VI
3 ноября 2017 г. в 02:25
— Эх, не слыхать ничего!
— Даган…
Веснушчатый нос досадливо сморщился.
— И чего они там, по углам, что ль, как мыши хоронятся?
— Даган!
— Ну?
— Бабка-то спать велела.
— А! Мало ли чего она… Ой!
Дверь тяжело ухнула.
Морщинистая рука сноровисто ухватила прямо за ухо.
— Ах ты негодник!
— Я… я это… я, бабушка, того… Ай!
— Чего того-то, глаза твои бесстыжие?!
— Дык вот, значится… Ай-ай!
— Бабушка!
— Глянуть хотел, не надобно ли дровишек…
— Ах, дровишек?
— Дровишек, дровишек… Ай! Вон и сестрица скажет… за дровишками я…
— Гранья?
Овчина сползла на пол.
— Ей-богу, бабушка! За дровишками братец хотел, а тут и ты подоспела.
— Праздник-то нынче… Ай! Да и гости у нас… одним торфом-то, чай, негоже…
— Ишь ты, негоже!
— Да пусти ж ты ухо, бабушка! Я ж не маленький уже!
— И! Не маленький! Больно-то умен стал с некоторых пор!
— Да чего я-то?! Я ничего…
— И!
Шаги прошуршали тяжело, устало.
— Вам бы, пострелятам, все егозить.
И зелень в паутинке морщин поблекла как будто. Словно по осени.
— Подсобить чего, бабушка? Ты скажи, я мигом. Коли впрямь гости у нас…
— От таких гостей на засов бы запирать.
— Да кто ж там у нас, бабушка?
— А ты, пострел, нешто не пронюхал еще!
— Я? Да я ничего, бабушка!
— Ну-ну.
— Честное слово!
— Мы отседа носу не казали, все, как ты велела, бабушка.
— Да расскажи, чего стряслось-то!
— Расскажи, бабушка!
— Чай, ум хорошо, а три ума лучше!
— И! Ума! Какой он, ум-то, в ваши-то годы!
Веснушчатый нос привычно вздернулся.
— Да уж какой ни на есть! Ну, расскажи, бабушка!
— Расскажи!
— И! Пострелята…
— Ну, бабушка!
— Да и сказывать нечего тут. Пурга-то, вишь, какая… Вот и забрел к нам путник.
— Откудова забрел-то? Из наших, али из соседней деревни кто?
— И! Из наших-то он из наших, да Бог его ведает…
— Это как…
Низко, раскатисто. Словно бурный поток в горах. «Эй!»
— Гранья!
— Ты чего, сестрица?
— Бабушка… нешто…
— Да полно, чего ты всполошилась-то, девочка. Ну, с болот забрел…
— Колдун!
— Цыц! Постреленок!
— Кол…
— Язык-то попридержи! Неровен час услышит. Коровий доктор* наш, дай Бог ему здоровья.
Веснушчатый нос сморщился презрительно.
— Эк он на вас всех страху-то нагнал, а!
— Цыц!
— А я вот, воля ваша, не пойму, с чего.
— Даган…
— Сколько уж лет на болотах своих сиднем сидит. И ни видать, ни слыхать его. А вы всё как осиновый лист трясетесь.
— Даг…
— Он-то уж, поди, плесенью покрылся.
— Даган!
— Видали мы его с сестрицей как-то раз, верно, Гранья? Тому-то уж лет пять, чай. Мужик как мужик, а, сестрица?
Низко, раскатисто…
«Эй!»
— Бабушка!
— Ну-ну, что ты, девочка… Ишь, пострел, аж сестру испужал.
— Я?
— И когда это вы с ней колдуна видали, не припомню что-то.
— Так… это… нечаянно мы…
— Нечаянно, значит?
— Ей-богу, бабушка!
— Ах ты негодник…
— Да я-то чего! Я ж к тому говорю, что бояться его нечего.
— Много ты понимаешь!
— Ну, а коли есть чего, так на кой вы его в дом-то пустили?
Зелень в сети морщинок вдруг вспыхивает ярко.
— Ишь удумал! Бабку учить!
— Да не учу я…
— Какая ночь-то сегодня, знаешь?
— Как не знать.
— А коли знаешь, так чего спрашиваешь? В такую ночь не след одному быть — тут добрые соседи**-то и сцапают***.
— Да хоть бы его и сцапали, нам-то что!
— И, парень! Что мы, нехристи какие, али англичанишки поганые? Гостя за порог на Йоль выгнать — это где ж видано!
— Да коли гость сам…
— И! Кто он да каков — не твоего ума дело.
— Так ты ж сама сказывала…
— Мало ли, чего я сказывала! Слово-то не воробей. А грех на душу я брать не стану. И папаше вашему не позволю. И вам.
— Да мы-то чего, бабушка?
— А того! Живо спать!
— Ну, баб…
— Чай, верно Айнар говорит, распустила я вас. Пострелята!
* * *
Ох и намело!
Блестит снег на солнышке, под башмаком хрустит. Что твое яблоко.
Вдох — морозно, остро.
И ладони уже саднит.
Угораздило ж рукавицы забыть!
Ну да что теперь. Взялся за гуж…
Да и ступеньки на крыльцо вот они. Снегом-то совсем занесло, надо бы смести, покуда бабка не спохватилась. И…
Скрип-скрип.
— Ой!
Во весь проем что-то большое — аж свет застит.
И вроде руки у него, ноги…
— Что, напугал тебя?
Низко, раскатисто.
Словно бурный поток в горах.
— Ой!
Грохнуло, плеснуло — пальцы испуганно, оледенело вцепились.
— Что ты, красавица, чай, не медведя увидала.
Руки, ноги…
Медово искрится на солнце рыжая окладистая борода. И седина в ней — будто нити серебряные. И усмешка.
— Али я так тебе страшен?
Волосы длинные, чуть не по плечи — медом и серебром.
А сам огромный — свет застит.
Глаз не разглядеть — высоко. Да и оторопь берет.
— Ты нешто старухи Эньи внучка? Грайне****.
В горле застряло.
Гранья.
— А меня Браданом звать. Слыхала, поди?
Глаз не разглядеть, а сама перед ним на виду. И будто огнем йольским — щеки.
— В деревне-то про меня много чего болтают. Да только не всему верить надобно.
Снег хрустит наливным яблоком. Грузно, неровно.
У колдуна одна нога короче другой…
— А вот гостя в праздник приветить — так-то с древних времен повелось. За добро благодарствую.
Низко, раскатисто.
Словно поток шумит — и в уши льется.
Солнце глаза слепит.
И не шевельнуться, не вздохнуть.
Пальцы оледенело вцепились…
— Что ж ты, красавица, без рукавиц по воду ходишь? Негоже.
Большое, горячее. Мягкое. Пальцы оплело — и пальцы разжались.
Выпустили послушно.
Где-то внизу звякнуло, плеснуло.
— На таком-то морозе и рук лишиться недолго.
Словно жаром йольского огня. Пальцы, ладони.
И щеки.
И не вдохнуть, не шевельнуться.
— Ну, так-то лучше. А вперед остерегись.
Близко совсем. И тесно. И жаром — как от огня.
— Что ж, Грайне. Погостил я у вас, пора и честь знать. Прощай покуда. А коли сама ко мне придешь, по доброй воле — так со мной и останешься.
Тесно.
Близко.
Не шевельнуться, не вдохнуть.
И жаром — как от огня.
Ладони, пальцы, щеки.
И губы.
Жаром…
— Ой…
Снег спелым яблоком хрустит — неровно, грузно. За спиной уже. Дальше, дальше.
Вдох — морозный, острый.
И горький от омелы.
Примечания:
* Коровьим доктором в Ирландии называли колдуна, ведуна, знахаря.
** "Добрые соседи" – эвфемизм для обозначения жителей потустороннего мира.
*** В самую главную ночь Йоля, ночь зимнего солнцестояния, как считалось, в мире властвуют духи. В эту ночь, самую длинную ночь в году, зажигали "костер Йоля" и охраняли дом от злых духов. По поверьям, нельзя оставаться одному в эту ночь: иначе человек оказывается наедине с мертвыми и духами из иного мира.
**** Грайне – более архаичная форма гэльского имени Гранья.