***
Я подскочила на кровати, пытаясь успокоить дыхание. Чужие воспоминания, чужие чувства, чужой… голос. Он пробирал до костей и как будто рвал душу изнутри. Хотелось убраться от него подальше, всё тело била крупная дрожь, как можно дальше, и от осознания, что это невозможно, хотелось взвыть. Я не знаю, как я попала в это тело, и не знаю, как выбраться из него, но было ощущение, что если так и продолжиться, и Винсент вернёт контроль над телом, я просто перестану существовать. Не вернусь в свой мир, а лишь уйду на задворки его сознания. Из горла вырвался обречённый вздох. Надо успокоиться. Руки судорожно сжали одеяло. Да что это со мной?! Вдох, выдох… Дыхание начало приходить в норму. Вот так, а теперь надо спокойно подумать. Пока что я слышала лишь голос. Жуткий конечно, но это всего лишь голос. Не думаю, что Винсент вскоре сможет контролировать тело, поводов для беспокойства пока что нет. Но от испытанного чувства, что душа разрывается на части, хотелось бежать и искать причину моего попадания в этот мир. Паника тут не помощник. Пока что я не смогу ничего с этим сделать, поэтому переживания тут последнее дело. Окончательно укрепившись в своём выводе, я внезапно пришла к мыcли, что он имел полное право на меня злиться: пришла, заняла его место, да ещё и лезу в его воспоминания! Вот ведь проблема… Наконец мысли пришли в относительный порядок и, встав с кровати, я вновь огляделась. Вчера вечером мы вернулись в поместье на Мариджоа. В комнате Винсента царил всё такой же творческий беспорядок. Эх, а я надеялась, слуги уберут тут всё за моё отсутствие, но, похоже, они побаиваются вообще что-либо переставлять без ведома господина. Уборкой придётся заниматься самостоятельно. Тут в дверь осторожно постучались. — Господин, можно войти? — тихий и мягкий голос Мелисы звучал на удивление отчётливо за закрытой дверью. Она опять назвала меня господином… Ну сколько можно! — Войди. И не называй меня так! Мелиса прошла в комнату с таким же тяжеленным подносом, как и в первый день моего здесь пребывания. Эх, список привычек, от которых её надо отучать всё пополняется и пополняется. А пока что остаётся только проклинать Винсента за то, что тот так любил пожрать. В глазах Мелисы промелькнуло понимание происходящего, но на мои слова она отреагировала лишь слабым кивком. — Я вас… — начала она, на что мне лишь оставалось обречённо покачать головой. Судя по её словам, она рабыня недавно, а подобное обращение уже прочно въелось в голову. Даже знание моего секрета не помогает ей чувствовать себя свободнее. — Я вас не разбудила? — Нет, как видишь, — вопрос слегка поставил в тупик, хотя до меня всё же дошла его суть. Она просто не знала с чего начать разговор. Всё же пытается вести себя не как с господином? Похвально. Но, увы, продолжать она не спешила, услышав нотки непонимания в моём голосе. Мелиса прошла к прикроватной тумбочке и поставила поднос. Взглянув на её тонкие и бледные руки, в который раз удивилась, как она всё это таскает. Бледность казалась какой-то болезненной, а подобная худоба совсем её ни красила и дополняла образ бедной девочки с улицы. — Можешь тоже поесть, — я жестом пригласила её сесть, но она замялась и тихо начала: — Но я не… — Ешь давай, я всё равно всё это не съем, — пришлось перебить её речь, знала уже к чему это ведёт. Она слишком запугана, и выслушивать очередные оправдания я не собиралась. — Ты не просто худая, ты тощая. Как так можно вообще? — Мне… не положено… много есть… — Мелиса потупила взгляд, и каждое слово звучало всё тише. — Это ещё почему? — её слова насторожили, а в душе нарастала злость, не на неё конечно, а на всю эту знать. Не могу я жить в таких условиях, рядом с этими сволочами, мало того, быть одной из них. Желание оказаться в своём мире вернулось с новой силой. — Пыталась сбежать… и вот… Ясно всё с ней, наказание значит. Но сейчас-то никто не видит, поесть можно. Хотя меня немного удивил тот факт, что она пыталась сбежать, всё же она и при первой нашей встрече была очень дёрганой и боялась любого взгляда с моей стороны. — Так и помереть недолго! Ешь и не возникай! Все дальнейшие высказывания Мелисе пришлось оставить при себе, ибо мой грозный взгляд говорил сам за себя. После завтрака, что оказался как всегда таким вкусным, что я еле пересилила себя, чтобы не съесть лишнего, Мелиса почти сразу удалилась. На мои попытки завязать разговор, лишь смущённо улыбнувшись, отмахнулась делами. Понять бы причину такого поведения. До сих пор не может ко мне привыкнуть или же здесь что-то ещё? Интересно всё же, какой она была до того, как попала в рабство.***
Вышла из комнаты я уже в более позитивном расположении духа. Возможно, я слишком легко откидываю в сторону весь негатив, что может мне потом аукнуться, но так проще сосредоточиться на действительно важных сейчас вещах. И сейчас моё направление было волне определённым. Надо проверить Гилберта. Вчера его и остальных рабов отвезли на Мариджоа чуть раньше нас. Сейчас он должен находиться в подвале, в комнатах рабов. Я бы скорее назвала их камерами, а подвал темницей, но не мне это решать. Скорее всего, его выпустят не сразу, сначала промоют мозги. Естественно, нельзя такого допустить, а то среди моих знакомых в этом мире появится еще одна зашуганная личность, боящаяся даже чихнуть в присутствии тенрьюбито. Хотя, думаю, Гилберт скорее умрёт, чем будет кому-либо служить. Так, тем более надо поторопиться. Вперед по коридору, лестница вниз, под лестницей дверь в подвал. Всё просто. Только почему-то при мысли о возможном облике этого самого подвала, коленки начинают предательски подкашиваться, а мысли в панике пытаются собрать более-менее адекватную картинку, хотя бы как было на Сабаоди. А то после рассказов Мелисы напридумывать я себе успела всякого, и чем ближе я подходила, тем настойчивее билось желание развернуться и пойти назад. Но Гила выручать надо… Спустившись по лестнице за дубовой, тяжеленной дверью, я рефлекторно шуганулась, но моим глазам предстала весьма неожиданная картина. Я даже не сразу всё осознала. Передо мной был вполне себе приличный подвальчик. Каменная кладка покрывала здесь и стены, и пол, и потолок, по стенам были развешаны светильники, на удивление, электрические, а не свечи, как в остальном особняке, это слегка портило атмосферу, но меркло перед деревянными дверями с зарешеченными окошками. Это уже напоминало средневековую темницу, но ожидаемых пыточных и моря крови на полу я не увидела, что меня, несомненно, радовало. В общем, место отвращения не вызывало, хоть и было жутковатым. Заглянув в несколько комнат-камер обнаружила по шесть кроватей в каждой, многие из которых сейчас пустовали. Так же тут находилось по одной тумбочке, больше мебели не наблюдалось. Редкие встреченные мной люди старательно отводили взгляд, и я опять почувствовала себя не в своей тарелке. Хоть бы поскорее найти эту проклятую камеру… Заглянув за очередную решётку, наконец, обнаружила искомый субъект в одной из коек. Он нагло дрых, свернувшись клубочком и посапывая. Вот ведь, я тут беспокоилась, а он спит! А, впрочем, он заслужил, не каждый ребёнок выдержит то, что он прошёл. Теперь уже меня посетила довольно запоздалая мысль. И как тут замок открыть? Но мысли мои, похоже, наглым образом читают, ибо сию же секунду за спиной раздался приятный голос: — Что угодно молодому господину в столь убогом месте? Голос, к слову, прозвучал над самым ухом, из-за чего я вздрогнула и, развернувшись, отступила к двери, что вызвало короткий смешок у приятного вида парня с волосами угольно-чёрного цвета до лопаток, заплетенными в хвост, лежащий на правом плече. Из его причёски тут и там выбивались прядки, забавно топорщась. Чёлка спадала на левый глаз, из-за чего тот был не виден, но я рискнула предположить, что оный отсутствовал. Оставшийся же, зелёного цвета, смотрел с хитрым прищуром. Ему на вид можно было дать чуть меньше двадцати. На парне были зауженные чёрные брюки и не заправленная в них тёмно-фиолетовая рубашка, поверх которой жилетка и плащ, тоже чёрные. Всё это смотрелось весьма естественно, пока я не опустила взгляд ниже и не обнаружила на его ногах зелёные ботинки. Выпав на секунду в осадок, всё же отметила, что ошейника на парне нет. Обычный слуга? Какой ненормальный согласиться добровольно работать на тенрьюбито? Он еле заметно улыбнулся, сверля любопытным взглядом, но при этом, умудряясь смотреть как-то вскользь, прекрасно зная, что грозит за взгляд тенрьюбито в глаза. — Мне нужен ключ от этой камеры, — вспомнив, что я вообще-то тенрьюбито, приберегла вежливость при себе и сразу озвучила требование. Ни к чему мне привлекать лишнее внимание. — Этот раб недавно прибыл. Вы уверены, молодой господин? — опасно возражать тенрьюбито, что этот человек с удовольствием проделывал. Создавалось ощущение, что он тут на особом счету. Ну или бессмертный. В этом безумном мире вообще всё возможно! — Просто дай мне ключ! — попыталась напустить на себя грозный вид, хотя в душе лишь рассыпалась в извинениях. Парень производил приятное впечатление, не смотря на странный внешний вид, а я своим поведением явно испорчу его ко мне отношение, но, увы, вести себя приходилось именно так. Однако он посмотрел на меня отнюдь не разочарованно, скорее, со смесью жалости и иронии. И тут я поняла, что вид мальчишки, строящего из себя большого босса, действительно забавен. — Как прикажете, — он не стал долго тянуть и достал из кармана связку ключей, сразу же протянув один мне. Значит, он тут что-то типа тюремщика. — Что-нибудь ещё? — Можете идти, — поддерживать неуважительный тон не получилось, и я и не заметила, как перешла на «вы». Парень посмотрел на меня, слегка расширив глаза, но всё-таки сдержал любопытство и, развернувшись, удалился в глубь коридора. Я повернула ключ в замке, и дверь отворилась с ужасным скрипом. Даже здесь за внешней ухоженностью кроются проблемы. Гилберт на звук лишь забавно повёл ухом, но просыпаться не спешил. Ленивая задница. — Рота, подъём! — крикнула ему на ухо, чтоб наверняка. Он резко подскочил и заехал прямо мне по лбу подбородком, так как я не успела отскочить, сам же удивлённо заозирался по сторонам, от удивления видимо даже не почувствовав боли. Я грохнулась на пол, про себя лишь подумав, что заслужила, но от этого факта не прекращая проклинать всё живое. Тут взгляд Гилберта упал на меня, и, видимо, вид развалившегося на полу и потирающего пострадавший лоб тенрьюбито доставил ему истинное удовольствие, компенсируя даже незапланированное пробуждение, на его мордочке тут же растянулась нахальная улыбка. — Лучшая картина, что я видел в своей жизни! — он весьма бодро слез с кровати, как будто бы и не спал несколько мгновений назад и, потирая чуть пострадавший подбородок, уставился на меня, не спеша что-либо предпринимать. Чёрт! В этом теле так вставать тяжело! От попыток колобка встать на ноги, Гилберт прыснул в кулак, но всё же сжалился надо мной и помог подняться, с видом величайшей скорби по, несомненно, нелепому зрелищу. — Мда, и как ты вообще собираешься переворот устраивать? — если бы он сказал это хоть чуточку громче, чую в мире стало бы на одного минка меньше. Гилберт скептически меня осмотрел, полностью проигнорировав недобрый взгляд, после чего, зевнув, направился обратно к кровати и улёгся на неё спиной ко мне. Эй! И он вот так вот просто пошёл спать? — Ты куда это собрался? — А куда, по-твоему, я должен собираться? — в его голосе прибавилось раздражения, он повернулся в мою сторону и приоткрыл один глаз. — Из-за тебя я теперь тут торчу, так что имей совесть, если у таких как ты она вообще может быть, и дай поспать. — Совести не имею к твоему сожалению, к тому же не выспаться за то время, которое ты здесь проторчал, невозможно, — раздражаться начала уже я. И почему все наши разговоры сводятся вот к этому? — Да и торчишь ты здесь, помниться, по своей воле! — По своей? Да я сбежал бы, если бы не ты! — он посмотрел на меня как-то обиженно, после чего развернулся обратно к стене. А я то думала, мы уладили этот вопрос. Сбежал бы он только без рук и то недалеко. Хотя, думаю, он и сам это прекрасно понимал, потому то весь его путь до Мариджоа прошёл без инцидентов. Просто хочет повыпендриваться? Что ж, хорошего же я себе союзника нашла… В любом случае не один он тут обладает актёрским мастерством и обидчивым характером. — А я тебя разве держу? — произнесла я елейным голосом, расплывшись в улыбке. Гилберт на это заинтересованно повёл ухом, но ко мне не повернулся. — Можешь идти, вот только… — Он, окончательно заинтересовавшись, присел на кровати. — Тебе вряд ли дадут далеко уйти с Мариджоа. Веду себя как сволочь, ну да так ему и надо! Если он не поймет этого сейчас, потом будет поздно. После моих слов Гилберт подскочил с кровати и сжал кулаки: — Ах ты! — О! И поднимать на меня руку я тебе настоятельно не рекомендую, — пойми ты уже, наконец, куда попал! Я защищу тебя от всего, от чего смогу, но даже я ничем не смогу помочь, если ты нарушишь эти чёртовы правила! Придётся подчиняться, как бы противно это не было. Пока что. Гилберт уже задыхался от негодования, сжимая кулаки до крови, но терпел. Кое-как сдерживал раздирающие его вспышки гнева, его тело била крупная дрожь, а взгляд затуманила пелена, зверь брал контроль над его сущностью. Но разум не давал ему сдвинуться с места. Так, вот этого я совсем не ожидала! Меня просто приморозило к полу, но я старалась смотреть на него в упор, с вызовом, не показывая страха перед его внутренним зверем. Не сейчас. Сейчас он должен пересилить себя, потому что именно так и будут вести себя все тенрьюбито, которых он ещё встретит на своём пути. И если он продолжит так срываться… Он постепенно начал разжимать кулаки, перебирая, как будто занемевшими пальцами. Сейчас главное не сдвинуться с места. Он сделал шаг в моём направлении, и я еле сдержалась, чтобы не сглотнуть. Но вот он замер и посмотрел на меня вполне осмысленным взглядом, переводя дух, и окончательно взяв контроль над собой. — Ну ты и… — он подошёл и положил руку мне на плечо. Я облегчённо выдохнула, но продолжала следить за его движениями. — Идиот. Зачем было так меня доводить? Я мог и убить тебя. — Убил бы, умер бы сам, и теперь ты это понял, — я вымученно ему улыбнулась, всё ещё отходя от пережитого. — Да уж… — мы переглянулись и синхронно выдохнули, испытание не для слабонервных. Но теперь надо возвращаться, собственно, к цели визита, и Гилберт был со мной в этом солидарен. — Так чего приперся-то в итоге? Я просто молча поманила его за собой, и мы направились прочь из подвала. Первую половину пути мы проделали молча, всё еще осмысливая случившееся. Сегодняшний день я уже никогда не забуду. Пожалуй, впечатления поярче даже, чем перемещение в другой мир. — Раз ты теперь раб… — судя по недовольному фырканью из-за спины, нарушить устоявшуюся тишину я решила отнюдь не удачной фразой, но продолжить надо бы. — …раб Кристины, то рекомендую тебе подружиться с ней. — И куда мы идём? — К ней и идём. — Я так понимаю, вести себя тише воды, ниже травы? Я прям почувствовала, как он скорчил недовольную моську, бурча себе под нос что-то типа: «И зачем мне дружить с какой-то мелкой букашкой?», на что я лишь покачала головой. — Правильно понимаешь.***
— Крис, можно войти? — я осторожно постучала в дверь её комнаты, после чего из-за неё послышались копошения, раздался странный грохот, после — шуршания, и, наконец, сдавленно раздалось: «Можно». Мы вошли в комнату, и нам предстала весьма умилительная картина. Видимо, Кристина неудачно попыталась встать с кровати, запуталась в одеяле, после чего свалилась на пол, и сейчас там валялся шевелящийся комок, из которого усиленно пыталась выпутаться сама девочка. По количеству одеял и мягкости её кровать намного превосходила мою, и не удивительно, что она во всём этом просто утонула. Я подошла к ней и решила помочь это всё снять, попутно осматривая комнату. От количества розового зарябило в глазах, и если красно-белая комната Винсента у меня отвращения не вызывала, и была даже приятна глазу, то от этой няшно-пони-радужной хотелось держаться подальше. И к чему только приучают эту девочку? Сама Кристина была по-доброму милой, и будь я хоть сто раз ненавистником всяких милостей, за ней наблюдать могла вечность, а вот её комната скорее нервировала. Нанять сюда дизайнера что ли? Что бы и мило и просто одновременно. В комнате пестрели все оттенки розового. Бархатные, тяжёлые занавески, подушки тут и там валяющиеся на полу, даже шкафы, и те были выкрашены в розовый, и я внутренне помолилась, что бы хоть одежда в них была в большей степени других оттенков. Да чёрт возьми, даже лампа светила нежно розовым цветом! Выносите меня. Хотя выносить было некому, ибо у Гилберта глаз так же нервно подёргивался, а ноги медленно разворачивали его по направлению к выходу. — Стоять! — я вовремя ухватила его за шкирку, но держать его долго не получилось, ибо выпутавшаяся Кристина сразу же радостно повисла у меня на шее, воскликнув: «Спасибо, братик!». — Мило смотритесь, — ехидно заметил Гилберт, явно уже физически страдая от всего этого и стремясь подгадить так же и мне. Кристина, оторвавшись от меня, наконец, заметила его и, удивлённо моргнув, быстро спряталась мне за спину, после чего взглянула на него снова. Логично было бы предположить, что она боится, особенно после произошедшего на аукционе, но в действиях девочки паники не было. Она не сжимала от страха мою руку, а лишь опиралась на неё. Я мельком бросила на Кристину взгляд и заметила явный интерес в её глазах, как будто она впервые его видела. Лёгкий румянец на щеках выдавал смущение перед новым лицом в доме. Кто бы мог подумать, тенрьюбито стесняется? Сколько ещё я не знаю об этом мире? Гилберт посмотрел на неё вопросительным взглядом, явно сам не понимая поведения девочки. — Ну чего ты, Крис? — я аккуратно вывела её из-за спины. — Знакомься, это Гилберт. Он будет твоим… другом. Уж точно не рабом. Кажется, я убиваю двух зайцев одним ударом. И Кристина узнает, что такое друг, и Гилберт не будет содержаться как скот. — Друг? А как это? — А, ну это… — Мелочь, ты серьёзно не знаешь? Мою проникновенную речь наглым образом перебили. С чувством оскорблённого достоинства, я недовольно насупилась, но Гилберт меня полностью проигнорировал, ожидая ответа Кристины. Его выражение лица было насмешливым, и я начала беспокоиться. Неужели опять ненависть к тенрьюбито проснулась? Девочка, взглянув на него, надулась и даже встала на носочки от усердия. — Я не мелкая. Мама говорит, что я большая и умная девочка! А ты вообще… вообще… никто, вот! — Многое твоя мамаша понимает! Ну раз уж я теперь твой друг, надо бы поучить тебя уму разуму! — Гилберт распалялся всё сильнее, видимо обидевшись на слова Кристины. — Гил… — Начнём с того, что «никто» здесь далеко не я! — Гил, это уже слишком! — Ты не видела мир, ты не можешь судить о людях, избалованная девчонка! — Гил!!! Кристина уже всхлипывала, еле сдерживая слёзы, а я уже еле сдерживала гнев, прежде всего на себя. На что я вообще надеялась? Чтоб вот так сразу сдружились тенрьюбито и тот, кто этих самых тенрьюбито на дух не переносит? Глупо было подпускать его к Кристине. Пока я металась между тем, чтобы утешить Кристину или заехать Гилберту по лицу, попутно проклиная себя, произошло то, чего я уж точно не ожидала. Гилберт быстрым шагом подошёл к Кристине. Девочка испуганно отпрянула. Я уже серьезно забеспокоилась, но тут он просто присел на колени и… обнял её? Я, готовая в любой момент дёрнуться по направлению к ним, попыталась успокоиться и перевести дух. Надо уже научиться доверять ему. Сама же заставила его принять правила этого места. Кристина расплакалась прямо Гилберту в плечо, приобняв его в ответ и сжав маленькими пальчиками рубашку. С его лица исчезла пустая злоба, и появилась какая-то глубокая тоска по чему-то давно ушедшему, и жалость к жавшейся к нему девочке. Он погладил её по голове и, наконец, заговорил, уже спокойным и ровным голосом: — Дурочка, ты ведь ничего не понимаешь. Всего лишь маленькая девочка… — последнюю фразу он проговорил еле слышно, скорее, для себя, чем для кого-либо ещё, окончательно уверяясь в чём-то. И всё-таки взяв себя в руки, уверенно заявил: — Знаешь, друг — это тот, кто может открыть перед тобой мир! — Правда? — девочка почти прекратила плакать, и лишь чуть всхлипывая, отстранилась от него. Я не видела её лица, но почти уверена, что она посмотрела на Гилберта наивно большими глазами, вслушиваясь в тишину, чтобы не упустить ответ. — Конечно! Обещаю, я покажу тебе всё, что знаю сам! — он погладил её по голове, и она, наконец, рассмеялась, позабыв обо всех обидах. Забавно эта фраза звучала из уст рёбенка, не сильно то и старше Кристины, но даже мне хотелось верить его словам. Проникнувшись происходящим, я уже и сама готова была расплакаться от умиления, но Гил вновь стал троллем, который просто ну не может не испортить момент. — А ты то чё нюни распустил, сопляк? — он поднялся с колен, расплываясь в ехидной улыбочке. — Живот прихватило что ли? Еще бы столько жрать! — А был таким добрым секунду назад! Эх, ну почему я не шестилетняя девочка? — я театрально приложила руку к лицу, замирая в трагической позе, прикрыв глаза. В исполнении колобка такое поведение явно выглядело ещё смешнее, чем могло быть в любом другом случае, что подтверждал раздавшийся хохот Гилберта. Но недолго продлилось его веселье. Приоткрыв один глаз, не меняя позы, я заметила Кристину, под шумок подбирающуюся к мирно покачивающемуся обрубку хвоста Гилберта. Обрубок был достаточно длинным и пушистым, чтобы привлечь внимание девочки, подойдя поближе, она осталась вне поля зрения минка и… хвост попал в маленькие стальные тиски. Гилберт вскрикнул от неожиданности, его смех мгновенно оборвался, и настала уже моя очередь ухахатываться с происходящего. Кристина, похоже, решила не останавливаться на достигнутом, и на этот раз объектом её внимания стали уши минка. — Мягкий! — и после этого восторженного восклицания она стала пытаться дотянуться до его головы. — Ты чё творишь, мелочь!!! — а вот Гилберт восторгов девочки не разделял. Судя по беззвучному шевелению губ, более грубые высказывания он изо всех сил старался оставить при себе, явно проклиная всё мироздание, а в особенности маленьких и не в меру активных девочек. Но тут он перевёл взгляд на меня: — А ты чего ржешь? Помоги! Эх, я бы с радостью, но, к сожалению, я уже сползала на пол от смеха, созерцая картину маслом: «Затискать минка до смерти». Кристина до головы не доставала, однако ей это не помешало попытаться забраться по брыкающемуся Гилберту, которому, к слову, приходилось сдерживать не только ругательства, но и свои попытки вырваться, чтобы не навредить девочке. В общем, я уже успела пожалеть, что нет с собой фотоаппарата. Это надо было запечатлеть на века и показывать потомкам! Девочка уже почти покорила «Эверест», а я уже почти скончалась от смеха, как… — Что случилось, юная госпожа?! — в комнату вбежала пожилая рабыня и испуганно уставилась на нас. Вот чёрт, похоже, наши крики таки привлекли внимание. Хотя чего уж мелочиться, боюсь, что мой ржач и мольбы Гилберта о помощи слышал весь особняк! — Госпожа? Она непонимающе уставилась на происходящее, переводя взгляд с уже усевшейся на плечи минка Кристины на меня и обратно. Она явно не понимала, что вообще происходит. Так и хотелось сказать: «Неужели эти дети некогда раньше не устраивали шумные игры?». Но я сдержалась, понимая, что такое громкое веселье здесь и правда редкость. — Мы просто играем, не стоит беспокоиться, — я, наконец, отошла от состояния неадекватности и решила взять переговоры в свои руки. — Играете? — она ещё раз окинула взглядом происходящее, задержав особенно пристальный взгляд на Гилберте, после чего быстро залепетала. — Ах, ну да, точно. Прошу меня извинить. Не желаете чего-нибудь? — Нет, спасибо, — она удивлённо вскинула брови, а я поняла, что опять веду себя не как тенрьюбито. — Можете идти. — Слушаюсь, молодой господин, — она почтительно поклонилась, вновь метнула взгляд на Гилберта, но всё же развернулась и ушла. Не нравиться мне это. Прошло несколько секунд в полной тишине, пока шаги в коридоре не стихли, после чего мы переглянулись. Никто так и не понял, кто издал первый смешок, но мы все, не сговариваясь, вдруг засмеялись. Просто так, не пойми от чего, как будто сбрасывая напряжение и окончательно снося все стены между нами. Даже маленькая Кристина, казалось, поняла всю значимость момента, что как будто соединял нас незримыми узами и заставлял хоть на миг забыть о накопившихся тревогах. Это шаткое счастье было, как воздух, нужно всем троим. Мне из-за не желающего отпускать страха повторения утреннего кошмара и тоски по дому, Гилберту из-за чёртового рабского ошейника и чего-то ещё, что мне пока было не известно, а Кристине из-за внезапно свалившихся на её хрупкие плечи открытий и потрясений, слишком взрослых для восьмилетней девочки. Внутри разлилось тепло и… что-то ещё, чужое, промелькнувшее настолько стремительно, что заострить на этом внимание не получилось, и оно очень быстро просто вылетело из головы. Я просто была счастлива, впервые по-настоящему счастлива с того момента, как попала в этот мир. Я… больше не одна? Отсмеявшись, мы ненадолго притихли, осознавая каждый что-то для себя. Первой тишину нарушила Кристина. — А можно твои ушки потрогать? Вопрос предназначался Гилберту и слегка озадачил его. До этого девочка разрешения не спрашивала. Чего-то он подозрительно не любит прикосновения. Насколько я помню из аниме, минки наоборот в восторге от этого. — Я тебе не мягкая иг… эй! Девочка явно не собиралась выслушивать протесты, так как, сидя на плечах, имела неограниченный доступ к вожделенным ушам. Она начала чесать его за ушком, из-за чего он, не в силах противостоять своей кошачьей природе, удовлетворённо замурлыкал. — А ещё вредничал, тоже мне! Пусть ребёнок повеселиться, — я просто сидела и умилялась. — Я тебе это припомню~у~у… — Гилберт честно пытался сопротивляться, по крайней мере, он так думал. А Кристина явно давно мечтала о появлении в доме кота, так как гладила от души и с удовольствием. Так мы просидели довольно долго. Кристина, наконец, устала и слезла с Гилберта, тот издал нечто похожее на облегченный вздох. Хотя кого он обманывает? Ему явно понравилось.***
После обеда я вновь спустилась в подвал. Кристина, обещалась занести еду Гилберту, который остался пока в её комнате. Не знаю, что она ему там донесёт, но, надеюсь, он хоть как-то поест. А мне надо кое-что уладить. Спустившись по лестнице, почти сразу наткнулась на тюремщика, надо бы узнать его имя. — О! Юный господин вновь почтил сей скромный уголок своим визитом! — он усмехнулся. — Чем обязаны подобной чести? Я выпрямилась и постаралась держаться как можно уверенней. Раз он тут ответственный за рабов, значит… — Позвольте Гилберту беспрепятственно передвигаться по особняку, когда он захочет. — Э? — его бровь изогнулась в изумлении, он склонил голову на бок и, добавив в голос максимум сожаления, проговорил: — Боюсь, такие вопросы решаю не я… — Но? — он явно чего-то не договорил. — Какой сообразительный! — он аж прихлопнул в ладоши от удовольствия, после чего вновь расплылся в улыбке и склонился ко мне, как будто впервые видя. Он начинает меня пугать. Слишком раскован в присутствии тенрьюбито, и либо он всегда так ходит по лезвию ножа, либо я не одна тут сообразительна. — Но я переговорю с господином, и, уверен, он исполнит вашу просьбу. Что-нибудь ещё? — Может Гилберт вообще больше не возвращаться в подвал, а ночевать, скажем, в моей комнате? Надо вытаскивать Гила из этой дыры. Мой серьёзный тон, в который раз, полетел коту под хвост, уступая место некоторой наивной надежде. Эх, а может ну её вообще, эту конспирацию? Мало ли, у ребёнка характер переменился. — Хм, — парень на секунду задумался. — Боюсь, это уж точно не возможно, молодой господин. — Но, почему? — Господин не позволит… — он, вздохнув, направил задумчивый взгляд к потолку, подпирая подбородок и стараясь тщательно подбирать слова, видимо, чтобы меня не обидеть. — Не позволит подвергать вас такой опасности. Его замешательство дало понять, что имел в виду он совсем не это, а скорее: «Не позволит вам так позориться, чтобы спать в одной комнате с рабом». Впрочем, очевидно было и то, что такое ему даже произносить противно. — Что ж, благодарю хотя бы за это, — я развернулась к выходу из подвала, чувствуя на себе заинтересованный взгляд зелёных глаз. Уже дойдя до лестницы, я остановилась и обернулась. — А как ваше имя? — Эо, — он слегка улыбнулся, отводя руки за спину. Молча кивнув, я развернулась и уже продолжила путь, как услышала в спину: — Не за что, молодой господин, — как ответ на мою благодарность, и совсем еле слышно, сквозь улыбку: — или нет? От услышанного я слегка вздрогнула, но продолжила подниматься по лестнице. Да как я умудряюсь так палиться? Он явно не дурак, раз догадался всего за пару разговоров. Конспирация, не конспирация, меня всё равно раскрывают все, кому не лень. Осталось лишь надеяться, что это не сыграет со мной злую шутку.