***
Сердцу нельзя запретить любить. Оно слепо будет нестись к предмету обожания и наперекор приказам будет изнывать от печали. Первые две недели Рина долго не могла прийти в себя. В уютном чердаке не было тесно, там мысли были свободны и могли гулять вволю. Внутри не было криков, слез, никакой боли. Было пусто, совсем тихо. И она не могла понять, что же изменилось. Где-то на задворках сознания бродили черти, нашептывающие разную чушь. Рина с каким-то напускным безразличием гуляла по улицам и совсем безучастно вела себя дома и в университете. Казалось, жизнь перетекла в глупое и никому не нужное существование. Разговоры со знакомыми кончались сухими и безвкусными ответами. Все так и продолжалось, пока однажды Юнги не поймал её по дороге домой и не сказал только одно слово: — Прекращай. Оно словно врезалось не только в слух, но куда-то глубже ближе к органом и разломало хрупкую корочку льда, тем самым разлив горячую обжигающую боль. Юнги две недели был занят баскетбольными матчами, потому совсем не появлялся на учебе и не виделся с Ким. Но с выдавшейся минуткой, он уже стоял перед Риной: в бледной темно-зеленой куртке и черной шапке, натянутой до глаз. Он знал, что теперь может стать её опорой. — Я ничего не начинала, — с усмешкой и проявившейся влагой на глазах ответила Рина, продолжая шагать в сторону дома, но соскучившаяся по душевным разговорам душа дала слабину. — Сильно занят? Может, посидим, выпьем по кружечке чая? С минуты подумав, Юнги согласился. Рина, не аккуратно сбросив ботинки у входа и повесив курточку на крючок, отправилась на кухню, пока Юнги в силу своей медлительности возился у входа. Поставив чайник, раскрыв верхний шкафчик, достав конфеты и печенья, пересыпала их в глубокую посудину. Обернувшись, она удивленно уставилась на Мина, стоящего у входа прислонившись к дверному косяку. Мятный — цвет спокойствия и умиротворенности подходил Юнги даже чуть больше, чем его бывший персиковый. Это была окраска свежести, какой-то притягательной холодности. — Тебе идет, — губы дернулись чуть вверх, — проспорил кому-то? Рине нужно было время, чтобы привыкнуть к новому образу парня. — Если хотела блеснуть остроумием, не вышло, — усмехнулся в своей манере Юнги, — подумал, что пора бы немного измениться. — Нестандартный подход, скажу я тебе, — Рина уместилась на стуле и тяжело вздохнула, не переставая рассматривать парня. — Мне подходит, — повторил её жест Юнги, расслабленно плюхнувшись напротив. — Поговорить не хочешь? — А сейчас мы что делаем? — хмыкнула девушка, вслушиваясь в тихое шипение чайника, игнорируя сердце, которое готовы было растратиться на откровения. — Да брось, Рин, — не стал ходить вокруг да около Юнги, сразу дав ей понять, что он все знает. Об их размолвке с Чоном знали все. Рина же не отводила взгляда с волос парня, особо не торопясь с ответом. Люди, желая приобрести что-то яркое и необычное, перекрашиваются в различные цвета, а Ким дан такой режущий, острый, горячий цвет заката от природы. Ким считает, что он безмерно не подходит ей. Зачем ей такой теплый оттенок, если сама она умеет только отталкивать и совсем не располагает к себе людей? Ей бы больше подошел черный, строгий цвет ночи, скрытности и безразличия. Чтобы люди боялись и не оборачивались вслед, чтобы она не привлекала так много ненужного внимания. Рине не надо было никого, ей был нужен друг, которого она лишилась из-за собственного сердца, способного отчаянно любить, но не способного правильно выбирать. — Как думаешь, мне бы подошел черный цвет? — проигнорировала замечание Юнги Ким, схватив конфету и начав крутить ее пальцами. Юнги склонил голову набок, прищурился и, кажется, был вовсе не удивлен заданному вопросу. — Нет, — спустя небольшой промежуток времени безапелляционно вынес вердикт он. — Почему? — слегка обиженно надумала губы Рина и округлила в удивление глаза. Мин улыбнулся проявлению хоть какой-то эмоции на её лице. — Черный очень холодный цвет, такому шилу в заднице, как ты он бы не подошел, — прыснул парень. — Эй, — Рина запустила конфету в друга, возмущенная таким сравнением. Юнги легко поймал снаряд и не смог сдержать широкой улыбки. — А мне кажется, подошло бы, — усмехнулась девушка, пытаясь отстоять свое. — Тебе кажется, — закинул конфету в рот Юнги. — Вот увидишь, — уже тверже настояла Рина. Мин поморщился и пробубнил: — Мармеладная, серьезно? Может не стоит? Девушка пожала плечами, не подтверждая и не опровергая возможность такого поступка, поднялась, чтобы выключить засвистевший чайник и сделать другу горячий чай. — Скоро Весенний бал, — напоминает Шуга и дополняет, — нереальная хрень, кто это придумал? Рина останавливается и поджимает губы. Для нее это не было "хренью", она хотела сходить туда вместе с Чонгуком. До того, как Лиен начала учиться вместе с ними. Ведь обычно это мероприятие посещают парочками, можно, конечно, и с друзьями, но золотая молодежь связала все с любовью, так соответствующей их возрасту. А теперь для Рины действительно бал кажется такой ерундой, но сходить туда все равно почему-то хочется. — Ничего не хрень, — ставит она большую кружку перед парнем и пододвигает печеньки ближе к нему. — Интересное мероприятие. Юнги берет печеньку, откусывает, и, предварительно подув на чай, делает глоток, не переставая внимательно следить за Риной. — Хочешь сходить? — на полном серьезе интересуется он. — Да, всегда хотела, — согласилась Ким и дополнила, — только мне не с кем. — Так я тебя приглашаю, — откинувшись на стульчике и делая еще глоток, усмехнулся Мин. — Так ты же не хотел идти? — чуть улыбнулась Рина, ощущая готовность Юнги подставить плечо и сделать так много для неё. — Я не говорил подобного, — вывернулся парень, скрывая мотивы своих поступков. — Ты сказал, что бал — это хрень, — приподняла одну бровь Рина, намекая на очевидность вещей. — Хрень, да почему бы не сходить? — фыркнул он, продолжая попивать чай. — В лом, правда. Мы не можем пойти с кем хотим, почему бы не пойти вместе? Ну, так ты идешь? — Раз уж сам Мин Юнги снизошел до меня, то, конечно, — в своей манере сыронизировала Ким. — Запомни этот бал, ибо я делаю подобное в первый и последний раз, — фыркнул Юнги, прищурив и без того маленькие глаза. Юнги не то, чтобы своих проблем нет, просто он часть той силы, что вечно желает зла и делает добро. До Ким Рины ему не было особого дела до недавних пор. Их дружба строилась на каких-то общих умениях говорить и слушать, на общей увлеченности баскетболом. Но, по сути, о жизни друг друга каждый из них знал слишком мало, чтобы лелеять эти возникшие связи. Просто Юнги удивили такие влюбленные и горящие глаза у Ким. Рина так без подтекста, бескорыстно посвятила любовь другу, что в итоге сбилась с правильного пути. Он ведь не сухарь, чтобы каждый раз натыкаться на дотлевающую звезду, в которой немереное количество сил и пороху. Тем более не каждому дано любить так. Чонгук не совсем уверен в своих действиях, — Юнги так считает. Если бы его выбор был окончательный и безоговорочный, он бы не пилил взглядом Рину, не был бы её тенью и не имел бы таких кругов под глазами от недосыпа. Временами Чонгук уверенно направлялся к нему, чтобы задать какие-то вопросы, но в последний момент всегда трусливо сдавался и оставлял все как есть. Юнги расценил подобное, как необходимость зарядить ему парочку пинков под зад, потому что если есть искра, значит, будет и огонь. Его потертые темные джинсы, кроссовки, большая серая толстовка и надменно отсутствующий взгляд не составляют какой-то особой привлекательной картины, но девушки не сводили глаз с него. И это странно. В голове назрел план, как именно не заметнее сделать ход, заставив Чона начать действовать. — На пару слов, дело есть — бессовестно говорит он, подойдя в коридоре к Чонгуку, перекидывающемуся фразами с одногодками, и только потом вспоминает про вежливость, — не сильно отвлекаю? — Нет-нет, — почему-то поспешно и взволнованно отвечает Чон. В его глазах беспокойство. И кого эти дети разыгрывают? Себя и только. — Может быть дело бестолковое, но, — он намеренно строит неловкость и почесывает макушку, растягивая слова, — у меня есть просьба. На лице у Чонгука высвечивается немой вопрос и удивление, которое он даже не удосужился скрыть. Мин Юнги просит помощи? У него? — На счет Рины, — добавляет Шуга и смотрит так, словно протыкает ножом куда-то за ребра. — Она вбила себе в голову какую-то дурь. Покраситься хочет, представляешь? И тут Чонгук немного включает дурочка и искренне не понимает, что в этом такого? Хочет, пусть красится. — В черный, — заканчивает Юнги, и смотрит, и смотрит. Но Чонгук все так же не понимает, только спустя пару минут он вспоминает, что Рина, та, которую он знает с детства, рыжая. Солнышко, освещающее заблудшим душам путь, маяк для тех, кто тонет в море одиночества, неизменная чаша меда в его безвкусной жизни. — Думаю, если она кого послушает, так только тебя, — со вздохом дополняет Шуга. — Я понял, — что-то для себя решив, ответил Чон, — как только выдастся возможность, я поговорю с ней. — Сильно не затягивай, — усмехнулся Юнги и, развернувшись, направился в сторону спортзала. Цирк, да и только.***
Рина готовилась к балу с какой-то забытой оживленностью. За долгие наполненные грустью недели, её улыбка стала выглядеть слегка уставшей и вымученной. Пора было учиться улыбаться вновь. Надо было выбрать платье, в чем ей обещалась помочь мама, придумать, что сделать с волосами. Ери так спокойно отреагировала на тот факт, что многолетней дружбе Рины и Чонгука пришел конец. Она знала очень много, перед ней разворачивалась история, погубившая десять лет между детьми. Чонгук для нее был как сын, потому она понимала, что ему сейчас непросто, что он мучается и винит во всем себя. Хотя не должен! Кем бы он не был для Рины, Чон не несет ответственности за её чувства. Рине хотелось доказать…себе, что все не так уж и плохо. Дальше надо было двигаться для себя. В голове разгуливала мысль о том, чтобы начать меняться — покрасить волосы в черный для начала. Но почему-то девушка решила подождать с этим решением и сделать это после бала. И впервые она отчетливо понимала, что там будет Чонгук с Лиен. Они будут улыбаться, обниматься, целоваться, показывать, как высоко на небеса закинули их взаимные чувства. Рина понимала все это, но упрямо делала шаги вперед, чтобы исчезло все, чтобы осталось позади и больше не напоминало о себе. В день бала на неё накатило веселье, которое было тяжело удержать. Рина была вдвойне благодарна Юнги за предложение. Она мчалась по лестнице, чтобы открыть дверь, пока мама бежала за ней с заколкой, которую не успела прицепить к волосам. — Отлично выглядишь, — галантно сделала комплимент Юнги, и тут же снизошел до любимой иронии, — даже удивительно. — Айщ, — как бы ни пыталась, не смогла быть серьезной Рина, — я уж подумала, что ты решил быть милым. — Я всегда милый, — фыркнул он, закрывая входную дверцу. На Юнги был приталенный черный пиджак и идеально отутюженные брюки с железным ремешком. Свободная рубашка, которая не обтягивала худощавого тела, хорошо сочеталась с повязанной ленточкой на шее вместо галстука. Видимо лень взяла себя в руки в последний момент. Мятные волосы находились в жутком беспорядке, но в этом была какая-та прелесть. — О, Юнги, привет, прекрасный цвет, — появившаяся позади мама Рины впервые видела мятного Шугу, — тебе очень идет. — Здравствуйте, не так сильно как вам ваше платье, — метко выстрелил Юнги, расслабленно дожидаясь собирающуюся Рину. — Обожаю этого парня, — шутливо призналась Ери, поглядывая на дочь. Юнги был тронут, и улыбнулся одной из своих самых искренних улыбок. А Рина запрыгнув в туфли и схватив сумочку с полки, поторопила парня. — Хорошо погуляйте, и, Рина, сегодня я в ночную смену, — уже с порога крикнула им вслед женщина, с грустью поглядывая на их спины и вылавливая веселый смех дочери. Всю дорогу Рина наперебой рассказывала накопившиеся истории за два месяца молчанья. А Юнги лишь иногда вставлял шутки и поддевал её. Но все это было приправлено какой-то легкостью и не отягощенностью. Пока они дошли до зала то успели перебрать массу всяких новостей. Юнги даже непривычно втянулся в разговор и говорил больше обычного, наслаждаясь компанией. Войдя через железные двери в украшенный зал, они на удивление стали эпицентром внимания. На то могло быть масса причин: их размолвка с Чонгуком, неожиданное появление Юнги, да, еще и в костюме, внешний вид Рины. Но именно в этот раз каждая из причин, кажется, сыграла свою роль. Рина к слову действительно выглядела необычно. Белое платье с редкими голубыми крапинками в виде расплывчатых бабочек легкого покроя до колен делало её образ воздушным. Слегка кружевной неровный подол колыхался при ходьбе то и дело «взлетая». В ушах находились синие увесистые сережки, которые перекликались с такого же оттенка открытыми туфлями на высоком каблуке. Она была немного выше, чем обычно, но все равно была ниже Юнги, с которым шла под руку, чтобы случайно не упасть. И весь образ своеобразно сочетался с распущенными медовыми волосами, которые доходили до плеч и были заправлены за уши. Она впервые так выглядела в университете. И каждый неотрывно смотрел, любовался такой чистотой, тонкостью и детским наивным взглядом. Сначала наступила словесная тишина и слышна была лишь музыка. Потом зашевелились уста и шепот начал разрастаться, снова поглощая зал звуками, смехом и звоном. — Она такая красивая, — слетело с губ Лиен, которая наблюдала за Ким. Её профессиональная любовь к прекрасному дала о себе знать. В голове всплывали отличные образы, которые хорошо подошли бы ей и ее нетипичной внешности. Чонгука лишь хватило, чтобы кивнуть. Он не мог представить, как Рина может быть не рыжей. Как его лучший друг может быть кем-то другим, незнакомым Чону человеком. Если их дружбе и пришел конец, он не готов лишиться её на совсем. Он хочет хотя бы незримо, но быть рядом. И лишь спустя два долгих месяца Чонгук смог понять, что не может отпустить и не хочет. А ведь он делает ей больно. Эгоистично, но он слишком привязан к Рине. Вечер закружился подобно пышным юбкам некоторых дам. Все было наполнено той возвышенностью и светом, не присущим горячим молодым сердцам. Воспроизводили какую-то сказочность, но позже намечалась так соответствующая современности дискотека. Рина танцевала, пока Юнги, сидя в углу и попивая сок, рассматривал людей, и перекидывался со знакомыми дежурными фразами. Она не высматривала кого-то, но тяжело было не выловить взглядом Чонгука. На нем были черные брюки, шелковая рубашка цвета насыщенных васильков с вырезом и перевязью спереди. Выбранный цвет очень подходил к его смольным шелковистым волосам, но не вооруженным взглядом было заметно, что он знатно похудел. И что печальнее всего — он был не один. Все было по сценарию: улыбки, объятия и поцелуи. — Духота, я сейчас вернусь, — бросила Рина внимательному Шуге и вышла в коридор, в котором кучковались люди, передыхая от танцев, и дошла до свободного подоконника, на котором и решила остыть немного. Прикрыв глаза, она считала до десяти и обратно. Не помогало. — Как ты? — голос, узнаваемый из тысячи. Рина открыла глаза и приподняла голову. — Хорошо, — сказала правду она, ведь бывало и хуже. — Как сам? — Вроде, все нормально, — неловко помялся он, явно ощущая неловкость. — Давно мы не разговаривали, — озвучил Чон общую мысль. Рина кивнула, и Чонгук облокотился спиной о подоконник, смотря на стену. Никто и помыслить не мог год назад, что у них будет такой сухой диалог, заправленный неловкостью. — Я хотел на самом деле попросить, — Чонгук не мог выудить из себя слова. — Раз хотел, то проси, — хмыкнула девушка, неразрывно наблюдая за родными чертами. Кажется, он так сильно изменился, чем же он дышал все два месяца? — Я понимаю, что моя просьба эгоистичная, и такого права у меня нет, но не могу ничего с собой поделать. Не надо красить волосы в черный. Еще с детства меня восхищали твои цвета солнца волосы. — Птичка-Юнги нашептала, — с досадой проговорила Рина, — козел. Чонгук тихо засмеялся и посмотрел на Ким. Она сегодня по-особенному красивая. — Ты прав, — прошептала Ким, с трудом проглотив рвущиеся наружу слезы, — ты прав...у тебя нет права просить о таком. Не надо больше, Чонгук, мы поставили точку. Не будем добавлять еще две. Чонгук застыл, боясь пошевелиться, даже когда Рина скрылась из поля зрения, он продолжал видеть её твердый, уверенный взгляд и слышать прогремевшие слова. Он, шатаясь, вышел на воздух, где ночь дарила освежающую прохладу. Её у него больше нет. Пока Чонгук мирился с этой мыслью, в коридоре закипала злость. — Блядь, снова сошлись что ль? — прошипел Тэен, пронаблюдав за разговаривающей парочкой. — Что сердечко сохнет по девчонке? Может научить его манерам? — хищно улыбнулся Мино, переглянувшись с парнями. — Долбоеб, он тебя на лопатки положит раньше, чем ты что-то вякнуть успеешь, — Тэен фыркнул, смяв газировку. — Да и гиблое это дело, — выкинув банку в мусорное ведро, отправился в зал. — Так я и не один пойду, — оскалившись, прошептал Мино и, кивнув нескольким парням, отправился на выход, — пора преподать ему урок… Разгоревшееся веселье давалось некоторым с трудом, но позволяло забыться, разъедающие беспомощность и обида жгли кому-то грудь, а возникшая злость и задетое самомнение выливались в похрустывание костяшек, в предвкушение очередной потехи.