I won't take the easy road

Филипп действительно не знал, как все обернется. Утро выдалось сумасшедшее – зазвонил будильник какой-то бодрой попсовой мелодией на телефоне Даниэля, так и валяющемся в джинсах, которые тот вечером снял, и Даниэль - растрепанный и растерянный, показался Филиппу еще более очаровательным, чем вечером, хотя он и боялся, что утро разрушит всю вечернюю магию и неловкость, непонимание, а возможно и большие проблемы встанут в полный рост, но не случилось. Даниэль заметался по комнате, собирая одежду, и, к тайному облегчению Филиппа, сбежал, хотя ему и предлагали завтрак, а до начала уроков было еще время. Это дало возможность попытаться уложить все произошедшее в голове. У самого Филиппа первого урока не было, так что завтракал он спокойно и в одиночестве, пытаясь разложить собственные чувства и мысли по полочкам. Все произошедшее было весьма внезапно, Даниэль оказался неопытным, но страстным, и хоть проявлял мало инициативы, что при его отсутствии навыков было разумно, но отдавался искренне и с наслаждением, не скрывая своего удовольствия, что заставляло Филиппа чувствовать извечную мужскую гордость, хоть и с каплей вины и досады на самого себя за то, что повелся на такую откровенную провокацию и, возможно, наделал глупостей. И вот что теперь делать в школе? Это тоже решил сам Даниэль. Не опоздав на урок, когда Филипп вошел в класс Даниэль уже сидел на своем месте, рассеянно листая учебник, он только мазнул по учителю взглядом и больше никак не выдал произошедшее. И, судя по всему, собирался держать данное слово – в школе Даниэль действительно вел себя так, словно ничего не произошло. Вызвать его Филипп не решился, спросил один раз – Даниэль спокойно ответил на заданный вопрос, и после конца урока, пробормотав «до свиданья», как и все другие ученики смылся в коридор. Филипп искренне понадеялся, что такая тактика отстранения – не что-то вроде колючего разочарования наутро и мысли «это была страшная ошибка, что я наделал?». На следующий день Филипп у Даниэля ничего не вел. И через день – тоже… *** К Саймону Даниэль смог пробиться только спустя неделю. До этого – совсем не пускали, хоть и говорили, что жизни Саймона ничего не угрожает, и он в сознании. Когда спустя целую неделю Даниэль, наконец, открыл дверь в палату и заглянул к другу, ему было страшно. Он не знал, что будет делать, ведь он потерял мать, отец уже не был ему родным человеком, он постоянно боялся, что потеряет Хэйзел… Но Саймон – Саймон был здоров, и за него не надо было волноваться, он просто обязан был быть в порядке, чтобы Даниэлю было за что хвататься. Был, конечно, еще Филипп, но… Слишком сложно. Непонятно. Лучше не задумываться. И кто сказал, что Даниэль вообще еще хоть раз с ним заговорит и, уж тем более, зайдет к нему? А Саймон был его единственным близким другом. И Даниэль очень испугался, когда понял, что может его потерять. Даниэль встряхнулся и постарался выглядеть хотя бы не пришибленным, Саймону это было совсем не нужно. И еще Даниэля мучила мысль – сказали ли Саймону про Эшли. Он не хотел, чтобы именно ему пришлось говорить. - Привет, – Даниэль скривился, увидев друга – кошмарно выглядишь. Саймон усмехнулся, отчего Даниэлю сделалось еще более жутко. На пол лица у Саймона был синяк, на голове – бинты, из-за чего тот выглядел одновременно глупо и жалко. Сломанная рука в гипсе – а что еще? Жизни ничего не угрожает, да, но что с ним еще такое? - Привет. Да, я в курсе. Но врачи говорят – чудо, что жив остался. Даниэль кивнул и подтянул стул поближе. - Меня не пускали раньше, я приходил. И не знал, что тебе можно притащить… Вроде ничего нельзя – у тебя же сотрясение мозга и непонятно еще что, так что запретили все, что может напрячь глаза, не мандаринки же тебе носить… Мне ничего не рассказывают. Саймон попытался улыбнуться, чтобы друг знал, что он и правда рад его видеть – лежать под капельницей, мучаясь от невозможности нормально двигаться, скуки и боли – не слишком-то веселое занятие. - Да ничего страшного, оклемаюсь. На самом деле скоро выпишут, кости, кроме руки, целы, две недели отлежаться – и могу ходить. Я везунчик. Саймон замолчал, и через минуту Даниэль решился. - Саймон… Я не знаю, сказали ли тебе, но… Эшли, она… Саймон кивнул. - Да, я знаю. Мне сказали. Я пришел в себя, спросил, и мне сказали. Даниэль снова помолчал. Вздохнул. - Мне жаль. Правда. Саймон прикрыл глаза и осторожно вдохнул, все еще давали знать полученные ушибы, хотя ничего опасного там не было. - Да, спасибо. Мне тоже. Даниэль с отчаяньем подумал, что будь Саймон в порядке, можно было бы попытаться его как-то развлечь, отвлечь, потащить в кино, затащить домой с какой-нибудь игровой новинкой, или даже угостить травкой, чтобы забыл… А потом представил, как бы себя чувствовал, если бы потерял Хэйзел. Эшли, конечно, не Хэйзел, но Саймону она, правда, нравилась. Он надеялся, что что-то могло получиться, и… Теперь уже не получится ничего. Эшли погибла, а Саймон выжил. Наверное, лучше сейчас просто не поднимать эту тему. - Я рядом, если нужно. Ты главное из больницы вырвись, хорошо? Саймон кивнул. - Заметано. Я буду стараться. *** Даниэль сидел на скамейке в небольшом парке, смотрел в книгу уже двадцать минут и никак не мог сосредоточиться. Было холодно, да и мысли метались от Саймона к Эшли, от Эшли к Хэйзел, и снова к Саймону, и Даниэль с досадой захлопнул книгу. Надо было хотя бы пойти в кафе, а не морозить пальцы на улице. Он подумал, что стоит признать самому себе – он в ужасе, в ужасе от того, что произошло с Саймоном, потому что после матери, он просто не мог больше терять близких, потому что не ожидал, что с Саймоном что-то может случиться. Даниэль воровато огляделся по сторонам. Никого в парке не было, да и темнело уже – может, в этом причина того, что он никак не мог сосредоточиться на книге? И строчек-то уже не разберешь… И голова снова разболелась, и накатило это неприятное, хорошо знакомое ему чувство – чувство собственного бессилия, отчаянья, страха, что ничего невозможно изменить, что он никак не может повлиять ни на свою жизнь, ни на жизнь тех, кто рядом. Даниэль еще раз огляделся и, встав со скамейки, перешагнув через невысокий заборчик, оказался в кустах, где и присел на траву, прислонившись к дереву. Земля была уже холодная, но он не обратил на это внимания, достав из кармана пакетик и вытряхнув из него самодельную сигарету. Просто нужно немного расслабиться. Немного расслабиться, и он будет в порядке. Не пить же, да и кто ему продаст алкоголь? Даниэль щелкнул зажигалкой и затянулся. Кто продаст алкоголь, может, тот самый парень, что снабжает его травкой? Все равно пить Даниэль не очень хотел. Зависимым он не был и курил редко, только когда, вот как сейчас, нападала тоска и паника, и начинала жутко болеть голова. Даниэль расслабился, затылком чувствуя шершавую кору дерева. У него будут огромные проблемы, если его поймают. Но у него больше нет ничего такого, даже дома нет, последняя заначка… Сейчас все улики останутся пеплом в траве, и можно будет ничего не бояться. Прожить еще немного, дальше… Он все еще нужен Хэйзел, все еще собирается поступать в медицинский… Нужен какой-то другой способ отвлечься. Даниэль улыбнулся, вспомнив, что, в общем-то, есть такой способ. Он правда не собирался возвращаться к Филиппу… Совсем не собирался… Даниэль разогнал рукой дым, поворошил носком ботинка траву и поднялся, направляясь к выходу из парка. Идти тут было совсем недолго. *** Звонок в дверь застал Филиппа врасплох. Кто мог заявиться к нему в субботу, учитывая, что он никого не ждал? Но тащиться к двери пришлось, и открывать пришлось. Филипп удивленно приподнял брови, когда обнаружил на ступеньках за дверью Даниэля. Тот зябко кутался в толстовку, но улыбался широко. - Привет. - Ну, привет. Даниэль наклонил голову, выжидательно посмотрел, и, наконец, спросил. - Пригласишь войти? Филипп посторонился. - Ну, входи, раз пришел. Даниэль шмыгнул внутрь и воспитанно разулся. После чего повернулся к Филиппу, смотря на него все тем же выжидающим, чтобы не сказать зовущим, взглядом. Филипп вздохнул. Все-таки пришел. Если честно, Филипп надеялся, что парень, удовлетворив свое любопытство в сексуальной сфере, исчезнет из его жизни так же быстро и незаметно, как и появился, но вот, он вернулся. И явно рассчитывает на повторение. У Филиппа же были четкие принципы. Два раза – это уже не случайность, чтобы сбросить напряжение, а к отношениям с несовершеннолетним он готов не был, определенно. И поэтому, когда Даниэль шагнул к нему, забрасывая руки ему на шею, отстранился, ловя его за запястья. Тот недовольно нахмурился. - Что такое? Ты не хочешь? Филипп покачал головой. - Подумай хорошо. Тебе это на самом деле не надо. Даниэль хихикнул, не понимая, что уже «поплыл», внезапно став выглядеть еще моложе, и это Филиппу совсем не понравлюсь – в основном тем, что на самом деле выглядело очень трогательно и невинно. И было, в общем-то, обманом. - Я бы так не сказал. И поднял лицо. Филипп заглянул в яркие зеленые глаза, которые не могли не привлекать внимание и внезапно осознал, что Даниэль пьян. Причем, пьян серьезно, и это сказывалось не только на координации движений. «Мда, серьезного разговора не получится». Филипп легонько встряхнул парня. - Ты о чем думал, притащившись сюда пьяным? Кто тебе вообще алкоголь продал? Даниэль возмущенно вскинул голову. - Я не пил! И полез целоваться. Филипп его, конечно, от себя оторвал, но спиртным от парня и правда не пахло, а пахло… На этот раз у Даниэля клацнули зубы, когда Филипп встряхнул его за плечи. - Ты что, под наркотиками?! Даниэль поднял на Филиппа честные глаза, и моргнул. Потом кивнул. Потом мотнул головой. - Да. Нет. Нет, я не наркоман. Всего лишь травка. Филипп зарычал. - Не бывает «всего лишь» наркотиков! – он развернул Даниэля к дверям – Уходи. Даниэль застыл. Потом вывернулся в руках Филиппа, оказавшись к нему совсем близко, и сказал тихо и серьезно, без следа нездоровой веселости. - Не прогоняй меня. И тогда, обещаю, не прикоснусь больше никогда. На улице темно уже… Филипп помолчал с минуту и вздохнул. За окном и правда уже зажглись фонари, а куртка у Даниэля была легковата, учитывая, что по ночам воздух уже пах снегом. - Надеюсь, ты умеешь держать слово. Даниэль закивал. - Да, конечно, – и прищурился. – А как насчет?.. Договорить он не сумел, поскольку прервался за зевок, успев прикрыть рот ладонью. Филипп усмехнулся. Вот же несуразное создание, неужели подростком он был таким же? - Переночуешь у меня. Просто переночуешь. А утром нам надо будет поговорить, ты понял? Даниэль вяло кивнул, и Филипп понял, что на самом деле без наркотической бодрости, которую прогнала эта серьезность, он выглядит очень усталым. Даниэль внезапно поднял голову и спросил очень несчастным голосом: - Я все понял, но перед этим сном-разговором… У тебя есть что-нибудь поесть? Филипп не выдержал и усмехнулся. Это наивность или наглость? И не разберешь же сразу. - Ладно. Есть ужин, пошли. *** Утром Филипп проснулся от того, что Даниэль почти полностью заполз на него, отчего дышать стало сложнее. Как-то само собой разумелось, что после ужина и быстрого душа Даниэль пошел спать с ним в одну кровать, как кот, который сразу установил свои собственные правила, не считаясь с мнением второго лица по этому поводу. Впрочем, Филипп не возражал, спать с кем-то вместе всегда нравилось ему больше, чем спать одному в слишком большой для него кровати. А Даниэль был уже не совсем чужим, хотя своим, конечно, Филипп его назвать не мог. Да и что мог Филипп сделать? Выразительно покашлять и покивать на диван в гостиной? С любовниками, пусть и с такими неопределенными и сложными, так не поступают, а Филипп, как он надеялся, был человеком порядочным. Так что он проснулся от тихого сопения в ухо и от того, что чужие пальцы, слегка вздрагивая, щекотали его по ребрам. Филипп вздохнул и с минуту порешал, жалко ли ему будить Даниэля или, все же, уже пора. Он же обещал ему серьезный разговор. Себя тоже было жалко – разговор хоть и был необходим, но начинать его малодушно не хотелось. Вопрос решился сам собой, когда Даниэль потянулся, видимо, почувствовав чужое пробуждение, слегка сильнее сжал Филиппа в объятиях и открыл глаза, сразу став подозрительным и напряженным, только что в сторону не шарахнулся. Филипп про себя вздохнул, но улыбнулся и погладил его кончиками пальцев по пояснице, не смог удержаться. - Доброе утро. - Доброе, - Даниэль заметно расслабился и зевнул, видимо, ему ранние пробуждения давались не так легко, особенно после «веселого» вечера, правда, он успешно компенсировал это силами молодого организма. И вот этот сонный, немного настороженный Даниэль, заставил решимость Филиппа дрогнуть. В конце-то концов, не так часто, а если честно, то откровенно редко, в его постели оказывался такой красивый парень. Красивый парень, который был совсем не против обоюдно приятной близости, в чем Филипп убедился, когда провел по его спине открытой ладонью, а Даниэль зажмурился и издал звук, похожий на довольное мурлыканье. И это ведь абсолютно естественно в такой ситуации – взять его лицо в свои ладони и глубоко поцеловать, сбивая дыхание, сильнее прижимая к себе. И более чем естественно скользнуть руками по стройным бедрам, обвить талию и перевернуть его, подминая под себя. И совершенно понятно, что мысли о том, что от этого будет только целая куча проблем, о том, что у тебя же, черт подери, есть какие-никакие принципы, о том, что неплохо бы было сходить сперва в душ, засовываются куда подальше. Потом, это все можно обсудить и решить потом, когда под руками не будет горячего молодого тела, когда Даниэль перестанет выгибаться и тихо постанывать. И Филипп, проклиная себя за слабость, плюет на все, решив, что вполне можно отложить все сложные вопросы на каких-то полчаса, все равно его на большее не хватит, учитывая, что Даниэль сводит его с ума. Ведь, в конце концов, не происходит ничего нового. *** Разговор состоялся уже на кухне. Даниэль напрягся, когда Филипп выставил перед ним чашку чая, а сам сел напротив, сознательно разделяя их стоящим столом. Так проще – дистанцироваться и обсудить возникшую ситуацию. - Даже завтрак не предложишь? – Даниэль попытался пошутить, но было видно, что он напряжен, так и готов выпустить когти при любом признаке опасности. Вот же озлобленный на весь мир ребенок. Или просто слишком осторожен? Филипп вздохнул. - Предложу, конечно. Поговорим и позавтракаем, я же не садист какой-то, - он поворошил волосы на затылке, чувствуя себя немного не в своей тарелке. – Просто хочу прояснить, что между нами. - Просто секс ради взаимного удовольствия? – Даниэль пожал плечами, пытаясь сказать это непринужденно, но его выдали слегка порозовевшие щеки, так что Филипп еле удержался, чтобы не усмехнуться. – Если ты боишься, что я кому-то расскажу, то я не собираюсь. - Я понял, что не расскажешь, - Филипп покачал головой. Ему хотелось сказать, что так нельзя, что надо относиться к этому серьезней, но он посмотрел на все еще напряженного Даниэля и тихо вздохнул. Не давались ему разборки поутру. - Надеюсь, ты не пожалеешь. - Пока повода нет, - Даниэль ярко и дерзко ухмыльнулся. - И надеюсь, что ты действительно умеешь держать обещания. Не думаю, что мне нужно читать тебе лекцию о вреде наркотиков, полагаю, ты и сам понимаешь, какой ты дурак, раз куришь эту дрянь. Даниэль вздохнул, нахмурился, а потом кивнул. - Я сдержу обещание, - он замялся, а потом жалобно посмотрел на Филиппа. – А теперь можно завтрак? Филипп хмыкнул и пошел соображать хоть что-то приличное из того, что было у него в холодильнике… А после завтрака Даниэль кивнул и почти выскочил за дверь. Вот так просто, и никакого поцелуя на прощание. Не то чтобы Филипп рассчитывал. *** На третий раз Филипп уже не удивился, обнаружив Даниэля у себя на ступеньках дома, когда возвращался с работы. Тот не слишком-то уверенно посмотрел из-под капюшона толстовки и проскользнул в дом, когда Филипп открыл ему дверь. Он хмыкнул, подумав, что Даниэль похож на кота, который давно ждет, что ему откроют и пустят в тепло, но при этом всеми силами делает вид, что забрел сюда совершенно случайно. Даниэль, как только дверь закрылась, попытался поцеловать Филиппа, привстав и закинув ему руки на плечи, но Филипп благоразумно отстранился. - Что? – Даниэль выглядел разочарованным и обиженным, искренне не понимающим, почему его отвергают. Филипп не мог придумать, как объяснить, что для него это – слишком быстро. Что на самом деле он не может представить себе «просто секс без последствий», тем более с таким, как Даниэль. А значит этому должно быть какое-то более разумное объяснение. чем «захотелось». И что на самом деле им действительно надо бы поговорить, объясниться друг с другом, установить что-то лучше неловкой договоренности никому не рассказывать, что была высказана тогда утром на кухне. Потому что вот это все – слишком большая ответственность, потому что такие отношения – слишком большая опасность для них обоих, а значит, нельзя сказать, что все это просто для развлечения и успокоиться на этом. Но Даниэль смотрел на него своими невозможными, яркими даже при слабом свете в коридоре глазами и выглядел с каждой секундой все более одиноко и несчастно, Филипп видел, как что-то закрывается в этих глазах, как Даниэль опять сворачивается, запирается за равнодушием, и если Филипп помолчит еще пол минуты – просто развернется и уйдет. И, скорее всего, больше никогда не придет снова, решив, что ему в этом доме не рады, или, что еще хуже, что он был развлечением на одну ночь, а настолько жестоким Филипп никогда не был. Тем более, что он сам себе не мог ответить, зачем тогда, в этом случае, открыл перед Даниэлем сегодня дверь и позволил зайти. Особенно после того, в каком состоянии Даниэль пришел к нему в прошлый раз. Поэтому Филипп вздохнул и мягко улыбнулся напряженному, обиженному подростку. - Сначала разденься, потом я приготовлю ужин. Я с работы и жутко голоден. Даниэль моргнул и неуверенно улыбнулся в ответ, прежде чем кивнуть. - Ок. Я помогу? Филипп вздохнул про себя, думая, что делает глупость, но кивнул. - Хорошо. И после ужина Филипп смирился, когда Даниэль, вежливо поставив посуду в раковину, обернулся и снова закинул руки ему на шею. Филипп подумал, что все это нужно или продолжать, пытаясь разбираться с последствиями тогда, когда они появятся, или сейчас же выгнать Даниэля, сказав банальность вроде «дело не в тебе, дело во мне», и не обращая внимания на то, каким одиноким и замкнутым он будет выглядеть… Вот только Даниэль – горячий, гибкий, страстный в его руках, совсем не замкнутый, и целует отчаянно, приглашая продолжить, и отталкивать его совсем не хочется. Поэтому Филипп и не оттолкнул, все-таки подхватывая и усаживая на стол, а Даниэль – легкий, ловкий, обвил его ногами, не прекращая целовать. Только спустя пару минут, раскрасневшийся и повеселевший Даниэль прищурил на Филиппа глаза и спросил: - Передумал насчет секса на столе? И Филипп фыркнул в ответ, подхватывая его на руки, совсем невесомого, и заставляя сильнее обвить руками шею, а ногами – пояс, и потащил наверх, фыркая в растрепанные волосы: - Может быть, но все необходимое все равно лежит наверху. Вероятно, это действительно не самая лучшая идея. Абсолютно точно, что им надо поговорить. Но Филиппу так не хочется думать об этом именно сейчас. Разговор все еще можно отложить, на полчаса, на час, как получится, ничего ужасного не произойдет, хуже он уже точно не сделает. И Даниэль в его руках сильно отвлекает от серьезных мыслей, уж слишком тесно он прижимается к его груди, осторожно, немного неуверенно прикасаясь губами к шее. И Даниэль рассмеялся, что бы скрыть смущение. Филипп сам раздел его, поглаживая по тонкой, светлой коже, думая, что в семье у Даниэля наверняка были аристократы – настолько ярко просвечивают сквозь кожу венки, настолько хрупкого он телосложения, что не думать об аристократических болезнях просто невозможно, как невозможно и не целовать тонкие ключицы, покусывать шею, гладить выгнутую спину, скользя руками по острым лопаткам. Но вместе со всем этим Даниэль получил от предков красивые, длинные пальцы, которыми он вцепляется Филиппу в волосы во время поцелуя, невозможные, яркие глаза, за которые в средневековье его бы точно сожгли на костре, и мягкие волосы каштанового цвета, которые – Филипп помнит – от пота завиваются мелкими колечками на разгоряченном лбу, теряя особенность лежать красивыми волнами. Филиппу на этот раз хочется видеть его лицо, пусть раньше он выбирал позу, в которой делать это впервые, особенно Даниэлю, было банально проще, то в этот раз он уронил парня на спину, и увидел, как Даниэль зажмурился, как затрепетали длинные ресницы, как он вздрогнул, потому что смазка опять оказалась неожиданно-холодной – у Филиппа опять не хватило терпения погреть ее в руках. И в этот раз Даниэль кусал губы, пытаясь сдержать стоны, и обвил Филиппа ногами, вскидывая ему на встречу бедра, когда тот, наконец, решил, что пора. И Даниэль застонал – долго, протяжно и сладко, когда Филипп начал двигаться, и то распахивал глаза – и тогда Филипп ловил шальной, пьяный зеленый взгляд, то снова жмурился, вцепляясь Филиппу в плечи, откидывая голову назад и позволяя, когда Филипп слегка увлекался, оставлять на шее синяки от укусов. А Филипп терпелив, внимателен и старался не поддаваться на эту юношескую горячность, а продержаться как можно дольше, пока, наконец, не положил ладонь на чужой член, и не услышал, как задушено вскрикнул под ним Даниэль, выгибаясь на кровати. И после этого чувствовал только жар чужого тела, и обрушившееся наслаждение, сквозь которое, прежде чем рухнуть рядом на кровать, он все-таки успел отстраниться от лежащего, раскинув руки по простыням, Даниэля. И на этот раз ему все же удалось довести сонного и шатающегося Даниэля до душа после, быстро поменять простыни, и он уже не думал о том, чтобы выгнать парня из дома. Даниэль вышел из ванный разморенный, засыпая почти на ходу, и нырнул под одеяло, а Филипп скоро присоединился к нему, чувствуя, как от слегка влажных волос прижавшегося к нему Даниэля, пахнет его собственным шампунем. Даниэль уже спал, а Филипп лежал, положив одну руку под голову, пытаясь собраться с мыслями. Он вертел так и эдак в голове разговор, который так и не состоялся, и понимал, что все сильнее увязает во всем этом. Даниэль был похож на уличного кота, который просто пришел в его дом и решил остаться, не спросив его самого об этом. И если коту не надо думать о последствиях всего происходящего, то Филиппу о них подумать придется. И, наверное, если все это серьезно, если все это не просто секс ради секса, то, возможно, Филипп готов рискнуть. В конце концов, риск – благородное дело, а это все может стоить того. И именно эта мысль дала ему успокоиться и, наконец, заснуть. Утром Филипп все-таки покормил Даниэля завтраком и проводил до двери, а потом, быстро допил свой чай, пытаясь, в который раз, разобраться, что же, все-таки, происходит в его жизни. И, на самом деле, порыв дать Даниэлю ключи от своего дома был абсолютно внезапным. Филипп просто увидел на крючке мамины ключи, на которых все еще висел брелок клиники, в которой она работала. Да и к тому же у него был поставлен дополнительный замок, ключ от которого был в одном экземпляре… Ну, мало ли что. - На всякий случай, - ответил он на откровенно недоумевающее выражение лица Даниэля. – Чтобы тебе не надо было сидеть на лавочке допоздна. Твой телефон я знаю, ты у меня все-таки учишься, свой я тебе сброшу. Если вдруг надумаешь, а меня не будет дома – сообщай, я не закрою верхний замок. Надеюсь объяснять, что в моем доме лучше не воровать и по моим вещам не шариться, тоже не нужно? Даниэль возмущенно сверкнул глазами, и Филипп бросил ему ключи. Он уже понял, что домой парень редко идет с удовольствием, так что ему не хотелось, чтобы Даниэлю действительно пришлось коротать ночь на скамейке в парке, а учитывая молодое упрямство, он действительно мог так поступить, поссорившись с отцом. Пусть у него будет запасной аэродром, раз уж они решили, что между ними «что-то» есть. Насчет того, что Даниэль может что-то у него украсть, Филипп, на самом деле, не волновался. Учитывая, в каком доме он живет, какие вещи носит и с каким телефоном ходит, такая возможность стремилась к нулю. Разве что из холодильника что стащит, но Филипп был не против. Компьютер на пароле, документы – в старом сейфе… На самом деле, беспокоиться было не о чем, кроме того, что ключи у Даниэля – косвенная улика происходящего. *** - Твоя сестра никогда не была таким разочарованием, как ты! Даниэль отступил на шаг, стараясь, чтобы его с отцом разделял стол. Как же он устал от подобного, как устал. Он рассчитывал вернуться домой и нормально выспаться, надеясь, что врачи в больнице присмотрят за Хэйзел, но именно этот вечер его вечно занятой отец выбрал для того, чтобы отложить дела и тоже отдохнуть дома. «Дома», ха! Вот когда была жива мама – тогда это место было домом. Сюда хотелось возвращаться. Семейные обеды, он уже и не помнил, когда ел дома нормальную еду – конечно, если исключить те случаи, когда он готовил для Хэйзел, но это не считается – сам он редко ел с ней вместе, в основном следил, чтобы она поела. Теперь домашнюю еду он ел либо у Саймона – тот иногда зазывал его домой, и, хоть не был спецом в готовке, мог смастерить что-то съедобное на скорую руку, либо у… Да, у Филиппа. Иногда. Когда заходил к нему. А хотелось бы, чтобы домой тянуло так же, как и в чужую квартиру. Как было хорошо, когда была жива мама! Хэйзел была здорова, отец действительно проявлял интерес к тому, чем живет сын – подаренная фотокамера, разговоры о новых играх, вопросы об учебе… Теперь же все, что получал Даниэль от отца – деньги на карточку и синяки на теле. Он не отвечал, отводя глаза, стараясь не смотреть на отца. «Он никогда не ударит Хэйзел» - это Даниэль знал точно. И бросить сестренку никак нельзя, без поддержки брата и денег отца. А значит надо просто потерпеть. И, если получиться, сбежать. - Посмотри, на кого ты стал похож! Твоя мать никогда бы не допустила, чтобы ты выглядел так! «Так» - это длинные волосы. Даниэль прекрасно знал, что провоцирует отца своей прической, но… Это был протест. Он не хотел быть таким, как отец – не хотел продолжать семейное дело… А юристов с длинными волосами не бывает. Всего-то прическа, а отец говорит так, словно он из помойки вылез. И это не правда. Мама любила его с любыми причудами – хоть бы и в период увлечения драными джинсами и банданами, хоть в дорогом костюме. Мама даже татуировку одобрила… но потом стало не до нее – похороны, болезнь Хэйзел… А потом – он перестал снимать одежду перед чужими людьми. Так и не сделал. - Позор. Мой сын – мой позор. Уверен, что и в школе у тебя дела не лучше. - Удивительно, что тебя это интересует, – Даниэль не успел стиснуть зубы. Надо было бежать, и бежать быстро и молча. Или спрятаться, когда услышал шаги и… Да хоть через окно вылезти. Потому что смолчать в таких сценах он не умел никогда, и это всегда заканчивалось одинаково – отец воспринимал ответную дерзость, как разрешение. Голова мотнулась от пощечины, Даниэль не успел вскинуть руки. Не так уж больно, хотя в ушах и зазвенело, и ослеп на секунду, и во рту появился привкус крови – случайно поранился о собственные зубы. - Паршивец! Теперь он успел поднять руки. И стиснуть зубы. И не застонать, когда удар пришелся по еще не до конца зажившему синяку на ребрах. И даже выбрать момент, чтобы рвануться к двери и захлопнуть ее за собой. А дальше, не думая, подхватить обувь, куртку и сумку, брошенные в коридоре, и вылететь из дому. Даниэль из осторожности отошел быстрым шагом за угол, хоть и знал, что гнаться за ним по улице отец не будет. Глубоко вздохнул и прижался горящей щекой к холодной стене дома. Нужно только постоять так пару минут, синяка на лице не будет. Просто спадет краснота. Навязываться к Саймону в его состоянии не хотелось. Наверное, в пятницу Филипп вряд ли выгонит его из дома – уроков завтра нет ни у одного из них. Так что стоит просто постоять немного, подождать, и можно отправляться искать чуть тепла и спокойствия в другом месте. Все равно без Хэйзел здесь ему не дом, и ничего его не держит. Даниэль зажмурился. Филипп, наверное, приготовит ужин, и можно будет перекусить у него, возможно, даже посмотреть вместе какой-нибудь фильм… Потом заняться сексом, и, либо уснуть, либо притвориться спящим – тогда до утра Филипп его точно не выгонит. А отец все равно работает без выходных, и можно будет вернуться. И надо будет к Хэйзел зайти. И Саймона навестить, как только будет возможность, он совсем забросил друга. Да, отличный план. Даниэль кивнул сам себе и оторвался от стены, зашагав по улице. *** После того, как Филипп дал Даниэлю ключи, тот приходил к нему еще несколько раз, но никогда ими не пользовался. Филипп смутно подозревал, что он, как ответственный ученик, знал расписание своего учителя и подгадывал так, чтобы не приходилось ждать слишком долго. В какой-то момент Филипп понял, что Даниэль стал для него… привычным, почти своим. Конечно, он оставался его учеником, но теперь это было что-то большее, хоть Филипп пока не мог до конца для себя сформулировать что именно. Иногда он ловил себя на том, что во время какого-нибудь теста наблюдает за Даниэлем, не отрываясь. На него было приятно смотреть. И не только. Что больше всего удивляло Филиппа, пару раз Даниэль приходил просто, чтобы заснуть у него, уткнувшись носом ему в плечо. В этот момент от него фонило отчаянием и грустью, но Филипп не считал себя вправе расспрашивать. То есть, он был его учителем и не только, но… казалось, что это все равно не его дело, тем более что Даниэль ни на что не жаловался. Филипп все больше запутывался в происходящем, а Даниэль ловко выкручивался из попыток поговорить, переводя тему или просто целуя его, не давая говорить. Филиппу хотелось сказать, что так нельзя, что им нужно разобраться во всем, но каждый раз он приходил к мысли, что это подождет еще немного, а потом еще и еще… Филипп был взрослым, разумным и ответственным человеком, но в данном случае, раз за разом, позволял себе слабость вести себя точно так же, как подросток – просто закрывать глаза на ситуацию, с которой надо разобраться и которая в будущем потенциально несла огромные неприятности, особенно если пустить все на самотек.