Оглушенный произнесенными Юнги словами Чонгук потерянно стоял на одном и том же месте, не в силах шевельнуться, призадумавшись о значение всех этих фраз. Он пытался сопоставить все события, все происходившее несколько дней вокруг него, но все равно никак не доходил до ответа. Юнги не тот человек, который станет махать кулаками во все стороны и разбрасываться такими словами без весомой на то причины. Он вовсе не был из тех впечатлительных личностей, которые любят раздуть из мухи слона, вынести песчинку на мировой масштаб. Вид Мина был взбудораженным, будто совсем недавно ему приставляли пистолет на уровне виска: вспотевший, не собранный, тяжело дышащий, с окровавленными костяшками на руках (что могло означать лишь то, что Чон не единственный получивший по зубам) и какой-то…напуганный. И все подобные тонкости Чонгука привели к мысли, что все-таки что-то произошло, что-то важное и что-то такое, о чем ему было еще неизвестно. Брюнет ощутил беспричинное волнение и застыл в ожидание чего-то важного, значимого, стоящего у порога, но ожидающего своего часа для эффектного появления.
Знакомые стояли рядом и ругались, вспоминая недавнюю выходку буйного мятного, который за пару минут навел слишком много шума. Но сейчас Чонгука они волновали мало, рядом стояла дрожащая от волнении Лиен с слезливым взглядом и трясущимися руками. Она не могла сказать ни слова, продолжала смотреть на наливающийся синим синяк на недавно зажившей скуле парня. Лиен готова была сделать все, чтобы его защитить, даже подставить себя под удар. Чонгук вздрогнул и, кажется, только-только начал дышать, осознав, что успел за неё перепугаться.
— Глупая, — он притянул её к себе, погладил по волосам и оставил неуклюжий поцелуй на лбу, — больше никогда не вставай между дерущимися парнями, хорошо?
— Но я, — с трудом и заикаясь, сдерживая накатившие слезы, пролепетала Пак, — так испугалась за тебя.
— Все хорошо-хорошо, ничего же серьезного не произошло?! — посмотрев девушке в глаза, улыбнулся Чонгук, но тут же тихо зашипел, почувствовав, как сильно саднит снова пострадавшую губу.
— А это, — указала она на губу, после чего приложила ладонь к его щеке, погладила и тут же нахмурилась, — что ему было нужно от тебя?
Чон пожал плечами и положил ладонь поверх её. Тепло на душе, несмотря на все остальные жизненные неудачи. Пристанище, его приют, где за него переживают, где его любят с пылом, с рвением, где его любят настолько, что готовы защищать.
— Сходим в медпункт? — заботливо предложила девушка, прильнув к нему с объятиями.
— Да брось, всего лишь царапина заживет, — стоило Чонгуку заговорить, как раздался звонок, объявивший о начале очередной пары, — все хорошо, пойдем.
Вместе со звонком в аудиторию залетел и взволнованный преподаватель. Еще не старый, но уже и не молодой в особенном статном возрасте, которой уже за тридцать. Но, тем не менее, очень подтянутый, хорош собой. Только слегка нетерпелив к ученикам и не терпит в своих рядах любимчиков, льстецов, угождающих и бегающих за каждой оценочкой, к тому же не любит своеобразность. Не любит тех, кто любит выделяться. Именно за такую Минсу и принял Ким Рину, рыжую, не общительную и не похожую на остальных, к тому же в последнее время она позволила себе больше прогулов, чем имела право. Как только он начал отмечать отсутствующих вошла опоздавшая ученица. По аудитории прокатился шепот сплетников, после чего воцарилась тишина, затянувшаяся и режущая своим острым носом воздух. Чонгук лениво перевел свой взгляд на неё. Он уже давно не искал в родных чертах ответов, признаков былого волнения, наличие которого заставляло томительно сжиматься сердце. И в возникшей тишине Чон до последнего не видел ничего странного, пока не бросил из интереса на неё свой задумчивый и спокойный взор.
«Тебе на неё все равно?»
Сердце пропустило за долгое время первый удар, колюче прошелся по рукам мороз, и вновь так стало важно.
Рина плакала. Плакала, судя по красным глазам, припухшим векам совсем недавно, плакала много, долго и не без причины. Разбитая, прямо как у него, губа, еще без засохшей корочки, сочно красная из-за оторванной кожицы. Здоровенный синяк на скуле, на ее темноватой коже. Порванный край белой рубашки, ладони в маленьких царапинках. И грустный-грустный взгляд, измученный.
Чонгук убеждал себя, что ему все равно. Ему хотелось, чтобы так все и было, чтобы перестать страдать самому и не заставлять страдать её. Он уже решил, что ему все равно. Чон обманывал всех, а самое главное врал беспощадно себе. Он убеждал себя, но так и не сумел убедить.
Ему стало вмиг больно от того, что кто-то посмел коснуться её, посмел оставить след в её душе. Чонгуку не все равно, не все равно настолько, что у самого наворачиваются слезы, а дыхание застревает где-то на уровне легких. Он ведь приходил в ужас от одной мысли, что кто-либо посмеет обидеть Рину. А что теперь? Почему его не было рядом? Он был занят? Обижен? Слишком счастлив? Ким для него жертвовала всем, а он не смог даже защитить её от злых взглядов, от подлых людей. Столько догадок, одна страшнее другой и от каждой кружилась голова.
— Вы уверены, что вы в порядке? — поражен был даже, кажется, преподаватель, не сводящий изучающего взгляда со студентки. — Думаю, я могу вас отпустить, — сдержанно добавил он, в его голосе прозвучала что-то вроде беспокойства.
— Нет, все хорошо, неудачное падение с лестницы, — и что-то отдаленно напоминающее улыбку на лице девушки, ненастоящее, наигранное, вынужденное.
Злость окутывает с ног до головы, начинает покалывать в кончиках пальцев, и перед глазами нет никого, кроме Рины. И её улыбки, ради которой он жил, ради которой он старался, ради которой ему не было страшно противостоять остальным. Чон вырвет ублюдку руки, и поставит на колени перед её ногами, заставит вымаливать прощения, как только узнает кто он. Чонгук не осознал, как подорвался со стула и рванул к ней. Плевать на вопросительные взгляды вокруг, плевать на сплетни, плевать на все, когда ему нужно так многое сказать. Он не замечает просящего остановиться взгляда в спину, не замечает треснувшей на
её безупречно красивом лице улыбки. Какая холодная все-таки рука — необычно, но он счастлив снова держать ладонь Рины в своей. Чонгук не понимает, как оказывается в пустой аудитории, как пытается собрать в кучу все мысли, чтобы правильно донести их до Ким. Рина молчит и, кажется, дрожит, она садится за парту и дышит судорожно, не понимая, что происходит. Она ведь догадывается? Она ведь знает, что сейчас у него внутри все разрушено словно после взорвавшейся бомбы?
Он смотрит на щеку вблизи, и к нему приходит уверенность, что к «творению» кто-то явно приложил руку. В аудиторию пробивается яркое солнце, оно золотит её яркие волосы, оно купается в их красоте и неповторимости. Чонгук борется с собой, бессильно пытается противостоять урагану внутри, но как только его пленяет теплый карий, в душе что-то болезненно обрывается. Он неожиданно с грохотом отодвигает парту так, что Рина оказывается сидящей перед ним, и легко падает на колени, признавая свою обреченность, безнадежность, зависимость, признавая её для себя необходимость. Чонгук укладывает голову на её коленки, его широкие плечи начинают вздрагивать, и принимается безустанно шептать:
— Прости меня, прости, прости.
И Чонгук осознает, что во всем виноват. Он был ей нужен, но не пришел. Рина выглядит совсем растерянной, её душат подступившие слезы, и она бормочет, просит, умоляет его подняться.
— Чонгук, что ты делаешь? Вставай.
— Прости, прости, — заклинает, повторяет как заученную мантру, надеясь искупить свои грехи, она хочет что-то добавить, но он опережает её, поднимает голову и требует, — скажи мне, кто это сделал? Кто?
— Это неважно, — шепчет она, жмурясь от воспоминаний темноты, обиды, чужих губ, — за что ты считаешь себя виноватым?
— Это важно! — позорно срывается голос Чонгука, черные обсидианы сверкают бешенством. — Моя вина, только моя, скажи мне имя, — он опускает руку её на щеку, Рина замирает всем нутром от следующих его слов, — я так перед тобой виноват.
И ей кажется, что это какая-та комедия, в душе теплело, сердце нежилось в чем-то очень знакомом, когтистом, как кот, умеющем ласкать, а после царапать, ранить. Кажется, надежда? На что-то больше. Весь спектакль, все извинения, как умелая игра на её чувствах… Нет же, Ким Рина! Ты знаешь, на что способно большое сердце в этом крепком теле. Чонгук просто переживает за тебя, как
лучший друг.
Рина опускает руку ему на голову и гладит в знак благодарности за волнение, за его просьбы, за то, что ему «не все равно».
— Имя?
— Не надо.
— Надо. Имя? — и он слишком настойчив, как всегда. — Я все равно узнаю, скажи мне, Ри?
И тон, такой искренний, теплый, дарующий, что дыхание перехватывает от восторга.
— Мино, — обсидианы словно трескаются, расходятся по швам, и в его глазах пробегает страх, запятнанная честь, трусливый побег, бессилие, — ничего не произошло…Юнги, он помог.
Защищать себя Чонгук не хочет, защищать себя у него не находится сил, но чтобы вступиться за рыжую девчушку, которая когда-то спасла его потерянную душу, он просто обязан найти их в себе.
— Прости меня, Ри..на, — Чон поднимается с колен, треплет девушку по волосам и еще раз повторяет, — за все.
— Чонгук, — Ким ловит его за край рубашку, Чонгук подмечает, что это очень милый жест, и просит, — пообещай мне, что не тронешь Мино, не надо, не ввязывайся, пожалуйста.
— Я не могу тебе пообещать, — заскрипел зубами он, — он должен ответить за свои поганые поступки.
— Ему и так досталось от Юнги, — с жалостью к прогнившим душам, как ей свойственно, — не надо, Чонгук.
— Все будет хорошо, ты же мне веришь? — Чонгук хочет услышать такой же ответ, как несколько лет назад.
И минутное молчание, глаза в глаза и там больше, чем
просто…
— Верю, — твердо, неизменно и всецело.
Он улыбается, на ходу оттряхивает штаны и уверенно направляется на поиске того, кому немало задолжал. Ему все еще есть, кого защищать, за кого биться. Поспрашивав у нужных людей, где ошивается подонок, Чонгук отправился на задний двор университета, где курила молодежь, спуская пар на переменах. Выйдя на улицу, он ощутил дуновение теплого ветерка, прищурился из-за яркого солнца и приметил Мино с двумя дружками, не спеша дымящих у стены. Пару минут постояв на месте, ожидая пока его персону заметят, что произошло через пару минут, он оглядел каждого. На лице у Мино имелось приличное количество ссадин и слегка подбитый глаз, Юнги постарался. Кулаки чесались оставить парочку дополнительных мазков, но просьба Рины не давала слететь с катушек. Ему ответили ехидными улыбками и безудержным хохотом. Криво усмехнувшись такой реакции, Чонгук выдохнул и подошел поближе.
— Объясняю один раз, к Рине ты больше не подходишь, не смотришь, не дышишь в её сторону, забываешь о ее существование, если не хочешь соскребать свои кости с асфальта, — загибая поочередно пальцы, произнес все пункты Чон и смело оглядел всех троих.
До них явно плохо доходило.
— О, как. Какая обидчивая, мы с ней немного потусовались, — бросив окурок на землю, придавив его серым тяжелым (Чонгук помнит) ботинком, продолжил, — и она сразу нажаловалась. А что ты мне сделаешь, за себя переживай, — улыбается Мино, припоминая ночную драку.
Чонгук старался без кулаков, очень старался. Он цокает, качает головой и, не удержавшись, прописывает студенту хороший хук. А какое было симпатичное лицо! Двое стоящих рядом подрываются, но Чон каждому уделяет внимания и знакомит ближе с асфальтом. Пока они корчатся от боли, Чон поднимает за ворот футболки Мино и прикладывает к стене от чего, он шипит.
— Больше не смей её трогать. В прошлый раз тебе и твоим дружкам крупно повезло застать меня уставшим. За себя я, может быть, не постою, но ради Рины из-под земли тебя достану и сотру в порошок. Уяснил?
— Сученок, — вздыхая от боли, выплевывает Мино, хватаясь за саднящие ребра.
И еще разочек по когда-то здоровому лицу кулаком и, думается Чонгуку, что все равно не достаточно, но парня отпускает. Мино скатывается по стене вниз, схватившись за кровоточащий нос.
— Рина тебе жизнь спасла, — странновато получается, но правды не скроешь.
Не жалобные стоны студента его останавливают, а обещания данные личному солнцу, которое сегодня светило снова ему.
***
Wolf Colony - Holy
Едва ли Чонгук может объяснить, почему вечером позвонил Рине и предложил встретиться в их излюбленном клубе, в котором они вместе провели очень много классных вечеров, и просто немного поболтать. Кажется, он подумал над тем, что может позволить именно сегодня себе немного больше, чем обычно. Ему хотелось теплых разговоров, шуток, без причинного смеха и просто радости, которая раньше не отпускала его ни на секунду. К тому же он никак не мог успокоиться из-за беспокойств, которые ему пришлось пережить днем. Сердце все еще билось из-за выплеска адреналина, из-за собственной решимости, из-за собственной храбрости. И Ким на удивление взяла трубку, как обычно — привычно, будто не было долгого отсутствия разговор, длительного расставания, она даже согласилась встретиться, что сразу повергло его в шок. Чон предложил зайти за ней, но Рина отказалась, и он решил не настаивать.
На улицу опустилась небольшая прохлада, но в черненькой, старенькой толстовке было самое то. Перегорел на углу фонарь, из-за чего перед клубом стало темнее, чем обычно. Но не заметить Рину, Чон не смог. Она оглядывалась вокруг, засунув руки в карманы свободных джинс, в бледно коричневой рубашке неизменно в клетку, в не застегнутой длинной куртке с капюшоном. Выглядела Рина бодрой, только заспанный слегка взгляд выдавал усталость какую-то моральную, словно её душа тоже устала от постоянных дум, терзаний и уколов.
Еще с минуты Чонгук постоял и просто смотрел, не вдумываясь в какие-то детали, не устанавливая причинно следственных связей своих странных поступков. Свободы мыслей — вот чего он сегодня хотел. А родственнее души, чем её никогда и не было. Любовь ли, дружба ли или какие-то братские отношения — все равно.
Помахав рукой, Рина обозначила, что заметила его, улыбнулась осторожно, признавая, что рада его видеть. Она обежала его внимательным взглядом и остановилась на разбитых костяшках, которые Чонгук немного стыдливо спрятал, почувствовав повышенное к ним внимание, и незамедлительно предложил зайти в помещение.
Музыка грохотала, от чего пришлось морщиться первое время, привыкая. Чонгук сразу направился к бару, танцевать на удивление ему не хотелось, да и не за этим он пришел собственно. За барной стойкой все тот же Тан, который при виде Рины, не посещавшей клуб уже очень давно, от радости засветился как высоковольтовая лампочка, даже полез обниматься. Ким встретила его также, сказала правду, что соскучилась. Парень разомлел, сразу подогнал стаканчик соку и упорхал обслуживать посетителей.
Сели рядышком: Чонгук полу боком, чтобы видеть Рину, она, подставив локоть на стойку, смотря на него. Тишины не было в клубе, за долгие месяцы без разговоров тишина была между ними. Не тяжелая, а наступившая из-за выдвинутого белого флага, мол, хватит. Солдаты истощены. Не выдержав установившегося между ними молчания первой, Рина бойко выдала:
— Мне надо выпить.
Выразительный взгляд Чонгука не заставил себя ждать.
— И ты мне не запретишь.
Парень ухмыльнулся, подметил, что и не собирался запрещать. Он ведь рядом, трезвый и позаботится о ней. Сегодня Чонгук был в её власти, сегодня он извинялся за вчерашнего себя.
— Я и не собирался, — с улыбкой озвучивает Чон свою мысль и сам подзывает Тана.
Текила оказывается на столе и Рина опрокидывает её почти сразу, давится под взволнованный возглас Чона, но стойко проглатывает всю жидкость. И заказывает еще. А потом еще.
Чонгук с умилением на лице наблюдает, как Рина пьянеет, а с каждой стопкой язык девушки развязывался все больше и больше, выкладывая что-то новое или же хорошо забытое старое. Например, о своих успехах в изучение русского языка и о новых достижениях в баскетболе, потом она упоминает о том, что рисует новую картину с особым сюжетом, но задумку оставляет в тайне. Чонгук слушает взахлеб, как изголодавшийся, в голове её голос отпечатывается где-то глубоко, надолго. Ему хочется верить, что навечно.
И прекратила она свой алкогольный забег на особой грани, когда ты вроде бы трезв, но уже смелый, когда ты вроде осознаешь, но летаешь, когда тебе плохо, но уже хорошо. Она достигла своей желанной маленькой свободы, которую сегодня хотела не меньше Чонгука.
А Чон достигает своей свободы в тот самый момент, когда достигает свободы она. Такое странное совпадение кажется ему полнейшим бредом, но он не лезет в него с головой анализировать, сопоставлять, а просто наслаждается дарованной минутой.
— Да, ну и козел этот Мино, — вспоминает Рина, укладывая потяжелевшую голову на стойку, Чонгук хмурится при его упоминании. — Зато Юнги хороший, мой герой, — расплываясь, заканчивает она, перепрыгивая с одной мысли на другую.
Парень грустно улыбается, думая о том, что раньше героем был он.
Спустя время Рина, сбрасывает куртку на пол, Чонгук со вздохом ее поднимает и выразительно смотрит на девушку, мол, что ты делаешь. Ким не отвечает и, кажется, не замечает никаких особых выражений, уходит танцевать.
Чонгуку не хочется танцевать, потому он просто старательно не упускает подругу из виду. Движения Рины радуют глаз, плавность, переходы, полет ее фантазии.
— А ты почему один? — внезапно спрашивает Тан, также наблюдая за красивыми движениями Рины, Чонгук не совсем понимает вопроса, и потому бармен уточняет. — Почему не с Лиен?
Брюнет в ответ неоднозначно пожимает плечами, а в голове проносится: «потому что я с Риной». Он вовремя удерживает мысль в голове, не давая ей слететь с языка, и вновь переводит взор на танцпол. Только натыкается на спину подруги, скрывающуюся где-то в дебрях коридора. Он подрывается следом, чтобы не потерять её.
Между танцполом и випзалом проходит разветвленный коридор, освещенный подвесными бордовыми гирляндами. Темно, но слегка, как-то очень интимно, как-то лично, романтично? Чонгуку в толстовке душно, потому он беспокойно оттягивает ворот и выдыхает, в горле пересохло. После недолгих поисков Рина находится в одном из разветвленных коридоров. Она, прислонившись к стене, стояла, прикрыв глаза, тихо напевала какую-то песню. Освещение делало акцент только на очертание её точеной фигуры.
Обстановка кажется ему очень знакомой, волнительной. Бьющая музыка где-то рядом, но не здесь, плохое, но загадочное освещение и Рина — расслабленная. Чонгук качает головой, чтобы избавиться от наваждения. Он не пил, но голова почему-то кружится от внутреннего волнения или от близости подруги. Как же Чон скучал по ней!
Чонгук подходит ближе и тоже прислоняется к стене. Ему нужно что-то сказать, как-то оправдаться в связи с своими довольно двухсмысленными порывами. Он обводит её сбоку теплым взглядом, медленно по контору лица, фигуры. Красивая, такая необычная... Чонгук сглатывает, а Ким открывает глаза и поворачивается к нему.
Сердце разгоняется, готовиться к рывку для того, чтобы выпрыгнуть из груди. Откуда у неё такие добрые глаза, откуда такой свет в душе, откуда такое большое сердце? Внутри жжется, а Чонгук резче, чем ожидал, разворачивается к ней, не понимая, почему так волнуется.
Он хороший парень. Не курит, пьет умело, девушек не обижает, в целом не глуп, к тому же хорош собой. Но Чонгук не
святой.
Именно поэтому он делает шаг к ней, еще один. Девушка оказывается прижатой к стене, ее вздымающаяся грудь почти касается груди Чонгука. Рина взволнована немного, но на дне зрачков бултыхается не страх, а трепет, какое-то предвкушение и тяга. Чонгук, как заколдованный, наклоняется к ней. Чужое дыхание щекочет, будоражит, заставляет чаще задышать. Кровь приступает к щекам, и вмиг становится еще жарче. И Чонгук помнит, что ощущает это не в первый раз, а снова.
Его тянет к ней. В дружеские порывы не входят такие шальные желание, которые переполняют сердце Чона. Медовый взгляд, наполненный страстью, энергией, алкоголем привлекал внимание, но больше всего притягивали красные губы.
Он не
святой. Этим он себя оправдывает и целует подругу осторожно, неспеша, наслаждаясь. Чонгук не удивляется, когда ему отвечают. Влюбленная, захмелевшая Рина пребывала в сладком сне, который волшебством отдавался на уровне легких. Девичьи руки ложатся на плечи Чонгука, а он приобнимает её за талию, слегка поглаживает. В голову не проходит мысли о том, что происходит что-то неправильное, что такому поступку нет оправдания. Если Рина влюблена, то Чонгук безнаказанно пользуется её чувствами. Но как же тяжело оторваться, когда наконец-то сердце чувствует покой…
И самые счастливые мгновения такие недолговечные. Они в объятиях друг друга минуту не больше, но внутри у каждого перевернулась целая вселенная, установились новые какие-то ценности. Рука Чонгука перемещается с талии на щеку девушки, и Рина словно выныривает из-под воды и, широко распахнув глаза, отскакивает к противоположной стене. Вот теперь Чонгук видит в глазах напротив и страх, и боль, и обиду.
Она прикладывает руку к горящим губам, слишком быстро трезвея, бросает на Чонгука осуждающий взгляд и убегает. Чон бежит следом, пытается докричаться, сбивает одного человека за другим, пролезает через танцующую толпу и быстро выходит за ней на улицу.
Здесь погода перед дождем: сгустившиеся тучи, стихший ветер.
Чонгуку не приходится бежать слишком долго, когда он почти догоняет её, она резко разворачивается. В её глазах уже застыли слезы, а с губ готовится слететь приговор.
— Я..я, — Рина рвано выдыхает, с трудом пытается начать, и выпаливает, — как же у тебя все просто, Чонгук. Как ты можешь? — горько бросает она, наблюдая за лучшим другом. — Чем ты будешь оправдываться на этот раз? Пьяным ты не был, выпившей была тут только я, а ты этим воспользовался, но зачем? — выкрикнула девушка, нервно проведя рукой по волосам. — Зачем? Чтобы в очередной раз убедиться в моей слабости? Что сбежишь как в прошлый раз? Ах, да, ты же просто забудешь, чтобы ни разу не испортить нашей дружбы. Так вот я тебе скажу, что ты только что именно это и сделал. Что ты молчишь, оправдывайся, ну, же?
Брюнет молчит, впервые выслушивает подобное от подруги, но он не собирается оправдываться.
— Что ты хочешь от меня услышать? Оправдания? — вопросительно смотрит Чонгук и разводит руки в стороны, смело признается:— Я никогда не забывал о том поцелуе…
В глазах напротив вспыхивает шок, девушка делает неловкий шаг назад и с трудом удерживается на ногах. Перед глазами всплывает виноватый вид друга и его ответ на волнующий вопрос «Ты что-нибудь помнишь?». «Голова так трещит. Все как в тумане, ничего не помню»
— Да, именно ради нашей дружбы я это и сделал, — горько шепчет парень, стыдливо опустив глаза на асфальт, — тогда я запутался в своих чувствах, мне хотелось разобраться, я боялся тебя потерять, потому соврал. Но теперь..теперь…
И он никак не может объяснить происходящие в нем перемены и замолкает. Она начинает плакать, понимая, что изначально все было ложью, что было время, когда мучился Чонгук, пересиливший в дальнейшем себя. Рыдания кольями вонзаются в сердце парня, остолбеневшего и пытающегося хоть как-то собраться.
— А теперь ты предатель, — всхлипывает Рина и вытирает рукавом рубашки слезы, — которому как-то придется смотреть в глаза Лиен. Зачем ты так со мной? Ты же должен меня защищать, — усмехнулась девушка, плача, — не ты ли просил у меня прощения днем? Так вот Чонгук. Теперь я назову тебе имя своего обидчика сразу. Его зовут Чон Чонгук, — рявкнула Рина, развернулась и, сделав шаг, остановилась, через плечо бросила, — и я ненавижу его за то, что так сильно люблю.
Последнее слово Чон не слышит, но догадывается, о чем ему хотела сказать Ким. Он не бежит за ней, понимая, что сделает только хуже. Чонгук долго, мучительно долго смотрит ей вслед и ощущает, как первая холодная капля приземляется ему на лицо. Потом еще и еще. И стоит до тех пор, пока не начинает слышать, как барабанит по крышам грузный дождь.
Чонгук морщится, плетется, матерясь, обратно в клуб, заказывает у Тана бутылку коньяка, выходит на улицу под ливень. Вода стекает за шиворот, считает позвонки и выглядит противовесом алкоголю. Открыв напиток, захлебываясь, брюнет начинает пить. Пьет он долго, очень долго, с трудом шагая в неизвестном направление. И только спустя треть бутылки, осознает, куда ему нужно и чего он хочет.
Чон заказывает такси, называет свой адрес и впадает в состояние ожидания. Он ждет встречи с Лиен.
