Будни и драмы Пале-Кардиналь

Сезар с актёрской злобой несправедливо обиженного человека ворвался в Пале-Кардиналь через главный вход, прошёлся по первому этажу, мелькнув перед глазами довольно большого количества слуг, и закрылся у себя в комнатах. Несмотря на то, что он уже официально объяснился с монсеньором через третьих лиц, и был притом очень вежлив и сдержан, в юной его душе кипело недовольство. Как можно! Пытаться вручить ему в жены беременную девушку! Да что там! Кинуть в тюрьму за отказ! Заподозрить в измене! Это всё так не связывалось в его голове с представлением о справедливом и несправедливом, что опасность опалы и даже, быть может, смерти, висевшие над ним каких-нибудь несколько часов назад ничего не значили по сравнению с незаслуженным обвинением. После той второй памятной встречи с мадемуазель де Купе, молодой граф Рошфор решительно удалился в свои размышления. Два вечера он потратил на то, чтобы придумать как представить кардиналу известие о том, что брать в жены баронессу он, несмотря на все её внешние достоинства, отказывается. С одной стороны, следовало бы раскрыть правду о том, что барон де Купе, хоть он и являлся противником де Суассона*, всё-таки имел подлость обманывать монсеньора. Но, размышляя по-другому, порочить ещё более девушку, которая через месяц-другой и так рисковала быть опозоренной, он не имел никакого желания. Именно это склонение в пользу второго варианта и привело молодого графа в тюремные застенки. Родственники де Купе, весьма быстро заметив охлаждение, произошедшее в его душе, решили сделать всё возможное, чтобы подогреть интерес юноши. Но тот, условившись сам с собою молчать об узнанном, на всех разговорах и встречах говорил только, что жениться никак не может, это противоречит его возрасту, принципам, жизненным целям да и, в общем, душевному состоянию. Ла Удиньер, капитан гвардии, бывший в ту пору близок графу, натужно дышал в усы, давясь смехом с этих выдумок. Но и он не мог добиться от Рошфора правды. Тогда давление всеведующего де Купе переметнулось на кардинала. Мягкий и мягкотелый с виду барон выдумал злостную историю о графе де Суассоне, который отговорил Сезара от этого брака и неправдами, приправленными, разумеется, деньгами, переманил на свою сторону. Эта история жутко возмутила кардинала, и в тот же день он без разбирательств приказал арестовать Рошфора. Бог знает, ненависть ли к де Суассону застлала ему глаза, или ложь барона была настолько правдоподобной, но, вернувшись нынче из места своего заключения, Сезар намерен был запереться вновь и не выходить до тех пор, пока не дождется глубочайших извинений. — Вы ведете себя как ребенок, — с полуулыбкой констатировал ла Удиньер, допущенный в покои. Эти три дня он был посредником между кардиналом и графом, и потому пользовался теперь особым уважением последнего. — Так что же мне прикажете делать? — мрачно интересовался юноша, разглядывая в окне свежее летнее небо. — И самые великие порой ошибаются как простые смертные, — спокойно отвечал тот, ни к чему, впрочем, Рошфора не обязывая. — Не сомневаюсь, — выдавил он, раздраженно постукивая пальцами по столу. — Но сидя здесь вы ничего не добьётесь, — Сезар метнул на капитана короткий взгляд, — И прекрасно это понимаете, потому и злитесь, — ла Удиньер подкрутил пальцем длинный ус, — Вам нужно развеяться, и прощение придёт само. — Вы говорите как аббат. Мужчина усмехнулся. — Вам придется постараться, чтобы найти аббата, который посоветует вам немного согрешить. Но в лечении души такие средства хороши, — ла Удиньер хлопнул ладонью по столу и поднялся. Лицом графа на секунду завладела улыбка. Капитан, однако же, знал толк в кабацких песенках.

***

Сезар, упершись спиной в оконную нишу, скучающе разглядывал изящную ленту росписи под потолком. Де Вард клялся, что зайдет в приемную буквально одной ногой, скажет полслова и они пойдут, наконец, в город. Признавать в этом желании влияние ла Удиньера не хотелось. Рошфор давно разлюбил уличные представления и кабаки, но оставаться под крышей Пале-Кардиналь становилось просто невыносимо. Ни слова! Третий день! Смертная скука! Вдали гвардеец отдал громкое приветствие. Юный граф повёл глазами, но в поле зрения не попало ничего нового. Снова стало тихо. Он перевёл взгляд в окно, где сквозь дымчатую пелену облаков пробивалось летнее солнце, и вдруг почувствовал едва уловимое прикосновение к шее. Мурашки проскользнули до самой спины. Молодая женщина была так близко, что он чувствовал её дыхание. Тонкие пальцы пробежались по его воротнику и спрятались в кулачок. — Вы так бесшумны… миледи, — получилось с легким хрипом. — А вы витаете в облаках, Рошфор, — она улыбнулась, как всегда чуть прикусывая нижнюю губу, — На вас не похоже. Застенки так повлияли на вас? Он на мгновение свёл брови и отвернул голову. Её улыбка стала шире. — Вовсе нет, я жду своего кузена. — Ах, де Вард тоже здесь? — она отстранилась и тут же поймала быстрый взгляд молодого человека. Тонкая ручка взметнулась и задумчиво, будто невзначай пробежалась пальцами вдоль линии корсажа. Грудь приподнялась от тяжелого вздоха. — Ваш кузен — такой несносный юноша. Сезар раздраженно мотнул головой. — В самом деле? Миледи ухватила пальцем светлый блестящий локон и тихо засмеялась. Солнечные блики окрашивали её молочную кожу медовыми оттенками. — И вы, право, стоите его, — ладонь чуть задержалась на его груди, а затем шутливо оттолкнула. Сезар вздрогнул. Внутри, ниже шеи, разрасталось какое-то щекотное тепло. Внезапно дверь отворилась. Де Вард вывалился в коридор вместе с облаком окружавших его духов и конвертом под мышкой — недовольный и раскрасневшийся. Миледи обернулась, и лицо юноши вдруг разгладилось. От приблизился, поцеловал молодой женщине руку и собирался что-то сказать, но та только обворожительно улыбнулась, приложила пальчик к губам и исчезла за приоткрытой дверью приёмной. Легкое дуновение ознаменовало её уход. Рошфор не смог сдержать внутренней дрожи. — Представьте, меня снова обрядили курьером, — разочарованно протянул де Вард, когда дверь захлопнулась, вздохнул и снова помрачнел, — придётся нам прежде всего заглянуть в одно место. Вы не против? Граф медленно оторвал взгляд от двери, перевёл его на собеседника и пожал плечами. — Главное, идёмте поскорее отсюда. Я умираю от скуки. Молодые люди сдвинулись с места и вскоре исчезли на лестнице. Широкая портьера раздвинулась, из-за тяжелых складок высунулась маленькая голова и мрачно уставилась на место, где только что шёл разговор. Детская рука с необычайной для хрупкого тела силой смяла бордовую плотную ткань. Девочка перевела взгляд на дверь приёмной: её бледное лицо презрительно поморщилось. На этаже снова воцарилась тишина.