Безупречен и очень опасен

Дом Дурслей было не узнать: везде, куда падал взор, сидели совы и филины различных видов и окрасов. Вся эта птичья братия издавала невообразимый шум и, как злорадно заметил Драко, изрядно загадила газон и крышу дома. Вернон, и до этого не отличавшийся «железными» нервами, бегал по двору в резиновых сапогах и дождевике, с половой щёткой наперевес и пытался прогнать птиц со своего участка. Совы улетать не спешили: они лениво поднимались на крыло, перелетали с места на место, клекотали и снова гадили. Гарри с Драко притаились в тени разросшегося соседского куста и принялись наблюдать. Не они одни. Соседи со всей округи сгруппировались на безопасном расстоянии от участка поттеровских родственников и возбуждённо обсуждали непонятное поведение птиц; кое-кто фотографировал особо полюбившихся. И только старший Дурсль работал в поте лица: прыгал, размахивал щёткой и рукой, ругался, когда встревоженные птицы, перелетая, прицельно оставляли на нём свои «подарочки». – Бедный дядя Вернон! – и в противовес своим словам Гарри тихо хихикнул. – Он сов на дух не переносит с тех пор, как мне подарили Хедвиг. – А они ему платят той же монетой?! – поддержал тему Драко, грудью налегая на плечо Поттера и уже из-за него разглядывая двор. – Кстати, где она? – В Норе, у Рона… Она своим криком не давала никому спать, потому что дядя запер её в клетке… Я и выпустил её – с него сталось бы свернуть ей шею… Громкий сигнал автомобиля немного разогнал зевак. Они прыснули во все стороны, как воробьи от кота, но наблюдательных постов не покинули: нечасто в их тихом городке случались по-настоящему интересные происшествия. Фургончик с ярким логотипом на боку нагло вперся на газон Дурслей и затормозил, обдавая сзади стоявших комьями влажной земли. Из него слаженно и бодро выскочили какие-то люди, шустро достали видеотехнику и слёту принялись снимать и запыхавшегося хозяина, и невозмутимых птиц. Бойкая журналистка в деловом костюме и с кроваво-красными губами, как у только что откушавшего вампира, сунула тяжело отдувающемуся Вернону под нос микрофон и что-то затараторила. Если Дурсль и хотел избежать внимания прессы, то было уже поздно: ещё несколько фургончиков подъехали, репортёры успели устроить небольшую потасовку на подходах к дому, отвоёвывая первенство, но, определив «героя дня», тут же помирились и, облепив Вернона Дурсля со всех сторон, принялись тыкать ему в лицо разноцветными микрофонами. Драко хохотал, уткнув лицо в спину Поттера. Он всё силился что-то сказать, но вместо слов из его рта вырывались лишь невнятные всхлипы. – Тише ты! – цыкнул на него Гарри. – Чёрт, ничего же не слышно! – Не вздумай подходить ближе… – икая, предупредил Малфой. – Одно дело, если совы засекут, а вот если дядя… Каким бы любопытным ни был Гарри Поттер, а заканчивать жизнь самоубийством он пока не собирался. Потому что стоило Вернону Дурслю заметить племянника – от расправы того могло спасти лишь чудо. Вдоволь поснимав и старшего Дурсля, и его семью, журналисты укатили, добавив к получившемуся хаосу и свою персональную нотку в виде изрытого шинами газона. Соседи, удостоверившись, что после журналистов ничего интересного уже не ожидается и четверть часа славы Дурслями честно прожита, поплелись по домам, делясь друг с другом невероятными фантазиями на тему совиного поведения. Хозяева остались одни. Дадли так и продолжал глазеть на родителей из окна кухни, заедая стресс, причинённый его чувствительной психике, куском торта – такой величины, что Драко опасался, как бы бедняга не порвал себе рот при очередном укусе. Вернон Дурсль, выбившись из сил после активных упражнений и изматывающего интервью, сидел на складном стульчике, низко приникшем к земле под весом седока, и тяжело дышал, уже мало реагируя и на сов, и на окружающую его действительность. Петунья же в кокетливом розовом дождевичке с рюшами вертелась рядом с ним, обтирая багровое лицо мужа влажной салфеткой. Совы спокойно смотрели на людей со своих насестов и даже не думали никуда улетать. – Поттер, а Поттер?.. А кто тебе обычно пишет? – Драко продолжал всхлипывать от еле сдерживаемого смеха на плече Гарри. Он, конечно, не понял половины произошедшего, но признал, что выглядело всё достаточно комично. – А тебе какое дело? Кому надо, тот и пишет… – пробурчал Гарри, вытягивая шею в попытке рассмотреть что-то, доступное только ему. – Готов голову дать на отсечение, что только грязнокровки и пишут… – Ты уверен, что она у тебя настолько ценная? – хмыкнул Поттер и вдруг присел на корточки. Малфой последовал за ним. – Обычно друзья пишут, а что ты прицепился? – Ладно, Грейнджер не в курсе, но Уизли всё-таки чистокровный… А то, что если на конверте написать адрес, сова, конечно, быстрее доставит почту, но она не будет искать адресата, а будет вот так сидеть рядом с конечным пунктом назначения и ждать, пока адресат освободит её от ноши. – Подожди… ты хочешь сказать, что для того, чтобы я получил эти письма, нужно убрать с конверта адрес? – Гарри обернулся и уставился на Драко, который скорчил паскудную ухмылку в своём истинно малфоевском стиле. – У-у-у, Поттер, оказывается, голова тебе дана не только для ношения прекрасных глаз… Поттер прыснул, приговаривая: – Тоже мне… Казанова недоделанный… – Почему ты назвал меня чужой фамилией? – тут же насупился Драко. Ему почудилось какое-то завуалированное оскорбление. – Дома объясню… – отмахнулся Поттер, вприсядку подбираясь поближе к родственникам, чтобы было не только хорошо видно, но и слышно. Однако стоило улице опустеть окончательно, как на участке – как раз на пятачке, сплошь окружённом кустами – начали появляться совсем иные люди. Не надо было обладать выдающимся умом, чтобы в нелепо одетых персонах не узнать своих же: на Тисовую пожаловали маги. Вначале их было двое: оба – мужчины среднего роста и примерно одинакового возраста. Один из них щеголял белыми панталонами, как в средневековых фильмах, а второй довольно забавно выглядел в гетрах поверх классических брюк со стрелками. Они долго что-то высматривали, не приближаясь к магглам. Серия очередных хлопков возвестила о вновь прибывших. Колоритную фигуру Кингсли Бруствера было сложно не узнать, если довелось хоть раз увидеть. Во-первых, главный аврор, про которого поговаривали, что он младший сын африканского шамана, даже не пытался мимикрировать под маггла: цветастая мантия, напоминающая несведущему человеку пёстрый восточный халат, как нельзя лучше подчёркивала его мощную фигуру. А во-вторых, его окружала такая плотная магическая аура, что маскируй – не маскируй, а было непонятно, почему магглы ещё не причислили его к святым или наоборот – к плеяде демонов? Он был бы необычайно хорош в роли демона-разжигателя войн. На фоне Кингсли фигура Артура Уизли попросту терялась. Если бы не волосы, цветом напоминающие живое пламя, ни Гарри, ни Драко на него не обратили бы никакого внимания. Третий человек, аппарировавший последним, и вовсе казался тенью – до того он обладал незапоминающейся внешностью. Гарри долго его разглядывал, но так и не понял, видел ли он его когда-либо, и – что ещё более странно – прикрыв на мгновение глаза, он уже не смог представить ни черт лица, ни каких-то внешних особенностей этого человека. – Смотри-ка! Сам глава Аврората пожаловал! – горячо зашептал Драко на ухо замершему Поттеру. – И Уизли тут. А вот тот… видишь?.. Серенький такой… незапоминающийся… это глава Невыразимцев. Да, Поттер, на твоих поисках, как и на выборах – не мелочатся! Поттер промолчал. Его так и подмывало спросить, а как Драко смог запомнить этого человека, если его образ так и выскальзывает из памяти, как тот прошептал: – А я его и не помню – фибула на отвороте мантии подсказала… Интересно, как его жена узнаёт после рабочего дня?.. – Может, так же, как и ты?.. – и оба не смогли сдержать тихого фырканья. Кингсли огляделся, удостоверяясь, что любопытные соседи покинули участок Дурслей, и только после этого подошёл к Вернону, который при виде чернокожего мага съёжился так, что казался намного меньше своих истинных габаритов. – Здравствуйте, мистер Дурсль… – Вернон кивнул, не смея даже раскрыть рот. – Меня зовут Кингсли Бруствер… Даже в кустах был хорошо слышен спокойный, хорошо поставленный голос Бруствера. Вопросы Кингсли задавал по одному, ответы выслушивал, не перебивая и даже не морщась, если из уст Дурсля слетали нелицеприятные эпитеты в адрес Гарри. В какой-то момент он достал палочку и взмахнул ею. Совы, как по команде, снялись со своих насестов и растворились в вечерних сумерках, оставив в руках Кингсли все принесенные конверты. – Так вы говорите, что к нему приехал друг? – дядя Вернон активно закивал, не сводя подобострастного взгляда с Бруствера. – Имя, фамилия, как выглядел. – Не знаю – не запомнил… – вдруг проблеял Дурсль, меняя цвет лица с багрового на бледно-синюшное. И, покосившись на растерянную жену, описал: – Возраст, как у Поттера, худосочный блондин. – Вот гад похотливый! – не выдержал Драко, и Гарри услышал, как он тихо возмущается. – То глазами раздевал, чуть ли не облизывал с ног до головы, а тут «худосочный блондин»?! – А ты бы хотел, чтобы прозвучало: «Драко Малфой, пятнадцати лет от роду, платиновый блондин с серыми глазами, слизеринец. Волшебная палочка: боярышник и волос единорога. Сбежал из дома из-за перемены политического курса…»? – Ну, не так, конечно, но и худосочным блондином назвать меня – это перебор… – Драко обиженно скривился. – Я в самый раз буду. – Малфой, на его фоне и Кингсли – тощий, так что перестань бубнить и дай послушать… – Ещё скажи, что на его фоне и Кингсли – блондин… – съязвил Драко, но заткнулся, стоило Гарри обернуться к нему с кривоватой ухмылкой. Засада в кустах оказалась не столь увлекательной, как виделась изначально: ноги от сидения на корточках затекли, а вечерняя прохлада остужала слишком горячие головы. Драко горячей головой не обладал, но для похода в кинотеатр он выбрал очередную шёлковую рубашку. И теперь, сдерживая ругательства и дрожь, прижимался к Гарри в поисках тепла. Правда, он поймал себя на мысли, что даже будь они в центре пустыни Сахара в разгар летнего дня и в шубах, он всё равно бы жался к Поттеру – только потому, что ему это нравилось. – Худосочный блондин возраста Поттера? – задумался Бруствер, а серый невыразимец, приподнявшись на носочках, что-то зашептал ему на ухо. Должно быть, варианты. – Нет, Лонгботтома назвать худосочным ни у кого язык не повернулся бы… – пробасил Кингсли. – Да и блондин он, только если поставить его рядом со мной… Криви?.. может быть… но он младше, и по нему это видно. Остаётся только один вариант – Оборотное… Нет, извлечь воспоминания не удастся – Дамблдор специально разработал какой-то хитрый блок, чтобы они не могли выдать Поттера, если попадутся Пожирателям… так что не выйдет… Кингсли поднял голову и кивнул двум ожидающим аврорам – в гетрах и в панталонах. – Обыщите комнату Поттера. Обращайте внимание на пузырьки и незнакомые артефакты! Исполнители чуть ли не рысью метнулись к дому. Артур Уизли рванул за ними, надеясь то ли помочь, то ли урвать себе какой-то маленький маггловский презент. Невыразимец снова принялся нашёптывать Брустверу на ухо. – Да что они, совсем идиоты? Плюшевого мишку от опасного артефакта не отличат? – Но Серый что-то отчаянно доказывал, подкрепляя сказанное взмахами руки. – Предлагаешь мне самому заняться обыском? Слушай, я знаю, как проводить расследование! А вот твоей работы пока ещё никто не заметил… Невыразимец поджал губы, демонстративно отошёл в сторону и принялся выкладывать на траву странно выглядящие предметы. Гарри присмотрелся, но такое он видел впервые. Какая-то чашка, помятая, будто побывавшая в сто пяти передрягах, тусклый амулет, шар с кристаллами внутри. Драко разглядывал появляющиеся словно из ниоткуда предметы настороженно. Его рука ощутимо стиснула предплечье Гарри. – Поттер, мне кажется, что нам пора… – Гарри смотрел во все глаза и пытался сопоставить увиденное и услышанное от Рона – младший Уизли был покорён романтикой секретности и втайне, как он считал, мечтал стать работником Отдела Тайн. – Ещё чуть-чуть… – отмахнулся Гарри от Драко, который потянул его из кустов в сторону. – Поттер, это поисковые артефакты… нас засекут… пошли! – Драко откровенно нервничал и, уже не таясь, пытался отволочь Гарри в отдаление от магов. – Мы можем отползти подальше… – канючил Поттер, которому не давали посмотреть самое интересное. – Поттер!.. – почти прорычал Малфой, дёргая соседа за руку. – Ты играешь с Авадой! – Ладно, ладно… – сдался Гарри, бросил печальный взор на приготовления невыразимца, и они, замирая через каждое движение, поползли от места действия. Но им ещё было слышно и видно, как авроры вышли из дома и отрапортовали, что тела Гарри Поттера в доме нет. – По-моему, они считают, что твой дядя тебя убил и закопал где-то на грядке, – Драко прошептал это так, будто считал авроров полными идиотами. Гарри хотел возразить, что они не настолько придурки, но когда Бруствер схватил обгаженного совами Дурсля за грудки, приподнимая грузного мужчину над землёй так, словно тот был накачан воздухом, а не отборным английским жиром, и зарычал: «Куда дел убитого мальчика?», Поттер понял, что на этот раз Малфой попал в самое «яблочко». Выбравшись из кустов, а потом мелкими перебежками добравшись до соседней улицы, парочка Поттер-Малфой отдышалась и быстрым шагом направилась в свой коттедж. – А всё-таки тётка права: ничего, кроме неприятностей, я им не принёс… – пробормотал вдруг Гарри, как-то весь сникая. – Дурак ты, Поттер. Как есть – дурак! Ну, подумаешь, немного птички обос… отметили… – Драко обнял Гарри за плечи и преувеличенно беспечно стал размахивать свободной рукой. – Так они сами виноваты! – Ага, виноваты… – хмыкнул Поттер, но не спешил отстраняться. – В том, что приютили сначала меня, а потом тебя? Теперь им и авроры, и невыразимцы, ещё и совы в придачу! – Так, Поттер, хватит хандрить! Ты можешь изменить ситуацию? – Гарри отрицательно мотнул головой. – Значит, и не надо самоедствовать… пойдём лучше быстрее домой – я до ужаса замёрз в тех кустах… И это была чистая правда. Но кто сказал, что правда должна быть одна? Может, какой-то «истинный» гриффиндорец вроде Гарри был в этом даже уверен, но Драко Малфой к Гриффиндору имел только претензии, но никак не способ мышления, характерный для этого факультета. Вот так и вышло, что Гарри спешил домой подальше от напугавших его поисковых артефактов и поближе к одеялу и чашке вожделенного чая – горло пересохло после колы, а Драко обдумывал, как бы ненавязчиво сделать из дивана в гостиной «места для поцелуев». А то обидно как-то получалось: сидеть на них и по незнанию не воспользоваться ситуацией. Правда, он был не уверен, что рискнул бы целоваться с Поттером у всех на глазах. Остальное, что следует за поцелуями, тоже проскакивало в нестройных малфоевских мыслях, но скорее как будоражащий фантазию элемент, а не как руководство к действию. Для таких действий Драко, лишь недавно заимевший пародию на личную жизнь, ещё не созрел. Так что думать он, конечно, думал, но распускать руки не собирался. По крайней мере, пока… Коттедж был тих и тёмен. Даже уличный фонарь у крыльца не горел. Да, собственно, с чего ему гореть, когда, уходя в кино, никто не догадался его включить? Нащупать замок и вставить ключ в замочную скважину удалось не сразу: Поттер тыкал ключ туда, где ему казалось потемнее, а Драко выступал в роли группы поддержки. А поскольку он не знал, что делает группа поддержки, то делал то, что считал нужным: прижимался к Гарри и елозил пальцами по полотну двери в поисках вожделенной скважины. Раза с пятого, когда Малфой якобы ненароком уже общупал его спину, живот и зад, Поттер таки вставил ключ, раздражённо, почти случайно воткнул острый локоть в солнечное сплетение прилипчивого соседа и наконец открыл входную дверь. Гарри внёсся в дом так, словно за ним гнались. Пока Малфой, немного знакомый с принципом действия поисковых артефактов, поскольку у него в особняке пылилась не одна тысяча умных книг, совершенно спокойно тискал Поттера у входной двери, Гарри едва не сошёл с ума от страха. За себя он не очень боялся. Что ему грозило в худшем случае? Пара затрещин от дяди? Несколько голодных дней? Разве этим удивишь или напугаешь кого? А от магов так и вовсе: воспитательная беседа от мистера Уизли или, возможно, дюжина острых словечек от Снейпа, если его черти притащат. А что будет с Драко? В мыслях Гарри нежного и беззащитного, аки полевой цветок, Малфоя карали самым жестоким образом. Азкабан. Дементоры. Поэтому если бы можно было спрятаться от поисковых артефактов под кроватью, то Поттер, не раздумывая, полез бы под неё, даже не тревожась, как это выглядит со стороны. И непременно затащил туда бы и Малфоя. Стараясь не показывать собственную нервозность, Гарри сделал им чай. Однако когда Драко предложил посидеть в гостиной и просто пообщаться, раздражение всё-таки прорвалось наружу. Нет, претензий Поттер не высказывал, но не мог понять беспечности Малфоя, которую тот демонстрировал всем своим видом, и от этого бесился. Неужели собственная жизнь может быть кому-то настолько безразлична? От испытываемого раздражения Гарри с силой поставил перед ним чашку, немного расплескав содержимое по столу, и не успел убрать руку: ладонь Драко накрыла её своим теплом. – Поттер, давай поговорим… мне надоело наблюдать за твоей злостью и не понимать, чем я её вызвал. – Я не злюсь, – выдавил из себя Гарри, стараясь выдернуть руку из нежного, но вполне надёжного захвата. – А ты не хочешь объяснить, почему там, в кустах, ты меня тянул силком домой, а тут – всего в паре кварталов от Дурслей – ты спокоен и умиротворён? – То есть летнее задание для профессора Флитвика ты до сих пор не сделал, – констатировал Драко, подтягивая соседа за руку поближе к себе. Гарри не сопротивлялся, но, несомненно, злился. Правда, уже не на Малфоя. В самом деле, не винить же его в том, что и упоминание о магии действует на Дурслей, как красная тряпка на быка? И делать летние задания в их доме рискованно настолько, что Гарри решил заняться ими по прибытии в Нору. Но если раньше он в этом был уверен – в посещении домика Уизли, – то ситуация ныне складывалась вовсе не к походам в гости. – И что? – буркнул Поттер. Драко пожал плечами. – Или ты, как Снейп – прочтёшь лекцию о моей лени? – А ты этого хочешь? Гарри отрицательно мотнул головой, но руки не вырвал. Но и не задавал вопросов. Драко вздохнул: доля вины за такое поведение, без сомнения, лежала и на крёстном, который видел огрехи только у Гарри и Лонгботтома. И это в классе, где присутствовали ученики двух факультетов, а эти двое, хоть и не блистали, но и назвать их самыми тупыми язык не поворачивался. Поттер, похоже, думал о том же – приятные мысли вряд ли бы оставили между бровями суровую морщинку и напряжённость во всей его фигуре. Малфой не был бы слизеринцем, если бы вывалил на не готового слушать собеседника всю информацию, которую можно было повернуть себе в пользу. Первое, о чём подумал Драко, что кухня – это то пространство, где всё – каждый предмет – подавляет всякое свободомыслие и заставляет держать положенную дистанцию. А следовательно, категорически не подходит для неспешной беседы, а потом и всего остального, что периодически занимало его мысли. Драко отпустил руку Гарри, подхватил свою чашку и прогулочным шагом направился в гостиную, бросив через плечо: – Такие разговоры удобнее вести в более комфортных условиях… Тон своего высказывания он сделал нейтральным, а вот тембр голоса обещал последовавшему неземные удовольствия. Насколько мог позволить ломающийся подростковый голос. Но и ущербной бархатистости этого тембра хватило с головой, чтобы Гарри, забыв о чае, последовал за Малфоем, как крыса за крысоловом, играющим на своей волшебной дудочке. В гостиной Поттер сел подальше – на самый край дивана – и застыл, как изваяние. Это никуда не годилось. Напряжённый Гарри, неприятный для глаз электрический свет, зловещая пасть незажжённого камина. Уютом тут и не пахло, и доверия обстановка не вызывала. Поэтому Драко выскочил на улицу, где отобрал у проливного дождя несколько поленьев, попросил всё тем же многообещающим голосом помочь с разжиганием камина. Гарри не спорил – берёг пальцы Малфоя, хотя стоило снять бинты, чтобы убедиться – ожоги уже давно исчезли. Общее дело немного снизило градус напряжённости: Гарри уже не отшатывался, словно Малфой – новая порода соплохвостов, а Драко ввернул в то и дело прерывающийся разговор пару удачных острот. Гостиная, согретая живым пламенем камина, за окнами которой мерно шуршал дождь, представлялась Гарри отдельным миром. И проблемы в нём были иные. Как ребёнок, с детских лет лишённый обычного человеческого тепла, Гарри любил прикосновения. Конечно, не каждого человека, но Малфои недаром звались «скользкими» – они умели становиться просто необходимыми. Будь Поттер постарше и поопытнее, он наверняка подобрал бы слова, чтобы объяснить свои желания, но сейчас только мялся и старался сесть поближе к Драко, как ему казалось – незаметно. Драко был несказанно рад: изредка за эти недолгие дни ему приходила в голову мысль, что он принуждает Гарри к тому, чего тот на самом деле не хочет. Не самая позитивная мысль на свете, не так ли? А с этими нелепыми, но такими трогательными знаками внимания исчезали всякие сомнения – Поттер не против их сближения. Чай, невольный свидетель хитростей Малфоя, давным-давно остыл. Драко отхлебнул и чуть не выплюнул его обратно – мерзопакостнее холодного чая был только Костерост. Вздохнув, он сходил на кухню и принёс в гостиную напитки посвежее, на этот раз для них обоих. Гарри робко поблагодарил, попробовал и тут же понёсся обратно на кухню. Была у Поттера одна черта… скорее, не черта – особенность, которая вводила Драко в полнейший ступор. Гарри Поттер пил не просто сладкий чай. В нём было столько сахара, что чаю впору было превратиться в сахарный сироп – по мнению Драко. Если бы его попросили описать чай Поттера, он, коронно приподняв бровь, сказал бы: «Чай? Нет, это сладости Дамблдора, попавшие под дождь!». Вот и опять: Гарри погарцевал на кухню, чтобы всыпать в чашку дополнительно три ложки сахара – к той половинке, на которую расщедрился Малфой, – и только после этого он с наслаждением отпил отвратительно приторный напиток. И вроде бы вместе на диване, и чай рядом – бери и разговаривай, но один делал вид, что пьёт нектар богов, а второй – что любуется картиной, красивее которой не было на белом свете. Драко и правда забыл, что хотел рассказать Поттеру о поисковых артефактах, а лишь сидел и пялился, как его наваждение, смежив изумрудные очи, прихлёбывает свою немыслимую пакость. Неловкость. Жуткая. Невообразимая. Словно они и не знакомые люди, а так – два парня-девственника, случайно встретившиеся на улице и решившиеся заняться сексом, а как это делается – ни один, ни второй не знает. Да и тема вроде была далека от личного. Чего смущаться? Но там, под кустом у Дурслей, Драко мог по полочкам, полно и обстоятельно, рассказать всё, что сохранила его память, а тут, в комфорте и тепле, язык только и был способен, как изредка проходиться по пересохшим губам, а слова из горла не лезли вовсе. Всё решила, как всегда, мелочь: в порыве чувств Малфой хлопнул ладонью по обивке спинки. Пыль, которую не было видно, но которая, без сомнения, там была, взметнулась, и Драко чихнул, нарушая антураж безмятежности. Гарри дёрнулся, будто его настигла карающая рука дядюшки Вернона, и чай, на мгновение всколыхнувшись, щедро пролился на выцветшую футболку неуклюжего героя. Поттер вскрикнул, выпуская из рук щербатый фаянс, и чашка, выплеснув на его джинсы сладкие остатки, с глухим стуком приземлилась на ковёр, ничуть не пострадав при падении. – Подожди! – Драко вскочил с места, и уже минуту спустя он, стоя на коленях перед Поттером, стирал с его рук и одежды чай, оказавшийся не только сладким, но и – как следствие – липким. Гарри смотрел на Малфоя широко раскрытыми глазами, не двигался и даже, казалось, не дышал. А тот, всё ещё елозя смоченной салфеткой по поттеровским рукам, медленно поднимался. Ни один, ни второй и не представляли, куда, оказывается, может свернуть неудобный разговор или даже его жалкое подобие. Драко присел на самый краешек дивана рядом с Поттером, бедром ощущая тепло его ноги, и потянулся к нему, застывшему подобно жене Лота. Неудобно. Ненадёжно. Вот-вот – и Малфой соскользнёт на пол, наверняка приложившись спиной о журнальный столик. Но кого волнуют такие мелочи, когда до призывно приоткрытых губ не больше пары дюймов? Драко глубоко вдохнул и наконец дотянулся до рта Гарри. Поцелуи. Им уделяется так мало места и времени, когда покров тайны с секса сорван полностью и окончательно, но трогательное волнение, которое приносят они поначалу, остаётся в памяти на всю оставшуюся жизнь. Драко казалось, что каждое мгновение он сможет без труда вспомнить и на смертном одре, в окружении внуков и правнуков. Как сначала испуганно расширились зрачки Гарри, а потом полупрозрачные веки скрыли за собой зелёные омуты, полные предвкушения. Как Поттер почти незаметно качнулся навстречу, сильнее запрокидывая голову. Момент соприкосновения губ стал чем-то воистину сокрушительным. Драко на мгновение показалось, что потолок с полом поменялись местами – так сильно закружилась голова. И тело само поплыло куда-то вниз. Под спиной мягко спружинил диван, и сладкие, как грех, поцелуи приняли другую плоскость. Теперь не он нависал над кажущимся безразличным Гарри – Гарри сам плотно прижимался к Драко, перехватывая инициативу, словно положение, кто сверху, определяло, чья очередь её проявлять. Впрочем, Малфою было безразлично: сверху, снизу или сбоку – дорвавшись до вожделенных губ, он отбросил все мешающие мысли – рядом был Гарри, горячий, постанывающий и задыхающийся, и всё его естество будто бы пело от желанной близости. С поцелуями они закончили далеко за полночь, когда уже ни сил, ни мочи терпеть возбуждение не осталось. Наглости опустить руки ниже талии не хватило ни у Поттера, ни у самого Драко, но убегать в ванную, пряча взгляд и отчаянно краснея, пришлось: новые упражнения вызывали в мальчишечьих организмах однозначную реакцию. Спать они завалились прямо в гостиной, на всё том же диване, плотно прижавшись друг к другу, будто бы расставание даже на остаток ночи было чем-то невообразимо ужасным. Но перед тем, как скользнуть в царство Морфея на правах легального туриста, Гарри толкнул уже сопящего Драко локтем: – Что ты там говорил про поисковые артефакты? Драко открыл один глаз, долго старался сообразить, что от него хотят, и, широко зевнув, пробормотал, словно читая отрывок книги наизусть: – Любое колдовство, основанное на крови, искажает поле поисковых артефактов. Чем дальше объект поиска от эпицентра активации артефакта, тем сильнее искажения… – А дальше? – зевнул Гарри. Драко не ответил – он спал.