VII
3 ноября 2017 г. в 23:28
Будто огоньки болотные — мигают, вспыхивают, дрожат.
На подоконнике, на столе, на лавке.
Повсюду, повсюду.
А по полу, по стенам — тени длинные, странные. Как из бабкиных сказок.
Густо, по-летнему пахнет пасекой.
— Гляди, гляди, что вышло!
Плеснула о стенки таза вода, голоса рядом захихикали, но тихонько, опасливо.
— Не пойму что-то…
— Да чего тут понимать!
— Кругляшок какой-то…
— Не кругляшок это, дуреха, а солнце!
— Солнце?
— Ну!
— И чего б это такое значило?
— Так… известно, чего…
— Чего?
— Ну…
— Гранья, ты погляди, как, по-твоему?
На узкой мозолистой ладошке и впрямь — круглое. Желтоватое. Густо пахнет летом, пасекой.
— На гинею* вроде похоже.
Голубые глаза прищурились.
— А ты нешто гинею видала?
Потупилась, пальцы на коленях сцепила.
— Как матушку хоронили, папаша с самого утра в город уехал. Телегу забрал, да все деньги, что в дому были. Уж бабка бранилась, бранилась… А уж священник, отец Рори, в дверях стоит, кадилом машет. Ну, полезла она в старый сундук, еле замок отомкнула, проржавел весь. И достает… Красивая такая монета, большая. Бабка в слезы. Говорит, с ее приданого еще осталась, для меня берегла… А делать нечего, отец Рори-то в дверях стоит. Ну, и сунула она ему гинею эту.
— Эвона как!
— Да что ты, в самом деле, Уна, к Гранье привязалась! Али не видишь…
Пальцы стиснули передник — крепче.
— А я-то чего! Чай, не я, отец Рори…
— Помолчи.
— Чего это я молчать буду! Вон и мамаша вечно твердит: от попов беды одни…
— Помолчи, сказала.
— А ты мне рот не затыкай!
— Угомонись, Уна. Я тут пока что старшая.
— Подумаешь! На год всего!
— На полтора.
— Пф-ф!
— И мамаша мне настрого велела за тобой глядеть, покуда она не вернется.
— И дернуло ж ее на праздник в город тащиться!
— А то и дернуло. Ты же с самого Йоля ныла: хочу, дескать, ленту новую, вынь да положь мне к Имболку**!
— При чем тут лента-то?
— Да при том! Мамаша не зря, чай, с утра хлеба напекла цельную гору. На ярмарку продавать поехала.
— Ну?
— Вот и ну! Будет тебе лента!
Голубые глаза засияли — ярче огоньков.
— Ах, Бриджет! Эк оно славно!
— То-то.
— Ну не славная ли у нас мамаша! А, Гранья!
Пальцы стиснули передник — даже больно сделалось.
— Да.
— Уна…
— Так что, говоришь, на гинею похоже? Так вот оно, стало, к чему!
— К чему?
— Али сама не знаешь, сестрица?
Смех разлетелся звонко, радостно. Словно птичка запела по весне.
— К богатству, к чему ж еще!
— Ай, Уна…
— Так то ж не я, а Гранья сказала!
— Ай, Уна…
— К богатству оно, ведь верно?
Пальцы выпустили передник, разгладили.
— Должно быть, так.
— Вот! Видишь, видишь, Бриджет!
— Ай… Давай-ка, Гранья, теперича ты спробуй.
В ладонях мигает, вспыхивает, дрожит. Словно огонек болотный.
— И впрямь, Гранья! Что тебя об сем годе ждет?
Плеснула вода.
Запахло густо — летом, пасекой.
— Ой! Глянь, Бриджет!
— Тихо…
— Чего тихо-то! Ты глянь! Это ж… мужик!
Густым запахом пасеки — горячо. Больно. Пальцы дернулись.
— Ай!
— Гранья!
— Тихо ты, Уна. Ожглась сильно?
— Да какой тут ожглась! Вы гляньте, гляньте! Как есть мужик! Смотри, Гранья!
Руки, ноги.
И словно…
— Хромой будет!
У колдуна одна нога короче другой…
Вода плеснула.
Тихонько тукнула о медное дно восковая завитушка.
— Ты чего, Гранья?
— Погоди, Уна…
— Да на ней лица нет! Ты чего?
— Уна…
— Ей жених будет, а она будто смерть увидала!
— Уна!
— Радоваться надо, глупая!
— Уна…
— Да чего Уна-то! Я ж дело говорю! Да и ходить далеко не надо!
Пальцам горячо еще.
И больно.
И губы — будто огнем йольским…
Не вздохнуть…
— Ты это о чем?
— А ты будто не знаешь, Бриджет! Сосед-то наш, Коннех, весь по ней иссох!
Будто огнем…
— Ай, Уна, и горазда ж ты сплетни собирать.
— Никакие не сплетни! Тенью ходит за ней!
— Уна…
— Я сама видала!
— Да хоть бы и так. Парень-то он видный. Хоть и с норовом. Чем не жених? Верно, Гранья?
Головой помотала только.
И веки уже жжет.
— Да ты чего?!
Вдох — густым запахом, летним.
А ведь и впрямь — колесо уж на светлую сторону года перевалило.
И скоро…
Вдох.
— Гранья!
— Папаша меня за него сватать хочет.
— За Коннеха?
— Чего ж ты молчала!
— Уна…
— Так вот же оно, гаданье-то…
— Уна, погоди.
— Чего годить-то! Эко тебе свезло, подруга! Теперича ведь как барышня станешь!
— Уна…
— Коннехов-то дом в округе самый богатый! Работать не надо будет, счастье…
Хрустнул под башмаками камыш, стул скрипнул испуганно.
— Такого счастья мне не надобно!
— Гранья…
— Да ты чего завелась-то?
— Погоди, Уна…
Голубые глаза блеснули — как озерная гладь под дождем.
— Я ж от души! А она…
— Погоди.
Вдох.
— Не надобно мне Коннеха. И… никого не надобно, кто по кабакам шастает.
— Это как?
— А так! Люди-то сказывают, видали его на ярмарке. Денег прорву на эль спустил. Да и деньги-то не свои, папашины.
— Ай, Гранья…
— Негоже это.
— Ай…
— А хотя б и свои были… Мужик, он когда выпьет, себя не помнит. И ничего ему не надобно. А коли в дому дети малые…
— Ай. Твоя правда, Гранья. Да только где ж ты такого найдешь, чтоб и в рот не брал? Уж папаша наш покойный на что смирного нраву был, мухи не обидит, покудова трезв. Да на большой-то праздник, бывало, как за бутыль возьмется…
— Фу, Бриджет!
— Уж на что мы с матерью, Уна еще на помочах ходила — а и то подчас синяках…
— Не поминай!
— Ну, прости, сестрица. Я ведь к чему… Так уж оно повелось от века. Наше дело женское. За очагом гляди. А мужик что ветер в поле. Вот и мамаша говорит…
Голубые глаза прищурились.
— Да мало ли, чего она говорит! А Гранья…
— И Гранье, поди, бабка то же скажет.
Головой помотала. Веки горят уже.
— Пущай говорит, не пойду я за него.
— Ай…
Вода плеснула.
Мозолистая ладонь повертела восковую завитушку.
— А все ж таки не пойму… Чего это Коннех хромым сделался.
— Почему хромым-то, Уна?
— Да ты нешто сама не видишь, сестрица! Одна-то нога у него вона как, а вторая — эвона…
Ни шевельнуться, ни вздохнуть.
Жаром огня йольского — на губах.
И горько — омелой.
Примечания:
* Гинея – золотая монета, имевшая хождение в Великобритании в период с 1663 по 1813 год. Впервые отчеканена в 1663 году из золота, привезённого из Гвинеи, отсюда и появилось её неофициальное название. Гинея была приравнена к 21 шиллингу (фунту стерлингов плюс ещё одному шиллингу). Первая английская золотая монета, отчеканенная машинным способом.
** Имболк – древний кельсткий праздник "возвращения света", когда зима подходит к концу и появляются первые цветы. Отмечался 1 февраля. Он тесно связан со священным огнем, который очищает землю и поддерживает плодородие, и пробуждением солнца от зимнего сна. В этот день совершались обряды прогнозирования и свадебного гадания.