***
1626 год, ноябрь В Париже заметно похолодало. Погода неожиданно испортилась, небо уже третий день тяжелело непроглядными тучами, и вот-вот обещало разразиться сильным дождём. Последние листья беспощадно трепал ветер, продувавший без разбору со всех сторон, и город постепенно тускнел, погружаясь в сезон грязей, размытых дорог и недовольных горожан. Люди всё раньше спешили домой, кутались в легкие пока накидки, ворчали на непогоду, ссорились, спотыкались, окатывали друг друга водой и мерно дремали вечерами, отогреваясь на опустевших кухнях. Осень, не размениваясь на мелкие людские невзгоды, сонно брела вдоль пустынных улиц в сторону юга, постепенно уступая право власти зиме. Жизнь, не замедляя шага, двигалась вперед, не тревожа, впрочем, атмосферы тяжелого сна, воцарившейся в городе. Впрочем, были здесь и те, кому спать не хотелось. Марион, скрестив на груди руки, стояла посреди кладовой, и неторопливо оглядывалась. На первый взгляд за прошедшие месяцы здесь ничего не изменилось. Темнота, пыль, стопы старых вещей, беспорядок, наведенный девушкой в прошлые её посещения, паутина и странный шорох в дальнем углу остались теми же. Ни разу за прошедшие дни голова чистоплотного слуги не заглядывала в эти двери, но кто-то здесь всё-таки побывал. И кое-что взял. В последний раз оглядев комнату, графиня упрямо поджала губы и потушила свечу. Горячая капля упала ей на руку, и Марион шумно выдохнула, стряхивая незастывший воск прямо на пол. Неосторожные брызги задели подол шерстяного платья. На округлившемся личике появилось страдальческое выражение, и девушка поспешила выйти в коридор. Бесшумно провернув ключ в замке, она, стараясь не шуметь, быстро покинула эту часть поместья, направляясь к себе в комнаты. По пути ей встретились несколько разморенных служанок, спешивших с посудой в сторону столовой, и один улыбающийся гвардеец, со светским видом прохаживавшийся по коридору. Почти никого из приближенных кардинала видно не было. Неожиданно её окликнули. Марион вздрогнула, услышав недалеко позади низкий бархатный голос, и торопливо обернулась. — Ах, это вы, виконт. — Прошу простить, если напугал вас, мадемуазель, — изысканно улыбаясь, протянул де Вард, изображая поклон. — Нет, ничего, — она скупо кивнула, приветствуя его. Молодой франт только что вышел из приёмной кардинала и притом выглядел весьма довольным. Поддерживая разговор, девушка поинтересовалась о его делах, и де Вард пустился в пространную историю о том, с кем имел честь познакомиться в последнюю неделю, переменяя рассказ некоторыми дворцовыми сплетнями, многосмысленными улыбками и неформальной ласковостью. Он упомянул, что остается на обед, и за непринужденной беседой ловко увлёк Марион в сторону столовой. Та, поначалу слушая виконта вполуха, под конец беседы уже улыбалась, тихонько хихикала вслед особо удачным подшучиваниям и понемногу делилась с тем своими собственными историями о прочитанном. Де Вард занялся чтением какого-то особо интересного отрывка из своих стихов, когда они оказались в обеденной зале. Расприветствовав всех знакомых, он посчитал нужным поухаживать за Марион и всю трапезу самолично подливал ей напитки и протягивал тарелку с фруктами. Кардинал сегодня к обеду не вышел, и за столом царила непринужденная атмосфера светской беседы. Девушка украдкой поглядывала на Сезара, но тот упорно рассматривал свою тарелку. Да и та, на первый взгляд, не вызывала у него энтузиазма. Никакие угрозы, убеждения и доктора не могли заставить его есть, если он сам того не хотел. И потому граф вот уже второй месяц совсем не поправлялся, и бродил по дворцу неприкаянным привидением, ибо кардинал настрого запретил ему куда-либо отлучаться. Впрочем, сегодня на лице молодого человека кроме печати уныния была заметна какая-то хитринка. То и дело губы его на мгновение складывались в лисью улыбку, но брови тут же хмурились, и сумма этих двух эмоций вновь приводила к показному безразличию. После трапезы, во время которой Марион было даже как-то неловко есть с аппетитом, она, старательно улыбаясь, препроводила де Варда, и побежала к комнатам Рошфора. Его девушка застала почти в дверях. Собравшийся, в темном плаще и перчатках, он будто бы дожидался её и сразу приложил палец к губам, кивая головой в сторону открытой двери. — Я тороплюсь. На столе есть кое-что для вас. Марион только успела открыть рот, но граф уже раскланялся и быстро направился к черной лестнице. Девушка проводила его взглядом, недовольно хмуря брови. Тот развернулся и заговорщицки подмигнул. — Не забудьте прикрыть дверь, я вернусь вечером. И молодой человек исчез на лестнице. Марион поёжилась. Такие исчезновения теперь пугали её куда больше. Но Рошфор, кажется, не имел никакой совести, раз за разом вот уже много лет оставляя графиню в мучительном ожидании. А в последний раз и того хуже. Она передернула плечами. Возвращаться, пусть и мысленно, к душевным метаниям всего нынешнего года было бы просто необдуманно. Сейчас-то всё хорошо. Почти. Очень хотелось верить. Так, ну сколько можно стоять перед этой дверью, как манекен? Бросив последний взгляд в сторону коридора, девушка вошла в комнату. Здесь она бывала нечасто, и собиралась в таком случае хорошенько осмотреться, но её внимание привлекла узкая темная коробочка, лежащая в центре прибранного стола. Марион удивилась. Сезар, вечно содержащий свои вещи в рабочем беспорядке, разложил бумаги по стопкам, собрал в одном месте письменный набор, убрал в дальний угол свертки с бесконечными списками невесть чего, и теперь столешница разве что не блестела, привлекая всё внимание к чужеродному для неё предмету. Графиня улыбнулась, взяла коробочку в руки и огляделась в поисках ножа. Несмотря на порядок, того в наборе не оказалось. Её взгляд упал на нижний, не полностью затворенный ящик стола, где отсвечивала костяная ручка. Выдвинув ящик, Марион ухватила нож, ловко расправилась с тонкой веревкой, отложила его и поддела крышку. Внутри, на войлочном подкладе, покоился тёмно-синий веер на черном дереве — с тонкой серебряной вышивкой и длинной ручкой. Вышивка складывалась в искусно изогнутую надпись в переплетении стеблей, листьев и крохотных птиц, но прочесть написанного в полутьме комнаты не получалось. Девушка осторожно вертела в руках подарок, открывала и закрывала веер, проводила пальцем вдоль выпуклостей на ручке, не столько рассматривая саму вещь, сколько улыбаясь каким-то своим мыслям. В конце концов, спрятав удовлетворение в уголках губ, Марион подвесила новое приобретение на пояс, убрала коробочку в складки платья и взяла в руки свечу, чтобы уйти. Не глядя убрав нож в коробку с перьями, она быстро оглядела комнату и вернулась к столу, чтобы задвинуть ящик. В нём царил привычный беспорядок — много не рассортированной бумаги. Но один лист, выделявшийся среди прочих, почему-то привлек ее внимание. Он лежал на самом верху, желтоватый, лицевой стороной вниз, а в углу чернела знакомая надпись: «Cesare». Марион сглотнула, замерла, а затем твердой рукой выцепила лист и безотчетно толкнула тяжелый ящик обратно в стол. Перевернула. На обратной стороне бессовестно улыбалась черноволосая девушка. Из груди маленькой графини невольно вырвался выдох. Она сжала в ладони ножку подсвечника и вдруг вздрогнула от упавшей на кожу горячей восковой капли. Взгляд её переметнулся к свече, затем к портрету и снова обратно. Рука дрогнула, и уголок портрета окунулся в пламя. Старая бумага сразу начала чернеть, а огонь быстро и послушно вылизывал светлые её части. Неожиданно испугавшись, Марион отбросила занявшийся лист в металлический поднос и ещё долгие секунды завороженно наблюдала, как съёживается и превращается в пепел черноокая красавица. Последнее светлое пятно мелькнуло в пламени, исчернилось и рассыпалось. Огонь потух. По комнате потянулся запах горелой бумаги и разогретого металла. Девушка очнулась, только заслышав раздавшийся издали звук расстроенной лютни. Не отрывая взгляда от горсти пепла, она сгребла его в бумажку, спрятала, потушила свечу и торопливо убежала в темноту своей мастерской, плотно закрыв дверь и прижимая испачканные руки к разгоряченным щекам. За окном занимались сумерки. Небо затянулось серой паутиной, вскоре разразившейся мелким надоедливым дождем. Чёрт знает зачем, но граф де Рошфор в тот вечер стрелял по бутылкам в полупустом трактире на окраине города, вглядывался в мутное запыленное стекло и прозаически пил, не давая себе вспомнить о том, что зарекался когда-нибудь ещё держать в руках стакан. Впрочем, это был не последний раз.***
На следующий день Марион впервые застала Сезара спящим. Нет, после вчерашнего она никогда не зашла бы в его комнату без разрешения, но дверь, вопреки всяким предосторожностям и сквозняку была открыта. Коридор на втором этаже, упирающийся в черную лестницу, мало кто посещал. В распоряжении юноши было сразу три комнаты: его, просторная, но вечно заваленная обилием сундучков и шкатулок с бумагами, ящиками, пакетами и свёртками; маленькая, дверь в которую вечно была закрыта, и та самая кладовка, куда складывали по переезде старые вещи, вскоре благополучно забытые. В последнюю, правда, он раньше и не заглядывал, и Марион до нынешнего года искренне недоумевала, зачем ему ключ от комнаты, полной пыльного хлама. Сама она жила в другом крыле, рядом с покоями кардинала и в редкое утро наведывалась сюда, зная, что столкнется с Сезаром где-нибудь на этаже, в саду или у приемной. Но сегодня, как и вчера, Марион проснулась рано, с мыслью, что приближается зима, а она уже с год как не бывала за городом и не видала настоящей природы. За утро эта мысль так въелась ей в голову, что одевшись, она сразу миновала этаж, в надежде уговорить Сезара оказать ей поддержу в этом нелегком деле — упросить монсеньора. Раз молодому графу так не сидится в стенах дворца, что он устраивает вылазки посреди дня, пусть потрудится. Так рассуждала девушка, по-прежнему злясь на злополучный портрет в ящике стола. Это придавало ей смелости — и не зря. Итак, дверь была открыта. Марион приблизилась к ней и остановилась за створкой. Она подняла руку, чтобы постучать, но это было бы бессмысленно. Девушка сразу заглянула в комнату. Та была погружена в полутьму. Окно затворено, слабые лучи света пробивались под дверцу. У ближней стены слабо угадывались очертания кровати и высокого шкафа. Стол, находящийся дальше всего от двери, был немного освещен, и на фоне этих бликов выделялся сидящий силуэт. По-прежнему пахло гарью, воском и почему-то дешевым вином. Марион долго стояла в дверях, неуверенно вглядываясь в очертания предметов и стараясь не смотреть на сидящего, но затем, вздрогнув от короткого шума в коридоре, торопливо вошла, остановилась на мгновение и чуть слышно, не дыша, приблизилась к столу. На непокрытом ковром полу отчетливо слышался каждый шаг, будто внутри головы отстукивали башенные часы, и этот звук заставлял Марион красться и оглядываться. Благо кормилица снова уснула в ее покоях, а служанки не считали нужным следить за девушкой. В этой части дворца почти всегда было тихо, сюда не ходили просители и посетители, но Марион всё равно казалось, что кардинал наблюдает за ней и неодобрительно качает головой. Она покосилась на непривычно неподвижную фигуру и невольно потянулась к собственной шее. Сезар спал, скрестив руки на груди и откинув голову на спинку высокого стула, отчего черты его лица терялись в тени. Расстёгнутый тёмно-красный камзол и небрежно оттянутый ворот рубашки открывали усыпанную крохотными пятнышками шею, пересеченную желтовато-синей полосой. Брови Марион на мгновение сошлись у переносицы, ей вдруг вспомнилась та давняя мечтательная улыбка Сезара и его протяжное: «В Испанию». С секунду она стояла неподвижно, затем передернула плечами, очень медленно протягивая руку, и, едва касаясь тёплой пульсирующей кожи, провела подрагивающими пальцами вдоль полосы. Сезар вздрогнул всем телом и открыл глаза. Марион отшатнулась. Первым движением он дернулся рукой к шее, ощущая ещё холодок девичьих пальцев, затем вскочил, отвернулся и торопливо застегнул все до одной пуговицы камзола. Марион боялась двинуться с места, часто дышала и упорно следила за каждым его движением. Когда её дыхание немного успокоилось, она заметила, что тот уже с минуту просто стоит, по-прежнему скрестив руки на груди. Из-за тяжелого молчания, воцарившегося в комнате, девушка вдруг почувствовала острую вину, давящую на горло, и, когда несколько секунд спустя Сезар тяжело вздохнул и обернулся, губы её сильно дрожали. Взгляд его, ещё мгновение тому назад бывший серьёзным и почти тяжёлым, сделался удивленным. Марион смотрела на него снизу вверх, совсем как тогда, три или четыре года назад до той старой итальянской поездки, и глаза её блестели. Неопределенно кивнув в сторону двери, Сезар уже инстинктивно произнес: — Разве вас не учили… — Не входить без разрешения, да. Перестаньте повторять! — Марион топнула ногой, большим усилием подавив слёзы в голосе. Блуждающий взгляд Рошфора проникся недоумением, он смотрел куда-то на уровень плеч Марион, очевидно пытаясь понять, что произошло. — Опять! Вы снова меня обманывали, — Марион хлопнула ладонью по спинке стула, заставив Сезара снова напряженно взглянуть на неё. — Я ничего не скрывал от Вас, — произнес он твёрдо и сухо, рассчитывая успокоить импульсивный порыв девушки, и вдруг настороженно огляделся, почувствовав невыветрившийся горелый запах. Маленькая графиня не заметила этого и только неловко мотнула головой, произнесла отчётливое: «Неправда!», и… Сезар дернулся, в одно мгновение оказался у стола, заставив Марион отскочить в сторону, и выдвинул нижний ящик. Недолго он рылся в бумагах, затем одним движением толкнул ящик обратно, заставив девушку вздрогнуть, и раздосадовано хлопнул кулаком по столу. Обернулся, несколько секунд безотрывно глядел в стену, а затем сокрушенно протянул: «Эх, Марион…» — и быстро вышел из комнаты. Внутри девушки бушевали противоречивые чувства. Гнев сменился беспокойством, она огляделась, не чувствуя рук поправила стопку бумаги на столе, и выбежала следом. Но в коридоре Рошфора не оказалось. Марион выглянула на лестницу, остановилась, прислушалась, но шагов не было слышно. Тогда она добежала до конца коридора, свернула к главной лестнице, едва не натолкнувшись на одного из гвардейцев, — но и здесь было пусто. Только у подножия лестницы переговаривался с кем-то у входа высокий, изящно одетый юноша. Он заметил Марион, когда она собиралась вернуться, и громко окликнул. Она вынуждена была остановиться. — Отчего в этом дворце сегодня все убегают от меня? — поднимаясь по лестнице, недоуменно произнес де Вард, снимавший небольшой дом на улице Вольных горожан. Марион, внимание которой занимал скорее исчезнувший за дверью некто, что-то ответила, но затем переспросила: — А кто ещё убежал от вас, виконт? Заинтересованность девушки понравилась де Варду и он лукаво произнёс: — Мой кузен. Вы недостаточно следите за ним, piccola venere. Пропустив последнюю фразу мимо ушей, девушка, стараясь не показать интереса, спросила: — Он что-нибудь сказал вам? — Нет, мадемуазель, но я заметил, что он зол. Вы не знаете, что послужило тому причиной? Под внимательным взглядом виконта Марион зарделась и недовольно поджала губы. Тот заинтересованно приподнял брови, но сразу переменил тему: — До меня дошли слухи, что монсеньор на днях планирует прогулку в Дурданский лес. — Зачем же? — девушка думала только о том, как обойти виконта, но перспектива выезда на природу не могла не отвлечь её внимания. — Недавно Его Величество сам изъявил желание прогуляться. Говорят, просто увеселительная прогулка, чтобы развлечь двор. Король берет с собой большую свиту… — И приглашает Его Преосвященство? — Разумеется. — А далеко ли ехать? — Марион, узнав приятную для себя новость, обратила все мысли на то, чтобы обойти де Варда и отыскать Сезара. — Королевский экипаж не поедет быстро, думаю, около шести часов. Девушка задумалась, а де Вард, довольно улыбнувшись, добавил: — Мужчины поедут впереди, а свита со стражей сзади. К вашему приезду уже всё будет обустроено. Это неплохое место, даже в некотором роде живописное, но я беспокоюсь, что вам будет скучно там. — О, нет, нисколько. Я с удовольствием займусь зарисовками. — Ах, вы всё ещё рисуете, — на лице виконта заиграла снисходительная улыбка, — Что ж, я буду рад разделить с вами беседу за этим занятием, если позволите. Марион подняла глаза и кивнула, хотя рука её сжалась в кулачок. — Благодарю вас. Вы сообщили мне приятную новость. Она замялась на несколько секунд, не зная, как ловчее избежать продолжения разговора. Но де Вард не был бы первым сплетником и знатоком придворной жизни, если бы не заметил этого. Он спрятал улыбку и произнёс с показным разочарованием: — Это приятно мне ещё более. Но теперь я вынужден вас покинуть, милая графиня, монсеньор срочно требовал меня. — Ничего страшного, я и сама тороплюсь, — не выказывая довольства, девушка распрощалась с виконтом, и убежала на первый этаж. Де Вард раскланялся, поглядел, как невысокая нескладная фигурка Марион исчезает внизу, и в задумчивости обернулся к главному входу. Там никого не было.***
Поутру среди легкой дымки облаков перекатывалось масляное блестящее солнце. С юга, забираясь под разноцветные накидки и легкие плащи, поддувал легкий свистящий ветер, и длинный кортеж, выдвинувшийся от королевского дворца в сторону Дурданского леса, неторопливо растягивался вдоль улиц, а затем дорог. Мужчины, в том числе и король, ехали верхом, оставив экипажи скучающим дамам, которые находили развлечение в бесконечных разговорах о моде, скандалах, чьих-то романах, чьем-то наследстве и наследниках, о детях, погоде, холоде, скуке, потерянных украшениях, найденных кем-то сокровищах, о пришлых и приезжих, прохожих и проезжающих, уехавших и даже, сохрани их боже, ушедших. По счастью свита кардинала ехала слегка в отдалении, и это вполне спасало молодую графиню де Амальрик от надоедливой болтовни. Правда обеспечить ей другое занятие это обстоятельство не могло, и девушка уже не час и не два глядела на непритязательно похожие друг на друга пейзажи в оконце экипажа, периодически бросая скучающий взгляд на свою соседку. Знала графиня о ней немного. Звали ту Жаклин де Уни, и приходилась она родственницей капитану кардинальской стражи ла Удиньеру. Это была маленькая и верткая девица лет пятнадцати, с правильными, но какими-то смазанными чертами лица, неопределенно серо-каштанового цвета волосами и сероватой же кожей. Марион казалось, что она запомнила её внешность, но стоило только ей на секунду отвернуться, как из памяти сразу же стирались черты лица новой знакомой, и графиня уже не могла припомнить ни цвета её глаз, ни прически, ни даже фасона платья. Это было странно и несколько раздражало девушку, и потому она всё чаще и чаще переводила взгляд на спутницу, стараясь отложить в памяти её образ. Экипаж потряхивало, Марион чувствовала надвигающуюся слабость и с недовольством переводила взгляд обратно к окну, для уверенности сжимая ладонью мягкое сиденье. Де Уни приставили ей в подруги и компаньонки с две недели тому назад: монсеньор беспокоился, что девушке не хватает общества ровесниц. Впрочем, было понятно, что ла Удиньер, взяв на себя обязанности заботливого родственника, надеялся пристроить девушку при дворе. А та, в свою очередь, старалась обзавестись знакомствами. С Марион, как с первой своей целью, она старалась завести разговор уже трижды за прошедшее утро, но все попытки почему-то заканчивались неудачно. Графиня не могла подобрать достаточно аккуратных слов для ответа, и потому предпочитала улыбнуться и молчать. В конце концов де Уни надолго отвернулась к противоположной дверце, а затем задремала, подложив под локоть пышную расшитую подушку. Время тянулось медленно. Легкие порывы трепали паутинку выпавших из прически волос, графиня периодически сдувала их, косилась на папку с бумагой и тяжко вздыхала. За окошком мелькали старые сухие стволы, ворохи опавшей розово-бурой листвы и пушистые барашки надвигающихся туч. В один момент экипаж неожиданно дрогнул и остановился, и Марион с удивлением обнаружила, что и сама долгое время витала на грани сна. Де Уни встрепенулась, сунулась к окну и тихо заметила: — Приехали. Этот возглас прокатился среди карет, и дамы разноцветными гроздьями высыпали на дорогу. Прихватив папку и выпустив вперед себя соседку, Марион соскочила на землю, быстро оперевшись на руку подоспевшего де Варда. — Уже час вас ожидаем, — заметил тот, — поглядите, как погода испортилась. Девушка подняла взгляд к небу. Светлые облачка сгустились, небо посерело, а на горизонте виднелась темно-синяя полоса. — Боюсь, попадём под дождь. Марион пожала плечами и смерила взглядом теплый, подбитый мехом плащ виконта: — Мне нравится непогода. Вы беспокоитесь? Де Вард подбоченился: — Конечно нет, мадемуазель. Просто я предпочитаю солнце и тепло, чтобы оставаться в здоровом расположении духа. Серость и сырость навевают меланхолию. Час спустя, когда большая часть придворных расположилась на пикник, а кардинал с королем уже обсуждали что-то в переносной беседке, в некотором отдалении от общей массы, на пригорке, почти неподвижно сидели две фигуры. Марион, укрепив на планшете несколько листов бумаги, быстро черкала что-то графитовой палочкой, почти не опуская глаз на бумагу. Это был уже третий набросок — вдалеке девушка разглядела шпиль какой-то деревенской церквушки. Но виды вокруг не радовали многообразием, и вскоре графиня вздохнула, вогнала палочку в футляр, обтерла руки платком и обернулась к де Варду. Тот долгое время глядел ей в лист, время от времени вставляя какие-нибудь комментарии, вертел кольцо на пальце, скучал и поглядывал на небо, но тут встрепенулся. — Не желаете прогуляться? — его рука вытянулась в сторону опушки, от которой тянулась в лес широкая вытоптанная тропа, где уже семенили несколько фигурок. Марион прищурилась, но узнать кого-либо с такого расстояния было довольно сложно. Лес здесь был не слишком густым и хорошо освещался, и потому девушка пожала плечами и поднялась, чтобы убрать складной стульчик: — Вполне можно. Я как раз хотела поговорить с вами, — она склонилась над папкой с бумагой и произнесла это безразличным тоном, чтобы виконт не заподозрил ничего личного. Но тот только неопределенно кивнул головой и весело заметил: — Всегда к вашим услугам. Графиня невольно улыбнулась, кивнула стоявшему неподалеку слуге на оставленные вещи, и взяла спутника под руку. Тот сию же секунду нашел тему для разговора, и до леса они добрались под бурное обсуждение Шекспира, модных фасонов и вышивки. Что-что, а поддерживать беседу на излюбленные женские темы де Вард умел, а Марион, никогда не любившая обсуждать такое с дамами, слушала его сплетни вперемешку с остроумными замечаниями, смеялась и даже перебивала. Они сами не заметили, как углубились в лес. Тропа постепенно сужалась, сухие кроны над головами постепенно густели, стало темнее, впереди замаячила еловая зелень, но тут и там всё еще попадались парочки и компании в несколько человек, и потому Марион не беспокоилась. Она уже не пыталась вставить что-нибудь в льющуюся гладким потоком речь де Варда, а только кивала, улыбалась и пыталась придумать, как получше задать вопрос. Со спины их окликнула де Уни в компании ещё одной высокой девицы, которой виконт как-то по-свойски улыбнулся. Та спрятала улыбку за веером и поспешно увела спутницу на боковую тропинку. Марион проводила их несколько удивленным взглядом, глянула снизу вверх на де Варда, отведшего заинтересованный взгляд в другую сторону, и машинально нащупала на поясе собственный веер. Ей так хотелось взять его с собой, что пришлось даже надеть платье несколько тоньше, чем полагалось, чтобы цвета хорошо гармонировали. — Послушайте, виконт… Она вздрогнула, почувствовав, как на нос упала крупная капля. Затем еще одна охолодила ладонь, быстро пропитав ткань тонких перчаток. Следующая торопливо скатилась по щеке. Де Вард, которого защищали его плащ и широкополая шляпа, ничего не почувствовал и вопросительно обернулся, отвлекшись от своих мыслей. — Кажется, начинается дождь. Пойдемте скорей обратно. Молодой человек поднял голову. Прямо над ними сгустилась иссиня-черная туча, и в несколько мгновений стало темнее. — Да, пожалуй стоит поторопиться. Стоило этим словам слететь с губ виконта, как туча разразилась свистящим дождем, и тропа запузырилась мелкими лужами. Де Вард заозирался и указал рукой в сторону елей, видневшихся за голыми стволами. — Мы вымокнем до нитки, пока вернёмся. Переждем там, — и он увлёк графиню под густую крону высокой и, по всему видно, очень старой ели. Дождь припустил с новой силой. Ливневые потоки пригибали к земле мощные ветви, но в их убежище было почти сухо. Лишь редкие капли проникали сюда и беззвучно падали в посохшую траву. Марион завороженно следила за косыми струями сквозь сеть ветвей и чуть заметно улыбалась. Де Вард же, напротив, с видимым неудовольствием отряхивал подмокший плащ и косился на расползающиеся лужи. — Надеюсь, это ненадолго. Иначе обратно будем выбираться по сущей грязи. — Это ничего, поглядите, как красиво, — девушка указала на узкую полоску чуть светлеющего неба, видневшегося далеко за деревьями. — Среди бури и уцелевший лист покажется красив, — протянул виконт слова, взятые, очевидно, из какой-нибудь книги, — Вы, кажется, хотели мне о чем-то сказать, когда началась эта непогода. Времени у нас достаточно, что вас тревожит? — Тревожит? — графиня тряхнула головой, — Я бы сказала — мне просто интересен один вопрос, — она сделала паузу, собираясь с мыслями, но не решилась говорить начистоту, — Некоторое время назад я искала предметы для натюрморта во дворце, и нашла одну прекрасную зарисовку. Вы не знаете, кто мог бы её сделать? — Зарисовку? — виконт задумчиво поджал губы, — Кроме вас никто при дворе так не увлекается рисунком. Мне говорили — капитан ла Удиньер по молодости тоже баловался красками. Марион чуть заметно поморщилась от этих слов. — Что там было нарисовано? — Молодая девушка. — Нет, боюсь это не его авторство. Может быть какие-нибудь надписи, пожелания? Она опустила голову. — Нет, ничего. Повисла пауза. — Вы не всё говорите, графиня, — медленно произнёс де Вард, — но очень хотите что-то узнать. Если вы желаете, чтобы я помог вам, вы должны быть искренней. Это ведь вовсе не интерес к мастеру, верно? Марион поджала губы и выдохнула. — Хорошо. Я хотела бы узнать, кто эта девушка. — У вас при себе этот рисунок? — Нет, — Марион замялась, — я потеряла его. — Как она выглядела? — Черные волнистые волосы и узкие глаза. Привлекательная. С повязкой на голове. Большего не могу сказать, это был черно-белый набросок. Де Вард бросил на неё быстрый взгляд, что-то бесшумно повторил губами и принялся отстёгивать плащ. Графиня с непониманием следила за его движениями. Тот, наконец, справился с застёжкой, распахнул плащ и расстелил его на влажной земле. Внутренний подклад отсвечивал тёмным мехом. — Присядьте. Она послушно опустилась, ожидая ответа. Виконт надолго замолчал, слышен был только шум ливня. — Вряд ли я знаю больше, чем вы. Могу только предположить, — он внимательно посмотрел на девушку с высоты своего роста, — Мой кузен долго жил среди цыган, и стало быть там был кто-то, кого он… к кому он испытывал симпатию, — медленно произнёс он. Марион смутилась и опустила голову. Всё-таки де Вард не просто так принимался при королевском дворе, он был очень догадлив. — Я бы советовал вам быть осторожней в таких вопросах. Этот портрет повинен в вашей размолвке? — Нет, что вы! — девушка замахала руками, и виконт едва заметно ухмыльнулся. — Мадемуазель, что я говорил вам минуту назад? Марион опустила руки и устало склонила голову: — Только вы не начинайте учить меня, Раймонд. Тот опустился на другой край плаща и принялся разглядывать иглы, по которым катились капли. — Я только хочу, чтобы вы говорили правду. Вам незачем примерять на себя плащ разведчицы. Графиня вскинула голову и пронзительно посмотрела на сидящего в расстояние руки рядом молодого человека. — Вы ведь тоже знаете больше, чем говорите, виконт. — Это моя ноша, piccola contessa, но не моя тайна. Она отвела взгляд. Порыв ветра размашисто ударил по нижним ветвям, окатив сидящих градом капель. Марион отвернулась, вытаскивая платок, и поспешно отерла лицо. Де Вард отодвинулся ближе к стволу, хмуро глядя на небо. — Вы по-прежнему видите во мне только ребёнка, — утвердительно произнесла девушка. Ответ прозвучал не сразу. — Не совсем, signorina, не совсем, — уклончиво ответил тот, — С вами я могу поговорить серьёзно. В воздухе снова натянулась пауза. — Он никогда не делал этого, — шепнула она, хмурясь привязчивым обращениям. — Может, вы просто не давали повода? — де Вард несколько мгновений испытующе смотрел на неё, затем улыбнулся и поднялся на ноги, — Я готов вам помочь.***
— Вы запомнили? — виконт погрозил пальцем, — Я скажу, что мы разминулись в непогоду. Охрану привлекать не станут, чтобы не тревожить монсеньора. При упоминании кардинала Марион поежилась, и в голову ей закралась мысль об ужасной глупости придуманной ими затеи. — Я пошлю графа сюда, а сам пойду в другую сторону. Только умоляю вас, ни шагу с этой поляны, иначе придётся устраивать настоящие поиски. — Обещаю. Де Вард кивнул, встряхнул плащ и широким шагом пересек насквозь вымокшую поляну, растворяясь синим пятном в пелене дождя. Девушка сморгнула с ресниц дрожащие капли и огляделась. На расстоянии двух рук от толстого ствола еще виднелись подсушенные места, но чуть дальше и чуть ниже всё было сыро, скользко и пронизывающе холодно. Впрочем, холод она чувствовала и здесь. Окинув усталым взглядом свою накидку и убедившись в том, что она уже давно пропиталась водой, Марион неожиданно широко улыбнулась, встряхнула головой и сделала шаг из-под полога спасительных ветвей. Минута шла за минутой, а она всё стояла под непрекращающимся потоком воды, падающей с сияющего просветами неба, и по-детски улыбалась, смеялась и кружила на одном месте. Платье давным-давно стало дважды тяжелее и напоминало цветом чернила. Юбки путались в ногах, облепляя их влажным, но покуда чистым подолом. Волосы гладко легли вокруг щёк, а коса приятно тяготила затылок. Глаза то и дело заливало, она не могла подолгу смотреть вверх, но всё равно не отрывала восхищенного взгляда с проглядывающего в отдалении горизонта: светлеющего и переливающегося какими-то необыкновенными цветами. Где-то далеко-далеко, за шумом дождя щебетали, шумели, кричали и толковали множество голосов — люди прятались в экипажи, захлопывали дверцы, шумно устраивались между подушек, суетливо отряхивались. Гвардейцы уныло похлопывали по шеям фырчащих лошадей, натягивая на затылок мягкие от воды шляпы, слуги торопливо собирали то, что терпеливо раскладывали и разворачивали два часа тому назад, дамы поправляли прически, кавалеры проверяли оружие — и те, и другие сетовали на дождливую осень, перекусывали орехами и заходились в пустопорожнем разговоре. А здесь, в трех-четырех сотнях футах глубже в лес, скользя сапогами по размякшей земле, сжимая в кулаке край бархатно-черного плаща, шёл Рошфор. Движения его были резкими и отрывистыми. Темные глаза его рывками скользили от дерева к дереву, не упуская ни единого пятна, не оставляя без внимания следа или надломленной ветки. В ста шагах позади в спину ему задумчиво глядел де Вард, которому стоило бы уже давно направиться по левую руку от старого узловатого дерева, который они усвоили ориентиром. Но он стоял, неосознанно прячась в переплетении ветвей, поводил плечами и неосознанно качал головой. А затем развернулся и ушёл в сторону лошадей и экипажей. В лесу остались двое. Он наткнулся на неё случайно. Там, где не думал увидеть, — посреди ясной поляны, куда мгновением позже упал первый солнечный луч. Он отразился в многочисленных каплях, витающих в воздухе, сверкнул и заблестел едва уловимой радугой. Марион, не замечая его, завороженно наблюдала за ней, перекинув через руку тяжелую сырую накидку. Шум дождя понемногу стихал, капли становились меньше, но красные, жёлтые и синие полосы, столь непривычные для серо-бурого леса, только ярче сверкали в свежем, омывшемся от пыли воздухе. Девушка моргнула и обернулась, теребя в руках рукоять спрятанного заранее в юбках веера. С губ её не стерся ещё след недавней улыбки. Она глянула на него исподлобья и замерла, быстро перебирая пальцами по гладкому дереву. По-хорошему надо было бы сделать вид, что она рада тому, что её нашли. Может быть, заулыбаться, может изобразить дурное самочувствие, по обстоятельствам, — так учил де Вард полчаса тому назад. Следовало рассказать, как она убежала в сторону леса, стоило начаться дождю, как вымокла до нитки, как старалась отыскать дорогу назад, но все эти красиво придуманные слова разом вылетели из головы. Подступившая к горлу ложь превратилась там в тугой ком, и от него графине было неприятно. Неприятно и странно от себя самой. — Простите, — вдруг вырвалось само по себе хрипловатое слово. Марион на секунду вжала голову в плечи, но затем вдруг одернула себя, выпрямилась и подняла взгляд. Последние капли дождя оставили дорожки на её щеках. В лице графа ничто не дрогнуло. Он долго смотрел на неё. От этого взгляда внутри графини что-то дрожало, но она, сжав зубы, не давала себе опустить глаз. Сезар двинул плечами, преодолел разделявшее их расстояние и, накрыв её ладони своими, заставил дернуть рукоять подарка. Та чуть слышно щёлкнула и… осталась в ладони девушки. Она быстро опустила взгляд — из основания черной рукояти торчало тонкое вычищенное блестящее лезвие. Длиной около четырёх дюймов. Глаза её широко распахнулись, но пальцы не разжались. — Помните, ребёнком вы просили шпагу? Из груди Марион вырвался нервный смешок. — Я привёз это, чтобы вы могли себя защитить, если возникнет необходимость, — она дрогнула и подняла взгляд. Рошфор взял её за плечи и серьезно посмотрел в глаза. — Я говорю это не просто так, Марион. Я никогда не допущу этого, если буду здесь. Но вы знаете, я не могу… Девушка не стала дослушивать. Она уронила наземь лезвие и быстро обхватила Сезара за пояс, уткнувшись лбом куда-то пониже плеча, в сырую шершавую ткань. Тот словно закаменел, и долгих несколько секунд Марион слышала только гулкий стук собственного сердца, колотящегося в ушах. Восемь. Девять. Десять. Её спины легко коснулась рука, и мигом стало темно. Девушка почувствовала тяжесть ткани и осторожное прикосновение, он запахнул её полами своего плаща — теплого внутри. По телу мигом разлился жар, и Марион, смущённо зарывшись носом в тёплую ткань, не могла бы сказать, что было тому причиной. — Не делайте так больше, — слова донеслись до неё сквозь толщину плаща как будто издали. — Что? — неровный выдох. Сезар замолчал. Раз. Два. Три. — Не теряйтесь.