Трава на бетоне

Скай прижал фильтр сигареты губами, поднял глаза. В черно-серой раме из проржавевших металлических балок фигура Арина, стройная, четко очерченная плавными фиолетовыми линиями, казалась вырезанной из картона. Скай не видел его лица, видел лишь взметнувшиеся от ветра волосы, опущенные плечи и напряженную, агрессивную позу. Яркий, жаркий огонек обжег пальцы, и Скай разжал их, роняя окурок на пол. Где-то далеко внизу грохнула с резким звуком оторвавшаяся пластина железа, в ответ по лестницам вышки прокатилось эхо и, вздохнув, погибло под новым порывом ветра. Это же порыв почти заглушил слова Арина: — Тебе надо уйти. — Да ладно, — ответил Скай. — Я посмотрю. Он огляделся, сделал несколько шагов в сторону, присел у стены, облокотившись спиной об осыпающуюся бетонную стену, медленно достал из пачки новую сигарету, закурил. — Зачем останавливал? — глухо, с ненавистью спросил Арин. Скай неопределенно пожал плечами: — Интересно было, что скажешь. Арин поджал губы, сузил глаза, промолчал. Развернувшись, он вновь посмотрел вниз. Под ногами ласково подмигивала бездонная сейчас тьма, осязаемая, обманчивая. Ветер ударил в лицо, лишая дыхания, выбив слезы из глаз. С этой тьмой нужно остаться один на один, забыв о чужом присутствии за спиной. Здравствуй, моя тьма. Я перед тобой, я твой. Ты знала меня раньше? Ты ползала за мной по пятам, ложась грязной тенью от неоновых реклам, ты касалась липкими пальцами моего лица, когда я сидел в старом авто, закинув ноги на разбитую приборную доску. Ты меня знала. Я тебя не знал, не знал твоего очищающего великолепия. Ты — мой выход… Сам того не зная, я ждал тебя, моя тьма, ждал, когда вырывался из чужих рук и бил клинком, не жалея. Ждал, когда, облокотившись рукой на стену, пытался протрезветь, подставляя голову под синтетическую воду, льющуюся из пластиковой бутылки. Ждал, когда смотрел на свое расплывчатое отражение в мятых боках сломанного истребителя. Ты меня тоже ждала, да, тьма? Иначе почему ты так ласкова сейчас со мной? Почему твой холод греет, и я вижу в твоей глубине знакомые, ждущие глаза? Арин вдруг почувствовал тошноту, и только что такая уютная тьма кинулась в лицо, ощерив провал бездонной пасти. Он отшатнулся, но, собравшись с силами, вновь придвинулся к краю. Скай опустил голову, следя за ним одними глазами, задумчиво щелкнул зажигалкой: — Непросто, да? Арин сжал зубы, вспомнив, как искал и жаждал смерти, вспомнив черную глухую тоску, рвущую сердце на части. Ничего не изменилось, все осталось на своих местах, призраки остались призраками, боль — болью. Одиночество осталось одиночеством, датчик все так же мерно отсчитывает часы и минуты. Только теперь за спиной человек, который совсем недавно сказал несколько простых слов. И теперь этот человек готов наблюдать за тем, как я стою на самом краю. Это не просто край открытого всем ветрам этажа, это край, к которому когда-нибудь придут все. Любой. Это край всего нашего мира, последний рубеж, та тонкая грань, на которой стоим все мы — все. За моей спиной сотни и тысячи людей, и все они, толпясь, глядя тоскливыми глазами, ждут своей очереди. А я всего лишь первый. От меня зависит все, стоит сделать шаг вперед и ласковая тьма раздастся, кроша мои кости. Тогда те, кто стоит за моей спиной, вся эта безликая масса жующих, плачущих, смеющихся, болтающих людей с тоскливыми глазами — призраков этого мира, — все они столпятся у края, жадно глядя на изломанное тело. Интерес. Вечный интерес живого к мертвым, лихорадочная дрожь от прикосновения к величайшей тайне бытия. Скаю интересно. Ему будет интересно спуститься потом вниз, подойти ко мне и посмотреть в застывшие, помутневшие глаза. Интересно искать смысл в мертвых глазах. Потому что потом кто-то будет искать смысл в твоих. Вечная череда, неразгаданные загадки. Да хер тебе. Хватит экспериментов. Разбирайся в этом дерьме сам, я не хочу в этом участвовать. Я не хочу стать тем мясом, на котором можно будет с удовольствием рассматривать лиловое клеймо, проставленное фабрикой «Посмотри-Ты-Будешь-Таким-Же», самой пропиаренной фабрикой в мире смерти, которая приходит точно по времени. — Да пошел ты… Скай, услышав эти короткие слова, поднял голову, увидел, наконец, негодующий, злобный блеск в карих глазах и красивое, искаженное болью лицо. Полный жизни, юной, отчаявшейся, истерзанной, но истинной жизни взгляд. Жизнь — она такая. Ей тоже тяжело, она тоже иногда рвется к краю, она тоже умеет ненавидеть. Жизнь не абстрактна, она имеет свой характер и свою душу. Ее не бывает много, она умеет увлечь своим тихим, но настойчивым шепотом. И, как бы ей ни было больно, победить ее зов сложно. В тебе, гибком, семнадцатилетнем парнишке, жизни настолько много, что даже на грани отчаяния ты не можешь преодолеть ее запреты. В тебе много жизни, Арин, чтобы ты там не думал. Иначе бы ты не вырывался раз за разом из лап смерти, иначе бы ты не смог бы выдержать лечение биопластиком, не смог бы остаться жив после операции. Чертов мир, проклятый мир. Подойдите, суки, посмотрите в глаза мальчику, которому всего семнадцать лет. Подойдите и скажите каждый — «тебя убивал я». Признайтесь. Признайтесь, наконец, что убивали его с самого его рождения, с самых ранних лет, по очереди, спокойно, наслаждаясь. Признайтесь и посмотрите в его глаза, кроме ненависти, вы ничего не увидите, но эта ваша ненависть, ваш яд, жрите его, суки и сдохните вслед за ним. Это и мой яд. Это и моя ненависть. Я тебя тоже убивал. Глупости все это… Никому не нужные слова. Слова, ветер и кеторазамин. Его мысли прервал визг рвущегося металла, на этаж выше, не выдержав порывов ветра, лопнула проржавевшая до язв железная пластина. Скай поднялся, подошел к Арину ближе, стал за его спиной: — Пошли отсюда, хреновое местечко. Арин медленно повернулся, и Скай понял, что осознавать его слова тот сейчас не в силах — осмысленность исчезла, расширились зрачки, а по коже поползли лихорадочные, красные пятна. — Ладно тебе, — сказал Скай, привлекая его к себе за плечи. — Ты так просто отключишься здесь и свалишься вниз. Самоубийца, Арин, это тот, кто надеется отомстить миру, и не понимает, что миру на него по хер. И это нормально, что миру на нас по хер. Он нам ничего не должен. Скай почувствовал, как под его ладонями дрогнули округлые плечи и успел подхватить расслабившееся, ставшее безвольным, тело. — Я всегда говорил, что нервы у тебя ни к черту, — отметил Скай, приподнимая потерявшего сознание Арина. В машине вновь пахло озоном и терпкой хвоей, этот запах привел Арина в себя. Приоткрыв глаза, он увидел легкие лучи фар, летящие впереди, освещающие сплошное полотно укатанной дороги. В салоне тоже горел свет, карамельный, рассыпающийся, под пальцами ощущался приятный холодок пластиковых сидений. Привычная обстановка, привычный гул мотора, что-то вязкое и отвратительное позади, равнодушная пустота внутри. Скай искоса взглянул на него, снял ладонь с руля, подтолкнул ближе распечатанную пачку сигарет. Пачка скользнула по панели, и Арин рефлекторно протянул руку, но остановился, услышав голос Ская: — Левой, придурок. Арин поморщился, послушался, зубами вытащил сигарету из открытой пачки, отложил в сторону, поискал глазами зажигалку, не нашел и просто прикусил зубами фильтр. — Приехали. За окном виднелась знакомая стоянка, крытая грязноватым полупрозрачным пластиком, за ней возвышалась громада многоэтажного дома-улья. — Это же твой дом, — неуверенно сказал Арин, приподнимаясь, чтобы протиснуть руку в узкий карман джинсов. — Разве все кончилось? — Твоими стараниями — да. Выходи. Под треснувшей рваниной купола на этот раз виднелись оранжево-дымные всплески, томящиеся над южной частью города. Откуда-то веяло горелым, дымным, горьким. — Что там? — тихо спросил Арин, найдя, наконец, зажигалку, закуривая на ходу. — Не молчи, я себя и так идиотом после всего этого чувствую. — Да так и есть, — откликнулся Скай, открывая тяжелую подъездную дверь. — Потом расскажу. Только без истерик. Будешь пытаться сброситься с балкона моей квартиры — сам выкину на хер и жалеть не буду. — Не буду я… — хмуро ответил Арин. — Обойдешься без такого удовольствия. Скай ответил не сразу, только в лифте, скользнув взглядом по склоненной устало лохматой голове, подрагивающей руке, которой Арин уперся в стенку, проговорил: — Просто опять пошел наперекор? — Нет. — А сейчас? — Сейчас — да. В огромной квартире все осталось по-прежнему, так же тускло, раздвигая пространство, светились ртутно-серебристые зеркала, те же прямые линии, неглубокие ниши с встроенными полками и одна, побольше, полукруглая. В ней стоял стол, на котором горел мягким синим светом работающий монитор. Первым делом Скай снял с одной из полок аптечку, кинул на кровать упаковку бинтов и несколько инъекторов. Следом легли маленькие серые коробочки. — Иди сюда. Если ты еще не понял, в тебе наркоты сейчас больше, чем во всех твоих подружках вместе взятых. Отпустит — будешь выть от боли. Арин приподнял руку, посмотрел на розовые бугристые шрамы, стянувшие обрубок запястья, подумал немного, но все же лег, повинуясь указующему кивку Ская. — Я так понял, ты его убил, — сказал Скай, закатывая рукав его водолазки выше. — Да, — помолчав, ответил Арин. — Первая твоя заслуга. Об остальном потом. Арин почувствовал его пальцы на своем предплечье, и в глубине души шевельнулась тревога. Странное ощущение — страх, отвратительный, практически паника. — Тихо, — сказал Скай, проталкивая иглу инъектора под гладкую кожу. — Я тебе ничего не сделаю. Вслед за короткой болью по руке разлился приятный холодок, и жгучие стальные веревки боли, опутавшие запястье, ослабли. Скай провел рукой по его плечу: — Снимай. Арин приподнял край водолазки, неловко потянул плотную ткань вверх, изогнувшись, пытаясь высвободиться из одежды. Удалось это не сразу, мешал высокий и узкий воротник, а левая рука слушалась плохо. Лишь через полторы минуты, разозлившись, Арин дернул сильнее и откинул водолазку в сторону. Под неярким светом вмонтированных в потолок и стены ламп легким серебристым светом засияла гладкая кожа, испещренная неровными, свежими шрамами. Скай скользнул взглядом по его животу, протянул маленькую круглую коробочку: — Бесконтактный биопластик. Больно не будет. Отдав коробку Арину, он поднялся, пересек комнату и остановился перед компьютером, наклонился, упершись руками в стол, тронул пальцами мышку. Арин проводил его взглядом, посмотрел на коробочку. Завинчивающаяся крышка. Пришлось приложить коробочку к сгибу локтя и попытаться открыть другой рукой. Удалось не сразу — прижатая к груди, плотно закрытая крышка не хотела проворачиваться. Повозившись с полминуты, Арин нашел другой выход и, с силой прижав крышку боком к плечу, нажимая, провел коробочкой ниже. На кровать высыпались тугие пластиковые шарики, наполненные бесконтактным биопластиком. — Давай быстрее, — сказал Скай, не отрываясь от монитора. Арин приподнялся, прижал к животу хрупкие шарики. Те, лопнув, моментально растворились в рваных линиях швов. Перетерпев колючую, обжигающую боль, он встал, прошел по комнате, остановился за плечом Ская. — Смотри, — сказал поисковик, открывая запароленную папку на рабочем столе. По монитору сначала побежали кривые полосы, но потом, дрогнув, установилась четкая картинка. «КетоМир — за что они платят» Знакомый двор, накрытые столы, тяжелая изумрудная зелень бутылок с элитным спиртным. В центре двора, в окружении дорого одетых людей, в тонкой стальной сети детское обнаженное тело в росчерках тонких ран. Картинка снова сменилась яркой надписью. «КетоМир — цена за жизнь» Вывернутые хрупкие запястья, светлые слезы на искаженном страданием лице ребенка лет четырех, кровь, льющаяся по белой нежной коже бедер. «КетоМир — монополист-убийца» Машины, заполненные восковыми изломанными телами. Крупный план — посиневшие пухлые пальчики. Резкий окрик. Крупный план — открытые зеленые глаза. Крупный план — обрубленные по колено ноги с лохмотьями обескровленного мяса. «КетоМир — взгляд изнутри» Улыбающееся холеное лицо, поставленный, звучный голос: — Большинство доходов от продажи кеторазамина идет на содержание детских домов и спонсирование инъекций для так называемых детей-отбраковок. Наша компания находится в тесном содействии с государством, и мы считаем своим долгом сохранять жизни будущих работников и просто граждан страны. Холодные комнаты, железные прутья, непонимающие глаза, бессвязная речь. Питомцы. «КетоМир — источник основного дохода» Операционные, сосредоточенные лица хирургов, хруст под мелкозубчатыми пилами. Контейнеры, наполненные отрезанными конечностями. Робко улыбающаяся из-под прозрачного окошка подарочной коробки девочка — ярко накрашенная кукла, изуродованное тельце. «КетоМир — безграничные услуги» Картинка пропала, из колонок донеслось шипение, через которое можно было различить слова: — Пятерых сегодня на поезд. К заказчикам они попадут через четыре часа, рассчитайте дозу правильно, чтобы сдохли не по дороге, а на месте назначения. Сопровождающие должны указать точное время. Отследите все внимательно. Если что — давайте противоядие и делайте поправку. Исполнение заказа снимайте на камеру, мы должны убедиться в том, что мальчишки умерли во время секса. Иначе нас могут попытаться обмануть и предъявить претензии. «КетоМир» Тонкое личико серьезной девушки-корреспондентки: — Данные материалы были получены в результате спасательных работ, проводимых после террористического акта, направленного на правящую верхушку всемирно известной компании по производству кеторазамина. «КетоМир» долго время являлся монополистом в данной области, перекупив фабрики и заводы у государства в период инфляции, вызванной нестабильным положением после поражения в Пятой Войне. «Кеторазамин» — На данный момент решается вопрос о возвращении производственных линий в руки правительства. Юристы утверждают, что это всего лишь дело времени. К сожалению, цена препарата снижена не будет, это обусловлено сложностью процесса его изготовления. «Конец КетоМира» Горящие завалы, оранжевые пляшущие искры в воздухе, резкие крики, вой сирен. Оглушительный треск рушащихся стен, суетливые фигурки среди раскаленного ада. Знакомые очертания разрушенной резиденции КетоМира, обгорелые скрюченные пальцы. Рыжие отблески, лежащие на закопченных боках догорающего истребителя. Скай услышал, как дыхание Арина прервалось, развернулся, закрывая спиной монитор: — Дальше лучше не смотри. Он молча взялся руками за плечи Арина, притянул к себе. Арин не стал сопротивляться, склонил голову на его грудь, задышал тяжело, через силу. — Конечно, факты подтасованы, — проговорил Скай. — На «КетоМир» навешали все, что могли. Питомники им не принадлежали, например. Просто не смогли удержаться, не использовать такой компромат в свою пользу. Арин отстранился, отвел его рукой в сторону, дотронулся пальцами до мышки, перематывая видео чуть назад. — Личность террориста пока не установлена, результаты генетического анализа будут готовы через несколько часов, высказывается предположение, что искать нужно среди жертв преступной деятельности организации. Выгнувшееся в агонии тело, голова — обгорелый черный комочек с провалами глазниц, раскинуты руки, обнажившиеся дуги ребер. Арин долго смотрел на экран, видя не жалкие останки, а человека, живого, того, что был с ним рядом долгое время. «Останься со мной. Мне без тебя жить невыносимо» «Мне не нужна помощь таких, как ты» — Макс, — беспомощно сказал Арин. — Я… Он не договорил, бессильно опустился на колени, прижавшись лбом к срезу столешницы, поднял руки, положив их на стол. Скай посмотрел на него, нажал на кнопку выключения монитора. Дальше пришлось поднять Арина на руки и перенести на кровать. Он не сопротивлялся, вытянулся, тихонько всхлипнув, глядя прямо перед собой широко раскрытыми, заблестевшими глазами. -Сможешь заснуть? — спросил Скай, но не дождался ответа. Развернулся, взял со стола пульт, выключил неяркий свет, стянул через голову плотную, стального цвета футболку. В наступившей тишине отчетливо было слышно глубокое, прерывистое дыхание Арина. Но он не шевелился. Не двинулся он и тогда, когда Скай лег рядом, сомкнув руки вокруг прохладных плеч. Скай был уверен, что введенные препараты сломят нервное напряжение парнишки, и он сможет все-таки заснуть, но ошибся. Спустя полтора часа Арин повернулся набок, прижался головой к его груди, и Скай почувствовал частые, теплые капельки слез на своей коже. Он приподнял руку и успокаивающе провел пальцами по спине Арина, по выступающим, словно округлые камешки на поверхности горного ручья, позвонкам: — Это того стоило. — Я теперь не смогу сказать ему, что мне тоже было тяжело. — Если бы ты сегодня спрыгнул, то не смог бы услышать то, что я хочу сказать тебе. И не увидел бы того, что я могу тебе показать. — Я понял… Я теперь все понял. Скай прижал его крепче, думая о том, во что вылился обычный, на первый взгляд, заказ на поиск сбежавшего питомца. О том, что таилось за красивой оболочкой дерзкого мальчишки, о той силе, что поставила его на перекрестье судеб стольких людей. О том, что будет дальше. О том, что он теперь выберет. О том, что новостей на сегодня ему хватит. Арин вдруг проговорил шепотом: — Что ты хотел мне сказать? Скай чуть улыбнулся, опустил глаза и встретил настороженный взгляд искристых, карих глаз. — Я тебе уже говорил, но можно повторить. Я тебя люблю. Некоторое время Арин молчал, потом, неловко поднявшись, прижав к груди искалеченную руку, поднял голову и провел губами по лицу Ская, ища его губы. Впервые Скай не ощутил в его поцелуе желания вызвать возбуждение. Это была ласка, осознанная, искренняя. Часть тепла обнаженной в своем страдании души. Тщательно сдерживаемое дыхание, вкус слез и томительные минуты откровенной нежности. Через некоторое время Арин проговорил тихо: — Вкатай мне что-нибудь, чтобы я вырубился и ни о чем не думал. Я устал. * * * Скай вышел из подъезда позже Арина, задержавшись у компьютера, по привычке меняя пароли, и теперь остановился у дверей, глядя на подростка. Арин стоял, прислонившись к бамперу машины, сунув руки в карманы короткой куртки, и смотрел вверх, туда, где все еще догорало ало-желтое зарево. Четкий, красивый профиль, разметавшиеся по шее яркие пряди сиреневых волос. Небрежно-уверенная поза, туго обтянувшие линию бедра черные джинсы, перехваченные над коленом латексными ремнями. Округлые изгибы стройного тела. Арин почувствовал его взгляд, повернул голову, улыбнулся: — Я начинаю понимать наркоманов. Все чувства вымывает напрочь. — Лучше пей, — посоветовал Скай, подходя ближе, открывая ключом дверцу машины. — Наркотиками я тебя снабжать не намерен. — Да ладно, — ответил Арин, забираясь в салон. — За восемь дней ты особо на них не растратишься. Скай не стал отвечать, но потом, когда автомобиль набрал скорость и понесся по прямым, как стрелы, улицам, забитым рекламными щитами, сказал спокойно: — Прежде чем орать и возникать, подумай хорошенько. У тебя есть шанс. У тебя есть кеторазамин. — Опять? — рассмеялся Арин. — Откуда вы его берете? — Не твое дело, — резко сказал Скай. — Думай своей башкой, время еще есть. — Подумаю, — легко согласился Арин. — Дай хоть посмотреть. Скай отвел рукой стенку выдвижной панели, кинул на колени Арину плотно запаянную ампулу с белесой жидкостью. — Дрянь какая-то, — проговорил Арин, рассматривая ампулу на свет. — Я бы сказал, на что это похоже… — Заткнись, а? — не выдержал Скай. — У тебя с головой все в порядке? — Не знаю, — честно признался Арин, пряча ампулу в карман. — Вряд ли. Мы… на аэродромы? — Да. Арин прикусил губу, откинулся назад, закрыл глаза: — С них все началось. Скай вспомнил первую их встречу, рефлекторно тронул ладонью когда-то пробитое стальным стилетом колено. «Пежо» вывернул на бескрайние взлетно-посадочные полосы, пронесся по шуршащему под колесами бетону. Скай помедлил, прежде чем остановить машину, сдал чуть назад и заглушил мотор. — Выходи. Он вышел первый, остановился, кивнул в сторону: — Смотри. Арин обвел взглядом пыльный бетон, задержался глазами на ярком, зеленеющем пятне на серой поверхности. Медленными шагами прошел вперед, присел на корточки. — Левой, — коротко сказал Скай, наблюдая за ним. Арин поменял руку и коснулся пальцами тугих, ярких травинок. Нежная зелень чуть качнулась и снова распрямилась, расправив яркие непокорные стрелочки. Сквозь душный, грязный воздух вдруг пробился тонкий, весенний аромат. Повеяло легкой, едва уловимой свежестью. Арин повернул голову, и Скай увидел в его глазах что-то такое, что заставило сердце биться сильнее — что-то, чему нет названия. Не благодарность, не осознание, а то, от чего в голове всплыла только одна ассоциация — освобождение. Вот так вот, Арин. Трава всегда пробьется сквозь бетон, сколько бы времени на это не понадобилось, чтобы не случилось в мире над ледяной могильной толщей. Она всегда пробьется. Пусть пока и хрупкая, пусть она и обречена, но тот, кто увидит ее раз и коснется пальцами, впитав ее нежность, уколовшись сначала об острые лучики, но не сдавшись, слизнув кровь, тот запомнит ее навсегда. Пусть тот, кто почувствует ее запах, обречен сам, пусть тот, кто прольет слезы над ее хрупкими, но такими сильными стебельками, сможет лишь оставить в памяти ее образ. Пусть будет так. Просто трава всегда пробьется сквозь бетон. Для этого нужно немного любви, кровь и надежда. Даже под проклятым лопнувшим куполом, даже в удушливом смоге умирающего города есть места, где можно найти жизнь. Настоящую жизнь, упорную, ту, от которой кружится голова, ту, с которой хочется быть рядом. Арин выпрямился, опустил голову: — Настоящая. — Настоящей некуда. Арин вдруг повернул голову, улыбнулся: — Как думаешь, кеторазамин действует на все живое? — Не знаю. Думаю, да, — ответил Скай, не успев понять, к чему был задан этот вопрос. А, поняв, осознал, что пытаться его остановить бесполезно. Жалобный хруст разгрызаемого тугого пластика, легкие капельки, стекающие на яркие нарядные травинки, прокатившиеся росяными блестками и тут же впитавшиеся под лаковую зеленую поверхность. Арин стряхнул остатки кеторазамина с пальцев: — Я, конечно, идиот, но одну вещь я понял — ничего в этом мире не делается просто так. Людей много, мне на смену придут другие, а это… Этому замены нет.