Ангедония

1. Быть чистокровным из рода Куран — значит быть на шаг впереди. Всегда. Ты делаешь действие, а в голове видишь каждое возможное последствие. Это как начать чистить картофель для супа и прекрасно понимать, что суп уже сварен. Пышет жаром из алюминиевой кастрюли на обеденном столе. Или наоборот, выкипел и сгорел к черту, потому что ты забыл выключить конфорку. Быть чистокровным из рода Куран — понимать, что любой вариант будущего возможен, и ты знаешь что делать дальше задолго до того, как это будущее наступило. Ты — бесконечное множество значений, из которых лишь одно — истинно. Иначе тебе крышка. У Совета Старейшин острые зубы, десятки смертоносных клыков. Сети заговора, сотканные из серебряных нитей, оплетают Город, Академию, даже Гильдию . У аристократов фундаментальные планы на мировое господство, и Куран Канаме в них лишний. Отпрыск королевского рода, готовый в любой момент восстановить свои права. Законный наследник, которого нельзя контролировать. Угроза. Канаме думает, что заговор, разрастающийся за пределами школьных стен, по масштабам близок к катастрофе. Вот-вот наступит хаос. Конец привычного порядка вещей. Канаме знает, что конец одного — это всегда начало чего-то другого. Он это уже проходил. Когда в Академию внезапно прибывает Асато Ичиджо, ему не страшно. Даже не тревожно. Под напряженными взглядами однокурсников он жмет руку Главе Совета, ощущая внутри антарктический холод и скуку. Асато несет какую-то пафосную чушь о преданности и желании испить кровь своего господина, Айдо психует, отбрасывая Асато в сторону, Лука жмется к плечу рассерженной кошкой, готовой к прыжку, а Куран думает, что уже скоро уничтожить Главу Ичиджо можно будет буквально щелчком пальцев. Вот так просто. Даже пепла не останется. Игра началась, фигуры расставлены на доске. Канаме никогда не выбирает, за какую сторону ему играть. Он играет всеми сразу. Быть чистокровным из рода Куран — знать, что победа всегда за тобой. Даже если весь мир будет против этого. — Прости моего деда, — виновато говорит Такума. Он появляется в комнате бесшумно, буквально просачивается в приоткрытую дверь. Канаме неохотно отрывает взгляд от шахмат и заставляет себя улыбнуться. — Я не в обиде. — Иногда он забывает, что не все в этом мире подчиняется его воле. Быть Главой Старейшин — непросто. Это ведь колоссальное давление, особенно со стороны Гильдии охотников. Тем не менее, он позволил себе лишнее. — Думаешь, мне действительно нужно, чтобы ты его оправдывал? — Я… Такума разводит руками, подходит к креслу и осторожно опускается на самый краешек. — Ичиджо, я знаю, что ты предан мне. Даже если бы твой дед задумал меня убить, я бы не переложил ответственность за это на твои плечи. — Мой дед никогда не сделает ничего подобного! Он любит тебя! В конце концов, он был твоим опекуном, пускай и совсем недолго. Я думаю, он просто… — Обижен на меня за то, что я отказался от его опеки. Я знаю. — Именно. Он честолюбив и просто не рассчитывал, что это произойдет так рано. Пока мы росли, он считал тебя внуком не меньше чем меня. — Ты же не думаешь, что я посягну на его место в Совете? Глаза Такумы — огромные и зеленые — расширяются, становятся еще больше. Он встряхивает головой и весь подается вперед. — Нет-нет! Я уверен, что ты этого не никогда не сделаешь! Куран подбрасывает белую пешку в воздух, ловит и крепко сжимает ее в ладони. Воображение рисует руины на месте имения Ичиджо. Обломки украденного величия. — Ты прав. Мне неинтересны дела Совета. Однако, я понимаю волнение Асато. Моя семья многие годы управляла вампирами. Каждый наследник рода Куран — потенциальная угроза для тех, кто сейчас возглавляет Совет. Если бы я не отказался от опеки, твоему деду было бы гораздо спокойней. — Но почему? Ты же сам сказал, что Совет тебя не волнует. — Так же как и не волновал моего отца. Но Асато хорошо знал Курана Харуку. Я не похож на него. А любые различия рождают подозрения и страхи. Такума поджимает губы. — Я верю тебе, — наконец говорит он. — И я поговорю с дедом. Постараюсь объяснить ему, что он ошибается. — Не стоит. Ни к чему его тревожить. — Хорошо. Какое-то время Такума молчит. Водит пальцем вдоль узора на обивке кресла и думает о чем-то своем. Уголки его губ опущены вниз, он выглядит печальным и растерянным. Младший Ичиджо — белая ворона в семье. Мягкий и честный, из тех, кто действительно знает цену состраданию. Из всех учеников ночного класса, он больше всего похож на обычного человека. Быть может поэтому им легче всего управлять. — Канаме? — Что? — Почему ты ударил Айдо, когда он встал между тобой и дедом? Ханабуса пытался тебя защитить. Я не оправдываю его, просто…это слишком жестоко. Куран едва заметно приподнимает брови. — Разве? — тихо говорит он. — А что если бы твой дед предъявил претензии семье Айдо? Какое наказание его ждало бы в этом случае? — Я не… — Ханабуса поднял руку на уважаемого члена общества. На аристократа и представителя власти. В Академии власть представляю я. Наказав подчиненного за непростительное поведение, я оказал услугу Айдо. И оказываю услуги каждый раз, когда он выходит за рамки допустимого. Иногда жестокость — это лишь способ защиты кого-то. Такума удивленно приоткрывает рот. В восхищение, которое излучает все его тело, Канаме мог бы нырнуть с головой. — Ты…ты прав. Прости меня за этот глупый упрек. — Все в порядке. Куран покровительственно кивает, поглаживая пешку большим пальцем. Фигурка теплая и гладкая. — Я не хочу показаться неблагодарным за все, что ты делаешь для нас, Канаме. — Я не считаю тебя неблагодарным. — И все же. — Такуми встряхивает головой, и светлые волосы падают ему на лоб. — Я не хочу показаться неблагодарным, но я должен спросить тебя еще кое о чем. — Да? — Сегодня с утра пришли документы на зачисление еще одного студента. Марии Курэнай. — Я знаю. — Куран закидывает ногу на ногу, удобнее устраиваясь в кресле. — Что тебя тревожит? Такума встает и нервно проходит по комнате туда-сюда. — Мария — дальняя родственница Шизуки Хио, — хрипло говорит он. — Той самой «Безумной принцессы», что когда-то… — У Шизуки было много грехов. — Именно. И один из них — уничтожение семьи Кириу. Охотников на вампиров. Канаме пожимает плечами. — И что с того? Мария должна была учиться здесь с самого начала, и до сих пор не могла приехать из-за слабого здоровья. Кроме того, ее родственные узы меня не касаются. — Я понимаю. Но вдруг ее присутствие заставит Зеро натворить глупостей? Если он нападет на вампира-аристократа, то перемирию, возможно, настанет конец. Куран встает и подходит к Такуме. Кладет руку на плечо — знак одобрения и безграничного доверия. — Не волнуйся, — вкрадчиво говорит он. — Я уверен, что все будет в порядке. — Правда? — Обещаю. — Он отступает в сторону и мягко улыбается. — Доброй ночи, Ичиджо. И…спасибо. — Доброй ночи, — отвечает Такума. Кланяется и выходит прочь. Когда дверь за ним закрывается, Куран стирает с лица улыбку и точным броском отправляет пешку, которую до сих пор сжимал в руке, в мусорную корзину. 2. Искать Зеро после занятий не легче, чем искать иголку в стоге сена: никогда не знаешь, где носит эту машину саморазрушения. Парк, общежития или классы. Конюшня, дом ректора или лес за территорией Академии. Он может спать в собственной комнате, пока Юки до посинения патрулирует школу. А иногда может валяться на полу, где-нибудь на чердаке учебного корпуса. В такие дни он десятками жрет кровяные таблетки, но организм не принимает их, и его рвет прямо под себя. Раз за разом. Зеро считает это борьбой. Канаме — идиотизмом. Куран убежден — наступать на одни и те же грабли — верный способ подохнуть раньше срока. Зеро умудряется не то чтобы наступать на грабли. Он прыгает на них с разбега большую часть своей жизни. И, по необъяснимой причине, до сих пор остается в живых. — Удивительно, что прилагая столько усилий для самоуничтожения, ты до сих пор не умер, — говорит Канаме, останавливаясь рядом с огромным ветвистым дубом. — если бы существовала премия «Неудавшийся самоубийца года», то я бы сейчас вручал тебе статуэтку. — И как бы статуэтка выглядела? — Как виселица, — не задумываясь отвечает Куран. — С оборванной веревкой. Зеро смотрит на него сверху вниз. Он сидит на ветке в нескольких метрах от земли и сейчас похож на недовольную сонную белку. Такие в детских сказках начинают кидаться орехами в тех, кто помешал им жить своей обычной беличьей жизнью. — Думаю, я бы принял от тебя эту статуэтку, — хмыкает Зеро и мстительно добавляет. — Чтобы потом от души съездить ей по твоей холеной физиономии. Канаме отступает на шаг. — Ты — само очарование. Как посмотрю, задание Гильдии добавило тебе бодрости духа. — Не понимаю, о чем ты. — Шики и Рима. Они рассказали мне о твоей охоте. Зеро фыркает. Затем шипит что-то неразборчиво и скрещивает руки на груди. Даже на расстоянии видно, что сегодня он действительно выглядит лучше, чем в последнее время. Ему даже хватает сил, чтобы хамить. — Ничего особенного, — нехотя говорит он. — Обычный «низший», кормящийся в рабочем районе. Шестеро убитых, седьмую девушку я спас. В коротком рассказе нет ни эмоций, ни гордости за собственную работу. Лишь констатация факта, для того, чтобы его оставили в покое. Но у Канаме еще остались вопросы. — Почему ты не остановил ее? — Потому что не знал, что она будет там. О том, что Гильдия отправила Кириу на охоту за «низшим», Куран узнал только вечером, пару часов назад. А еще о том, что Юки тайно последовала за Зеро. — Действительно? — Канаме скрещивает руки на груди. — Как и в тот раз в Городе, когда она кинулась за тобой после очередной твоей истерики? — Я. Не. Знал. Зеро выплевывает слова по одному, громко и гневно. — Каждый раз. Каждый раз она идет тебя спасать, а ты до сих пор к этому не привык? У тебя проблемы с логикой, Кириу-кун. — А у тебя с умением не влезать в частную жизнь других людей! — Зеро спрыгивает на землю и мягко приземляется на ноги. Выпрямляет спину и презрительно улыбается. — Какого дьявола ты приперся сюда? Учить меня жить? А может тебе скучно? Только не говори, что тебя действительно заботят дела Гильдии. Куран склоняет голову набок. — Я проверяю, все ли в порядке с моими инвестициями, — холодно говорит он. — Я слишком много вкладываю в тебя, чтобы позволять тебе делать все, что вздумается. — Твои чудачества не делают меня твоей собственностью. Я — охотник. Я делаю то, что должен делать. — Ты не должен забывать о главном. Зеро закатывает глаза и топает ногой. Сейчас он похож на маленького мальчишку, которого отчитывают за то, что он без спроса сбежал из дома, до смерти перепугав мать. Это выглядит забавно. И немного обескураживающе. — Думаешь, мне это нужно? — наконец тихо спрашивает Кириу. — Чтобы я вкладывался в тебя? — Нет. Чтобы Юки опекала меня. Ты знаешь, что я никогда не просил ее о помощи. — Знаю. Но ты ответственен за ее жизнь. Сейчас — особенно. Ты должен думать о последствиях своих действий. Зеро громко сплевывает в сторону. — Это легче легкого. Спать на шелковых простынях и раздавать другим советы. А потом удивляться, что что-то пошло не так, не пошевелив и пальцем. В этом весь ты — Куран-семпай. Тебе не приходило в голову, что жизнь — это такая штука, где не всегда можно быть уверенным, что случится именно так, как ты захотел? — Скажем, можно стать вампиром, даже если ты рожден охотником? Зеро молниеносным движением выхватывает пистолет. Мгновение, и «Кровавая роза» — молния в темноте ночного парка — нацелена прямо на Курана. Аккурат между бровей. Сердце Канаме дает сбой. Спотыкается, ломая ритм, и начинает биться быстрее. Ему не страшно. Нет. Скорее наоборот. — Повтори, — яростно шепчет Зеро. — Повтори, что ты только что сказал! Канаме подается вперед, упираясь лбом в дуло пистолета. Улыбается, чувствуя как бешено стучит в висках. Он поднимает руку, почти неощутимо касаясь указательного пальца Зеро — того, что сейчас находится на курке. — Я сказал: скажем, можно стать вампиром, даже если ты рожден охотником? — Вкрадчиво произносит он. Кириу плотно сжимает губы. Пистолет дрожит. Царапает кожу. — Ну? — спрашивает Канаме. — Стреляешь? Зрачки Кириу сейчас похожи на черные луны. В них Куран отчетливо видит, что Зеро делает выстрел. Но не в реальности. Зеро дергается и отводит «Розу» в сторону. — Вали отсюда, — едва слышно произносит он. — Убирайся. Куран качает головой. Нарочито медленно идет вперед и, поравнявшись с Зеро, говорит: — Правда в том, Кириу-кун, что жизнь действительно очень проста. В ней редко случается что-то, что невозможно предугадать. Например, наш с тобой разговор. Твою реакцию. Твои слова. Или выстрел из «Кровавой розы». Выстрел, который ты никогда бы не сделал, потому что знаешь, что Юки возненавидит тебя.