Онлайн Ведьма

      К доктору девочка Саша не попала, тем самым продлив себе больничный ещё на чуть-чуть. А не попала она туда потому, что ей позвонил любимый папочка с просьбой найти не совсем любимого братика, не вышедшего на работу. Благо, добрый папа подкинул денег на такси своей бедной дочке, на котором я и поехала домой за своей машиной, чтобы затем отправиться искать Дара.       Я была так чертовски зла! Ладно, если бы он просто шифровался от папы — это ещё куда ни шло. Но он не отвечал ни мне, ни маме, ни дедушке, ни даже бабушке! Хотя от бабушки я и сама периодически шифруюсь, особенно когда на неё нападает приступ «о Боги, ты же будешь Старородящей!». Дару же она обычно звонила с другими словами, но менее шедевральными они от этого не становились.       — К двадцати годам ума нет? Так потом уже и не будет! К тридцати жены нет? А всё, теперь и не будет! К сорока дома нет? До конца жизни, значит, не будет! — обычно говорила она всё это, тряся указательным пальчиком, мол, слушай меня, внучек, и мотай на ус.       А Дару было уже почти тридцать, и, как понимаете, женой он не обзавёлся, так что бабушка звонила ему чуть ли не каждый день. Но то была бабушка по маминой линии — с бабушкой по папиной мы вообще не общались, потому что она искренне верила, что Марфа Васильевна приворожила бедного Петеньку. И теперь бегала по всем ведьмам и колдунам страны, пытаясь спасти сына от злой ведьмы. А нас с Даром эта бабушка называла не иначе как дьявольскими отродьями и за внуков своих не считала.       Первое время папа, добрейшей души человек, ещё как-то пытался наладить отношения, но после того, как бабушка вылила на маму ведро помоев, свёл эти отношения на нет, насколько мне известно. С дедушкой по папиной линии мы, напротив, прекрасно общались, потому что с бабушкой он был в разводе и сам её люто ненавидел. Так что для него мы были лучшими детьми на свете, так как драконили бабушку одним своим фактом существования. Ну а дедушка по маминой линии умер, ещё когда мы с Даром в садик ходили. Мы тогда маленькие были и на многое не обращали внимания, но со слов родителей знали, что он умер от рака. И даже бабушкина магия не помогла. Хотя, наслушавшись сплетен из тех времён, я сильно сомневаюсь, что она хотя бы пыталась ему помочь.       Так что в итоге у нас с Даром были одна бабушка и один дедушка, а ещё странная женщина, которую мы предпочитаем избегать. Думаю, на этом краткий экскурс в семейную сагу «Клевер-Добронравовы» можно закончить. Хотя нет. Пожалуй, стоит прояснить ещё один момент: Добронравов — фамилия папы, а Клевер — мамы.       Мы с Даром носили мамину, потому что каждый раз в роддоме Марфа Васильевна, находясь в состоянии аффекта после родов, закатывала дичайшую истерику, суть которой сводилась к одному: хочешь дать детям свою фамилию — роди их сам! Мамина истерика с моих родов запечатлелась на века, попав на кассету, а вот Дарова, к сожалению, канула в Лету.       Тем не менее, никакие кассеты не расскажут о масштабах этого бедствия так, как тот факт, что в роддоме маму искренне боялись — и третьего попросили не рожать. А мама и не собиралась, так как свой план по количеству детей выполнила.       Если бы у мамочки не срывало крышу от гормонов, мы с братцем вполне могли бы стать счастливыми обладателями двойной фамилии. Но увы, не сложилось. Хотя Дар иногда приписывал себе папину фамилию для пущего впечатления: всё-таки «Добронравов» звучит гордо и даже мужественно. А Клевер? Мне, в общем-то, всё равно, как звучит моя фамилия, но мамочка всегда говорила, что «Клевер» звучит магически и с лёгким флёром удачи. Собственно, ноги моего псевдонима растут именно отсюда.       Но это всё лирика. Вернёмся к событиям текущей реальности.       Шанс того, что Дар лежал пьяным в моей квартире, мог быть очень даже велик, но не оправдался. Я проверила, когда заходила за ключами. У братца иногда случались приступы алкогольной меланхолии, и в такие дни он избегал появляться в городской квартире родителей и в одностороннем порядке делал себе временную прописку среди фиолетовых подушек моего дивана.       Отобрать у него ключи от квартиры я не могла чисто из соображений безопасности. Вот представьте, уехала девочка Саша в командировку на выходные, а у неё прорвало трубу. Старший братик придёт и перекроет, и девочка Саша не станет врагом номер один для всех соседей снизу. Или, к примеру, вдруг девочка Саша заболеет, да так сильно, что не сможет даже с кровати встать, а братик придёт её навестить. И вместо того, чтобы вызывать МЧС и выносить дверь, просто откроет её ключом. И спасёт мою больную персону. В общем, по моим скромным расчётам, преимуществ куда больше, чем минусов. Да и давайте быть откровенными: рисовать стрелки на пьяной роже брата — это прикольно. Рисовать их и фотографировать на память, а потом рассылать всем его друзьям — ещё лучше. Считай, именно так я и научилась краситься. И вполне разумно принимать критику в свой адрес. Просто потому, что каждый раз после моих перфомансов Дар орал так, что сразу становилось ясно — в семье растёт вокалист.       Следующей в списке возможных дислокаций Дара значилась родительская квартира, в которой братец жил один с тех пор, как родители перебрались в бабушкин дом. Ну, как дом… От старой бабушкиной халупы в деревне осталась только стена, к которой подходил газ, и курятник — всё остальное папа перестроил, красиво обозвав это великолепие не постройкой нового дома, а всего лишь маленькой пристройкой на двести квадратов, чтобы было легче в случае чего узаконивать.       Старая родительская квартира располагалась недалеко от меня. И да в целом у меня ушло больше времени на то, чтобы найти дома ключи от неё, чем на то, чтобы добраться туда. Плюсы маленьких городов — всё относительно близко, особенно когда ты на машине.       Стоило мне только зайти в квартиру родителей, как я поняла, что здесь меня ждут, настолько тоскливо поглядывали рыбки из аквариума в прихожей. И судя по тому, как они жались к стеклу, есть они хотели сильно, очень сильно — значит, Дар либо забыл покормить их, уходя, либо давно не был в квартире. Как вариант, он вообще мог априори забыть их покормить примерно месяц назад.       Я, конечно, животных не очень люблю, но живодёркой себя не считаю, так что рыб перед выходом покормила. Благо, корм стоял рядом.       Далее по списку я отправилась в студию, куда Дар заманивал меня на выходных. Студия эта принадлежала родителям Вив — она же Виктория, она же блондинистая красотка с самомнением королевы, она же «Тихушница», она же мой почти враг номер один. Вив, по совместительству новая солистка группы Дара, была типичной дочкой богатых родителей, которая мечтает о велико — ну, если быть точнее, о великой карьере певицы — и чьи родители, которые всегда хотят для своего ребёнка всего самого лучшего, покупают ей для достижения своей цели целую студию — небольшую, конечно, но в бытность Дара музыкантом и такого не было: ребята сыгрывались в бесхозном гараже нашего папы на фоне жёлтого трактора. Да, у папы был большой гараж.       Скажем так, с Вив мы не ладили от слова совсем. Главная проблема заключалась в том, что у нас было диаметрально противоположное чувство юмора: там, где я смеялась, она стояла с каменным лицом и крутила пальцем у виска; там, где я плакала, её выражение не менялось. Да и, если честно иногда мне казалось, что у Тихушницы эмоциональный диапазон, как у зубочистки. Как можно петь о любви, когда у тебя выражение лица, как у кирпича. В общем, Тихушницу можно ещё и сухарём назвать.       С остальными же ребятами из ЧИЖа — так называлась группа до появления Виктории — я не просто дружила, а была их своеобразным домашним питомцем. Такая вот всеми любимая кошечка Саша, которая ссыт в тапки, но её почему-то все до сих пор любят. Все, кроме Вив, потому что у неё аллергия на кошек.       Так что идти в студию с подбитым глазом и наблюдать снисходительную ухмылку Вив мне совсем не хотелось. Но, раз обещала найти папе братца, пришлось.       Студия располагалась в новом бизнес-центре, и я проскользнула туда под недоумевающими взглядами охранников, которые знали меня в лицо, а потому останавливать не стали. Я помахала им ручкой и пошла к лифтам. Вид через панорамные окна третьего этажа был, мягко говоря, никакой. Они выходили на местную парковку и «Пятёрочку» через дорогу.       Никогда этого не понимала: зачем строить красивые стеклянные здания в старых районах с панельными домами? Они же тут выглядят крайне неуместно. Ну, как замухрышка, неудачно прифотошопленный на фотку какой-нибудь звезды. Можете считать меня зашоренной, но принцип «уместности» должен работать всегда.       Напевая под нос «пятёрочка выручает» и внося свою лепту в музыкальную индустрию, я вошла в студию. Студия у ребят после ремонта вышла симпатичная, но, скажем так, не от мира сего.       В ней было намешано всё, что только можно смешать. А у неподготовленного человека помещение могло и вовсе вызвать приступ эпилепсии. Выполненная в тёмно-синих и чёрных тонах, с персидским ковром на полу. В углу — стол, выкрашенный в кислотно-зелёный цвет, из-за чего в глаза он бросался так, словно пытался их выцарапать. Здесь же — старый диван времён ещё, наверное, царской России, который явно перебрался сюда с какой-нибудь барахолки мелкого дворянства. А на этом самом диване расположились современные подушки с их аляповатыми рисунками и слегка наркоманскими мотивами. Смотрелись они на антикварном предмете мебели так же неуместно, как и Барабанщик Витя.       Лысенький и маленький он был единственным, кто смог бы поместиться на этом диване в полный рост. Витя обнимал розовую подушку, пуская на неё слюни и время от времени всхлипывая. Дар, в той же одежде, что и в субботу, спал в кресле на колёсиках: обычном таком офисном кресле, самом дешёвом и самом неудобном. Даже у меня в офисе кресла для кабинетов закупили лучше. Голову свою брат поместил на панели с рычажочками, названия которых я не знала и знать не хотела. Да и выглядела она здесь неуместно, как деталь космического корабля. Брат иногда пытался разъяснить мне особенности «агрегата», но для меня это звучало так, словно он разговаривает со мной на китайском. Так что чаще всего он делал так, лишь бы меня позлить, а я в отместку перебивала его и максимально громко начинала рассказывать о какой-нибудь книге.       «Вот представь: детей выращивают в пробирках и делят на классы с самого рождения».       Я навсегда запомнила взгляд братца, когда начала пересказывать ему сюжет «Дивного нового мира», периодически сравнивая его с Замятиновским «Мы». Это было ещё в школьные годы, когда я открыла для себя жанр антиутопии: прочитала тогда залпом три «основных» книги, относящихся к истокам жанра, засрала ими мозг всем окружающим и закрыла для себя жанр на несколько лет, решив, что научная составляющая в литературе мне не близка.       Я как раз искала взглядом остальных ребят, когда за моей спиной открылась дверь, и в студию вошёл бас-гитарист Толик.       — Дрия? — Вскинув удивлённо брови, он слегка неуверенно улыбнулся мне. Похоже, он не ожидал меня здесь увидеть.       Я помахала ему пальчиками и тихо ответила:       — Привет.       — Ты тут откуда? — спросил Толик, огибая меня и ставя подставку с кофе на столик. Мужчина был очень высоким. Выше меня на целую голову. Плечистым и брутальным. Таких обычно помещают на рекламу колбасы или мясного магазина. Мы как раз пару месяцев назад искали подобного мужчину для баннера мясной лавки.       — За Ископаемым приехала, — шёпотом ответила я, ткнув в сторону брата. — Я так понимаю, вы здесь все выходные.       Толик кивнул.       — Да. У Вив проблемы с партиями. Она…       — Избавь меня от подробностей, — перебила я и покачала головой. О проблемах Вив мне знать не хотелось. О проблемах Вив, высказанных музыкальными терминами, тем более. Кстати, о Вив… — А где она?       — Уехала рано утром, — ответил Толик, взъерошив свои тёмные и явно все ещё влажные волосы. — Домой, отсыпаться. А эти как вырубились, так и лежат. Мне кажется, у Дара спина не разогнётся, когда он проснётся.       — Всё может быть, — ответила я, чувствуя себя самую малость лучше. Похоже, моя удача снова в деле, раз Вив свалила. Может, она кармически почувствовала моё приближение и решила не встречаться с моей персоной? — А ты где был?       — Дома мылся. Я же не Дар. Я не могу не мыться неделю! — Толик усмехнулся, а я заржала в голос, от чего проснулся Витька. Дарово периодическое наплевательское отношение к себе и своему внешнему виду было поистине легендарным.       Окинув нас сонным взглядом, мужчина выдал:       — Дрия, солнышко, ты мне снишься?       — Конечно, расчехляй штаны, пришла твоя эротическая фантазия! — отшутилась я.       Сонно улыбаясь, Витя потянулся к ремню, чем вызвал у Толика неконтролируемый приступ смеха.       — Дружище, держи руки при себе. А то Дар отобьёт тебе всё, что может стоять.       Витя перевёл свой остекленевший взгляд на друга и, явно все ещё не понимая, что происходит, спросил:       — Толь, а ты-то мне почему снишься? Я же это… ну… женат!       Я сложилась пополам. Нет, ну честно. Аргумент просто вау.       — Нет, то бишь видеть Дрию в эротических снах тебе жена не мешает, а как я снюсь — так сразу до свидания? Это называется дискриминация.       — Дрия — это святое! — весомо ответил Витька, ещё и пальчиком потряс.       — Ага, святое. Со знаком минус, — неожиданно ответил Дар, которого мой не самый тихий смех всё-таки разбудил. Разминая затёкшую спину и плечи, он смотрел на нас самым своим недовольным взглядом, а начинающая отрастать щетина придавала ему лёгкий флёр… здесь было бы уместно слово «бомжа», но я заменю его на «опасности». Потому что, когда невыспавшийся Дар смотрел на людей, он был очень похож на нашу мамочку. Перевожу: на лице Дара застыл коронный взгляд «уйди, а то прокляну!», и этот взгляд вызывал во мне чувство паники с рождения. Так что смеяться мне расхотелось влёт.       — Какая-то странная у меня эротическая фантазия, — почёсывая затылок, произнёс Витя и, поглядев на Дара, вздрогнул. — Больше на ужастик похоже.       — Идиот, — ответил Дар и жестом попросил подать ему кофе.       Я, конечно, официанткой быть не хотела, но кофе подала, предварительно сделав пару глотков.       — Саш, вот ты вроде уже взрослая девочка. А как была объедузером, так и осталась, — хмыкнул Дар.       — Объедузерами не становятся, объедузерами рождаются, — пожала плечами я, примостив свою попу на свободную от кнопочек часть панели.       Шутка про объедузера была вечной. Этим вымышленным эпитетом меня наградил брат, потому что я всё время воровала его еду. Аналогия была простая. Абьюзеры издеваются, а объедузеры — жестоко объедают. Термин реально заслуживал статус гениального, и то, что его придумал Дар, а не я, заставляло чувствовать себя самую малость ущербно. Потому что в нашем братско-сестринском дуэте самой умной и остроумной была я, но это если что по моему мнению. Братец, скорее всего, считал иначе.       Дар посмотрел на меня немного снисходительно, а я, отобрав у него стаканчик, сделала ещё парочку глотков. Надо отдать должное, кофе оказался куда лучше того, которым меня напоил Псих. Я бы даже сказала божественно вкусным — в сравнении, конечно.       У Толика имелась странная способность определённо магического характера: он всегда находил места, в которых вкусно готовят. В противовес ему, к примеру, если место обеда выбрал бы Дар, то всегда был шанс отравиться. Так, когда мы на летних каникулах ездили с родителями отдыхать в Крым, а ехали мы на машине, Дар, вечно обделённый едой, напросился в кафешку где-то в Симферополе. Ну, так вот там нам подали карбонару с варёным яйцом и грибной жульен, где вместо сливок был майонез. И только мама заказала борщ и им же, что удивительно, отравилась. Так что всю дорогу до Ялты она блевала, а я заставила Дара поменяться со мной местами, на всякий случай.       Но то был Дар. Если же еду выбирал Толя, то вас ждало райское наслаждение. А как он готовил! Лучше его шашлыков ничего на свете нет. Если он когда-нибудь передумает быть музыкантом, то вполне может открыть свою шашлычную, и я стану его завсегдатаем.       — Толь, женись на мне, — попросила я и сделала ещё один глоток чистого блаженства.       — Прости, Дрия, я тебя не потяну, — покачал головой Толя. — Моя менталка просядет от твоих психически нездоровых выходок.       — Справедливо, — хмыкнула я, подумав о Психе. С недавних пор слова «психический» и «психологический» ассоциировалось только с ним. — Ещё и девиантное поведение приплюсуй.       Дар посмотрел на меня так, словно это я, а не он периодически разговариваю на китайском. Витя же, который к тому времени уже явно понял, что сон в эротическую плоскость переходить не собирается и сном, похоже, не является, встал с дивана и тоже пригубил кофейку. А я, заметив оставшийся без хозяина стаканчик, спросила:       — А Тимоха где?       Дар ткнул пальцем в толстое стекло за моей спиной, и я обернулась. Тимоха, он же Тимофей, он же Королева Болота, потому что жил на Болотинской улице, мирно спал на полу в комнате для звукозаписи в окружении музыкальных инструментов и чёрных звукопоглощающих панелей.       — Да, ребят, — протянула я. — Вот не спится вам по домам, да? Кровать для вас — нечто эфемерное? Не для сна она, по-вашему, предназначена?       — Конечно, не для сна, — подмигнул мне Витя. — Кровать предназначена для кое-чего другого. Тоже на букву «с».       — Как хорошо, что Света этого не слышит, — хмыкнула я, возведя взгляд к потолку. Света, если что, никто иная, как жена Вити.       Я уже собиралась, что ещё сказать про его жену, но в этот момент мне на глаза попалась новая эмблема ребят, красовавшаяся на баннере, который они растянули на потолке. Вместо привычных контуров птицы и букв ЧИЖ там теперь красовалось сладенькое «Чейз». Настолько сладенькое, что от сахара сводило зубы.       Название «ЧИЖ» придумала я. И при этом придумала, если честно, в шутку. Для меня расшифровка аббревиатуры звучала не иначе как «Чужой Инфаркт Жопы», и я втихую смеялась с него. Ребята же свято верили, что «ЧИЖ» — это певчая птичка, и гордо носили это имя. Но когда Дар покинул группу, Вив, насколько я знаю, втихомолку сменила название во всех соц.сетях и сделала новую эмблему, не поставив никого в известность, отчего с моей лёгкой руки обзавелась кличкой Тихушница. Как вы понимаете, название группы было очередным камнем преткновения в наших с ней отношениях.       — Саш, а ты зачем пришла-то? — спросил Дар, вырывая меня из созерцания ненавистной эмблемы. Явно пытался меня переключить. Я ведь никогда не скрывала, как отношусь к Вике. Хоть Дар меня и не поддерживал, вечно пытался объяснить, что человек она хороший.       — Тебя папа ищет, — ответила я, и Дар выругался. — Ты встречу пропустил и на звонки не отвечал. А он, как понимаешь, не может сорваться и отправиться на поиски блудного сына.       Дар выругался ещё раз и, вскочив с кресла, принялся шнырять по комнате в поисках телефона. Благо, комнатка была не очень большой, и телефон вскоре нашёлся среди диванных подушек, абсолютно мёртвый. Дальше последовали поиски зарядки и свободной розетки, которых как всегда слишком мало. А затем ещё одна порция отборной ругани, когда на экране включившегося смартфона высветилось такое количество пропущенных, что я лишь присвистнула от удивления.       — Ну, что, мне звонить Гробовщику?       Дар обжёг меня злым взглядом, а я развела руки в стороны и пожала плечами — ну, не могла я не подколоть ближнего своего. Характер у меня такой — противненький. Подождав, пока телефон немного зарядится, он вылетел из студии, чтобы поговорить со всеми звонящими без свидетелей. Пока Дара не было, я заняла его место на кресле и фривольно допивала его кофе, переговариваясь с ребятами, даже немного флиртуя.       И это было забавно. Ни мне с ними, ни им со мной никогда ничего не светило — и все это понимали. Темноволосого Тимоху я знаю чуть ли не с рождения — они с Даром были этими пресловутыми друзьями детства: вместе ходили в садик, вместе ходили в школу, вместе кадрили девчонок. Для меня Тимоха как второй старший брат. И если Дар — брат с прибабахом, то Тимофей — тот правильный каноничный старший брат, который и защитит, и поможет, и верный совет даст.       С высоким Толиком Дар познакомился в универе, а с недалёким Витькой на какой-то стрелке, куда их с Тимохой затащили в одиннадцатом классе. Если я правильно помню, лысый и низенький Витя был на стороне противника, но его почему-то побили свои же, и Дару пришлось его спасать.       Так что ребят я знала давно и любила их всей душой. Честно, они были очень классными. Но ещё больше я любила сплетничать с ними о Даре. Поэтому без раздумий решила поведать Витьке о том, что у него теперь есть сестра: эффектная блондиночка Лида. Витя, конечно, поржал, а потом выдал мне послужной список женщин, с лёгкой руки записанных ему в родственницы. Список, надо сказать, внушительный. Если бы у меня было такое количество родственниц женского пола, я могла бы держать бордель, и половина из них всё равно остались бы безработными.       Мы как раз по пятому кругу мусолили историю о том, как Дар решил податься в «ходоки» и охомутал сразу троих и попался, о боги, всем троим разом, когда неудачливый казанова вернулся в студию. Расстроенный, но не сказать чтобы сильно. Значит, папочка на него не больно-то и орал. Папа у нас вообще человек не особо конфликтный: чтобы его довести до ручки, нужно планомерно давить на больную мозоль несколько лет. Это мама у нас могла проехаться бульдозером по всей твоей личности только за то, что тебе не понравился её суп. Терпимой она была только с клиентами — и то не всегда. В последние годы даже Кладбищенская Проститутка огребала так, что потом месяцами не ходила к нам. Потом после дозы профилактических люлей приходила в себя и снова появлялась на радаре клиентской базы.       — Дрия, докинь меня до дома. Мне нужно в душ и на работу, — не стал вникать в причину нашего веселья Дар.       — Без проблем, — пожала плечами я. — Папа мне на полный бак закинул. Даже на такси и на конфетки осталось, так что Саша-таксистка к вашим услугам.       — Мультититулованная Дрия, — хохотнул Витька, который попивая кофе, вальяжно раскинулся на диванчике. — Честно, никогда не мог понять твою привычку миксовать своё имя с различными статусами.       — Ну, у тебя ведь тоже есть такое, — совершенно серьёзно ответила я. — Тебя всегда представляют, как барабанщика Витю, а я вот — таксистка Саша.       — Милая, в моём случае это не титул, а профессия. А вот что с тобой…       — В моём случае это состояние души. Сегодня я такая, а завтра я другая. Ещё не нашёлся тот эпитет, который пристал бы ко мне на постоянной основе.       — Полоумная, — весомо вклинился Дар, — поехали, пока ты тут ещё что-нибудь с три короба не наплела. Знаешь, Сашка, из тебя получилась бы отличная писательница историй про психопатов. Вот тебе и профессия, и эпитет.       Я подавилась кофе и с опаской посмотрела на брата. Но, судя по улыбке, в его словах не было никакого подтекста — он просто ляпнул, не подумав, хоть и попал в самую точку. У меня отлегло от сердца, и я решила свести все в форму шутки:       — Ну, на Колобка моей фантазии точно хватит, — припомнила я нашу встречу и то, что он любит Колобка.       — Саш, и дурак бы понял, что я пошутил, — хмыкнул Дар, пытаясь что-то отыскать на кислотном столе, что было сложно, так как столик давно погребён под завалами: частично бумажек, частично — стаканчиков. — Нужно же было вас как-то переключить с публичного обсуждения членов.       — Мы не обсуждали члены! — возмутилась я. — Мы обсуждали наши любимые типажи. Ти-па-жи, понимаешь? И тенденцию выставлять мужских персонажей так, будто они могут думать только тем местом, которое свербит.       Пока я распиналась, Дар таки нашёл какой-то клочок бумаги, который, скорее всего, был чеком из доставки, и запихнул его в карман.       — Всё. Поехали, пока ты не выдала мне часовую лекцию об отличных качествах сталкеров.       Попрощавшись с ребятами, которые смотрели на нас с Даром так, словно мы были их личными клоунами в цирке, я покинула студию вслед за братом.       Моё личное Ископаемое в машинке помалкивало и даже не просило ехать помедленнее. Как ни странно, у Дара прав не было: он никогда не учился водить, да и вообще машины обходил по широкой дуге. Как говорится, за руль его не тянуло, поэтому, когда я пошла учиться вождению, Дар был первым и единственным человеком, который отговаривал меня от сего увлекательного занятия. А первое время с того момента, как мне выдали карточку со страшной фоткой (хуже, чем на паспорте!), братец отказывался со мной ездить, мол, его полностью устраивает жизнь с полным комплектом конечностей. А мне как водителю он не доверял.       Возможно, ему права и правда были не нужны, потому что у него имелось очень много друзей, которые могли бы его подвезти. Так что, когда я высадила его у городской квартиры, то с чистой совестью и чувством выполненного долга поехала домой.       Сначала я думала удобненько расположиться на своём фиолетовом диванчике с ноутбуком и засесть писать, но первые пять предложений показали мне, что сегодня я явно не в потоке, так что я отложила ноут и взялась за папочку Психчинского. Но с ней как-то тоже не сложилось. На выручку пришла пачка чипсов с солью из закромов и сериальчик по телевизору, под который я и уснула — настолько тягомотный он был. Никогда не понимала, зачем в фильмах нужны длинные эпизоды, где кто-то просто смотрит на небо пять минут и думает. Ну, честно, в реальной жизни ты втыкаешь в стену в пять утра и даже не думаешь, ну, или делаешь вид, что смотришь сериальчик, а на самом деле думаешь.       В итоге проснулась я очень рано, и у меня безумно болела затёкшая спина. Безусловно, фиолетовый диванчик был классным и на нем прикольно проводить время, но спать я предпочитала в мягкой кровати.

***

      Ах да, надо же закрыть больничный.       Походы в больницу я не любила никогда. Ещё со школьных времён, когда у тебя температура под тридцать девять, а мама тащит тебя на приём к педиатру, потому что какая-то гнида в регистратуре вместо того, чтобы принимать звонки от мамочек и папочек больных деток, разговаривает по телефону со своим любимым. Обычно мама лечила нас своими методами: попьёшь недельку олений мох — и все следующие полгода точно не заболеешь. Вот только в школу всегда требовали справку, поэтому к педиатру ходить приходилось.       Навсегда я запомнила тот случай, когда я с температурой сидела в коридорчике. Перед глазами всё кружилось, и я молилась, как бы не блевануть на мимо проходящую санитарку или же медсестру, а мама на все лады ругалась с девушкой из регистратуры, которая собрала просто невероятную очередь. И в какой-то момент нескончаемой эпопеи из очередей Марфа Васильевна психанула и вызвала скорую в детскую поликлинику. Как же — её ребёнку плохо! Надо ли говорить, что в шоке были все? И только я тихо — хотя скорее громко — блевала на тётю рядом. Ротавирус как-никак подхватила.       Так что во вторник в больничку я шла, как на казнь. А три часа в очереди с бабками, которые перемывали кости всем, кому только можно, заставили меня вообще пожалеть о том, что я взяла этот чёртов больничный. Благо, там хотя бы были кондиционеры.       В какой-то момент бабульки переключились на перемывание своих собственных костей. И так красочно описывали синдромы заболеваний, что я сразу, с ходу, без помощи врача, нашла у себя пять смертельных диагнозов и начала подумывать позвонить Гробовщику. Так сказать, сразу позаботиться о панихиде. Плевать даже, что у меня нет и никогда не было его номера.       Влезть без очереди мне совесть не позволяла. Да и сама виновата, что вчера пропустила свою запись, а теперь вынуждена куковать в живой очереди.       В итоге, когда мне позвонил Психчинский, я даже обрадовалась. Хоть какое-то разнообразие в нескончаемой череде бабулек и их болячек.       — Ну, и где ты? — услышала я вопрос, как только поднесла телефон к уху. Громкость была большой, и женщина, сидящая рядом, недовольно на меня посмотрела. А мне стало самую малость обидно за Психчинского. Значит, перешёптывания бабулек ей не мешают, а Серёжин голос, которым вполне можно озвучивать аудиокниги, мешает.       Показав женщине язык и получив её полный возмущения взгляд, я отошла подальше к окну, чтобы не мешать эстетам болезней предаваться их общему искусству.       — Саша, почему ты молчишь в трубку и так странно дышишь? Может, со связью что-то не так? Алло, Саша!       Его странный почти что диалог между ним и его второй личностью, меня позабавил. Заняв подоконник, я всё же ответила:       — В больнице я, Сергей Павлович, в больнице.       — И что на этот раз? — с опаской в голосе спросил он.       — Ни-че-го. Просто нужно закрыть больничный. Мой глаз особо не пострадал, да и синяк уже спадает.       — Тебе изначально не нужно было брать больничный, — с такими знакомыми самую малость осуждающими интонациями произнёс он. Таким тоном обычно говорят что-то вроде: «Саша, отбиваешься от коллектива!». — Я же хожу на работу с разбитым носом. Между прочим, тобой разбитым.       — Фактически — Никитой, — поправила я.       — Считай себя заказчиком киллера! — предложил Психич, а я рассмеялась — громко так, на весь коридор, — за что была награждена ещё одной порцией недовольных взглядов. — Смешно тебе, Саша? Я уже почти неделю дышу через рот, а тебе смешно.       — Сергей Павлович, не давите на мою совесть, она не выдерживает.       — Я сомневаюсь, что она у тебя есть, — хмыкнул Психич, а я надулась. Вот зачем ставить под сомнения мои этические качества? Я очень добрый человек, хотя многие с этим не согласятся. — Так, ладно, пошутили и хватит. Ты завтра на работу выходишь? Или как сегодня?       — Если закрою больничный, то выйду.       — То есть вероятность того, что ты его не закроешь, велика?       Я тяжело вздохнула.       — Сергей Павлович, я кукую в этой очереди уже три… хотя нет, подождите, почти четыре часа, — поправила я, посмотрев на большие часики на стене. — И она двигается медленно, как машины в пробке в час-пик… в Москве. Вы знаете, сколько за это время прошло людей? Семь! Только семь! За почти четыре часа! Мне кажется, что там в кабинете не терапевт, а психотерапевт — и он слушает все их душевные излияния вместо того, чтобы выписать парацетамол.       Пока я высказывала все свои негодования, Психчинский молчал, а затем выдал:       — Ну, так поори на них.       — В смысле «поори»? Я не могу орать на бабушек! — всплеснула я руками. И тот факт, что я почти орала на коридор полный бабушек, не существенен.       — А на меня, значит, можешь? — ироничным тоном спросил Психич.       — Извините, Сергей Павлович, — буркнула я, состроив недовольную рожицу. Всё равно он меня не видел.       — Забей, Саш, — отмахнулся Психчинский и принялся накидывать мне план действий: — Закрывай свой больничный и шуруй на работу. Мне нужна помощь. Домик я, вроде, нашёл и с архитектором договорился, так что выезжать будем в пятницу где-то после обеда. Если всё пройдёт хорошо, к ночи будем на месте. Успеем поспать и на трезвую голову возьмёмся за работу.       Я поджала губы. Мне все ещё не хотелось никуда ехать. Даже за хорошую выплату по сверхурочным.       — Сергей Павлович, хотите, я найду для вас помощника? Даже не так… Приворожу его к вам, чтобы он точно от вас не убежал!       Идея казалась мне гениальной. Ради такого дела не грех даже мамочке позвонить.       А Психчинский тяжело вздохнул, похоже, не оценив предложение.       — Саш, ну ещё ты, пожалуйста, не начинай. В моей жизни хватает людей, помешанных на околооккультных науках. Оставайся, бога ради, обычной рациональной Сашей.       — Так я пошутила, — отмазалась я. — Но вы подумайте. Вдруг для вас это единственный способ найти толкового и постоянного помощника?       Психчинский хохотнул и выдал такое, от чего у меня холодок по спине побежал:       — Ага, тебя приворожу — будешь мне кофе носить и в рот заглядывать.       — Сергей Павлович, может, не надо? — каким-то даже не своим, самую малость писклявым голоском, попросила я.       — Фигню не надо нести, Саша, — холодно ответил он. — Так ладно, ведьма недоделанная, у меня сейчас обед, и я хочу поесть. Так что пока.       И положил трубку прежде, чем я успела что-то ответить. Нет, ну что за дурная привычка не дослушивать собеседника? Сказал и побежал. Я, может быть, тоже есть хочу, а не сидеть в этой чёртовой очереди.       Мечтая о пирожках с мясом и кофе, я прокуковала в медучреждении ещё не менее трех часов, прежде чем вышла из него с единственным желанием выжечь эту клоаку с лица земли. Но закрытый больничный самую малость притуплял чувство праведного гнева. А три пирожка из местной пекарни, которые я заглотила там же, сделали меня радушно настроенной. Пакетик же с пирожками с картошкой и беляшами, который я захватила с собой, сделал меня и вовсе довольной донельзя. Перемазанной в масле, но такой довольной.       Так что домой я вернулась счастливая, а тут ещё и Муза подключилась, поэтому до поздней ночи я писала рассказ, которому слёту дала название «Поисковое заклинание Ведьмы», потому что в нём пожилая пара при помощи гадалки искала потерявшуюся в лесу собаку. Но в моем рассказе, в отличие от реальности, вполне удачно. Мама однажды помогала так искать собаку, которую, к сожалению, не нашли. Увы и ах, магия и карты не всесильны, как это рисуют в книгах и фильмах.