К истокам

      Сталкиваясь с Сансом, мне отныне стоило огромных усилий вести себя «как обычно». Кажется, это чувство и есть неловкость, через кость которой так часто и жирно каламбурит скелет, продолговатое ему в таз. Рационального объяснения у меня не было, хотя все, касательно меня, не могло быть рациональным. Он правда начинает вчитываться в мою личность? Не то, что бы это поведение было маской: я правда такая. Но те, кто уходят, привыкли думать, что я просто притворяюсь, что фальшивая вдоль и поперек, я и сама теперь привыкла. Но Санс… зачем я испытываю людей? Чтобы видеть, на что они способны в порыве гнева. Что они скажут мне на пике раздражения. Моя цель — разгадать чужое притворство.       Не расставаясь при этом со своим.       Будто бы.       Зима разбушевалась и заколола кожу просто немыслимыми холодами. Сигаретный дым уносился с руки прозрачными завихрениями, сбиваясь в пару со снежинками, а затем исчезая насовсем. Спешили праздники и то, что людям приспичило называть новым годом. Я шаркнула ногой по заснеженной дороге, под которой лежал глубокий слой льда, и медлительно пошла обратно в школу, опаздывая на какое-нибудь ОБЖ.       Природа казалась мертвой. Я моргала и ловила себя на мысли, что мне должно быть все равно.       Праздники дышали в затылок, хотя я так настырно накидывала на голову свой капюшон. Школа потонула, наверное, еще в совковых украшениях, моя квартира как-то отставала, но недолго.       — Татьяна! Сядь! И не отсвечивай! — я довела мать. Ну, пять битых елочных шаров — это типа рекорд, так что, ничуть не пристыженная, я выбежала с кухни обдуваемая громким ором и нежным матерком. Что поделать, ненавижу все эти игрушки, ленточки. Оно все поднимает в горле ком тошноты, будто бы я какая эпилептичка. Но маме нравится, потому все, помимо моей комнаты, будет увешано разной дрянью и фальшивыми дедами с белой бородой (будто бы бывают нефальшивые).       Сесть я теперь из принципа никуда бы не села. В теле было много-много энергии, и чтобы не свалить что-нибудь лишнее и не новогоднее — какой-нибудь шкаф, — мне стоило слить энергию в более мирное русло.       Физические упражнения, например. Много физических упражнений. Компьютер загружается так ме-е-едленно в сравнении со скоростью моих приседаний. Но, в принципе, под сериалы с экшеном неожиданно весело отжиматься.       Закончив и сходив в теплый душ, магическим образом избегая внимания со стороны забаррикадировавшейся в кухне матери, я застала Санса за аккуратным просмотром того, что я решила не выключать. Интересно, что его привлекло в Супернатуралах: братская тема (особенно то, насколько они по версии фанатов натуралы) или раздача пиздюлей нечисти.       Хм.       — Чего стоим, кого ждем? Присаживайся, этот старичок, — киваю на натужно пыхтящий ноутбук, — тебя не укусит.       Взлохмачивая мокрые волосы, я присоединяюсь к нему, усаживаясь в позу лотоса на большой материнской кровати. Меня даже с середины серии захватывает сюжет, и я не замечаю пристального внимания до тех пор, пока случайно не сталкиваюсь с чужим взглядом, потом выражением лица спрашивая, что же не так.       — Хех, — он не стал более рассматривать мое лицо, как будто бы сделал вывод, что мою мимику лучше не оценивать — только запутает. Ну или решил-таки глянуть на очередной бой. — Ты ведешь себя не так, как обычно.       Я последовала его примеру, вернувшись в изначальное положение, продолжив наблюдать за героями, и, лишь прокрутив фразу в голове, пожала плечами.       — Притерлась к тебе. Раньше, — рукой я взбила мокрые пакли на своей голове, грозящиеся, несмотря на всю теплоту в квартире, превратиться в сосульки, — ты был неопознанным объектом. Но чем спокойней ты относился к моим выходкам, чем дольше я изучала твое поведение… — мои плечи под грузом тяжести странной правды сгорбились и осунулись. — Возможно, ты не так опасен, как ожидалось.       — Опасен?.. Чт… Кем ожидалось? — все его тело вздрогнуло, особенно, когда он вычленил свой сокральный смысл из моей фразы и осознал его.       Ну, выдать его правительству было бы невесело.       Странное завершение моей фразы явно ввело его в состояние паники, и, увидев это, я поспешила все-таки уточнить, хотя плечи сами привычным жестом ответили раньше:       — Не другими людьми.       — Хочешь сказать, что боялась меня? — его улыбка со странным окрасом иронии и неясности этой ситуации все равно заставила улыбнуться в ответ.       — А ты меня — нет? — вспомнить хотя бы попытку удара, нет?       — А стоило? — интересный вопрос. И это, я вижу, не вопрос ради вопроса. Это действительно важно.       Я засмеялась. И в моем смехе не было ни радости, ни паники, ни истерики, только выученность, которую я включала в странных для себя ситуациях, в которые ранее не попадала. Где не было модели поведения.       Санс интерпретировал мой смех превратно, так что вздохнул с понятным облегчением, как будто бы я смеялась над самой возможностью причинения мною кому-либо вреда.       — Мне жаль, — но на выдохе в моем голосе не осталось звонких нот, только прокуренный шепот.       — Ха? — словно не расслышал.       Только вот в этот раз я не собиралась комментировать, сгребая себя к концу кровати и собираясь уже уйти сушить голову.       Мои слова можно было понять как угодно.       Будучи уже не в комнате, я закричала:       — Давай сходим с тобой завтра куда-нибудь? Потому что дальше будет сложно, — улыбнулась себе совсем не сожалеюще. Ему не стоит знать. Я никому не рассказываю раньше времени.       Дальше я уйду.