Дорогие друзья! Хочу поздравить Вас с НОВЫМ ГОДОМ! Распинаться не буду, всё равно не читаете это всё, а переходите сразу к фф: D Так что, просто хочу поздравить Вас с 2017 годом! Спасибо, что со мной!!!
Тогда
— Напиши ей письмо, Алекс. — Нет, ты лишила меня такой радости.Сейчас
На душе было грустно, сердце жалось меж рёбер, пытаясь укрыться от всего этого мрака вокруг, теснясь за лёгкие, а голова, то и дело, не переставала гудеть, создавая неприятный писк в ушах. Я открыла глаза. «Доброе утро, немирный мир.» За окном кипела жизнь, а внутри ангара, как и внутри меня было слишком одиноко и довольно мрачно. На улице были слышны смешки детей, беседующих между собой, людей: мужчин, женщин. Кажется, я даже слышала мычание. Резко вскочив с кровати, я подбежала к окну. «Ещё немного и я свихнусь. Перепутать корову с ходячим… Подождите, корову?! Откуда они её взяли?» Уставившись на неё, я пыталась привыкнуть к её внешнему виду. Последний раз, когда я видела коров, они выглядели немного иначе: такие огромные, рогатые и вымя у них было. А эта. Будто её иссушили, оставив немного мяса на костях и рожки. Она вяло жевала траву, изредка потряхивая хвостом и шевеля ушами. Накрыв лицо руками, я стала тереть его, пытаясь окончательно проснуться, затем, отыскав в дальнем углу от дивана свои кеды, надела их, морщась от их вида: на одном засохли кровь и мозги. Бросив взгляд на свой рюкзак, который мирно лежал в изголовье дивана, распахнула дверь на улицу, собираясь выходить. -Ой, — воскликнула я от неожиданности. У двери стоял Иисус, сгибая правую руку в локте и занося её на дверь, видимо, чтобы постучаться. Лицо у мужчины было довольным. Будто он и не видел, что происходит за территорией их «оазиса». — Привет, — отреагировал тот, тоже слегка вздрогнув от моего резкого выхода, — как спалось? Я вспомнила как долго не могла заснуть, размышляя о последнем дне, проведённом с сестрой. И вообще о том, что произошло. За эти два дня я дважды чуть не лишилась жизни и оба раза поводом для этого становились те два мужика. Кто они такие? Что им было нужно? Зачем они привязывают ходячих к бамперу машины? Этого я никогда не узнаю. — Нормально, — пробормотала я, не двигаясь с места. — Хорошо, — улыбнулся он, — потому что с тобой хочет поговорить Грегори. Ну вот, сейчас мне придётся объяснять кто я такая, откуда взялась и где жила до. Длинные волосы мужчины развивало ветром. Он стоял, облокотившись телом на стенку ангара и ответно всматривался в меня, пытаясь что-то разглядеть. Глаза ясно смотрели и под их взглядом становилось неуютно, стеснительно. Хотелось спрятаться. Я редко общалась с людьми пока мы жили с Хлоей вдвоём. Знаете, как-то не довелось. А те с кем мы сталкивались, лишь неприятно скрипели, пытаясь нас сожрать. Что уж говорить о том, какие из них никудышные собеседники. Но я понимала, что теперь мне не представится возможность постоянно молчать, всегда найдутся люди, желающие что-то спросить, рассказать. Ведь я убедилась, что существую в этом аду не одна. Ещё десятки таких же бедняг никак не могут проснуться, спокойно отдышаться и рассказывать своим близким, какой кошмар им приснился. Придётся заново учиться общаться. Последний раз я разговаривала с чужими людьми, не родственниками, когда мне было девять. Кажется, это было в прошлой жизни. Точно не в этой. Даже не в этом мире. Тот мир, что я знала — исчез, а вместе с ним и зеленоглазая девочка, порхающая в розовых облаках на пони. Сердце неприятно сжалось, а душа «заболела», вспоминая прошлую жизнь. Такую беззаботную, простую, светлую. Никаких убийц, монстров, голода, кошмара и каждодневного страха, что можешь сдохнуть в любую секунду. И, кажется, Пол заметил отстранённость в моём взгляде, решившись перебить: — Кх-м, ну так что, ты готова? — он оттолкнулся от стенки и указал рукой на лестницу, сходящую на землю «Хиллтопа». «Готова ли я? А к чему? К светской беседе с загадочным Грегори? Конечно! Какие могут быть вопросы? Я всегда за!» — Нет, — глухо выдохнула я, — но других вариантов всё равно нет. Мужчина слегка приподнял уголки губ: — Вот и славно, он как раз поел и готов слушать. Я не могла понять, говорит Пол о мужчине или о каком-то диком звере, к которому не подойдёшь, предварительно не накормив. Недовольно сдвинув брови, я спустилась по ступенькам и лицо обдул тёплый ветерок, плавно оглаживая щеки и волосы. «Раннее, чистое утро». — Подумалось мне и на душе стало спокойнее. Я в безопасности и у меня всё хорошо. Того что я жива — вполне достаточно, чтобы не выглядеть со стороны как кусок пожёванного дерьма.***
Мы зашли в огромный дом, всем своим видом говорящий о том, что здесь лучше ничего не трогать, если не хочешь влипнуть в неприятности. По стилю походил на прошлый век, но выглядел дорого и со вкусом. Чувствовалось, что за помещением тщательно следят, сдувая каждую пылинку. — Нам выше, — обратился ко мне Иисус и указал на лестницу, ведущую на второй этаж, — когда поговорите, я проведу тебе экскурсию. — Не факт, что я останусь, — не обратила я никакого внимания на его «жест доброй воли» и, ступая на лестницу, стала подниматься. — Интересно куда, — хмыкнул он на мой отказ. Я не собиралась обсуждать с ним это. Какое ему может быть дело? Куда захочу, туда и пойду. Теперь весь мир открыт передо мной: нужно лишь помнить, что не для одной меня. Подойдя к нужной двери, Иисус остановился, занося руку для стука, но не постучал. «Это привычка такая? Подходить к двери, но не стучать?» Я прислушалась, улавливая голоса: — Нет, Роза! Мы даже не знаем её. А вдруг она засланный шпион? — мужчина распалялся, запинаясь в словах. — Ты же понимаешь, что это бред? Какой ещё шпион, Грегори? Она просто девочка и ей нужен дом, убежище, как и нам всем! В конце концов, защита от этого мира! Я понимала что спорят из-за меня, и мне это не нравилось. Не нужны мне их споры. Не хочу быть «обузой». Бред какой-то. Настроение стало таким мрачным, что хотелось подходить ко всем подряд без разбора и высказывать разные неприятные вещи в их адрес. Я отпихнула Иисуса в сторону и, постучавшись «для вида», быстро открыла дверь, не дожидаясь ответа. — А это ещё кто, чёрт возьми? — старикашка с седыми волосами, стоящий у стола, вскинул руку в мою сторону и недовольно сморщил нос. — Это Алекс, та самая девочка о которой мы беседовали только что, — поздоровалась со мной Роза, пытаясь отдышаться от недавнего жаркого спора. «Да-а, беседовали.» — А-а, Астер., — он опустил руку и моментально переменился в лице. На губах воссияла улыбка, а глаза стали добрыми, осматривая меня оценивающим взглядом с головы до пят. — Алекс, — поправила его я. — Да-да, — живо отмахнулся он, — оставьте нас. Я хочу побеседовать с этой очень юной леди, — он замахал тыльной стороной ладони Розе и Полу, и те вышли, оставляя меня наедине с этим престарелым мужчиной. Он всё ещё, не отводя взгляда от моего тела, обошёл свой стол и присел на стул, — ну что-же, Астер, как тебе у нас? «Он издевается?!» — Алекс! Я Алекс! — рыкнула я. Нужно успокоиться, но я не могла. У старикашки маразм. Как прикажете разговаривать с таким человеком? — Я так и сказал, — он вдохнул ртом воздух и, сплетая пальцы на руках, положил их на стол, — понимаешь ли, мы тебя не знаем. Я не могу подвергать такой опасности своих жителей. Отчасти он прав. Он меня не знает и так же не знает на что я способна. А вдруг я могу убить их всех? «А я могу? Убийца ли я?» — пронеслось у меня в голове. — Послушайте, я тоже никого не знаю. Да и я не собиралась тут оставаться. Просто пусть Пол отвезёт меня обратно. Грегори удивлённо поднял на меня глаза: — Стой, думаешь всё так просто? — он встал со стула и подошёл ко мне, — ты переночевала у нас, а это уже не просто. Ты заняла чью-то кровать на эту ночь, заняла чужое место. Я не могу тебя просто отпустить. Моему возмущению не было предела. Внутри неприятно заклокотало, поддевая что-то высказать, но я старалась себя унять. Я не просила его или кого-то из них привозить меня сюда, и уж тем более предоставлять ночлег. — Я не просила Вас о помощи, — фыркнула я. — Но ты её, тем не менее, получила, значит, будь добра отплатить мне той же монетой. Если ты понимаешь мои афоризмы, конечно. Ведь монеты давно не считаются валютой в нашем мире. Ты мне обязана. Резко захотелось его заткнуть или ударить, или даже так: заткнуть, ударив. Клокочущее чувство внутри продолжало усиливаться, норовясь вырваться наружу и надавать этому старику люлей. Только что, разговаривая с Розой, он всеми силами старался показать, что не желает меня здесь видеть, а теперь говорит об «оплате за жильё», намекая задержаться. Самодур. Пусть только попробует ещё раз назвать меня «обязанной ему». Ему я ничем не обязана, меня спас Пол и привёз меня сюда тоже он, предоставляя место для жизни. Так что, единственный человек, которому я сейчас была «обязана», если так вообще можно выразиться — Иисус. — Я Вам не обязана. Я впервые вижу Вас, — раздраженно поджимая губы, ответила я, — позовите сюда Иисуса и я сама договорюсь с ним о «возврате долга». Я сложила руки на груди, полностью уверенная, что оспорить меня невозможно. Ведь я права и какой смысл это отрицать? Старик гадко улыбнулся и, подойдя ближе, сказал: — Астер, мне нравится когда люди прямолинейны и самоуверенны, но сейчас, отнюдь, не подходящее для этого время, — он с силой надавил мне на плечо, усаживая на стул, находящийся за моей спиной, — ты отработаешь свою «спокойную» ночь на моей территории, или я заберу все твои вещи в уплату твоего «долга» и всё равно заставлю тебя работать. И всё потому, что я так сказал и потому что я здесь главный. Ты это уяснила, милочка? — Грегори почти сорвался на крик. «Чтоб ты захлебнулся собственной властью, старик.» Я готова была прямо сейчас влепить этому старику по роже, несмотря на его преклонный возраст. Кулак сам собой сжимался плотнее, выставляя на показ свои белые костяшки. Ещё хоть одно слово из его уст и я убью дедулю. Злостно сверкая глазами и громко дыша от злости, я пыталась испепелить его взглядом. В комнату, неожиданно для нас обоих, влетел Иисус: — Что происходит? — одной рукой мужчина держался за дверь, взгляд был перепуганно-удивлённым, глаза бегали, поочерёдно смотря то на меня, то на Грегори, — Алекс, всё в порядке? И снова. Какое ему дело? Пусть перестанет проявлять эту чрезмерную заботу, не маленькая — сама справлюсь. Больше всего сейчас меня бесило, что Грегори чувствовал свою безнаказанность и силу. Как он оказался здесь главным? — Да, — ответила я Иисусу, не оборачиваясь. — Пол, покажи Алисии Бэтти, — старикашка наигранно мило улыбнулся. Я медленно прикрыла глаза, считая про себя до десяти. «Я Алекс — раз, я Алекс — два…» На мои плечи упали тяжёлые руки, я открыла глаза и подняв голову наверх, увидела нависающего надо мной Иисуса, — пойдём, — с каким-то хитрым смешком сказал тот.***
— Ну-у, — протянул Иисус, — собственно, вот. Он указал на небольшой участок земли, огороженный невысоким заборчиком. В центре участка паслась та самая «доходяга», не торопливо жующая траву и отмахивающаяся хвостом от надоедливых мух. Я непонимающе глянула на Пола, — что «вот»? Корова? Ты. ты издеваешься? — Не я, Алекс, — заметил он, — познакомься с Бэтти. Я помотала головой и недовольно свела брови: — И что мне с ней делать? Иисус замялся, заметно сдерживаясь чтобы не засмеяться, — кормить, охранять — заботиться. — По-твоему это смешно?! — разозлилась я, — от кого, чёрт возьми?! «Захотел прикольнуться надо мной, Грегори? Ах ты гнусный старикашка.» Я старалась не думать о том, как заталкиваю голову старика в ошейник, пристёгнутый к бамперу машины и, разгоняясь до максимума, вслушиваюсь в умоляющие стоны, а затем в чавканье и треск ломающихся об асфальт костей. Мысли заставили меня улыбнуться и я, немного успокоившись, добавила: — Неужели больше некому заняться этим? — Ну, все детишки отказались. Говорят, у них есть дела поважнее, — Иисус не сдержался и хихикнул, откашлянувшись. В этот момент была задета моя гордость и достоинство. Детишки, я не могу быть причислена к «детишкам». Я взрослая самостоятельная девушка. Сейчас, когда Иисус улыбался спокойной и дружелюбной улыбкой, мне хотелось толкнуть его в сторону и зашагать за ворота, больше не возвращаясь сюда. — Можешь пока познакомиться с Бэтти поближе, а я загляну к тебе чуть позже, — он улыбнулся и, сжимая кулак на уровне груди, в жесте «крепись», развернулся и ушёл. Я же решила оглядеться. Стоя на середине улицы, я приставила ко лбу руку, прикрывая глаза от яркого солнца и пытаясь рассмотреть территорию: самым броским и бросающимся в глаза было огромное здание из которого мы вышли. Оно находилось слева от меня, блестя на солнце краснотой своих кирпичей. Рядом со мной и Бэтти, на соседних «загончиках», паслись куры, беззаботно шныряющие туда-сюда и клюющие что-то невидимое с земли. Дети бегали по вытоптанными ими же тропинкам, весело догоняя друг друга. Старшие жители поселения спокойно расхаживали по территории, занимаясь кто чем: женщина у ближних ангаров вешала белье на верёвочку под палящее солнце, а мужчины и женщины напротив занимались в огромном огороде, вспахивая землю и собирая зерно. Я даже заметила среди населения кузнеца с собственной небольшой кузницей. У каждого было своё место, здесь никто не сидел без дела. Все что-то делали, одним словом — помогали своей общине. «Жизнь во имя других.» — Гласила надпись на высоком заборе возле одной из сторожевых вышек. Но я не часть «Хиллтопа», я лишь переночевала здесь. Мне не нужно следовать этому правилу, у меня полно собственных. И как только я закончу с «уплатой долга», уйду куда глаза глядят. Больше всего сейчас мне хотелось спрятаться в какой-нибудь закуток и хорошенько всё обдумать, решая для себя, что я буду делать дальше. Может, стоит сбежать? Какой смысл оставаться здесь, если мне не рады? Мимо меня вальяжной походкой прошёл Грегори, стараясь не смотреть в мою сторону. Он подошёл к вышке у забора и заговорил с охранником, тот часто поглядывал на меня, а затем кратко кивнув, встал около ворот. Возвращаясь, Грегори всё же одарил меня своим «почтительным» взглядом, как бы приветствуя, приклонил голову и ехидно улыбнувшись, вернулся в свой особняк. «Омерзительный тип. Что он замышляет? Всё равно не удержит меня здесь.» — Ну здравствуй, Бэтти, — медленно подойдя к корове, я похлопала её по боку.***
Просидев два часа без дела, я стала уставать. Как мне помогать этой корове? Что ей нужно? Все два часа она медленно и сонно жевала траву, изредка нагибаясь за новой порцией. Я успела заметить, что лишь на её территории, огороженной заборчиком, росла зелёная трава, на остальной поверхности «Хиллтопа» лежало сено с помесью сухой грязи и пыли. Жители, проходящие мимо, по разному реагировали на меня: кто-то старался шустрее обойти стороной, кто-то добродушно кивал и знакомился со мной, а кто-то в презрительной усмешке поочерёдно поглядывал то на корову, то на меня. Но был ещё один тип зрителей… Парень, лет тринадцати- четырнадцати, сидел далеко напротив меня, на крыше одного из ангаров и постоянно одаривал меня своим внимательным взглядом. Когда же я это заметила и посмотрела в ответ, он шарахнулся назад, будто его кипятком обдали и, быстро спрыгнув с крыши, побежал вглубь многочисленных железных домиков. Не удивляясь такой реакции, я довольно ухмыльнулась. «Ещё бы не испугался. Ведь это был легендарный „взгляд дьявола“ Алекс.» Ко мне шла Роза, неся в руках небольшое количество сена, но не того что лежало у жителей под ногами, а чистого, золотого сена. — Привет, Алекс, — женщина нагнулась и положила перед мордой у коровы сено, — привет, Бэтти. Мне понравилась Роза. Может я и ошибаюсь, конечно, что мне не свойственно, но она была ко мне добра и мне это прельщало. Поэтому я одарила её сдержанной улыбкой и, махнув рукой, посмотрела на корову. — Всё не можем проститься с этой малышкой, — она погладила корову по голове, трогая рожки, — скажи, тебе приходилось расставаться с близкими… — Она запнулась, понимая весь смысл сказанного ей бреда. «А ты как думаешь, Роза? По-твоему, я от хорошей жизни шляюсь одна в шестнадцать лет?» В слух я этого не сказала, грубить ей не хотелось. Я лишь устало опустила голову вниз, рассматривая свои кроссовки. «Белые эмблемы по бокам, чёрные носы с дырочками для вентиляции, черные шнурки, вдетые в каждое свободное отверстие, для пущей плотности.» Я старалась думать о чём угодно, лишь бы не о маме и сестре…Тогда
Я сидела в шкафу уже целый день и громко плакала. Пару минут назад за его створками раздавались истошные крики мамы и ругань отца, а теперь там тихо, словно в гробу. Эту тишину в комнате нарушал лишь мой надрывный плач. Я тихо и аккуратно приоткрыла дверцу, вглядываясь в темноту. Ничего не было видно, но в комнате стоял неприятный запах окислённого железа. — Мама? — тихо позвала я, — ты здесь? В ответ прозвучала тишина. Тогда я поставила ногу на пол и носок пропитало что-то холодное и влажное. Я быстро шмыгнула обратно в шкаф и сидела, не шевелясь, до тех пор, пока меня не привёл в чувства яркий свет люстры, озаряющий мамину спальню, окрашенную в брызги красного. Я изумленно уставилась на пол. Там лежал папа, а вокруг него была лужа красной жидкости. «Кровь.» Я зажмурила глаза и в следующую секунду меня схватили крепкие руки, вытаскивая из шкафа и вынося прочь из этой комнаты: — Привет, малышка, — раздался мужской голос, — не бойся, это я, Люк. Я распахнула глаза и уставилась на бородатого мужчину, с короткими по бокам волосами каштанового цвета. Его карие глаза внимательно смотрели на меня, а рука гладила волосы на моей голове. Это был мамин друг. Дядя Люк. Он всегда приходил к ней, когда она плакала из-за папы. Он мне нравился и я ему тоже. И я верила ему.***
Когда Хлоя вернулась со школы, Люк её встретил и отвёл на кухню чтобы поговорить, в то время как я мирно и тихо должна была спать, но не могла этого сделать. Я слышала как моя сестра плачет, а Люк старается её успокоить: — Хлоя, это тяжело. Я понимаю, — говорил мужчина, — но теперь ты её семья. Я могу забрать вас с собой в Денвер… — Нет, Люк, спасибо, но мы справимся, — всхлипывала сестра, — я смогу взять опеку на себя и, знаешь, рада, что он откинулся. «Что значит „откинулся“? Я видела его спящим на полу. Откинулся значит уснул?» Разговоры на кухне стихли и на моё плечо легла рука: — Алекс, ты спишь? — спросила меня сестра, удобнее садясь на диван. Я неторопливо повернулась к ней и осмотрела опухшее от слёз лицо. Она была подавлена и расстроена, но всячески старалась это скрыть за улыбкой. — Алекс, маме пришлось уехать по работе, но ты не волнуйся, мы с тобой и соскучиться не успеем, — по её щеке скатилась одинокая слезинка, — поспи немного, а я приготовлю тебе шоколадный пудинг. Хлоя поцеловала меня в лобик и собралась встать, но я схватила её за руку: — Только ты не уезжай, — обреченно сказала я.Сейчас
— Алекс, прости, я ляпнула не думая, — тихо пробубнила Роза, — не обращай на меня внимание. Я же, пытаясь забыть нахлынувшие воспоминания, возбуждённо тряхнула головой, и старалась услышать Розу, чьи слова бесследно затихли в моей голове с появлением воспоминаний. — Всё в порядке, — отводя взгляд куда-то вдаль, стала я оправдываться, — ты что-то хотела? Было тяжело вспоминать обо всём и, сказать честно, я не была рада тому, что Роза почти вынудила меня задуматься о матери. О сестре я и вовсе старалась не думать. Это было недавно. Рана на сердце по-прежнему зияла, заставляя морщиться от любого малейшего воспоминания. — Хотела пообщаться, но понимаю, что пока «морожу» лишь глупость, извини, — она уже смотрела на меня, изучая, — сама ведь видишь, Бэтти болеет. А убить её — рука не поднимается. Она поцеловала корову в морду. На вид Розе смело можно было дать тридцать лет, не меньше: тёмные кучерявые волосы, большие серые глаза, и серьёзное лицо с веснушками. Всё в ней давало понять, что она дружелюбна. И даже то, что она не может убить простую корову, говорило о том, что женщина, в принципе, не была способна на убийство. Тяжело ей приходится в этом мире. Таково моё мнение. «В этом мире хорошие люди умирают первыми.» — Представь себе, раньше Бэтти была красоткой, а теперь… Теперь она годна лишь на роль домашнего питомца: ни молока, ни мяса…- Она горестно вздохнула. «Зачем она говорит мне о корове? Думает, мне это так интересно?» — Ты слишком зациклена на ней. Уверена, раз мяса и молока она больше не может давать, то её жизнь в этом мире закончена. Какой смысл мучать её? Я не смотрела на женщину. Абсолютно не хотелось видеть её опечаленный вид и пытаться ей сострадать. Я никогда не любила, да и не умела притворяться. А постараться показать, что я тоже опечалена рассказом о корове — не было желания. «Не хочу слушать. Не хочу здесь находиться. Нужен план, чтобы сбежать.» — Прости, но я голодна, Роза. Могу ли я поесть хотя бы что-то? — жалким взглядом умирающего кабана, я посмотрела на женщину. — Точно. Ты же не ела. — Она торопливо вылезла из «загончика», — подожди меня — я принесу еды. «Да-да, я буду здесь: смирно сидеть на обеих булках.» Быстро забежав в ангар, где я ночевала, я схватила свой рюкзак и пулей выскочила на улицу, мчась на всей скорости к высокому забору. Через главный вход покидать общину было «не вариант», поэтому я подумала, что смогу найти какую-нибудь лазейку, дырку в заборе или вообще обнаружить полное отсутствие забора. Бегая вдоль забора за ангарами, я внимательно вглядывалась в его мельчайшие подробности, всячески стараясь высмотреть «дефекты», сквозь которые я могла бы пролезть или просто ими воспользоваться. Пробежав ещё пару столбов, я увидела на крыше одного из ангаров того самого парнишку, что так тщательно наблюдал за мной час назад. «Вот чёрт… Чёрт. Какого хрена он пялится? Он ведь меня спалит.» Но мне было уже всё равно на него, тем более, у меня даже не было времени вымаливать у него молчание. Я коротко махнула рукой, приветствуя его и стала пытаться перелезть через забор. Но тут парень истошно закричал: — Уилл! Тревога! — парень продолжал пристально следить за мной. «Нехорошо. Какой ещё Уилл?» Я быстрее рванула вверх по забору, стараясь цепляться ногами и руками за всё, что подвернется, но такого «добра» оказалось слишком мало, поэтому в один момент я просто сорвалась с двух метров и, плюхаясь спиной об землю, стала истерично хватать ртом воздух, стараясь дышать и увидела, несущегося ко мне на всех парах, мужчину с автоматом в руках. Дружелюбно он точно не был настроен, потому что автомат был направлен на меня.