Ангедония

1. Академия Кросс — место вне времени. Кажется, что пройдут столетия, а здесь по-прежнему будут учиться дневной и ночной классы, у ворот Лунного общежития каждый вечер будут толпиться студентки, а по ночам в отдаленной части парка будут проходить вечеринки, где всегда подают только изысканные блюда, а в шампанское втихаря подмешивают кровь. На первый взгляд ничего не меняется. Канаме неторопливо прогуливается по парку уже часа два, не меньше. Зорко всматривается в искрящиеся идеально вымытые окна учебного корпуса, за которыми снуют туда-сюда ученики. Наклоняет голову в знак приветствия, когда мимо проходит кто-то из преподавателей. Какое-то время он любуется нарядными розовыми пионами на одной из клумб и прикидывает, как эти цветы будут смотреться на столе посреди его комнаты. Не то, чтобы все это было чем-то интересным, нет. Но так время течет быстрее. За Канаме незримой тенью следует Сэйрэн, сверлит спину внимательным взглядом. Молчит. Подошвы впечатываются в дорожку так, что кажется — еще немного, и по камню пойдут трещины. Куран знает, что уже совсем скоро на пороге ректорского дома появится Юки для того, чтобы выполнить долг префекта во время нелепого обряда перехода «ночных» к учебным помещениям. Он должен увидеть ее, должен подойти к ней. Утешить. Улыбнуться. Приободрить. Исполнить свой долг, повторив ритуал от начала до конца. На первый взгляд ничего не меняется. И на второй. И на третий. Можно глаза проглядеть, но если ты не Куран Канаме, то никогда не найдешь отличий сегодняшней Академии Кросс от той, что стояла здесь еще пару месяцев назад. Канаме не уверен, какая из Академий ему нравится больше. Он и не выбирает. Даже не пытается. Он не умеет выбирать. В его жизни есть лишь настоящее. — Меня вызывают, Канаме-сама. Мама хочет видеть меня дома. Шики выходит из-за ближайшего дерева, рассеяно почесывая макушку. Он стоял там уже давно и как минимум трижды мог окликнуть Курана, когда тот проходил мимо. Однако, решается подойти только сейчас. У Сэнри восковое лицо, не отражающее эмоций. Мимика деревянная: приподнимает брови, но это не означает удивления. Скорее равнодушие напополам со скукой. — Мама хочет видеть меня дома, — повторяет он. — Я бы не хотел ее расстраивать. — Скоро? — Во время каникул. Обычно я всегда сопровождаю вас, когда мы покидаем Академию, поэтому и решил предупредить заранее. — Твоей матери нездоровится? — Возможно, — тихо говорит Шики. — Или нужно уладить кое-какие дела дома. — А твой дядя? Обычно он не просит помощи. — Да. — Сэнри кивает. — Поэтому я должен ехать. Если меня вызывают, значит произошло что-то важное. Перед глазами почему-то возникает заплаканное лицо Юки. Куран видел ее мельком, прошлой ночью, когда она в одиночку патрулировала школу. Она была бледной и жалкой, измотанной переживаниями и бессонницей. С недавних пор ее мучают кошмары — предвестники перемен. Будущее грядет, надвигается как лавина, даже если на первый взгляд ничего не меняется. Отъезд Шики — лишь начало. — Езжай. Семья превыше всего. Сэнри кланяется и пятится назад к деревьям, откуда только что появился. Краем глаза Куран видит за одним из стволов золотистые волосы Римы, наблюдающей за разговором. Канаме качает головой — ничего не меняется. По дороге к Лунному общежитию он, конечно же, встречает Ягари. Фальшивый учитель фальшиво насвистывает под нос веселенькую мелодию из тех, что так часто поют в дешевых кабаках на окраине Города. Он говорит: — Доброго дня, Канаме-кун, — подносит два пальца к виску и шутливо отдает честь. Он говорит: — Прекрасный день, чтобы выбраться из склепа, — и многозначительно косится на окна Курана. Он говорит: — Впрочем, упыри никогда не называют свои дома склепами, потому что самомнение не позволит, верно? — и Сэйрэн выхватывает из-за пояса кинжал, оттесняя Канаме в сторону. — Не надо, — тихо произносит Куран и его ладонь ложится на запястье телохранительницы. — Ничего страшного не произошло. — Но Канаме-сама! — Мы возвращаемся в наш склеп. Мне нужно полежать в гробу, пока солнце не спалило меня дотла. Куран отдает честь в точности так же, как это только что сделал Ягари и, не оглядываясь, идет дальше. К выходу из парка, через площадку к мосту, за которым возвышаются готические башенки общежития. Он думает, что, пожалуй, стоит на самом деле заказать себе гроб. На всякий случай. С лаковой крышкой и вензелями в изголовье, с золотыми ручками и бархатными белыми подушками. По вечерам он будет смотреть на него и воображать, что умер. И стал, наконец, свободным. Он ловит себя на этой мысли посреди лестницы, по дороге в спальню, и едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Ему хочется сползти по ступенькам вниз, прижаться головой к перилам и захохотать в голос, потому что все это до дикого глупо. Непривычно. Страшно. Куран застывает на месте, припечатанный к полу накатившими эмоциями и почти разрешает себе этот смех, но… Сэйрэн за спиной дышит спокойно и ровно, как механизм. Она — вещь, прислуга, рожденная, чтобы ей повелевали. Но даже рядом с ней Канаме не имеет права на то, чтобы быть собой хотя бы немного. — Иди к себе. Я хочу остаться один. — Хорошо. Я буду ждать вас у двери за полчаса до занятий. Вампирша скользит мимо него как приведение, и растворяется в полумраке коридора. Канаме какое-то время смотрит ей вслед, а потом сворачивает в другую сторону, к собственным комнатам. Оказавшись перед дверью, он вытаскивает ключ из кармана и дважды проворачивает в его в замочной скважине до щелчка. Толкает дверь от себя и заходит внутрь. Вздыхает. Проходит к креслу, мельком взглянув на распахнутое окно и трепещущие на сквозняке шторы. Садится, откидывая на подголовник голову, и прикрывает глаза. Вслушивается в скрип половиц наверху, в тиканье напольных часов и капанье воды из ванной. Вслушивается в привычные звуки, которые он слышал годами и которые еще услышит много раз. Его мир. Его Академия. Его комната. Ничего не меняется. Кроме одного. Того, что изменяет все вокруг себя. — Можешь избегать меня сколько угодно, — говорит Зеро за спиной. — От разговора тебе не уйти. 2. — Я не избегаю тебя. Это ложь, но голос звучит уверенно и твердо. Спокойно: так говорят за закрытыми дверьми психиатры со своими пациентами, разгребая дерьмо, которое находится у тех в головах. С недавних пор Зеро — его пациент. Ежедневные приемы с пяти до шести, бархат обивки кресла и блеск солнца за окном. Тяжелый случай. Безнадежный. — Мне кажется иначе. — Ты параноик, Кириу-кун. Тебе всегда что-то кажется. — И, как правило, небезосновательно. Канаме улыбается уголками губ, почти незаметно. — Как правило? И много у тебя правил? — Больше, чем ты думаешь. Особенно в тех случаях, когда мне приходится общаться с тобой. Это правда, даже несмотря на то, что дыхание Зеро нервное и прерывистое. Ему стоит огромных усилий находиться здесь, в этой комнате, но упрямство побеждает. Кириу ищет ответы на вопросы. Куран ищет этих нелепых встреч. Все просто как дважды два. Куран хочет быть рядом с Зеро чуть больше, чем это необходимо. Все просто, но Кириу ничего не понимает, потому что никогда не пытается просто подум… Ах, да. Проехали. — У меня скоро начнутся занятия, — говорит Куран. — Не трать зря свое время. — Печешься обо мне? Это смешно! — Я спас тебя не для того, чтобы ты все время торчал здесь. Ты нужен Юки. — Ты должен был позволить Совету казнить меня. — Она плохо спит. — Ты должен был смотреть на мою казнь с первого ряда судейского зала! — Она терзается чувством вины и не понимает что происходит. — Ты должен был позволить мне умереть в тот день, а не давать пить собственную кровь! Каждое «должен был» — как удар по голове чем-то тяжелым. Так сильно, что череп вот-вот расколется. Канаме поворачивается и смотрит на Кириу. Совсем недолго, не больше секунды. Затем отводит глаза и равнодушно барабанит пальцами по подлокотнику. О, он действительно умеет притворяться. — У Совета нет судейского зала. Они убивают на месте, а затем сжигают тела. Даже пепла не остается. Зеро отшатывается. — Ты… — начинает он, но так и не договаривает. «Безумец» — мысленно заканчивает Канаме. Так думает каждый вампир, который знает о том, что Куран спас Зеро от казни. Так думает каждый, и все они ошибаются. Со стороны происходящее действительно выглядит не слишком нормально. Глава рода Куран встает на защиту Зеро, прилюдно оправдывая «убийство» чистокровной. Он выставляет Кириу спасителем, эдаким хранителем мира и согласия между двумя расами. На стороне Канаме стоят все аристократы Академии — подрастающее поколение знати, которое видит в нем будущего главу Совета. Или вернувшего «трон» короля. Вампирская диаспора взбудоражена. Лидеры кланов рвут на голове волосы, но открытое противостояние молодому выскочке Курану равносильно поражению. Гильдия охотников в оцепенении. Кодекс диктует ей расправиться с Зеро, но он находится под опекой чистокровного. Любые попытки навредить Кириу нарушают мирный договор. Так или иначе, Зеро продолжает жить, а призрак былой власти рода Куран маячит на горизонте. — Зачем ты здесь? — спрашивает Канаме, делая вид, что любуется безоблачным небом за окном. — Ты узнал все, что хотел еще несколько дней назад. — О том, что именно ты убил Шизуку? — ядовито уточняет Кириу. — Этого я от тебя не скрывал. А то, что я действительно хочу скрыть — останется при мне. Твои каждодневные визиты бесполезны. Зеро делает несколько шагов вперед и нагло усаживается на резной декоративный столик. — Думаешь, если ты теперь такой крутой и невероятно сильный чистокровный, если ты спас меня от обращения, от казни, от Гильдии и еще черт знает от чего, даже если Юки дорожит тобой, то это дает тебе право считать себя всесильным? — Нет. — Всезнающим? — Тем более. — Тогда… — Кириу на секунду замолкает, а затем резко вскидывает голову. — К черту все это! Прекрати! Канаме удивленно приоткрывает рот, и на этот раз эмоция — это не игра. Он действительно удивлен. — Прости? — Прекрати изображать невозмутимость. — Зеро понижает голос и теперь говорит почти так же спокойно, как и сам Куран. Точно копирует. — Неужели это так сложно — хотя бы на несколько минут перестать быть напыщенным уродом, который обо всем знает лучше других, но никогда не поделится своей мнимой мудростью с окружающими? А еще… прекрати отвечать вопросом на любой заданный вопрос! Куран едва удерживает себя, чтобы не сказать что-то вроде «думаешь?» или «неужели?» Это было бы верным решением. Сказать нечто подобное и смотреть, как румянец ярости заливает бледное лицо Кириу. На то, как Зеро снова психанет и сбежит, не узнав ничего нового. Сбежит, чтобы на следующий день вернуться. Куран поднимается на ноги, но вместо заготовленного вопроса говорит совсем другое. Он говорит: — Это сложнее, чем ты думаешь. — И холодеет от собственных слов. Он смотрит на Кириу, и теряется в сиреневых радужках, между темных прожилок, которые сейчас так хорошо видны. — Я знаю, что у тебя в голове, — вкрадчиво произносит Зеро. — Я пил твою кровь и видел то, что не нужно видеть. Канаме смеется, но смех получается неубедительным и хриплым. — Дурак. Ты не считаешь и половины мыслей чистокровного. — Ну и что? Достаточно того, что я смог прочесть. Кириу спрыгивает на пол и идет в сторону окна. — Я защищаю Юки, поэтому хочу знать больше, — говорит он, перелезая через подоконник. — Я хочу знать, кто является врагом Юки, из-за которого ты затеял все это. Я требую, чтобы ты рассказал мне, Куран-семпай, иначе обещаю — ты пожалеешь. Я пил твою кровь. Откуда тебе знать, что еще я в ней видел? — Угрожаешь? — Канаме надменно выгибает бровь. — Напрасно. Ты в любом случае не оставишь Юки, и это — самое главное. Остальное тебе не нужно, поверь. Так что можешь приходить сюда когда угодно, мне все равно. Я ничего не скажу. — Приходить сюда? Ты прав, мне это не нужно, — кивает Зеро и, перед тем как спрыгнуть на землю, с усмешкой добавляет, — во всяком случае, тебе это нужно больше, чем мне.