С приветом из Конохи!

      Нарине проснулась от телефонного звонка. Посмотрев на абонента, вызывающего её, девушке пришлось немало удивиться, ведь звонила сестра. Они не разговаривали с того момента, как Валесян уехала учиться в Россию, то есть около трёх лет. В принципе, из родных никто не беспокоился о Нарине, так что она бы не удивилась, если бы они вообще забыли о её существовании. Конечно, можно тысячу раз списывать всё на дорогие тарифы по звонкам между странами, тяжёлое положение в Одессе, нехватку времени, но армянка слишком хорошо знала свою семью. Пожалуй, единственным человеком, который пытался хоть что-то дать девушке, была Аргине, но бабушка имела слишком устаревшие взгляды на жизнь.       — Да, Ануш? — зевая, поздоровалась Нарине, искоса бросая взгляд на часы.       Было почти двенадцать ночи, и девушка с горечью осознала, что уснула в семь вечера, так и не дочитав дурацкий параграф в учебнике. Хотя какая уже разница на все эти оценки, зачёты и учёбу в целом? Они всё равно уезжают в Коноху, так что можно на пары не ходить вовсе. Валесян именно это и делала бы, но в таком случае пришлось бы напоследок потрепать нервы в разговорах с преподавателями и ректором, в следствии чего был риск потерять комнату в общежитии, а до конца октября она должна принадлежать ей при любых условиях, иначе придётся жить в коробке на улице. Когда-то Аргине прочила именно такое будущее для своей внучки.       — Бабушка умерла, — ровным голосом, будто ничего и не произошло, сказала сестра. — Поскольку ты часть нашей семьи, то имеешь право знать.       Звучало до идиотизма смешно. Какая же Нарине часть семьи, если её даже с днём рождения там поздравляли через раз, если мать ни разу не читала ей сказок на ночь, если Ануш, когда её просили присмотреть за сестрой, запирала её в комнате и только приносила тарелку супа с кружкой чая, чтобы та не ныла, что хочет есть? «Часть семьи»! Ну, спасибо, что хоть не забыли.       — Боже, — Нарине села на стул, чувствуя, как ноги начинают подгибаться. — Как же? Почему?       — Вообще-то людям свойственно умирать, если ты не знала. Ладно, поздно уже, мне пора. Похороны через два дня, столько хлопот теперь.       Валесян не сразу сообразила, что сестра отключилась, поэтому несколько раз шёпотом повторила свой вопрос. Нельзя сказать, что армянка слишком сильно любила свою бабушку, ведь в детстве и юности она ненавидела эту «чёртову старуху». Однако, если так подумать, то кому кроме неё Нарине была нужна? Да никому. Аргине, хотя и держала внучку в рукавицах похуже ежовых, но всё-таки её учение какой-то толк возымело. По крайней мере, Валесян всё ещё не спилась, не скурилась, не заболела сифилисом, не залетела... Видимо, мысль о том, что бабушке не понравилось бы то или это, присутствующая в голове Нарине постоянно, действительно дала какой-то эффект. А ещё именно Аргине настояла на обучении в Питере. Выходит, что девушка обязана ей своим будущим и большей половиной жизни.       — Мелли, прошу, возьми трубку, — умоляла армянка, прекрасно зная, что подруга строго держит режим и не ложится позже десяти. Но сейчас плевать на это, Уотерс обязана ответить на звонок и дать совет.       — Что случилось? — тихо и сонно раздалось на том конце провода, и Нарине счастливо вздохнула. Ей есть кому высказаться.       — Мне сейчас звонила Ануш и сказала, что бабушка умерла. Через два дня похороны. Мелли, я не знаю, что мне делать. Может, стоит приехать к ним?       — Если тебе кажется, что это необходимо, то езжай и не думай.       — Но вдруг у меня не получится взять билеты? Ты же знаешь, как сейчас всё сложно с Украиной, а мне ещё и в Одессу. К тому же, вряд ли меня там ждут...       — Если бабушка тебе действительно дорога, то никакие проблемы не помешают и ничьё мнение не будет тебя волновать, — произнесла Мелисса. — Поговори с Сарой, у неё, мне кажется, есть знакомые, которые могли бы помочь с билетами. Прости, мне завтра рано вставать.       — Я понимаю. Спасибо, что выслушала.       Хоть Уотерс ничем особенно ситуацию не улучшила, но он помогла подруге собрать мысли в кучу и принять важное решение. Нарине поедет в Одессу, чтобы проститься с бабушкой. Неважно, как на это отреагирует семья, совсем плевать на то, что решат в универе из-за её отсутствия. Пусть исключают, если им так надо, бабушка дороже.       — Сара, мне нужна твоя помощь, — твёрдым голосом сказала Нарине, чтобы Шпеер поняла, насколько всё серьёзно.       — Слушай, давай не сейчас, — девушка ответила как-то неестественно слабо и устало, что уже насторожило Валесян. — День сегодня был откровенно плох, я хочу поспать и ничего больше. Прости...       — Сара, у меня умерла бабушка, мне нужны билеты в Одессу. Срочно. У меня нет времени ждать.       — А мне мать наговорила кучу проклятий и заявила, что я больше ей не дочь, и что теперь? Я же не начинаю выносить вам мозг из-за этого. Подумаешь, не кинешь ты горсть земли на крышку гроба, мир на этом не сошёлся. Да, не спорю, это всё печально, грустно, я соболезную, но, блять, Нарине, мне сейчас морально плохо. Мне реально плевать на всё, что там у тебя происходит. Можешь даже обидеться на меня из-за этого.       Валесян только сильнее сжала телефон и процедила сквозь зубы:       — Мне насрать на то, что ты думаешь. Просто найди мне один ёбаный билет в Одессу. Я знаю, что ты можешь это сделать, и просто по-человечески тебя прошу.       Шпеер хотела отключиться, поскольку действительно не видела причины сейчас помогать Нарине. Даже, если они навсегда поссорятся. Сгорел сарай, гори и хата, но в этот момент армянка сказала то, что в корне поменяло решение Сары.       — Если бы кто-то из твоей семьи умер, ты бы тоже поехала, несмотря ни на что. Ты бы также звонила всем, кто мог бы помочь, тебе было бы всё равно, в каком они настроении, что делают и чувствуют. Тебе просто нужна была бы помощь, которой ты бы добилась любым путём.       Девушка задумалась. Нарине говорила правду, потому что семья всегда для Сары была на первом месте, даже сейчас, когда они отреклись от неё.       — Хорошо. Я поняла тебя.

***

      До Одессы оставалось около двух часов езды. Нарине сидела и смотрела в окно поезда, в плацкартном вагоне которого находилась. Боковушка у туалета — предел неудачи, но девушке было абсолютно всё равно, ведь главная цель ещё не достигнута. Валесян с сильным волнением узнавала места, проносящиеся мимо неё, и боялась, сама не понимая, чего. На похороны она бы не успела, как ни крути, потому что хоронят с утра, а сейчас уже двенадцать, так что в перспективе оставались только поминки.       Семья Нарине жила в одном из типичных одесских двориков, коих по городу было сотни, если не больше. Все квартиры на втором этаже были заняты родственниками девушки, а на третьем и первом проживали какие-то евреи, украинцы, русские и дед из Словакии.       — Мама, мама, а почему они едят во дворе? — мальчик лет шести вместе с полной женщиной, развешивающей бельё, стояли на балконе, с интересом наблюдая за происходящим внизу.       — Поминки у них. Аргине-таки преставилась.       — Мама, а что это значит?       — Что она-таки умерла.       — Мама, а наша бабушка когда-нибудь умрёт?       — Фима, не гуди, я ни что не слышу! — не выдержала женщина, громко ставя таз на перила. Она не меньше сына интересовалась подробностями смерти Аргине, которую знала очень много лет.       За большим столом во дворе постепенно собирались скорбящие. У многих были печальные лица, и лишь у пары человек в глазах застыли слёзы. По сути, большинство присутствовало, потому что это традиция, которую надо поддержать, потому что Аргине все уважали, хотя далеко не все любили, потому что они семья, как бы им того не хотелось. Была постелена чистая, идеально белая скатерть, ведь усопшая всегда требовала высшего качества в исполнении какого-либо дела. Еды было больше, чем на свадьбу, и она была настолько разнообразна, что любой шведский стол в самом дорогом отеле мира с завистью курил бы в сторонке.       Калитка забора противно скрипнула, привлекая внимание всех, кто хоть каким-то образом участвовал в действии, и на двор зашла девушка, которую, кажется, здесь никто не ждал.       — День добрый, Нарине-джан, — кивнул ей старик Левон, сидящий на табуретке с краю стола.       Девушка учтиво кивнула ему, не решаясь сказать ни слова или подойти ближе. Она видела, как развернулась её мать, услышав старика. На лице Меланьи отображалась грусть, смешавшаяся с недовольством от приезда дочери. Да, здесь ничего не изменилось. Все по-прежнему не считают Нарине частью семьи, всё также не ждут её. И на что Валесян вообще надеялась, слушая сестру тем вечером?!       — Проходи, раз приехала, — женщина указала на место сбоку от неё, и девушка нерешительно двинулась туда.       Ей хотелось развернуться и уехать обратно, ведь билеты до Питера были, спасибо Саре и её полезным знакомым. Тем не менее, её не погнали сразу же, как только она открыла калитку, а даже предложили сесть.       — Зачем ты здесь? — спросила Ануш, когда поминки были в самом разгаре.       На улице уже зажглись фонари и заметно похолодало, поэтому Меланья послала дочерей принести пледы. За столом оставались только те, кто действительно относился к смерти Аргине не формально. Ушли старики, ушли женщины с маленькими детьми, которых пора было укладывать спать.       — Потому что надо почтить память бабушки, — ответила Нарине.       — Ты никогда не любила её, не вижу смысла изображать из себя неизвестно что.       — Я, может, и не говорила ей или кому-нибудь ещё об этом, но я ей благодарна. Она сделала всю мою жизнь. Только из-за неё я сейчас стою здесь, а не лежу в похожей могиле.       — И ради этих слов ты два дня пёрлась сюда?       — Да, ради этого, потому что бабушка мне дорога. Мне плевать, ждали ли вы меня, хотели ли видеть, но я здесь.       Ануш усмехнулась, откладывая плед в сторону.       — Значит, она ничего не сделала, не добилась своей цели.       — О чём ты?       — Бабушка всегда хотела от тебя избавиться, как и мы все. Думаешь, она просто так отправила тебя на учёбу в другую страну? Думаешь, она просто так постоянно принижала тебя, вызывая ненависть? Всё для того, чтобы ты поскорее свалила отсюда.       — Я не поверю в этот бред, даже не думай.       — Как знаешь. Мне-то нет смысла врать, — Ануш подхватила пледы и вышла из квартиры, оставив сестру наедине с мыслями.       Нарине мотнула головой. Все эти слова выглядели логичными и правдивыми, казалось бы, абсолютно не к чему не прикопаться. Однако Валесян не поверила. И правильно сделала, ведь Ануш безбожно врала.

***

      Перед самым поездом Нарине прогулялась до кладбища, которое, к счастью, было не так далеко от дома. Ей нужно было увидеть могилу бабушки напоследок, ведь девушка никогда больше не сможет сюда вернуться. Семья никак не отреагировала на её заявление об отъезде в «другой город», откуда она не приедет никогда. Меланья пожала плечами и сухо пожелала удачи, чтобы сказать хоть что-то и не выглядеть в глазах того же Левона абсолютно безразличной к дочери. Ануш усмехнулась и театрально поблагодарила Бога, который навсегда избавил их от сестры.       Валесян медленно ходила по перрону, перекладывая из руки в руку бумажный стаканчик из-под кофе. Ночной поезд задерживался, и девушка начинала переживать, как бы это не было связано с политической ситуацией стране, ехать-то всё же в Россию, а не в какой-нибудь Житомир. В голове по-прежнему звучал один и тот же вопрос: как она могла реально поверить в то, что семья о ней беспокоится, раз сообщила о смерти бабушки. Можно было сразу догадаться, что звонок Ануш был абсолютной формальностью, её, наверное, просто заставили.       Не прошло и двух часов, как девушка уже сидела в своём вагоне, медленно доедая растворимое пюре. На поминках она не съела ничего, кроме нескольких кусков хлеба, потому что отчего-то было неудобно сидеть за одним столом с людьми, которые не переваривают тебя, а уж тем более есть то, что они приготовили. Нарине была чужой на этом празднике жизни, впрочем, как и всегда.       — А вы куда едете? — поинтересовалась девушка, делившая с Валесян место на боковушке.       Она была из тех, кого называют «удобными соседями», которые занимаются своими делами, абсолютно не замечая твоего присутствия. Они не достают разговорами, не начинают располагать своё барахло, занимая им всё свободное пространство, не едят какую-нибудь жареную курицу или варёные яйца, закусывая бутербродами с колбасой, создавая непередаваемое словами амбре. У них нет маленьких детей, постоянно плачущих или устраивающих истерику, потому что папа не купил на остановке какую-то хрень в ларьке. Они не являются старыми бабушками, которые не спят по полночи, бродя туда-сюда по вагону, и уж тем более не входят в эти огромные группы молодых студентов, которые считают своим долгом начать в пять утра играть на гитаре, устраивая всем пассажирам ранний подъём.       Девушка-соседка просто молча читала книгу, забравшись на своё место с ногами и попивая чай из собственной пластиковой кружки. И это было именно то, что нужно для Нарине.       — В Питер, — ответила девушка, смотря на застывающее пюре, с которым никак не могла покончить.       — А я до Москвы. У меня там муж, дети, — как-то одновременно мечтательно и печально произнесла соседка. — А у вас есть дети?       — У меня даже семьи нет, какие дети? — усмехнулась Нарине.       — А как сейчас в Питере? Я просто переехала оттуда несколько лет назад, — после короткого молчания спросила девушка и тут же продолжила, не дожидаясь ответа. — Я в детстве жила в коммуналке со своими родителями и братом. Там было столько хороших людей, хотя обычно с соседями редко везёт.       — У меня друг тоже в коммуналке жил. Про какого-то деда с орденом рассказывал, алкаша и мужика с ларьком.       Девушка вдруг резко повернулась к Нарине, услышав что-то знакомое в её словах.       — Простите, как зовут вашего друга?       — Витя.       — Суханов?       — Да, а вы знакомы?       — Мы жили с ним вместе в коммуналке. Я Женя. Когда встретите его, передайте привет.       Как иногда бывает тесен мир, однако.       Вернувшись в общежитие, первым делом Валесян посмотрела в календарь. Минус четыре учебных дня в универе, плюс куча проблем. Не страшно, разберётся. Всегда можно взять какую-нибудь справку, что приболела, а убеждать Нарине умеет почти на том же высоком уровне, как Сара.       Девушка легла на кровать и вдруг услышала над ухом противное пиликанье телефона. Пришло уведомление, сообщающее, что до отъезда в Коноху осталось два дня.