Они были великими люди с огромными изъянами, и, знаешь, может, эти изъяны отчасти и сделали их поистине великими. Джоан Роулинг «Гарри Поттер и Проклятое дитя»
Дворик припорошило снегом. Пришлось окольными путями идти к задней двери, которая оказалась проще проходимой. Пак подтолкнул Лису войти внутрь первой, пусть она и жутко стеснялась. Пахло ливерными пирожками, зеленью, укропом, рыбой, душистой облепихой и мёдом. Всего понемногу. Семья из двух человек жила в деревенской части Сеула, в последнее время сменив квартиру на небольшой одноэтажный дом. Отапливать было проще и дешевле, пол теперь всегда был тёплый, спать на нём было можно, и прибавилось две комнаты. Хотя квартира Чимину нравилась больше, он не сказал ничего матери. В последнее время он и так стал её сплошным расстройством. — Мам, мы дома! — крикнул Чимин, раздеваясь и вешая сначала свою куртку на вешалку, а затем куртку Лисы, и, получив утвердительный кивок, повёл за собой через коридор в гостиную. Девушка по пути ловила каждый косяк, и если бы не парень, точно врезалась бы во что-нибудь. Глаза разбегались от висевшего прямо в комнате белья, тут же рядом со шкафом, усыпанным сплошь статуэтками с разных конкурсов, а затем уже почему-то выставленная в конце ноября ёлка, хотя до нового года ещё больше месяца. Лиса опять смущённо заулыбалась, поймав взгляд Чимина. На этот раз он не бросал на неё раздражённые взгляды, как это было в первое время, узнав о беременности. По крайней мере, глупой она ему больше не казалась. Дурой влюблённой — возможно, но не глупой, нет. — Батюшки, да я же ещё ужин не закончила готовить… — к ним вышла невысокого роста женщина лет пятидесяти, хотя можно было дать ей и меньше. Возрасту прибавляла пролёгшая в уголках глаз вечно поселившаяся усталость. — Вы рано! Ну проходите на кухню, чего стоите? — она приобняла сына, мягко, словно не было вчерашних ссор, а затем Лису. — Привет, зови меня госпожой Пак или просто Шами, как хочешь. — Мам, я устал и голодный, — Чимин, не выдерживая всех этих телячьих нежностей, прошёл к духовке, заметил на противне подоспевшую первую партию пирожков, которыми так ароматно пахло, и сразу вгрызся в один из них, самый большой. — А девушку ты накормить не хочешь, оболтус? — мама не гневалась, ведя за собой Лалису, отчего та в смущении вся покраснела, но сказать ради приличия была должна. — Пирожки, Лиса, — женщина протянула один Манобан, и та, поклонившись, взяла. — Спасибо, э… госпожа Пак. — Не стесняйся, — усмехнулась, прищурившись, мать Пака, — скоро всё равно все породнимся. — Мам! — воскликнул Чимин. — Давай хоть поедим спокойно, потом всё это обсуждать будем. — С тобой я ничего обсуждать не буду, — хмыкнула госпожа Пак, вернувшись к готовке, — только с Лисой. С тобой всё и так понятно. Лишь бы церемонию не проспал. — Я не просыпаю, — съязвил сын, — но такое проспать — милое дело. Лиса поджала губы, чувствуя себя лишней в этой словесной перепалке, и перестала жевать. — Когда ты прекратишь быть ребёнком, — вздохнула госпожа Пак. — Садись, Лиса. Суп почти готов. Тебе нужно хорошо питаться. Особенно если ты собираешься жить с ним — уж поверь, кровушки твоей он попьёт. Парень на это лишь фыркнул, не желая ещё больше раздувать конфликт, хотя по ходу совместного первого ужина он чувствовал, что им этого всё равно не избежать. Особенно когда приступили к чаю, в процессе которого обе начали обсуждать встречу родственников и планируемую свадьбу, которой было уже не избежать, да он особо и не сопротивлялся. В чём-то Лиса была права, но кое-чего Чимин всё-таки не предусмотрел. Внезапная беременность не была его планом, ровно как и вспыхнувшее вокруг этого действо, от которого даже если бы хотелось, не сбежать. Ведь месяц назад в архиве Чимин нашёл документ, где были имена детективов, прокуроров, адвокатов — словом, всех, кто занимался делом его отца. Одна фамилия была особо запоминающаяся, за неё сразу зацепился глаз. Манобан. Отец Лисы был одним из детективов, поймавших отца, непосредственно свидетельствующий против него, человек, который нашёл массу улик. И Чимин понял: ему во что бы то не стало нужно добраться до этого человека. Он мог знать ответ на мучающий много лет вопрос или мог знать человека, который приведёт Чимина к истине. Мог знать, кто убил его отца, кому это было нужно, было выгодно. Кто-то заметал следы. Если отца убили, значит, дело не было закрыто, и истинный преступник или же сообщник так и не был пойман.***
— Тэхён? — брюнетка, поймав руку парня, заставила его развернуться к ней и удивиться. — Дженни? — Ким поправил рюкзак на плече. — Что такое? — Это с тобой… Что такое? — В смысле? — На раны свои посмотри, придурок! Ты же кровью истекаешь… Тэхён опустил взгляд. Руки были кое-где исполосованы, хотя боли он совершенно не чувствовал. Как же он ничего не заметил? Раны были весьма глубокие, проходящие точно по полоскам на ладонях. — И правда… Странно, не помню, чтобы ранился. Дженни схватила его под локоть, явно направляясь в медпункт, но Тэхён резко затормозил у лестницы. — Стой! Я туда не пойду. — Тебе помощь нужна… — нахмурилась Дженни, но в ответ получила красноречивый взгляд и осеклась. — Какого чёрта? — У меня будут проблемы, — намекнул Тэхён, — я лучше пойду домой и заклею это всё пластырями. — Понадобиться сто штук, чтобы заклеить это, — Дженни взяла его за руку крепче и повела к выходу из университета. Ничего не понимающий, но хотя бы успокоившийся, что их никто не заметил, Тэхён подчинился и пошёл за девушкой. — И в смысле ты не помнишь, как это случилось? — Я…. — замешкался он. Они вышли на крыльцо. С него виднелась аптека на противоположной стороне улицы. — Э… кажется, десятью минутами ранее я задремал. Отключился прямо в лаборатории. — Кажется? — Дженни, похоже, не слишком ему верила. Да парень и себе-то верил смутно. — Ты что, там и порезался? А если в кровь попали какие-нибудь химикаты? Что ты вообще делал в лаборатории биологов и химиков? — Прятался, — признался Ким. — Вообще-то мы прятались вместе с Чонгуком и Намджуном, но они вышли раньше, потому что у обоих ещё есть занятия, а я остался, и… — От кого прятались? — они перешли улицу, Дженни завела его в аптеку, и сама подошла к фармацевту, чтобы попросить необходимые лекарства и бинты. Тэхён скучающим видом обвёл стеллажи со всякими таблетками, сиропами, уколами и прочим и, почувствовав, наконец, жжение в ладонях, поморщился. Он не страдал провалами в памяти. Он всё отлично помнил. Но он не мог сказать этой девушке правду. Во-первых, она сразу скажет Намджуну, во-вторых, всем известно, что Дженни очень впечатлительная и ранимая, и она обязательно примется промывать Тэхёну мозги. Но проблема в том, что Тэхён не хочет этой помощи, он не хочет, чтобы в его собственное самокопание и самобичевание кто-то лез, вытряхивал душу, пытался «лечить» и «наставлять на путь истинный», как когда-то пошутил Чонгук. А вот Чон Чонгук об этом проблеме знал, но молчал. Во-первых, они успели неплохо подружиться, а во-вторых, Чонгук обладал удивительным пониманием и знал, что лезть в душу, когда у тебя там и так одно пепелище посреди ничего — последнее, что хотелось бы. Однако пообещал следить. Да не уследил. — Возможно, я отключился, потому что боюсь крови, — пошутил Тэхён, улыбнувшись скованно, когда Дженни обрабатывала раствором и заматывала тонким бинтом. — А напоролся случайно, мы бесились. — В лаборатории? — ещё раз уточнила она. — Нашли где беситься. — Так вышло. — А прятались-то от кого? — А! От декана. На меня повесили организацию новогодних мероприятий, а я чёт замотался, то, сё, в общем, спрятались, чтобы он от меня отстал. Завтра сам подойду. — Странный ты, Ким Тэхён, — сделала вывод она, наклеив последний пластырь. Тэхён взглянул на неё мутным взглядом, опешив. — Не надо раниться больше, ладно? Я знаю, что это не помогает. Ну, заглушать душевную боль физической. Это ни к чему не приведёт. Она встала и пошла обратно в университет, а парень замер, прижимая более израненную руку к себе. Чёрт возьми, откуда?