Ангедония

1. Полторы недели, прошедшие с тех пор как Курэнай поселилась в Академии, тянутся со скоростью черепахи, которую заставляют ползти задом наперед. Каждый долбаный день равен вечности. Иногда Канаме кажется, что он угодил в паутину какого-то отвратительного невидимого паука, из которой никак не удается выбраться. Ничего не происходит. Абсолютно ничего. Мария затаилась в общежитии, время от времени развлекая себя внезапными появлениями перед Зеро, у которого только что пар из ушей не валит, когда он видит ее перед собой. Марии не нужно большего, во всяком случае, пока. Ей достаточно внимания к своей персоне от «ночных», от Юки, даже от самого Курана. Канаме уверен, что она планирует какую-то невероятную, дикую выходку, потому что иначе весь этот спектакль не имеет смысла. Все что ему остается — это следить за Зеро. Если он упустит момент, когда придурок решит свести счеты с Курэнай, то все его планы пойдут псу под хвост. Слежка за Зеро — это одна большая лотерея. Почти невозможно угадать, чего от него ждать в следующий момент. Даже Юки Куран не уделял столько внимания во времена, когда она была маленькой девочкой. Помнится, маленькой девочкой Юки была сознательней, чем этот здоровенный идиот с татуировкой на шее, скрывающей шрам от укуса чистокровной. По ночам, во время патрулирования Кириу, Канаме шатается по парку. «Случайно» натыкается на него в коридорах. Заглядывает на чай к Кроссу именно тогда, когда ректор устраивает семейный ужин. На семейном ужине, конечно же, присутствует Ягари Тога — вторая хренова нянька Зеро. Или третья, если брать в расчет Юки. На пятый день слежки Канаме кажется, что он параноик. Он только что в сортир за Кириу не ходит, лишь бы не упускать того из виду. Все это бесит неимоверно. От Зеро слишком много проблем. Слишком много вложений в фигуру, которая, скорее всего, не доживет до конца партии. На седьмой день слежки, проснувшись утром, Канаме ловит себя на том, что его первая мысль о Зеро. Будто он незадачливый папаша, который оставил сынишку дома одного, позабыв выключить утюг. Что-то вроде короткого приступа паники и желания бежать сломя голову, чтобы успеть спасти сосунку жизнь. Канаме не помнит, когда в последний раз так быстро билось его сердце. Когда чуть позже он мельком видит Кириу около конюшен, он еле удерживает себя от того, чтобы не схватить его за шкирку и не запереть в ближайшем подвале. Это было бы хоть какой-то гарантией того, что с придурком ничего не случится. Вот о чем думает Канаме. На восьмой день, на девятый, на десятый. Постоянно. И почему-то ему начинает казаться, что дело вовсе не в просьбе Юки. И не в обещании ректору Кроссу. Словно он больше не способен контролировать это, позволив действовать, мыслить и думать вместо себя какому-то другому существу. Существу, помешанному на Кириу Зеро. ~ — Ты снова ошиблась. — Правда? Прости. Я такая невнимательная… Они сидят за круглым столом в доме ректора. Юки занимается: дергает носом, то и дело кусая карандаш. Зеро скучает. Бросает время от времени короткие фразы, поправляя очередную ошибку Юки. Канаме стоит по ту сторону окна, спрятавшись в тени. Уже довольно давно. Достаточно, чтобы понять, что Юки абсолютно безнадежная ученица. И что Зеро знает урок безупречно. Куран удивлен этой новой подробностью из жизни Кириу-Я-Постоянно-Прогуливаю-Зеро. Строго говоря, он никогда не задумывался о том, что у парня есть хотя бы какие-то интеллектуальные способности. Во всяком случае, обычное поведение Зеро всегда говорило об обратном. Они занимаются весь вечер, потому что Юки нужно подтянуть оценки. Через пару дней ожидается ежегодный школьный бал, на котором класс с самыми худшими результатами будет обслуживать остальные, вместо того, чтобы веселится. В своем классе Юки — худшая ученица, оценки которой влияют на средние показатели всех остальных. Староста — бешеный очкарик, имени которого Куран никогда не мог запомнить, утром спустил на девочку всех собак, намекая на то, что если Юки не исправится — ей конец. Каждую ночь очкарик со спущенными штанами исходит слюной на фотографию Луки. Бал — это его единственная возможность прикоснуться к объекту своих фантазий по-настоящему. Его можно понять. Можно, но не хочется. Канаме знает, что после взбучки, Юки плакала в библиотеке. В то же самое время Зеро недвусмысленно давал понять старосте, что еще одна угроза в сторону Юки будет стоить тому головы. — Ошибка, — монотонно повторяет Кириу. — Разве? — В самом начале. Он устало зевает и облокачивается на край стола. — Что с тобой происходит? — спрашивает Юки, не поднимая головы от тетради. На листе в клеточку уже несколько строчек абсолютного бреда. — Ничего. Начни заново. — Я… — Юки зачеркивает то, что только что написала, а затем внезапно вырывает листок и бросает его на пол. — Я не могу! — Это несложно. — Я не могу заниматься, когда ты такой! Кириу вскидывает на девушку глаза и какое-то время смотрит не отрываясь. Словно пытается отыскать хотя бы одну причину, из-за которой можно настолько сильно привязаться к такой как Юки Кросс. Затем фыркает и откидывается на спинку стула: — Нахер, — цедит он сквозь зубы. — Можешь обращаться за помощью к всезнающему Курану, а я умываю руки! Канаме готов начать аплодировать, любуюсь обескураженным лицом Юки. Он предвкушает ссору, скандал, после которого он, и только он сможет утешить свою девочку в то время, как Кириу будет терзаться запоздалым чувством вины. Но случается иначе. Юки улыбается и закрывает тетрадь. — Нужен перерыв, — мягко говорит она. — Я пойду, сделаю кофе. Встает и вприпрыжку идет в сторону кухни, словно ничего не случилось. Именно тогда это и происходит. Зеро вскакивает, догоняя Юки на пороге гостиной. Хватает за руки, притягивая к себе, и утыкается лицом в ее волосы. — Я живу благодаря тебе, — отрывисто шепчет он. Вот так, просто. Зеро подводит итог своего существования. — Что? — Я живу только лишь благодаря тебе! И от этих слов что-то внутри Канаме надламывается. Рушится с треском, обнажая хищные острые края, которые впиваются в живую плоть. Ощущение такое, будто тебя разрезают заживо. Отрезают по одной части тела, а ты стоишь и не можешь ничего с этим сделать. Слова, сказанные не для него, застревают где-то внутри головы. Рассеченные на буквы, они мечутся в сознании Курана, причиняя боль. Душевную боль, грозящую перерасти в физическую. Боль, которую никогда не знало это тело, и (Канаме надеялся) никогда не должно было узнать. Это страшно. Это очень херово, как и руки, сжатые в кулаки, на грани судороги. Это называется — обида. 2. — Что? Не можешь меня убить? — усмехается Мария. — Слуга не может убить своего хозяина. Того, кто подарил ему жизни вампира. Она говорит это за мгновение до того, как острая сталь протыкает Кириу насквозь. Зеро вскрикивает, падает на колени, но в последний момент успевает выстрелить. Пиджак Курэнай наполовину становится красным, но рана на плече не опасна. Она смеется, обрадованная внезапным сопротивлением Зеро, и приказывает Ичиру отнести его в одну из спален на втором этаже. Он еще нужен ей. Играть с такими, как Зеро, интереснее всего. Канаме не нравится то, как складывается ситуация, но он не может ничего поделать. Потому что сейчас он держит на руках Юки. Глупая девчонка увязалась в логово Курэнай следом за Кириу и чуть не кинулась в драку, защищая обожаемого друга. Курану пришлось применить силу, чтобы не допустить этого. Когда в холле становится тихо, Канаме выносит Юки на улицу, продумывая все, что может произойти во время его отсутствия. К моменту, когда он добирается до спальни девушки, беспокойство немного отпускает, потому что он уверен: сегодня Зеро ничего не грозит. Слишком рано. Слишком бессмысленно заканчивать игру, когда она только началась. Он медленно, не торопясь переодевает девушку в ночную рубашку, а затем укутывает в одеяло. Прикасается пальцами к ее виску, корректируя память о сегодняшней ночи. Ей не нужно знать лишнего. Я живу благодаря тебе! Вместе с памятью о Марии Курэнай он стирает и слова Зеро. И только после этого позволяет себе вернуться в старый корпус. Часы в холле бьют трижды: размеренно и громко. Канаме непроизвольно вздрагивает от этого звука и пристально смотрит на закрытую дверь. Затем на распахнутое окно, на трепещущую на ветру занавеску, за которой виден диск убывающей луны. Потом он смотрит на роскошную кровать с балдахином, в самом центре которой лежит Кириу. Канаме смотрит и в тысячный раз думает, какого черта он здесь забыл. По какой причине стоит посреди комнаты вместо того, чтобы находится на занятии в учебном корпусе. Он должен был убедиться, что недоносок жив. Четверть часа назад он видел Ягари Тога, рыщущего неподалеку в поисках бывшего ученика. Это означает, что с минуты на минуту он ворвется сюда, и Кириу будет спасен. Канаме сделал свое дело, ему пора уходить. Тогда почему он все еще здесь?! Все это слишком…слишком. Даже для него. Куран вздыхает и подходит к неподвижному Зеро. Садится рядом. Сдвигает разорванную, испачканную бурыми пятнами рубашку, пристально рассматривая серповидную рану на боку. — Дурак, — тихо говорит он. — Самонадеянный дурак. Кириу морщится во сне, будто слышит. У него бледное напряженное лицо и морщинка поперек лба: неправильная, над бровями. Он без сознания с того момента, как Мария его ранила. С момента, как Зеро узнал, что его родной брат Ичиру, которого он мысленно похоронил в ту ночь, когда «Безумная принцесса» напала на его семью, на самом деле жив. Канаме думает, что предательство близкого человека — это дерьмово. Чтобы избежать подобного, лучше всего оставаться одиноким или, на худой конец, никогда ни к кому не привязываться. Канаме думает, что, кажется, похерил это правило в тот момент, когда позволил себе зайти в эту комнату. Он вновь оборачивается на дверь, вслушиваясь в тишину. Где-то неподалеку прячется Мария, готовя очередную пакость, а рядом с ней находится Кириу Ичиру. Копия Зеро, много лет пьющая кровь чистокровной. Неучтенный фактор. Неприятность, которую необходимо обернуть себе во благо. Курана беспокоит эта история, это обстоятельство, которое он не брал в расчет. Он понятия не имеет, чем руководствуется Ичиру, прислуживая вампирше, убившей его и Зеро родителей. — Кириу-кун? Зеро не реагирует. Рана глубокая, обычный человек не пережил бы этой ночи. Даже обращающемуся вампиру требуется время, чтобы придти в себя. Он дышит очень тихо и какими-то рывками. При каждом вдохе живот Кириу спазматически напрягается, вырисовывая рельеф пресса под выпирающими ребрами. Эти ребра хочется вдавить в грудную клетку, спрятать под тугими мышцами, потому что иначе кажется, что Зеро слишком хрупкий. Ударь и сломается. Канаме моргает и опускает руку, накрывая рану ладонью. Чувствует под набухающим рубцом пульсацию молодого тела, которое пытается восстановиться. Канаме отдает свою силу, чтобы Кириу продолжал жить. — Ради Юки, — говорит он и впервые не верит в эти слова. Перед глазами калейдоскоп: фрагменты прошлого, в котором присутствие Зеро никогда не было чем-то важным. Но здесь и сейчас Куран убежден: ему не все равно. Ему самому, ради себя, ради того, чтобы просыпаться по утрам и не чувствовать оглушающую пустоту внутри. Потому что страх и боль лучше равнодушия. Потому, что Зеро тот, кто способен вызвать у него эмоции. Отголоски жизни, потерянные много лет назад. Вот и весь секрет. Канаме медленно отводит руку в сторону. Пальцы сами повторяют контур раны и двигаются дальше. По линии брюк, вокруг пупка и выше, к острым, обтянутым кожей ключицам. А в голове орет надрываясь незнакомый голос — ты спятил! Ты серьезно?! Эмоции — наркотик, от которого невозможно отказаться. Разряд тока, заставляющий сердце биться. Я живу благодаря тебе! Зеро. Зеро. Зеро. Зеро. — Зеро! Кириу вздрагивает во сне, выгибая спину, и распахивает глаза. — Что ты… — хрипит он, отталкивая руку Канаме. Куран чувствует, как по затылку к самой пояснице прокатывается волна жара. И это так…правильно. Он наклоняется вперед, к самому лицу Кириу. Почти касаясь щекой его щеки. — Ты живешь только лишь благодаря мне, — отчетливо говорит Канаме. — Потому что я так хочу. Я и только я. Не забывай об этом, Кириу-кун. Никогда.