Милковичи всегда возвращаются

— Охуеть. Вкусно! — Микки с удовольствием принялся за панкейки, густо намазывая их малиновым джемом. — Не подавись только, — Фиона в одночасье оказалась у обеденного стола, поставив рядом с Милковичем кружку с полуостывшим кофе. — Не хватало мне еще убить тебя своей стряпней. Девушка беззлобно улыбнулась, но в глазах ее читалась вселенская печаль. Прошло всего пару дней с момента, как она вернулась в дом Галлагеров вместе с Лиамом, и все это время Микки отмечал про себя, что Фиона не меняется. Кровавые белки глаз и я-сейчас-зареву взгляд стали ее неизменными союзниками. Не то чтобы это его заботило — Милкович тоже за собой таскал собственный походный рюкзак с эмоционального толка дерьмом, и с каждым днем, казалось, он становится только неподъемнее. Однако это было таким… странным? Bizarre, как бы сказала Мэнди, любящая, как и все живущие в Британии, это французское слово. Хоть он и не так часто общался с Фионой, он прекрасно понимал, что это не тот человек, который стал бы готовить ему блинчики в двенадцать часов дня. За все годы, что девушка прожила с блядским Эриком, ему каким-то образом удалось ее приструнить. Вжаться своими чугунными пальцами в хрупкие плечи и буквально усадить ее за готовку, уборку и мужеублажалку, будто на клей-момент. Теперь же Фиона, точно запрограммированный андроид, не понимая, кому отчитываться о выполненных заданиях, готова была продемонстрировать свои функции кому угодно. Даже Микки Милковичу. — Что-то решил по поводу поисков? — аккуратно поинтересовалась Фиона, делая вид, что спрашивает она так, между делом. Блять. Аппетит тут же попрощался с Микки, и, кажется, вместо него на дневной смене тошнота. Будь он хоть каплю параноиком, решил бы, что Галлагеры, которых с каждым днем становится все больше в его жизни, претендуют на кусок наследства. Или, скорее, финального приза в состязании «сдохни или умри». Кому как удобнее. Будто он не думал об этом каждую ебаную минуту. Будто не мучался от фантомных болей, каждый раз просыпаясь в холодном поту после простреленной во сне башки. Будто не собирался по сорок с половиной раз за ночь по-тихому собрать вещи и, не оставив даже клочка бумажки, уехать и забыть этот последний месяц? Будто что-то другое, никак не связанное с дерьмовым состоянием отца, схватившись за глотку ледяными бледными пальцами… — Нет, — мрачно произнес Милкович. Не хотелось обижать хозяйку дома, которая его еще и накормила, но послать ее нахуй, наверное, было бы логичнее. — Спасибо за завтрак, Фиона, но со своим дерьмом я хочу разобраться сам. Микки постарался звучать уверенно, но чувствовал он себя просто куском дерева. Разбитый ебальник и кошмары по ночам — вот и все твои зацепки, Индиана Джонс саутсайдовского разлива. Фиона натерла еще пару тарелок, кажется, намереваясь просверлить в них дыры вафельным полотенцем, и с шумным выдохом поставила их в навесной шкаф. — Пойду узнаю, чего там Лиам, — девушка бросила последний полный скуки взгляд на Милковича и поплелась по дощатой лестнице. Она искренне надеясь, что хотя бы брат разбавит мысли, застрявшие в черепной коробке точно густая смола, чем-то свежим и непринужденным. Милкович заебался думать. Именно об этом он подумал, оставшись на кухне в гордом одиночестве и пялясь на майское солнце через маленькое деревянное окно в галлагеровском убежище. Устал прогонять одни и те же бессмысленные фразы, картинки и события через голову, будто зациклил сраную музыкальную шкатулку. Как-то раз, попивая холодное пиво в Алиби, он краем уха услышал Кева, фонтанирующего своими безумными идеями, столь характерными для кризиса среднего возраста. — Я открою новое заведение — думательную. Люди будут приходить туда подумать, — без тени сомнений произнес Кевин, наливая в рюмку водку очередному доходяге. Сидящие за барной стойкой посетители перебросились ироничными смешками, а крутящаяся вокруг мужа Ви едва заметно закатила глаза. Конечно же, он откроет думательную. Сразу после качалки и прачечной. Когда-нибудь. — Такое заведение уже придумали, Кев, — Вероника открыла кассу, убеждаясь в том, что они такие же бедные, как и всегда, — оно называется «Алиби». Микки так же легко усмехнулся и покрутил стаканом, наблюдая за пивным вихрем. Сейчас же идея Кевина кажется ему не такой уж абсурдной: хотел бы он отдельное заведение для философских и прочей разновидности раздумий, чтобы послать нахер это неблагодарное занятие во все остальное время суток. Главное, чтобы никто не просил денег за вход. Можно уехать из саутсайда, но хрена рыжего саутсайд когда-либо покинет тебя. Микки встал из-за стола, прихватив с собой тарелки, дабы закинуть их в раковину и забыть на пару часов. Идиллическую тишину, что витала по всему первому этажу, потревожила открывающаяся входная дверь. — А вот и хрен рыжий, — подумал Микки и усмехнулся своим безмолвным остротам, — вспомнил солнышко — вот и лучики. Картина, которую увидел Милкович, заставила его вытянуться по струнке словно солдата на строевой. Сумасшедший коктейль из эмоций, точно пять стадий принятия неизбежного, описанных в книгах: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Все они промелькнули мимо него красочной вспышкой за доли секунд. Посуда полетела на пол и с шумом превратилась в керамическое крошево, а Милкович медленно поднял обе руки наверх. — Знаешь процедуру, мудило. К Микки медленно приближался крупный мужчина с черными волосами и острыми чертами лица. Милковичу тяжело было идентифицировать его происхождение, да и не то чтобы у него было дохуя времени на подробный математический анализ. Совершенно дефолтный прикид, состоящий из джинс, кедов на ногах и изумрудной толстовки с небрежно наброшенным на голову капюшоном. Он не выглядел как пьяный забулдыга, случайно забредший в полупустой дом за деньгами на дозу или воровством микроволновки. Этот уебок шел сюда целенаправленно, со смертной косой наперевес, и Микки, черт возьми, прекрасно понимал, зачем. Уже через пару секунд черный глок, крепко сжимаемый лапами незваного «гостя», почти уперся в лоб Милковича. — Понимаешь, зачем я пришел? — мужчина усмехнулся, не скрывая радости от своего выигрышного положения. — Более чем, — Микки впопыхах натянул на лицо маску из уверенности, и, кажется, собеседник ему поверил. На самом деле Микки не боялся умереть. Да он, блин, был уверен, что ему недолго осталось. В связи с последними событиями выжить в этой мясорубке столько же шансов, сколько вытащить приз из автомата с игрушками. Но, блять, не при таких же обстоятельствах! Иронично будет помереть в доме Галлагеров, не сделав и половины из того, зачем он сюда приехал. Не решив. Не сказав. Слишком рано. Он даже не знал, что это за мужик. Кто прислал его к Микки, и почему, блять, именно сюда? Столько важных вопросов и только одна визуализация — как медсестра Галлагер соскребает его мозги с бетонной стенки. Хотел бы он, чтобы Йен был сейчас рядом. Не для того, чтобы спасти Милковича, нет, а просто был. Сказать ему буквально пару слов на прощание... и тогда уже можно застрелиться самостоятельно. — У меня нет того, зачем ты пришел, мужик, — Микки продолжал стоять неподвижно, мысленно умоляя Господа не отправлять его хотя бы вариться в аду в одном котле с отцом, — так что если ты просто хочешь удовлетворить свое желание постреляться, я весь твой. Кажется, вся мимика киллера выгнулась в вопросительный знак. Он действительно не до конца догонял, о чем говорит Милкович и что это за блядская самоуверенность на его лице. Раздражение мужчины сгущало воздух между ними, и в следующую секунду Микки уже лежал на полу, прикасаясь пальцами к месту удара боевым пистолетом. Чувствуя, как правая сторона его лица горит огнем, Микки по привычке добавил еще один плюс в личный подсчет ударов по ебалу. Хотя после тысячи он уже порядком сбился. Микки задом пополз в сторону кухонного стола, но остановился, когда услышал рык: — Стоять! И… и руки снова подними! — мужчина начинал нервничать. — Просто скажи, где она! — Да кто она-то, блять? — Милкович повысил голос. — Микки, что там за грохот? — послышался приглушенный голос Фионы, и вскоре она сама выскочила на кухню. Едва увидев эту картину, Фиона прижалась к стенке, дрожа от ужаса. Взгляд ее метался с одного мужчины на другого. Микки еле ухватил пробегающую мимо мысль о том, что ему стыдно за эту картину перед девушкой, но все его размышления развеялись по ветру, когда Фи таки смогла выдавить из себя одно-единственное слово: — Эрик?.. Ебаный ты цирк. — Эрик, блять? — Милкович просто рассмеялся в голос, и смех этот настолько отдавал неврозом, что он еле смог успокоиться. Как-никак, шанс быть застреленным для него никуда не делся. Эрик был максимально обескуражен такой реакцией, настолько, что не понимал, хочет он убежать или устроить здесь Колумбайн в миниатюре. — А ну сели за стол, быстро, оба! Фиона и Микки послушно переместились за кухонный стол, не совсем понимая, зачем. Микки аккуратно, не привлекая внимания муженька, прикоснулся коленом к Фионе, выражая какую-то кроху моральной поддержки. — Эрик… — Фиона обратилась к мужу спокойно и почти шепотом, — откуда у тебя пистолет? Видит Бог, ее этот вопрос волновал больше всего. Почему-то. — А я не о всех своих игрушках тебе рассказываю! — Эрик скорчил противную, практически детскую гримасу. — А ты что? Стоило нам раз поссориться, так ты к своему ебырю убежала? Эрик указал взглядом на Милковича, чем заставил его брови выгнуться почти до линии роста волос. Фиона издала необъяснимый смешок и хотела то ли возмутиться, то ли рассмеяться Эрику в лицо, однако обе эти эмоции были успешно посланы нахуй страхом. Банальным страхом, что одно сказанное не с той интонацией слово — и кого-то будут выносить из этого дома вперед ногами в черном мешке. — Милый… ты бредишь. Это парень моего брата. Поразительная ситуация. Жизнь Микки висит на волоске из-за психованного фрика, к которому он и вовсе не имеет отношения, но он обратил свое гребаное внимание на то, как Фиона его назвала. Как чертовски давно он не слышал ничего подобного. И что с того? Абсолютно ничего не значащие слова, сказанные в пустоту. А слух зацепился. — Парень брата? А я думал, внучка деда, — Эрик расхохотался, чем еще сильнее превратил картину происходящего в сюрреалистичное полотно. Охуеть как смешно. — Это правда, мужик, — Милкович подал голос, изрядно потрепанный всей ситуацией. Щеку мерзко саднило. — Я не спал с твоей женой. Я, блять, гей. — Заткнись, чучело, — Эрик перевел взгляд на Микки, — люди что угодно готовы про себя рассказать, если направить на них пушку, я в курсе. — Может, в таком случае тебе лучше отложить пистолет? — Фиона замялась. — Давай поговорим, как взрослые люди. Эрик медленно посмотрел на жену. Глаза его были наполнены таким леденящим душу безумием, что сниматься в Готэм его взяли бы без кастинга. — Нет, милая, — Эрик все еще сжимал пистолет, и Микки призадумался над тем, как он до сих пор не устал. Равно как и не устал нести эту ахинею. — Живым отсюда уйдет только один, и у тебя, признаюсь, больше шансов. Фиона почувствовала, как предательский комок слез подкатывает к горлу. Она украдкой глянула на разъяренный взгляд Микки, на его дрожащие руки, так долго находящиеся в подвешенном состоянии. — Сука, так может, перестанешь уже сопли жевать и спустишь курок? — выпалил Милкович. Он уже трижды пожалел, что пришел не таинственный охотник на отцовский остров сокровищ, а этот долбоеб. В противном случае он бы не мучился так долго. Фиона больше не могла сдерживать слез. Это была не тоска, не обида и не жалость, а что-то находящееся совершенно в другой плоскости. Ебаный истерический ураган. — Ну все, ты доигралс… — фразу Эрику завершить не удалось. Раздался выстрел. Женский крик. Кто-либо из соседей, живших неподалеку, засомневался бы, что произошло нечто достойное их вмешательства. Выстрелы в саутсайде происходят чаще, чем над Нью-Йорком пролетают самолеты. Однако одного мальчика этот шум просто не мог оставить без внимания. Лиам медленно спустился по лестнице в пижаме с логотипом Звездных войн, потирая заспанные глаза и бурча себе под нос что-то про священный сон ребенка. Но вместо первого этажа своего дома он, кажется, спустился прямо на театральную сцену, перепутав выход, и стал вишенкой на торте самого неадекватного триллера в этом году. Лиам обомлел и оперся о косяк, не скрывая степени своего удивления.