beige

      Виктор широко улыбается, наблюдая, как аккуратные цифры появляются на бумаге, а когда Юри откладывает ручку в сторону, протягивая ему салфетку, и вовсе издает умилительно-умирающий звук и аккуратно сворачивает полученное сокровище вдвое, пряча в карман рубашки.       — Это еще не все, — вскрикивает Виктор, когда Юри встает с места, собираясь вернуться к работе, и тянет его назад. — Это вам, — и протягивает тот самый пирог, — посидите немного с нами, пожалуйста.       Юри вздыхает, садясь назад, и прикрывает глаза, придумывая кучу отговорок, по которым может отказаться от стоящего перед ним угощения, начиная от траура по умершей бабушке, запрещающего ему есть сладкое, до аллергии на него и невероятно огромного количества дел.       Но о том, что возражения не принимаются, становится ясно, когда Юри открывает рот, готовясь произнести речь, и ощущает каким-то образом поместившуюся туда ложку, испуганно распахивая глаза.       Виктор сидит, с довольной улыбкой подперев голову, и кормит его с ложечки, как маленького ребенка.       Виктор кормит его с ложечки. Один взрослый мужчина кормит другого чуть менее взрослого. Он никогда не рассчитывал увидеть подобное даже в самых глупых и тошнотворно романтических фильмах, не то, что в реальности! (И на самом деле ему нравятся такие фильмы, но это — тщательно скрываемая тайна, ради сохранения которой он каждый раз обматывает шкаф, в котором хранятся диски, скотчем, чтобы те случайно не выпали и не смыли его своим позорным потоком.)       — Вы, кажется, меня со своим сыном перепутали, — бурчит Юри, пытаясь произносить слова четко, но торчащая изо рта ложка несколько этому мешает.       Юрий прерывает свое уничтожение ложкой мороженого и хмуро смотрит на Юри, который мысленно умирает, напевая своей мечте быть с Виктором похоронный марш, потому что его сын этого явно не допустит. И это так глупо, потому что единственный раз, когда он не понравился ребенку, это именно тот раз, когда он нуждается в его одобрении больше всего.       — Вовсе нет, — уверяет Виктор и отламывает еще кусочек торта, не собираясь прекращать кормежку.       Юри поднимает руки, и Виктор удивленно замирает.       — Спасибо, но нет, я на диете, — честно признается Юри.       Виктор со звоном кладет ложку на тарелку и наклоняет голову вбок, не сводя взгляда голубых глаз с Юри и заставляя того смущаться и нервно потирать шею.       — Почему?       Подобный простой вопрос вводит Юри в недоумение, и он с коротким «Э?!» хмурится и приподнимает брови, беспорядочно двигая руками и пытаясь подобрать ответ на вопрос.       А ведь действительно, почему?       — Ну… я легко набираю вес, — сообщает Юри, но Виктор покачивает головой, отказываясь принимать подобный ответ. — И я слегка поправился.       — Вы отлично выглядите.       Юри опускает взгляд, принимаясь рассматривать столик, и смущенно благодарит.       — У вас есть проблемы с этим? — Юри отрицательно качает головой. — Вас кто-то оскорбляет? — Очередное покачивание головой. — Тогда…       — Может, мы прекратим говорить обо мне?! — вспыляет Юри, чувствуя себя по какой-то причине задетым, хоть особой причины для обиды и не было. — Я не хочу об этом говорить.       Виктор поджимает губы и щурит глаза, но ничего не произносит, переводя взгляд на спешащих по делам людей по ту сторону окна, а Юри сжимает и разжимает ладони в кулаки под столом, пытаясь привести шалящие нервы в порядок. Прежде всего, Виктор — посетитель в кондитерской, в которой он работает, и ему не стоит так хамить клиентам. И сидеть с ними за столиком, и флиртовать, и давать свой номер — тоже. Им вообще не стоило встречаться, от этого слишком много проблем и переживаний. Дурацкий неудачный день.       — Папа. — Юрий слезает со стула, чуть не падая — его вовремя успевает поддержать Юри, — и подходит к отцу, дергая того за руку. — Папа, достань ее.       Виктор удивленно приподнимает брови и уточняет, чем именно «она» является, после чего лезет в сумку — Юри недоумевает, как не заметил ее сразу — и достает оттуда плюшевого льва, протягивая его сыну.       Юрий кивает в знак благодарности, возвращается на свое место, сажает льва рядом с тарелкой, оглядываясь в поисках еще чего-то, и отрывает небольшой цветок от растения в горшке. Виктор ойкает, но Юри даже не смотрит в его сторону, увлеченный наблюдением за деятельностью ребенка. Юрий втыкает фиолетовый цветочек между лапами игрушки и двигает вместе с угощением к Юри.       — Мистер Кацуки, это вам. И игрушка, и тортик. Юри ощущает, как на глаза выступают слезы, но тихо шепчет: «Спасибо», беря в руки ложку.

~

      Юри переворачивает вывеску на двери с «Открыто» на «Закрыто» и потягивается, разминая издающие жуткие звуки конечности. После того, как Виктор с Юрием ушли, к ним начали толпой приходить посетители, не давая даже и секунды для отдыха. Даже обычно энергичный Пхичит под конец дня еле двигался, не говоря уже про желание говорить, пропавшее после сотого «Что желаете приобрести?» и «Ваш заказ, пожалуйста, с вас столько-то долларов, приходите еще».       Зато завтра у Юри выходной, и он хотел пойти в бар, но не думает, что сможет хотя бы дойти до дома, не свалившись где-нибудь по пути или не попав случайно под автомобиль. Предложение заказать такси встречается категоричным отказом: он не настолько богат, чтобы тратить деньги на поездку длиной в пару минут, и Чуланонт пожимает плечами.       Мда, жизнь после окончания университета вовсе не такая легкая и веселая, как он себе представлял.       Пхичит уходит первым и помахивает рукой на прощание, оставляя Юри наедине с уборкой и закрытием помещения, и мужчина тяжело вздыхает: он точно не доберется до дома в целости и сохранности, а развалится от усталости, как только покинет кондитерскую.       Но даже так, неудача не желает оставлять его, повторно сталкивая с Виктором, когда он закрывает двери и обессиленно упирается лбом в стекло. Они расстались не очень хорошо — Юри винит в этом Виктора, а еще чувствует себя неловко из-за игрушки, которую Юрий отказался принимать назад, — и третья встреча за день — последнее, что ему нужно.       — Вы что, сталкер? — спрашивает он, оборачиваясь и устало смотря на искрящегося счастьем Виктора и играющего в приставку Юрия. Этот мужчина вообще бывает грустным дольше, чем пару минут?       — Нет, я писатель, — улыбается Виктор, и Юри закатывает глаза.       — У вас ужасное чувство юмора, вы знаете об этом?       — Да, но вам ведь весело, — смеясь, произносит Виктор, и Юри смущенно осознает, что тоже улыбается. Черт, наверное это заразно. — Но мы специально ждали вас.       Юри от неожиданности роняет подкинутые секундой ранее ключи и с недовольным стоном наклоняется поднять их. Объект его влюбленности говорит, что ждал его после работы. Наверное, он должен быть рад, но по какой-то причине чувствует себя совершенно иначе.       — Не стоило делать этого, — сухо произносит Юри, поправляя сумку на плече и шагая по улице. Виктор и Юрий идут следом за ним.       — Не будьте столь категоричны, — обиженно тянет он. — Я хотел извиниться за произошедшее ранее, мне не стоило быть настолько настойчивым.       — Вы всегда извиняетесь за свою настойчивость, становясь еще более настойчивым?       — Только с вами.       Юри ощущает, как сердце начинает биться быстрее, но ничего не произносит, потому что, кажется, вся его жизнь последние сутки сплошь состоит из странных фраз и романтических клише, к которым он не готов.       Они молча идут между домами, и Юри мысленно благодарит успокоившегося Виктора за возможность расслабиться, наслаждаясь царящей тут, в тени, прохладой. Мимо на велосипеде проносится парень, немолодая женщина разговаривает с кем-то по телефону, а сзади доносится звуки драки из игры, и это все ощущается ужасно правильным, привычным и нужным, как воздух.       — Вы ведь идете домой? — решает в какой-то момент уточнить Виктор и, получив кивок в качестве ответа, замолкает вновь.       Так они, не произнося ни слова, доходят до дома и поднимаются на свой этаж. Юрий, не отрывавший всю дорогу взгляд от экрана приставки, вновь тянет отца за руку и что-то шепчет на ухо. Юри замирает около своей двери, ожидая конца их диалога, будто предчувствуя, что тот может каким-то образом касаться его самого.       И оказывается прав.       — Вы не хотите заглянуть к нам в гости? — предлагает Виктор и продолжает раньше, чем Юри успевает хотя бы подумать об отказе. — Возражения не принимаются, я ведь так и не отблагодарил вас. А еще вы выглядите уставшим, так что я могу приготовить ужин.       И урчащий желудок Юри отказаться от ужина не может.

~

      Квартира Никифоровых, к удивлению Юри, оказывается даже меньше его собственной, но намного уютнее и… атмосфернее? Он находит это слово самым подходящим, когда смотрит на развешенные на стенах картины абстракционистов и несколько шкафов в гостиной, плотно забитых книгами.       Виктор суетливо носится между комнатами, поочередно заглядывая в каждую, и Юрий вздыхает, наблюдая за ним, чем вызывает улыбку Юри.       — Идем, — говорит он, когда Юри вешает куртку на крючок, и ведет за собой в комнату, решая таким образом проблему отца.       Комната Юрия кажется на порядок темнее остальных из-за задернутых штор, и Юри спотыкается о что-то, валяющееся на полу, сразу, как оказывается внутри, с болезненным стоном падая — как падает и его репутация.       Появившейся на пороге Виктор только усугубляет положение.       — Юри, вам точно удобно лежать на полу? — интересуется он, и, даже не видя его, Юри знает, что тот улыбается.       — Вполне.       — Хорошо, тогда не буду мешать вам, — смеется Виктор и щелкает выключателем. — Так, наверное, будет лучше. И вы пьете чай или кофе?       — М-м-м… чай. Зеленый, если есть.       Виктор кивает — наверное, потому что Юри все еще лежит на полу — и уходит из комнаты. Кацуки пытается подняться, но падает назад с еще большим стоном, когда ему на спину приземляется Юрий с громким «Вперед, лошадка!». Этот ребенок точно загонит его в могилу.

~

      Однако, уже через час Юри выясняет для себя, что Юрий не так уж и плох, хоть и выглядит хмурым большую часть времени, а еще он довольно сообразителен для своего возраста.       Они вместе смотрят телевизор и рисуют персонажей мультфильма, Юри загадывает ему загадки — которые ребенок легко угадывает, заставляя сомневаться в собственной компетентности как воспитателя — и читает книгу, пока Юрий крутится на стуле, болтая ногами. И они даже играют вместе, хоть правильней и будет сказать, что Юри ползает по полу, а сидящий на нем Юрий отбивает ему органы энергичным маханием ног.       И Юрий категорически отказывается принимать назад свою игрушку, заявляя, что отбирать подарки — дурной тон; Юри в ответ на это посмеивается и треплет мальчишку по коротким светлым волосам, за что вознаграждается ударом по руке.       К мысленной характеристике Юрия прибавляется еще один пункт — жестокость.       А еще Виктор оказывается на удивление хорошим поваром, и доносящийся с кухни аромат Юри чувствует задолго до того, как тот отправляет их мыть руки, чтобы сесть за стол.       Юри с улыбкой брызгает в Юрия водой, смеясь с того, как тот хмурится и недовольно трет лицо полотенцем, а после подхватывает и сажает себе на плечи, крепко держа за руки и оберегая от падения.       В таком виде они и появляются перед раскладывающим приборы Виктором, который смотрит на них несколько удивленно, а после начинает смеяться. Юрий бурчит, что он уже взрослый и может ходить сам, и Юри сажает его за стол.       — Приятного аппетита! — объявляет Виктор и почти сразу делает замечание слишком неаккуратному Юрию.       Юри тихо посмеивается с его недовольного лица, когда в ответ на возмущения мальчик лишь показывает язык, продолжая трапезу.       — Вы замечательно готовите, Виктор.       — Еще бы, я просто не могу готовить плохо! — горделиво заявляет он, указывая на себя. — И это куриное фрикасе, которое я готовлю, наверное, лучше всех в городе, если не в целом штате.       Юрий согласно кивает и предпринимает попытку что-то сказать, но Виктор прижимает палец к губам, приказывая молчать, и мальчик ворчит, но возвращается к еде.       — Фрикасе… Французская кухня?       — Именно! Я научился готовить это блюдо, когда жил во Франции с Юрием и… — Виктор замолкает, резко становясь серьезным, и опасливо поглядывает на сына. — Да так, забудьте.       Юри вспоминает слова мальчика о родителях и кивает, понимая, что ему не стоит давить и устраивать допросы. По крайне мере, пока здесь ребенок, который мог еще не отойти от их развода.       Юрий съедает свою порцию первым и, получив от отца стакан сока, убегает к себе в комнату. Виктор следит за ним с нежной улыбкой, а когда Юрий пропадает из поля зрения со вздохом продолжает рассказ.       — Как я уже сказал, я жил во Франции с Юрием и своим тогдашним мужем. Честно говоря, я ни капли не жалею о нашем разводе, потому что он оказался… не самым лучшим человеком и далеко не тем, с кем следует связывать свою жизнь. Но понял я это только спустя год после усыновления ребенка. И хоть я и не жалею конкретно об этом, но… — Виктор резко замолкает, почти испуганно переводя взгляд на Юри, и встает из-за стола. — Простите, что гружу вас ненужной информацией, мне не следовало рассказывать это.       Юри отрицательно качает головой:       — Все в порядке, мне было даже интересно узнать что-то о вашем прошлом, пусть оно и грустное. Гораздо важнее ведь то, что сейчас, а сейчас вы кажетесь довольно счастливым человеком. И у вас замечательный сын, которого вы хорошо воспитали.       Виктор смотрит куда-то мимо и растерянно соглашается, начиная убирать тарелки со стола.       Юри следит за движениями мужчины пару мгновений, прежде чем подскакивает на месте и, не обращая внимания на возражения, начинает помогать. Чувство недосказанности висит в воздухе все то время, что они снуют по кухне, убирая продукты и складывая посуду в раковину, которую Юри сам вызывается помыть, несмотря на статус гостя.       Виктор стоит рядом, переминаясь с ноги на ногу, и в итоге перехватывает руки Юри, от чего тот вздрагивает и смотрит слишком внимательно и настороженно.       — Давайте лучше попьем чай?       Юри кивает, отмечая про себя, что Виктор находится слишком близко к нему. Гораздо ближе, чем следует находиться людям, которые почти не знакомы, и от этого ему обычно стало бы неприятно, но сейчас сердце бешено отбивает ритм в грудной клетке, и причина этому явно не неудобство.       Виктор делает еще один шаг вперед, сокращая расстояние между ними до минимума.       — Вы ведь одиноки, не так ли?       Шепот на ухо почти заставляет ноги подогнуться, и Юри кивает еще энергичнее, чем ранее.       Момент, в который голубые — и невероятно красивые — глаза напротив закрываются, а чужие губы скользят по щеке и мягко накрывают его собственные, взрывается в голове фейерверками.