С приветом из Конохи!

      Все разборки и разговоры, происходившие в Анапе, практически полностью прошли мимо отдыхающих в Сочи Кабуто и Мелиссы. Уотерс знала совсем немногое о ситуации с Саске и Акеми благодаря Нарине, которая всё же периодически отписывалась подруге.       Мелли и её спутник должны были встать в семь утра, чтобы не пропустить завтрак, а потом успеть сесть в автобус и отправиться на экскурсию. Сначала им обещали обзорную по городу, потом заехать на какую-то набережную, откуда должен был открыться красивейший вид на бухту, а после, по дороге обратно в Анапу, завезти на какую-то винодельню с бесплатной дегустацией. Какой бы тур по Краснодарскому краю ты не выбрал, в нём всё равно будет дегустация. Даже если ты не хочешь ничего дегустировать, тебя всё равно туда привезут.       — Доброго утра, мои дорогие! — радостно заверещала уже известная экскурсовод Луиза в микрофон.       — Оно было бы добрее, если бы кто-то предупредил, что за мини-бар надо платить отдельно, — угрюмо буркнул мужик-сосед-по-автобусу, уже сидящий на своём месте.       — И вам доброе утро, — нерадостно поприветствовал его Кабуто, надеявшийся, что этот пассажир не поедет ни на одну экскурсию. — Вы же вроде не собирались с нами?       — Да, но мне же магнит купить надо, и потом ещё дегустацию обещали. Ради неё и поехал, — сегодня он был явно неразговорчив, поскольку почти сразу же уткнулся в газету, взятую в холле гостиницы.       Первую половину обзорной экскурсии Кабуто проспал, потому что всю ночь кто-то бегал по коридору и орал, что он больше в жизни не возьмёт с собой свою жену на отдых, и помощник саннина совершенно не выспался. Зато Мелисса выглядела чересчур бодрой, хотя тоже практически не спала. Однако на завтрак она выпила две кружки кофе и даже предлагала Якуши попробовать этот напиток, но его чуть не вытошнило от одного запаха, и он вежливо, насколько мог, отказался.       Город всё же был прекрасен, как объясняла экскурсовод: «Спасибо Олимпиаде позапрошлого года, а то так никогда бы и не восстановили». Это она говорила об инфраструктуре. Тем не менее, попадались и довольно ветхие домишки с участками, на которых, как и в Анапе, хозяева делали гостевые дома и этим зарабатывали на ремонт своих владений.       — Ну, а теперь приготовьтесь, чтобы не заснуть, потому что у нас историческая справка, — сделала глубокий вдох Луиза и начала сыпать датами каких-то событий, которые половине салона были абсолютно неинтересны. Пожалуй, человек десять, от силы, и слушало. Но в это число входили Кабуто и Мелли, поскольку оба не слишком хорошо знали историю.       — То есть, изначально Сочи назывался Соча? — переспросила женщина с первого ряда.       — Да. Так назвал это место турецкий военачальник Эвлия Челеби, — с умным видом повторила экскурсовод. Сама она вряд ли знала этот факт и не могла сказать, насколько он достоверный, но так было написано на листках с текстом экскурсии.       К концу рассказа о греческой колонизации Чёрного моря спали уже и те, кто сначала внимательно слушал и даже вставлял какие-то свои замечания.       — И, таким образом, в две тысячи десятом году Сочи приобрёл функции «второй столицы», потому что сюда стал часто приезжать Президент, — экскурсовод шумно выдохнула, отчего многие задремавшие очнулись. — Ну, с историей покончено, а теперь давайте посмотрим направо. Мы проезжаем сейчас Парк Культуры и Отдыха, где находится довольно известный «памятник многодетным отцам».       — Конечно, ещё бы они им памятник не поставили! — вдруг очухался сосед по автобусу. — Такие мучения оставлять без внимания нельзя.       — А вы считаете, что воспитание ребёнка — это мучение? — решил спросить Кабуто, потому что заняться всё равно было нечем.       — Ещё какое! Вот у моего соседа три сына: Ярик, Слава и Колян. Сколько он с ними возился, и всё без толку! — мужик махнул рукой, чтобы показать насколько всё это было бесполезно. — А детьми заниматься должна мать, я это всегда говорил и буду говорить. Потому что мужик, он кто? Правильно, добытчик. А баба, кто? Правильно, та, кто следит за домом и растит детей.       — Как первобытно вы мыслите, — вздохнул помощник саннина, огорчённый, что есть ещё где-то мыслящие таким образом.       — Вот именно! Так решили наши предки, а мы постоянно пытаемся нарушить то, что изначально было заложено обществом, то, что дало ему толчок к развитию.       — Но сейчас такие мысли смотрятся устаревшими и только отталкивают процесс развития, — сам не зная, почему, но Якуши захотелось порассуждать на эту тему.       — Ох, что бы ты понимал! Тебе сколько лет? От силы двадцать пять. Ты ещё и жизни-то не видел...       — Здесь я с вами не согласен. Я видел то, что вы вряд ли когда-либо увидите даже в свои девяносто, если вообще доживёте до них.       — И что же ты такое видел, чтобы о жизни судить? Войну что ли? — усмехнулся мужик.       — И её тоже. Я видел людей, которым некуда податься, потому что дом был разрушен врагом после очередного налёта, и они вынуждены умирать на улице от голода и холода. Я видел детей, на глазах которых убивали их родителей. Я видел много смертей, горя и боли. Я жил в них... и, пожалуй, до сих пор живу, — помощник саннина бросил короткий взгляд на Мелиссу, замершую над очередным рисунком, решив послушать о чём речь. — Но вы никогда не поймёте меня или кого-либо ещё, кто прошёл через всё это. Этот ужас можно только прочувствовать на себе, другого способа нет. Но я не хотел бы, чтобы кто-то, хотя бы из присутствующих в этом автобусе, когда-то узнал, что такое настоящие страдания и, уж тем более, прошёл через них.       Мелли внимательно слушала, какие слова говорил Кабуто соседу, и она знала, о чём говорил Якуши, поскольку собственными глазами видела это в детстве, смотря аниме, персонажем которого являлся парень. Но разве могут сравниться картинки из мультика с теми ощущениями, которые ты чувствуешь в момент смерти кого-то близкого тебе? Она шесть лет не знала, что её родители погибли в авиакатастрофе, она даже не видела их похорон и могил. А помощник саннина видел и помнил, как перед его глазами падало тело очередного, возможно, только что приобретённого, друга, а также многих других, дорогих ему людей.

***

      День уже клонился к закату, когда автобус приехал на набережную, где должна была закончится официальная часть экскурсии. Дальше была только винодельня с дегустацией, которую ждали многие. Ждали по разным причинам: кому-то нужно было срочно напиться, потому как только за этим он и ехал на море, кто-то считал, что лучшим сувениром из Сочи будет именно бутылочка домашнего вина или чачи, а кого-то интересовало всё вместе. Мелисса сказала, что вряд ли пойдёт пробовать напитки, поскольку вообще против всех этих идей с алкоголем. От Кабуто она ожидала такого же мнения, но он лишь неопределённо пожал плечами, в знак того, что ещё думает.       Разговоры о печальных сторонах жизни надолго заткнули мужика-соседа, заставив серьёзно задуматься. Уотерс тоже представила, что было бы, если бы она пережила подобное. Итог был один — она бы не пережила. Слишком сильный удар, слишком ужасно подобное. Она помнила, как тяжело ей было, когда умерла бабушка, напоследок сказав ей о гибели родителей, девушка уже тогда была на грани. Но это и рядом не стояло с тем, что довелось почувствовать не только Кабуто, но и другим конохчанам.       — Дорогие мои, выходим, поторапливаемся, — подгоняла Луиза туристов. — Такой прекрасный закат вы, может быть, больше никогда не увидите. Нам просто несказанно повезло! Ну-ну, быстрее!       — Я надеюсь от того, что мы быстрее выйдем, зависит длительность нашего пребывания на дегустации? — осведомился мужчина средних лет, тормозящий всё движение.       — Конечно, — кивнула ему экскурсовод, чтобы он никого не задерживал и пошевеливался. На самом деле она вообще понятия не имела, сколько времени им можно будет находиться в винодельне.       Вид с набережной действительно был прекрасен. Тёмно-голубое небо с желтоватой полоской солнечного сияния в самом низу; она практически лежала на водной глади, чуть отражаясь в небольших волнах, поднимаемых чуть уловимым, тёплым ветерком. Солнце ушло за горизонт, а небосклон покрывали маленькие, лёгкие и воздушные кучевые облачка, над которыми плотной пеленой расстилались другие, уже слоистые, облака. А на самой набережной было не так-то много туристов, изредка проходил кто-то, чуть посматривая на небо, и отворачивался обратно.       Какие-то парочки уже нашли себе место для романтики, присев на деревянные лавочки с кованными ножками, и теперь что-то шептали друг другу в объятиях. Одна, явно женатая пара, никак не могла расположиться около фонаря, потому что жена уговаривала мужа смотреть на закат, опираясь о ножку и держась за руки, на что он хмуро отвечал, что видел кучу таких закатов и рассветов в Самаре, и было гораздо романтичнее. Один парень сел, сложив ноги по-турецки, прямо на кирпичную кладку набережной и, зажмурив глаза, мечтал о чём-то.       Кабуто тоже не стал упускать своего шанса, о котором, скорее всего, и напомнил перед отъездом Роберт. Якуши обнял Мелли за плечи, утыкаясь носом в её пышные волосы. Девушка явно этого не ожидала и чуть было не отшатнулась от него, испортив бы этим весь момент, но вовремя приняла решение не делать подобного. Вдруг им больше никогда не придётся так стоять и смотреть на закат.       — Ты всё ещё злишься, да? — спросил помощник саннина.       — Вовсе нет. Я и не злилась, просто столько неприятных событий навалилось. А ещё я вспомнила, что ровно через два месяца будет два года, как случилось кое-что, очень неприятное.       — Что именно?       — Я потом расскажу тебе, — в бледно-карих глазах Уотерс отражались облака, медленно плывущие по вечернему небу. — Кабуто, скажи, твоё предложение встречаться ещё в силе?       — Конечно, — кивнул парень, не веря, что он слышит это.       — Если нам удастся уговорить Акеми, и вы останетесь, я обещаю, что стану твоей девушкой, — радость как-то сразу ушла, уступая дорогу смутному сомнению в будущем. Но надежда ещё была, и Кабуто верил, что всё получится так, как он мечтал.       Им было хорошо вместе, и каждый понимал это. Если кто-то исчезнет, другой будет страдать. Долго. Мучительно. Скорее всего эту пустоту уже ничего не заполнит. Они влюбились друг в друга неожиданно и даже молниеносно, но нельзя лишний раз торопиться, чтобы потом не наломать дров. Лучшим примером для этого были Акеми и Саске, у которых всё было отнюдь не гладко, поэтому Мелисса и Кабуто не хотели проходить такие же этапы, как их приятели. Нужно просто немного подождать, возможно, узнать друг друга получше и, если за это время никто из них не полюбит кого-то другого, то можно начать серьёзные отношения. Но сначала придётся проверить чувства.       — Дорогие мои, я понимаю, как прекрасен закат, и как вам хочется остаться здесь, но мы можем не уложиться в график, который и так сдвинули на день, — экскурсовод начала приглашать всех обратно в автобус, за что получила не очень одобрительные взгляды от водителя Славы, хотевшего подольше пообниматься с самой Луизой.       И снова в путь. Извилистая дорога петляла, как могла, и на особенно крутых поворотах приходилось крепче держаться за ручку сидения, чтобы не вылететь в проход. Пока автобус ехал по серпантинам, уже стемнело и облака, ещё недавно бывшие мягкими и пушистыми, превратились в тёмную сплошную мглу, ползущую, словно нечто злое, решившее поглотить всё небо целиком, не оставив ни одного светлого уголка, ни одной звёздочки.       Но вот вдалеке показалась яркая неоновая вывеска. Это была винодельня...

***

      Всё-таки Кабуто с Мелиссой решили заглянуть в это место, не зря же ехали. Полутёмное помещение, напоминающее подвал, с характерным запахом алкогольной продукции. Небольшая барная стойка, за которой стоял хозяин данного притона, энергично протиравший бокалы. Рядом с ним крутилась молодая девушка с нехилым декольте, демонстрирующим всё, чем щедро её наградила природа. Будь здесь Орочимару, он бы обязательно вспомнил Цунаде.       Туристы распределились за столиками, натыканными по всей площади комнаты-подвала. Луиза побежала к хозяину, которого звали Арменом, чтобы сообщить количество посетителей. Водитель Слава встал где-то в углу, довольно недвусмысленно поглядывая на девушку с подносом в руках. Судя по бейджику, её звали Аминой. Вскоре к ней присоединилась ещё одна официантка — худая блондинка Вера, выглядящая слишком измождённой и усталой, по сравнению со своей напарницей.       А потом стали разносить напитки. Каждому приносили бокалы с разными видами вина, сделанными исключительно из местного винограда. Хозяин улыбался тому, как туристы любят пить, ведь именно благодаря им его заведение, стоящее где-то на отшибе трассы, ещё существовало. Девушки суетились, не давая пустым бокалам задерживаться на столах, а посетителям сидеть в ожидании следующего алкогольного шедевра.       Мелли хватило двух бокалов, чтобы её начало чуть клонить в сон, поэтому в дальнейшей пьянке она не участвовала. Зато Кабуто как прорвало — пил и за себя, и за девушку.       Тем временем, градус повышался, собственно, как и радость отдыхающих. Кто-то уже закинул руку соседу на плечо, будто они были старыми знакомыми, не видевшимися лет десять. Кто-то отвешивал самые изысканные комплименты Амине. В пьяных глазах кого-то уже и Вера казалась красавицей, и он активно приглашал её на танец, хотя музыки никакой даже не было. Из-за чьего-то столика начало доноситься пьяное пение, известной большинству присутствующих песни, и многие туристы весело подхватывали следом. После пошли уже и душевные разговоры, и речи, по типу «Ты меня уважаешь?», и грустные народные мотивы в исполнении какой-то женщины. Водитель, не взявший в рот ни капли, уже в тысячный раз целовал ручку Луизе, которая так мило смущалась от его выходок. Не будь она, как говорится, под шафе, вряд ли бы позволила ему показывать свои чувства на глазах у кучи заинтересованных экскурсантов.       Под занавес вынесли чачу. Когда хозяин объявил название напитка, по помещению тут же разнёсся радостный гул, а потом все резко затихли, заворожённо смотря, как девушки выносят подносы. Кабуто совсем разошёлся и не отказался даже от чачи, хотя знал, что ему давно следовало остановиться. Но сознание уплывало также медленно, как облака на набережной. Залпом осушив стакан, он даже не сразу понял, что произошло, и почему ему стало так тепло. Якуши уже совершенно не понимал, что говорил Мелиссе, что доказывал сидящему напротив парню, о чём думал и думал ли вообще.       Уезжать с пустыми руками помощник саннина не собирался, поэтому попросил у Уотерс денег, но она ему довольно резко отказала, и тогда он додумался занять у кого-то. Скорее всего, он предполагал, что не вернёт эту сумму, потому что больше не увидится с этим человеком, да и сам человек, наверное, понимал, что, по сути, делает подарок абсолютно незнакомому попутчику. Итак, бутылка чачи, ибо именно она понравилась Якуши больше всего, была куплена и заботливо покоилась в его объятиях всю обратную дорогу, ожидая того часа, когда её торжественно вручат Орочимару-саме. Сам же Кабуто, как только сел в автобус, проспал до самого угла Северной и Пролетарской, на котором их высадили по просьбе Мелиссы, потому что оттуда было всего два шага до дома.

***

      Проснулся Кабуто с больной головой, но, к его счастью, кто-то заботливо поставил стакан с водой на тумбочку и положил рядом таблетку.       — Спасибо, Орочимару-сама, — через силу проговорил он, протянув руку к стакану.       — Нет, ты только посмотри на этого идиота! — раздался резкий голос прямо над ухом. — Я, блять, ему воды налил, таблетку положил, а он благодарит этого старого уёбка. Мне спасибо говори, дебил.       Якуши огляделся по сторонам. Он лежал на диване в комнате Роберта и Вити, и именно Бутко сейчас орал на него. Суханов же сидел в кресле, энергично стуча пальцами по клавиатуре ноутбука, и, кажется, ему было совершенно всё равно, что происходит вокруг.       — А почему я здесь? — выпив целительное лекарство и немного придя в себя, спросил помощник саннина.       — А ты не помнишь? — издевательски произнёс Роберт. — Ты, оказывается, ещё и пить не умеешь, сволочь.       — Почему ты меня обзываешь?       — А ты думал я буду весело прыгать вокруг тебя, после всего, что вчера было?       — А что вчера было? Я что-то вчера сломал? Или с кем-то поругался? Я приставал к Мелли?! — последний вопрос прозвучал с особым ужасом.       — Нет, вчера ты приставал только к Роберту, — мрачно сообщил Витя.       — Слава Ками! — обрадовался Кабуто.       — Слава Ками?! Ты, блять, серьёзно?! Ты меня вчера чуть не трахнул и рад этому?! Совсем охуевший?! — сказать, что Бутко был в бешенстве — не сказать ничего. — Нет, ладно, если бы ты потом успокоился, так хуй там был! Припёрся сюда и давай всё громить, а потом ещё что-то орал про то, что тебя никто не ценит и не любит... И снова полез ко мне! Почему, блять, вечно я?!       — А потом ты ушёл к себе, — не дожидаясь, пока кто-нибудь ответит на вопрос Роберта, продолжил рассказ Витя. — Но, видимо, тебя оттуда выгнали, потому что ты снова пришёл сюда и решил лечь на наш диван. В итоге, лёг на меня. Я закричал, Роберт по инерции меня ударил, ты решил, что бьют каких-то «наших», вытащил вот эту штуку, — Суханов показал на кунай, лежащий на подоконнике, — и бросил её в стену. Потом ещё поорал минут двадцать и заснул.       Кабуто не мог поверить, что всё это сделал он, тем более, по-пьяни. Но страшнее было представить, за что его мог выгнать Орочимару.       — Простите меня, пожалуйста, — виновато произнёс парень. — Я просто никогда не напивался.       — Зато теперь знаешь, что это такое, — кивнул Витя.       — Да, попробовать всегда стоит! — подхватил Роберт.