***
А Саске бродил с Акеми по аллеям парка, наслаждаясь природой и последними тёплыми днями лета. Однако особенно наслаждаться у него не получалось, потому как девушка начала рассказывать какие-то истории из своей жизни, связанные с этим местом. Странно, но большинство из них были связаны ещё и с Робертом. — Слушай, а почему ты постоянно говоришь о Роберте? — поинтересовался Учиха, пиная перед собой камень. — Ну, просто мы тут часто гуляли вместе. — Вдвоём или с вами был кто-то ещё? — Это допрос? — усмехнулась Курихара. — Саске, чего ты такой унылый? Мы же гуляем! Смотри, какая вокруг красота, птицы поют, людей практически нет, солнце светит, тепло, хорошо! Учиха криво улыбнулся, пытаясь показать, что ему действительно интересны все эти птицы и деревья, на которые пыталась обратить его внимание Акеми. — Я знаю, куда мы пойдём! — вдруг воскликнула девушка и взяла парня за руку. Кажется, такой радостной он её ещё никогда не видел. — Здесь есть одна замечательная аллея. Пойдём. — И чем же она замечательна? — еле поспевая за Курихарой, спросил Саске. Она молча продолжала тащить его куда-то. Аллея, пожалуй, отличалась от других только своим неблизким местоположением, поэтому людям было просто лень сюда переться. А так, всё те же деревья, та же вытоптанная трава, палки под ногами, несколько скворечников. — Смотри, он всё ещё здесь! — и Акеми побежала к какому-то кусту. — И что это? Ленточки какие-то, — на ветках куста было прицеплено множество разноцветных кусков материи, на каждом из который было ещё что-то написано. — Это память, — сообщила девушка и принялась что-то искать. — Ох, она тоже по-прежнему тут, — она показала на выцветшую затёртую фиолетовую ленту. Саске подошёл поближе, чтобы рассмотреть объект какой-то памяти. На ленте были выведены ручкой буквы, размытые и почти невидимые. — Что тут написано? — На долгую память о самых лучших временах нашей юности, — словно наизусть ответила Курихара. Учиха повертел ленту в руках, но так и не понял, к чему была эта надпись, этот куст, эти традиции. — Теперь её можно уже выкинуть, — с грустным вздохом продолжила Акеми. — Не сбылось... Не сбылось. — Что не сбылось? — Есть такая примета, что любящие друг друга люди должны оставить память о своих отношениях, привязав ленту с подобным текстом на специальное дерево или куст. По идее, после этого они никогда в жизни не расстанутся. — А как понять, какой куст нужный? — Ну, видишь, сколько тут лент? Значит, это тот самый куст. — Какая-то странная и глупая примета, — крутя руках шёлковую ткань, произнёс Саске. — Согласна. Дай мне её, я выкину, — она взяла ленту, но выкидывать не стала, положив в карман брюк. — Пойдём домой, нагулялись. Учиха заметил, как погрустнела Акеми после этой прогулки к памятному кусту. Видимо, что-то её связывало с этой приметой, куском фиолетовой материи и надписью на ней. Саске чувствовал, что это, должно быть, как-то относилось к Роберту, но старался как можно меньше прокручивать такой вариант у себя в голове. Мало ли в чём причина такой резкой смены настроения у Курихары, у неё, по-моему, это вообще характером заложено. — Помнишь, после той ссоры ты спросил, хотела бы я быть с тобой всегда, стать твоей женой, завести семью, детей? — тихо спросила девушка, пока они возвращались на центральную аллею, откуда было рукой подать до дома. — Допустим, — хмуро ответил Саске, уже подзабыв, что когда-то нёс такой бред. Пораскинув немного мозгами, подождав какое-то время, он понял, что поторопился со своими предложениями, рано ещё, не готов ни он, ни их отношения к выходу на новый этап. — Я тебе отказала... Я думала, что ты просто был в не совсем вменяемом состоянии, поэтому и нёс всякую чушь. А сейчас ты бы что сказал? — Не знаю. Это слишком сложные вопросы. — Наверное, да, — Акеми задумалась. — А вот я, пожалуй, сейчас согласилась бы. Саске усмехнулся, а потом до него вдруг дошёл смысл только что сказанных девушкой слов.***
Парень не знал, с кем бы поделиться этой новостью, кто мог бы дать ему стоящий совет. Итачи? Ни в коем случае. Какаши? Нет, тот, скорее всего, никогда не сталкивался с подобным, он не скажет ничего полезного. Орочимару? С таким же успехом можно просить помощи у Хидана, может, толку и то больше будет. Саске до вечера ходил, будто в воду опущенный, витал где-то в собственных мыслях, машинально отвечая на все вопросы, кивая на всё, что слышал. Не легче было и Хидану. Этот никак не мог осознать, почему вчера так легко отдался Итачи. Что им руководило в тот момент? За каким хреном ему это было нужно? Но больше всего отступника удивляла реакция Учихи, словно тому было совершенно плевать. Переспали и переспали, подумаешь, каждый день же такое случается. А Хидан не находил себе места, боялся лишний раз взглянуть на напарника, спросить что-то. Думал только о том, чтобы не видеть этот полунасмешливый повелительный взгляд бездонных глаз, чтобы не слышать этот бархатный, всегда спокойный голос, не чувствовать это ровное дыхание, не касаться даже случайно ни миллиметра тела этого человека, если Учиху вообще можно было назвать человеком. Нет, он всё-таки дьявол, змей-искуситель, не иначе. А Хидан — невинная жертва, павшая перед ним и его чарами, как бы странно это ни звучало. — И как это понимать? — этот тембр резко пробрал до мурашек, заставляя содрогнуться. — Хули тебе от меня надо? Они столкнулись в коридоре. Вернее, Хидан ни с кем не собирался сталкиваться, просто Итачи нашёл его первым. Но напарник не пальцем деланный, он и ответить может, если что. — Бегаешь от меня, как неизвестно от кого. — А тебе не похуй? Или я обязан теперь каждую сраную секунду своей жизни рядом с тобой тереться? — Я, может, поговорить с тобой хотел. — С собой разговаривай, блять. Чё приебался? Итачи было смешно. Не думал он, что Хидан может быть таким потерянным, робким и боязливым. Вот как людей Россия меняет! — Ладно, я по делу, — произнёс Учиха. — Надо обсудить кое-что, а то мне скоро отчёт в организацию посылать. Ты, как я понимаю, этим не занимался, так что мне придётся писать от лица нас обоих, и ты должен будешь рассказать, что происходило за те две недели. Что ж, это всего лишь деловая беседа, ничего страшного произойти явно не может. Так думал Хидан и на всякий случай сел не рядом, а напротив Итачи. Тот действительно спрашивал только по делу, иногда делая паузы и выписывая что-то на отдельный листок, так как информации напарник дал много. К середине разговора Хидан совсем расслабился, зная, что ничего не предвещает беды. А с Учихой, как оказалось, можно совершенно спокойно находиться в одном помещении, не боясь, что он тебя убьёт или трахнет. — Прекрасно, — подвёл черту Итачи. — Значит, через пару дней, когда придёт ответ из организации можно начинать. Хидан кивнул. Да, пара-тройка дней и они сделают то, зачем их посылали в этот мир. Вот только Хидан уже не в первый раз задумывался о том, чтобы этого не делать. Ему нравилось в России, потому что тут было спокойно, безмятежно, не нужно было держать кунай под подушкой. По сравнению с их реальностью, где они родились, выросли и вынуждены выживать, как придётся, эта страна и этот мир в целом — просто райский уголок, где каждому шиноби захотелось бы провести свою старость, что-то вроде Дома Отдыха. Поэтому Хидан никак не мог понять, почему же все люди так недовольны своей жизнью здесь. Почему бабки у кассы жалуются на то, что они плохо живут, что у них нет денег, накладывая при этом по пять пачек какой-то крупы и по два батона хлеба. Почему алкаши у подъезда постоянно рассуждают о том, как в России ужасно, и как хорошо где-то за рубежом. Почему все вокруг считают, что родиться в этой стране, чуть ли не приговор. Хидан знал, как бывает плохо на самом деле, что значит родиться не в том месте, в семье не тех людей, да ещё и не в самое лучшее время. По мнению отступника, все россияне были жалкими нытиками, которые не пытаются даже понять, какие проблемы бывают за пределами их «отсталой» страны, из которой можно разве что уехать поскорее, и то не всем это удастся. Но кто будет его слушать? Он для этого мира будет вообще полным психом. — Знаешь, я, наверное, должен извиниться, — вдруг произнёс Итачи, смотря прямо в малиновые глаза своего напарника. Тот нервно сглотнул. — За что? — Я был неправ, когда не придал должного значения вчерашней ситуации. Конечно, это всё получилось совершенно случайно, но я должен был как-то по-другому на это отреагировать. В конце концов, это было очень важно в первую очередь для тебя. — Учиха, ты где уже ебануться успел? — удивлённо поднял брови отступник. — Если я и ебанулся, то только из-за тебя, — усмехнулся Итачи, и Хидану это очень не понравилось, ведь вчера всё тоже началось с простой усмешки и незначительной улыбки. — В принципе, почему бы не попробовать родить что-нибудь серьёзное из всего произошедшего, как ты думаешь? — Что, блять? Нет, ты всё-таки ебанулся. — Значит, нет? Хидан развёл руками, мол, а как ещё? Учиха определённо пытается над ним издеваться. Конечно, его напарник мазохист, но не до такой же степени! — А вот глаза твои определённо так не думают, — заметил Итачи. — Чё ты до моих глаз доебался? Они вообще думать не умеют, они тупые. — Если бы я не знал Итачи, то решил бы, что вы тут воркуете, как парочка влюблённых, — саннин появился в своём стиле — тихо, неожиданно, сзади. — Слышь, блять, ты какого хуя припёрся? — тут же угрожающе начал подниматься со стула Хидан. — Тише, — успокоил его Учиха, сделав жест рукой. — Это же просто шутка, — и тут же добавил. — Хотя я не помню того момента, когда Орочимару отличался чувством юмора. Змей тем временем неторопливо поставил чайник на плиту и сел, ожидая, пока он закипит. — Мы тут как бы разговариваем, — напомнил Итачи. — Я вам мешаю, что ли? — Да он совсем охуевший! — Тише, Хидан. Не надо устраивать конфликт из ничего, — и тут же обратился к саннину. — Орочимару-сан, кстати, готов вам сообщить, что мы согласны на ваши условия. — Условия? — Вы берёте большее, что не входит в сферу наших интересов, а мы — меньшее, но нужное, — напомнил Итачи. — Это же просто прекрасно! Что ж, тогда договорились. Но хочу отметить, что любое нарушение данного уговора будет означать, что мы имеем право переходить к экстренным мерам, вплоть до вашего уничтожения. «Кто кого уничтожит, это ещё очень большой вопрос», — подумал про себя Итачи. И они обменялись рукопожатиями в знак заключения сделки.