Будни и драмы Пале-Кардиналь

1623 год, апрель С утра Марион заперли в комнате. Не то, чтобы она успела в чём-либо провиниться за прошедшие со сна три часа, но монсеньор был непреклонен. — Девочке идет уже десятый год, и до сих пор я почти не занимался её образованием. Но пришло время, нельзя оставлять всё как есть. Стоящий посреди комнаты молодой учитель естественных наук только сдержанно кивал в такт словам кардинала. К слову, разговаривал монсеньор не столько с самим учителем, которого взял по рекомендации, сколько с Марион, увлеченно подглядывавшей в замочную скважину. И хотя девочка этого не подозревала, она успела изрядно огорчиться. — Когда я могу приступать к занятиям, монсеньор? — С завтрашнего дня. Марион сильно обижали скупые ответы Ришелье. Как только учитель откланялся, она спряталась за портьеру, а когда тот вышел за дверь и направился налево по коридору, едва сдержалась, чтобы не скорчить рожицу тому вслед. Стоило учителю исчезнуть за поворотом, из приемной вышел кардинал. — Марион, — негромко позвал он. Девочка не появлялась, безмолвно выпрямившись за портьерой и обиженно поджав губы. — Неужели этот человек вам не понравился? Марион, не видя лица монсеньора, не могла знать, шутил ли он с ней, и потому только шумно выдохнула. — Вы же хотите быть приятным собеседником, не так ли? — продолжал кардинал разговаривать с пустотой, — Для этого нужно много знать и много уметь. Марион вознамерилась топнуть ножкой, чтобы показать, что она умеет достаточно. Звук получился довольно звонким, и по шелесту одежд девочка поняла, что кардинал обернулся. — Поверьте, месье Алегро вам не наскучит. Марион внезапно откинула портьеру. — Он итальянец? — Да, — Ришелье вопросительно приподнял бровь. — Терпеть не могу, — Марион развернулась, намереваясь убежать. Но кардинал остановил её за плечо. — Вы не должны так говорить, — строго произнес он, — Кто вас этому научил? Марион скрестила руки на груди и замолчала. Несколько секунд в прохладе коридора царила тишина. — Кто вас этому научил, Марион? — пальцы кардинала чуть сильнее сжали плечо девочки. — Можете не отвечать, — его голос сделался тверже, — Я постараюсь оградить вас от влияния этого молодого человека. Зрачки Марион расширились, она быстро развернулась, из-за чего платье собралось в резкие складки. — Вы не можете. — По крайней мере на ближайшее время, — продолжил мужчина, словно не услышав ее слов, — Идите к себе в комнату, Марион, и займитесь книгами. Она отрицательно замотала головой. — Идите. — Я не хочу. Девочка произнесла это громко, и сразу уткнулась взглядом в пол, боясь реакции кардинала. — Я прикажу вашей кормилице никого не пускать к вам до завтрашнего дня. У вас будет время обдумать свое поведение. Прошло уже около часа. Марион, лениво подперев головку рукой, водила пальцем по строчкам лежащей перед ней книги. За окном бушевал ветер. Толстые стекла и витражи королевского дворца всё равно пропускали холод, и потому кормилица девочки плотно захлопнула ставни и зажгла свечи. Сама женщина, под предлогом сосредоточения вышла в другую комнату, но Марион догадывалась, что кардинал решил лишить ее любого общества. В груди ее зрела обида. Тяжелая книга с географическими картами мало занимала внимание Марион. На соседних страницах не написаны были занимательные истории о путешественниках и таинственных землях, да и поблизости не было никого, кто бы мог их рассказать. В глубине дворца кто-то наигрывал на лютне и по коридорам разносилось явственное эхо, вместе со сквозняком проникавшее в комнаты. Когда Марион, последние полчаса изучавшая Па-де-Кале и Ла-Манш, задремала над книгой, в маленькой передней скрипнула дверь. Зашуршали юбки, послышался шепот кормилицы и стук шагов. Девочка подняла голову. Из-за царившей долгое время тишины, Марион могла различить каждое слово за дверью. Она поднялась с места и, стараясь ступать как можно тише, приблизилась к двери. — Жанетт, что за глупости, зачем вы запираете ребенка? Кормилица шикнула, и по шороху девочка поняла, что она старается отойти подальше от дверей. — Между прочим, это ваша вина, сударь. — Моя вина? — от такого искреннего удивления Марион невольно засмеялась. За дверью на насколько секунд воцарилась тишина. — Вы совершенно не позволяете девочке учиться, — продолжила женщина ещё тише. — Это оттого, что меня никогда не просили её учить. — Сезар! — Жанетт, — виконт, кажется, получал удовольствие от этой шутливой перепалки, — Марион совершенно не виновата в моем поведении. — Лучше вам уйти, — голос кормилицы с каждым словом становился всё тише, — Иначе я вынуждена буду оградить девочку от вашего внимания. — Целый день меня пытаются оградить от его внимания, — недовольно пробормотала Марион себе под нос, придвигаясь к замочной скважине. — Каким образом? — словно проникнувшись ситуацией, Сезар тоже перешел на тихий шепот. — Рассказать. — Что же именно? — То, что вы утаили со времени своей последней поездки. Вновь повисла тишина. Подождав несколько секунд, Марион решила подглядеть, что же творится в передней. Но почти полностью обзор занимали широкие юбки Жанетт. Девочка недовольно нахмурилась: — И зачем нужна вся эта неудобная одежда? — Италия — не та страна, о которой хочется много рассказывать. — К тому, вы уже привили Марион нелюбовь к ней. — И, считаю, этого достаточно. — Уходите, будьте милостивы, монсеньор будет недоволен, — вновь послышался отдаляющийся шелест. — Я уйду, — веселый голос виконта сделался сухим, — но не напоминайте мне об этом больше. Приглушенно хлопнула коридорная дверь. Послышался тяжелый вздох кормилицы. Марион бросилась к своему месту — спиной к дверям — и приняла позу внимательного чтения. Чуть слышно скрипнула дверь, в комнату проник метающийся лучик света. Марион обернулась, но женщина только с улыбкой кивнула и снова закрыла дверь. Вместе с этим девочка захлопнула тяжелый фолиант и перебралась в дальнюю часть комнаты, поближе к окну. Время только приближалось к полудню, и Марион, возможно впервые в своей жизни отметила, как медленно оно тянулось в одиночестве. И вопреки своему желанию, она всё-таки задумалась. Монсеньор часто рассказывал ей об Англии, с которой у Франции был ненадежный мир, об Испании, откуда родом королева, и о грозной Османской империи по ту сторону Средиземного моря. Конечно, Марион мечтала там побывать. Но стоило ей это сказать, как на губах кардинала появлялась снисходительная улыбка, он покачивал головой и говорил, что она знает недостаточно. Девочка пыталась узнать, когда же будет достаточно, на что каждый раз получала ответ: «Ты сама почувствуешь». Марион же чувствовала только жгучее желание куда-нибудь поехать, потому что путешествовать в жизни ей приходилось лишь дважды: в Люсон — после кончины отца, а затем в Париж. В передней снова зашуршали юбки. Марион, протерев покрасневшие глаза, подбежала к двери. Кормилица ушла. Девочка заулыбалась. В обеденный час ей очень хотелось пробежаться по коридорам Лувра, а ещё больше хотелось узнать, кто всё-таки играет на лютне этажом ниже. Осторожно приоткрыв дверь, она выбежала в коридор. Глухо, почти бесшумно стучали каблучки по устланному коврами каменному полу. Марион ещё не успела завернуть за неосвещенный, ведущий к лестнице поворот, как едва с кем-то не столкнулась. Услышав голоса, она остановилась и выжидательно замерла. — Вы уже полгода в Париже, виконт. Я решил, что этого срока было достаточно, чтобы вы образумились. В следующем месяце вы отправитесь в Англию, ненадолго, к одному из друзей герцога. Он испанец. Я надеюсь, вы сможете расположить его к себе. Шаги приближались. Марион прикусила губы, чувствуя, как сердце начинает биться всё чаще. — Да, монсеньор. — Я ещё поговорю с вами. Голос звучал уже совсем близко. Дыхание участилось. Неожиданно шаги затихли. — И помните, вас всё ещё считают ребенком — это полезно, — голос кардинала стал на октаву ниже, — но вам пора бы уже повзрослеть. Эхо затихло, и шаги стали удаляться. Повисла тишина. Марион вздохнула свободнее, развернулась и, не имея уже времени и желания пробежаться, вернулась в комнату. Стоило ей закрыть дверь, как вновь послышались шаги. Сердце подпрыгнуло к горлу. Чуть слышно скрипнув, дверь отворилась. — Вы не скучаете здесь, мадемуазель? Марион стоявшая к двери спиной, обернулась: — Вы опять уезжаете, — уязвленно протянула она вместо приветствия. На мгновение нахмуренный лоб Сезара снова разгладился. Он положил шляпу на стол, подошел поближе и присел перед ней на одно колено. — Разве вас не учили… — весело начал он. — Что подслушивать низко, я знаю, — девочка скрестила руки на груди, но виконт одним движением их расправил. — Не повторяйте моих привычек. — Почему же? — No lo necesita. Soy un mal ejemplo*. — Вы же знаете, я плохо понимаю испанский! Сезар улыбнулся. — Тем не менее вы уедете. Зачем? — Монсеньор скажет вам. — Вы обманываете. — Если посчитает нужным. — Вы всегда так говорите, — Марион нахмурилась и отвернулась. — Я привезу вам из Англии лучшее ожерелье, какое только смогу найти. — Привезите лучше шпагу. — Шпагу? В самом деле? — Сезар смерил девочку удивленным взглядом. Она обернулась. — И не думайте смеяться, — Марион вздернула головку, — Я вам позже расскажу, зачем мне это понадобится. — Будто я не догадываюсь, зачем нужна шпага, — виконт всё-таки усмехнулся, за что получил заслуженный толчок в грудь. — Хорошо-хорошо, — он поднялся на ноги, — любой каприз. Но я слышу на лестнице шаги Жанетт. Надеюсь, вы не заскучаете завтра с новым учителем. — Вы же обещали никуда не уезжать! — воскликнула девочка, когда он уже подхватил со стола шляпу и подошел к двери. — Только небольшая поездка в Шартр, я вернусь ко вторнику. — Вы снова пропускаете воскресную мессу. Сезар только словно бы виновато пожал плечами и исчез за дверью. — Вы снова что-то скрываете… — прошептала ему вслед Марион, но удаляющиеся шаги уже слышались в коридоре. Не прошло и минуты, как дверь осторожно толкнули. Жанетт, с подносом с дымящимися на нем тарелочками и обеспокоенным выражением лица, вошла в комнату. — Всё моя невнимательность! Я забыла закрыть дверь, дитя. Сюда никто не заходил? — Конечно нет, — Марион обиженно отвернулась, — Вы же лишили меня единственного друга. На полу, возле ножки стола лежало пушистое черное перо.