Милковичи всегда возвращаются

— Блять… — простонал Микки, потирая заспанные глаза ладонями и медленно поднимаясь с кровати. Каждое утро Милкович, по его собственным ощущениям, будто выходил из комы, а это чувство, прямо скажем, не из неприятных. А если тебя будит назойливый шум, смешанный из какого-то скрежета, периодического кашля и тяжелого топота с первого этажа, то это и вовсе ощущается как восстание из мертвых. Дух похмелья от выпитых вчера двух бутылок пива, которым Микки предпочел поиск отцовских денег, теперь больно сжимал виски оковами головной боли. Микки задумался, вспоминая, как в шестнадцать лет мог смешивать водку с пивом, куря травку всю ночь, а утром резво убегать из местного продуктового, держа за пазухой пачку Принглс и плавленый сырок. Вся его молодость, казалось, прошла через жопу, и это было бы не так иронично, не будь Микки геем. Хотя одна приятная вещь все же посетила Милковича в это утро. Он заметил, что нихуево вспотел, и это было явно не результатом сегодняшних жарких сновидений. Микки стянул с себя одеяло и кофту, оставаясь в легкой футболке и широких джинсах, и решил взять на всякий случай свой пистолет, все еще не понимая источник странных звуков на первом этаже. Галлагеровский, кстати, он все забывал отдать, пока тот мирно покоился в его рюкзаке. Затем Мик направился вниз, отмечая, как хорошо, когда зубы не стучат друг о дружку от невыносимого холода, а кожа не покрывается россыпью мурашек по той же причине. Когда Микки окончательно спустился — аккуратно, на цыпочках, держа в руках готовую к применению пушку, — он наконец-то понял, что опасности нет, и та ему сегодня не пригодится. Однако это не значит, что обстановка на первом этаже его не поразила. Чего уж там: Микки неслабо охуел от этой идиллической картины, которая редко царила в их ебаном наркопритоне. Вся мебель стояла на предписанных ей местах, будто не Милкович разгромил тут все еще двое суток назад, на полу не было мусора, а на поверхностях всяких шкафов и тумбочек — пыли. Вокруг пахло довольно резким ароматизатором с запахом зеленых яблок, который, Милкович не мог соврать самому себе, вызывал чертовский аппетит. Рыжеволосая фея яростно надрачивала щеткой по стеклянной поверхности их кофейного столика, пританцовывая и не замечая проснувшегося Микки: из заднего кармана джинс Йена торчал мобильник, а уши были заткнуты наушниками. — Галлагер! — Микки заорал во всю глотку, надеясь пробиться сквозь музыку, которой был так увлечен Йен, и это ему удалось. Рыжий резко вытащил оба наушника и обернулся на зов Милковича. — Хули происходит? — сказал Микки уже тише, разводя руки в стороны. — И тебе доброе утро, — Йен издал смешок и поднялся с колен. Его волосы были в полнейшем беспорядке, а зеленая футболка сияла небольшим темным пятном. В отличие от Милковича, который проспал часов десять, Галлагер, судя по всему, не видел сна уже вторые сутки — такое заключение сделал Микки, лицезрея бессменные мешки под его глазами. — Я просто решил тут немного прибраться. Судя по всему, нам еще долго возиться с этим дерьмом, не хочу, чтобы ты жил в свинских условиях. — Мне, Галлагер. Мне еще долго возиться с этим дерьмом, — поправил его Мик. Ему было чертовски приятна такая забота, но он старался засунуть это удовольствие куда подальше. Йену не удастся подкупить его, даже если он вылизал каждый сантиметр этой норы. — Ты и за отопление заплатил? Галлагер положительно кивнул и направил свой взгляд в сторону кухни. На столе лежало два бумажных пакета, доверху набитых едой. — Я и продукты купил. Йен был уверен, что он настолько хорошо знает этого парня, что прочесть его эмоции по выражению лица не составит никакого труда. Вот сейчас Микки поджал губы, отчего в уголках его рта образовались ямочки, которые так и выражали недовольство. — Можешь просто сказать спасибо, — бросил Йен и направился в сторону кухни, на что Микки лишь хмыкнул. — Ты яичницу будешь с колбасой или с беконом? — крикнув с кухни вопрос, он распечатал упаковку с беконом и зажег конфорку на газовой плите. — С беконом, — немного помедлив, ответил брюнет и пошел за Галлагером. — Я отдам тебе деньги. Йен закатил глаза, но не показал этого Милковичу. Мужик, разменявший третий десяток, в глазах рыжего был все тем же ребенком, что приходил в магазин Кэша, чтобы спереть пару сникерсов. — Я делаю это по своей инициативе, мужик. Можешь, разве что, угостить меня бутылкой пива. Микки рассмеялся в ответ на это предложение, доставая остальные продукты из пакетов. — Хочешь устроить что-то типа свиданки? Хах! Тогда мне осталось еще купить ароматические свечи и тюбик смазки, — Микки стал намазывать плавленый сыр на хлеб. Тем временем Галлагер разбил два крупных яйца в сковородку и указал рукой на подоконник: — Как видишь, свечи я уже купил, — Микки уставился на две стеклянные баночки с зеленым воском. Теперь ему стал ясен источник сладкого яблочного аромата. Оба парня разразились хохотом, пересекаясь взглядами. Это показалось Микки таким родным и домашним, что он на мгновение забыл, как все еще ненавидел Йена за его поступок. А еще за тот факт, что какой-то кудрявый хуй ошивается сейчас в доме Галлагеров в одних трусах, как делал это когда-то сам Микки. Казалось, сейчас на шум их звонких голосов прибежит Светлана и попросит отца поменять подгузник Еву. Сердце болезненно сжалось. Микки был уверен, что Светлана не даст в обиду своего сына, но это не отнимало чертовской тоски по Евгению. Не раз, пока Микки беспокойно ворочался в своей уютной кровати в Монтеррее, бессонница подкидывала его сознанию разномастные картины времяпрепровождения жены и сына. Ему было интересно, что скажет Света, когда малой подрастет: честно признается, что пидор-папаша гниет в тюрьме округа Кук или придумает невероятную историю о том, как папа-летчик спасал Перл-Харбор во время Второй Мировой? Эта женщина могла наплести его отпрыску любой хуйни. — Приятного аппетита, — Йен водрузил две тарелки со вкусно пахнущей яичницей на стол и принялся наливать апельсиновый сок. — Спасибо, — без тени сарказма ответил Милкович, чувствуя, как смачно хрустит на зубах прожаренный бекон. Если уж жопа Галлагера и свалилась на его голову так неожиданно, то пусть она будет ему хотя бы чуточку полезна. — Ты думал над тем, где искать деньги Терри? — услышал Милкович и от неожиданности перестал жевать. Если и существовал псих, способный упоминать его мудака-отца за едой, то он был такой один. — Ну, он бы явно не засунул все свои деньги под подушку, — Микки отхлебнул холодный сок и заметил, что Галлагер весь превратился в слух. — Передать их кому-то на сохранение ему бы тоже в голову не пришло. Это все равно что спустить их в сраную канализацию. Батя был не таким тупым, каким его все считали, когда дело касалось его драгоценного состояния. Йен на секунду засмотрелся на Микки. Его чертовски завораживали хитровыебанные идиомы и экспрессия, с которой он говорит об обыденных вещах, все время размахивая руками. — Я думаю, деньги все еще здесь, — Милкович обвел взглядом маленькую кухню, — спрятаны в самом доме или же зарыты где-то на заднем дворе. Йен опустил свой взгляд в стол, будто обдумывая сказанную Милковичем информацию. Он рассуждал верно, но без нужной конкретики, которая бы помогла сейчас Микки. Неожиданно подавший голос брюнета потревожил слух Галлагера и вызвал Чеширскую улыбку, которую так чертовски тяжело было скрыть: — Спасибо, Йен.

***

— Ты уверен? — Йен несся за бегущим Милковичем, чувствуя, как почти ледяной воздух пронизывает голую шею. Зима, казалось, не хочет отпускать Чикаго даже во втором месяце весны. — Как же я, блять, могу быть уверен, что мою машину угнали? — Микки бросил раздражительный взгляд на рыжего, не сбавляя шагу. — Предчувствие хуевое. Это была ошибка. Одна из тех ебучих мелких ошибок, что успел натворить Микки за последние несколько дней с момента того самого разговора с сестрой. Вместе они складывались в одну большую жопу, из которой было все тяжелее и тяжелее выкарабкаться. Он совершенно забыл о своем авто, мирно покоившемся на какой-то местной автостоянке возле жилого комплекса, с тех пор как все его внимание оккупировал Йен Галлагер. Он приходил к нему домой каждый день и помогал готовить еду, они вместе разбирали старые вещи, попутно ища деньги Терри. Галлагер даже успел поугорать с детских фото голожопого Милковича, когда в один из дней ему из тумбочки на колени упал старый пыльный альбом. Милкович лишь недовольно сопел, глядя на улыбающегося от такой картины рыжего. Будто бы жопа Милковича была для него чем-то совершенно новым. И даже сейчас, когда Микки, как ему казалось, идет разгребать совершенно личные проблемы, Йен не упустил возможности увязаться за ним. Внезапно, когда оба парня почти достигли пункта назначения, Милковича осенило: — Погоди, а тебе на работу не нужно? Кто будет за тебя мерить бабкам давление и суставы вправлять? Галлагер немного опешил. Даже здесь Милкович не упустил возможности сморознуть хуйню. — Я не только этим занимаюсь, Микки, — рыжий враз сделался серьезным, — и мне дали отпуск. На самом-то деле, Йену не давали отпуск. Да, он, как выразился Микки, меряет бабкам давление лучше всех в команде, но им недостаточно парамедиков, чтобы просто так взять и отпустить одного из них гулять за хорошее поведение. Галлагеру пришлось буквально умолять начальника дать ему несколько увольнительных, дабы посвятить всего себя семейной проблеме Милковичей. Только так, думал Йен, он сможет загладить свою вину перед Микки. — И что, девушка не против? — Милкович сегодня решил не униматься. Засунув руку в карман куртки, он привычно стал нащупывать сигареты, но не нашел. Видимо, оставил их дома на подоконнике. В этот раз Йен уже конкретно закатил глаза и закутался в парку. Ебучая весенняя зима. Ебучий Милкович со своими ебучими подколами. — Тревор сейчас с утра до вечера ищет работу и не особо следит за моими передвижениями, — Йен почему-то решил ответить искренне, и с этой фразой они подошли к воротам автостоянки. Вокруг располагалась небольшая многоэтажка и огромный пустырь, который со временем превратился в местную свалку. Парни не увидели в радиусе досягаемости ни единой живой души, а на самой стоянке ждали своего часа три одиноких авто, одним из которых был до ужаса побитый Форд Мондео. — Ебаный в рот! — завопил Микки, ускоряя шаг навстречу автомобилю. Йену нетрудно было догадаться, над чьей машиной так поиздевались, и он бросился вслед за Милковичем. Серый некогда блестящий и новенький Форд Микки теперь выглядел так, будто ураган Виктория пригласил его на танец и вернул только сегодня утром: в хлам разбитые стекла, двери, покрытые царапинами и вмятинами и оторванный один из дворников. За тем же дворником, что остался целым, стыдливо торчал кусочек помятой бумажки. Микки резко вырвал записку, и при одном взгляде на нее его лицо раскраснелось цветом помидора. «В следующий раз это будет твое лицо» — Ебаные ублюдки! — Микки кинул бумажку на пол, начиная топтаться по ней ботинком, подымая клубы дорожной пыли. — Убью нахуй, как только найду! Галлагер тут же попытался усмирить разбушевавшегося Милковича, хватая того за плечи, но Микки и не думал успокаиваться. Вся злость, накапливающаяся в его организме в течение всех этих дней, прорвала плотину и была готова потоком вылиться на любого, кто окажется рядом. Поэтому Микки оставил Галлагера и направился в сторону сторожевой будки, игнорируя хлесткие потоки ветра, бьющие в лицо. Ему хотелось вырвать каждую седую волосинку из бороды этого противного толстяка-сторожа, который не считал своим долгом следить за машинами на платной, сука, стоянке. Подергав хлипкую дверь за ручку раз пятьдесят и столько же постучав в стекло, он не получил никакого отклика. — Я знаю, что ты там, козел. Вырву тебе каждый зуб по порядку и без анестезии, — Милкович еще несколько раз подолбился в окошко и обреченно рухнул на ступеньки, переводя дух. Йен, все это время стоявший в стороне, подошел ближе и аккуратно устроил свою ладонь на плече Микки. — Я знаком с человеком, который подлатает твою машину без лишних вопросов и документов. И по приемлемой цене. — А ты случайно не знаком с человеком, который сможет пристрелить урода, который это сделал, прежде чем он заявится в мой дом, чтобы набить мне ебальник? — Микки поднял голову вверх, и Галлагер, кажется, каждой жилой чувствовал ту обреченность, что дергала голос парня. Микки Милкович не раз попадал в дрянные ситуации, когда его жизнь висела на волоске, норовя оборваться. Ему угрожали, его избивали и подстреливали, однако каждый раз он каким-то чудом оставался жив без приобретения степени инвалидности. И хоть Микки, оставив Чикаго далеко позади в своей жизни, завязал с криминалом, сейчас он бы с радостью разобрался с этой ситуацией в его коронном стиле. Он бы сбил вытатуированные костяшки в кровь, но смог бы спать спокойно, зная, что никакая гнида не заберется в дом, чтобы взрезать ему глотку. Но не сейчас. Сейчас Микки было по-настоящему чертовски страшно, так, что кровь стынула в жилах и сердце начинало предательски колоть. На нем, помимо недосиженного срока, висели все близкие люди, которые оказывались в абсолютной опасности из-за этих Голодных Игр за наследство. Все его братья, сестра и, конечно же, Йен. Тот, кто не отлипает от него с момента появления Микки в Чикаго, был первым, до кого доберутся ублюдки, желающие подразнить натянутые до предела нервы Милковича. Злоба так и текла по сосудам, отравляла его организм и затуманивала мозг. Конченый Терри Милкович, сколько же зла твое гнилое естество еще сможет принести людям, прежде чем память о тебе наконец сотрется в порошок?