***
Повторно очнувшись, я явно находилась уже в каком-то помещении. Посторонние шумы природы долетали досюда едва-едва, а лёгкая и такая знакомая качка говорила об одном — я опять на корабле. Открывать глаза на этот раз не просто не хотелось. Казалось, что это принесёт даже физический дискомфорт. Вместо приятной неги предыдущего пробуждения, внутри расползалось что-то вязкое, вызывая отвращение. Я вновь приготовилась слушать. Шёл разговор, который и стал причиной моего пробуждения. В уголке сознания упорно билась какая-то мысль. Словно я забыла что-то важное. Но пока что мне оставалось лишь затолкать это чувство куда подальше, тем более, что предмет осуждения касался меня лично: — … монстр и девушка исчезли. Затем мы с Винсентом говорили. Он упорно извинялся, даже зная, что я не смогу его простить. Поверьте, он очень странный! А затем он просто отрубился… Я перетащил его на берег. Дальше вы и сами знаете… — Гилберт? Похоже, пересказывает нашу историю. С какого момента? Кому? Но эти вопросы занимали меня ровно до тех пор, пока осознание не резануло острым ножом по сердцу, заставив меня мелко задрожать. Я… снова не я? Думать об этом не хотелось, а любые попытки пошевелиться приводили к весьма плачевным последствиям: всё тело ныло, отзываясь тупой тянущей болью в каждой клеточке. Это не было похоже на то чувство, когда я только пришла в этот мир. Вернее, это было не только оно. Чувство отторжения телом чужой души смешивалось с чем-то ещё пока мне неизвестным, но доставляющим ничуть не меньше проблем. Тогда, помниться, я довольно быстро смогла оклематься и дошла до двери. Затем — бежала, и тело само свыклось с новым ощущением. На этот раз какое-то внутреннее чувство упорно твердило — сейчас так не выйдет. Я вообще встать не могу. — О! Он, похоже, просыпается! Мои вялые попытки пошевелиться не прошли без внимания. На этот раз давешний дозорный? Они что с Гилом уже спелись? Не важно. Просто оставьте меня все в покое! Чувство угнетённости расползалось тяжёлым облаком, окутывая с головой как одеялом. И как только нашли? Ах да — чип. Раньше, похоже, просто не поспевали за пиратским кораблём, а как только оказалась на острове… Надо будет выдрать эту штуку к чертям собачьим! А сейчас — спать. Просто не открывать глаза и провалиться в забытьё. Почему это так сложно?! — Странные вы всё-таки ребята, — не дождавшись моей реакции и увидев, что я снова не шевелюсь, дозорный — Росио, кажется — решил продолжить прерванный разговор. — И тенрьюбито… необычный. Когда я только понял, что нашёл наконец нужного человека, хотел было держаться отстранёно и вежливо, но у него был такой простой вид… К тому же ты его почему-то защищал, хотя любой другой бы на твоём месте воспользовался бы положением и… Он глупо рассмеялся. Эээх, будь здесь настоящий тенрьюбито, болтаться бы тебе уже на рее или лежать с прострелянной головой… Кто ж так неосторожно выражается в присутствии, хоть и бессознательной, но важной особы? Да ещё и «человеком» назвал. — А он всегда такой! Со странностями… — Ну спасибо, Гил! — Ну, то есть его иногда словно переклинивает. Никак не могу понять, в чём тут дело. То кажется вполне нормальным, хоть и не в меру заносчивым. То вдруг становится похож на других ублюдков из знати, которых я видел до этого. Но в последний раз он словно… Вот этого я своем понять не могу! Кажется, он стукнул кулаком по какой-то деревянной поверхности. Тумбочка? Если я лежу на кровати, а они сидят по бокам от меня на стульях, то и тумбочка здесь где-то определённо должна быть. И почему, спрашивается, я думаю о тумбочках, когда тут только что стало ясно отношение Гила ко мне?! Может, мне просто не хочется об этом думать? Сейчас слишком о многом хочется забыть, но, к несчастью, сон отступил окончательно, и я осознала, что дальше лежать с закрытыми глазами просто не имеет смысла. Сбитый из крепких досок потолок — единственное, что можно разглядеть из такого положения. Чтобы увидеть больше, нужно повернуть голову… Больно. — Вот теперь точно проснулся! — надо мной склонилась пара тёмно-синих глаз. У Гилберта намного светлее. Глаза сияли неподдельной радостью. Странный он, конечно. Так радоваться пробуждению тенрьюбито… Что там Гил ему наплёл? — Ты как? А я вот так взяла и ответила! Чудесно просто… — Может, ему воды дать? — Дельная мысль, пушистик! А голос Гила справа, кажется, звучал взволнованно. От сердца немного отлегло — он всё-таки беспокоится за меня, хоть и пытается это скрыть. Но радоваться в полной мере было явно ещё рано. Да и вселенская усталость, до сих пор непосильным грузом придавливала тело. Захотелось вновь закрыть глаза… Откуда-то пришло осознание, что нельзя, и я покорно ему подчинилась. Потом соображу, что к чему… Меня оторвали от подушки, придерживая за плечи. А Гилберт твёрдо вознамерился меня напоить. Что ж, не могу сказать, что мне это не нужно. А вот что сказать надо будет, так это спасибо. Из такого положения моё положение — как бы странно это не звучало — стало куда яснее. Просторное помещение со множеством коек по стенам, и крохотными окошками-иллюминаторами над ними. Похоже, мед блок на корабле дозора. Я сама лежала на одной из таких лежанок, прикрытая белым одеялом. Ноги вновь были короче, но проступали теперь не сардельками, а тонкими спичками. Чуть развернув голову, обнаружила капельницу, и всё сразу стало ясно — сильное истощение. Там, на острове, я держалась чисто из прилива адреналина. Сейчас же пришёл откат. Вот и добегалась… К губам поднесли прохладную воду. Ничего не оставалось, кроме как жадно присосаться к необходимой влаге, и вылакать всё до дна. Подавилась. Закашлялась. Малейшее колебание вызывало боль во всём теле. Но вот, наконец, пытка закончилась. Я вновь была опущена на подушку, и мир снова сузился до коричневого потолка. — Ну что, теперь-то как? — отставать этот дозорный не собирался. Что ж… — Отвратительно. — Ахахаха-ха-ха, а ты очень забавный! — Не боишься… попасть… в рабство на всю оставшуюся жизнь… за такие слова?.. — голос слабо пробивался после сна, сил совсем не было и речь часто прерывалась, что вовсе не мешало мне, к большому сожалению, нести полную чушь. Я злилась. И грубила. Возможно, незаслуженно. Возможно, дозорный был хорошим человеком. Но его смех заставлял скривиться. Было обидно и очень, очень больно. — Ты так не сделаешь! — голос Гила был серьёзен. — Тебе-то откуда знать?! — уже заметно громче, но всё ещё жалко до дрожи. — Я хотел… выстрелить в тебя! Я грубил тебе!.. Я обманул… все твои… ожидания! Чего ты от меня хочешь?! Благородных… поступков?! Я тенрьюбито, понимаешь?!.. Подлость у… меня… в крови! — я продолжала исторгать гадости нескончаемым потоком. Я злилась и ненавидела. Не важно кого, но сейчас весь мой мир сузился до масштабов этой каюты. Ужасно захотелось остаться в одиночестве. — Заткнись! — Гил, ожидаемо, разозлился. Вот и правильно. А теперь просто уходи. Мне надоело тянуть тебя на дно. — А то я не знаю, какой ты мудак и лжец! Что б тебе… — А ну прекратили оба! — а он, оказывается, умеет быть серьёзным. Ткнул в меня пальцем в качестве поблажки по болезни, Гилу же, судя по звуку, достался полноценный подзатыльник. — Не знаю уж, что между вами происходит, но не стоит так ругаться. Это неправильно, когда друзья ссорятся! — Мы не друзья! — воскликнули хором, как сговорившись. Но Росио на такой напор не стушевался. Наоборот — именно в этот момент он склонился надо мной, так что я могла видеть его лицо — он весь сиял чем-то праведным. Уж точно не гневом. Но благородными побуждениями от него точно несло: — А кто же ещё? Пушистик, ты же сам мне рассказывал. На острове, вы практически спасли друг друга. К тому же, ты говорил о нём совсем беззлобно. Что сейчас-то изменилось? А ты, — тут он принялся пилить меня одухотворённым взглядом. — Зачем было грубить? Ты просто болен, а потом сам же будешь жалеть о своих словах! Сейчас ты просто хочешь оттолкнуть его, я прав? Общество друга кажется тебе обременительным. Ты и правда очень необычный тенрьюбито. Каждое его слово било точно в цель. Он словно был профессиональным психологом. И, в конце концов, я даже почувствовала вину. Гилберт, возможно, действительно беспокоился за меня всё это время. Он не понимал, что со мной происходит, но всегда оставался другом той части меня, что имеет полное право называться мной самой — Лизой Крестовой. А я тут пытаюсь выделываться. Словно капризный властолюбивый ребёнок… Я никогда не была такой. И никогда не стану! — Прости… — Снова? — он цыкнул. Вот любит же. Отучить его от этой привычки что ли? — Достал уже извиняться, засранец мелкий! Всё равно в следующую секунду тебе снова что-то взбредёт в голову и… — Но сейчас-то… прощаешь?.. — перебила я речь минка. — А. Это… — Ну вот и славно! — Росио не дал Гилберту и шанса сформулировать мысль. Просто разулыбался. Он всегда улыбался. Странно, но теперь этот дозорный начал мне нравиться. Как лучик солнца в окно. Сомнительная радость, особенно по утрам, но иногда так приятно понежиться в его тепле. — Помирились, теперь можно и откланяться! Вообще-то врач велел его ещё день не беспокоить. — Да знаю я, что велел врач! Просто… — Беспокоился? Знаю, ты же говорил, когда мы сюда пришли… — а дозорный, всем своим видом воплощая памятник вселенскому непониманию, и не подозревал, что зажёг настоящий фитиль. — Заткнись!!! Не смей говорить это при нём!!! — и бомба взорвалась. Гил аж покраснел от возмущения. Чернота отступила, уступая место дню. Я тихо рассмеялась, стараясь не особо сильно шевелиться, и вскоре в каюте воцарилась тишина. Вот так мне нравиться. Так спокойнее. Так… Я бы подорвалась с места, от внезапно посетившего меня воспоминания, но, увы, совершенно не могла пошевелиться. — Мы… уже отплыли от острова? — голос вновь запнулся. Я ужасно волновалась. Да как я могла забыть?! Если отплыли, придётся заворачивать корабль. Дозор подчиняется мировому правительству и знати. Я знать — меня послушают. Осознание того, что я снова рассуждаю, как тенрьюбито тут же больно ударило по голове. Но зацикливаться на этом долго не позволяла ситуация. — Что с тобой? Да ты весь побледнел, — воскликнул Гил, и, чуть повернув голову, я обнаружила, что он явно намылился к выходу, похоже, за врачом. Ну нет, на это времени нет! А я обещала… — Всё в порядке… не надо никуда торопиться, — и тут же исправилась: — Вернее, надо. На остров. Так мы уже отплыли? — Пока что только готовимся к отплытию, — ответил сам капитан судна. — А что? — Там… Гил, ты ведь помнишь капитана пиратов Виноградного листа? — пускаться в долгие объяснения не хотелось. — Да, — он был готов спокойно слушать. Вот и отлично. — Он был с нами на острове. Я убежал, и вы остались. Думаешь, стоит и его вытащить? — Он умер, — припечатала сразу. Я обещала вернуться к нему и похоронить как следует. И забыла. А теперь вот не могу пошевелиться. Что же делать? Воцарилась звенящая тишина. Надо было говорить дальше, но слабость накатила новой волной. Первое потрясение прошло, осталась лишь пустота и непонятное спокойствие. Вновь потянуло в сон. — Я… — Не говори, — Гил, видимо заметил моё состояние. — Я тоже был на том корабле. Капитан был хорошим человеком. Ты ведь хотел попросить похоронить его? — Верно. Гил, отне… — си меня, хотела сказать я. Но моя голова всё так же была повёрнута в сторону минка, и я могла в подробностях разглядеть фигурку с перебинтованной головой. Правая рука была закреплена в гипсе. Осознание того, что я не одна там пострадала, накатило с новой волной раскаяния. Привыкла ведь уже эксплуатировать его как средство передвижения! — Ничего, забудь. — Хочешь, чтобы тебя отнесли на остров? — дозорный, судя по голосу, улыбался, словно радуясь моему порыву. — Я, конечно, могу это сделать, но сейчас тебе, правда, лучше лежать. — Но… как же… — Не волнуйся, мы всё сделаем. А ты пока отдыхай! Слова прозвучали как команда. Проблема решилась сама собой, и теперь беспокойство не грызло меня настырным комаром. Я могла спокойно провалиться в сон, как до этого и планировала. И я почти со спокойной душой закрыла глаза. «Эй, а с тобой-то всё в порядке? Почему молчишь?» Мне не ответили…***
В третий раз мне суждено было проснуться всё в том же помещении. Кругом была тишина и темнота. Вечер? Ночь? Хотелось пить и хоть как-нибудь пошевелиться, но ни того ни другого пока что не предвиделось, хотя я и ощущала себя порядком отдохнувшей. Боль от неприятия телом чужой души ушла, оставив лишь истощение после недели голодовки. Я могла свободно двигать руками и ногами, а так же вертеть головой. Что и сделала, обнаружив справа от себя задремавшего на стуле Гилберта. Он что, вот так всё время сидел? Осознание этого пробудило во мне приятное чувство. Меня не оставили. За меня переживают. Но встать всё-таки надо. А будить его сейчас было бы кощунством. Придётся справляться своими силами… Не пришлось. Уши на голове минка зашевелились — он был бдителен даже во сне. Судя по всему, услышал мои шевеления. Открыв глаза, он некоторое время сверлил меня заспанным взглядом, на что я выжидательно смотрела в ответ. — А! — он встрепенулся. Остаток хвоста забавно выпрямился к потолку. — Ты проснулся? Сейчас! На прикроватной тумбочке, существование которой я в прошлый раз предполагала, но так и не увидела, стоял стакан с водой и какие-то лекарства. Гил взял воду и вновь помог мне её выпить, придерживая голову левой рукой и удерживая стакан не находящимися в гипсе пальцами правой. Стало чуточку легче. — Сколько… я так провалялся? — спросила я, будучи уже вновь опущенной на подушку. — Три дня. — Три дня?! — сонливость как рукой сняло. Я почти дёрнулась, чтобы подорваться с койки, но сильная рука удержала меня. Да и вряд ли бы я поднялась… Скорее дёрнулась бы и снова больно ударилась спиной. — Успокойся. Дозорные всё устроили. А тебе сейчас лучше лежать! — А ты, я вижу, хорошо с ними поладил… — Ахахаха-ха-ха, — знакомый смех раздался от отворившейся двери. — Уже очнулся? Отлично! Как самочувствие? — Всё ещё отвратительно, но уже терпимо, а что? — Уже и спросить нельзя? Ахахаха-ха-ха. Чего пожелаешь, ваша светлость? Такое обращение вновь заставило осознать, что дозорный слишком уж фамильярно ведёт себя с тенрьюбито. А я ещё когда-то на Гилберта жаловалась… Хотя — глупо отрицать — такое поведение мне нравилось. Не только потому, что он, видимо, очень смелый человек, но и потому, что так было проще. Проще говорить на равных. Надо будет как-нибудь спросить его об этом… — Ну сейчас-то вы отнесёте меня на остров? Или на этот раз вы всё-таки отплыли? — Нет! Тебя ждали. Могу прямо сейчас отнести! — Давайте! — я воодушевилась. Справа возмущённо зашипело: — Ему же запретили шевелиться! — Не волнуйся, пушистик! — подмигнул он, а я только сейчас отметила, что дозорный так же беззаботно говорит и с Гилом. И как тот только не злиться на такое обращение? Похоже, Росио действительно умеет располагать к себе. — Один раз можно! К тому же, мы и так сильно задержались. Вам ещё на Мариджоа возвращаться. — Не напоминайте! — я скривилась. — Ахахаха-ха-ха.***
На улице был всё-таки вечер, а не ночь. Летнее солнце поздно уходило за горизонт, но здесь оно было скрыто ветками деревьев и уже можно было разглядеть первые звёзды и нарастающую луну. Я стояла на берегу, смотря на могилу, несколько неаккуратную, из-за явной спешки тех, кто её делал. Сзади за плечи меня одной рукой поддерживал Гилберт, так как стоять самостоятельно я пока была не в состоянии. Дозорные и правда сделали всё как подобает: небольшой холмик, цветы, даже камень более-менее подходящей формы где-то достали. Это не то, чтобы удивляло. Все мы люди. Пусть Харбин Хатртман и был пиратом, но он достоин упокоиться по-человечески. — Знаете, он ведь никогда не нападал на мирных жителей, — бросила я стоящему рядом Росио. На душе было немного грустно, но грусть эта не заполняла все уголки сознания. Можно сказать, человека действительно жалко, но это не единственное, что занимало мои мысли. Такие размышления были совершенно неуместными здесь и сейчас, и я невольно ощущала вину. Но ничего поделать было нельзя. Невозможно заставить себя переживать насильно. Отчего-то подумалось, что он бы, наверное, не хотел, чтобы кто-нибудь из-за него плакал. Странный круг замкнулся: Роза ударила его ножом перед смертью, чтобы он возненавидел её и не сожалел, он рассказал мне эту историю, явно намекая на собственную вину в произошедшем, чтобы я не переживала из-за него. Глупо. И бесполезно. Неприятное чувство в груди никуда не денется. — Я знаю. Мы пересекались. Я обернулась и посмотрела на Росио вопросительно. Тот не улыбался — даже непривычно. Он почему-то смотрел на меня тяжёлым взглядом, словно впервые увидел. Я вздрогнула, и он тут же словно одёрнул себя, переведя взгляд на могилу. — Мир тесен. Иногда именно кораблю, где раньше служил я, выпадало гоняться за этой пиратской командой. Хотя, они и не удирали почти. Принимали бой и уходили, только если чувствовали, что проигрывают. — Они так делали, потому что поставили себе только одно правило: если не добывать самим, то брать только у дозора. Они все хорошие люди. — Ясно. Я снова повернулась к могиле. Хотя какое это, в самом деле, по-человечески? Кто знает, где его родной остров, да и нет здесь никого из близких ему людей. Команда, надеюсь, выжила. Элис… Да что б его крабы морские сожрали! Разве можно было так?.. Какими бы ни были причины. Из рассказа Харбина, конечно, понятно стало, что он ненавидел отца ещё и за смерть матери. Ещё один просчёт Розы… Но неужели за столько лет нельзя было разобраться в своих взаимоотношениях? Обязательно устраивать бунт на корабле? Знал ли он, что никто за ним не пойдёт?.. Думать об этом категорически было неприятно. «Мир тесен» — действительно. А он обещал, что ещё найдёт нас. Что ж, буду ждать. — Дозорные разошлись, — Гилберт был рядом. Он знал намного меньше меня, но вполне мог чувствовать нечто похожее. — Росио пошёл к центру острова. — Да? Интересно, зачем… Сил стоять на ногах больше не было, и я попросила усадить меня на песок. Мы сели спина к спине, так чтобы нам обоим была видна могила, погружённые в свои мысли. Далёкие лучи солнца, слабо проникающие сквозь густую листву, приятно грели кожу. Почти как при моём первом пробуждении после того жуткого дня — точнее, ночи. Это было странно, ведь сейчас солнце не должно источать такое же тепло. Но было совершенно не до этого. Накатило странное сонное оцепенение. Тихий мир, абсолютное спокойствие. Из леса вдруг полилось мерное свечение, будто разом загорелись миллионы светлячков. Я удивлённо округлила глаза, но чудеса природы на этом не закончились: из центра острова, там, где должно, по-видимому, быть озеро, в небо ударил широкий луч света. Добравшись до облаков и столкнувшись с ними, он пошёл волнами и яркими искрами осыпался обратно на землю. Искры падали и растворялись в темноте, а светлые круги продолжали пробегать по облакам ещё какое-то время. Я не могла отвести от такого зрелища взгляд. Оно не пугало. Вовсе нет. Скорее восхищало своей масштабностью, монументальностью. Словно пробудились какие-то древние и могущественные силы. Словно так и должно быть. Но вот, в одночасье всё потухло, словно мимолётное видение, как вспышка на солнце, выжигая огромный след на душе. Волной непонятной энергии прошило всё тело. — Красиво… — только и смогла прошептать я на выдохе. — Ага. «Эй, ты ведь тоже это видишь?» Тишина вновь была мне ответом, и я как-то рассеянно отвела взгляд от неба, прикрывая глаза.***
Мы отплыли от острова на следующий же день, оставляя всё прошедшее за спиной. Со стороны могло сойти за бегство, но странный небесный луч словно заставил меня родиться заново. Необычное зрелище просто развеялось в темнеющем небе, забирая с собой все прошлые проблемы и переживания. Как бы говорило: нужно жить дальше. Забывать прошлое нельзя, но и всё время думать о нём не следует. И сейчас мне ещё только предстояло выбрать дальнейшую цель. Ничего уже не изменить, как бы больно ни было, зато дальше ожидают новые дела. Я ещё не забыла свою цель… Настроение было уже почти не плохое. Я сидела всё в той же каюте, опираясь на спинку койки, когда вдруг вошёл Росио. Со вчерашнего дня едва ли что-то изменилось: он по-прежнему сиял изнутри, на этот раз, правда, сжимая что-то в руке и с нескрываемым предвкушением смотря на меня. — Что там? — в конце концов, не выдержала я такого пристального взгляда. — Это, — он разжал ладонь и в ней оказался крохотный, размером с шоколадную конфету, шарик. Приглядевшись получше, обнаружила, что он как-то странно напоминает дьявольский фрукт, только в уменьшенном масштабе. — Правда забавно? Наслушавшись рассказов Гилберта, я захотел увидеть то озеро, из-за которого весь сыр-бор собственными глазами. Оно как будто позвало к себе, когда я подошёл. Гилберт рассказывал, что озеро светилось фиолетовым. Я же никакого свечения не заметил. Мне показалось это странным. Затем, мне почему-то захотелось сплавать к его центру. — Значит?.. — я повнимательней стала разглядывать предмет в его руке. — Да, этот странный камешек оказался на дне. Я забрал его, а когда выплыл, вдруг из озера повалил тот столб света, — он словно рассказывал презабавный анекдот. Ни одной серьезной нотки. Мне же стало как-то не по себе. — Так вот, я пришёл, чтобы отдать его тебе. Мне он всё равно не нужен. Отпираться было глупо. И камешек послушно скользнул с руки дозорного в протянутую ладонь. Неужели, озеро отдало его тому, кто прошёл испытание? На поверку камень оказался будто стеклянным, действительно напоминая формой и окраской дьявольский фрукт. Ну, есть я такой точно не стала бы… Вдруг тело прошила резкая волна жара. Я словно в мгновенье сгорела изнутри, тут же снова восстановившись. Чувство было настолько неожиданным, что я чуть не выронила камень на пол, к счастью — или на свою голову — мне удалось удержать его в руках. Он поблёскивал фиолетово-жёлтым. И теперь как-то странно согревал. Что же со мной происходит? И зачем всё-таки нужна эта вещица? — Ну вот, вижу, он тебе нравиться! Ахахаха-ха-ха, — Отчего-то врезать ему подушкой за такой раздражающий смех больше не хотелось. Привыкла? — Ну, а вторая причина, почему я пришёл: куда плывём-то, ваша светлость? Я заметил, что идея вернуться на Мариджоа тебе не очень-то по душе. Вопрос был почти ожидаем. Более того, у меня уже был готов на него ответ. И всё же мне жутко захотелось сначала поинтересоваться: — Почему ты так ведешь себя со знатью? — Так? — Так фамильярно, — терпеливо пояснила. — Говоришь, будто мы на равных. Шутишь, предлагаешь не плыть до Мариджоа, хотя по-умолчанию должен нас туда доставить. — Почему, говоришь? — он был во вполне искреннем изумлении. — Почему?.. И правда почему? Ахахаха-ха-ха! — Не уклоняйся от ответа! — Ладно-ладно. Я уже объяснял это твоему другу — скажу и ещё раз: твоё отличие просто сразу бросилось в глаза. Ты не выглядел как тенрьюбито, поэтому я изначально вёл себя раскованно. А потом Гилберт бросился защищать тебя. Я знал, что у пропавшего тенрьюбито был раб-минк, да и ты по приметам подходил. Вот только не вязалась никак у меня та картина с тем, что я обычно видел. Можно сказать, ты мне приглянулся, — он подмигнул, хотя до этого сохранял какой-то задумчивый тон. — Себя самого судить трудно, но окружающие часто говорили мне, что я не умею общаться с людьми иначе, как с давними друзьями. В общем, я решил рискнуть. И, похоже, не прогадал… — Вот как? — а удобная, однако, фраза. И отвечать не нужно, и деликатно намекает человеку на продолжение явного многоточия в конце предложения. — Недавно, можно сказать, я убедился в этом окончательно. Думаю, на острове ты на секунду заметил мой взгляд. Прости за это. Просто я никак не мог поверить, чтобы тенрьюбито с такой грустью воспринимал смерть пирата. И, кажется, в этот момент я кое-что понял… Он говорил с такой искренней простотой, преподнося все свои чувства на блюде, что я невольно залюбовалась. Честно признался в недобрых взглядах, даже извинился. Ну ни чудо ли! А он тем временем продолжил: — Я вдруг понял, что именно ты тот тенрьюбито, что пытался спасти Белый Город, — он понизил свой глубокий голос на несколько тонов, причём ни на секунду не прекращая улыбаться. Сердце чуть ли не выпрыгнуло из груди. — Откуда?! — неужели уже идут слухи? Горосей рискнули афишировать эту ситуацию? Если да… Да страшно подумать даже что, если да! — От моего младшего брата, — мою панику проигнорировали, или же не сочли нужным комментировать. — Он работает в штабе дозора на Мариджоа. Вполне возможно, что вы пересечётесь… — Но он-то?.. — А тут всё ещё проще. Именно он доставил строго секретное письмо горосей, а те не сочли должным его прогонять. — А?.. — в горле пересохло от волнения настолько, что я не могла нормально задать вопрос. — Что в письме? — Мне оставалось лишь благодарить его за догадливость. — Точно не знаю. Но оно было от некоего «Ш.», который и передал информацию о предательстве одного из тенрьюбито. — Так меня всё-таки кто-то сдал! — в запале от обнаруженной наконец проблемы — мне больше не придётся винить себя во всём, — и не заметила, как только что сдала себя лично. — Ой. Дозорный улыбнулся: — Так и знал, что это был ты! Да больше и некому. Ты очень необычный тенрьюбито. Я рад, что есть такие, как ты. Он улыбнулся, и все проблемы тут же выветрились у меня из головы. Никаких расспросов о том, почему я пришла к такой жизни, никакой осторожности в словах. Просто искренняя улыбка. Успокаивающая и как бы поддерживающая. Я вдруг поняла — он знает, что Белый город разрушен, и что кто-то явно стоял за моим провалом, но именно поэтому сейчас просто молча улыбается. Не винит и тем более не исторгает глупые слова поддержки. На душе сразу стало легче, словно тяжёлый камень, что я несла вот уже около месяца, наконец, раскололся. Настала минутная тишина, за время которой каждый смог передумать тысячи разных мыслей. Но каждая из моих неминуемо возвращалась к таинственному «Ш.» Ни за что не прощу ему то, что он сделал, кем бы он ни был! Тишину прервал Росио: — Знаешь, я беспокоюсь за Лорио, брата, — улыбка сползла с его лица мгновенно, оставив лишь маску трагедии. Он и раньше иногда становился серьёзен, но впервые я увидела его в таком плачевном состоянии… Что ж, тогда свои проблемы подождут! — Он всегда так гордился своим назначением. А в тот вечер пришёл как в воду опущенный. Что-то угрюмо обдумывал… Этот жизнерадостный, и, так и хочется сказать, солнечный человек, чтобы так хмурился… Значит дело и правда плохо. Абстрагироваться от его ситуации было невозможно, ведь он уже помог мне… Хм, значит, дозорный Лорио… — Я найду его! — На мои слова Росио удивлённо приподнял бровь. — Я найду способ ему помочь, не волнуйся! — Ахахаха-ха-ха, прости что напугал! — он опять развеселился в привычной манере. — Но ты очень странный! Его улыбка, слова, некоторые жесты, и, особенно, серьёзное состояние, отчаянно мне кого-то напоминали. Я постаралась сосредоточиться на ощущениях. И всё-таки, я сделала неправильный вывод, у него довольно приятный смех… До боли приятный смех. Нет характерами они определённо не схожи, но что-то общее ведь есть! — Кора-сан… — прошептала, и тут же добавила громко: — Ты знаешь Донкихота Росинанта? — А? Ну да, начинали вместе, — смех оборвался, а его взгляд на секунду подёрнулся пеленой воспоминаний. Но тут он насторожился: — А почему ты спрашиваешь? — Донкихоты, — попыталась быстро придумать отговорку и таки нашла, что сказать: — Я узнавал про них. Про тенрьюбито, покинувших Мариджоа. Один из них пошёл работать в дозор, вот я и… — Понятно, — он оставался серьезен. И только тут я поняла, какую ошибку совершила: а знал ли хоть кто-нибудь на самом деле, что Кора-сан был тенрьюбито?! Что же я… — Эм… — Не волнуйся, я знал, — он снова успокаивающе улыбался. Снова так тепло. — Но больше не перед кем так не говори, ладно? Знал? Насколько же они были близки? Лучшие друзья? Учитывая похожие повадки, и такую солнечную атмосферу, что окружает обоих очень на то похоже… — Но мы, кажется, отвлеклись и ушли от темы! А тебе врач запрещает долго говорить! — он уверенно встал и посмотрел на меня. — Так куда отправляться? Я и сам не горю желанием плыть на Мариджоа. И мне хочется дать тебе выбор. От Мариджоа рано или поздно всё равно никуда не деться. Но сейчас у меня ещё осталось незаконченное дельце. — Спайдер Майлс. — Уверен? — он, скорее всего, знает про задание Кора-сана. Значит, не понимает, что мне нужно в таком месте. — Абсолютно. — Что ж, как пожелаешь. Спокойной ночи, — он вышел. Несмотря на явное сомнение в голосе, продолжая тепло мне улыбаться. «Кажется, я снова тащу нашу тушку в самое пекло… Ты ведь не злишься?» Но он по-прежнему не отвечал. За какую-то ночь у озера я успела свыкнуться с мыслью, что теперь свободно могу говорить с Винсентом. Наступившая вновь тишина пугала. Где же он? Нет, всё же лучше, чтобы он не приходил! Слишком уж много с ним обычно проблем…