Безупречен и очень опасен

А вот ночь для Драко началась из рук вон плохо. Рядом не сопел Поттер. Не было и в помине его тепла, а мрачная комнатёнка, в которой никто не предусмотрел ночника, угнетала, будто бы стены и потолок понемногу двигались к её центру. И вот-вот норовили раздавить чужого для этого места человечка. Малфой успокаивал себя, что всё это не более чем дурные мысли, а на самом деле стены у магглов стоят на месте и движутся лишь тогда, когда дом рассыпается на куски. Наверное, не стоило этого представлять. Драко накрыло панической атакой, что сейчас на них, спящих, рухнет крыша и погребёт под собой, оставаясь над их исковерканными телами уродливым надгробием. Он покрутился в постели, укладываясь удобнее. Кровать взвизгнула металлической сеткой и ещё долго и нудно гудела, жалуясь на непоседливого постояльца. Но сон к Малфою не торопился. То ли застрял где-то по дороге, а может, и вообще не собирался удостоить его своим присутствием. В доме было по-осеннему прохладно. Драко ворочался, но потом сдался: поднялся и как был – по макушку завёрнутый в одеяло – пошлёпал в сторону поттеровской комнаты. В доме стояла звенящая тишина. И только издалека (но в этом Драко был не уверен полностью – одеяло глушило звуки) слышалось тиканье часов. Но стоило подойти к дверям чужой спальни, как Малфой нерешительно застыл: в комнате слышались стоны – куда натуральнее тех, что издавала развратная селянка. Драко рванул на себя ручку. То, что он слышал, стоя под дверью, было и вполовину не так страшно, как в самой спальне. Гарри метался на сбитой постели, невнятно просил кого-то не умирать, а кого-то – не убивать. Малфой переступил с ноги на ногу – босые ступни зябли на голом полу, но затем, будто бы отбросив свою нерешительность в сторону, сел рядом с мечущимся Гарри. – Поттер! – Драко потормошил спящего, но тот продолжал стонать и умолять. – Поттер! Тело под ладонью Малфоя застыло, раздался негромкий всхлип, и Гарри сел на развороченной кровати, хлопая глазами, из которых градом катились слёзы. – Я разбудил тебя? – сорванно хрипя, прошептал Поттер. – Прости. – И давно тебя мучают кошмары? – Драко ещё плотнее завернулся в кокон одеяла, чувствуя, как от его ног холод перебирается дальше, к коленям. – Сколько себя помню… – пожал плечами Гарри, снова укладываясь и отворачиваясь лицом к стене. – Но ведь должно же быть средство их не видеть… – как назло, соседство сонного Поттера своё сыграло: веки Драко слипались, и его неудержимо стало клонить в сон. – Если бы было… – Гарри повернулся, но глаз не поднимал, будто что-то его сильно смущало. – Послушай, Малфой… в те ночи, что ты… спал в моей комнате… мне ничего не снилось… плохого, я имею в виду… «Да, друг, так ты до утра будешь мямлить…» – про себя вздохнул Драко, давя в себе неуместное ликование – всё-таки Гарри плохо, и радоваться, что снова попадёшь в его постель таким способом, вроде бы как неприлично. – Ну так бери одеяло, и пошли спать… – он широко зевнул, стараясь не переигрывать. – А здесь?.. – А здесь после твоих снов постель на ком нестиранного белья похожа. Пошли, я приглашаю только один раз… Процессия двинулась в обратном направлении: впереди флагманом крошечной эскадрильи шествовал Малфой, а за ним, волоча одеяло по полу, тащился сонный Поттер. Драко шёл гордо, хотя в своём коконе он больше напоминал тролля, но иногда, когда босая нога ступала на металлический крепёж лестницы, смешно подпрыгивал и шипел ругательства маггловскому скупердяйству. И в домах холодно, и ковры не покрывают пол целиком, и кровать чересчур уж скромных размеров. Гарри только душераздирающе зевал и поддёргивал цепляющееся за всё одеяло, но в страстном монологе предпочёл не участвовать. А заметив между зевками приглашающий жест в постель, он – и куда подевалась его робость? – быстро устроился у стенки и тут же засопел куда-то в оккупированную подушку. Драко тоже возился недолго: поначалу мешало ещё одно одеяло, но как только он, сбросив досадную помеху на пол, оплёл руками и ногами своё лохматое сокровище и подоткнул поттеровское одеяло себе под поясницу, как тут же отрубился. Драко спал и видел прекрасный сон. Английская деревня в лучах солнца пестрела разноцветными домиками, вместо соломы у которых почему-то ровными рядами лежали волшебные палочки, а извилистые тропинки были усыпаны летучим порохом. И довершали уютную картину разгуливающие по округе белоснежные павлины – совсем как в мэноре. По дорожке навстречу озирающемуся в изумлении Малфою скакала русоволосая развратница из фильма, подпрыгивая, как маленькая девочка, и болтая крошечной корзинкой, из которой торчали во все стороны блестящие головки топоров. Пышная юбка подлетала в такт прыжкам, а груди буквально рвали тонкую ткань блузы. Поравнявшись с очумевшим Драко, она остановилась, томно повела плечиком и внезапно прильнула к Малфою всем роскошным телом, шепча в самое ухо: – Я правильно иду к сеновалу? Драко сглотнул. Непонятно отчего: то ли от шёпота, то ли от ощущения горячего тела, едва скрытого летней одеждой, а то ли и от всего вместе, но даже сквозь сон он почувствовал, как по нему точно разряд молнии прошёл, и внизу живота, подобно голодному зверю, заворочалось неумолимое возбуждение. Красавица понимающе улыбнулась, прильнула ближе, подсовывая откровенный вырез блузы под самый нос Малфою, и потёрлась бёдрами о стремительно растущий бугор в его брюках. О, это наяву Драко был и оставался робким девственником, к тому же ещё и нецелованным. А во сне редкий мужчина мог сравниться с ним по опыту и привлекательности. Да и сам Малфой чувствовал себя настоящим самцом. А самцу полагался определённый шаблон поведения. И воодушевлённый парнишка, едва перешагнувший рубеж, о котором говорят «молоко на губах не обсохло», пробасил (в жизни Малфой пока ещё верещал, как девчонка): – Зачем тебе сеновал, моя прелесть? Может, позагораем под тем тенистым деревом? И не важно, что «прелесть» возвышалась над ухажёром по крайней мере на две головы. Дамочка стрельнула глазками, притворно стыдливо взмахнув ресницами, и картинно надула губы, явно напрашиваясь на поцелуй. Если бы Драко допрыгнул до них, специально подставленных и влажных, то она бы свой поцелуй получила. Но как подпрыгнуть и поцеловать человека, который выше на две головы, и не потерять при этом достоинства, Малфой не знал, а посему он крепко притиснул разбитную селянку ближе и лизнул её лебединую шею практически у самого выреза. «Странно», – подумал Драко, увлёкшись обмусоливанием девичьей шеи, которая пахла молоком. «Вроде девушка в теле, а прижмёшь – худющая, как Поттер…» Мысль оказалась роковой для героя-любовника Драко Малфоя. Немного отодвинувшись, чтобы округлое девичье бедро не слишком давило на поднявший голову орган, Драко распахнул очи и тут же отпрянул: перед ним, переминаясь с ноги на ногу, но упорно не выпуская из рук корзинку с топорами, стоял Поттер. В платье с пышной юбкой и корсетом, под блузой которой очевидно торчали коралловые сосочки, в белых гольфах с тонкой красной полоской почти под самой безволосой коленкой и в очаровательных красных туфельках на низкой подошве. От такой картины и самомнение Малфоя, и нечто пониже окрепли окончательно. Да так, что и стоять стало больно. Заметив шок поклонника, Гарри шмыгнул носом и обиженно взглянул сквозь стёкла круглых очков. Малфой, вначале немного опешивший, плотоядно улыбнулся – это селянку он не мог поцеловать из-за разницы в росте, а вот Поттера… И прежде чем Гарри смог бы возмутиться контекстом сна, в который попал по вине соседа-извращенца, Драко обеими руками схватил своё сокровище и впился губами в его приоткрытый рот. Сокровище заёрзало. – Малфой, отстань! – промямлил Поттер. «Чем он говорит?» – ужаснулся Малфой, облизывая давно желанные губы. И проснулся… Поттер не спал. Собственно, мало кого не разбудили бы «страстные поцелуи» в загривок и трение «утренней подростковой проблемы» о задницу. – Прости, – пропищал Драко, кубарем слетел с кровати, чтобы кометой метнуться в ванную. «Не выйду…» – утренняя проблема исчезла почти сразу за пробуждением, а вот стыд грыз не на шутку. Драко уселся на закрытый унитаз и пригорюнился: «Умру здесь, а не выйду!». И он стёр слезинку, набежавшую на уголок глаза – себя стало ужасно жалко, хоть плачь. Просидел он так пару минут от силы. В дверь постучали. – Малфой, выходи! – скомандовал кто-то голосом Поттера. Драко бы сказал, что это и был Гарри, но тот вроде бы такой решительностью не обладал, чтобы вытаскивать Малфоя из облюбованного им угла. Скорее всего, он сейчас так и сидел на постели, хлопал своими невозможными глазищами и смущался, что его использовали как заменитель грудастой красотки из откровенного сна. – Ну Драко! – командный голос смягчился, а Малфой от звуков своего имени из уст обожаемого Поттера почти размяк. Почти, потому что уже протянул руку к защёлке, но тут же её отдёрнул, пробурчав: – Не открою. – Драко, ну мы же два парня… – продолжал уговаривать голос Гарри почему-то шёпотом, словно по дому ходили толпы женщин, которые только и ждали, чтобы подслушать о типичных подростковых проблемах мальчиков. – Мы же можем сделать вид, что ничего не произошло. «А ничего и не произошло…» – утирал слёзы «герой-любовник». «Ничего! А как хотелось! Всего один поцелуйчик…» – Драко... Ну Драко… хочешь, я оладьи пожарю… с кленовым сиропом… – Желудок «обречённого на гибель в недрах маггловской ванной» жалобно заурчал, выпрашивая себе хоть маленький кусочек поджаристого оладушка. – А об… инциденте… давай забудем… выходи… а? – Ладно, – вздохнул Малфой, разглядывая себя в зеркале напротив и видя красные от расстройства глаза и причёску, будто бы он шёл против сильного ветра. – Всю жизнь тут не просидишь… Он умылся и почистил зубы, прислушиваясь к всё более и более щедрым посулам стоящего под дверью Гарри. А потом вышел, почти чеканя шаг. – Поттер, ванная твоя. – Ах ты ж… ты почему не отзывался? Я уже думал, что ты с горя в петлю полез! – набросился Поттер на Малфоя. Драко полюбовался разъярённым Гарри, а потом совершенно спокойно ответил: – Про оладьи и я, и он… – Малфой потёр живот, – слышали прекрасно. Так что теперь не отвертишься! Поттер хмыкнул, но тут же проскользнул ужом в освобождённую ванную, а уже оттуда сквозь характерное журчание донеслось: – Змея слизеринская! Драко немного опешил – кажется, его просили на выход вовсе не из-за чувства солидарности… Но и оладушки, и кленовый сироп к ним были. А ещё были свежезаваренный чай и почти красный апельсиновый сок из бутылки с прыгающими фруктами и броской надписью «Italian Volcano». Казалось бы, неловкость, приключившаяся с утра, пройдена и забыта. О нет! Драко ничего не забыл. Во-первых, потому что в его возрасте было бы странно болеть склерозом, а во-вторых, Гарри справедливо заметил, что они – два парня. В своих логических выкладках Малфой пошёл дальше – рассуждать, когда челюсти трудятся над пережёвыванием самых вкусных в жизни Драко оладий, было куда приятнее, чем в ванной, сидя на крышке унитаза. Так что они не просто два парня, а ещё и парни примерно одинакового возраста, а значит, никакая проблема одного не может быть чужда второму. И это немного примиряло Малфоя с произошедшим. «Сегодня буду спать у стенки… лицом к ней…» – решил он, накалывая на вилку последний оладушек из весьма приличной стопки. Ну а Гаррины оладьи вообще могли примирить кого угодно с чем угодно. Однако спустя всего пару часов Драко уже не был так уверен – маггловский мир решительно отказывался сам даваться в загребущие ручонки наследника прославленного рода, а старые привычки Малфоя, выработанные годами, вообще изживаться за «просто так» не хотели. И тут бы мог помочь Поттер – он ко всему привычный, но, сколько бы Драко ни пробовал применить свой родовой дар к упорно отказывающему Гарри (а попыток он предпринял немало), тот родовой магии не поддавался. Драко уже было решил, что на маггловской территории его магия попросту выдыхается, а Вернон Дурсль оказался обычным извращенцем, который любит молоденьких блондинчиков, но первая же улыбка быстро затуманила мозги магглу, позвонившему в дверь и предложившему купить какие-то суперострые ножи задёшево. Две упаковки этих «вау!»-ножей, отданных просто так влюблённым по уши продавцом, лежали перед Малфоем на кухонном столе. Зачем ему столько весьма посредственной дряни? Драко, если бы его спросили, ответил бы: «Чтобы не терять квалификацию». Однако Гарри не спрашивал – хмыкнул, когда за несчастным магглом закрылась дверь, хмыкнул второй раз, скептично глянув на трофеи, и ушёл убирать кучу прелых листьев из-под двери чёрного хода. А Малфой, замерший над ножами, думал о другом: большая часть вещей, прихваченных из дому и побывавших в одном экстренном переезде, была сильно измята. Особенно пострадали рубашки. Казалось бы, что сложного может быть, если есть современный утюг и гладильная доска с приспособлением для глажки рукавов? Увы, у Драко была типичная, как выразился Поттер, заметив, как он сторонится газовой плиты, «болезнь чистокровных магов» – боязнь маггловских изобретений. – И долго ты собираешься гипнотизировать эти «ковырялки»? – Поттер, измазанный в земле и пропахший острым запахом прелой листвы, ввалился в кухню и тут же присосался к носику чайника, минуя чашку. – А есть другие идеи? – Драко с трудом оторвал взгляд от движущегося кадыка Гарри, который, собственно, наотрез и отказался приводить малфоевскую одежду в божеский вид. – Лечи свою утюгофобию глажкой носовых платков! Утюг и гладильная доска в чулане! – Поттер грохнул опустевшим чайником об чугун решётки и побежал наверх – отмываться от грязи и переодеваться. Судя по всему, он куда-то спешил. А Драко лихорадочно соображал, как напроситься и пойти вместе с ним, даже если какая-нибудь соседская девчонка пригласила Поттера на свидание. Поттеры – они ведь всем нужны?! Гарри, уже чистый и в чуть более новой одежде, слетел с лестницы, перепрыгивая через несколько ступеней, и помчался к выходу. – Малфой, ничего непривычного без меня не трогай – я скоро! – проорал он и хлопнул входной дверью. А Драко, даже придумав хороший повод прицепиться к Поттеру, не успел бы вставить ни слова. – А вот возьму и трону! Тоже мне… главный эльф маггловского мира! – пробурчал Малфой. – Мне не пять лет – с гладилкой как-нибудь справлюсь… И Драко, задрав нос к небу, пошёл за рубашками. О маггловских приборах он знал наверняка лишь одно: работать они начинают только после того, как наконечник с тремя штырьками вставляют в три дырочки, окружённые специальным материалом, называемым пластиком, в стене. Как дальше работает невидимая сила – электричество, которое казалось сродни магии, Драко не мог разгадать, как ни старался. С горем пополам он разложил доску, ощутимо огрев себя по ноге стойкой, а потом трясущимися руками воткнул вилку утюга в розетку и отпрыгнул подальше. Утюг укоризненно сверкнул красным глазом и угрожающе зафырчал, выплёвывая струйки пара и капли воды. Затем, вроде успокоившись, он чем-то щёлкнул, и красный глаз погас. Драко подходил осторожно, помня, что магглы – люди ненадёжные, а вещи, как известно, часто приобретают скверные привычки хозяев. Но утюг, по-видимому, тихо дремал на доске и нападать не собирался. Малфой протянул руку и тронул ту часть, что напоминала кусочек поручня из «Ночного рыцаря». Ничего не произошло. Драко осмелел, ухватился за ручку и рывком поднял утюг с доски. Прибор фыркнул, выпустил маленький клуб пара, но сразу же и умолк. И так было ясно, что Драко, как наследник богатого рода, никогда не занимался хозяйственной частью жизни, да ещё и собственноручно. Магия, по крайней мере, была субстанцией известной. Утюг – нет. А о таких понятиях, как температура, маги узнавали лишь на зельеварении, но – увы! – сопоставить зелья и глажку Малфой не догадался. Но зато додумался бухнуть разогретый до максимума утюг на любимую рубашку из драгоценного шёлка персидских акромантулов. Такого кощунства привередливый материал выдержать не смог: глянцевая ткань сморщилась, оплавилась по краям и накрепко прилипла к подошве утюга, издавая ядрёную вонь палёного волоса. Заметив, как зловредный прибор изувечил любимую вещь, Драко издал вопль индейцев апачи, атакующих противника, и схватился за съёживающуюся ткань. Визг, последовавший за этим, перекрывал по громкости шум мегаполиса в час пик. Рефлекторно выпустив обжигающий прибор из рук, Малфой сунул пострадавшие пальцы в рот… Вот эту эпическую картину и застал вернувшийся домой Гарри. С одной стороны – к счастью, что не получасом позже, потому что шерстяной ковёр уже приготовился сдаться под температурой упавшего, но не разбившегося утюга, а с другой – он понял, что лучше бы он вернулся ещё на полчаса раньше или же совсем никуда не уходил. Потому что Драко со взглядом голодного щенка, на глазах которого кто-то беззастенчиво ел мраморную телятину, обсасывал пострадавшие пальцы и всем своим видом показывал, что он будет ходить хоть в измятой одежде, хоть совсем без неё, но к утюгу больше не притронется. Да что там не притронется – на милю не приблизится. – Ну я же просил… – вздохнул Гарри, в бессилии опуская руку с зажатыми в ней билетами в кино. Драко шмыгнул носом и вынул облизанные пальцы. На них уже наливались сукровицей волдыри. – Малфой, ты – ходячая катастрофа, – приговаривал Поттер, намазывая ожоги заживляющим бальзамом и бинтуя их. – Тебя хоть одного дома не оставляй… Малфой молчал, шмыгал носом и прижимался боком к кудахчущему, как наседка, Поттеру. – Я потом всё отработаю, – в приступе благодарности пообещал он Гарри и тут же пожалел: Поттер, опровергая все слухи о своём благородстве, попросил помыть санузел. У Драко чуть ли не встали дыбом его приглаженные волосы. Малфой – и вдруг мыть унитаз? Драко уже открыл рот, чтобы возопить: «Никогда!», но тут же осёкся: это получается, что мыть придётся Гарри? Несправедливо! Никогда Малфой не ощущал таких противоречивых чувств. Словно к каждой из его рук был привязан канат, и две квиддичные команды изо всех сил тянули эти канаты на себя. Честь и достоинство Малфоев против справедливости и симпатии к Поттеру. Кто же выйдет победителем? Жадно вглядываясь в профиль Гарри, Драко уже знал, какая команда проиграет. «Да ладно…» – успокаивал он себя, мечтая потереться носом о бархатистую щеку Поттера, – «…какое может быть достоинство после потрошения рогатых жаб или нарезки флоббер-червей?». Зато Гарри больше ни слова не сказал по поводу хозяйственных работ: отчистил пригоревший утюг, сетуя, что, скорее всего, придётся покупать новый, приготовил обед, накормил тихого Драко и после помыл посуду. Малфою было стыдно. Нет, не за полученные травмы – в конце концов, в жизни случается всякое, а за свою инфантильность: Поттер, сообщив, что вечером они идут в кино, сам погладил ту рубашку, на которую указал Драко, покалеченный собственной глупостью. За по-идиотски испорченную дорогущую рубашку тоже было стыдно, но гораздо меньше. Если бы у Драко спросили, доверяет ли он Поттеру, он, не сомневаясь, ответил бы «нет». «Нет» – потому что Гарри вряд ли смог бы понять некоторые специфические семейные тайны. Но вот на вопрос, доверяет ли он Поттеру свою жизнь, ответ бы был диаметрально противоположным. С Гарри Малфой был готов на многое, если не на всё. И даже вновь подвергнуться «пытке непотребством», которая получилась из домашнего видео-просмотра. Однако ничего героического в походе в кинотеатр не оказалось: толпа молодых магглов, возрастом от десяти и старше, галдя, ввалилась в зал, где общими рядами стояли потёртые бархатные кресла с претензией на изысканность, и принялась методично засорять предложенное пространство. Впрочем, для Малфоя такое поведение оказалось привычным – полюбовался бы кто-нибудь на гриффиндорцев, когда они вваливаются в Большой Зал после квиддичной тренировки. Сходство ошеломляющее. Драко сам нашёл по билетам их с Гарри места и даже смахнул с кресел скопившийся сор платком, что, в общем-то, в глазах Малфоя тянуло на полноценный подвиг – как-никак он травмирован. Поттер появился позже. В руках у него было два огромных бумажных ведра без ручек с каким-то маггловским лакомством, напоминающим помёт неизвестного животного, и нечто, выглядевшее как яд или приворотное высшего качества. Оно распространяло притягательный, но неопределимый аромат и активно пузырилось. Поттер назвал добытое попкорном и колой и тут же одарил Драко его порцией. Надо сказать, что Малфой, прежде чем попробовать предложенное, тщательно его обнюхал и, найдя запахи не вызывающими отвращения, взял в рот один сухой катышек. Сложно понять, понравился ему попкорн или нет: вроде бы послевкусие приятное, но жевать само вывернутое зерно было всё равно что есть солому. Кола же оказалась настоящей отравой: сладкая до приторности, она колко щекотала горло и лезла в нос, отчего Драко хотелось её сплюнуть куда-то под сиденье. Но, конечно, он себе такого не позволил – отца бы удар хватил, если бы он только заподозрил сына в плевках в общественном месте. С усилием, но Малфой всё же протолкнул жалкий глоток колы дальше, морщась от жжения в пищеводе, и под благовидным предлогом тут же сбагрил всю бутылку довольному развлечением Гарри. Однако Поттер с видимым удовольствием отправлял в рот попкорн пригоршнями и, казалось, не испытывал никакого дискомфорта от сладкой колы. Места им достались в самом конце зала, но Драко это волновало мало: было прекрасно видно не только экран, но и всё пространство кинотеатра, что давало возможность понаблюдать за магглами в их естественной среде. Входящие после них люди странно косились на двух парней в последнем ряду, даже позволяли себе украдкой, что не укрылось от наблюдательного Малфоя, хихикнуть. – Чего это они? – недоумевал Драко, глядя, как реакция магглов повторяется уже раз пятый. Свет в зале был тусклый, но даже его хватило заметить, как Поттер покраснел. – Не обращай внимания… – и Гарри преувеличенно внимательно уставился на экран, где ещё неясно замелькали первые кадры фильма. И в ту же минуту и так приглушённый свет стал угасать, из-за чего экран казался всё ярче и ярче. Малфой не заметил момента, когда уже не мог оторвать взгляда от мелькающих картинок… Наверное, Драко бы признал, что поход в кино был великолепной идеей, а магглы умеют делать что-то по-настоящему стоящее, если бы на половине фильма в зал не впёрлась подвыпившая парочка, плюхнувшаяся рядом и принявшаяся самозабвенно целоваться. Малфой не знал, куда теперь ему смотреть: на экран, где главный герой громил офис преступного синдиката, замаскированный под детскую больницу, или на парочку, чтобы, так сказать, набраться наглядного опыта. Туда и сюда успеть не получалось. И в момент, когда главный герой таки восстал из руин, как феникс, возродившийся из пепла, плаксивый голосок целуемой девушки, прозвучавший особенно громко на фоне почти полной тишины, произнёс: – Я не могу – этот пидор вылупился на меня и смотрит… К счастью или беде – этого уже никто не узнает – но свет в зале мигнул и зажегся, а Поттер, бросив недоеденный попкорн, схватил Драко за руку и, прежде чем возмущённый до магического выброса Малфой успел сделать или сказать что-то непоправимое, потянул его наружу. – Почему магглы считают, что имеют право оскорблять людей направо и налево! – возмущался Драко по дороге в коттедж. – Сами ведут себя так… но я же её шлюхой не обзывал?! – М-м-м, – донеслось со стороны Поттера. А в случае с ним это «м-м-м» точно было неспроста. – Поттер?.. – Драко уже заранее пытался себя успокоить. В конце концов, это любимый человек. Вон отец матери прощает, когда она увлекается и спускает за день месячную сумму на наряды. Пьёт немного больше огневиски, но ведь прощает же? Гарри прятал глаза и сопел, но с признаниями не спешил. Драко же так увлёкся разглядыванием объекта своего пристального внимания, что не смотрел, куда они идут вообще. – Поттер?.. – на этот раз получилось как-то угрожающе. – Я тебя внимательно слушаю… – Ну, места на последних рядах – самые дешёвые… – выдал Поттер. – Что в этом плохого? И так понятно, что нам нужно экономить… – пожал плечами Драко, успокаиваясь. Ему даже показалось, что он неправильно понял суть маггловской претензии к нему. И на самом деле было сказано не «пидор», а, например, «голодранец» или что-то ещё в таком же значении. – Но обычно эти места выбирают влюблённые… их так и называют: «места для поцелуев»… Малфой остановился как вкопанный. – То есть ты хочешь сказать, что мы сидели на местах для влюблённых, меня обозвали пидором… – Гарри расстроенно кивнул и опустил голову ещё ниже, – … а мне вместо поцелуя заткнули рот какой-то сладкой дрянью?! Поттер мог выглядеть удивлённым или печальным, весёлым или грустным, но настолько шокированным Драко видел его впервые. – Ты хотел бы поцелуев от меня? – пискнул он. – Да уж не от той маггловской течной суки, которая сидела рядом! – процедил Малфой высокомерно. – И не от её пьяного бугая с троллячьей рожей. Поттер пару раз хлопнул ресницами, так и не решаясь на проникновенную речь или смелый поступок. «Вот тебе и гриффиндорец! Всё нужно делать самому!» – на Драко снизошло вдохновение, как от Феликс Фелицис. Он шагнул к Поттеру, взял его ладонь в свою – чтобы в случае чего не сбежал – и легко потянул его на себя. Никакого позёрства – просто чётко обозначенные намерения. И если Гарри против такого развития отношений, то он даст знать, сказав или оттолкнув. Малфою он напоминал пугливую белку, которая, если сделать резкое движение, в момент окажется в самой гуще кроны, цокая оттуда на обидчика. Это было так странно – думать о храбром и бесшабашном герое, как о пугливом зверьке, но спина Избранного под ладонями Драко была напряжена, а сам он, прикрыв зеленющие очи, казалось, даже не дышал. Вот-вот – и Поттер отшатнётся в сторону, покраснеет как помидор под ласковым солнцем и снова будет прятать глаза, будто бы замешан в чём-то постыдном. Но Гарри не сопротивлялся, позволил себя обнять и расслабился только тогда, когда Драко коснулся его губ почти невесомым поцелуем. И – что совсем неожиданно – не покраснел, выдохнул чуть слышно и облизнул губы. Как бы Малфою ни хотелось губами проследить влажный след, оставленный мимолётным движением, не было и речи о продолжении столь приятного занятия посереди маггловской улицы: фонари горели на редкость ярко, прохожие на улицах, да и совы так и сновали туда-сюда. «Стоп! Совы!» – Драко огляделся. Судя по табличке «Тисовая улица», они находились неподалёку от дома Дурслей. – Поттер?.. А почему тут так много сов? Вот тут Гарри отпрыгнул, покраснел и стушевался – в общем, сделал всё то, что Малфой от него и ожидал. Но сов действительно было многовато. – Если это то, о чём я думаю, то нам лучше подойти поближе и понаблюдать… – пробормотал Поттер, хватая за руку своего спутника и оттаскивая его подальше от света.