Две стороны одной монеты

      ***       Эрик стоит у могилы, глядя на мраморное надгробие с черно-белой фотографией. К такому он не был готов. Да можно ли вообще подготовиться к подобному? К смерти человека, которого не видел несколько лет и думал, что ваши судьбы разошлись навсегда. Так бывает. Люди знакомятся, учатся вместе, проводят весело время, влюбляются, а потом расстаются по самым разным причинам.       — Женщины такие безрассудные. Все всегда на эмоциях. Если любовь, то до гроба. Если обида, то до смертного одра. Ее мать такая же…       — Да… — Эрик отвечает абсолютно бездумно.       Кажется, Магда смотрит на него с насмешкой с этой фотографии. Они не виделись семь лет, но Эрик узнает ее глаза, нос и скулы.       Ее последний снимок, сделанный полгода назад…       — Вы вроде бы учились вместе, да? — отец Магды смотрит на Эрика с прищуром, будто пытаясь вспомнить едва знакомого человека.       Бутылка виски в его руках почти пуста, и он слегка шатается, но продолжает стоять рядом.       Эрик снова лишь кивает.       — Все вышло так паршиво… Так паршиво… — голос мужчины вдруг срывается на отчаянный всхлип, и он делает еще один утешительный глоток из бутылки. — Лучше бы она не связывалась с тем ублюдком. Я говорил ей… Говорил не садиться в его машину… Херов гонщик… Ублюдок…       Какая теперь разница? Эрик смотрит на убитого горем отца. Он не был таким раньше. Эрик помнит его строгим работящим человеком.       Он крепче сжимает детскую ладонь. Ни к чему ребенку слушать все это… И находиться здесь.       — Магда была мне близким… другом, мистер Максимофф. Соболезную вашей утрате…       Мужчина нервно ковыряет землю носком ботинка, взрывая мерзлый грунт, и вытирает свободной рукой текущие по щекам слезы. Его взгляд натыкается на девочку, стоящую рядом с Эриком. Та смотрит на него большими любопытными глазами.       — Твоя дочка? Береги ее, приятель. А ты держись за папку крепко… И слушайся во всем. Папка всегда защитит!       Девочка неуверенно кивает и поднимает взгляд на Эрика.       — Поедем домой?       — Да, сейчас. Ты… никого не узнаешь здесь, Ванда?       Ванда отрицательно качает головой, хмуря свои маленькие бровки и не понимая, чего от нее хотят.       Эрик комкано прощается с отцом Магды и идет вместе с дочерью к машине, оставляя мужчину в одиночестве у могилы. Им действительно лучше быстрее вернуться домой.              ***       С того дня, как Чарльз приходит в себя, а команда Людей Икс расползается по разным углам страны, проходит три долгих недели.       В первые дни Эрик наслаждается приятным спокойствием. Шерон уезжает куда-то по делам и возвращается лишь на ночь, а вооруженные люди Курта постоянно дежурят в доме.       Никто не приходит за командой мутантов на следующий день, или днем позднее, или еще позже. Шоу не выскакивает из камина, правительство не сбрасывает на их дом бомбу, а копы с ордером в руках не выбивают двери. За ними не следят, их не прослушивают, никто не ошивается под окнами. И Эрик может позволить себе спокойный сон, вкусный обед и домашнюю возню вместо настороженного ожидания.       Чарльз далек от состояния, которое можно считать нормой, поэтому они не уезжают.              На следующий день, придя в себя после похмелья, Эрик встречает на кухне хмурых Шерон и Мойру. Доктор Веймор сидит вместе с ними за столом. Несложно догадаться, что речь идет о Чарльзе.       — Я прописал ему курс упражнений и физиотерапии. При совестном подходе будут хорошие результаты. Но что касается его разума… Вы точно уверены, что не хотите воспользоваться помощью психотерапевта?       — Нет! — Шерон, Мойра и Эрик произносят это одновременно, и доктор Веймор слегка съеживается от такого напора.       Мойра косится на Эрика, намекая всем своим видом, что его вообще не касается этот разговор, но он игнорирует ее взгляд:       — Что с ним? Мне показалось, что вчера Чарльз был в здравом уме?       — Для человека, который столько выпил, удивительно, что ты вспомнил о том, что было вчера. Как тебе это удалось, черт возьми? — Шерон почти бормочет последнее предложение, и оно не имеет никакого отношения к способностям организма Эрика справляться с большими дозами алкоголя.       На трезвую голову разве что дурак не догадается: всплеск его силы и возвращение Чарльза — взаимосвязанные вещи.       Эрик вдруг понимает, что произошедшее заставляет Шерон нервничать. Близость с мутантами, особенно такими сильными, как Эрик и Чарльз, лишает ее возможности контролировать ситуацию. Он скрещивает руки на груди и игнорирует ее вопрос.       — Так что с ним, доктор?       Внимание мисс и миссис Ксавье возвращается к забытому всеми доктору Веймору.       — Кхм, ну… У него обнаружились некоторые проблемы с памятью. Я бы не сказал, что это похоже на посттравматическую амнезию. Он хорошо помнит последние события, хотя и пребывал в помутненном состоянии сознания. Однако он не удивился вашему появлению, миссис Марко. Я спросил у него, и оказалось, Чарльз абсолютно не помнил о вашей мнимой гибели. Он сам был озадачен тем фактом, что при этом много лет считал вас мертвой. Также он не смог вспомнить Курта Марко, с которым, насколько я знаю, был знаком до… несчастного случая, скажем так. Мне не удалось выяснить больших подробностей, потому что я не был его врачом в прошлом. Но думаю, если вы начнете спрашивать, то обнаружите, что Чарльз страдает от провалов в памяти. Не знаю, есть ли какая-то связь между пропавшими воспоминаниями, и насколько сильно это повлияло на его личность. Остается лишь надеяться, что он сможет восстановиться. Я выписал кое-какие ноотропные препараты. (1)       Он пододвигает лист бумаги к Шерон, и, пока та читает список нужных лекарств и рекомендаций, Эрик уходит из кухни. Он поднимается в комнату Чарльза.       В доме тихо. Кроме семейства Ксавье, пары охранников и двух домработниц, больше никого нет.       Чарльз один, Эрик понимает это еще до того, как открывает дверь. Ощущая невесомое телепатическое прикосновение к своему разуму.       — Привет.       Он входит в комнату нерешительно, не уверенный, стоит ли беспокоить телепата. Но тот сразу же поворачивает голову в его сторону и приветливо улыбается.       — Я так давно не был один в помещении… То есть был, конечно, когда находился в теле Мойры. Но не в своем уж точно.       — Мне уйти? — Эрик стоит посреди комнаты, не зная, как лучше поступить.       — Нет, пожалуйста, — в его взгляде на секунду мелькает испуг. — Это… Все это как-то странно, знаешь. Я в этом доме. И мне тут сказали, что моя мать умерла, хотя я только что видел ее живой и здоровой. А еще Мойра в инвалидном кресле… Я слышал ее разум внизу. В общем, я слегка запутался, друг мой, если честно.       Эрик садится на стул, придвинутый к кровати Чарльза. Тот выглядит растерянным и беспомощным, завернутый в теплый плед до самого подбородка. И Эрик ощущает, как он ищет ответы в его разуме, скользя по самому краю сознания телепатией, на границе восприятия. Но Эрик, словно тонко настроенная антенна, чувствует чужую силу.       — Думаю, ты не один здесь такой.       Они просто сидят в тишине, прислушиваясь к шуму дождя за окном. Погода нынче достаточно отвратительна, чтобы никто не горел желанием рассматривать на рассвете уезжающих из дома подозрительных личностей.       — Спорю, ты не терял куски памяти и не спрашивал у своей матери, которую встретил двенадцать лет спустя, почему она перекрасила волосы?       Эрик горько смеется, и Чарльз неловко улыбается. Они оба чувствуют себя солдатами, вернувшимися с войны и неспособными вот так просто вписаться назад в мирную жизнь. Эрику слегка совестно думать о себе так рядом с человеком, чья жизнь свалилась в пропасть на столько лет. Может, это потому что телепатия Чарльза все еще касается его разума?..       — Постой… Сейчас я не использую силу, но ты все равно можешь разговаривать со мной мысленно! — Эрик вскидывается, внезапно понимая, что казалось ему странным все это время.       «Как такое может быть?» — он спрашивает мысленно, но Чарльз смотрит на него, прекрасно слыша вопрос в голове.       «Я… Не знаю, если честно. Может, эффект от того, что ты сделал в Церебро, еще держится?»       — Кстати… Что я вообще сделал? — Эрик поднимает вопросительно бровь, надеясь узнать у Чарльза ответы.       И тот впервые за их разговор выглядит уверенным, и выражение побитого и растерянного щенка пропадает с его лица.       — Я говорил, что особенности магнитного поля твоих нейронов защищали тебя от телепатии? Когда ты прикоснулся к моей голове, то настроил меня на свою частоту или что-то вроде того. Получился телепатический канал. Я смог обмануть Церебро, используя твою силу. Оставил что-то вроде магнитного послеобраза на электродах, заставив их считывать информацию с самих себя.       Эрик вдруг вспоминает, как сбежал из клиники: аппарат для измерения пульса и давления продолжил работать без пациента. Тогда он сделал это неосознанно, не задумываясь, как именно влияет на прибор. Словно всю жизнь умел нечто подобное. А Чарльз только что разобрал по полочкам его действия. Было немного обидно за себя, что он знает столь мало о своей мутации. Вот если бы он пошел тогда учиться на физическую кафедру…       — Эрик? — голос Чарльза выводит его из задумчивости. — Твоей маме удалось спастись? — он явно не помнит, но по взгляду видно, что догадывается об ответе.       Эрик просто качает головой. Ему не хочется, чтобы Чарльз сейчас прочел в его голове эгоистичную детскую обиду на то, что мать Ксавье оказалась жива, и Чарльз смог вернуться в полноценную семью. А у Эрика не осталось ни одного близкого человека.       — Мне так жаль, друг мой… Прости, я не смог вспомнить об этом.       — Ничего. Такое бывает со старыми склеротиками, — Эрик пытается отшутиться, но взгляд Чарльза грустен и серьезен.       — Я думаю, ты сможешь навестить ее, когда ситуация немного уляжется. Мама рассказала мне о том, что случилось за последние дни.       Эрику вдруг приходит на ум одна мысль, и вся его поза меняется. Чарльз улавливает его беспокойство.       — Я хотел спросить… Возможно, ты помнишь, видел… пока был в Церебро. Того человека, который убил мою мать.       Чарльз выглядит напряженным, разглядывая лицо Эрика и будто раздумывая, что ответить. Эрик скрещивает руки и откидывается на спинку стула, увеличивая расстояние между ними, пытаясь отгородиться от телепатического контакта. Он хочет просто знать правду. Чарльз, наконец, качает головой.       — Я не знаю…       — Его звали Джейк, он работал с Шоу давно, помогал Страйкеру раньше, делал грязную работу…       — Да, я знаю, о ком ты. Но лишь потому, что он часто бывал в Церебро на дежурствах. Ты же был подключен со мной к машине, Эрик, ты должен понимать, что я не могу видеть и помнить каждый эпизод чужих жизней… Даже если я касался его разума, когда он находился рядом с твоей мамой, я просто не смог бы это отследить. Церебро направляло мою активность в определенное русло. Я не был волен выбирать…       На лице Эрика непроницаемая маска, и Чарльз чувствует себя виноватым.       — Догадываюсь, о чем ты думаешь, Эрик. Я уверен, что очень хотел, но не мог ей помочь.       — Я не виню тебя. В смерти моей матери виноват только Шоу. И он еще получит свое, когда мы отыщем этого ублюдка. Я лишь хотел знать, что двигало тем человеком, когда он… сделал то, что сделал. Кто-то из людей Шоу убил его. Так что мне нет смысла разыскивать его.       Чарльз кивает, и Эрику кажется, что он ощущает поддерживающее прикосновение ладони к своему плечу. Хотя, конечно, это только иллюзия, порожденная его разумом.       Очевидно, телепатический канал, возникший в Церебро, остался открытым. Да… Навряд ли они смогли бы провернуть что-то подобное, если бы Эрик сел в то кресло под действием подавителей… Он больше не хочет думать о том, что было бы если, и о том, что уже случилось. Слишком много дерьма свалилось на их головы за последние недели.       Он предлагает Чарльзу отвлечься и сыграть в шахматы. У них нет доски, а Чарльз не может двигать фигуры, поэтому они оба закрывают глаза и играют мысленно…              Чарльз отказывается уезжать из этого дома, и Эрик видит, что Шерон расстроена, но с уважением принимает его решение. Куда больше их удивляет то, что уезжать не хочет Мойра. В отличие от брата она воспринимает брак матери с Куртом Марко и рождение их ребенка с куда большей агрессией. Эрик не слышит скандала и не видит ничьих слез, но напряжение между женщинами витает в воздухе. Радость от первой встречи после спасения проходит слишком быстро. Для Мойры живая Шерон — не сюрприз, а еще одна обида. Мать, которая сделала лишь один-единственный незначительный ход с фотографией ради спасения своих детей; которая выходила замуж, рожала и жила в свое удовольствие, пока Мойру калечили и держали взаперти. Шерон выглядит подавленной и немного злой, но не решается настаивать.       Чарльз переживает по этому поводу, зная благодаря телепатии больше, чем видит и слышит Эрик. Но Эрик говорит, что им всем нужно время, чтобы принять новое положение вещей. И пусть разумом он понимает аргументы, приведенные Шерон в пользу ее поведения, сердцем соглашается с чувствами Мойры.       Кажется, единственным обитателем дома, который чувствует себя комфортно, остается маленькая девочка, чьего имени они так и не смогли узнать. Она безмолвно общается со всеми, то садясь на колени к Мойре, то беря за руку Эрика и идя с ним по дому, то ложась в кровать к Чарльзу, который может лишь поболтать с ней или посмотреть телевизор. Он отказывается лезть в ее разум, считая, что лучше дождаться, пока девочка сама заговорит.       Эрика немного напрягает чужой ребенок в доме, с неизвестной силой, которого, скорее всего, ищут родители. Не обвинят ли их еще и в киднеппинге, если выйдут на след? Но, несмотря на помощь Курта в поиске ее родни, никаких результатов нет. И девочка остается с ними на неопределенный срок.       Мойре нравится возиться с ней. Шерон привозит в дом игрушки и куклы, видеокассеты и магнитофон с детскими песнями. Ребенок — единственная тема, на которую они с Мойрой могут общаться без сдерживаемого недовольства со стороны последней.       Иногда Эрик созванивается с остальными Людьми Икс, чтобы проверить, все ли в порядке. Хэнк и Алекс в Монтане, Логан и Роуг в Луизиане. От Рейвен нет вестей, и Эрик немного беспокоится о том, все ли у нее хорошо. Однажды он выбирается на почту и из таксофона звонит в хоспис.       — Нам очень жаль, мистер Эйзенхарт, — его новое имя для подстраховки, — но Энни Льюис умерла два дня назад.       Значит, Рейвен больше ничего не удерживает в этом городе… Она может быть где угодно, гоняясь за Шоу в попытках обуздать свое одиночество.              После всех злоключений рутинный домашний быт похож на вялотекущий кисель. Если поначалу Эрик наслаждается желанной остановкой, пытается привести в порядок свои мысли и растрепанные чувства, уложить в голове все случившееся… То в скором времени ему становится скучно. Последние шесть лет он хоть и не ходил с друзьями по клубам, но вел крайне активную жизнь, разрываясь между учебой, подработкой, научными конференциями и поисками информации о мутантах. Теперь же он занят лишь тем, что помогает в готовке Элизе (их кухарке), общается с Чарльзом (единственное интересное времяпровождение) и изучает документы из клиники Шоу. За это время он разве что не обнюхал и не облизал каждый листок, вчитываясь в каждую букву. Кое о чем Чарльз мог дать подсказку, что-то видел впервые. В одной из папок обнаружились химические формулы, и Эрик отправил Хэнку факс для их изучения. Это могло быть как-то связано с вакциной…       К всеобщей досаде, ящик, который успели обчистить люди Шерон, оказался архивным. Самым новым документам не меньше пяти лет, а это значит, что последних разработок по вакцине и Церебро Эрику не отыскать. Скорее всего, данные хранятся в более надежном месте, возможно, в самом Пентагоне…       Эрик тратит несколько часов, вчитываясь в мелкий убористый почерк в потрепанной записной книге, пока не приходит к выводу, что это записки какого-то психиатра, явно не относящиеся к мутантам. Почерк не совпадает с почерком Шоу, большая часть страниц отсутствует.       Одна из самых толстых папок — папка с надписью «Чарльз Ксавье». Он смог просмотреть ее только потому, что проявил расторопность и не дал Шерон унести документ из дома…       Эрик вспоминает, как держал в руках такую же папку на базе Людей Икс, и размер ее был в десять раз меньше этой. Он листает страницу за страницей, читая сухие факты, перемежающиеся с записками и пометками.              «Физические показатели стабильны. Пульс 73’, АД 130/80, ЧДД 20’. (2) Данные электроэнцефалографии в состоянии «сна», «бодрствования» и «целевого назначения» в Церебро см. в Приложении №14. Пациент способен к сопротивлению усилителю на уровне Д-3. Агрессивное поведение отмечается во всех трех состояниях…»              «Не теряет надежды на то, что сможет выбраться, но сопротивляется уже не так активно. Шантаж сестрой работает. P. S. В следующий раз обещал отрезать ей нос и левое ухо. Физические увечья — хороший стимул…»              «Застой крови в нижних конечностях компенсирован гимнастикой, введением препаратов для улучшения кровообращения и тромболитическими средствами. (3) Отмечаются побочные эффекты: аллергическая сыпь, затрудненность дыхания. Пересмотр терапии…»              «При внезапном разрыве телепатического контакта с Сосудом отмечаются явления дереализации и деперсонализации, конфабуляторные элементы, (4) страхи и бредовые идеи. Данная картина наблюдается во всех подобных случаях и отсутствует при готовности пациента к возвращению в свое тело в определенное время. Рекомендовано проводить внезапные разрывы только в экстренных случаях, во избежание нарушения прочности телепатического заслона…»              «Испытания нового оборудования привели к возникновению болевого синдрома у пациента, повышению температуры тела и перегрузке лобных отделов мозга…»              «Эксперимент №68. Пациенту вводится Регенеративный раствор. Улучшенная версия, исключающая побочные эффекты, перегружающие систему…»               «Маленькие выродки попытались устроить саботаж. Позвоночник Мойры сломан на уровне третьего поясничного позвонка. Пусть будет уроком!..»              «Биологический элемент Церебро функционирует исправно. Разрешаю локальное повышение мощности для выполнения операции «Воздействие»…»              Эрик захлопывает папку, невидящим взглядом прожигая дыру в библиотечном ковре. Ему противно это читать… Биологические элементы — вот кто они для Шоу!       «Сожги ее…»       Голос Чарльза бесцветный, и Эрик вздрагивает от неожиданности. Он вдруг осознает, что все это время был не один в своей голове. И Чарльз читал с ним каждую строчку…       «Чарльз?..»       «Просто. Сожги. Не хочу, чтобы это было в доме».       «Там может быть…» — он пытается настоять, но понимает, что уже поздно.       «СОЖГИ! СОЖГИ ЕЕ! НЕ ХОЧУ ЕЕ ВИДЕТЬ!»       Телепатического воздействия нет, но Эрик не может вынести эти крики и швыряет папку в камин. Ему кажется, что он слышит тяжелое дыхание Чарльза даже отсюда. Шерон действительно стоило унести это. Зря он помешал.       Он идет в комнату Чарльза и терпеливо выдерживает его истерику, жалея, что стал ее причиной. Чарльз выдыхается лишь через час и проваливается в беспокойный сон. А внизу Эрика ждет Мойра, которая на кресле не может подняться на второй этаж и лупит его журналом по плечу. Ее глаза тоже красные от слез. Чарльз не слишком хорошо контролирует свою телепатию, когда на взводе, и, кажется, его слышал весь дом. Эрик чувствует себя чертовым садистом, по собственной глупости обидевшим двух детей.       Они больше не возвращаются к этой теме и обсуждают только других жертв Шоу. Не Чарльза.              К тому времени, когда Чарльз уже может более-менее двигать руками и поддерживать корпус в сидячем положении, случается то, чего все так ждали. Безымянная девочка наконец-то говорит.       Это происходит во время обеда в комнате Чарльза. Элиза уезжает с Мойрой в магазин. Обычно Мойра сидит дома, но сегодня ей хочется прокатиться по городу и купить что-то для ребенка самой. Эрик зовет девочку с собой, отсылает сиделку Чарльза, и они присоединяются к нему за трапезой.       Чарльз красный от смущения и мысленно материт Эрика за его дурацкую идею. Он еще плохо держит ложку: мелкая моторика восстанавливается медленней, — но Эрик считает, что эта ситуация «стимулирует его на подвиги в данной области».       — Если я останусь голодным, ты будешь есть одни макароны всю следующую неделю. Да, те самые, которые ты не любишь.       — Я спокойно отношусь к макаронам. Это такая же пища, как и все остальное. И они тоже полезны, кстати. Правда, детка? — он смотрит на девочку, и та утвердительно кивает, засовывая ложку с картофельным пюре в рот.       Она внимательно следит за Чарльзом и его страданиями, когда тот вдруг бросает столовый прибор и тычет пальцем в Эрика.       — Не трогай мою ложку! Или я попрошу принести деревянную.       Эрик поднимает руки вверх, будто он тут ни при чем. И девочка тяжко вздыхает, наблюдая за их полушутливыми и наполовину агрессивными препирательствами.       — Папа, а мы съездим в гости к маме?       На самом деле сначала ни один из них не понимает, что они услышали. И только пару собственных реплик спустя оба оборачиваются в сторону девочки. Та внимательно смотрит на Эрика. Тот бестолково открывает рот.       — Что?       — Папа, мы поедем к маме?       Эрик все еще чувствует себя рыбой, выброшенной на сушу, и просто таращится на ребенка, пока Чарльз не подается вперед к девочке.       — Малышка, может, назовешь нам все-таки свое имя, чтобы мы могли найти твою маму, — Чарльз тоже растерян, но вид у него куда доброжелательней, чем у остолбеневшего Эрика.       — Ванда, — теперь она смотрит на Чарльза. — Ты ведь умеешь читать мысли, почему ты не прочел мое имя в моей голове?       — Ну, я… Знаешь, я не читаю мысли тех, кто не дает мне на это разрешения, — Эрик издает какой-то странный звук, выражающий, очевидно, его отношение к тому, что Чарльз торчит в его разуме почти постоянно и не спрашивает, хочет того Эрик или нет.       — О. А это ведь не больно? — девочка переводит взгляд на Эрика, и тот отрицательно качает головой. — А папа увидит мысли, которые ты у меня прочитал?       — Кто твой папа, Ванда? — брови Чарльза нахмурены, а Эрик предпочитает делать вид, будто его вообще нет в этой странно неловкой ситуации. Он не специалист по общению с детьми, и, пока Ванда молчала, ему было куда проще.       Девочка вытягивает руку и тычет пальцем в Эрика.       Ну, прекрасно.       — Эрик твой папа?       Она утвердительно кивает.       — Думаю, я бы не мог забыть, что у меня есть ребенок, детка, — Эрик скрещивает руки на груди, не понимая, что это за детская забава и как себя вести.       «Не пугай ее. Может, она говорит так, потому что ты для нее авторитет».       «Может, ты просто прочтешь ее и все прояснишь?»       — Ммм, Эрик — папа для тебя здесь, а где твои настоящие родители? — Чарльз почему-то не хочет лезть в ее разум и все еще пытается разобраться в ситуации словами.       — Но Эрик мой единственный папа. У меня есть фотография, — она тянется маленькой ручкой в сумочку, которую всегда носит с собой, и, достав из бокового кармашка небольшой прямоугольник, протягивает его Чарльзу.       Тот, растерянно моргая, смотрит на фото, и Эрик вынужден вытянуть шею, чтобы рассмотреть изображение. Он так и застывает в кошмарно неудобной позе, завалившись на кровать и пялясь на картинку… Металл в комнате начинает мелко вибрировать от напряжения, и Чарльз кладет непослушные пальцы на его ладонь, призывая к спокойствию.       «Это действительно ты на фото».       Он не спрашивает, а констатирует. И Эрик только встречается с ним испуганным, ошарашенным взглядом.       На потрепанной карточке, которую явно часто перекладывали и мусолили в руках, — он и Магда на выпускном в старшей школе… Магда уехала тогда через пару месяцев после их разрыва, не попрощавшись, ничего не сказав Эрику… Может, Ванда и не его дочь? У Магды мог быть другой мужчина, и вообще!       Он с какой-то болезненной надеждой смотрит на Чарльза, и тот, считывая его панические мысли, все-таки проникает в разум девочки. Взгляд Ванды становится слегка расфокусированным от телепатического контакта.       И Эрик чувствует, как кровь отливает от лица, а сердце падает куда-то в желудок. Потому что, судя по нахмуренным бровям Чарльза…       — Чарльз?.. Ну что там?.. Черт тебя дери! — он хлопает его по колену, скрытому одеялом, и тот разрывает контакт.       Ванда растеряно смотрит на них снизу вверх, не понимая, что произошло.       — Боюсь, что это правда, Эрик… И ты должен знать еще кое-что…              Под недоуменные взгляды вернувшихся Мойры и Элизы он уходит на прогулку в сторону леса. Ему нужно побыть в одиночестве и как-то переварить то, что он узнал. Иначе его голова рискует взорваться. Ванда расстроено смотрит ему вслед из комнаты Чарльза, но Эрик просто не может остаться. Смотреть на нее. Не может поверить…       Магда была беременна, когда он ее бросил. И ничего не сказала! Слишком гордая, чтобы унижаться перед человеком, который отверг ее чувства.       Эрик должен был как-то заметить… Ведь должен был? Может, она и не знала в тот момент… Только вот Эрик был настолько погружен в свои переживания, что не понял бы Магду, наверное, даже если бы она сунула ему под нос тест на беременность.       Он раньше никогда не задумывался о детях. Конечно, каждый парень в подростковом возрасте считает, что когда-нибудь он женится, осядет, заведет пару детей и состарится среди толпы внуков и правнуков. Но все это так — в далекой перспективе, к которой можно идти не спеша, через череду подруг и половых партнерш.       Эрик вел не особо разгульный образ жизни после поступления в университет. Он не бывал влюблен, но иногда встречался с девушками ради секса. Не серьезно. Без планов на будущее.       Магда была единственным человеком, с которым он хотел какого-то будущего. Пока сам себя не лишил всяческих перспектив единственной целью: найти ответы.       Он потерял шесть лет, в течение которых мог растить их общего ребенка…       Эрик останавливается у болотистого пруда в лесу и думает, что не чувствует сожаления, которое положено ощущать отцу, пропустившему первые шаги и первые слова своей дочери. Он просто в шоке — и только. И, пожалуй, немного хочет сбежать, пусть и знает, что не сделает этого. Не теперь, конечно.       Даже если бы Магда была жива, он не смог бы просто вернуть ей ребенка и уйти, оставшись лишь детским воспоминанием Ванды и энной суммой алиментов на счету.       Но Магды нет…       Эрик не знает, что чувствует по этому поводу. Он не видел ее столько лет, и юношеская любовь давно перегорела в его душе. Но он помнит, каким хорошим человеком она была, сколько приятных дней и ночей они провели вместе, оставшихся на всю жизнь счастливым воспоминанием. Ему жаль, что она погибла. Он всегда надеялся, что Магда нашла свое счастье где-то… с кем-то…              — Авария. Водитель не справился с управлением.              Так глупо… А если бы Эрик был рядом? Мог бы предотвратить катастрофу, остановить несущийся в кювет автомобиль… Если бы, конечно, его сила смогла вырваться наружу в тот момент.       Он идет по тропинке дальше в чащу. Но голос Чарльза, рассказывающий о том, что он увидел, крутится в голове, как заевшая пластинка…              — Ее память… Я… Мне так жаль, Эрик. Я не могу вспомнить, но… Видимо, это я сделал, пока был в Церебро. Часть ее воспоминаний серьезно пострадала. Лица ее бабушки и дедушки, мамы… Она знает о них, но не помнит. Как если бы это был какой-то факт, прочитанный в учебнике. То, что я рассказал, я смог составить из обрывков воспоминаний, спрятанных в ее подсознании.       Эрик просто смотрит на него, не зная, что ответить. Он способен только воспринимать информацию. Она оседает в его памяти без должной обработки.       — Я думаю, это было влияние на две стороны: на нее и на ее опекунов. Уверен, Шоу сделал это, чтобы никто не искал ребенка. В чем бы ни заключался его план… Мне… Мне очень жаль…       Эрик заставляет себя покачать головой, но забывает сказать, что кого он не обвиняет в этой ситуации, так точно Чарльза. Он разлепляет губы, но спрашивает совсем не то, что хочет.       — Какая у нее мутация?       — Я не знаю… — Чарльз выглядит напуганным и расстроенным. — Я не увидел в ее воспоминаниях ничего, связанного с действием силы. Ей не так давно исполнилось шесть, это возраст, в котором силы проявляются чаще всего. Но… Либо они еще не показались, либо…       — Если Шоу нашел ее, значит, они уже проявились. Он бы не стал искать обычного человека.       — Если только не хотел шантажировать тебя Вандой…       Они замолкают, и оба смотрят на девочку, следящую за их разговором.       — Ты помнишь, как попала к Мойре в комнату?       — Да. За мной пришел один человек и забрал меня. Я попросила, чтобы он отвел меня к папе, и он обещал это сделать.              В голове Эрика сплошная каша из информации, и виски начинает сдавливать. Шантаж с помощью Ванды — самое логичное из объяснений. Почему даже чертов Шоу знал о том, что у него есть дочь, а Эрик нет!       Это злит его настолько, что он с силой ударяет кулаком по стволу дерева, разбивая руку до крови… Боль слегка отрезвляет.       У Шоу были все карты на руках, достаточно времени, чтобы узнать о жизни Эрика все, в том числе то, чего он не знал сам. Злость нелогична, но Эрик должен выплеснуть свои эмоции хоть через что-то…              Он возвращается домой только спустя несколько часов, ощущая вторжение в свой разум еще на подходе к дому. Чарльз убеждается, что он в порядке, и тут же пропадает.       Мойра возится с Вандой в гостиной, пока Элиза готовит ужин. Но девочка бросает игрушки, как только Эрик входит в дом.       — Ванда! — очевидно, Мойра уже в курсе, потому что больше ничего не говорит.       Эрик тупо пялится на ребенка перед ним, словно видит ее впервые. Честно говоря, он хочет сбежать обратно на улицу, потому что забыл все слова, которые хотел сказать ей. Но она говорит за него.       — Я боялась, что ты ушел. Но Чарльз обещал, что ты вернешься. Ты ведь не уйдешь больше? — она смотрит на него с надеждой, и Эрик понимает, что для нее он тоже единственный родной человек сейчас.       Еще утром он был последним живым Леншерром, а сегодня у него есть дочь, которая хочет общения с ним и тянет к нему руки, чтобы обняться. Он садится на корточки, чтобы быть с ней лицом к лицу.       — Конечно, нет. Я никуда не уйду.       Ванда прыгает на него, обнимая за плечи, и Эрик видит, что по лицу Мойры текут слезы. Он хочет утешить ее, ведь все хорошо, и они никуда не уйдут отсюда.       Ванда шепчет ему на ухо:       — Я просто боялась, что ты не станешь со мной говорить, поэтому молчала.       — Глупости, с чего мне не разговаривать с тобой?       — Я так хотела встретить тебя. Очень сильно. Так сильно, что это случилось. Когда я чего-то сильно хочу, это всегда случается. Даже если не сразу. И иногда происходит что-то плохое…       Эрик почти не слушает ее лепет, думая о том, как теперь изменится его жизнь, когда ощущает мысленный толчок от Чарльза.       — …я захотела достать яблоко, и мальчик полез за ним и упал. Он ушибся, но яблоко упало вместе с ним. А еще на меня как-то напала собака, и я хотела, чтобы ее не стало, и ее сбила машина. Я не хотела, чтобы она умерла, — Эрик замирает, невидяще глядя в стену и слушая вместе с Чарльзом слова ребенка. — Дедушка пил и ругался, и я думала, что ты придешь и заберешь меня, и мы будем жить вместе. Я думала об этом все время, с тех пор как нашла фотографию. Бабушка сказала, что ты мой папа…       Он чуть отодвигает Ванду, чтобы посмотреть в ее расстроенное личико. Все внутри переворачивается не первый раз за день. Скоро его тело адаптируется к постоянным сюрпризам и уже не будет выделывать сердечные кульбиты и заставлять металл вокруг дрожать от напряжения.       — Когда это случилось, ты помнишь? Когда ты нашла мою фотографию?       Она закусывает губу, задумываясь, и растерянно смотрит в окно. Ее ответ так важен, что Эрик невольно стискивает ее маленькие плечи и неимоверным усилием воли заставляет пальцы разжаться, чтобы не навредить ребенку.       — Это было… А, точно! — она улыбается, вспомнив. — Был День сладостей. (5) Я не смогла пойти на праздник. Сидела в маминой комнате, пока дедушка с бабушкой ругались. Я нашла фотографию в коробке.       Эрику кажется, что дом раскачивается, словно на волнах. Третья суббота октября… В то воскресенье мать отдала ему коробку с вещами, а через несколько дней он нашел карту и решил пролистать…       «Чарльз, ты можешь… Посмотреть в ее памяти этот день…»       «Да…»       Мойра смотрит на него и Ванду расширившимися глазами, понимая, что в паззл их жизни добавляются недостающие детали. Девочка замирает на руках Эрика, пока Чарльз читает ее воспоминания. А сам Эрик видит, как перед его мысленным взором проскальзывают тусклые картины, спрятанные словно за вуалью.              Мужчина и женщина в возрасте ругаются. Мужчина пьян, а женщина плачет. И Ванда прячется под столом, глядя на фотографию родителей и отчаянно желая оказаться подальше отсюда, чтобы папа пришел за ней и забрал ее.              «Посмотри… День, когда мы с Алексом пошли в парк, и я понял, что твоя мать жива».              — Ванда, я просила тебя не делать этого! Почему ты не слушаешь?       — Я не нарочно, бабушка… Прости меня! Прости! — Ванда плачет навзрыд: дедушка не напился сегодня, потому что попал в неприятности на улице и оказался за решеткой. Теперь им придется платить залог, чтобы его выпустили.       Она думает о том, что у папы могли бы быть деньги, и он смог бы все как-нибудь исправить.              Эрик стискивает ребенка, прижимая ближе. Ему больно смотреть на эти воспоминания Ванды. Горько осознавать, что в эти моменты его не было рядом… Но он просит Чарльза сделать это еще раз, чтобы точно убедиться.       «День взрыва…»              Мойра сидит на железной кушетке, неловко подворачивая ноги. На ее лице синяк, волосы спутаны, левой стопы нет, и сейчас ей нечем прикрыть увечье. И Ванда вдруг понимает, что в это место ее привели вовсе не для того, чтобы она смогла встретить папу. А в наказание… За то, что она так плохо вела себя и делала все те ужасные вещи, которые приводили к неприятностям. Она рыдает, и Мойра, не понимающая, что происходит, пытается утешить ее, беря на руки и укачивая.       Хочу к папе, хочу к папе, хочу к папе… Папочка, приди, пожалуйста, быстрее…              Эрику тяжело дышать, его душат слезы, как и Ванду в ее воспоминаниях. Но он должен… должен…       «Пожалуйста, Чарльз… Еще один… Когда моя мать…»       «Эрик, нет. НЕТ».       «Я прошу…»       «Я не сделаю этого, друг мой. Тебе это не нужно. Просто успокой свой разум и поднимайся ко мне…»       Ванда смотрит на него и, видя слезы в его глазах, кривит губы и начинает плакать.       — Не плачь, малышка, — Эрик пытается улыбаться, стараясь не думать ни о чем и просто очистить свои разум и сердце от всего лишнего. — Я просто рад, что ты меня нашла.       — Правда? — она не выглядит убежденной, и он осторожно целует ее в лоб.       — Ванда, может, пойдем, попьем какао. Папе надо немного отдохнуть. Он поиграет с тобой чуть позже.       — Иди, побудь с Мойрой. Мне надо обсудить кое-что с Чарльзом.       Ванда смотрит на него, словно боится, что он уйдет снова, но Эрик снимает пальто и ботинки и поднимается на второй этаж. Она возвращается к Мойре, чтобы выпить какао. Ведь теперь все точно будет хорошо.