Посмертная маска

Их лица не выражали ничего. Точнее мне так казалось по началу, когда наблюдала за их статичными позами. Раз они ничего не предпринимали, значит, ничего не чувствовали. Но позже я выудила кое-что из глаз Джэхёна и слов Кино. Второй мрачно надвигался на меня, и я думала, что кинет напоследок что-то в своем репертуаре. Мол, теперь ты моя; или я же говорил, раньше надо было дать мне руку. Но он просто растаял в пространстве, когда поравнялся со мной. С моих ушей будто слетела пелена, звуки прорезали слуховой аппарат — и это были звуки биения моего сердца на приборах. Тогда и только тогда я всерьез восприняла отсутствие мамы рядом со мной, которая до этого почти не отходила от кровати. Я обратила взгляд на Джэхёна, который, вставая с подоконника, даже взглядом не удостоил моего тела, зато уныло оглядел пустующий мамин стул. Не может быть. — Нет… — прошептала я. — Нет, — уверительно произнес он. — Твоей маме подурнело, но ей своевременно помогли. И он направился к выходу, будто сдал смену дозора и больше от него ничего не требовалось. Я громко выдохнула, получилось само собой. И после этого шума, его голос у двери снова зазвучал. — Ты за братцем-то своим следи, — полусочувственно полупрезрительно посоветовал он. Наверное, из сочувствия здесь были только прямые ассоциации с его сестрой, ведь он и сам братом являлся, и соответственно страх за её будущее. Я резко развернулась вровень со звуком раскрывающейся палатной двери. — О чем ты? Брат был здесь? — Кажется, напугал твою мать. — Не могут они так… — Я говорила о том, что призракам не дано умение показываться людям вот просто так. Но на самом деле в первую очередь я имела в виду, что он бы не посмел причинить маме вред. И позже темнеющей в небе волной цунами меня настигала мысль, что и показаться ей, и навредить он мог при одном единственном раскладе — если стал злобным духом. Я гнала эти мысли, гнала… — Я лично его не видел, — продолжил Джэхён. — Слышал только её возгласы "сынок" и "Тэиль". От сердца отлегло, хоть мрачные мысли и не отпустили. И уже, наверное, никогда не отпустят, пока я воочию не увижу брата. Вот так вот просто, воссоединение после смерти. До абсурда тривиальная мысль в моей голове теперь. Но даже в моей новой жизни, где, если не все возможно, то встреча с умершими родственниками так точно, все было нелегко. Если Тэиль не хочет, то скорее всего, найти я его не смогу, даже в такой продуктивной команде с Чеён. Когда я вышла из палаты, то увидела уже удаляющегося на лестнице на второй этаж этого отделения Джэхёна. И как-то отвлечённо помыслила, каким образом он оказался рядом и слышал, и видел маму. Хотя его путь к сестре всегда лежит через этот коридор, но все же как удивительно повезло. И после этого заключения я больше не смогла подумать о чем-то другом. Я в самом прямом смысле почувствовала недомогание. Как будто моя голова могла кружиться, а живот тошнить. И мои ноги вдруг потеряли опору, но не потому что я упала. Пол подо мной вдруг просочился, будто я была водой. И уже тогда я приняла горизонтальное положение. Я падала вниз. Сквозь полы и потолки. Раз за разом очередной пласт пропускал меня через себя, как будто так и положено. И я, свернувшись калачиком, смиренно ожидала, когда упаду до самого фундамента больницы. И может даже ниже... Но вдруг на моем пути оказалась преграда. Чьи-то крепкие руки и недовольный взгляд приветствовали меня после этого нежданного увлекательного путешествия. Тень от его головного убора щекотала мой разжиженный в полёте разум, но тот как-то медленно активировал инстинкт самосохранения. В итоге я, осознав, что касаюсь жнеца, выскочила из его рук и ещё отошла на метр для надёжности. Мы стояли в холле. Кино был недоволен. — Я же говорил тебе не отдаляться от своего тела надолго. — Я теряю силы… Как глупо было полагать, что я неуязвима в таком состоянии. Как мне в голову не пришло, что стены, через которые я с лёгкостью прохожу, могут оказаться и под ногами, и тогда это не будет таким полезным побочным эффектом эфирного тела. Как быстро все может перемениться, оказывается. Вот ты идешь совершенно счастливый и беззаботно напеваешь песенки в свой шарф и вдруг — больничная койка, кома, проблемы с давно погибшим братом. И земля проваливается у тебя под ногами, и ты летишь в свободном полете, уже ничего не в силах поделать и что-то исправить. Перемотать время, оказаться снова на 6 этаже, встать на другое место, сказать другое слово. Или может, куда ни заворачивай, судьба настигнет тебя. Ты обречён лететь вниз даже без угрозы разбиться, просто падать. И однажды оказаться в чьих-то руках, так естественно и вовремя, как будто действительно все предрешено в этой жизни и даже после. Вынужденные объятья Кино к себе не располагали, но метафора в моей голове выглядела как вполне уместная и четкая. Я взглянула за спину жнеца, где Идон мило беседовал со своим подопечным, которого мы с Чеён сегодня нашли. Кино на мой прием не повёлся и неустанно глядел на меня, выражая насупленными бровями свое недовольство. Как будто ему не легче будет, если я скорее помру. — Чего ты не радуешься? Чем быстрее моя оболочка сдастся, тем быстрее ты сдашь это дело, — как-то чрезмерно ядовито прыснула я, будто не о своей жизни говорила и будто Кино был исчадием ада, которое самолично сломало все мои надежды на светлое будущее. Мои опасения, что он такой тон посчитает оскорбительным, оказались напрасны. — Мой висяк никуда не денется, только теперь ты будешь окончательно мёртвой. — Нет, ну почему, — иронично продолжала я. — Я вся ваша буду, если уж окончательно умру. Чего уж там пытаться… Кино смерил меня невпечатленным взглядом. — Все вы так говорите. — Сложилось впечатление, что он шутил, по крайней мере голос его не звучал обиженно или удручённо, что соответствовало бы фразе. И как-то я расслабилась и подумала, что мы давно разрешили проблему, где я распоряжаюсь своим духом, как вздумается — что проблемой-то являлось только для него. И уже довольная направилась к выходу, хотя совсем недавно держала незапланированный маршрут в преисподнюю. — Ты плохо слушаешь? — возмутился Кино моей вольности. — Я вас совсем не слушаю, — задорно съязвила я. И направилась на выход, всем сердцем моля, чтобы жнец не увязался за мной или не настиг сзади и не сжёг мою бедную душу до тла в пламени своей обиды и возмущения. Порой Кино меня удивлял. Точнее удивлял с тех пор, как выпорол меня своей жестокой речью, после которой я даже тени его шляпы страшилась. А теперь он весь такой терпеливый и сдержанный, но строгий педагог. Вроде как этика профессиональная встала у него на первое место нежели эмоции, наличие которых он отрицал. — Эй, душа, ты куда? — услышала я за спиной любопытного Идона. Но на ответе тот не настаивал. *** Первым делом следовало бы навестить маму, но я почему-то решила, что раз Джэхён остался с моим телом в палате, он-то проследил за её состоянием. И она сейчас в порядке. Но в будущем мстительный призрак моего брата — я все ещё не верила в то, что говорю — может снова вернуться. Мне скорее хотелось найти ответы, которые начинать искать следовало с нашего дома. Возвращение туда при смерти выглядело, как никому не нужный выпускной в средней школе. Когда ты ещё уверен, что школьные стены — твой мир на ближайшие два года точно, но смена декораций удручает. И ты не сильно-то прикипел к одноклассникам, но некоторые из них уходят в другие школы, в другие города. И ты вдруг стоишь и пускаешь горькие слёзы, глядя на всё это. Но в этот раз я попыталась удержать жаркую влагу, что образовалась в глубине моих глаз. Часто заморгала, но она не собиралась отступать, пока я не переместилась с порога дома внутрь. А там… Сладкие запахи выпечки; настойчивое шумное вещание оратора с экрана телевизора, что смешивалось с певучим бормотанием мамы себе под нос; громкие шаги Тэиля, который в панике отыскивал по дому ещё одну пару гостевых тапочек, предрекая вслух, что они точно в одном из тайников Нори; снующая туда-сюда по коридору Нори, которая словно чувствовала приход новых интересных людей; и я, мирно раскладывающая столовые приборы в гостиной. Это должен был быть последний вечер. И был. А ещё он был последним таким в этом доме. Тоскливые стены, что ещё помнили форму рамок, некогда висящих на них, встретили меня в его комнате. В свою я заходить не рисковала, достаточно сожалений о потерянном и без того. А в комнате брата жизни уже не было. Мама, к удивлению, не пыталась сохранить здесь все в нетронутом виде, будто Тэиль ещё мог вернуться. Она убрала его вещи в ящики, словно брат готовился к отъезду заграницу на очередной семестр, в дополнение сняла фотографии со стен и убрала постель. Но сдавать комнату отказывалась, даже когда нам было туго с деньгами, а все в нашем районе так делали. И стояли тут эти четыре пустые и лишённые смысла стены и трепетно надеялись, что не будут лишний раз напоминать хозяйке дома о погибшем сыне. В первом же ящике я нашла фотографию Тэиля со своей девушкой. Я каким-то странным образом забыла о ней. А ведь когда она впервые в тот самый вечер официально навестила нас со своими родителями, я потеряла дар речи. Такая она была грациозная, красивая, утончённая. При том, что рост у нее был нешуточный — равнялась с братом. В общем длинноволосая и ослепительная, а звали её Мерми. И ещё она была датчанкой. Так вот эту Мерми, имя которой я секунду назад силилась вспомнить, я даже не видела на похоронах. Честнее будет сказать, я никого не видела. Я все церемонию таращилась на белоснежное покрывало, свисающее с бортика гроба и колыхающееся от сквозняка. И в целом, все события с того звонка и до того, как начался колледж я помнила смутно, если помнила вовсе. Не мудрено, что я забыла о близком Тэилю человеке, когда как выстроила такие стены от мира и от множества важных, хоть и не приятных событий. А ведь я даже хотела когда-то покраситься в блонд, наглядевшись на эту красотку. Будто в прошлой жизни было это. А в следующей меня не волновало ничего, кроме моего горя. Нужно бы узнать, как она поживает сейчас… Если уж, как она справляется, я разузнать не додумалась в свое время. Стала листать записную книжку Тэиля с множеством адресов и телефонов, пока дверь в его комнату плавно открывалась. На эти шуточки сквозняка я не обращала внимания, пока не почувствовала присутствие кого-то рядом. Это было, как зловоние, только на ментальном уровне. Как яростный рев пламени, охватившим целый дом, но исходил этот шум из чернеющей ауры призрака. Передо мной стояло изрытое ранами и язвами эфирное тело Мерми. Мой мозг не сразу разделил шок, с которым глаза уже наблюдали за гостьей. — Я знала, что ты прийдешь. Здесь у тебя нет защиты, — процедила злобно, и весь образ утонченной девушки из моих воспоминаний тотчас испарился. Зато на пустующее место экспрессом подскочили позабытые воспоминания. Обрывки голосов в телефонной трубке. Мои собственные страшные догадки в тот вечер. Ведь Тэиль не мог поехать кататься на мотоцикле один. Та скоростная вечерняя прогулка была их общей. Но то горе, что настигло наши семьи, общим не стало. Я бы и при желании не увидела бы Мерми в крематории среди посетителей. Она была в числе покойников. — Мерми, ты… — Какой неприятный сюрприз, да? — Ты умерла… — ошарашенно произнесла я вслух, когда как первостепенно была поражена не этому, а тому, какой силы злоба кипела в её голосе. И как это отражалось на ее призрачном теле. И невесть что она наговорила маме, что той стало плохо. И что она могла с ней сделать при желании! Я думаю, сил у неё предостаточно, как у того, кто настолько разъярен и спустя год. Сейчас мне было страшно только за маму; мне казалось, что Мерми вот-вот прочтёт мои мысли и стремглав помчится обратно в больницу изводить единственного родного мне человека. И облегчением не стало, что у неё были планы на меня. Ведь после меня за кого она возьмётся? — Мне жаль, — искренне произнесла я, но какой вес теперь имели слова? Мерми даже иронично разулыбалась, потрясенная моим "красноречием", а затем её улыбка стала хищной и злобно сверкнули глаза. — Тебе жаль? Тебе жаль, что ты была без понятия, что не только твой братец помер в тот вечер? Или тебе жаль, что вам всем плевать на этот факт? — она размеренно приближалась ко мне; её движения не выглядели угрожающими, но интонации все прекрасно разъясняли. — Или тебе жаль, что не я одна разбилась? Или что смерть приковала меня к чужой стране, когда как моя семья уже давно улетела с моим прахом, а я даже не могу увидеть дом? — Она сорвалась на крик: — Поэтому тебе жаль?! Нет, мне было жаль за всё сразу. И я представить не могла, что спустя сутки после очередного приступа неверия в брата, смогу понять боль и гнев мстительных призраков и даже оправдать их в собственных глазах. Я не могла только оправдать её нападки на мою маму, а в остальном все понимала. Но, к сожалению, не могла разделить с ней её горе. Оказывается, одной эмпатии недостаточно, чтобы прочувствовать человека или призрака. Я и близко не была на её месте и даже если бы встала туда образно, ничего бы толком не разъяснилось. — Я не представляю, чем могу помочь, — честно сказала я, бегая глазами по её изможденному лицу; по щекам её растекались грязные ручейки слёз. — Помогать тут уже поздно. Я отошла чуть поодаль, не упуская из рук книжку, планируя в будущем отбиваться хоть этим. Мерми тем временем нависла над коробкой мрачной тучей и извлекла ту самую фотографию. Воззрилась на неё с отвращением, как на арт-объект современного искусства, а затем смачно приложила об пол. И так я поняла, что она действительно наловчилась манипулировать предметами вокруг. И значит, меня ничего хорошего не ждало. — Послушай меня... — Я осмелилась заговорить, потому что краем глаза заметила через окно жнеца. Хотелось надеяться, что это был Кино или кто-то из знакомцев, кто пришел на помощь, а не забрать меня окончательно. Вообще можно ли умереть духом, а не телом? Чем мне грозили увечья нанесенные призраком? И собиралась ли она мне вредить на телесном уровне? — Что ты мне скажешь? — Мерми нагнулась к бейсбольной бите у кровати Тэиля. Что ж, исчерпывающий ответ. — Жизнь иногда ужасно несправедлива. Но никто не виноват в том, что с тобой случилось. Никто из ныне живущих точно. — Твой брат виноват, — настаивала она, надвигаясь. — Ты можешь оставить все позади. И найти покой. Звучало, как реклама секты. А ещё это была ложь. Такой, как Мерми, покой не светил. Но что ждало её мне было неизвестно, наверное, оттого я звучала убедительно. Вдруг что-то хорошее уготовано для мстительных призраков после раскаяния? — Вздумала играть со мной? Осознав, что ни капельки я убедительно не звучала, а Мерми скорее всего была осведомлена об уготовленной ей участи, я сделала выпад в сторону окна, чтобы позвать на помощь, кто бы там ни стоял. Но она была резвее и рассекла мое тело пополам. Именно так это и ощущалась. Упав на пол, я даже первое время в неверии замерла и боялась взглянуть на себя. Мне казалось, что бита действительно отделила мою верхнюю часть тела от нижней, настолько это было больно. Но затем наступил момент нулевой чувствительности, как раз похоже на то, когда лишаешься конечности или пальца. К моему счастью, дух мой остался цельным. — Душа моя, восстань! — требовательно, но дружелюбно произнес Идон. Тогда я подняла глаза и увидела, что он, обнимая Мерми со спины, сдерживает её. А мне глазами показывает на дверь, с пути к которой старался сейчас убрать главную из преград. Ещё немного поразмыслив о чем-то далёком, я подскочила и кинулась прочь. Убегая, я то и дело оглядывалась, пока не оказалось на пороге дома, снаружи. Там меня легонько придержал Кино, оттолкнув с края последней ступени, так как недалеко было до пропахивания носом земли. Прежде, чем мой жнец успел сказать что-то по типу "Я же говорил", из окна с характерным звоном бьющегося стекла вылетел Идон.