! Сегодня мне пришлось пойти на работу другой дорогой из-за ремонтных работ на моей улице, и я не смогла купить себе один из чудесных бубликов с сахарной пудрой, что делает милый усатый ноумедж в двух кварталах отсюда. Грейвс сразу смекнул что к чему по ее хитрой улыбке, но он скорее съел бы свой жилет, чем выдал свою сообразительность. Удивительно радостная и даже очаровательная Тина светилась самодовольством, поэтому доставить ей ещё большую радость он смог бы только через свой труп.  — Сочувствую вашему горю, — рыкнул он, делая шаг влево и снова натыкаясь на Голдстейн.  — И я тут подумала, — сказала она, приложив палец к губам в притворном размышлении, — есть ли на свете такой джентльмен, который бы смог сбегать и купить для меня бублик? Грейвс закатил глаза. Над чем он там собирался работать с ней? Над её неуверенностью? Голдстейн могла бы дать фору ему, человеку, который не сомневался ни секунды в своей жизни. Вообще за эти сутки Тина раскрылась для него с весьма интересной стороны. Он за время своего патронажа над ней видел множество граней её весьма занятной натуры. Она была дерзкой, сильной, непримиримой, ранимой, впечатлительной, мягкой, смешливой (редко, но все же), даже женственной, но откровенно дьявольскую Тину, игравший с ним как кошка с мышкой, он видел впервые, и это заставляло его чувствовать себя просчитавшимся идиотом. Нет, Тина Голдстейн была какой угодно, она полностью соответствовала всем эпитетам из его списка наблюдений, но… Как он вообще мог подумать, что она может быть неуверенной? Когда все это кончится, он будет работать над её нездоровой жаждой власти. Вот где простор для творчества!  — То есть вы хотите, чтобы я купил вам бублик? — спросил он с тяжелым вздохом. В конце концов, он должен был сказать это вслух, чтобы убедиться, что не спит и не бредит. Да и улыбка Тина от этого стала еще шире.  — Нет, мистер Грейвс, — ответила она. — Это вы хотите купить мне бублик. И сейчас вы пойдете и его мне купите в ноумеджовской пекарне в двух кварталах отсюда. Грейвс с удовольствием бы забыл о своём воспитании и высказал бы этой страшной женщине все, что он о ней думает, но ему было не суждено огорчить маму, что смотрела на него с небес. Не успев вымолвить и слова, он резко развернулся и поспешил в ту самую пекарню за бубликом для Голдстейн. Скажи ему кто-то хотя бы два дня назад, что он будет следовать указаниям какой-то пигалицы, то он бы рассмеялся ему прямо в лицо, но тогда Грейвсу, уставшему и мокрому как мышь от бега, было ни капли не смешно. Обгоняя затопивших улицу ноумеджей, он честерил фантазию Голдстейн на чем свет стоит. Вот ведь удумала! Гонять своего начальника за бубликом! Да и вообще… Однако что он мог сделать? Карточный долг — дело чести, да и магия была довольно сильной. Он действительно не мог контролировать свою волю, как бы не пытался, а для человека, который всегда привык полагаться только на себя, это было равносильно смерти. Единственным утешением ему служило то, что у Голдстейн голова не опилками набита, и она определённо сумеет вовремя остановится, если того потребуют обстоятельства. Конечно, это не отнимало того, что самолюбие Грейвса было не просто задето, оно кашляло кровью и молило об убивающем заклятье. Да, он был в праведном бешенстве, но по крайней мере, он был уверен, что в нужный момент Тина сумеет ударить по тормозам. Отстояв небольшую очередь с плохо сдерживаемой нервозностью и получив в подарок высунутый язык от мальчишки за свою слишком, наверное, угрюмую физиономию, Грейвс наконец овладел злосчастным бубликом. Как он преодолел тот путь обратно известно только Мерлину, потому что сам он не помнил, как снова оказался на ступенях МАКУСА, где его поджидали теперь уже сестры Голдстейн. Как всегда ослепительная Куинни в розовом пальто смотрелась на фоне усмехающейся Тины карикатурна нелепо. Она была слишком милой, чтобы быть сестрой этой демоницы. Грейвс молча протянул Тине бублик, чувствуя на себе удивлённый взгляд Куинни.  — Вы так любезны, мистер Грейвс, — улыбнулась Тина будто бы и совершенно искренне, — но Куинни принесла мне ароматный штрудель, так что…  — Голдстейн, это уже ни в какие… — проскрипел Грейвс.  — Тише, мистер Грейвс, — ответила она, и тот сразу же смолк. — Что я могу поделать, если вы такой медлительный, а выпечка моей сестры намного вкуснее той, что делают в какой-то там пекарне! Мне действительно очень и очень неловко, мистер Грейвс, правда. Давайте сделаем так, вы тут постойте, съешьте бублик, подумайте над тем, чтобы заняться бегом по утрам, а когда доедите бублик, то спокойно отправляйтесь на работу. Как вам такой расклад? Грейвс тяжело вздохнул и тут же принялся грызть чёртов бублик, запивая его своей ненавистью к Тина Голдстейн. А что ещё ему оставалось делать? В конце концов, он даже не завтракал.  — Вот и чудно, а мы пока пойдём, — улыбнулась старшая Голдстейн, хватай за руку ошарашенную Куинни, которая все это время стояла с открытым ртом, и потащила её на работу.  — Тина, нет! — выдохнула Куинни, оглядываясь на бедного Грейвса, который через силу старательно грыз бублик, провожая сестер испепеляющим взглядом.  — Тина, да! — торжественно отозвалась она, скрываясь за стеклянными дверьми. Персиваль Грейвс стоял на ступеньках величественного здания МАКУСА и ел бублик, понимая, что ступил на кривую дорожку полной безнадежности. Благодаря живому и даже извращенному воображению Тины Голдстейн. Снедаемый дикой злобой на идиотизм своего положения, он искренне желал, чтобы самым мерзкий из всего того, что с ним произошло за сегодня было то, что он, серьёзный взрослый мужчина, впихивал в себя несчастный бублик всухомятку прямо на улице, роняя крошки на изумрудный шарф, но не все мечты, как он успел смекнуть ещё давно, сбываются. Конечно же, он знал, что самое гадкое и обидное еще ждало его впереди. Когда последний кусочек был честно съеден, Грейвс прочистил горло и вошёл в здание с гордым видом победителя. Иначе следовать по коридору под удивленными взглядами озадаченных сотрудников было просто невозможно. Унижение было тем самым словом, которым можно было описать опоздание мистера Грейвса. Работника, который никогда за всю свою карьеру не опоздал ни на минуту. Начальника, который готов был душу вынуть за минутное опоздание. Человека, который никогда не отклонялся от заданного расписания.  — Доброе утро, мистер Грейвс, — пискнула Пегги Сью, тихо хихикнув.  — Доброе утро, — отозвался Грейвс бесцветным тоном. Он медленно двигался по проходу, сверло взглядом до неприличия довольно собой Тину Голдстейн. Мерлин, как же он её…  — Как бублик, мистер Грейвс? — прошептала она, лукаво подмигнув ему. — Правда чудо? Грейвс скрежетнул зубами и одарил её сладкой улыбкой.  — Мисс Голдстейн, прошу вас зайти ко мне, — прошипел он, — немедленно! Весь отдел внимательно наблюдал за происходящим диалогом между начальником и лучшим работником отдела магического правопорядка, но один только холодный взгляд Грейвса тут же развеял их любопытство. Его темные глаза окатили зевак волной злобной неприязни к их праздности, и все тут же вернулись к своим делам, зашуршав бумагами и затопав каблуками.  — Это не шутка, мисс Голдстейн, — сказал он сурово. — Я жду вас в своем кабинете. Улыбка тут же спала с лица Тины, сменившись скучающим, даже почти разочарованным выражением. Грейвс проследовал в кабинет и захлопнул за собой дверь с такой силой, что стены задрожали. Он швырнул пальто на вешалку, бросил портфель в кресло и, подойдя к окну, провел рукой по лицу. Комичность сложившегося положения не могла в глубине души не забавлять его. За эти сутки его идеальная жизнь дала сбой, который он не мог себе позволить, но вот он опоздал и не случилось ничего, кроме того, что теперь все его подчиненные знают, что он тоже… человек. Он может опаздывать, может совершать ошибки или глупые вещи. По сути, он может все, о чем всегда догадывался. Однако почему это так его раздражало? Пока Голдстейн не заставила делать его ничего действительно ужасного или постыдного, она не подвергала его жизнь опасности, не раскромсала в клочья его репутацию. Она еще ничего не сделала, но этот крепкий коктейль чувств к ней, в которых так было тяжело разобраться, опьянял его и мешал здраво мыслить. А человека, который никогда не пил, первая стопка всегда сбивает с ног. Дверь хлопнула, заставив его обернуться. На пороге стояла цветущая Куинни с подносом в руках.  — Кофе, сэр? — сочувственно спросила она.  — Будьте так любезны, — устало отозвался он. Младшая Голдстейн передала ему чашку, и Грейвс благодарно кивнул.  — Мистер Грейвс, не подумайте, что я лезу не в свое дело, — начала Куинни с мягкой полуулыбкой, — но могу ли я дать вам небольшой совет? Грейвс воззрился на невинно хлопавшую ресницами Куинни. Отказать ей было вполне в его праве и даже в его желании, что удивительно, но любопытство заставило его сделать обратное. Интересно, что скажет это человеческое воплощение карликового пушистика?  — Давайте, мисс Голдстейн, уроните немного мудрости, — саркастично отозвался он, даже не глядя на нее. Однако ответом ему было гробовое молчание. Грейвс поднял взгляд на младшую Голдстейн и застал ее с крайне недовольным выражение на миловидном личике.  — Забудьте, мистер Грейвс, — сказала она неожиданно холодно. — Вам не нужны ничьи советы. Вы вполне можете справиться самостоятельно.  — Мисс Голдстейн, подождите… — проговорил он, оставляя чашку на столе и поворачиваясь к девушке. Куинни резко развернулась на каблуках и покинула кабинет, громко хлопнув дверью. Опоздание, бублик, женская истерика — это утро просто априори не могло стать еще лучше! Все великолепные события, которые могли порадовать его, уже свершились! Грейвс бессильно зарычал, чувствуя себя самым последним подонком. Мерси Льюис, да не хотел он ее обижать, даже в мыслях не было! Однако сегодня, видимо, был день тридцати трех чертовых несчастий, которые сыпались на его голову как из рога изобилия. Как будто мало ему было предстоящих двух месяцев безоговорочного подчинения совершенно непредсказуемой и крайне умной молодой женщины с богатым воображением.  — Вы хотели меня видеть, мистер Грейвс, сэр, — серьезно проговорила Тина, неожиданно появившись в его кабинете. Она вошла абсолютно бесшумно, чем порадовала его как ментора. Сколько сил было вложено, чтобы развить этот ее дар! А то была все время как дракон в посудной лавке… Грейвс выпрямился и сделал два больших шага навстречу подчиненной, оказавшись непростительно близко к ней. Тина, конечно, сразу же вспыхнула румянцем на щеках, но сама не повела и бровью. Грейвс же давно научился держать себя в руках, если дело требовало нарушения границ пространства другого человека, особенно — хорошенькой особы. Положение их было со стороны крайне занятным, но на деле напряжение между ними было отнюдь не иyтимным и вовсе не романтическим.  — Мисс Голдстейн, — прошипел Грейвс, — потрудитесь объяснить свое безобразное обращение с начальством, пока я не вышвырнул вас взашей из отдела за грубое нарушение субординации.  — Это я нарушаю субординацию? — желчно отозвалась Тина, смерив его с ног до головы презрительным взглядом.  — Объяснения, Голдстейн, живо, — рявкнул он.  — Все просто, мистер Грейвс, — сказала она. — Я выиграла, а вы проиграли. Я приказываю, а вы подчиняетесь. Сколько раз я еще вынуждена объяснять вам очевидное? Грейвс закрыл глаза и сделал глубокий вдох.  — Несмотря на то, что я проиграл, это все равно не дает вам право вести себя… подобным образом, — ответил он. — В конце концов, я остаюсь вашим начальником, а вы — моей подчиненной. Поэтому я просто вынужден призвать вас к порядку. Пока только призвать, Голдстейн. В противном случае мне придется принять соответствующие меры.  — На основании чего? — усмехнулась Тина. — Право, мистер Грейвс, вы как ребенок! Так и представляю, как вы увольняете меня, указав в рапорте основной причиной «обыграла в волшебные карты начальника»!  — Мисс Голдстейн! — воскликнул он.  — Мистер Грейвс! — воскликнула она в ответ. — Вы только посмотрите на себя! Вам самому не смешно от того, в какую дурацкую ситуацию вы себя упорно загоняете?  — Я загоняю? — отозвался Грейвс.  — А кто еще? — развела руками Тина. — Признайте свое поражение! Признайте уже, что вы облажались! Да, представьте себе, люди проигрывают, и это нормально! И вы, как бы это оскорбительно для вас не звучало, тоже человек! В мире полно волшебников гораздо сильнее, умнее и много других более, чем вы, но вы, при всей вашей собранности и дальновидности, так безалаберно не обращали внимания на этот простой факт, что я вообще не понимаю, как вы еще живы при таком-то фанатичном упрямстве! Вообще скажите спасибо, что я оказалась той, кто заставил вас проиграть, а не какой-нибудь темный колдун!  — Благодарю вас, Голдстейн, — выпалил Грейвс.  — Не за что, — кивнула Голдстейн. Грейвс сделал шаг назад и позволил Тине вздохнуть спокойно. Конечно, она была права, отрицать это было глупо, а Грейвс никогда не был идиотом. Он всегда всего добивался сам, всегда все держал под контролем и так привык к этому, что уже не мог представить себе чего-то из ряда вон. Ему было сложно представить, что что-то может пойти не по плану, потому что он всегда был полностью уверен — он хозяин своей судьбы и ничто не может помешать ему. Однако Тина сказала правильную вещь: отрицание влияния на свою жизнь внешнего окружение — это губительная самоуверенность, которую человек его профессии и положения не может себе позволить. Слишком большая роскошь даже для такого человека, как он, которая однажды может стоить ему… всего. Только обидно было дожить до сорока лет и услышать такую банальщину от двадцатилетней девицы.  — И что же вы предлагаете, Голдстейн? — спросил Грейвс, совершенно искренне интересуюсь её ответом, но удержаться от лёгкой издевки все же не сумел.  — Я предлагаю играть честно, — невозмутимо ответила Тина, сложив руки на груди.  — Это вы себе скажите, — фыркнул он.  — Я с вами была честно с самого начала, сэр, — отозвалась она. — А вы? Грейвс поднял на неё удивлённо оскорбленный взгляд.  — Хотите откровенности? — сказал он ядовито. — Я отвечу вам честно: вся эта ситуация доводит меня до белого каления. Все эти ваши увертки, смешки и подначки — все это меня раздражает! И вы меня… Он осекся как раз вовремя, потому что рисковал сказать то, что было абсолютной неправдой. Просто градус их беседы повышался с каждым словом, просто Голдстейн была чертовски невыносимой и сильной, просто он чувствовал себя рядом с ней таким… Каким никогда себя не чувствовал.  — Ну, сэр, это не такая уж и беда! — улыбнулась Голдстейн. — Я ведь именно этого и добивались.  — Выбесить меня? — буркнул он обиженно.  — Вообще я хотела заставить вас почувствовать себя не в своей тарелке, потому что вы всегда такой… С иголочки, весь идеальный. Могу поспорить, что и бублик-то на улице до этого никогда не ели!  — Есть на улице, у всех на виду, вопиюще неприлично, Голдстейн, — заметил Грейвс.  — Ну, конечно, — кивнула она, состроив уморительную моську. Грейвс сдерживался, как мог, но все же рассмеялся. Открыто, искренне и радостно. Как мальчишка. А она засмеялась вместе с ним. Что за женщина?! Нет, не женщина. Девчонка! Откуда в ней столько задора? Она ведь видела страшные вещи, допрашивала самых настоящих преступников, даже была ранена на одной из дуэлей и все же сумела сохранить в себе этот дух озорства, умудрилась не просто не сойти с ума, а ещё и остаться жизнерадостным человеком. Вот у него не получилось. Он утонул. Утонул в работе, в собственном пессимизме, своей саркастичности, что заменила ему чувство юмора. А ведь когда-то сокурсники умирали с его шуток… А что с ним стало сейчас? Как она сказала, идеальный, с иголочки. Да только кому он теперь такой нужен? Хотя бы кто-нибудь вспомнит его голос, его походку, его смех, когда его не станет?  — Моя беда в том, что вы чертовски упрямы и самонадеяны, мисс Голдстейн, — хрипло ответил Грейвс, глядя на неё с улыбкой.  — Я училась у лучшего, сэр, — ответила она, дернув плечами и качнув головой. Грейвс широко улыбнулся нахальной ученице. Все-таки ей удалось обернуть ситуацию в свою пользу. Как и всегда. Он просто не мог теперь на нее сердиться, даже если бы захотел, даже если бы она сама его заставила.  — И все же, мисс Голдстейн, — сказал он немного более серьезно, — давайте не забывать о том, что эта чехарда скоро кончится, а наша жизнь пойдет своим чередом. Тина заметно посмурнела.  — А вам хочется, чтобы она и дальше шла своим чередом, сэр? — спросила она слегка печально.  — Что вы имеете в виду? — спросил Грейвс, нахмурив брови.  — То, что сможете ли вы после всего этого жить, как прежде? — пояснила она. — Например, как вы уже, я надеюсь, успели заметить, после проигрыша Куинни я уже точно не могу жить как раньше. Слишком много безумного и прекрасного было… было сделано, чтобы это забыть. В ее голосе прозвучали отголоски надежды, а предательский румянец залил лицо и шею. Грейвс изумленно воззрился на ожидавшую ответа подчиненную. Так вот оно что! Бедная девочка… Еще одна добрая самаритянка, которая горит энтузиазмом помочь суровому начальнику, отплатить, так сказать, добрым делом за воспитание духа. Встречались ему такие борцы за права босса быть свободным от оков формализма. В большинстве своем это грубое вмешательство в его личное пространство вызывало у него раздражение, но эта наивность со стороны Голдстейн была такой очаровательной, что он не стал корить ее за эту недопустимую для аврора слабость. В конце концов, пока она рядом с ним, ей ничто не угрожает. Пусть немного поиграет под присмотром. Тем более, что когда дело пахло жареным, она тут же покидала песочницу и становилась лучшей в своем деле.  — Посмотрим, Голдстейн, — уклончиво ответил он. — Ведь пошли всего лишь вторые сутки, верно?  — Верно, — кивнула она, сузив глаза. Раскусила? Да нет… Вот ничего с ней нельзя сказать наверняка! Ох, Тина Голдстейн, что в имени твоем, что в душе твоей…  — И, мисс Голдстейн, не забудьте, — окликнул он ее, — я жду ваш план операции на рассмотрение.  — Вы хотели сказать — на одобрение, — поправила его Тина, лукаво улыбнувшись.  — Голдстейн, — сурово протянул Грейвс.  — Шутка, — отозвалась она. — Будет у вас на столе к обеду.  — Другое дело, — кивнул Грейвс. Тина уже развернулась, чтобы уйти, а сам он почти погрузился в чтение свежих бумаг на столе, потянувшись к непочатой чашке остывшего кофе, когда она замерла в дверях с абсолютно хулиганским выражением на лице.  — Мистер Грейвс, — окликнула она его. Он поднял голову и увидел ее горящий тримфом и задором взгляд.  — Да?  — Обещайти не сердиться, прошу, — умоляюще протянула она.  — Я обещаю не сердиться, — тяжело выдохнул он, — только скажите на что?  — На то, что все это время у вас лицо было перепачкано сахарной пудрой, — ответила она и быстро закрыла за собой дверь. Грейвс закрыл лицо руками, старая с подбородка белый порошок. Он не сердился. Он в голос захохотал.