Ангедония

1. Зависть. Чувство, которое заставляет совершать ошибки. Слишком простое, слишком естественное, чтобы кто-то задумывался о его истинном значении. Зависть — это черная рука фальшивой помощи в минуты скорби. Это ночи без сна, ненависть и мечты, которые никогда не станут реальностью. Зависть — это рефлексия сознания. Вечный стопор, мешающий двигаться вперед. И нет никого в этом мире, кто бы не столкнулся с ней лицом к лицу. — Я заберу ее. Заберу ту, что принадлежит мне. Ридо жмурится от удовольствия, когда говорит это. Упирает руки в бока, надменно вскидывая подбородок. Ему кажется, что весь мир стоит за его плечами, смиренно ожидая отмашки. Команды «взять». Совет Старейшин, Гильдия, «низшие». Сложно придумать силу, способную победить эти столпы мироздания. Сложно изображать равнодушие сейчас, посреди ночного леса, где за каждым из деревьев прячется алчущее чистой крови создание, давно потерявшее всякое сходство с человеком. Сложно быть единственным наследником королевского рода Куран, если на самом деле ты вовсе не единственный. Во взгляде Ридо, в безумном свечении глаз столько всепоглощающей жажды власти, что впору свернуться калачиком на земле, ожидая собственной смерти. Смотреть в лицо тому, кого не можешь уничтожить — пытка. Смотреть в лицо тому, кого обязан уничтожить, даже если не можешь — подвиг. Канаме думает об этом именно так. И это придает сил. — Я не позволю тебе коснуться ее даже пальцем, — спокойно говорит он, распрямляя плечи. И это правда. Как и то, что сила Ридо — буря в стакане воды. За хитростью, жестокостью и хладнокровием, за жгучей ненавистью и бурлящей жаждой крови, за стремлением владеть миром, за тысячей красивых слов, тайн и ожиданий прячется обычная зависть. Чувство, рожденное в тот день, когда Джури Куран отвергла его. Чувство, которое в скором времени уничтожит Ридо. *** Академия не спит, светятся в темноте створчатые окна. Многоглазое каменное чудовище — она затаила дыхание в ожидании. Канаме кажется, что ей тоже интересно, чья возьмет в этой непримиримой тихой войне между наследниками рода Куран. Канаме закрывает глаза, вслушиваясь в ночные шорохи. Он касается холодных стен пальцами, будто Академия — живое существо, а он — тот, кто может ее успокоить. Шшш…роли еще не распределены. Подожди еще немного. В Лунном общежитии пусто. Аристократы боятся своего нового соседа. Черный гроб, окованный цепями, охраняет безмолвный слуга — Кириу Ичиру. Когда он встречается глазами с предателем Такумой, последний вздрагивает и бледнеет. Где-то на верхнем этаже учебного корпуса, Куран слышит рыдания Луки. Ридо испугал и унизил ее, причинил боль. Сейчас она в безопасности, в надежных руках Каина. Каин плотно сжимает зубы, раздираемый желанием отомстить за Луку. Он понимает, что в одиночку у него нет ни одного шанса победить. Айдо и Сэйрэн охраняют ворота. С минуты на минуту они ждут нападения «низших», подчиняющихся Ридо. Где-то в глубине парка прячется Рима. Сжимает кулачки, придумывая десятки планов, чтобы вернуть Шики разум. Всех их сейчас объединяет одно. Осторожнее. Я не хочу, чтобы вы пострадали. Слезы Луки, злость Римы, негодование Каина и преданность Айдо, жажда мести Ичиру и даже стыд Такумы — на одной чаше весов. Другая пока что пуста. Я люблю их всех, люблю за веру, за милосердие, за храбрость и стойкость. Я люблю каждое качество в отдельности, и они становятся одним целым. Я люблю их, а они любят меня: они идут за мной, готовые отдать свои жизни во благо наследника рода Куран. Вскоре аристократам предстоит принять решение, за кем из наследников им идти. Решение принять гораздо легче, если один из лидеров — любящий друг. А второй — олицетворение безумия. 2. Юки кричит так громко, что кровь стынет в жилах. Кажется странным, что она не сорвала голос, его маленькая, его несчастная девочка. Мученица Юки. Канаме слышит ее крик в тот момент, когда выходит за ворота территории «ночных» и отчетливо понимает: это конец. Или начало, если так можно сказать. Эпоха одиночества, эпоха тайн подошла к финалу, отсекая последние десять лет жизни Канаме надрывным воплем в оглушающей тишине Академии. Куран был готов к этому. Куран не был готов к тому, что это так тяжело. Он срывается вперед, отбрасывая в сторону одеревеневшую от удивления Сэйрэн и бежит к дому ректора так быстро, как только возможно. Он должен придти первым. Раньше Кросса, раньше вездесущего Ягари или кого-то из аристократов. Раньше Ридо. И, главное, раньше Зеро. Это важно. Присутствие Зеро недопустимо на границе эпох, где между светом и тьмой такая тонкая грань. Канаме разносит в щепки окно, влетая в комнату Юки, а через мгновение она уже падает ему на руки, вжимается всем своим маленьким хрупким телом. СПАСИ МЕНЯ! В ее рыданиях не разобрать ни слова, ее хорошенькое лицо покраснело и опухло. Канаме подхватывает ее на руки и выпрыгивает из окна, слыша, как за спиной с грохотом распахивается дверь. — Куран! Не смей!!! Я убью тебя, если ты укусишь ее! Канаме мягко приземляется на землю, не оглядываясь. Он чувствует на себе остекленевший взгляд Зеро, и поэтому бежит еще быстрее. Сердце колотится так сильно, что кажется — еще вздох, и оно пробьет ребра и вылетит из груди. Канаме думает, что, пожалуй, ему бы стало легче, если бы так произошло. Но ребра не ломаются, а башни учебного корпуса уже совсем близко. Рывок — и первый этаж остается позади. Второй, третий. Открытая галерея с мраморными колоннами и, наконец, крыша. Выше — только небо, пронзенное одиноким шпилем часовой башни. Бесцветное, совершенно лишенное красок. Небо на границе между ночью и днем, проклятые зыбкие сумерки. Время, свободное от правил. Канаме опускается на колени и аккуратно кладет Юки, придерживая за плечи. — Время пришло, Юки. — Что вы… Девушка лихорадочно оглядывается, ее дрожь сейчас похожа на припадок. Отпустишь — и она обязательно сорвется вниз, не способная контролировать собственное тело. Канаме держит крепко. — Я не хочу! Вы должны… Он должен любить Юки. Он должен заботиться о Юки. Он должен быть снисходителен к Юки. Он должен оберегать Юки, чего бы ему это не стоило. Юки Кросс — равняется «неизбежность». Тысячи «должен», где «хочу» не имеют значения. — Канаме-семпай, я прошу вас, я… — Мне очень жаль, — говорит Куран. Наклоняется и прокусывает ее шею. *** — Я люблю тебя, братик. Когда-нибудь мы будем вместе? Как мама и папа? — Конечно. Когда-нибудь, обязательно. — И ты никогда не оставишь меня? — Я никогда не смогу тебя оставить. *** Вкус Юки — пряный, сладкий и немного терпкий. Когда-то Зеро назвал его самой жизнью. Канаме делает глоток и теряется в водовороте воспоминаний и чувств девушки. Перед глазами, вытесняя все на задней план, вспыхивают картинки коротенькой яркой жизни Юки Кросс. Кровь Юки — путеводитель по миру грез, в котором никогда не было определенности, потому что она никогда не была тем, кем является на самом деле. Это похоже на старую сказку, когда девочка взяла с собой в чащу леса клубок шерсти, чтобы не заблудиться. Кровь Канаме — словно шерстяная нить. Сегодня она приведет Юки домой. Сегодня она уже не заблудится. Куран кусает запястье, втягивая в себя кровь, затем приподнимает голову Юки, приоткрывает ее рот и прижимается губами к ее губам. Пей! Юки тяжело сглатывает и распахивает глаза. Пытается отвернуться, молотя по скату крыши руками и ногами. Ее влажный горячий язык упирается в небо Канаме, царапается о клыки и ее кровь смешивается его собственной. Вкус Юки — пряный, сладкий и немного терпкий. Вкус Канаме — горькая правда, от которой уже не спрятаться. Проснись! — Нет! Юки отталкивается назад, жадно хватая ртом воздух. Радужки в ее глазах становятся шире и наливаются красным. Посреди серого мира она одна сейчас имеет цвет. — Тише, — говорит Канаме, протягивая к ней руки. — Юки, тише. Ты помнишь меня? *** — Мы не можем потерять ее. Мы не можем допустить, чтобы кто-то забрал Юки. Джури сегодня белее мела. Белее, чем платье, которое надела к ужину: атласное, расшитое кружевом. Она сидит посреди дивана в гостиной, словно статуя — мадонна мира вампиров. Ребенок на ее коленях спит, уютно устроившись в кольце заботливых рук. У малышки пушистые темные волосы, в которые вплетены желтые ленты. Она прекрасна — истинная дочь чистокровных рода Куран. Невозможно поверить, что ей угрожает опасность. — Никто не знает, что она существует, — мягко говорит Харука. — Это — наша тайна. Совет думает, что Канаме — наш единственный сын. Джури на мгновение закрывает глаза, по ее лицу пробегает судорога боли. — Он — не наш сын, — произносит она едва слышно. — У него лицо нашего мальчика, но не его душа. Я…хочу верить ему, но на самом деле ничего не знаю о нем. О его мыслях, о его планах. Я ничего не знаю. Канаме стоит у приоткрытой двери и смотрит на спящую Юки, не отрываясь. Слова Джури ему безразличны, он пропускает их мимо ушей. Ненужный мусор, пустые волнения. В большой комнате, заставленной дорогой мебелью, настоящее значение имеет лишь девочка. Маленькая принцесса. Та, кто продолжит его род. — Ты знаешь, что Канаме не причинит ей зла, — отвечает Харука, оглядываясь на приоткрытую дверь и слегка наклоняя вниз голову. — Это — самое главное. *** У крошки Юки все пальцы испачканы в шоколаде. Она сидит посреди кухни и играет в шоколадных солдатиков. Обе армии, стоящие друг напротив друга, уже понесли серьезные потери: у большинства человечков откусаны руки или ноги, а у некоторых даже головы. Канаме любуется ей уже больше часа, своей крохотной улыбающейся девочкой. — Ридо знает. — Харука появляется в комнате бесшумно, садится на крохотный стульчик рядом с Канаме. — Он хочет ее забрать и имеет на это право. — Я тоже. — Канаме искоса смотрит на Харуку, затем снова на Юки. — Она моя сестра. — А он — старший из рода. — Ты знаешь, что это не так. Харука какое-то время молчит, разглядывая собственные руки. — Совет играет на его амбициях, — говорит он, понижая голос. — Ты слышал, что произошло с его невестой? Шизукой Хио? После того, как она сбежала от него, Совет надавил на Гильдию, а те в свою очередь убили ее обращенного. Никаких принципов, никакой морали. Этот человек даже не был «низшим». Хио удалось скрыться, и теперь Ридо, потеряв возможность продолжить род, снова попробует добраться до нас. Совет не будет его останавливать: наша смерть — это гарант их власти. А когда Ридо уничтожит нас, они прикончат его самого. И Юки. Род Куран перестанет существовать. Мир погрязнет в новой войне, «низшие» наводнят улицы городов. Все повторится, как ты и предсказывал. Мне жаль, что я понял это так поздно. Что никогда не был лидером. Жаль, что не могу остановить все это. Я даже собственную семью не могу спасти. Хватило бы сил уберечь Юки. — У тебя хватит сил, Харука. Я знаю. — Нет. Но ты — справишься. Ты найдешь способ уничтожить Ридо и спасти мою дочь. Ты тот, кто должен установить правила игры, Канаме. Когда-то ты уже потерял ту, кто был тебе дорог. Не допусти того, чтобы это повторилось. Юки хватает очередную фигурку, ломает ее пополам и заливисто смеется. Ей сегодня исполнилось три года. В ее возрасте война всегда приносит только радость. Канаме кладет руку на плечо Харуки и крепко сжимает пальцы. Жест смотрится странным со стороны — узкая мальчишеская ладонь на плече взрослого мужчины. — Знаешь, о чем я жалею? — спрашивает он. — О чем? — Мне жаль, что правила игры всегда устанавливают те, кто ненавидит правила. *** Лицо Харуки залито кровью, а растрескавшиеся губы беззвучно повторяют одну и ту же фразу. Снова и снова. — Защити ее, — говорит он в последний раз. А потом умирает. Взметывается пеплом вверх — серебряная пыль на синем бархате неба. «Низшие» сбились в кучу за спиной своего предводителя. Они рычат, фыркают, лязгают клыками, как стая бешеных волков. Канаме стоит напротив них — совсем один. Он оборачивается, смотрит на фасад высокого готического дома, на сорванную с петель дверь, в проеме которой виден подол белоснежного шелкового платья. — Жертва, — сказала Джури сегодня утром. — Если выхода не будет, если у нас не получится, я отдам свою жизнь ради того, чтобы Юки жила. Я сделаю ее обычным человеком, а ты спрячешь ее там, где никто не станет ее искать. Ты найдешь способ убить Ридо ради моей дочери. Ради будущего семьи Куран. И ради себя самого, Канаме. Я буду молиться за тебя, мой мальчик. Джури прощально взмахивает ладонью, стараясь не смотреть на то место, где только что стоял Харука. — Прощай, мама, — шепчет Канаме. Он позволяет себе назвать ее так, потому что знает, что это последний раз, когда он видит ее живой. Прежде чем отвернуться, он видит, что Джури улыбается. — Я пришел за тобой! — кричит Ридо, оскаливая клыки — Я пришел за вами! — Я ждал, — отвечает маленький Куран Канаме, поднимая с земли серебряный меч, которым был убит Харука. Ридо смеется. — Каково это?! — издевательски спрашивает он. — Знать, что не можешь противостоять тому, кто вернул тебя в этот мир? Быть всего лишь рабом этого детского тела? Смотреть, как на твоих глазах погибают те, кто тебе дорог? О, это так восхитительно! — вампир хищно облизывается и шагает вперед. — Я сковал и подчинил своей воле самое страшное в мире чудовище! Канаме склоняет голову набок. Прищуривается. — Ты прав, — вкрадчиво произносит он. — Я не могу уничтожить тебя. Но я способен остановить тебя, до того часа, как придумаю, как это сделать. Для этого у меня достаточно сил. Канаме поднимает ладонь и одним движением разрывает Ридо на тысячи кровавых ошметков. Смотрит, как стая «низших» с испуганным воплем отшатывается назад, ломая строй. А за спиной слышит испуганный крик маленькой девочки, на глазах которой только что умерла родная мать. *** Восходящее солнце рассекает мир надвое. Лес вокруг Академии тонет в тумане уходящей ночи. Там, во мраке темных нор, до заката прячутся «низшие», чтобы ночью вновь выйти на охоту. Ажурные башни учебного корпуса, напротив, переливаются золотом, и от их блеска в глазах стоят слезы. Канаме держит Юки на руках, но она больше не сопротивляется. Смотрит: внимательно, остро, так, как не смотрела никогда раньше. В отражении ее глаз он видит себя самого. Видит Джури, Харуку. Она поднимает руку и осторожно прикасается к его щеке. — Юки? Ты… — Я помню, — шепчет она. И в этот момент Канаме слышит щелчок затвора. — Я чувствую здесь двух вампиров, — холодно говорят откуда-то сверху. — Ты обратил ее, Куран. И теперь ты умрешь. Канаме поднимает голову. Зеро стоит на самом верху часовой башни. Его волосы развеваются на ветру, в солнечном свете они кажутся сделанными из тончайших серебряных нитей. «Кровавая роза» крепко зажата в его руке и направлена на Канаме. Он выглядит спокойным. Уверенным в собственном решении. Он похож на рыцаря, настоящего героя, который собирается покончить со злом. На того, кто действительно способен на это. — Нет. Юки поднимается на ноги. Встает, обходит Канаме по кругу и загораживает его своим телом. — Я не позволю! — Юки! — Я не позволю тебе убить моего брата, — отчетливо произносит она, глядя на Зеро снизу вверх. Уверенно. Властно. Так, как и подобает говорить чистокровной из королевского рода Куран.