Четверг. 14:02.
Harrison Storm — The Words You Say
— Режиссер!
Эвен даже на секунду думает, что ему мерещится; что это просто внезапная галлюцинация, прорвавшаяся в его голову сквозь болтовню голодных посетителей, музыку и привычное жужжание кофе-машинки. Поэтому он не обращает на это никакого внимания, лишь потуже завязывает свой фартук и закрывает пластиковые стаканчики крышками, с лучезарной улыбкой разворачиваясь на пятках, чтобы наконец порадовать двух женщин их горячими напитками. Но стоит ему развернуться, как глаза в удивлении округляются до размера монеты, потому что прямо перед барной стойкой во всей своей красе стоит его друг, улыбаясь так, будто бы выиграл миллион в лотерею, хотя на деле всего лишь приперся в кофейню, застав Эвена врасплох. Нет, он правда не ожидал его появления здесь. Собирался, быть может, позвонить или написать ему смс, чтобы спросить, как дела, но определенно не думал, что Исак проявит инициативу первым. Впрочем, это даже хорошо — Нэсхайму весело рядом с ним, а что еще нужно для двух людей, которые с каждым днем стремятся узнать друг друга лучше, выявляя все больше и больше общих тем?
— Не ожидал, да? — Вальтерсен ставит локти на барную стойку, а затем нахально перетягивается через нее и ворует из чужого кармана фирменного фартука ручку.
Эвен же в это время любезно отдает дамам их кофе и в подарок на пробу упаковывает им новое лимонное пирожное, которым сам за сегодняшний день уже успел налопаться от души. Нельзя назвать его сладкоежкой, но от такой вкуснотищи никто не смог бы отказаться.
— Можно и так сказать. Что ты здесь делаешь? И прекрати воровать, это может плохо кончиться. Знаешь, клептомания и все такое...
Исак закатывает глаза. Эвен, как и всегда, в своей манере: пытается шутить, но они оба знают, что это прерогатива Вальтерсена.
— Пришел попить кофе, — он жмет плечами и тянется за салфеткой, чтобы быстренько нарисовать на ней человечка, а рядом подписать кривое «Эвен :)». Такими рисунками увлекался каждый маленький ребенок, когда у человечка на бумаге лишь палочки вместо ног, рук и тела, а голова — кружок с двумя точками и полосочкой, которую ну никак нельзя назвать улыбкой.
— Не правда, ты не хочешь пить кофе. Прогуливаешь школу? — Нэсхайм смотрит на художества Исака и улыбается уголками губ. Идиот.
— Мм... Может быть. Вообще-то, я шел к тебе с большими планами и уверен, тебе понравится.
— Выкладывай, — Эвен заинтересован, его взгляд это выдает. И пока не скопилась очередная бесконечная очередь, он смотрит на наручные часы, а затем на Исака, послушно дожидаясь пока тот вывалит на него все свои мысли.
— Идем в парк. Я думаю, что тебе нужно снять немного больше «любви к животным», потому что фрагмента с Иксом будет мало. Шел сейчас мимо, и там столько забавных собак со всеми этими обслюнявленными игрушками и виляющими от радости хвостами.
— О, ты все-таки не оставил малыша без имени. Икс звучит здорово, почти как Исак, но я бы предпочел Магнето или... Росомаха?
— Вот заведешь своего и называй, как захочешь. Ну, так что, пойдем в парк? Давай же, Режиссер, мне так скучно, а возвращаться домой не хочу. Эскильд и Нура затеяли битву поваров, а я не смогу в себя впихнуть столько еды, хотя готовят они оба неплохо. Нура все же лучше, но и...
— Заткнись, — Эвен лыбится во весь рот, вынуждая Исака замолчать и недовольно фыркнуть. — Я работаю до трех, но осталось меньше часа, так что попрошу меня подменить, если ты и впрямь так соскучился по мне.
— Я не соскучился! Даже не думай об этом! — хохочет Вальтерсен, хлопая себя ладонями по щекам, отчего-то залившимся пятнами бледно-розового румянца. Как же, не соскучился, ага.
— Тогда занимай столик и послушно жди, пока закончится моя смена, раз уж ты по мне не скучал, — ехидная улыбка, вздернутая вверх бровь, и Эвен двигается к кассе, слушая новый заказ.
— Отлично, неси мне кофе и свое бесплатное лимонное пирожное, потому что иначе я просто свалю в другую кофейню, где бармен не будет издеваться надо мной!
И разве это вообще возможно — отказать этому до ужаса забавному человеку, которому осталось только ногой топнуть и руки на груди сложить, чтобы заставить Эвена упасть на пол и загнуться в приступе истеричного смеха?
Очевидно, что это невыполнимо, поэтому через десять минут, когда до конца смены остается меньше получаса, на столике у окна появляется большой стакан кофе и парочка пирожных, а на салфетке аккуратно выведено «ты скучал по мне ;)».
*
15:17
— Итак, раз уж ты заделался в мои личные советники, то помоги выбрать что-то более подходящее, — Эвен настраивает камеру, попеременно поглядывая по сторонам, чтобы решить, что именно станет идеальным для его фильма, — маленькая девочка с огромной овчаркой, которая пытается лизнуть ее в щеку, или женщина на скамейке, которая почесывает за ушком своего лениво развалившегося у ног чау-чау.
Исак отрицательно мотает головой на оба варианта.
— Забудь про чау-чау, — его пальцы упрямо цепляются за рукав чужой куртки, заставляя развернуться в другую сторону. Эвен чувствует себя тряпичной куклой, но не сопротивляется, потому что, как ни странно, доверяет этому парню. — Гляди.
И Нэсхайм замирает от того, что он видит в паре метров от себя. Он даже мысленно дает себе подзатыльник за то, что был таким идиотом, когда нелестно отзывался об идее фильма о людях, вынужденных жить на улицах, ведь... Они, как ни крути, тоже люди, просто позволившие своей жизни упасть вниз. Отчасти, в этом нет их вины, за исключением тех, кого он иногда встречает на пути, отмахиваясь, когда у него выпрашивают деньги на алкоголь.
Сердце неумолимо сжимается и падает куда-то вниз, а затем снова подпрыгивает вверх, к горлу. Мужчина, до этого сидевший на потертой картонке в самом неприметном местечке людного парка, поднимается на ноги. Он гладит по макушке пса, шерсть которого слегка спуталась и испачкалась на светлой спине, а затем, кажется, приказывает ему ждать. Исак и Эвен в этот момент бесстыдно наблюдают за этим мужчиной в старой потертой куртке, в которую тот кутается от прохлады, когда тратит собранные деньги на горячий хот-дог в палатке неподалеку.
Но то, что происходит дальше, только сильнее заставляет внутри что-то сжаться, а еще направить объектив камеры вперед. Вот она — человеческая доброта, любовь, забота. Даже несмотря на собственное состояние и голод, мужчина в мешковатой одежде отдает собаке горячую булку с сосиской и снова устраивается на картонке, слабо улыбаясь тому, как пес кладет морду ему на колени. Животное беспородное и отличается от других собак, радостно убегающих от хозяев, но имеет такое же доброе сердце, преданное своему человеку.
Такое и впрямь заставляет задуматься; такое и впрямь может случиться с каждым.
— Оу... — в этот раз Исак не многословен.
— Да, — очевидно, Эвен тоже.
Старший парень просто молча двигается вперед, выключая свою камеру, и, когда достигает палатки, от которой исходит приятный аромат, пробуждающий аппетит, протягивает девушке несколько смятых купюр, покупая два горячих хот-дога: один со всеми соусами и луком-фри, а второй просто с копченой сосиской.
Исак же шагает за ним по пятам, тепло улыбается и ощущает непривычное тепло, скрывающееся за ребрами.
Эвен любезно протягивает мужчине хот-дог, а второй отдает псу, что поначалу слегка настораживается чужого человека, но в итоге принимает из его рук еду, смотря на него своими большими темными глазами. Взгляд такой понимающий, совсем как у человека.
Мужчина кажется таким счастливым и, не переставая благодарить молодых людей, улыбается, говоря о том, что его верный друг для него важнее собственного желания поесть. Такое признание снова бьет Нэсхайма в грудь.
Он не считает, что сделал что-то особенное. Не считает себя героем, не собирается хвастаться этим перед знакомыми, лишь думает, что они с Исаком разделят этот душещипательный момент на двоих. Ничего не произошло, они просто помогли человеку, и это ничто иное, как понимание и уважение, а не жалость, какую можно увидеть в глазах некоторых прохожих.
— Иногда я хочу помочь всем этим людям, но понимаю, что у меня нет такой возможности, — бубнит Эвен себе под нос, вытягивая длинные ноги вперед.
Они сидят на скамейке и пьют горячий чай, купленный в той же палатке. Вальтерсен грызет крышку стаканчика, а Нэсхайм задумчиво улыбается, разглядывая груду листьев, осыпавшуюся с деревьев. Совсем скоро пойдет снег.
— У тебя доброе сердце, Режиссер, — спустя долгие минуты Исак подает признаки того, что его язык на месте. Эвен было подумал, что тот его проглотил, потому что это странно — слушать молчание, вместо привычной болтовни.
— Я не альтруист или что-то в этом роде, просто понимаю, что любой может оказаться в такой же ситуации. Ты или я — тоже.
— Верно. Но это было довольно, эм... Хорошо с твоей стороны. Ты им помог в то время, как всем вокруг абсолютно все равно.
— Может быть.
Исак напрочь забывает о времени. У них это не впервые, поэтому он и не удивляется, когда глядя на наручные часы, замечает, что ему нужно прощаться с другом.
— Мне пора домой.
— Почему? — Эвен сводит брови к переносице и сильнее натягивает капюшон, прячась от ветра, который за это время стал только сильнее, начав нагонять темно-серые пепельные тучи.
— Сегодня выступаю в баре. Приходи, можешь поснимать там. Семь часов, бар «Моно».
— Извини, я... Сегодня никак, — Эвен поджимает губы в тонкую линию.
— Будешь занят чем-то? — Исак прячет руки в карманы джинсов, выжидающе смотря на друга.
— Буду монтировать фильм, пора бы уже двигаться дальше.
— Ничего страшного, в другой раз, да?
— Конечно, чувак.
Возможно, Исак расстроен. Самую малость. Один процент из ста. Но он этого не показывает, лишь улыбается, хлопает Нэсхайма по плечу и, схватив со скамейки свой рюкзак, уносится в сторону метро с громким: «до встречи, Режиссер, не скучай!».
Не скучать — тяжело. Эвен привык к нему, к его присутствию. Это уже кажется чем-то нормальным и обыденным, когда школьник, которого он встретил в парке и который должен был стать лишь мгновением в его фильме, крутится вокруг него, не позволяя творческому кризису засесть в его голове.
Этим вечером Нэсхайм собирается развлекать себя тишиной в пустой квартире, сидя на полу за ноутбуком, и стараться все сделать так, чтобы никто, черт возьми, не посмел придраться к его работе.
*
18:30.
Любое выступление перед публикой — это всегда жутко волнительно. Ладони потеют, пока подрагивающие пальцы настраивают гитару и поправляют микрофон, а в это время гости, наслаждающиеся своими бургерами и пивом, уже наблюдают за тем, как мальчишка тихо перебирается по сцене. На улице всегда проще, потому что люди просто идут мимо.
В баре все еще играет музыка из колонок — какая-то веселая, заводная песня, никак не способствующая концентрированию, а Исак изо всех сил старается не обращать на это внимание. Он всегда так делает: представляет, что вокруг нет ни души, а он единственный в помещении, потому что так легче справиться с нервозностью; и насколько бы его друзья ни были уверены в том, что Вальтерсен никогда не переживает, они крупно ошибаются. Такое можно умело скрывать.
Тем не менее, Исак успокаивается, когда видит компанию своих друзей, усаживающихся за круглый столик неподалеку от сцены. Они машут ему руками, а Эмма даже посылает воздушный поцелуй на удачу, и, возможно, именно это и помогает парню взять себя в руки. Он же хочет стать хорошим музыкантом, которого полюбит публика, а хорошие музыканты должны быть уверенными в себе.
Вальтерсен исполняет парочку своих любимых песен, на которые когда-то даже записывал каверы на YouTube, затем купается в аплодисментах и радостно улыбается, осматривая помещение, заполненное людьми. Им нравится. Исак чувствует это, а волнение давно перестало давить ему на плечи.
BANNERS — Gold Dust
Но стоит ему запеть снова, опять же привлекая к себе внимание завсегдатаев бара и людей, которые забрели сюда случайно, как дверь открывается, а вместе с прохладным воздухом появляется и Эвен. Такой веселый и довольный Эвен, которого он здесь увидеть совсем не ожидал. Кажется, он даже умудряется пропустить пару слов в песне, засмотревшись на друга, роняющего свою пятую точку на стул и достающего камеру.
О, нет, Исак точно не готов быть сейчас в центре его внимания. Он же не станет снимать этот позор для фильма? Или станет?
Парень продолжает перебирать струны, мурлыкая в микрофон, и отчаянно старается не смотреть в сторону довольного Нэсхайма, который, по всей видимости, не удержался и слишком соскучился по нему за эти несколько часов разлуки, раз уж пришел сюда и уже заказал себе пинту безалкогольного пива. Очаровательно.
Исак без стеснения может признаться, что тоже скучал (хотя и прошло, по меньшей мере, пару часов), как может признаться в том, что выступление становится менее волнительным под мягким взглядом голубых глаз.
Юнас и Ева замечают первыми — то, как взгляд их лучшего друга мечется от столика к столику, и то, как странный румянец покрывает его шею и щеки. Затем к ним присоединяются Эскильд, дергающий Нуру за рукав свитера, Эмма, до этого восхищающаяся голосом парня ее мечты, и в конце Магнус и Вильде, которые приветливо машут руками смущенному от такого количества внимания Эвену. Ну не мог же Исак скрыть от них то, что большую часть своего времени он посвящает этому долговязому парню, прячущему свое тело за мешковатыми толстовками и никогда не выпускающему свою камеру из рук. Конечно же, он рассказал друзьям о Режиссере, а Юнас, как и Эмма, даже мельком видели его на вечеринке.
Выступление Исака, внезапно подошедшее к концу, сменяют громкие аплодисменты, свисты и прежняя музыка из колонок — кажется, это местное радио, крутящее старый рок, — но людям нравится, и все остаются довольны таким приятным вечером.
Он ловко спрыгивает со сцены, оставляя свою гитару в стороне, и, переминаясь с ноги на ногу, выбирает вариант, в котором проскальзывает мимо друзей, чтобы поздороваться с Эвеном.
— Привет, — Исак складывает руки на груди и улыбается уголками губ. — Мне казалось, у тебя много дел, Режиссер.
— Не смог такое пропустить, — как ни в чем не бывало выдает Эвен, барабаня длинными пальцами по бокалу.
— Еще бы, ты же мой фанат. Признай это наконец.
Эвен показательно фыркает и делает большой глоток пива, понимая, что попросту солжет, если скажет, что не испытывает странного душевного трепета, когда слышит, как поет этот парень, заставляя проникнуться каждой эмоцией, которую тот проживает, отдавая всего себя песням. Бесспорно, музыка — его стихия.
— Выйдем на улицу?
— Да, конечно, — облегченно выдыхает Вальтерсен, честно, просто не желая делить Эвена со своими друзьями, на которых тот не перестает любопытно коситься. Исак идиот, и, возможно, даже сможет это когда-нибудь признать.
На улице царит прохлада, присущая мрачному вечеру октября, а гудящий ветер безжалостно пробирается под тонкую клетчатую рубашку, путает волосы и вынуждает ежиться. Эвен, неожиданно для них обоих, спасает ситуацию, заставляя Исака вздрогнуть и тихо ойкнуть, когда чужие руки оборачивают его трясущиеся плечи. Дышать становится невыносимо тяжело, внутренности сжимаются под натиском какой-то жуткой нежности, и этому нет логического объяснения, как и тому, почему Эвен расщедрился на объятия, которые пришлись ну очень кстати. Однако, это не отменяет того факта, что всегда болтливый Исак замолкает из-за неловкости первого тактильного контакта. До этого момента между ними ничего подобного не происходило, но Эвен особо и не задумывался: просто сделал это и все. Дружеские объятия, разве это так плохо?
— Эм... Что ты делаешь? — вопреки своим словам Исак неуклюже опускает ладони на спину прижавшегося друга и пальцами комкает его куртку.
— Не знаю, это странно?
— Немного, возможно, но мне нравится. По крайней мере, больше не холодно.
— Ты отлично выступил. Не жалею, что пришел, — Эвен вдруг понимает, как глупо себя повел, поддавшись какому-то внутреннему чувству, которое подтолкнуло его к позору. Единственное, что радует — Исак хотя бы его не оттолкнул.
— Спасибо, чувак, надеюсь, не ты один так считаешь.
Нэсхайм неохотно отстраняется, расцепляя руки и издавая едва слышное мычание, а после отводит взгляд в сторону и достает припрятанную за ухом сигарету, обхватывая фильтр губами. Никотин помогает в любых, даже самых запутанных ситуациях, а сейчас он определенно не помешает, потому что ему все еще неловко и потому что руки до сих пор немеют.
Лишившись укрытия в виде теплого Эвена, Исак обнимает себя сам и гипнотизирует дверь, будто чувствует, что в любую секунду она распахнется.
Шестое чувство его не подводит.
— Исак, ну чего ты так долго?!
Их глаза одновременно принимают округлую форму, а брови ползут вверх, только Исак добавляет радостную улыбку, а Эвен смущенно склоняет голову вбок, потому что, знаете, это немного стесняет, когда девушка уже во второй раз целует Вальтерсена прямо перед ним, будто бы его здесь нет. Он узнаёт эту симпатичную брюнетку — в прошлый раз она едва стояла на ногах и была одета намного вульгарнее, чем сейчас. На ней мягкий бежевый свитер и джинсы, в задние карманы которых Исак просовывает свои ладони, пока его язык лезет к ней в глотку. По необъяснимым причинам, Эвен хочет ляпнуть что-то очень глупое и неуместное, но вместо этого выходит лишь притворный кашель и протяжное: «э-э-эм».
— О, это Эмма, — смеется парень, облизывая свои губы, в то время как девушка обвивает его талию своими руками и кладет голову на плечо. Ну, для этих двоих объятия хотя бы нормальны и, наверное, привычны.
— Привет, ты — Режиссер, да? — Эмма улыбается во весь рот, а Нэсхайм выдыхает сигаретный дым через нос и щурится, когда видит, что ее помада немного размазалась.
— Эвен, — он жмет ее миниатюрную ладошку и бросает на Исака шутливый убийственный взгляд. — Ну, ладно, веселитесь, ребятки, мне уже пора.
— Ты уходишь? Останься, будет весело, — Исак пожимает плечами и, возможно, очень надеется на то, что к их компании присоединится еще один чудесный человек.
— Меня все еще ждет фильм, а тебя — друзья. Развлекайся, увидимся как-нибудь в другой раз. И скажи спасибо, что я вообще почтил тебя своим присутствием, — окурок падает на землю, и, почесав румяную щеку, он сияет улыбкой, разворачиваясь на пятках.
Эвен медленно двигается вниз по пустынной узкой улочке, отталкивая от себя все мысли, что начинают отвлекать его от настроя на все еще ожидающую работу, на которую он потратит оставшийся вечер и ночь. Ну и, безусловно, будут попытки дозвониться до Сони, которая так и не собирается с ним мириться, включая маленькую обиженную девочку. Так что сейчас только свежий воздух и пустая голова, все остальное пусть идет к черту.
— Ты был хорош, чувак, не сомневайся в этом! — напоследок кричит Нэсхайм, перед тем как Исак и Эмма возвращаются в бар, и перед тем как он сворачивает за угол дома, вставляя в ухо наушник.
*
21:03
Crowded House – Fall At Your Feet
Это приятно, когда по тебе скучают и преданно ждут твоего возвращения, а после приветствуют громким «мяу» в коридоре. Исак отмахивается от мысли, что все это удел одиночек, которые предпочитают заменять личную жизнь любовью к домашним животным, а уютные вечера и приятные пробуждения — мокрым, шершавым языком на лице, ведь, в конце-то концов, он не так уж и одинок. У него, по крайней мере, есть Эмма, которая души в нем ни чает, будто бы он сделан из золота. Она даже не замечает в нем недостатков.
Пройдя вглубь квартиры, Вальтерсен видит Эскильда, который все еще в полупьяном состоянии пытается заставить абсолютно трезвую Нуру прямо сейчас приготовить пасту и устроить им семейный ужин с песнями, фильмом и тройными обнимашками. И Исака это не волнует ровно до тех пор, пока тот не просовывает голову в дверной проем его спальни, умиляясь тому, что Икс трется своей мордочкой о щеки развалившегося на кровати парня.
— Не хотел говорить это при твоей девчонке, но, кажется, Эвен, да? Он точно запал на тебя! — о, ну еще бы, сейчас Исаку предстоит выслушать очередную теорию о несуществующей любви. Надо же, он даже умудрился сосватать его с Эвеном, и иногда в голове Вальтерсена нет достойного объяснения тому, почему же он все еще дружит с этим человеком и делит с ним квартиру.
— И ты это понял только потому, что он пришел посмотреть на мое выступление? Чувак, твой гей-радар сломан, смирись с этим, ладно? Эвен — мой друг. У него есть девушка, а меня все еще не привлекают парни, сколько бы ты там не пророчил мне будущую гейскую любовь, — это, на самом деле, смешно. Вальтерсен не сдерживается и громко смеется, отчего недовольный Икс слезает с его груди, устраиваясь на соседней подушке. — Перестань думать, что все парни хотят друг с другом переспать, окей?
— Я это понял, когда в старом баре, пропитанном сигаретным дымом и запахом дешевого виски, вдруг засияла гребаная радуга, и начали летать блестки, стоило тебе к нему подойти, — по его голосу можно понять, что он будет стоять на своем до последнего. Исак, ясное дело, в это верить не собирается, зная то, какие безумные идеи таятся в этой рыжей голове.
В эту минуту, когда так необходима тишина и покой, Триггвасона хочется убить голыми руками. Но, к сожалению Исака или к счастью Эскильда, сил совершенно нет, так что все, на что его хватает — кинуть в друга маленькой мягкой игрушкой и закатить глаза, а после пальцами вцепиться в телефон.
Он открывает их личный чат, чешет макушку и надеется на то, что Эвен не сильно занят своим фильмом. Быть может, они даже смогут вместе посмеяться над воображением его соседа, который, похоже, действительно собирается свести как можно больше людей. Исак все еще помнит, как страдала Нура, которую тот пытался познакомить со своим знакомым из Германии, приехавшим погостить.
От кого: Мальчик-сарказм
Жаль, что ты не остался. Но, надеюсь, тебе и правда понравилось. Спасибо, что пришел.
Эвен не заставляет Исака ждать. Его телефон всегда рядом с ним, а фильм может подождать пару минут.
От кого: Режиссер
Не напрашивайся на комплименты ;)
В следующий раз, обещаю.
Что ты делаешь? Уже дома?
От кого: Мальчик-сарказм
Бла-бла-бла, сдались мне твои комплименты, засранец. И без тебя знаю, что я потрясный :)
Собираюсь всю ночь провести за конспектами, как и каждый последующий день до понедельника. Меня ждет экзамен, но думаю, что я все сдам.
От кого: Режиссер
Тогда удачи. Знай, что я в тебя верю, потрясный Исак!
