***
Саске прошёлся по комнате, внимательно смотря на Хидана, который сидел на матрасе уже около получаса. Отступник просто сидел, обняв колени руками и периодически покачиваясь из стороны в сторону, создавая вид душевнобольного. — Долго ещё раздражать будешь? — поинтересовался Учиха-младший, подойдя к зеркалу. — Пока твой брат не попросит прощения. — Значит, хоронить тебя на этом матрасе? Не будь наивен, подонок Итачи никогда ни перед кем не извиняется. Ну, разве что за разбитую в детстве тарелку перед мамой, — Саске потянулся, рассмотрел своё лицо, удовлетворительно кивнул сам себе и пошёл обратно. — У меня на языке давно вертится вопрос. Почему мой брат такой странный в последнее время, да ещё и с тобой вечно таскается? Хидан поднял глаза на Учиху, умастившегося на стуле и закинувшего ногу на ногу. Немного подумав, отступник со всей серьёзностью в интонации сообщил: — Мы играем в города. — В города? — лицо Саске нужно было видеть. — То есть вы сваливаете ото всех в комнату, запираетесь там, чтобы играть в города? — Конечно. А ты что подумал? — Ну, знаешь, чего тут только не подумаешь... — парень в растерянности почесал затылок. В комнату вернулась Акеми, мрачная до невозможности, с испорченным на оставшийся вечер настроением. — Представляешь, — тут же подлетел к ней Саске. — Эти двое в города всё это время играли. В города! А я уже такие догадки начал строить... — Какой ты молодец, всё выяснил, — рассержено произнесла девушка, присаживаясь на диван. — Это у тебя, наверное, в брата. — Что-то случилось? Кстати, чайник вскипел? — Да, что-то случилось. Нет, чайник не вскипел. Если тебя это так волнует, иди на кухню и попроси его поторопиться. — Акеми, ты чего? Девушка демонстративно отвернулась от него, показывая своё нежелание сейчас общаться с кем-либо. Хидан закатил глаза и что-то пробормотал про баб и их заскоки. — Так, что могло случиться за полчаса твоего пребывания на кухне? — Узнай у своего брата. Знаешь, я думала он нормальный человек, но нет, и этот идиотом оказался. — В смысле и этот? А кто ещё? — тут же выступил Хидан. — Да вот стоит передо мной сейчас. — Что сказал тебе Итачи? — тем временем продолжил Саске. — Понятия не имею, зачем он до меня докопался. Сначала втирал что-то про умение скрывать страх, потом спрашивал, почему я вас не боюсь, а потом гнал какую-то дичь про глаза и волосы, которые у меня, видите ли, не как у всех японок! — Секунду, блять, — влез Хидан, отталкивая Учиху-младшего в сторону. — Ты назвала меня идиотом?! Да как ты вообще смеешь! — Ой, да иди ты на хрен, задолбал уже. — Джашин-сама покарает тебя за такие слова, безбожница! — И его с собой забери. И Итачи прихватить не забудьте, — Акеми поднялась со своего места и направилась в сторону двери. — Господи, хоть бы вы все провалились. Она сняла с крючка куртку, быстро надела балетки и вышла из квартиры, оставив Саске и прочих, уже пришедших на гневные возгласы, лиц в замешательстве. Где-то на кухне просвистел чайник. — Что это было? — спросил Орочимару, прежде, чем Учиха-младший стремительно вылетел за дверь вслед за своей девушкой. — Да хуй поймёшь баб и этих, — Хидан кивнул в сторону Итачи. Происшествие быстро сошло на нет. Все разошлись по комнатам, чтобы предаться тем занятиям, которые они побросали несколько мгновений назад. В принципе, чего только не случалось в этой квартире, а эта ситуация также не представляла из себя что-то удивительное. Не было смысла обсуждать её, давать какую-либо оценку и рождать теории и догадки, касаемо какого-нибудь эпизода. Вот только Хидан так не думал. — То есть я должен сидеть, засунув язык в жопу, а ты имеешь какое-то блядское право в лоб спрашивать об этом? — негодовал он, стоя напротив Итачи. Учиха-старший не чувствовал себя ни виноватым, ни жестоким, ни моральным уродом, он просто выполнил один из пунктов своей работы. Поэтому шиноби мог спокойно сидеть на матрасе, рассматривая облупившийся лак на ногтях. — Во-первых, — вздохнул Итачи, переводя уставший взгляд на напарника, — я главный в нашей паре. Во-вторых, когда-нибудь стоило приступить к делу. — А я, блять, значит, не могу приступать к делу? — Ты слишком не дипломатичен. — Зато ты — верх ёбаной тактичности, судя по тому, как эта баба была рада после вашей беседы. — Кстати, несколько минут назад ты был на меня смертельно обижен, неужели я заслужил прощение? — глаза Итачи лукаво блестели в полумраке комнаты. — Пошёл ты нахуй, это был рабочий разговор. — Ладно, я так и понял. Хидан отсел на другой край матраса, изображая великие страдания. Но спальное место не предполагало слишком большого пространства между двумя отступниками, даже, если бы они максимально друг от друга отодвинулись. Посему присутствие Итачи всё равно было в опасной близости от его напарника. — Актёр из тебя никакущий, — проговорил Учиха, специально пододвигаясь к Хидану. — Не мог бы ты сдвинуть свою прекрасную задницу правее? Я хочу поправить подушку. И вообще надо бы лечь спать, хоть высплюсь за долгие годы. — Семь вечера, — буркнул Хидан. — Раньше лягу — раньше встану, — пожал плечами Итачи и прошептал своему напарнику в самое ухо. — А выключатель около двери, да? Отступник вздрогнул, ощутив горячее дыхание на своей коже. Учиха, определённо, издевался. Только непонятно, зачем? — Поспишь со светом, — хмуро отозвался Хидан и поднялся со своего места. Лучше он сейчас уйдёт к Орочимару и остальным, не очень приятным для него людям, чем проведёт ещё хотя бы пять минут с этим ублюдком.***
А Акеми и Саске стояли около подъезда, и парень уговаривал девушку вернуться обратно в квартиру. По вечерам уже было прохладно, она может простудиться. — Нет, ноги моей там не будет, пока твой брат не уйдёт. — Да куда он уйдёт? — разводил руками Саске. — Ты же сама понимаешь, что это физически невозможно. — А мне пофиг. Пусть хоть на улице теперь бомжует. Меня вообще уже всё достало. Твой брат, который считает, что имеет право спрашивать всё, что ему вздумается, Хидан этот вечно ходит полуголый, Орочимару со своими маразматическими закидонами, Кабуто и Какаши просто ни черта не делают, зато жрут и занимают место. Я не могу больше это терпеть! — Приехали... — протянул Саске, садясь на ступеньку. — И куда же их всех деть? Может, попросить убраться в Коноху? — Попроси, — категорично заявила Акеми. Учиха чуть насмешливо посмотрел на неё. Девушка стояла, скрестив руки на груди, с таким непоколебимым видом, будто действительно была убеждена, что он в силах убрать всех конохчан и членов Акацуки одним щелчком пальцев. Да, Саске самому иногда хотелось, чтобы в их квартире не было никого, кроме него и Курихары. Они имели на это полное право, как любящие друг друга люди, вот только возможности для этого, к сожалению, не было. — Значит, ты точно не вернёшься домой? — Нет. — И куда же ты пойдёшь? — Да хоть куда. Вон, у Сары квартира свободна теперь. Или к Нарине в общагу, у неё всё равно соседка съехала. Могу вообще к Роберту, у него всегда свободно. — Мне бы иметь столько друзей, которые были бы готовы пустить меня пожить в любое время дня и ночи на неопределённый срок. — Саске, — вдруг почти шёпотом проговорила Акеми, присаживаясь рядом с ним на корточки. — Мне сейчас в голову такая безумная идея пришла. А давай вдвоём уедем отсюда, а они пускай тут все остаются? — Я бы с радостью, но куда же мы поедем? — М-м... Ну, можно к Саре... Нет, нельзя, — разочаровано вздохнула девушка. — У меня квартира съёмная, платить за неё всё равно придётся, а у этих денег нет. Даже если их выселят за неуплату, я уверена, они нас найдут. — Эх, видимо, в этом мире нам никак нельзя пожить одним, — не менее разочаровано ответил Учиха. — Даже в Анапе кто-то постоянно находился в нашем домике. — В Анапе было хорошо. Там море, тепло, — Акеми села рядом со своим парнем, положив голову ему на плечо. — А в кафе был вкусный шашлык. — И не так-то дорого, — обнимая её, согласился Саске. — А ещё мы там все стали как-то ближе друг к другу. Даже твои друзья меня приняли. И Итачи меня не так бесил, вроде бы... Да, в Анапе было очень хорошо. Я, наверное, хотел бы ещё раз туда съездить. Только обязательно снова всем вместе. — Чтобы в нашем домике кто-то жил? — улыбнулась Курихара. — Ну, вот только, пожалуй, без этого. Пусть все будут по своим комнатам, а мы отдельно. Они продолжали сидеть на ступеньках перед подъездом в обнимку, вспоминая, как хорошо было в отпуске. Становилось ещё прохладнее, и зажглись первые фонари, несмотря на довольно светлое небо. Тем не менее, подниматься в квартиру совсем не хотелось. Мимо них прошла какая-то старушка, поинтересовавшись, не надо ли им внутрь, но они лишь отрицательно помотали головами. Потом из подъезда вышел мужчина средних лет с большой чёрной, косматой собакой на поводке. Он присвистнул, поглядев на сидящих на ступеньках Саске и Акеми, и направился по своим делам, думая о том, что когда-то также допоздна сидел со своей женой на лавочке в парке. — Ну, пойдём обратно? — спустя приличное время от всех вышеперечисленных событий, спросил Учиха. — Так не хочется. — Знаю, но иначе мы просто замёрзнем. Это была бы слишком глупая смерть, согласись. Тем более, для меня. Акеми покачала головой, укоризненно взглянув на парня. Только о себе, да о себе. — А вообще, — уже почти открыв дверь, сказал Саске. — Хорошее есть всегда и везде. Вот, казалось бы, день был так себе, даже ужасен. Но потом мы посидели тут с тобой, и стало гораздо лучше. Как же мало нужно для счастья. — Да, особенно, если у тебя есть любящий человек, с которым можно провести вечер на ступеньках у подъезда, — уточнила девушка. Саске был с ней согласен. Конечно, не у всех всё так хорошо, как у них. Может быть, кто-то сейчас сидит в своей квартире или вообще на маленькой тесной кухне в коммуналке и думает о том, как бы поправить своё финансовое положение, ведь занимал уже, у кого только мог. Но Учихе было плевать на весь остальной мир, когда рядом была Акеми.